– Да! – раздался чей-то голос. – Ты – дракон, но ты только один дракон. А мы – АСМИФ-ЖИС, и нас много!
   – Кто вы такие? – переспросил дракон. – А, да какая разница. Слушайте, ребята, вам что, и в самом деле нужны реки крови, горы паленого мяса и прочие прелести? Или лучше шоу посмотрим?
   – Шоу? – не понял Гиппогриф.
   – Да! – воскликнул дракон. – Огни, музыка, смех! Перед вами выступит не только Эбенезум со своим коронным номером с башмаком! В качестве вступления вы увидите номер лучшего песенно-танцевального дуэта всех времен и народов!
   – Шоу? – повторил Гиппогриф.
   – Ну да! – продолжал восторженный дракон. – Зачем же собирать такую толпу, если нечем ее развлечь? Дайте нам только пару минут на подготовку, и вы увидите… – Не закончив свою пылкую речь, он вновь обернулся к нам: – Мы их удивили, и это нам на руку, но все же придется соображать быстро. Мы споем пару песен помедленнее, чтобы они расслабились, а потом сразу перейдем к заключительной части – «Пламя Любви». Как только начнем, вы сразу же бегите!
   – «Пламя Любви»? – вмешался демон.
   – Да. Поэтично, не правда ли? Так что, как только мадемуазель крикнет: «Сожги меня, дракон, в огне желанья!» – вы убегаете. – Тут он выпустил задумчивое колечко. – Жалко, конечно, что вам не удастся досмотреть до конца. Какой уж тут разговор о величии театрального искусства!
   Я поспешил заверить Хьюберта, что мы с наслаждением посмотрим его представление от начала до конца как-нибудь в другой раз, при более благоприятных обстоятельствах.
   – Ну ладно! – согласился дракон. – Пора разогревать публику. Вы готовы, мадемуазель?
   – Готова, дракон!
   – Отлично! Шоу начнется через три минуты!
   Дракон вышел на середину сцены, аккуратно-перешагнув через спящего Грифона.
   Потом, вытянув шею и поводя головой из стороны в сторону, он выдул целое покрывало пламени, которое зависло над головами зрителей.
   – Итак, представление начинается! Демонстрация колец дыма!
   Я наклонился к Эли:
   – Что он делает?
   – О, ничего особенного. Просто разогревает толпу. – И она успокаивающим жестом положила мне на плечо руку.
   Я почувствовал, что тоже слегка разогрелся. Я уже успел позабыть, как это здорово, когда рядом с тобой находится такая красавица, как Эли. А она уже не была той диковатой, выросшей в лесу девчонкой, которую я когда-то знал. О нет, она была женщиной из Вушты!
   Я заглянул ей в глаза и прошептал:
   – Расскажи мне о Вуште!
   – О Вуште? – Она рассмеялась, и смех ее напоминал звон сотен тысяч капель росы, падающих с цветов и листьев ранним летним утром. – Ну что ж, это место волшебное, но довольно опасное. Нужно все время быть начеку, а иначе – прощай, девичья честь, а то и жизнь!
   – Правда, Эли? – Я слушал ее как завороженный. Я хотел знать все!
   Ее голубые глаза заглянули в мои.
   – Да, Вунти, Вушта почти как другой мир. Там все время вспоминаешь о местах, где тебе доводилось бывать раньше, а иногда… – Ее рука сползла с моего плеча и скользнула вниз по моей руке. – Иногда там начинаешь понимать, как сильно тебе не хватает того, что у тебя было раньше.
   Я судорожно сглотнул:
   – Да, Элия?
   – Да, Вунтвор, для актрисы, которая стоит на сцене Вушты, открываются новые миры. Множество мужчин ищет ее внимания: светских мужчин, мужчин, искушенных в магии и других искусствах. Но опыт и искушенность неизбежно сопровождаются цинизмом. Они одеты в него, как в скорлупу, которая предохраняет их от настоящих контактов с людьми. – Ее ноготки приятно царапнули тыльную сторону моей ладони, и ее пальцы переплелись с моими. – Вунти, в Вуште мне часто не хватало такого простого, неиспорченного паренька, как ты.
   – Да, Эли, – прошептал я. Губы меня не слушались. Горло вдруг невыносимо пересохло. Мир вокруг сделался ужасно горячим. Последние горячие деньки уходящего лета, или, наоборот, первое весеннее тепло, струящееся из глаз Эли.
   Она повернулась к сцене, солнечный свет заиграл в ее пушистых кудрях. Хьюберт продолжал топтаться по изрядно потрепанному помосту, изрыгая клубы пламени. Толпа, казалось, не знала, что и думать. Когда дракон выпустил язык пламени в форме охотничьего рога, раздались отдельные аплодисменты. Но по-моему, я слышал и недовольное ворчанье.
   Я вновь устремил взгляд на женщину, которая когда-то была со мной. Простой? Неиспорченный? Слова Эли наконец начали доходить до моего разгоряченного сознания. Как причудливо сплетаются судьбы! Когда мы встретились с ней впервые, в Лесу Волшебника, ее привлекали именно моя опытность и знание жизни. А теперь ее влечет ко мне потому, что я напоминаю ей о доме.
   Эли опять повернулась ко мне. Глаза ее возбужденно горели. Она поцеловала меня прямо в губы.
   – Как я выгляжу? – спросила она взволнованно. – Все в порядке? Мне уже пора на сцену!
   Еле дыша от восторга, я наконец выдавил:
   – Да, Эли! Она поднялась:
   – Ну ладно. Хьюберт! Сейчас мы им покажем!
   Я встряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок. Разумеется, чрезвычайно приятно получать подобные знаки внимания от женщины, а тем более такой красивой, как Эли, но есть в этом что-то предосудительное. Я, кажется, о ком-то позабыл. И вдруг вспомнил:
   – Нори!
   В горле у меня встал ком. Я понял, что должен немедленно перестать думать об Эли. Ведь я дал слово другой!
   Публика между тем разошлась дальше некуда. Вопли «АСМИФЖИС!» и «Давайте поджарим дракона!» долетали до меня все чаще.
   Хьюберт прервал свои фокусы.
   – Ну ладно, друзья! – крикнул он публике. – Хотите чего-нибудь свеженького?
   Толпа ответила нестройным воплем.
   – Хотите чего-нибудь возбуждающего? – продолжал дракон.
   Ответный хор стал немного дружнее.
   – Тогда как насчет этого? Пожалуйте на сцену, мадемуазель!
   Эли выбежала на сцену и встала бок о бок с драконом. Вместе они грянули песню:
 
Мы, драконы, ходим – по городам,
Па-да-ду-дам!
Мы, драконы, бродим – по деревням,
Та-ра-ру-рам!
Но только мы приходим – другие все уходят,
Вот что странно! Нет, не странно!
Ведь каждый фермер знает,
Дракон коль наступает,
То все тогда идет к чертям!
 
   И Эли принялась выделывать коленца какого-то замысловатого танца прямо между передними лапами дракона, а он в качестве музыкального сопровождения продолжал напевать без слов.
   – Проклятие! – изрек Хендрик. – Нам пора готовиться к отступлению! – Наблюдая сквозь полузакрытые глаза за зрителями, он нервно ощупывал свой бесценный Головолом. – Мне лично этот план не представляется столь уж простым.
   Снаркс в знак согласия кивнул зеленой головой:
   – Вот уж не думал, что кончу свои дни жертвой водевиля.
   – Не вешайте нос, ребята! – пропищал голосок у нас под ногами. – Не забудьте, с вами – брауни! – И он тоже изобразил несколько па в такт мелодии, которую напевал Хьюберт. – Не только на дракона можно положиться. У меняв запасе еще найдется для вас желание-другое!
   – Вунтвор? – окликнул меня из ботинка Эбенезум. – Что там происходит?
   Тут до меня наконец дошло, что учитель, сидя внутри произведения сапожного искусства брауни, не слышал, разумеется, как мы перешептывались, и поэтому до сих пор не в курсе наших планов! Я бросился к нему. К несчастью, я так торопился, что даже не взглянул под ноги.
   Я споткнулся о Грифона.
   – Что? Где? – промямлил он, еще не вполне проснувшись. – Ой, посмотри, какие птички!
   Я объяснил учителю ситуацию по возможности быстро.
   – Вот как, – отвечал Эбенезум. – Ты показал себя очень инициативным учеником. Перестань быть таким неуклюжим – и станешь великим волшебником. – Руки учителя вновь показались над краем башмака. – Я уже пришел в себя немного. Этот башмак, хоть он и выглядит довольно глупо, на самом деле неплохо защищает. Увы, защищает он не от всего, но для наших целей и этого должно хватить.
   Эбенезум помахал руками. Раздался отдаленный раскат грома.
   – Да! – с удовлетворением отметил волшебник. – Я вполне оправился. План дракона было бы довольно трудно привести в исполнение, если бы я продолжал чихать, но теперь я тоже могу помочь парой-тройкой заклинаний. И минуты не пройдет, как мы уже будем на пути в Вушту.
   Я помчался к остальным. Мне казалось, что я вот-вот взлечу от радости! Раз Эбенезум вновь может колдовать, бояться нам нечего!
   – Здравствуй, птичка! – пробормотал Грифон, когда я несся мимо него. – У ти, пусечка.
   Подбегая к остальным, я подумал, что надо сначала все-таки выбраться отсюда, а уж потом радоваться.
   Собравшиеся на поляне звери перестали шуметь. Я взглянул на танцующую пару. Что ж, если они и не усмирили толпу окончательно, то, по крайней мере, заставили поутихнуть. Танец закончился, Хьюберт вышел на середину сцены и запел чувствительную балладу:
 
Пламя мое иссякло,
Отвага покинула грудь.
Крылья мои обмякли:
Ни свернуть, ни развернуть.
К солнцу, как прежде бывало,
Им уж меня не поднять,
Кровь мою охладелую
По жилам не разогнать.
Ах, как мне хочется, друг и,
В небо опять воспарить,
Знали бы вы, как тяжко
Влюбленным драконом быть!
 
   Снаркс бочком подобрался ко мне и ткнул пальцем в исполнителя:
   – Ну почему мы не убежали две минуты тому назад?
   – Не волнуйся, все под контролем, – зашептал я в ответ. – Волшебник обещал помочь заклятием-другим.
   – Проклятие! – произнес Хендрик, однако насей раз в его голосе прозвучало что-то похожее на надежду.
   – Вау! – пропищал голосок. – Дракон, волшебник и брауни! Вот это я понимаю: тройное желание!
   Грифон поднял голову:
   – Птички. Повсюду птички.
   Я повернулся к Хьюберту и Эли в тщетной надежде, что они поторопятся закончить представление. Мне вовсе не улыбалось кончить свои дни в качестве птички для Грифона.
   Эли как раз допела песню о девушке, которая томится в башне дракона, чем напомнила собравшимся, для чего они, собственно, сюда пришли. Но, не обращая никакого внимания на крики, они с Хьюбертом начали репризу.
   – Готовьтесь! – прошептал я остальным. – С минуты на минуту нам пора будет уходить!
   – Слушай, дракон!
   – Что, мадемуазель?
   – А как ты знакомишься с драконшами? Хьюберт выпустил огромный огненный шар:
   – Я говорю им: «Эй, крошка, не хочешь погреться?»
   И они снова пустились в пляс.
   – Так я и знал, что в этом плане есть какой-то подвох! – проворчал Снаркс. – Чтобы услышать сигнал к побегу, нам придется смотреть весь их дурацкий номер!
   Боюсь, я понял, что он имеет в виду. Что ж, придется пройти через это вместе. Остальные слушали в напряженном молчании.
   – Помогите! Я попала в беду!
   – Да что ты? А я и не знал!
   – Так знай! Как только шоу закончится, за кулисы пойду и новое платье найду!
   Танец стал еще более сумбурным.
   – Может, пусть лучше нас съедят чудовища? – предложил Снаркс. – Все милосерднее.
   – Птички… – Грифон поднялся на ноги, – Хорошенькие птички. – И он заковылял к нам.
   – Проклятие! – Хендрик вновь размахнулся Головоломом.
   – Нет, не смей! – Гиппогриф встал передним на дыбы. – Ты его и так уже два раза огрел! Только пошевелись, получишь по башке копытом!
   – Птички… – Грифон издал клювом чмокающий звук. – Ням-ням-ням, вкусненькие птички.
   – А если он кого-нибудь из нас съест? – осмелился подать голос я.
   Гиппогриф встряхнул головой:
   – Это самое малое, что вы заслужили. Кто так себя в гостях ведет, а?
   И тут я почувствовал, как сцена чуть заметно задрожала у меня под ногами. Это танцевал брауни. Хендрик заворчал, обхватив Головолом обеими руками. А над краем ботинка показались обе руки моего учителя, готовые к магическим пассам.
   – Нам жарко, мадемуазель?
   – Жарко, дракон, и будет еще жарче! Зрители, однако, были не согласны. До меня донеслись злобные выкрики. Толпа снова стала напирать.
   – А не поддать ли нам еще жару, а, мадемуазель?
   – А поддать, дракон!
   Должно быть, это и есть разогрев перед заключительным, коронным номером. Сейчас должен раздаться сигнал к бегству!
   – Вкусненькая птичка… – Я почувствовал, как кто-то ухватил меня за рубашку, и, посмотрев вниз, обнаружил, что меня держат когти Грифона.
   – Скажи мне, – взвизгнул Хьюберт, – сколько еще жару ты хочешь?
   – Сожги меня, дракон, в огне… – Эли смолкла на полуслове, увидев гигантскую птицу, спускавшуюся на нас с неба.
   – Эй, вы там, внизу! Хватит! Кончайте! – вопила птица. Она приземлилась прямо на сцену, как раз напротив дракона.
   Толпа тоже перестала напирать. Хьюберт перестал топтаться, изображая танец. Все застыли на своих местах, не сводя глаз с птицы Рух.
   – Вы, ребята, знаете, что меня напугать не так просто. – Тут птица указала клювом куда-то в небо. – Но вы только полюбуйтесь на это!
   Когда я взглянул туда, куда указывала птица, у меня отвисла челюсть. Вот теперь мы по-настоящему влипли!

Глава десятая

   «Делом первостепенной важности для вступающего в битву волшебника является заблаговременная подготовка заклинаний против всего, с чем он может столкнуться в сражении. Еще важнее – демонстрировать храбрость в бою, дабы не посрамить славного звания волшебника. Но что же делать, если сторона, пользующаяся поддержкой мага, все же проигрывает? Вот тут и следует вспомнить еще об одном правиле – безусловно, наиважнейшем: чародей обязан потребовать выплаты полной суммы гонорара еще до начала военных действий».
«Наставления Эбенезума», том III

   – Ой, сколько хорошеньких птичек! Грифон тоже обернулся посмотреть, и его когти выпустили мою рубашку.
   Тысячи черных тел закрывали собой все небо.
   – Голоадия наступает! – услышал я вопль Эбенезума.
   – Проклятие! – закричал Хендрик. Неужели Форкснагель и вправду начался?
   Неужто все, к чему мы так долго стремились, утратило всякий смысл? И я так и не увижу Вушты, города тысячи запретных наслаждений?
   Эли вихрем пронеслась по сцене, кинулась в мои объятия и принялась осыпать меня страстными поцелуями.
   – Если это конец, Вунти, – жарко шептала она мне в ухо, – то я хочу встретить его в объятиях простого деревенского парня!
   Тепло ее губ почти заставило меня позабыть об ужасном зрелище. Но все же впечатление оказалось слишком сильным, и даже страстные поцелуи Эли не смогли его сгладить. Я отвернулся от девушки и вновь уставился в небо.
   Они приближались, сотни и сотни крылатых демонов. Сначала мне показалось, что у некоторых из них по две головы, но потом я понял, что крылатые демоны везли на себе двуногих демонов-наездников. Хотя нет, попадались среди них и по-настоящему двухголовые. Устрашающее зрелище!
   – Вунтвор! – позвал учитель. – Собери наш отряд! Шансов почти нет, но кое-какая надежда все же осталась. Нам придется принять бой!
   Я повернулся к остальным:
   – Хендрик! Хьюберт! Снаркс! Брауни! К башмаку!
   Вдруг позади меня раздался страшный грохот. Я обернулся и увидел Единорога, колотившего золотым рогом о край сцены.
   – Подождите! – воскликнуло великолепное животное. – Я же не с ними! Я думал, мы договорились!
   В суматохе последних часов я совсем забыл про это глупое создание. Но сейчас, видит небо, не тоже отказываться от любой помощи, от кого бы она ни исходила. Хотя какой толк может быть от существа, занятого только тем, чтобы сногсшибательно выглядеть?
   – М-м-м… – нерешительно начал я. – А что ты можешь делать?
   – Ну как же, бороться за свободу, конечно! – Единорог всхрапнул и принялся рыть землю копытом. – Я был пленен. Даже если бы мне удалось бежать, меня поймали бы и привели назад. Но теперь мне вновь представился шанс вернуться на изумрудные луга. Твой отряд будет сражаться намного лучше под предводительством благородного Единорога! – Животное встало на дыбы. – Единорог также может послужить прекрасной центральной фигурой для батального полотна. – Он поднял к солнцу великолепный рог. – Видишь?
   – Вунтвор! – раздался зов учителя. Демоны были уже почти над нашими головами!
   – Па! – нервно окликнул отца Гиппогриф.
   – Что? – Грифон встряхнулся и замигал. – Это не птички. Это демоны! Что здесь происходит?
   С небес прогремел голос:
 
Гакс и демоны пришли
Стать владыками земли!
 
   – Тогда присоединяйся! – крикнул я Единорогу. – Это ужасный демон-рифмоплет Гакс Унфуфаду!
   Чтобы одержать победу над этим врагом, нам и впрямь понадобится любая помощь, ибо с каждой новой удачной рифмой сила этого демона возрастает!
   Единорог вскочил на сцену движением столь грациозным, что у меня прямо дух захватило от восторга.
   Ноздри животного раздувались.
   – Пусть попробуют сразиться с Единорогом!
   – Секундочку! – завопил, глядя в небо, Грифон. – А приглашение у вас есть?
   Демоны, казалось, начали выстраиваться в боевом порядке.
   – Проклятие! – Хендрик стоял бок о бок со мной. – Пойдем. Надо встать вокруг башмака. Так нам легче будет защищаться, пока волшебник и Хьюберт что-нибудь не придумают.
   Значит, Эбенезум все-таки достаточно оправился от своей болезни, чтобы вести нас в битву. Вопреки безнадежности сложившейся ситуации у меня вдруг появилось ощущение, что, быть может, мы еще увидим Вушту.
   Но увы, моего верного дубового посоха нет со мной! Я оглянулся на тот угол сцены, о который Грифон точил когти. Что ж, нет посоха, так придется обойтись какой-нибудь доской. И я быстренько подобрал себе доску подходящих размеров.
   Эли дожидалась меня в кольце готовящихся к бою.
   – О Вунти, – воскликнула она, – перед смертью мы будем неразлучны!
   Да отстанет она со своими поцелуями или нет! Не дает сосредоточиться. По-моему, если уж собираешься помереть, так серьезнее надо быть!
   – Тебе будет удобнее драться, если ты начнешь дышать ровнее, – вмешался Снаркс. – И доску возьми пониже, так замахиваться удобнее. Я уж не говорю про твою позу: ты будешь чувствовать себя увереннее, если…
   – Вы не можете так поступить с нами! – взревел Грифон так, что даже Снаркс умолк на середине предложения. – У нас же договор с Голоадией!
   Летевший на первом крылатом демоне всадник отвечал:
 
Твои притязания просто смешны,
Демонам все покориться должны.
 
   – Да, это точно Гакс, – пробормотал я вполголоса. Легкость, с какой он сложил эту рифмовку, выдавала незаурядный колдовской дар. Сомнений быть не могло.
   Снаркс мрачно кивнул:
   – От такой плохой рифмы сил у него должно бы поубавиться.
   Единорог фыркнул и устремил на меня взгляд своих странных, проникающих в самую душу глаз:
   – От меня было бы больше пользы, если бы у меня был наездник.
   Я прикинул на руке вес только что найденной доски.
   – Всадник? – переспросил я.
   – Да! – ответил, полуприкрыв глаза, Единорог. – Кто-то, кого я благородно понесу в битву. – Животное испустило вздох. – Говорю тебе, я уже истосковался по девственности.
   – О Вунтвор! – раздался восторженный шепот Эли. – Ты только посмотри на него! Какой красавец!
   Я облегченно вздохнул. По-видимому, Эли не поняла истинного смысла последней фразы Единорога. Кстати, Эли! Идея! Я повернулся к Единорогу:
   – А почему бы тебе не посадить на спину женщину?
   Единорог окинул Эли беглым взглядом:
   – Извини. Не в моем вкусе. – Опустив к земле свой рог, он принялся жаловаться: – Ох, какая голова тяжелая! Полцарства за то, чтобы полежать на девственных коленях перед битвой!
   Я решил, что настало время посовещаться с Эбенезумом о стратегии предстоящего боя.
   – Ну ладно, – без прежней уверенности в голосе начал Грифон. – Допустим, вы пришли без приглашения. Места всем хватит. Может, вы приземлитесь на соседнем поле и мы продолжим наше заседание? А золота у вас случайно не найдется? Нет, нет, конечно, это я так, глупость смолол… Мы ведь друзья, так почему бы вам и не приземлиться? Мы даже дадим вам возможность внести новые предложения в нашу программу.
   Гакс вытянул руку и ткнул указательным пальцем в башмак:
 
Кто с врагами заодно,
Не будет другом все равно!
 
   Стихи становились все страшнее и страшнее. Мне даже захотелось, чтобы демоны начали наконец атаковать.
   Я поднял голову и посмотрел на Гакса. Он был достаточно близко, чтобы я мог разглядеть то, что за неимением лучшего определения приходится именовать чертами его лица. Демон был еще безобразнее, чем мне показалось, когда я увидел его впервые. Кожа его по-прежнему хранила болезненный темно-зеленый оттенок, а широкая, с позволения сказать, улыбка обнажала огромную, полную слишком больших и слишком острых зубов пасть. Однако за последнее время в его внешности произошли и некоторые изменения: на его голове красовалась огненно-рыжая грива.
   – Наши дела хуже, чем я думал, – с дрожью в голосе произнес Снаркс. – Гакс смастерил себе Большой Хухах!
   – Большой Хухах? – в изумлении переспросил я. – Что такое Большой Хухах?
   Снаркс повернулся ко мне. На его лице читалась смесь страха и жалости.
   – Поверь мне! – прошептал он. – Тебе лучше этого не знать!
   Я перевел взгляд с самого Гакса, отдававшего рифмованные приказы своим лейтенантам, на животное, на спине которого он восседал. Лучше бы я этого не делал. Тварь была цвета мокрой желтой глины, вся, кроме глаз, горевших зеленым огнем. Клыки и когти у нее были точь-в-точь такие, как и у всех обитателей Голоадии, – стандарт у них там какой-то, что ли? Она поглядела на меня и облизнулась.
   – Обед, – услышал я.
   Еще несколькими минутами раньше я готовился быть съеденным наименее законопослушными членами мифологической общины. Перспектива, открывшаяся передо мной в настоящий момент, заставила меня пожалеть о том, что они этого не сделали.
   – Гораздо хуже, – продолжал бормотать Снаркс. – Большой Хухах! Хуже, хуже, гораздо хуже! Ох, и зачем только я покинул Голоадию? Зачем мне понадобилось становиться честным? – Снаркс принялся обгрызать когти на своих зеленых узловатых пальцах.
   На мгновение все вокруг замерло. Я понял, что битва вот-вот начнется.
   – Ребята! Пришло время брауни! – И коротышка разразился неистовым танцем.
   – Для разнообразия я бы даже не отказался, чтобы брауни был прав, – прошептал Снаркс. – Но что он может сделать? Обуть всех в башмаки на два размера меньше, чтобы все и думать забыли о драке?
   – А что, неплохо было бы, – ответил я.
   Но времени уже не осталось. Гакс поднял обе руки и взлохматил свою пламенеющую гриву, служившую, видимо, знаком отличия. Сотня ужасных созданий посыпалась на нас с неба, ни на секунду не нарушая боевого порядка.
   Гакс завизжал:
 
Недругов наших в землю зароем!
А из волшебника будет жаркое!
 
   – Секундочку! – продолжал орать Грифон. – Вы забыли, что в спорах подобного рода мифические животные должны сохранять строгий нейтралитет! А как же Камелотская Конвенция?
 
Всех врагов в песок сотрет,
Сотня первая, вперед!
 
   Руки волшебника взметнулись в воздух. До меня донесся приглушенный голос учителя, речитативом выпаливавшего заклинания.
   Первая когорта демонов неумолимо приближалась.
   Вдруг их размеренное движение замедлилось, остановилось, и они взмыли вверх. Через пару секунд они растаяли в небесной вышине.
   – Заклинание, частично отменяющее закон всемирного тяготения, – пояснил учитель. И чихнул. – Прошу прощения, – произнес он. Руки спрятались в башмак – очевидно, в поисках носового платка.
   – Подумай как следует, что ты собираешься делать, – продолжал убеждать противника Грифон. – Если хочешь, чтобы мы убрались с дороги, так и скажи! Не торопись! Вспомни о Соглашении Мабиногиона!
   Когда первая атака демонов провалилась, Гакс взревел от ярости и обеими руками вцепился в свой причудливый головной убор:
 
Как следует, пора настала драться,
Вторая сотня, марш сражаться!
 
   А Эбенезум все еще сморкается!
   – Хьюберт! – вскричал я. – На тебя вся надежда!
   – Командное представление! – провопил тот в ответ. Потом набрал полную грудь воздуха и выпустил огненный шар с половину себя самого величиной.
   Вторая сотня в панике кинулась врассыпную, но от огненного шара удалось спастись лишь немногим. Уцелевшие в полном беспорядке попадали наземь и вынуждены были принять пеший бой.
   – Подождите немного! – взывал Грифон к небесам. – Если мы сохраним самообладание, тонам удастся избежать ненужного кровопролития! Ведь мы же, в конце концов, одна большая семья! Вспомните Пакт Гренделя о ненападении!
   Гакс был взбешен. Клочья рыжей гривы посыпались на землю.
 
Когорта третья, атакуйте! Свирепы будьте!
Да про того, с башкой цыплячьей, не позабудьте!
 
   – Что? – взревел Грифон. – АСМИФЖИС! Сотрем эту гадину с лица земли!
   Грифон взлетел, за ним птица Рух и Гиппогриф. Дракон сделал еще один глубокий вдох.
   – Остановись, дружище Хьюберт! – донесся до нас голос волшебника. – Теперь, когда на поле брани появились и другие, нам придется быть более избирательными в наших методах обороны.
   – Как скажете, – не очень-то охотно подчинился Хьюберт. – Публика из них все равно была неважная.
   – С дороги! С дороги! – зазвенел тоненький голосок, еле различимый в жутком гвалте сражения. – Пришло время брауни!
   Раздался удар грома, раза в два сильнее, чем когда-либо удавалось сотворить Эбенезуму.
   Демоны наверху встревоженно закричали, и тут же до наших ушей донесся стук, точно кто-то колотил по их спинам палками.