Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна. Ведьма для инквизитора

   – Она вам обязательно объяснит. Когда сочтет нужным.
   – Хорошо, – не сдавался Кис. – Дайте мне хотя бы позвонить. Я просто скажу любимой женщине, что со мной все в порядке.
   – Касьяновой? – вдруг очнулась Майя.
   – Вы знакомы? – спросил он.
   – Немножко. Встречались на тусовках, я тоже журналистка… Начинающая, – добавила она. – Вы из тех мужчин, которые всегда отчитываются о своем местонахождении и времяпрепровождении?
   – Послушайте, Майя… Я ведь не за хлебом вышел. Вы меня умыкнули под дулом пистолета прямо из кадра, и вся страна видела это… Включая Александру. Она волнуется, что естественно. И потом, разве ваш муж не звонил вам с работы, чтобы сообщить, что возникли непредвиденные обстоятельства и он задерживается? Разве это не нормально?
   – То муж! А она вам не жена!
   – Вы неплохо осведомлены о моей личной жизни. Должен ли я сделать вывод, что нахожусь здесь не случайно?
   – Вы должны сделать вывод, что вам не следовало связываться с известной журналисткой, потому что теперь о вашей жизни осведомлена вся страна! Веня, дай ему свой мобильник, мой может быть на перехвате, его тоже. Только ни слова лишнего, имейте в виду. Ни где вы, ни с кем вы. Только что вы живы и пока вне опасности.
   – А я вне опасности?
   – Зависит от вашего поведения.
   – Ага, неплохо для начала, – удовлетворенно ответил Кис и набрал номер. Было непривычно все делать двумя руками, поскольку одна неотвратимо болталась возле другой, пристегнутая наручниками.
   Он действительно произнес в трубку только две короткие фразы:
   – Саша, со мной все в порядке, никакой опасности нет, поверь мне. Не волнуйся, обещаешь?
 
   Он отключился, и тишина, внимательно впитавшая его краткую беседу с Александрой, обступила его. Кис посмотрел по очереди на Майю и Вениамина – и два взгляда поспешно отлепились от его лица, переместившись на столик.
   Тишина длилась сценой из немого кино, безмолвным танцем рук и стаканов в ограниченном пространстве столика (не хватало только сопровождающего треньканья пианино):
   Алексей изловчился и выпил коньяк.
   Майя взяла свой джин.
   Веня налил себе вторую стопку.
   Подлил еще коньяку Алексею.
   Майя допила джин и протянула стакан Вене.
   Веня приготовил по тому же рецепту: тоник, лед, лимон.
   …И только отпив из нового стакана, Майя озвучила затянувшийся в немоте кадр.
   Мужчины слушали, не перебивая, историю о том, как она спустилась вниз и увидела тело мужа в крови, как схватила пистолет, выбежала из дома и умчалась куда глаза глядят, и все остальное, вплоть до сцены на телевидении – это уже для Вениамина, который телевизор не смотрел и не был в курсе случившегося.
   Когда Майя затихла, неожиданно оборвав рассказ на слове «Я…» с многоточием, за которым ничего не последовало, Алексей спросил:
   – Вы мужа любили?
   – Очень.
   – Тогда почему вы кинулись не к мужу, а к пистолету? Вам не пришла в голову мысль проверить, жив ли он? Может, надо было вызывать «Скорую»?
   – Я боюсь крови. Я боюсь мафии. Убийца мог еще находиться в доме! И потом, Марк был такой мертвый… Безнадежно мертвый.
   – Мафия? Помнится, вы что-то прокричали в студии на этот счет… Но я ничего не понял, признаться. При чем тут мафия?
   – Нам угрожали… Марк получил два анонимных письма. В первом было написано: «Скоро сдохнешь, жид» и «Мы тебя и в твоем поганом Израиле найдем» во втором.
   – Ваш муж собирался в Израиль?
   – Он должен был улететь сегодня. Он мне оставил записку… Она лежала на столе… Марик успел ее написать… – навернулись слезы, и глаза ее снова растеклись озерами. – Там было написано… Что он заехал за паспортом. Он его забыл почему-то дома. Он всегда такой аккуратный, такой организованный…
   Она разрыдалась. Вениамин сходил за пакетиком платков. Кис переждал взрыв рыданий и опять принялся за свое.
   – Вы не слышали, как вернулся ваш муж?
   – Я же вам сказала, я была в наушниках!
   – А что побудило вас спуститься?
   – Хотела стакан сока выпить. А в гостиной… а там… Там был Марк.
   Кис снова переждал приступ плача. Вениамин подвинул ей недопитый стакан:
   – Пей, девочка, полегчает.
   Майя постучала зубами по стеклу, но выпила джин до дна.
   – Записка лежала на столе, как вы сказали. Значит, вы к столу все-таки приближались, чтобы ее прочитать? И при этом не посмотрели, что с вашим мужем?
   – У меня зрение очень хорошее, я ее издалека прочитала! Когда я увидела тело Марка, я сразу подумала об этих угрозах… И мне стало страшно. Я одна в доме и труп… Милиция подумает на меня… Они специально так подстроили!
   – Но если это не вы стреляли, то на пистолете не было ваших отпечатков, по крайней мере до того, как вы его схватили. Почему вы решили, что милиция должна была вас заподозрить?
   – А кого, по-вашему? Кроме меня, в доме никого нет! Убийца испарился! А я – на месте преступления, и рядом оружие! А отпечатки… Кто помешает им решить, что я стреляла в перчатках?
   – Перчатки еще найти надо. И доказать, что именно в них был произведен выстрел… Кроме того, нужен мотив преступления. У вас есть мотив?
   – У меня? Не знаю… Нет у меня никакого мотива… Хотя ну как же, конечно, есть! Я же наследница! Прямо все в комплекте: я в обнимку с мотивом на месте преступления!
   – Хм. А это не так?
   – Если у вас богатая жена, разве это обязательно повод, чтобы ее убивать?
 
   – У меня нет жены. Но вообще-то не обязательно.
   – Я не убивала Марика! Я его любила…
   – Допустим. Вы никого не видели в доме или во дворе?
   – Нет… У нас есть другая дверь, в сад, убийца наверняка в нее вышел, потому что, если бы он прошел через парадную, охрана бы его заметила… Или нет, он, наверное, в окно вылез! Жарко, окна все были открыты…
   – А второй выход из сада есть?
   – Есть, калитка. Но она всегда заперта на замок. Хотя убийца мог перелезть через нее.
   – Предположим. Но почему вы так уверены, что это мафия? Что за мафия? Почему не, скажем, неонацисты какие-нибудь? Записка-то черносотенная!
   – Это было связано с его делами. Я слышала краем уха, когда Марк говорил по телефону: они что-то хотели от него, чтобы он что-то уступил, какую-то долю… Не знаю чего…
   – Если я правильно понял, вам тоже угрожали? Вы сказали – «нам».
   – И мне тоже…
   – На телевидении вы заявили, что располагаете какими-то документами, компрометирующими высокопоставленных лиц. Это правда?
   Майя кивнула.
   – Тогда они должны были убрать вас, а не вашего мужа.
   – Они не знали, что у меня есть документы. Вернее, у меня их еще нет, мне их обещали… Но они, видимо, узнали, что я веду расследование… Мне написали: «Когда комар пищит, его прихлопывают»… Я не знаю, – выкрикнула она и схватилась за голову, – все так запутано!!! Может быть, они хотели убить меня? И неожиданно натолкнулись на Марка? Или они хотели убить нас обоих? А потом что-то помешало им подняться наверх и пристрелить меня? Я не знаю-ю-ю!!!
   – Я смотрю, версии множатся, – спокойно проговорил Кис, игнорируя признаки надвигающейся истерики. – Ваш муж имел отношение к тем делам и людям, на которых у вас намечается компромат?
   – Нет!
   – Он был в курсе вашего «расследования»?
   – Шутите? Если бы я обмолвилась хоть словом, Марк посадил бы меня под замок и охрану приставил!
   – Вы стрелять умеете?
   Майя неуверенно кивнула, отводя глаза.
   – Не слышу ответа! – требовательно произнес Кис.
   – Умею. Немного…
 
   – Каким образом научились?
   – Наш охранник меня учил, по просьбе Марка.
   – Это тот самый пистолет, из которого был застрелен ваш муж? – Кис кивнул на аккуратный «вальтер», лежавший у локтя Вениамина.
   – Он самый, – поспешно ответила Майя, и, как показалось детективу, чересчур поспешно.
   – Довольно странное оружие для мафии. Нетипичное. Я бы даже сказал, женское. Хотя необязательно, конечно.
   – Я не разбираюсь в оружии, типичном для мафии. И мне надоело повторять, что я не стреляла в Марка.
   – Как был убит ваш муж?
   – Как-как! – разозлилась Майя. – Выстрелом!
   – Выстрелом – куда? – спокойно уточнил Кис.
   – Не знаю! В сердце! На груди была кровь…
   – Обычно при мафиозных разборках стреляют в голову, – заметил детектив. – Либо сразу, либо контрольный выстрел.
   – Так я же вам объясняю, что они нарочно так сделали! Чтобы меня подставить! Вы не понимаете, да? Вам, как всем ментам, два раза и помедленнее?!
   Кис словно не замечал набухших слез и зло оскаленного ротика.
   – Только что вы предположили, что вас хотели убить, – холодно сказал он. – Откуда же такая убежденность, что вас хотели подставить?
   Майя прищурилась и процедила сквозь зубы:
   – Я всегда знала, что в милиции работают одни тупицы. Но чтобы до такой степени?!
   И презрительно отвернулась.
   Вениамин вдруг встал, подошел сзади к креслу, в котором сидела, сжавшись в комочек, Майя, и опустил ей руки на плечи.
   – Оставьте ее в покое с вашими расспросами! Не видите, девочка совсем без сил!
   – Не страшно, Веня. – Майя поежилась, сбрасывая его руки с плеч. Лицо ее и вправду вдруг осунулось, как от большой усталости, уголки рта безвольно опустились вниз, и сама она, казалось, еще больше вжалась в кресло.
   Зависла пауза.
   – Извините, – проговорила она через некоторое время. Лицо ее было печально и спокойно. – Нервы. Я просто хотела сказать, что я не убивала Марка. А раз это не я, то кто-то другой. И я пытаюсь выдвинуть предположения, зачем и почему это сделали…
   Кис помолчал. Он вдруг тоже почувствовал себя уставшим. Разговор не хотелось продолжать, хотя вопросов у него еще было множество.
   – Ладно, оставим это, – сказал он. – Теперь скажите, чего вы хотите от меня?
   – Ничего, – вскинула она него удивленные глаза. – Ничего я от вас не хочу. Это получилось случайно. Просто от отчаяния.
   – То есть вы случайно поехали на телевидение и случайно ворвались в студию, где в это время случайно шел прямой эфир?
   – Нет… То есть да… Я не знала, куда идти, что делать… в голове было совсем пусто. Я пошла в кафе, заказала коньяк… И вдруг увидела Усачева на экране. А у меня на телевидении подруга, Алена Ситникова, она мне говорила об этой передаче… Я вспомнила, что там будет прямой эфир… И подумала, что я могу сделать заявление… Иначе мне никто не поверит! Меня упекут в тюрьму, и никто даже обо мне не узнает… Меня там убьют! А дальше… Когда Усачев позвал охрану, я вдруг поняла, что сделала глупость и что сейчас меня выведут под руки и прямиком передадут милиции… Вот я вас и захватила.
   Майя вдруг улыбнулась с некоторым извинением.
   – Вы на меня не очень сильно сердитесь?
   Кис вопрос проигнорировал и на улыбку не ответил. Нельзя не признать, что своя логика в рассказе Майи есть… Но ведь логику можно и придумать, так же хорошо продумать заранее, как и преступление, верно? И теперь Кис погрузился в медитацию, пытаясь уловить тонкий голосок своей интуиции. Но голосок то ли молчал, то ли помехи были на связи, то ли коньяк затопил коммуникации – подсказка не проходила.
   – «Два раза и помедленнее», говорите? – произнес Кис. – Меня это устраивает. Так что давайте еще раз и помедленнее: вы решили сделать заявление в прямом эфире на всю страну, что вы не убивали вашего мужа… Так? И вы всерьез думаете, что это должно вас спасти?
   – Конечно! Теперь все будут интересоваться моим делом! И им не так-то просто будет меня запереть и потом тихо от меня избавиться!
   – Им? Кому – им?
   – Милиции, мафии! Знаете, что спасло Солженицына от пожизненной психушки? То, что о нем говорили журналисты всего мира! Теперь будут говорить обо мне, и это свяжет по рукам и ногам тех, кто хочет со мной разделаться!
   Кис почесал нос. Она сумасшедшая, эта девица? Мегаломанка? Уж не устроила ли она весь этот спектакль, чтобы «журналисты всего мира» заговорили о ней? Жаждет славы? Может, и мужа своего с этой целью прихлопнула? Слава Солженицына ей в таком случае, конечно, не светит, а вот слава Герострата ^[4]– вполне…
   – И как же вам удалось пронести пистолет на телевидение?
   – В сумочке. – Майя удивленно пожала плечами.
   – Ах, в сумочке, – ехидно протянул Кис. – Я, может, и купился бы на эту байку, да только ведь там металлодетектор стоит на входе!
   – Вот как? Я не обратила внимание.
   – Ага, и металлодетектор на вас внимания не обратил!
   – Выходит, не обратил. Я же прошла с пистолетом! Может, эта штуковина не работала?
   – Временная неисправность? Такое, знаете, бывает время от времени с техникой…
   Так он и поверил этой девице. Хотя чем черт не шутит… Надо будет выяснить этот вопрос, если возможность представится…
   Пока что у Алексея сложилось вполне отчетливое ощущение, что девица водит его за нос. Он не видел смысла в дальнейшем разговоре: все равно наврет.
   Тем не менее не удержался и снова задал вопрос, скорее, по инерции профессиональной привычки:
   – Вы собирались куда-нибудь выходить сегодня?
   – Я? Нет…
   – Тогда почему вы так одеты? Это одежда не домашняя. Выходная.
   – С чего вы взяли? Вы думаете, что домашняя униформа всех женщин – грязный фартук и старый халат? Не завидую тогда вашему семейному счастью. Я думала, у вашей подруги Касьяновой побольше вкуса!
   Кис поморщился:
   – Оставьте мою личную жизнь и мою женщину в покое, это не ваше дело, девушка. Кстати, нескромный вопрос: сколько вам лет?
   – Двадцать шесть, – гордо ответила Майя, вскинув голову.
   Чем она гордилась, Кис не понял. Тем ли, что выглядит на пятнадцать? Тем ли, что моложе Александры, только что упомянутой? Глупая девочка, твои годы тоже набирают ход, от времени еще никому не удавалось убежать… И другие девочки, пока еще не родившиеся, скоро будут смотреть на тебя с точно таким же глупым высокомерием…
   – То есть вы всегда так одеваетесь дома?
   – Представьте себе!
   – Кто, кроме вас, мог знать, что Марк должен был вернуться домой за паспортом?
   – Послушайте, вы, сыщик! Это вы у меня в заложниках, а не я у вас на допросе! Черт подери, вы мне надоели! Все, спиритический сеанс вопросов и ответов закончен! Веня, ты его можешь где-нибудь запереть?
   – Сделаем, – любезно откликнулся Веня.
   – Эй-эй, не так быстро! – возмутился Кис. – Заложников надо кормить! Я голоден!
   Майя фыркнула. Она опьянела.
   – У тебя найдется что-нибудь для нашей маленькой компании? – обратилась она к Вене.
   – Сделаем, – повторил Веня.
 
   Большая кухня была отделана деревом и, если не считать печи, обустроена на европейский лад, с максимальным современным комфортом: все мыслимые машины и агрегаты имелись в полном составе. Деревянный квадратный стол был укомплектован венскими стульями. Скатерти не было, под тарелками лежали плетеные циновки-салфетки, посуда из желтой керамики и букет лесных колокольчиков в такой же желтой кружке оживляли настольный пейзаж. Любопытный тип, этот Веня. С виду похож на философа-отшельника, но ни комфортом, ни эстетикой хозяин дома вовсе не брезговал.
   На время еды Майя снизошла до того, что детектива освободили от наручников, но Веня рядом со своей тарелкой положил пистолет, бесстрастно сообщив, что стрелять будет без предупреждения. У его непрошеных хозяев наметилось, кажется, разделение труда: пистолетом ведал теперь Вениамин, Майя же с видимым удовольствием распоряжалась его наручниками, словно пацанка, открывшая для себя новую игру.
   В ответ на сообщение Вени Кис только плечами пожал: мол, дело ваше, если охота, так стреляйте. Он ел с аппетитом тушеное мясо Вениного приготовления и никуда убегать не собирался. Его любопытство было разогрето так, что от него, казалось, валил пар, как от чугунка с мясом. У него в запасе имелся миллион вопросов, да время пока не пришло их задавать.
   Из окна кухни он видел свою «Ниву», загнанную во двор. Нужно будет спросить у девчонки, куда она подевала свою машину, на которой, как Кис понял, она приехала в Останкино…
   Ночь он провел на вполне приличной кровати в отдельной комнате. Неудобство заключалось лишь в том, что одной рукой он был прицеплен к спинке при помощи собственных же наручников. Когда Кис попытался было торговаться – мол, а если пописать захочется? – Майя ему с усмешкой посоветовала писать под себя.
   Нахалка.
   Впрочем, Алексей ночами спал крепко, никогда не вставал ни пить, ни писать. И торги вел исключительно ради того, чтобы покачать свои демократические права.
   И все же эта ночь оказалась тяжелой, прикованная рука мешала поворачиваться, он недоуменно просыпался, не понимая, в чем дело, потом вспоминал, опять проваливался… Ключ от наручников Майя прикарманила, но у Киса на самом деле был еще один, на связке домашних ключей – страховался на случай легкой потери маленького ключика. Связка осталась при нем, в кармане брюк (Кис решил спать одетым) и давила бедро, однако он воспользоваться ключиком не торопился: пока не имело смысла обнаруживать его существование.
   До него доносились голоса, Майя с Веней о чем-то говорили, он слышал ее плач и глухое гудение его успокаивающего баса… Показалось, что слышит чмоканья, звуки поцелуев. Кто он ей, подумал Кис сквозь сон, друг? Родственник? Любовник? Сообщник?
   Прислушиваться было лень, и он снова засыпал… Под утро ему слышалось урчание мотора машины, в этой деревенской тишине каждый звук выделялся неожиданно и четко, но вникать тоже было лень; и даже когда он увидел Майю на пороге своей комнаты, молчаливо смотревшую на него, – вникать все равно было лень, и утром он уже не знал, сон ли это был или его странная похитительница действительно навещала его ночью…
   И зачем? Что она хотела разглядеть в темноте?
   Крепко ли пристегнут наручник?

* * *

   – Кофе, – ответил Серега. – Ты его хорошо делаешь. Он у тебя какой-то бархатный.
   – Это не я, это аппарат экспрессо его хорошо делает. Правда, нужно уметь выбирать кофе, иначе никакая машина тебя не спасет.
   – И все-то ты знаешь, Александра! – польстил Серега. – А как надо выбирать кофе?
   – Очень тонкого помола. Это мне один итальянский ресторатор объяснил. А лучше итальянцев никто не умеет делать кофе. Вот еще только в Португалии кофе так же хорош.
   – И везде-то ты побывала, Сашка! – мечтательно произнес Серега. – Завидую…
   – Петрович, кончай болтать невесть о чем, не томи, рассказывай!
   Петровичем Кис, а вслед за ним и Александра, звал Серегу из-за места работы на Петровке.
   – А я вот кофе старым дедовским способом делаю: покупаю в зернах и сам мелю, – гнул свое Серега: он любил заставлять себя упрашивать.
   – И варишь в турке, знаю. Вопрос вкуса. Но «бархатного», как ты выразился, кофе у тебя никогда не получится, в домашних условиях его так тонко смолоть невозможно. Держи, уже готов.
   – А нельзя ли чашку побольше? Эта уж больно на наперсток смахивает!
   – Аппарат делает одновременно две чашки кофе именно такого размера, видишь? Я просто его заправлю еще раз, будет тебе вторая чашка. И даже третья.
   – Кофе не жалко, тонкомолотого?
   – Серега, ты для чего пришел?
   – Как для чего? Кофе пить!
   – Нет, милок, кофе еще заработать надо! Рассказывай!
   – До чего ты меркантильная, Александра!
   – Какая есть. Кому не нравлюсь, те могут сделать кругом и шагом марш, – усмехнулась она.
   – В том-то и несчастье, что нравишься, – театрально вздохнул Серега и завел глаза к потолку, чтобы выразить всю меру своего восхищения.
   Сереге, старому другу Алексея с тех еще времен, когда оба работали оперативниками на Петровке, Александра действительно нравилась. Холостяк с большим стажем, Серега был весьма хорош собой – ладно скроенный блондин с правильными чертами лица и лукавыми серыми глазами. Дамам он представлялся исключительно так: «Сергунчик». Как-то Александра обронила, что это не самый поэтичный вариант его имени в глазах прекрасного пола. Серега долго хохотал.
   – Эх, голубушка, умная ты, умная, а не сечешь! Ну-ка, скажи, с чем рифмуется «Сергунчик»?
   – Попрыгунчик, – скорчила смешную гримасу Саша. – Кузнечик такой, прыг-прыг.
   – То-то и оно! И у малышки (Серега всех женщин без разбору называл «малышками») в черепушке сразу угнездится мысль: этого – не захомутать! Упрыгает, когда захочет! Поняла теперь, интеллектуалка, какой здесь тонкий психологический расчет?
   «Малышки» у Сереги никогда не переводились. Однако, по ему самому непонятным причинам, ни одна не увлекала его настолько, чтобы он рискнул жениться. Зрелище семейного счастья своих коллег Серегу нисколько не вдохновляло: одни жены звонили без конца, доводя своих мужей до нервно-матерных ругательств; другие не звонили никогда, что не мешало, однако, их мужьям материться, но этак мрачно, сквозь зубы, поминая вскользь древнейшую профессию. А третью категорию, заботливых и преданных самочек, нянчащих детей и тихо жалующихся на зарплату мужа, Серега просто не выносил. Это было слишком скучно. Вот если бы Александра…
   Впрочем, чего там – это женщина друга. А для Сереги друг всегда значил больше женщины. Даже такой, как Александра.
   – …Общую схему ты уже знаешь, так что я сразу о деталях, – заговорил он, повинуясь ее требовательному взгляду. – Первое: охрана ничего не видела, не слышала. Когда до них донесся визг Майи, они первым делом бросились к окну. Один из них заметил пистолет, лежавший на ковре. В тот момент, когда они ворвались в дом, Майя уже держала пистолет в руках. Охранник убежден, что это был «макаров» с глушителем. Второе: сосед по даче ковырялся у себя в саду и вроде бы видел, как что-то черное – или кто-то в черном – перемахнул через забор Щедринских. Задний забор выходит к лесу, в нем высокая калитка. Он толком не успел разглядеть, но все же нечто метнулось через забор, и ему кажется, что это был человек, одетый в черное с головы до ног. Вроде ниндзя.
   – Забор высокий? Нужна особая сноровка?
   – Норм ГТО ^[5]хватит. Через калитку можно перелезть, там наверху есть перекладина. Основная задача – подтянуться на руках. Если хоть средненькие мускулы есть, то остальное элементарно. Третье: выстрел был произведен в спину, в область сердца, с довольно близкого расстояния, метров шесть – экспертиза скажет точнее, – от противоположного окна, выходящего в сторону заднего забора, за которым лес. Окно было раскрыто, стреляли, возможно, через него. При минимальных навыках обращения с оружием это достаточно просто сделать.
   – То есть его жена могла?
   – Вполне. Один из охранников показал, что учил ее стрелять – по просьбе мужа.
   – И научил?
   – Ну, талантов она не проявила, стреляет пока плоховато, но я ж тебе говорю – расстояние было небольшим… Щедринский хотел, чтобы жена носила с собой пистолет, когда выезжала в город: она категорически не желала, чтобы ее сопровождала охрана, и ездила всегда одна. Но своего пистолета у нее якобы не было, муж собирался ей купить какой-то небольшой, дамский, да не успел. Тем не менее на телевидении она воспользовалась пистолетом «вальтер».
   – Она могла купить сама!
   – Могла, – кивнул Серега, – но об этом ничего никому неизвестно. Зато пуля макаровского калибра. Без самого пистолета точнее ничего сказать нельзя. Замечу, что женщины, как правило, таким серьезным оружием не пользуются, предпочитая маленькие пистолеты. Тем более что у Щедринского уже есть свой «вальтер».
   – Но как же она прошла с оружием на телевидение? Там ведь металлодетектор на входе!
   – Этого никто до сих пор не понимает. Телевизионщики ломают голову, охрана получила взбучку.
   – Следы возле дома остались?
   – Ни одного. Сухо, жарко, под окном гравий, на подоконнике чисто. Отпечатки пока не идентифицировали, их много – в доме часто бывали приемы. Теперь четвертое: Майя заходила в бар до того, как направиться на телевидение. Бармен нам сам позвонил: у него работал телевизор, он увидел свою недавнюю клиентку в кадре с пистолетом и сразу позвонил. Рассказал, что она заказала у него коньяк и рассеянно смотрела на экран. Шла передача Усачева. Вдруг клиентка подскочила как ужаленная, выпила два глотка коньяку и ринулась из бара, не расплатившись.
   – То есть надо понимать, что идея влезть в эфир ей пришла именно в баре, когда она увидела Усачева? Но для этого надо было знать, что в передаче будет кусок прямого эфира. Или вовсе не знать, что передачи бывают в записи, и думать, что они все идут прямо в эфир. Поскольку она заканчивала факультет журналистики, то последнее исключается.
   – Может, к нам работать пойдешь? – польстил Серега.
   – У нее связи на телевидении?
   – Верно.
   – Она все должна была знать: и про «живую» вставку…
   – Верно.
   – …и пропуск ей должен был кто-то заказать…
   – Верно.
   – …и студию она нашла безошибочно…
   – Верно.
   – …и охрана ее пропустила…
   – Оп, неверно! Она не стала подниматься на второй этаж, где студии. Там у входа в студийный коридор имеется дополнительный пост охраны, ты права. А эта хитрая бестия отправилась этажом выше, туда, где аппаратные. Она, видимо, знала, что сотрудники ленятся защелкивать дверь – им всем уже крепко намылили шею за халатность. И она спустилась в студию из аппаратной.
   – То есть она очень хорошо ориентировалась на месте для человека, который не работает на телевидении. Она туда часто ходит… У нее там… Подруга? Любовник? Или она делает для них материалы?
   – Подруга. Алена Ситникова. Часто встречаются в обеденный перерыв в баре Останкина, чтобы поболтать. Алена не раз водила Майю по студиям и аппаратным, девушка интересовалась. А Ситникова работает редактором у Усачева. Мы с ней пока не успели побеседовать, но непременно это сделаем в ближайшее время.