Гарриетт Джилл. Любви не скажешь нет

   В нем действительно уживались художник, которому интересна была тайна человеческой души, и мужчина, который отчаянно хотел получить эту женщину. Но он не будет торопиться, Она сама должна прийти к нему, довериться и полюбить. Вчерашний поцелуй ничего не значит. Он сам испытывал это состояние эйфории от работы, когда всем своим существом, каждой клеточкой своего тела любишь весь мир и стремишься излить эту свою любовь на всех вместе и каждого в отдельности, Он знал, как легко спутать это чувство с обычным физическим желанием. Сколько раз он ощущал потребность эротического выплеска после творческого подъема. И сколько раз ошибался. Женщина, которая под воздействием выплеска творческих эмоций казалась единственной и желанной, наутро тяготила отсутствием настоящего чувства. Творчество действовало как алкоголь. Хуже алкоголя… Он знал, как легко поддаться соблазну, поэтому сумел взять вчера себя в руки и уйти. Мэри не была еще готова к отношениям с другим мужчиной. Потом могло наступить похмелье, и он потерял бы ее навсегда.
   Ярко-красный «ягуар» остановился перед клубом «Бифитер». Майкл специально выбрал этот клуб, потому что там была атмосфера сказки, Старая Англия времен Генриха VIII, фрейлины, шуты, рыцарские турниры, блюда в строгом соответствии со старинными рецептами. В Мэри много было от маленькой девочки, которая любит чудеса, поэтому ей должно понравиться здесь, решил он.
   Он не ошибся. Мэри не могла скрыть восхищенного возгласа. В ее глазах плясали языки пламени горящих живым огнем факелов, прикрепленных к стенам. Она со священным ужасом шла за метрдотелем, одетым в форму придворного того времени, как будто он вел ее на аудиенцию к королю.
   Майкл с улыбкой наблюдал за ней. Если бы ему надо было провести профессиональный тест на наличие фантазии и актерскую возбудимость, то лучшую ситуацию трудно было бы найти. Мэри моментально включилась в игру, забыв на некоторое время, что она пришла на обычную вечеринку в честь начала работы. Она даже шла так, как будто на ней были не брюки, а широкая юбка с кринолином.
   Мэри села за стол, который стоял в глубине зала, и подняла пылающее лицо к Майклу.
   – Вам нравится, – сказал он и благодарно улыбнулся. – Боюсь, что кулинарными изысками я вас не побалую: здесь подают традиционный обед.
   – Иногда традиционное и есть изыск. В наше время при всей нашей консервативности мы редко едим настоящую английскую пищу. Я лично предпочитаю что-нибудь более острое и легкое. А вино люблю французское.
   – Значит, я не угадал, – огорчился Майкл. – Если хотите, можем отправиться в другое место…
   – Вот вам пример женско-мужского непонимания, – засмеялась Мэри. – Перевожу мою мысль. Я очень хочу попробовать то, что вы заказали. Это будет замечательно, потому что я отвыкла от типично английских блюд. Ларри любил французскую кухню, потому что долго жил во Франции, и приучил меня к ней. Только и всего.
   – Ларри – это ваш возлюбленный? – спросил Майкл, хотя прекрасно знал ответ.
   Мэри кивнула и опустила голову. О Боже, какая бестактность. Она совершенно не хотела обидеть Майкла и жалела, что вообще начала обсуждать меню. Глупость какая-то. Она хотела сказать комплимент его выдумке, а получилось…
   – Вы расскажете мне о нем? – спросил Майкл, уводя разговор в другую сторону.
   – Расскажу, если вам это будет интересно. – Она подняла на него полные отчаяния глаза.
   Неужели вечер, который так легко начался, будет испорчен? – Потом…
   – Мэри, я прошу вас, делайте только то, что хотите. – Майкл тоже хотел вернуться в атмосферу праздника и радости. – И говорите только то, что хотите. И если будет нужно, я попрошу, чтобы сюда доставили гамбургеры из «Макдоналдса», если вы их любите, или итальянскую пиццу. Только улыбайтесь.
   Мысль о том, что в этом сказочном замке можно есть гамбургер, развеселила Мэри. Она расслабилась и засмеялась.
   – Майкл, умоляю, не делайте этого. Я не перенесу надругательства над национальными чувствами.
   – Но шампанское будет французское, – закончил гастрономический спор Майкл. – На это вы согласны?
   – На это согласна.
   – Отлично, – сказал он и сделал знак официанту, чтобы тот откупорил бутылку.
   – Давайте выпьем за начало, – торжественно произнес Майкл, поднимая наполненный бокал, – Начало – это самое удивительное, что есть у всего сущего. Первый шаг, который мы делаем, не зная, чем все закончится. Начало это надежда, уверенность, жажда действия. Любое начало радостно. Пусть наше начало приведет нас к победе. Так не принято говорить, потому что существуют традиционные табу, но я не хочу сегодня этого бояться. Пусть у нас впереди будет долгий счастливый путь.
   Мэри слушала Майкла и понимала, что он говорит не только о кино. Им вместе и по отдельности предстоит многое пережить и понять.
   И никто не знает, что ждет в конце. В этом и есть счастье. Что бы ни случилось, они станут другими. В этом состоит смысл жизни.
   – Пусть, – коротко ответила Мэри и коснулась его бокала.
   Вино приятно разлилось по телу и слегка ударило в голову. Мэри вспомнила, что с утра опять ничего не ела, и заволновалась. Если она опьянеет, то не сможет контролировать себя, начнет вспоминать вчерашний поцелуй. Майкл заметил испуг в ее глазах и подумал, что ее нервозность придает ей особое очарование. Он видел это сегодня на пленке. Она моментально переходит из одного состояния в другое и везде искренна и убедительна.
   – Я смотрел сегодня вчерашний материал.
   – И как? Вам понравилось?
   – Да. Получилось именно то, что я задумал.
   Мы делали пробу, но она получилась настолько хорошей, что можно будет не переснимать.
   – Вы мне льстите, – засмеялась Мэри, с удовольствием откусывая гренок с острым сыром.
   – Пожалуй, себе, – пожал плечами Майкл. – Ведь это я так хорошо придумал.
   – Ах, значит, актер ничего не значит? – притворно возмутилась она.
   – Значит, значит, – поспешно ответил он. – И очень много. Но ведь это я вас нашел? Я уговорил? Поэтому все лавры должны достаться мне.
   – А как насчет того, чтобы потешить мое самолюбие? – продолжала наступать Мэри. – А вдруг я подумаю, что все настолько плохо, и откажусь сниматься?
   – Не пугайте меня, Мэри. – Он сделал страшные глаза и схватился за голову. – Я только начал радоваться жизни. Знаете, о чем я подумал, когда увидел вас впервые?
   – О чем? – кокетливо спросила она.
   – Что вы похожи на спящую царевну. – Голос его стал серьезен. – Перед вами стояла еда, к которой вы не притронулись, вино, которое вы почти не пили, подруга, с которой вы говорили, но думали о чем-то другом.
   – Так и было, – кивнула она. – Мы не виделись почти четыре года, а я даже не спросила, как у нее дела. Давайте, выпьем за Сью.
   Потому что, если бы не она, не сидели бы мы здесь и не пили бы шампанское.
   – С удовольствием. Она была моим белым голубем с оливковой ветвью. Я совершенно отчаялся, придумывая, как бы мне заманить вас в студию.
   Они выпили еще по глотку. Мэри разглядывала Майкла, пока он ел, и думала о том, как он мог ей вчера не понравиться. У него было очень хорошее лицо: ровный красивый нос, чуть впалые щеки, высокий гладкий лоб, упрямый подбородок, большой рот, но четкой красивой формы. Глаза… О, у него чудесные глаза! Серые с крапинками. А темные брови и ресницы выглядели нарисованными. Смотрел он всегда внимательно и чуть настороженно, как будто спрашивая, прав ли он. Она еще ни разу не видела, как меняется его лицо, когда он смеется, потому что он только улыбался краешком рта. Интересно, а глаза его остаются такими же строго-вопросительными? Почему-то ей казалось, что он давно не смеялся. Если та история, о которой рассказала Сью, правда, то это неудивительно. Наверное, ее глаза тоже не смеются.
   – Вы рассматриваете меня словно художник натурщика, – вдруг сказал он, поднимая глаза от тарелки.
   Мэри смутилась: она думала, что он не замечает ее взгляда.
   – Что интересного вы во мне нашли?
   – Вчера вы мне совсем не понравились… Мэри сама не ожидала, что скажет это, и смутилась еще больше.
   – Я заметил, – кивнул он, – так что можете спокойно излагать, почему я вам не понравился.
   – Это было так явно? – смутилась она.
   – Это было. А я это видел. По вашему лицу легко читать. В этом смысле вы исключительный человек. Давайте, я положу вам ростбиф.
   Мэри кивнула. Ей понравилось, что он отправил официанта и ухаживает за ней сам. Она очень не любила, когда кто-то посторонний наблюдает за ней во время еды. В ресторанах этого было не избежать, поэтому она не очень любила бывать в них. Ларри довольно часто водил ее куда-нибудь, но она предпочитала готовить сама и ухаживать за ним. Это доставляло ей почти такое же чувственное удовольствие, как занятия любовью. Поэтому Майкл, угадав ее тайное желание, сделал этот вечер еще более приятным.
   Пока он отрезал мясо и накладывал ей пудинг, Мэри молчала и думала о том, что ее не тяготят паузы в разговоре. Так бывает только с близким человеком, когда молчание все равно несет информацию. Он не стал настаивать, чтобы она рассказала о вчерашних своих впечатлениях, потому что оба понимали, что у них будет еще масса времени это вспомнить и обсудить. Вот что значит общее молчание. Можно спокойно заниматься своими делами, но знать, что мысли текут по одному руслу. Они с Ларри даже одни и те же песни про себя пели, а когда кто-нибудь начинал напевать фразу вслух, дружно смеялись.
   – Попробуйте, пожалуйста, – сказал Майкл, – мне будет обидно, если вы не отведаете этого нежнейшего мяса.
   – Не беспокойтесь. У меня сегодня отличный аппетит. Спящая царевна начала просыпаться.
   – Вам следует чуть-чуть поправиться, – сказал он, наблюдая, как она положила кусочек мяса в рот и зажмурилась от удовольствия.
   – Да? А я думала, что актрисам нужно сидеть на строжайшей диете. Представляете, если я начну не влезать в экран?
   – Вам это долго не грозит, – улыбнулся он. – Сейчас у вас какая-то болезненная худоба.
   – Да, не балуете вы женщину комплиментами, – язвительно заметила Мэри.
   – Я говорю как художник, – строго ответил он. – И вы обязаны меня слушаться.
   – Да, босс, – отсалютовала она вилкой. – Вы будете ежедневно следить за моим питанием?
   – Мне бы этого хотелось, – сказал он, и Мэри опять показалось, что за этой фразой стоит гораздо больше, чем внимание режиссера к своей актрисе. – Так что вы прочли на моем лице?
   – У вас очень хорошее лицо. Но очень строгое. И, по-моему, вы никогда не смеетесь…
   – Смеюсь. Но, знаете, меня восхищают люди, способные смеяться по самому ничтожному поводу. Я им по-настоящему завидую. У меня есть тост.
   Мэри с удовольствием взялась за бокал. Еда была очень вкусной, а вино отменным. Она физически ощущала радость жизни. Ей хотелось подольше оставаться в этом состоянии.
   – Я хочу предложить тост за радость, – сказал Майкл, поднимая бокал. – Несчастья и раздумья делают нас мудрее, а радость заставляет чувствовать себя бессмертным, она делает человека крылатым и добрым. Мэри, я хочу, чтобы вы научились радоваться.
   – Радоваться… – повторила она. – Если бы вы знали, в какой радости я жила…
   – Давайте выпьем, а потом вы расскажете мне свою историю. Вы обещали.
   – Нет. Я не хочу об этом говорить сегодня.
   Поэтому, когда мы выпьем, вы расскажете мне, чем закончится ваш фильм. Хорошо?
   – Хорошо.
   Майкл хитрил. Он не мог это сделать, потому что не знал продолжения и окончания ее истории. Вероятность совпадения с ней была столь ничтожной, что рисковать не стоило. В противном случае его игра не имеет смыла. Он хотел снять подлинную историю ее жизни, невзирая на то, понравится она ему или нет. Для этого Мэри должна была открыться ему и рассказать все сама. Он попался и судорожно придумывал, как ему выпутаться из этой ситуации. Но ничего не приходило ему в голову. Ладно, пусть будет что будет, решил он и начал рассказывать:
   – Мы остановились на том, что они встретились через много лет. У нее до этого была своя жизнь, у него тоже. Встречи, короткие романы, ничего значительного. Но каждый из них был уверен, что хорошо знает, что такое любовь.
   Он посмотрел на Мэри. Она жадно ловила каждое его слово. Пока он не сказал ничего нового, но она жаждала продолжения.
   – Потом он нашел повод встретиться. Или она… Это не имеет значения. Но он пришел не один, а с другом, потому что очень боялся, что не выдержит и начнет объясняться ей в любви прямо с порога. Через несколько часов она сама отправляет друга домой, чтобы остаться с ним наедине. Оба понимают, что все, что происходило с ними раньше, только сон, интерлюдия к настоящим отношениям. Они созданы друг для друга. И ничто не может помешать им быть вместе всю жизнь. Но утром он уходит. Она не пытается его задержать, потому что переполнена любовью. Она знает, что он обязательно вернется. И начинаются дни, месяцы, годы ожидания. Он появляется внезапно и так же внезапно исчезает. Она никогда не знает, придет ли он вновь. Она все время ждет.
   Для нее становится неважным мир вокруг нее, друзья, работа. Она не читает книг, не смотрит телевизор, не слушает радио. Когда его нет, все вокруг черно-белое. Она часами бродит по дому, дотрагивается до его вещей, ложится на подушку, на которой он недавно еще спал, душится его одеколоном, раскладывает вокруг себя его фотографии и постоянно говорит с ним. Если бы кто-нибудь видел ее в эти минуты, решил бы, что ей срочно требуется помощь. Ей и требуется помощь. Но у нее есть только один врач, способный вылечить ее. Это он. Когда раздается звонок, жизнь преображается, в ней опять появляются краски, солнце, запахи. Она тоже преображается, становится опять красивой и веселой молодой женщиной.
   Они вместе и счастливы.
   – А почему он на ней не женится? – тихо спросила Мэри.
   – Если он женится, то их отношения будут другими. Он и она знают это. Уйдет отчаяние разлук и упоение встреч, пройдет жар страсти, не будет сладкой боли возможной потери.
   Они мучают друг друга, но это-то и составляет их тайну. Это составляют тайну взаимоотношений мужчины и женщины. Я хочу рассказать историю любви, которая сама себя уничтожила. Насилие и превосходство мужчины и жертвенность женщины… На этом стоит наш мир.
   – Но ведь так не может продолжаться вечно?
   – Не может. Поэтому однажды он исчезает.
   Совсем. Он уезжает, обещая вернуться, и не возвращается. Она остается одна. Неважно, где он и что с ним. Меня интересует женщина. Любовь, когда ее невозможно разделить, слишком тяжелый груз для ее плеч. Но она должна нести эту ношу, потому что, сбросив ее с себя, она перестанет быть женщиной. Только мужчина может жертвовать чувствами.
   – Она так и останется одна?
   – Нет. Однажды прозвенит звонок. Но это будет финал фильма. Мы так и не узнаем, кто позвонил. Он? А может быть, это новая весть от жизни? А может быть, это смерть?
   – Разве может быть такой конец?
   – Любой другой конец был бы обычным. Я хочу рассказать о женщине, которую преобразила и уничтожила любовь. В конце фильма перед нами будет другой человек. Понимаете?
   – Любовь обязательно должна уничтожить?
   – Та, о которой пишут в книгах, да. Другая – всегда трансформируется, становится доверием, нежностью, привязанностью. Она не потрясает… Мы все отравлены мечтой о такой любви. Внутри нее есть желчь, острие, жало смерти. Трагедия…
   – Почему бы вам не рассказать историю со счастливым концом? – с надеждой спросила Мэри. – Ведь можно придумать замечательный финал.
   – А это и есть история со счастливым концом, Мэри. Женщина, получившая в дар такую любовь, не может быть несчастной. Она отдаст свое чувство миру. Потом, когда любовь перестанет быть болью. Или превратится в легенду. Так было. Лучшие образцы классической литературы об этом.
   – Легендой… – повторила Мэри, опустив голову. – Вы знаете, мне не хотелось бы становиться легендой. Мне почему-то очень хочется жить.
   – Я же говорю о фильме. – Майкл сделал вид, что не понимает, о чем говорит Мэри.
   – Майкл, а откуда вы знаете эту историю? вскинула она голову.
   – Какую историю?
   – Ту, которую только что рассказали? Вы хорошо знаете, о чем говорите. Это с вами было?
   – Нет. Мне не довелось пережить любовь. Это дар небес и наказание одновременно. Не каждый готов к такому.
   Или он не хочет ей говорить, или Сью выдумала историю о его погибшей возлюбленной, или… Никакой мистики нет, он просто хорошо знает о ней и Ларри. Мэри вся подалась вперед и прошептала:
   – Майкл, вы знали Ларри?
   – Ларри – это ваш возлюбленный, насколько я понимаю. Нет, я не знал его, – спокойно ответил он. – Почему вы спрашиваете?
   – Потому что вы рассказали мою историю.
   Так точно, как будто все это время были рядом с нами. Тогда вы должны были услышать ее от кого-то из нас. Я не говорила ничего. Тогда Ларри… – Она задыхалась, глаза ее были полны слез.
   – Мэри, я не хочу вас разочаровывать, Я никогда не был знаком с Ларри. Мне никто не рассказывал этой истории. Я выдумал ее сам.
   Только что. У меня есть сценарий. Он действительно написан и лежит на студии. Но мне уже неинтересно снимать то, что там написано, С того дня, как я увидел вас, я понял, о чем хочу снимать…
   Но Мэри уже не слышала его. Она замерла и медленно покачала головой. В одночасье рухнули все надежды; Она почему-то была уверена, что этот человек сможет помочь ей и она поймет, что же случилось с Ларри, найдет ответы на все вопросы, которые мучают ее… Краешком сознания она понимала всю тщету и глупость подобной надежды, но все ее существо отчаянно цеплялось за эфемерный шанс найти согласие в своей душе. Она поэтому и согласилась вчера на съемку, что он поманил ее обещанием.
   Мэри подняла на Майкла глаза. Лицо его было спокойно, он внимательно и участливо смотрел на нее. Господи, какая же она наивная дурочка! Неужели кто-нибудь, кроме нее самой, сможет разобраться в не покидающем ее чувстве вины, которое она носит с собой как заплечный мешок. Чего она ожидала от этого умного и симпатичного человека? Что он объяснит ей, что произошло на самом деле? Он не волшебник и не экстрасенс. Почему она решила, что он покажет ей путь? Он всего лишь хочет осуществить задуманное. Она ошиблась. Ей не дают покоя сны и видения, Они заставляют ее пребывать во взвинченном состоянии поиска истины, которая все время ускользает от нее.
   Она опустила голову и принялась монотонно раскачивать ею как китайский болванчик.
   Лицо Майкла исказилось. Ему физически было больно смотреть на вмиг погасшие глаза. Она пребывала в трансе, мысли ее витали далеко, и он никак не мог вернуть ее обратно. Что он сделал не так? Почему его рассказ произвел на нее столь тягостное впечатление? Что кроется за ее молчанием? В то же время художник, который жил в нем, с жадностью фиксировал каждый ее жест, каждое подрагивание ресниц, выражение безвольно упавших рук.
   Это был законченный портрет женщины, о которой он только что говорил. Раздавленная любовью… Но мужчина, который страстно желал эту женщину и не мог без ужаса смотреть на ее мучения, решительно двинулся в атаку.
   – Мэри, послушайте меня, – страстно заговорил он.
   Она очнулась, почувствовав мощь его посыла, и подняла голову.
   – Что-то, на что вы надеялись, не произошло, – продолжил он после паузы. – Я не понимаю в чем дело, но не могу сидеть и смотреть на то, как вы увядаете у меня на глазах. Я мало смыслю в терапевтическом эффекте искусства, но кожей чувствую, что вам сейчас это необходимо. Не покидайте меня! Вы ведь это собираетесь сделать?
   – Майкл… – тихо начала она и остановилась.
   – Я знаю, что вы хотите мне сказать. Что это была ошибка, что вы не сможете… – Нет… – Мэри покачала головой и увидела, как в его глазах появилась надежда. Она не должна его так мучить, поэтому быстро закончила фразу:
   – Мне очень стыдно за то, что я подвожу вас и…
   Майкл следил за каждым ее словом, желая найти хоть какую-то зацепку, чтобы возразить ей.
   – Вы деловой человек, а я веду себя как ребенок. Но я не смогу выполнить обещание, которое так опрометчиво дала вчера. Я не знаю, каким образом загладить свою вину перед вами.
   Я… – Она так и не смогла сформулировать то, что хотела сказать.
   – То есть вы как порядочный человек предлагаете мне компенсацию за сорванные съемки… – горько подытожил он ее монолог.
   – Да, но я не знаю, как это сделать. Хотите, я выполню для вас какую-нибудь работу?
   Майкл засмеялся. В этом смехе не было ни капли радости.
   – Мэри, вы действительно рассуждаете как ребенок. Что вы можете для меня сделать, кроме того, что могли бы сделать лучше всех других?
   – Я не знаю…
   Будь со мной, люби меня, забудь свою прошлую жизнь, кричало его сердце, но он только до боли сжал кулаки. Он должен отпустить ее сейчас, чтобы не потерять совсем. Позже, когда он останется один, он обязательно что-нибудь придумает…
   – Давайте сделаем так, – предложил Майкл. – Сейчас нам принесут десерт, мы допьем шампанское, а потом я отвезу вас домой.
   – Это не изменит моего решения, – покачала головой Мэри.
   – Я имел в виду только то, о чем говорил.
   Поверьте, мне не каждый день удается провести вечер в компании с человеком, который мне бесконечно приятен. Мне хорошо с вами, Давно я не говорил так ни с одной женщиной.
   Я вообще мало говорю. Тем более о том, что мне действительно интересно. Подарите мне еще час.
   Мэри не ожидала, что он так легко уступит и не будет ее уговаривать. Она тоже не часто встречала мужчин, которые умеют слушать и понимать женщин. Ларри всегда добивался своего, считая, что ее возражения всего лишь женские капризы. Она благодарна Майклу и за вчерашний день и за сегодняшний вечер. Он не виноват в том, что она ведет себя нелогично и не совсем адекватно, Зачем портить ему вечер.
   Если люди не становятся деловыми партнерами, им никто не мешает быть приятными собеседниками.
   – Простите меня, Майкл, – улыбнулась она, взяв себя в руки. – Мое воображение сыграло со мной злую шутку, Я никак не могу научиться быть легкой и свободной. Я с удовольствием попробую десерт и не буду больше мучить вас своими проблемами.
   Именно этого больше всего на свете и хотел Майкл. Чтобы она доверила ему свои проблемы, рассказала о страхах и сомнениях, о бессонных ночах и нескончаемых мыслях… Но он знал, что должен заслужить это право.
   Остаток ужина прошел непринужденно. Они посмотрели представление, которое давали актеры на небольшой сцене. Старинные танцы, рыцарские поединки на мечах, живые картины прошлого. Мэри слегка расслабилась и приказала себе наслаждаться праздничной атмосферой и возможностью быть под защитой предупредительного и сильного мужчины, который ни одним словом или взглядом не дал ей понять, что она нарушила его планы.
   Возле дома он церемонно поцеловал ее руку и попросил позволения позвонить утром, чтобы узнать, как она себя чувствует. Мэри ответила согласием: ей приятно было его внимание и трогательная забота.
   Когда она легла в постель и погасила свет, то поймала себя на мысли, что галантное отношение к ней Майкла и та дистанция, на которой он держал себя, ее слегка разочаровали.
   Пусть бы он не был таким умным и проницательным… Ей хотелось, чтобы рядом был мужчина. Она вдруг вспомнила, как тетя Эрна описывала свои чувства во время родов. Она схватилась за руку молодого врача и никак не хотела выпускать ее. Она объясняла это тем, что в момент боли и слабости ей хотелось, чтобы рядом был сильный спокойный мужчина. Бедный врач с трудом разжал ее пальцы, а потом, когда она уже лежала в палате и ждала близнецов для кормления, показал ей синяки на руке. Мэри тоже хотелось вцепиться в руку Майкла и не отпускать ее, пока не станет немного легче.

Глава 6

   Мэри проснулась с тяжелой головной болью. Наверное, это вчерашнее шампанское и тяжелый разговор, подумала она и отправилась в ванную. Контрастный душ и несколько упражнений должны привести ее в порядок.
   Стоя под горячими струями воды, она долго уговаривала себя применить испытанный метод, но так и не решилась переключить воду на холодную. Ее бил озноб. Болела она крайне редко, поэтому мысль о том, что она могла простудиться, просто не приходила ей в голову. Однако, когда Мэри, завернувшись в халат, добрела до кровати и упала на нее в изнеможении, она решила измерить температуру.
   Так и есть. Она с огорчением констатировала, что термометр довольно основательно зашкаливает за пограничную отметку. И судя по ознобу, который ее бьет, температура поднимается. Это совершенно не входит в ее планы.
   Вчера она решила, что опять отправится на поиски работы. Фантастическая история со съемками закончилась, и ей надо возвращаться к реальности. Теперь она неделю не сможет выйти из дому. Простуды обычно проходили у Мэри очень тяжело. Через несколько часов начнет болеть горло, потом начнется насморк и потекут слезы, потом кашель. Этот сценарий неукоснительно повторялся и был рассчитан ровно на семь дней. Можно, конечно, начать истязать себя таблетками и полосканиями, но это почти не давало результата.
   Да, небольшая радость болеть в таком настроении. Если бы тетя Эрна была рядом, с тоской подумала Мэри. В детстве тетя умудрялась дни простуды сделать не такими тоскливыми. Она научила Мэри получать удовольствие от вынужденного лежания в кровати, и, если девочке было не совсем плохо, они играли в тихие игры, читали сказки, тетя рассказывала смешные и трогательные истории о приключениях ее родителей, которые много путешествовали по свету. Мэри научилась воспринимать их жизнь как сплошной калейдоскоп занятных приключений и думала о них как о героях удивительной книги. Они редко бывали все вместе, поэтому долгое время она воспринимала их отсутствие в своей жизни как одну из затяжных командировок, которая когда-нибудь закончится. Или это ее мозг сработал таким образом, что не оставил ей горьких воспоминаний. Папа и мама были ее вечной сказкой. Появлялись с массой экзотических вкусностей и сувениров, а потом исчезали. Она даже не успевала к ним привыкнуть. У нее всегда была тетя Эрна и няня. Потом только тетя Эрна.