Гаркушев Евгений Николаевич. Кодекс чести

   Шутка получилась неудачной: девушка помрачнела и задумалась – видно, представляла, как будет искать нашатырь в шкафах на чужой кухне. Или вытаскивать меня из ванной.
   – Может быть, тебе помочь? Вдруг случится болевой шок?
   Я улыбнулся. Рассеченная бровь болит не так сильно, хотя ощущения приятными не назовешь.
   – Не стоит волноваться, я справлюсь. Ты сама можешь умыться – минут через пятнадцать сядем за стол. Заодно новости посмотрим. Кстати, большая удача, что журналисты не пронюхали вовремя о происшествии. Полиция сработала очень оперативно. Будем надеяться, что эта жареная новость вообще не просочится в средства массовой информации.
   – Можно еще один вопрос? – Дженни посмотрела на меня как-то преувеличенно внимательно.
   – Да, конечно.
   – Не обидишься?
   – Нет.
   – Там, на лестнице… Ты кричал им «мордой в пол» или что-то в этом роде… Считаешь, что жители ниже тебя?
   Я чуть было не хмыкнул, но вовремя сдержался. Не хватало еще проявить невоспитанность здесь. Считал ли я жителей ниже себя? В определенном смысле – да. Потому что они не участвовали в общественном договоре на равных, как граждане, но выполняли его требования. Но объяснять это Дженни я не собирался – во всяком случае, сейчас.
   Формально жители были такими же людьми, как и граждане, – только не имели права голосовать, занимать некоторые должности и платили налоги по другой схеме… Их показания в суде учитывались в том случае, если не противоречили показаниям гражданина – хотя тут случались прецеденты. Но право на личную неприкосновенность, свободу слова и вероисповедания они имели такое же, как и граждане.
   – По-твоему, я должен был сказать им: «Не поднимайте лицо от пола, уважаемые? В противном случае я буду вынужден ударить вас по нему еще раз?»
   – Речь не о том, как ты выразил свою мысль. Мне показалось, что ты относился к ним с презрением.
   – А я должен относиться с уважением к толпе сумасшедших, которая бросается на меня, когда я иду по улице?
   – Если бы это были граждане – ты бы разговаривал с ними по-другому. И дрался иначе.
   – Граждане не нападают стаей.
   – Ой ли?
   – Я не говорю об исключительных случаях. Если бы на меня толпой кинулись дворяне, я бы отнесся к ним совершенно так же.
   Сказав это, я отметил про себя, что солгал – пусть и ненамеренно, и не в фактическом плане, а в эмоциональном. Отношение все же было бы другим. Возможно, еще более яростным, но не таким презрительным. Я бы уважал врагов – хотя бы за то, что они умеют обращаться с оружием. И не пытался обезоружить – просто убивал бы, пока не убили меня. Дженни тонко уловила нюанс ситуации. Она проницательная девушка – поэтому мне было так интересно общаться с ней в Сети.
   Сестру, чтобы скрыть смущение, пусть и от невольной лжи, я поцеловал бы, подругу – обнял. С Дженни мы были близки – но по-другому. Поэтому я просто улыбнулся ей и пошел умываться и переодеваться.
 
   Хороший коньяк пах виноградом и, казалось, возвращал свет камина солнечными лучами. Я крепко сжимал пузатый бокал и с удовольствием глядел на Дженни – ее раскрасневшееся лицо освещали сполохи пламени, зеленые глаза горели колдовским огнем.
   – В субботу – бал, – напомнил я. Мысль о предстоящем вечере доставляла мне удовольствие. – Уверен, ты затмишь всех. От кавалеров отбоя не будет.
   – Каждый будет пытаться познакомиться? – фыркнула девушка.
   – Почему пытаться? Ты ведь будешь со мной – поэтому они будут просить меня, чтобы я представил их тебе. И просить разрешения на танец. Хочешь – можешь танцевать с теми, кто тебе понравится. Не хочешь – только со мной.
   – А тебе бы как хотелось?
   Я на мгновение задумался.
   – Ты приехала ко мне в гости, и любое твое желание – закон. Поэтому поступай так, как тебе нравится.
   – И все же?
   – Любой мужчина – собственник. Такова наша природа. Мы пытаемся получить все – и контролировать все. Независимо от того, нужно нам это или нет. Полагаю, так. Я ответил не очень обще?
   Дженни улыбнулась, пригубив коньяк.
   – Может быть, и очень… Но настаивать на более конкретном ответе я не стану. Пожалуй, не стоит представлять меня никому.
   – Вообще никому?
   – Да.
   – А как же знакомства? Общение?
   – Пообщаюсь в другой раз. А на балу буду только смотреть. К тому же я не слишком люблю танцевать.
   – Хорошо. Как скажешь.
   Перспектива ходить с интересной девушкой и отгонять от нее всех по поводу и без, подобно ревнивому мужу, меня не слишком вдохновляла. Но желание женщины – закон.
   Тишину нарушал только треск дров в камине. Я не включил новости сразу, а сейчас было лень вставать. Дженни, похоже, тоже не горела желанием смотреть телевизор. Она задумчиво глядела на огонь, иногда переводила глаза на меня.
   – Ты не думай, что у нас каждый день такое на улице творится, – зачем-то попытался оправдаться я.
   – Это я во всем виновата, – совершенно неправильно поняла меня Дженни. – Потащила тебя в трущобы на ночь глядя. И ладно бы, у меня на самом деле имелся какой-то план. Просто хотела поглазеть. Вот и получила развлечение.
   – Гражданин России может свободно перемещаться по своей стране – если он не нарушает границ частной собственности и охраняемые государством объекты. Поэтому мы можем ходить там, где нам нравится, в любое время суток. Ты ни в чем не виновата. Наоборот – виноват я, что не смог защитить тебя в полной мере. Что ты испытала кое-какие неудобства.
   – Ты говоришь, как с кафедры. – Дженни произнесла это без раздражения – просто констатируя факт.
   – Может быть, – кивнул я. – И в школах, и в специальных учебных заведениях, и в университетах очень много внимания уделяется воспитанию. В том числе и правовому. А того, кто не знает своих прав и не уважает чужих, учит жизнь. Порой весьма жестоко.
   – Смертью?
   – Бывает и так. Социально непригодный человек должен умереть, чтобы жили другие, – это правило естественного отбора.
   Девушка откинулась на спинку кресла, подобрала под себя ноги. Взгляд ее стал задумчивым.
   – Два континента – две системы жизненных ценностей, – вздохнула она. – И все-таки в Европе ведь нет дуэлей? А живут они не хуже вас.
   – Но в космос первыми полетели мы. – Я не смог удержаться от констатации столь приятного для России факта.
   – А атомное оружие есть и у Германии, и у Великобритании, и у Франции.
   – И у Америки с Китаем. Но не обладание атомной бомбой делает страну могущественной. Мы сильны экономически.
   – А уровень жизни выше в Америке.
   – По вашим подсчетам…
   Возражая, я все же не мог опровергнуть Дженни в полной мере. Слишком много налогов мы платим, слишком масштабные национальные проекты реализуются. И армию мы вынуждены содержать значительно большую, чем американцы, которых защищают океаны. К тому же у нас холоднее – тривиально, но никуда от этого факта не денешься. Дома приходится строить с толстыми стенами и коммуникациями для обогрева, дороги разрушаются под действием перепадов температур, граждане вынуждены покупать теплую одежду… Расходы, расходы, расходы, которые покрывает только богатство земных недр. Но полезных ископаемых немало и в Соединенных Штатах.
   – Пора спать, наверное. – Дженни улыбнулась мне так, что по спине пробежали мурашки. «Р» в слове «наверное» она опять произнесла по-английски, хотя днем разговаривала практически без акцента. – Что мы будем делать завтра с утра?
   – Я хотел предложить тебе погулять по городу. Где-нибудь в центре. Потом – видно будет.
   – Жаль, что бал еще не завтра. Его, ты говорил, устраивает глава управы? Это мэр города?
   – Нет, глава одного из городских районов. Впрочем, он почти мэр. Район очень большой.
   – Как его зовут?
   – Константин Леонидович Щеглов. Очень достойный человек.
   – Бал будет у него дома?
   – Нет, в Доме офицеров. Он выступает организатором – мероприятие государственное, но кто-то ведь должен за него отвечать? Каждый раз поручать все заботы мэру неправильно. Главы районов, некоторые богатые промышленники по очереди организуют такие мероприятия, ищут источники дополнительного финансирования, чтобы все проходило по высшему разряду и не ограничилось только поздравлениями. Нужно нанять музыкантов, купить продукты, организовать обслуживание. А строить в каждом доме бальный зал – это чересчур. Для всех мероприятий вполне достаточно общественных помещений – их немало.
   – Погулять по городу, когда на тебя не нападают, – это хорошо, – почти сонно протянула Дженни, поднимаясь с кресла. – Пойдем, проводишь меня до спальни.
   – Боишься одна в большом доме? – улыбнулся я.
   – Может быть, и боюсь…
   Мы прошли по полутемному коридору, остановились у дубовой двери.
   – Спокойной ночи, – шепнула девушка, приподнимаясь на цыпочки и целуя меня в щеку.
   – Приятных снов. – Я слегка обнял ее. И когда отпустил, она отстранилась не сразу.
   – Надеюсь, мне не приснятся кошмары… Звон клинков в полутемных подъездах… Но ты, наверное, все равно приснишься.
   Гвиневера шагнула в комнату и закрыла дверь. Запирать засов она не стала, хотя я полагал, что после всех событий девушка будет вести себя в чужой стране осторожнее.
 
   Нас утро встречает прохладой… После дождя на улице было очень свежо. Холодно стало и в комнате – я спал с открытым балконом и к утру сильно замерз. Вставать, чтобы закрыть дверь или взять еще одно одеяло, поленился. Вот она, долгая жизнь «на гражданке». Замерзнешь – ничего страшного… Успеешь отогреться. По звонку не вставать.
   На кухне гремела кастрюлями Нина. Потом послышались голоса. Женщины обсуждали что-то, смеялись. Вряд ли к Нине зашел кто-то с улицы – значит Гвиневера проснулась. Как хозяину оставаться в постели было некрасиво.
   Я рывком встал, надел джинсы и футболку – ходить в халате перед молодой девушкой неприлично, – заправил постель. Наскоро умывшись, спустился на кухню, стараясь не слишком топать по лестнице.
   Дженни была в каком-то восхитительном легком платьице – совсем не по погоде. Нина поила ее горячим какао. Они так увлеклись разговором, что моего появления в дверях даже не заметили.
   – У Никиты я уже пять лет работаю, – отвечала на какой-то вопрос Дженни домработница. – Очень приличный человек. Никогда не насорит лишний раз, всегда «спасибо», «извините» да «будьте добры». В других семьях совсем не так бывает. И прямо на пол мусор бросают, и отношение не то…
   – А вы его так и называете – Никита?
   – Как же его еще называть? Его ведь Никита зовут… А то, что не по отчеству, так он сам просил – молодой еще. И он меня Ниной зовет.
   – Но он ведь гражданин, а вы – жительница.
   – Ну да… Что ж, девонька, мне в армии служить или в университете учиться? На государственную службу я тоже не хочу – так-то уютнее… Замуж удачно выскочить не получилось. Не вышла я за генерала – не предлагал ни один… А сейчас поздно уже.
   – И вам никогда не хотелось быть гражданкой?
   – Да мне и сейчас живется неплохо. Налоги меньше, жизнь проще. А что голосовать я не хожу – так выходной свободный.
   Я покашлял, чтобы обозначить свое присутствие.
   – Дженни, ты приехала вести подрывную работу среди лучших жителей нашей страны? Вот сейчас сагитируешь Нину, она завербуется в какую-нибудь партию нефтяников или дорожных строителей – и будет готовить борщи им, вместо того чтобы кормить меня. Куда это годится? Зато пройдет пять лет – и она гражданка. Только надо ли оно ей?
   – Не надо, Никита, не надо, – засмеялась Нина.
   Дженни неожиданно смутилась – будто бы я говорил всерьез и застал ее за каким-то неблаговидным делом. Губы у нее задрожали.
   – Эй, ты чего? – спросил я. – Что случилось?
   Дженни только махнула рукой, а Нина тактично вышла в кладовую – впрочем, процесс приготовления завтрака был в самом разгаре, вполне возможно, что ей что-то понадобилось.
   Я шагнул к девушке:
   – Ты испугалась? Я чем-то тебя обидел?
   – Да, – коротко ответила Гвиневера. – Видел бы ты себя со стороны… Глаза горят, страшный, и про подрывную работу. Я думала, ты меня зарубишь. Или сдашь в полицию.
   На этот раз в недоумении застыл я. Конечно, с синяком на лице и рассеченной бровью, сразу после сна я вряд ли выглядел красавцем. Но неужели я перегнул палку и говорил слишком грубо?
   Тут Дженни как-то совсем фамильярно и в то же время ласково потрепала меня по щеке – я опешил еще больше – и тихо сказала:
   – Не только ты умеешь шутить, Никита.
   – Ну хорошо, я рад, что ты не всерьез…
   – А сейчас ты застал меня врасплох. Я и правда испугалась – но не потому, что разговаривала с Ниной о чем-то предосудительном. Просто твое появление было неожиданным – как в страшном сне, когда ты уверена, что одна, а кто-то выглядывает у тебя из-за плеча. Но иногда я правда тебя боюсь. Клинок на поясе и постоянная готовность пустить его в ход. Удивляюсь, что ты не ходишь по дому со шпагой.
   – Зачем?
   – Затем же, зачем и по улице. Вдруг кто-то нападет?
   – У нас крепкие запоры…
   – А если враги осадят дом?
   – Внешние враги?
   – Не поняла тебя.
   – Враги, которые угрожают не только мне, но и моей стране?
   – Ну, пусть будет так.
   – На этот случай у меня под кроватью лежит автоматическая винтовка.
   Дженни воззрилась на меня недоверчиво.
   – Пойдем покажу!
   – Серьезно?
   – Почему нет? Ты допила какао?
   – Да… А ты не будешь?
   – Я никогда не завтракаю так рано. Пойдем.
   Мы поднялись наверх, зашли в спальню. Дженни с интересом осмотрелась.
   – Ты не ночевал дома?
   – Почему? – удивился я.
   – Постель не тронута…
   Я улыбнулся.
   – В армии меня приучили заправлять кровать сразу. Впрочем, я всегда делал это и до армии.
   – Да, и еще кое-что…
   – Что именно?
   – Не важно.
   – Ну, раз начала, говори.
   – Нет, может быть, скажу потом. Так где твоя винтовка? Или ты привел меня сюда только показать спальню – раз уж не успел сделать этого вчера?
   Я выдвинул из-под кровати закрепленный на специальных алюминиевых салазках стальной ящик – просто так не унесешь, даже если залезешь в дом. Один замок был кодовым, ключ от второго всегда при мне. Открыв оба замка, я вытащил матово-черную автоматическую винтовку. Изогнутый магазин, тяжелый приклад, ствол средней длины. Десять снаряженных магазинов лежали в ящике.
   Дженни вздохнула.
   – Не понимаю! Все граждане имеют дома оружие – в том числе огнестрельное – и почти никогда не пускают его в ход!
   – Огнестрельное оружие можно использовать только при нападении врагов. Интервентов или террористических группировок. Каждый, кто применит оружие против гражданина, поражается в правах на всю жизнь. И это в лучшем случае.
   – А в худшем?
   – В худшем бесчестье падает на всю семью, а виновного подвергают позорной казни. Вешают, как собаку.
   Возможно, я снова перегнул палку – девушка вздрогнула. И осторожно спросила:
   – Просто так пострелять из винтовки ты можешь? Потренироваться?
   – Это не приветствуется… Личное оружие отстреливается в присутствии мастера-оружейника. Хотя формального запрета нет. А пострелять всегда можно в тире. Если хочешь, мы можем зайти в тир, когда поедем в город.
   – Да, наверное, хочу… А жители могут стрелять в тире?
   – Нет.
   – Но тогда ведь и иностранке не разрешат?
   – Ты же будешь со мной.
 
   Машину мы оставили перед зданием городской управы – там просторная парковочная площадка и всегда есть место. Бело-зеленое здание с лепниной, арочными окнами и башенками на крыше очень понравилось Дженни. Она никак не могла поверить, что это мэрия. Зачем городским властям строить для себя такой роскошный дом? На самом деле они в общем-то и не строили. Купили один из старинных особняков, отремонтировали, а прежнее здание – функциональное, но не слишком красивое снаружи – передали музыкальной школе. Городская управа, как ни крути, лицо города.
   В управе нам делать было нечего, поэтому с парковки мы сразу пошли гулять по Большой Садовой. Мимо сквера, не переходя на людную сторону улицы, где народ заходил в магазины, идущие витрина к витрине. На нашей стороне было лишь кафе «Золотой колос».
   – Зайдем? – предложил я Дженни.
   – Зачем?
   – Здесь подают свежие и очень вкусные пирожные. Можно выпить кофе…
   – Но мы только что позавтракали. Не боишься потолстеть?
   – Я – не очень. Точнее, успешно преодолеваю свой страх. А ты, видно, боишься.
   – Неужели ты думаешь, что через час после плотного завтрака я могу опять захотеть есть?
   – Не вижу здесь большого греха.
   – Русские, – улыбнулась Дженни. – Нет, Нина отлично готовит, тебе повезло с домработницей. А куда мы идем?
   – Хочу показать тебе здание, где будет проходить бал, на который нас пригласили. Интересно?
   – Ну, в общем-то да.
   Свернув за угол и оказавшись на Александровском проспекте, мы увидели солидное здание, облицованное полированным гранитом, – Дом офицеров. Здесь имелся огромный зал, который часто арендовали для значительных городских мероприятий. Также были популярны музыкальный и драматический театры – но там приходилось возиться с креслами, переставлять их, если предполагалась танцевальная программа. Еще для устройства званых вечеров использовали залы нескольких школ и гимназий.
   Машины неслись по проспекту, добавляли газа, чтобы взобраться на довольно крутую горку перед Пушкинской улицей. Солнце пригревало. Поэтому воздух перед Домом офицеров был горячим, загазованным. На высоких ступеньках здания стоял мужчина в легком светлом плаще – ни жара, ни выхлопные газы его не смущали. Тонкие черные усики, внимательные глаза. Увидев меня, он воскликнул:
   – Волков! Рад тебя видеть! Представишь меня даме?
   Я вспомнил, что это был за человек. Владелец предприятия по производству обуви – расположенного, кстати, недалеко, вверх по Александровскому проспекту. Фамилия, кажется, Казарян. Руслан Казарян. С ним я пару раз сталкивался по работе в управе. Не скажу, что он произвел на меня совсем неприятное впечатление – но и положительных эмоций не вызвал. Обращение, как к старому знакомому, меня слегка покоробило. Но, по большому счету, ничего невежливого он не сказал. Только с какой стати ему знакомиться с Дженни? Да и совсем недавно она просила меня не представлять ее назойливым ухажерам. Правда, до бала еще далеко, а мы говорили о бале, но мое обещание от этого не теряет силы.
   – Привет! Я тоже рад. Извини, девушка приехала издалека и не хочет заводить новых знакомств. – Я сдержанно улыбнулся.
   Неприятно, конечно, когда тебе отвечают вот так. Но каков вопрос – таков ответ. Нечего сразу брать быка за рога – мог бы подойти и завести разговор о чем-то интересном и мне, и девушке.
   Руслан нахмурился.
   – Волков, твои манеры оставляют желать лучшего. Или ты так бережешь честь дамы, что даже не спросишь ее, хочет ли она со мной познакомиться?
   – Возможно, мои манеры далеки от идеальных. – Я скрипнул зубами, но решил проглотить оскорбление. – Что касается дамы – все обговорено давно.
   – То есть вы предполагали, что встретите меня? И заранее решили оскорбить меня на глазах у всех?
   Два кадровых офицера, ротмистр и пожилой подполковник, которые только что вышли из стеклянных дверей, с интересом взглянули на меня и на Казаряна.
   – Тебя никто не оскорблял, – сдержанно ответил я. – Ты задал вопрос и получил ответ. Что-то еще?
   Дженни потянула меня за рукав:
   – Пойдем отсюда.
   – Не так сразу, – коротко ответил я ей.
   – Да, что-то еще. – Руслан сверлил меня взглядом. – Могу я понимать твои слова как принесение извинений?
   – Нет, конечно. – Я рассмеялся ему в лицо. – С чего ты взял, что я стану перед тобой извиняться, да еще и не будучи виноватым?
   – Тогда я вынужден требовать удовлетворения.
   – Даже так? Надеюсь, тебе не придется жалеть о своем предложении. Время и место.
   Офицеры смотрели на нас неодобрительно, но молчали. В такие разговоры не пристало вмешиваться посторонним людям.
   – В Ботаническом саду, – предложил Руслан. – В четыре часа дня. Устроит?
   – Я в отпуске. Вполне устроит.
   – Никита! Ты не можешь драться! – Дженни побледнела и глядела на меня умоляюще. – Это же дикость…
   – Не позорь меня, – тихо сказал я.
   – Ваш кавалер может избежать боя – если извинится, – усмехнулся Казарян.
   Я положил руку на эфес шпаги:
   – Ты забываешься! Время и место назначено – поэтому не лучше ли нам разойтись? Иначе я буду вынужден проучить тебя прямо здесь.
   – Господа, господа, – протянул подполковник. – Не собираетесь же вы драться в центре города?
   – Нет, конечно, – ответил я. – Но мне кажется, что разговор себя исчерпал. Именно это я и пытался объяснить своему визави.
   – Встретимся у главного входа в сад. По одному секунданту достаточно?
   – Вполне. И не забудьте вызвать доктора, Казарян. Он вам понадобится.
   – Непременно приглашу самого лучшего специалиста. Для вас.
   – Заранее признателен. До встречи. Дженни, ты хотела посмотреть зал?
   Я взял девушку под руку и провел ее в холл Дома офицеров. Здесь было не в пример прохладнее и приятнее, чем на улице.
   Высокие колонны поддерживали сводчатый купол над бальным залом. Натертый паркет, обитые светлой тканью стены, островом возвышающаяся в дальнем углу площадка оркестра… Мы смотрели вниз с одного из внутренних балконов. Но, похоже, зал совсем не понравился Дженни. Она чуть не плакала.
   – По-моему, ты слишком много внимания уделяешь произошедшему инциденту. – Я взял девушку за руку. – Почему ты так сильно расстроилась?
   – Почему я расстроилась? Потому, что ты из-за меня будешь драться на дуэли! А если тебя убьют? А если ты его убьешь?
   – Я буду драться не из-за тебя, а потому, что господин, которого мы встретили на входе, вел себя неподобающим образом.
   – Но ты ведь отказал ему из-за меня…
   – Его предложение слишком нагло звучало. Или, говоря более дипломатично, было фривольным. Надеюсь, я смогу преподать ему урок хороших манер.
   – Убивать за то, что он был недостаточно вежлив?
   – Зачем убивать? Надеюсь, до этого не дойдет.
   – А как же иначе?
   Я усмехнулся.
   – Дуэль со смертельным исходом не приветствуется обществом. Несмотря на то что такие дуэли официально разрешены. Если ты убьешь двух человек за год или каждый год будешь кого-то убивать, тебя вполне могут занести в «черные списки» мастера фехтовальных школ. А это очень нехорошо… Понимаешь, как бы ни владел человек клинком, всегда найдется тот, кто дерется лучше. Никто не может убивать для развлечения или удовлетворения своих амбиций. Ведь предлог для дуэли можно найти или создать почти всегда.
   – Как же вы будете драться? Шутя?
   – Нет, не шутя. Возможно, господин Казарян и попытается проткнуть меня по-настоящему. Ну а я постараюсь ограничиться уроком – как уже говорил. Ты ведь слышала – я советовал ему пригласить доктора, а не гробовщика.
   – Ужасная страна! – воскликнула Дженни. – Ужасные нравы!
   Мне всегда казалось, что такие патетические фразы смешны. Но из уст девушки они прозвучали трагично. Мне даже обидно стало. Захотелось ответить что-то столь же патетическое и, возможно, не совсем относящееся к делу. Например: «А зато в космос мы первыми вышли!» Но я воздержался и пожал плечами:
   – Это моя Родина… Лучшей страны я не знаю. Хочешь, отправлю тебя домой…
   – Я хочу, чтобы ты отменил дуэль!
   – Невозможно.
   – Почему?! Давай я перед ним извинюсь! Объясню, что просила тебя ни с кем меня не знакомить! Ведь ты будешь драться из-за этого!
   Я нахмурился.
   – Дженни, даже не думай ни о чем подобном. Потому что, если ты начнешь перед ним извиняться, мне придется убить его. Мне просто не останется другого выхода. Честь слишком многое значит в нашей стране. А честь женщины – превыше собственной чести.
   – Но ведь я не твоя женщина!
   Поскольку в словах Гвиневеры прозвучала какая-то нотка обиды, я слегка улыбнулся.
   – Ты у меня в гостях. Поэтому я за тебя полностью отвечаю. Пойдем пообедаем где-нибудь. Перед дуэлью наедаться не стоит, так что до дома ждать не будем – перекусим в городе.
   – А когда мы поедем в Ботанический сад?
   – Мы? Нет, милая, ты туда не поедешь. Женщинам не полагается ходить на дуэли – особенно если дерутся из-за них. Это дурной тон. Я позвоню тебе после того, как разделаюсь с противником.
   Мы вышли из Дома офицеров. Казарян уже скрылся – не иначе, отправился в тренировочный зал размяться перед дуэлью. Неужели и его ввело в заблуждение то, что на воротнике у меня не было знака мастера фехтовальной школы? А последователи академической, другими словами, классической школы – не так их и мало, но все же меньше, наверное, чем тех же учеников школы серебряной розы или лилии, рубинового ромба или золотого листа, – носят перстни, а не заколки. Впрочем, настоящие мастера подчас и заколок не носят. Может быть, Казарян в самом деле отличный боец и только и ждал повода, чтобы убить меня? Но волков бояться – в лес не ходить. Как бы там ни было, я буду драться. Не в первый раз.
 
   Мы с Андреем Дорофеевым приехали к главным воротам в Ботанический сад на его автомобиле. Вместительный фургон мог при случае послужить и для транспортировки тела в горизонтальном положении – если предположить нехороший для нас оборот событий. Да и господина Казаряна, возможно, придется везти в больницу – мы ведь не варвары, противников на поле битвы не бросаем.