Страница:
Играл я позорно. Мука, призванная бороться с потом, превратилась в мерзкие белые катышки, облепившие мне пальцы.
Кроме того, Мари и все остальные присоединились к нам при счете 6:6, и тут я сломался. Я чувствовал ее присутствие у себя за спиной - и ладони предательски скользили по рычагам. Я ощущал аромат ее духов - и забывал о своих нападающих. Услышав ее голос, я пропускал гол за голом.
Когда брат довел счет до 10 в свою пользу, я смог наконец обтереть руки о собственную задницу - джинсы побелели от муки.
Марк, негодяй, смотрел на меня с искренним сочувствием.
«С днем рождения», - поздравил я себя.
Девушки заявили, что хотят спать, и попросили показать им их комнату. Я объявил, что лягу на диванчике в гостиной, чтобы спокойно прикончить бутылку, и попросил меня не беспокоить.
Мари посмотрела на меня. А я подумал - останься она ростом в метр двадцать девять и весом в двадцать шесть кило, я бы спрятал ее себе за пазуху и повсюду таскал бы с собой.
Потом дом затих. Один за другим погасли окна, то тут, то там слышались приглушенные смешки.
Мне казалось, что Марк с ребятами прикалываются - скребутся в дверь к девчонкам.
Я свистнул собакам и закрыл входную дверь на ключ.
Заснуть не удавалось. Ничего удивительного.
Я курил, лежа в темноте, освещаемой лишь огоньком горящей сигареты. Потом услышал какой-то шум. Вернее, шорох, словно кто-то зашуршал бумагой. Сначала я решил было, что это возится одна из собак. Я позвал:
- Бозо?… Микмак?…
Ни ответа, ни привета, но звук усилился, причем к шороху добавился странный призвук - как будто скотч отклеивают.
Я сел, протянул руку, чтобы зажечь лампу.
Я брежу. Мари - голая - стоит посреди комнаты, прикрывая тело бумажками подарочных упаковок. На левой груди у нее - голубой листок, на правой - серебряный, на руках - нарядная веревочка. Крафтовая бумага, в которую мама завернула мотоциклетный шлем - подарок мне на день рождения, служит Мари набедренной повязкой.
Она идет по комнате, ступая по обрывкам подарочных упаковок, мимо полных пепельниц и грязных стаканов.
- Что ты делаешь?
- А что, непонятно?
- Ну… вообще-то не очень…
- Ты разве не сказал, что хочешь получить подарок к дню рождения?
Продолжая улыбаться, она обвязала талию красной тесемочкой.
Я как ужаленный вскочил с дивана и закричал:
- Эй, эй, не увлекайся!
Произнося эти слова, я спрашивал себя, что они означают: не прячь свое тело, оставь его мне, прошу тебя?
Или: давай притормози, знаешь, меня по-прежнему укачивает, а завтра я уезжаю в Нанси, так что, сама понимаешь?…
Происшествие
Кетгут
Кроме того, Мари и все остальные присоединились к нам при счете 6:6, и тут я сломался. Я чувствовал ее присутствие у себя за спиной - и ладони предательски скользили по рычагам. Я ощущал аромат ее духов - и забывал о своих нападающих. Услышав ее голос, я пропускал гол за голом.
Когда брат довел счет до 10 в свою пользу, я смог наконец обтереть руки о собственную задницу - джинсы побелели от муки.
Марк, негодяй, смотрел на меня с искренним сочувствием.
«С днем рождения», - поздравил я себя.
Девушки заявили, что хотят спать, и попросили показать им их комнату. Я объявил, что лягу на диванчике в гостиной, чтобы спокойно прикончить бутылку, и попросил меня не беспокоить.
Мари посмотрела на меня. А я подумал - останься она ростом в метр двадцать девять и весом в двадцать шесть кило, я бы спрятал ее себе за пазуху и повсюду таскал бы с собой.
Потом дом затих. Один за другим погасли окна, то тут, то там слышались приглушенные смешки.
Мне казалось, что Марк с ребятами прикалываются - скребутся в дверь к девчонкам.
Я свистнул собакам и закрыл входную дверь на ключ.
Заснуть не удавалось. Ничего удивительного.
Я курил, лежа в темноте, освещаемой лишь огоньком горящей сигареты. Потом услышал какой-то шум. Вернее, шорох, словно кто-то зашуршал бумагой. Сначала я решил было, что это возится одна из собак. Я позвал:
- Бозо?… Микмак?…
Ни ответа, ни привета, но звук усилился, причем к шороху добавился странный призвук - как будто скотч отклеивают.
Я сел, протянул руку, чтобы зажечь лампу.
Я брежу. Мари - голая - стоит посреди комнаты, прикрывая тело бумажками подарочных упаковок. На левой груди у нее - голубой листок, на правой - серебряный, на руках - нарядная веревочка. Крафтовая бумага, в которую мама завернула мотоциклетный шлем - подарок мне на день рождения, служит Мари набедренной повязкой.
Она идет по комнате, ступая по обрывкам подарочных упаковок, мимо полных пепельниц и грязных стаканов.
- Что ты делаешь?
- А что, непонятно?
- Ну… вообще-то не очень…
- Ты разве не сказал, что хочешь получить подарок к дню рождения?
Продолжая улыбаться, она обвязала талию красной тесемочкой.
Я как ужаленный вскочил с дивана и закричал:
- Эй, эй, не увлекайся!
Произнося эти слова, я спрашивал себя, что они означают: не прячь свое тело, оставь его мне, прошу тебя?
Или: давай притормози, знаешь, меня по-прежнему укачивает, а завтра я уезжаю в Нанси, так что, сама понимаешь?…
Происшествие
Лучше бы мне пойти спать, но я не могу.
У меня трясутся руки.
Думаю, мне следует написать что-то вроде отчета.
Я умею это делать. Раз в неделю, по пятницам после обеда, я составляю отчет о проделанной работе для Гийемена, моего шефа.
На сей раз я составлю отчет для себя самого.
Я говорю себе: «Если изложить все подробно, в деталях, если очень постараться, то, закончив и перечитав, можно будет хоть на пару секунд представить себе, что главный герой данной истории кто-то другой, не ты. И тогда, возможно, тебе удастся объективно оценить случившееся. Возможно».
И вот я сижу перед своим ноутбуком, которым обычно пользуюсь только по работе. Слышно, как внизу шумит посудомоечная машина.
Жена и дети давно легли. Дети наверняка спят, жена - точно нет. Она меня караулит. Пытается понять, в чем дело. Думаю, она напугана, потому что уже знает, что потеряла меня. Женщины чувствуют такие вещи. Но я не могу лечь, прижаться к ней и заснуть - и она это знает. Я должен написать все это прямо сейчас - ради тех самых двух секунд, которые, возможно, окажутся поворотными в моей судьбе… если получится.
Начну с самого начала.
Я устроился работать на фирму Поля Придо 1 сентября 1995 года. До этого я работал на его конкурента, но там было слишком много мелких раздражающих моментов - например, дорожные расходы оплачивались с задержкой в полгода! - так что в один прекрасный день я взял да и уволился к чертовой матери. Почти год я сидел без работы. Все думали, что я буду торчать дома, изнывая в ожидании звонка из бюро по трудоустройству.
А мне это время запомнилось как один из лучших периодов моей жизни. Я смог наконец заняться домашними делами. Сделал все, чего так долго и безуспешно добивалась от меня Флоранс: повесил карнизы для штор, оборудовал душ в задней части дома, взял напрокат мини-трактор, перекопал весь сад и посадил новый замечательный газон.
По вечерам я забирал Люка от няни, и мы шли за его старшей сестрой в школу. Я готовил детям обильные полдники с горячим шоколадом. Не с «Несквиком», а с настоящим какао, от которого у них на мордочках оставались роскошные усы. Перед умыванием они с восторгом разглядывали себя в зеркале, радостно слизывая сладкие следы.
В июне, осознав, что малышу скоро придет пора расстаться с мадам Леду и отправляться в детский сад, я начал искать работу всерьез и в августе нашел место.
В фирме Поля Придо я работаю торговым представителем и отвечаю за все Западное побережье. У него огромное предприятие по производству свиных деликатесов. В общем, он колбасник,промышленного размаха.
Гениальное изобретение папаши Придо - это его свиной окорок, упакованный в красно-белую клетчатую салфетку. Ну да, конечно, и ветчину эту делают на заводе, и пресловутую «крестьянскую» холстину производят в Китае, но именно своим «окороком в салфетке» Поль и прославился, что подтверждают все маркетинговые исследования. Спросите любую хозяйку, бодро толкающую продуктовую тележку между стеллажами супермаркета, с чем ассоциируется у нее имя «Поль Придо»,и она без запинки ответит вам - с «ветчиной в салфетке», а если вы попросите ее развить мысль, она добавит, что ветчина эта лучше всех других из-за своего неповторимого вкуса «настоящей деревенской свинины».
Браво! Снимаю шляпу перед артистом колбасного дела.
Чистый годовой доход составляет тридцать пять миллионов.
Большую часть времени я провожу за рулем служебной машины. 306-я модель «пежо», черная, с изображениями веселой хрюшки по бокам.
Люди понятия не имеют, что такое жизнь на колесах по долгу службы.
Обитатели мира дорог бывают двух видов: это, так сказать, праздноездящиеи мы - труженики руля.
Жизнь на колесах складывается из целого ряда вещей. Во-первых, это твои отношения с машиной.
Будь то малолитражка или же огромный немецкий полуприцеп, не важно: садясь в машину, ты оказываешься у себя дома. Внутри тебя встречают твой запах, твой собственный беспорядок, твое сиденье, которое раз и навсегда приняло форму твоей задницы, и никакие насмешки тут неуместны. Особая статья - бортовая рация, вещь в себе, безграничное загадочное королевство со множеством функций и команд, в которых мало кто до конца разбирается. Я редко ею пользуюсь, включаю, если уж только запахнет жареным.
Вторая составляющая нашей жизни - проблема питания. Харчевни «Белой лошади», придорожные ресторанчики, забегаловки «Ковчега». Блюда дня, кувшинчики дешевого вина, бумажные скатерки. Бесконечная вереница лиц - все эти люди, которых ты встречаешь там и никогда больше не увидишь вновь…
И попки официанток, известные все наперечет, изученные досконально, оцененные и расклассифицированные лучше, чем в «Мишлене».
А еще - усталость, привычные маршруты, одиночество и мысли, одолевающие тебя в дороге. Одни и те же, навязчивые и беспредметные.
Растущее брюхо, ну и шлюхи, конечно, куда без них.
По сути, это целая вселенная, и между ее обитателями и всем остальным человечеством высится непреодолимая стена.
Так вот, в общих чертах моя работа заключается в том, чтобы объезжать владения хозяина.
Я работаю в тесном контакте с товароведами продовольственных магазинов и супермаркетов. Вместе с ними я разрабатываю стратегию продвижения нашей продукции на рынке, определяю перспективы продаж, организую презентации.
Лично мне все это представляется чем-то вроде прогулки по улицам под ручку с красивой девушкой, достоинства которой ты расхваливаешь окружающим на все лады, словно подбирая ей достойную партию.
Но пристроить продукцию - это еще полдела, главное, чтобы ее грамотно продавали. Поэтому при случае я всегда проверяю продавщиц, смотрю, как представлен наш товар на витрине, где именно и в каком виде; раскрыта ли холщовая тряпица, как в телерекламе, не заветрились ли наши сосиски, разложен ли паштет по горшочкам на старинный манер, подвешены ли колбасы связками - так, словно их только что сделали и выставили на просушку. И то, и это, и еще многое другое… Никто не обращает внимания на такие мелочи, а между тем именно они и отличают продукцию Поля Придо от всех остальных на рынке.
Знаю, я слишком увлекся описанием своей работы, а ведь должен рассказать совсем о другом.
Сегодня я занимаюсь свининой, но мог бы продавать помаду или шнурки. В моей работе мне нравятся общение с людьми, обсуждение проблем и поездки по стране. Главное для меня - не торчать целый день в офисе, чувствуя за спиной постоянное присутствие начальства. От одной только мысли о кабинетной работе я впадаю в тоску.
В понедельник, 29 сентября 1997 года я встал без четверти шесть утра. Бесшумно собрался, чтобы жена не ворчала. Только и успел что быстро принять душ - времени оставалось в обрез: зная, что все равно придется заезжать на заправку, я хотел успеть проверить давление в шинах.
Кофе я выпил на заправке «Шелл». Терпеть этого не могу - от запаха дизельного топлива в сочетании с ароматом сладкого кофе меня всегда начинает подташнивать.
Первая встреча была назначена на половину девятого в Понт-Одемаре. Я помог сотрудникам «Перекрестка» обустроить стенд для демонстрации нашей новой продукции в вакуумной упаковке - новинка, которую наши специалисты разработали в соавторстве с одним известным шеф-поваром. (Знали бы вы, сколько он запросил за то, что его портрет в колпаке будет фигурировать на упаковке!)
Вторым пунктом назначения была промышленная зона Бург-Ашара, туда мне нужно было попасть к десяти.
Я слегка опаздывал, да еще и туман над автобаном никак не хотел рассеиваться.
Я выключил радио, потому что хотел спокойно пораскинуть мозгами.
Меня беспокоил предстоящий разговор - я знал, что тут мы столкнемся с серьезным конкурентом, и ни за что на свете не хотел провалить дело. Так сильно задумался, что едва не проскочил поворот.
В час дня мне позвонила жена - она была в совершеннейшей панике:
- Жан-Пьер, это ты?
- А кого ты ожидала услышать?
- Боже мой… У тебя все в порядке?
- Да к чему все эти вопросы?
- Из-за аварии, конечно! Я уже два часа пытаюсь дозвониться тебе на мобильный, но они говорят, что все линии отключены! Два часа я схожу с ума, как полная идиотка! Я уже раз десять звонила тебе на работу. Черт бы тебя побрал! Мог бы и сам позвонить, ты совсем обалдел от своей работы…
- Постой-постой, не кричи! О чем ты говоришь, объясни.
- Об аварии, которая произошла утром на А-13. Ты разве не по ней собирался ехать?
- Да о какой аварии?
- Не-ет, я действительно рехнусь!!! Это ведь ты слушаешь целыми днями «Франс Инфо»!!! Только об этом столкновении все и говорят. Даже по телевизору! О чудовищной аварии, которая случилась сегодня утром недалеко от Руана.
- Ладно, все, я заканчиваю, у меня полно дел… Я весь день ничего не могла делать, уже представляла себя вдовой. Прямо-таки видела, как бросаю горсть земли в твою могилу… Твоя мать мне звонила, моя звонила… То еще выдалось утро.
- Милая, мне так жаль! Но на этот раз все обошлось… Еще немножко тебе придется потерпеть мою матушку.
- Ну что ты за идиот…
- И знаешь что, Фло…
- Да?
- Я тебя люблю.
- Ты никогда мне этого не говоришь.
- А сейчас я что делаю?
- Ладно, ладно… до вечера. И позвони матери, иначе в лучший мир отправится она.
В семь вечера я посмотрел региональный выпуск новостей. Ужас.
Восемь погибших и около шестидесяти раненых.
Машины, сплющенные, как бумажные стаканчики.
Сколько?
Пятьдесят? Сто?
Опрокинувшиеся на бок и сгоревшие дотла трейлеры. Десятки машин «скорой помощи». Жандарм, вещающий о неосторожном поведении на дороге, о превышении скорости, о предсказанном еще накануне тумане и о телах, которые до сих пор не удалось опознать. Растерянные, молчаливые, плачущие люди.
В восемь я прослушал заголовки новостей TF-1. Объявили уже о девяти погибших. Флоранс кричит с кухни:
- Хватит! Довольно! Иди сюда.
Мы выпили вина, сидя за кухонным столом - сердце у меня к этому не лежало, но я хотел сделать жене приятное.
Только теперь меня настиг страх. Кусок в горло не лез, и я чувствовал себя, как нокаутированный боксер.
Я никак не мог заснуть, и жена занялась со мной любовью - очень нежно.
В полночь я снова отправился в гостиную, включил без звука телевизор и начал обшаривать комнату в поисках сигарет.
В половине первого я слегка прибавил звук, чтобы прослушать последний выпуск новостей, и не мог отвести взгляд от нагромождения смятых в лепешку машин по обе стороны дороги.
Ну что за чертовщина…
Я говорил себе: «Все-таки люди - жуткие придурки».
А потом на экране появился парень в майке с надписью «Ле Кастелле». Никогда не забуду его лица.
И он заговорил, этот парень:
- Ну да, согласен, был туман, и, ясное дело, многие ехали слишком быстро, но все это произошло из-за придурка, сдавшего назад, чтобы вернуться к съезду на Бург-Ашар. Я все видел из кабины. Рядом со мной притормозили две машины, а в них, как в масло, впилились остальные. Хотите верьте, хотите нет, но в зеркале заднего вида я ни черта не мог разглядеть. Ни-че-го. Ноль. А эта сволочь сейчас, небось, дрыхнет себе спокойненько в своей постели.
Вот что он сказал. Мне.
Мне, Жану-Пьеру Фаре, сидевшему нагишом в собственной гостиной.
Это было вчера.
Сегодня я скупил все газеты. И прочел на третьей странице «Фигаро» за вторник, 30 сентября:
Полиция полагает, что причиной крупной аварий на шоссе А-13, в которой погибли девять человек., стала ошибка водителя, давшего задний ход у съезда на Бург-Ашар. Этот маневр спровоцировал первое столкновение на полосе в сторону Парижа, после чего опрокинулся и загорелся бензовоз. Пламя привлекло внимание…
А вот что написала на третьей полосе «Паризьен»:
Неосторожность, а вернее сказать - несознательность - одного из участников дорожного движения могла стать причиной трагедии на автостраде А-13, в результате которой девять человек были извлечены мертвыми из-под чудовищного нагромождения смятого железа. Свидетель сообщил жандармам, что видел собственными глазами, как в двадцати километрах от Руана некий водитель дал задний ход, желая повернуть на Бург-Ашар. Именно для того, чтобы избежать столкновения с его машиной…
Но добила меня «Либерасьон»:
Два человека погибли под колесами, пытаясь пересечь шоссе, чтобы оказать помощь раненым. За две минуты сотня легковых автомобилей, три грузовика…
Всего-то метров двадцать от силы, может, чуть-чуть заехал на разметку.
Всего-то несколько секунд. Я сразу обо всем забыл.
Боже мой…
Я не плачу.
Флоранс пришла за мной в пять утра.
Я все ей рассказал. Как же иначе.
Несколько мучительно долгих минут она сидела неподвижно, закрыв лицо руками.
Потом судорожно окинула взглядом комнату, словно задыхаясь, и сказала:
- Слушай меня внимательно. Ты никому ничего не скажешь. Иначе тебя обвинят в непреднамеренном убийстве и отправят в тюрьму.
- Да.
- И что? Что тогда? Что это изменит? Еще несколько жизней будут искалечены - только и всего! - Она плакала.
- В любом случае моя жизнь уже кончена.
Она зашлась в крике.
- Твоя - возможно, но не детей! И поэтому ты будешь молчать!
У меня не было сил даже на крик.
- Ладно, давай поговорим о детях. Посмотри вот на этого. Посмотри внимательно…
И я протянул ей газету со снимком малыша, рыдающего на автостраде А-13.
Маленький мальчик уходил прочь от разбитой вдребезги машины.
Обычный газетный снимок.
В рубрике «Происшествия».
- …Он ровесник Камиллы.
- Боже мой, да прекрати же наконец! - кричит жена, хватая меня за воротник пижамной куртки. - Хватит нести чушь! Заткнись! Я хочу задать тебе один вопрос. Один-единственный. Кому будет хорошо от того, что ты сядешь в тюрьму? Ну, ответь, кому?!
- Может, это хоть чуточку ихутешит.
Она ушла в полном отчаянии.
Я слышал, как она закрылась в ванной.
Утром, глядя ей в глаза, я не знал, как быть, и только качал головой, но теперь, вечером, сидя в тишине дома и слушая, как гудит посудомоечная машина…
Я пропал. Все кончено.
Сейчас я спущусь вниз, выпью стакан воды, выкурю сигарету в саду. Потом вернусь к себе и перечитаю написанное…
Вдруг поможет?
Но я и сам в это не верю.
У меня трясутся руки.
Думаю, мне следует написать что-то вроде отчета.
Я умею это делать. Раз в неделю, по пятницам после обеда, я составляю отчет о проделанной работе для Гийемена, моего шефа.
На сей раз я составлю отчет для себя самого.
Я говорю себе: «Если изложить все подробно, в деталях, если очень постараться, то, закончив и перечитав, можно будет хоть на пару секунд представить себе, что главный герой данной истории кто-то другой, не ты. И тогда, возможно, тебе удастся объективно оценить случившееся. Возможно».
И вот я сижу перед своим ноутбуком, которым обычно пользуюсь только по работе. Слышно, как внизу шумит посудомоечная машина.
Жена и дети давно легли. Дети наверняка спят, жена - точно нет. Она меня караулит. Пытается понять, в чем дело. Думаю, она напугана, потому что уже знает, что потеряла меня. Женщины чувствуют такие вещи. Но я не могу лечь, прижаться к ней и заснуть - и она это знает. Я должен написать все это прямо сейчас - ради тех самых двух секунд, которые, возможно, окажутся поворотными в моей судьбе… если получится.
Начну с самого начала.
Я устроился работать на фирму Поля Придо 1 сентября 1995 года. До этого я работал на его конкурента, но там было слишком много мелких раздражающих моментов - например, дорожные расходы оплачивались с задержкой в полгода! - так что в один прекрасный день я взял да и уволился к чертовой матери. Почти год я сидел без работы. Все думали, что я буду торчать дома, изнывая в ожидании звонка из бюро по трудоустройству.
А мне это время запомнилось как один из лучших периодов моей жизни. Я смог наконец заняться домашними делами. Сделал все, чего так долго и безуспешно добивалась от меня Флоранс: повесил карнизы для штор, оборудовал душ в задней части дома, взял напрокат мини-трактор, перекопал весь сад и посадил новый замечательный газон.
По вечерам я забирал Люка от няни, и мы шли за его старшей сестрой в школу. Я готовил детям обильные полдники с горячим шоколадом. Не с «Несквиком», а с настоящим какао, от которого у них на мордочках оставались роскошные усы. Перед умыванием они с восторгом разглядывали себя в зеркале, радостно слизывая сладкие следы.
В июне, осознав, что малышу скоро придет пора расстаться с мадам Леду и отправляться в детский сад, я начал искать работу всерьез и в августе нашел место.
В фирме Поля Придо я работаю торговым представителем и отвечаю за все Западное побережье. У него огромное предприятие по производству свиных деликатесов. В общем, он колбасник,промышленного размаха.
Гениальное изобретение папаши Придо - это его свиной окорок, упакованный в красно-белую клетчатую салфетку. Ну да, конечно, и ветчину эту делают на заводе, и пресловутую «крестьянскую» холстину производят в Китае, но именно своим «окороком в салфетке» Поль и прославился, что подтверждают все маркетинговые исследования. Спросите любую хозяйку, бодро толкающую продуктовую тележку между стеллажами супермаркета, с чем ассоциируется у нее имя «Поль Придо»,и она без запинки ответит вам - с «ветчиной в салфетке», а если вы попросите ее развить мысль, она добавит, что ветчина эта лучше всех других из-за своего неповторимого вкуса «настоящей деревенской свинины».
Браво! Снимаю шляпу перед артистом колбасного дела.
Чистый годовой доход составляет тридцать пять миллионов.
Большую часть времени я провожу за рулем служебной машины. 306-я модель «пежо», черная, с изображениями веселой хрюшки по бокам.
Люди понятия не имеют, что такое жизнь на колесах по долгу службы.
Обитатели мира дорог бывают двух видов: это, так сказать, праздноездящиеи мы - труженики руля.
Жизнь на колесах складывается из целого ряда вещей. Во-первых, это твои отношения с машиной.
Будь то малолитражка или же огромный немецкий полуприцеп, не важно: садясь в машину, ты оказываешься у себя дома. Внутри тебя встречают твой запах, твой собственный беспорядок, твое сиденье, которое раз и навсегда приняло форму твоей задницы, и никакие насмешки тут неуместны. Особая статья - бортовая рация, вещь в себе, безграничное загадочное королевство со множеством функций и команд, в которых мало кто до конца разбирается. Я редко ею пользуюсь, включаю, если уж только запахнет жареным.
Вторая составляющая нашей жизни - проблема питания. Харчевни «Белой лошади», придорожные ресторанчики, забегаловки «Ковчега». Блюда дня, кувшинчики дешевого вина, бумажные скатерки. Бесконечная вереница лиц - все эти люди, которых ты встречаешь там и никогда больше не увидишь вновь…
И попки официанток, известные все наперечет, изученные досконально, оцененные и расклассифицированные лучше, чем в «Мишлене».
А еще - усталость, привычные маршруты, одиночество и мысли, одолевающие тебя в дороге. Одни и те же, навязчивые и беспредметные.
Растущее брюхо, ну и шлюхи, конечно, куда без них.
По сути, это целая вселенная, и между ее обитателями и всем остальным человечеством высится непреодолимая стена.
Так вот, в общих чертах моя работа заключается в том, чтобы объезжать владения хозяина.
Я работаю в тесном контакте с товароведами продовольственных магазинов и супермаркетов. Вместе с ними я разрабатываю стратегию продвижения нашей продукции на рынке, определяю перспективы продаж, организую презентации.
Лично мне все это представляется чем-то вроде прогулки по улицам под ручку с красивой девушкой, достоинства которой ты расхваливаешь окружающим на все лады, словно подбирая ей достойную партию.
Но пристроить продукцию - это еще полдела, главное, чтобы ее грамотно продавали. Поэтому при случае я всегда проверяю продавщиц, смотрю, как представлен наш товар на витрине, где именно и в каком виде; раскрыта ли холщовая тряпица, как в телерекламе, не заветрились ли наши сосиски, разложен ли паштет по горшочкам на старинный манер, подвешены ли колбасы связками - так, словно их только что сделали и выставили на просушку. И то, и это, и еще многое другое… Никто не обращает внимания на такие мелочи, а между тем именно они и отличают продукцию Поля Придо от всех остальных на рынке.
Знаю, я слишком увлекся описанием своей работы, а ведь должен рассказать совсем о другом.
Сегодня я занимаюсь свининой, но мог бы продавать помаду или шнурки. В моей работе мне нравятся общение с людьми, обсуждение проблем и поездки по стране. Главное для меня - не торчать целый день в офисе, чувствуя за спиной постоянное присутствие начальства. От одной только мысли о кабинетной работе я впадаю в тоску.
В понедельник, 29 сентября 1997 года я встал без четверти шесть утра. Бесшумно собрался, чтобы жена не ворчала. Только и успел что быстро принять душ - времени оставалось в обрез: зная, что все равно придется заезжать на заправку, я хотел успеть проверить давление в шинах.
Кофе я выпил на заправке «Шелл». Терпеть этого не могу - от запаха дизельного топлива в сочетании с ароматом сладкого кофе меня всегда начинает подташнивать.
Первая встреча была назначена на половину девятого в Понт-Одемаре. Я помог сотрудникам «Перекрестка» обустроить стенд для демонстрации нашей новой продукции в вакуумной упаковке - новинка, которую наши специалисты разработали в соавторстве с одним известным шеф-поваром. (Знали бы вы, сколько он запросил за то, что его портрет в колпаке будет фигурировать на упаковке!)
Вторым пунктом назначения была промышленная зона Бург-Ашара, туда мне нужно было попасть к десяти.
Я слегка опаздывал, да еще и туман над автобаном никак не хотел рассеиваться.
Я выключил радио, потому что хотел спокойно пораскинуть мозгами.
Меня беспокоил предстоящий разговор - я знал, что тут мы столкнемся с серьезным конкурентом, и ни за что на свете не хотел провалить дело. Так сильно задумался, что едва не проскочил поворот.
В час дня мне позвонила жена - она была в совершеннейшей панике:
- Жан-Пьер, это ты?
- А кого ты ожидала услышать?
- Боже мой… У тебя все в порядке?
- Да к чему все эти вопросы?
- Из-за аварии, конечно! Я уже два часа пытаюсь дозвониться тебе на мобильный, но они говорят, что все линии отключены! Два часа я схожу с ума, как полная идиотка! Я уже раз десять звонила тебе на работу. Черт бы тебя побрал! Мог бы и сам позвонить, ты совсем обалдел от своей работы…
- Постой-постой, не кричи! О чем ты говоришь, объясни.
- Об аварии, которая произошла утром на А-13. Ты разве не по ней собирался ехать?
- Да о какой аварии?
- Не-ет, я действительно рехнусь!!! Это ведь ты слушаешь целыми днями «Франс Инфо»!!! Только об этом столкновении все и говорят. Даже по телевизору! О чудовищной аварии, которая случилась сегодня утром недалеко от Руана.
- Ладно, все, я заканчиваю, у меня полно дел… Я весь день ничего не могла делать, уже представляла себя вдовой. Прямо-таки видела, как бросаю горсть земли в твою могилу… Твоя мать мне звонила, моя звонила… То еще выдалось утро.
- Милая, мне так жаль! Но на этот раз все обошлось… Еще немножко тебе придется потерпеть мою матушку.
- Ну что ты за идиот…
- И знаешь что, Фло…
- Да?
- Я тебя люблю.
- Ты никогда мне этого не говоришь.
- А сейчас я что делаю?
- Ладно, ладно… до вечера. И позвони матери, иначе в лучший мир отправится она.
В семь вечера я посмотрел региональный выпуск новостей. Ужас.
Восемь погибших и около шестидесяти раненых.
Машины, сплющенные, как бумажные стаканчики.
Сколько?
Пятьдесят? Сто?
Опрокинувшиеся на бок и сгоревшие дотла трейлеры. Десятки машин «скорой помощи». Жандарм, вещающий о неосторожном поведении на дороге, о превышении скорости, о предсказанном еще накануне тумане и о телах, которые до сих пор не удалось опознать. Растерянные, молчаливые, плачущие люди.
В восемь я прослушал заголовки новостей TF-1. Объявили уже о девяти погибших. Флоранс кричит с кухни:
- Хватит! Довольно! Иди сюда.
Мы выпили вина, сидя за кухонным столом - сердце у меня к этому не лежало, но я хотел сделать жене приятное.
Только теперь меня настиг страх. Кусок в горло не лез, и я чувствовал себя, как нокаутированный боксер.
Я никак не мог заснуть, и жена занялась со мной любовью - очень нежно.
В полночь я снова отправился в гостиную, включил без звука телевизор и начал обшаривать комнату в поисках сигарет.
В половине первого я слегка прибавил звук, чтобы прослушать последний выпуск новостей, и не мог отвести взгляд от нагромождения смятых в лепешку машин по обе стороны дороги.
Ну что за чертовщина…
Я говорил себе: «Все-таки люди - жуткие придурки».
А потом на экране появился парень в майке с надписью «Ле Кастелле». Никогда не забуду его лица.
И он заговорил, этот парень:
- Ну да, согласен, был туман, и, ясное дело, многие ехали слишком быстро, но все это произошло из-за придурка, сдавшего назад, чтобы вернуться к съезду на Бург-Ашар. Я все видел из кабины. Рядом со мной притормозили две машины, а в них, как в масло, впилились остальные. Хотите верьте, хотите нет, но в зеркале заднего вида я ни черта не мог разглядеть. Ни-че-го. Ноль. А эта сволочь сейчас, небось, дрыхнет себе спокойненько в своей постели.
Вот что он сказал. Мне.
Мне, Жану-Пьеру Фаре, сидевшему нагишом в собственной гостиной.
Это было вчера.
Сегодня я скупил все газеты. И прочел на третьей странице «Фигаро» за вторник, 30 сентября:
ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ ОШИБКА ВОДИТЕЛЯ
Полиция полагает, что причиной крупной аварий на шоссе А-13, в которой погибли девять человек., стала ошибка водителя, давшего задний ход у съезда на Бург-Ашар. Этот маневр спровоцировал первое столкновение на полосе в сторону Парижа, после чего опрокинулся и загорелся бензовоз. Пламя привлекло внимание…
А вот что написала на третьей полосе «Паризьен»:
СТРАШНАЯ ВЕРСИЯ ОШИБОЧНОГО МАНЕВРА
Неосторожность, а вернее сказать - несознательность - одного из участников дорожного движения могла стать причиной трагедии на автостраде А-13, в результате которой девять человек были извлечены мертвыми из-под чудовищного нагромождения смятого железа. Свидетель сообщил жандармам, что видел собственными глазами, как в двадцати километрах от Руана некий водитель дал задний ход, желая повернуть на Бург-Ашар. Именно для того, чтобы избежать столкновения с его машиной…
Но добила меня «Либерасьон»:
Два человека погибли под колесами, пытаясь пересечь шоссе, чтобы оказать помощь раненым. За две минуты сотня легковых автомобилей, три грузовика…
Всего-то метров двадцать от силы, может, чуть-чуть заехал на разметку.
Всего-то несколько секунд. Я сразу обо всем забыл.
Боже мой…
Я не плачу.
Флоранс пришла за мной в пять утра.
Я все ей рассказал. Как же иначе.
Несколько мучительно долгих минут она сидела неподвижно, закрыв лицо руками.
Потом судорожно окинула взглядом комнату, словно задыхаясь, и сказала:
- Слушай меня внимательно. Ты никому ничего не скажешь. Иначе тебя обвинят в непреднамеренном убийстве и отправят в тюрьму.
- Да.
- И что? Что тогда? Что это изменит? Еще несколько жизней будут искалечены - только и всего! - Она плакала.
- В любом случае моя жизнь уже кончена.
Она зашлась в крике.
- Твоя - возможно, но не детей! И поэтому ты будешь молчать!
У меня не было сил даже на крик.
- Ладно, давай поговорим о детях. Посмотри вот на этого. Посмотри внимательно…
И я протянул ей газету со снимком малыша, рыдающего на автостраде А-13.
Маленький мальчик уходил прочь от разбитой вдребезги машины.
Обычный газетный снимок.
В рубрике «Происшествия».
- …Он ровесник Камиллы.
- Боже мой, да прекрати же наконец! - кричит жена, хватая меня за воротник пижамной куртки. - Хватит нести чушь! Заткнись! Я хочу задать тебе один вопрос. Один-единственный. Кому будет хорошо от того, что ты сядешь в тюрьму? Ну, ответь, кому?!
- Может, это хоть чуточку ихутешит.
Она ушла в полном отчаянии.
Я слышал, как она закрылась в ванной.
Утром, глядя ей в глаза, я не знал, как быть, и только качал головой, но теперь, вечером, сидя в тишине дома и слушая, как гудит посудомоечная машина…
Я пропал. Все кончено.
Сейчас я спущусь вниз, выпью стакан воды, выкурю сигарету в саду. Потом вернусь к себе и перечитаю написанное…
Вдруг поможет?
Но я и сам в это не верю.
Кетгут
Поначалу ничто не предвещало подобного развития событий. Я просто ответила на объявление в «Ветеринарной неделе», предлагающее временную работу на два месяца - август и сентябрь. А потом парень, которого я согласилась подменить, разбился на машине, возвращаясь из отпуска. Хорошо хоть ехал один.
Я осталась. А потом даже выкупила дело. С хорошей клиентурой. Нормандцы пусть и прижимисты, но платят всегда.
Нормандцы - они, как и все провинциалы, в своих взглядах консервативны до жути: у них уж коль что заведено, то на века… Ну, а женщина-ветеринар - нет, это не годится! Кормить, доить и дерьмо выгребать - сколько угодно. Но уколы, отел, колики и воспаления - стоит трижды подумать, прежде чем с бабой связываться.
Ну вот они и присматривались. Не один месяц испытывали меня на прочность, но в конце концов признали.
Утром все просто. Я принимаю в кабинете. Основные пациенты в эти часы - кошки и собаки. Приводят их по разным причинам: одного просят усыпить, поскольку животное уж больно мучается, а отец семейства не решается сам сделать укол, другой пес стал «халтурить» на охоте и надо бы с ним разобраться, третью животинку - но это самый редкий случай - нужно привить (парижская придурь!).
В самом начале хуже всего мне приходилось после обеда. Визиты. Стойло. Хлев. И выжидательно-недоверчивое молчание. Посмотрим, какова она в работе, тогда и определимся. Они и не думали скрывать своих сомнений, а за глаза наверняка надо мной издевались. Да уж, могу себе представить, сколько шуточек было отпущено в мой адрес в кафе и как они там потешались и над моей «наукой», и над стерильными перчатками, В довершение всех беду меня еще и фамилия подходящая - Лежаре /Игра слов. По-французски «le jarret» - скакательный сустав у лошади/. Доктор Лежаре.
Есть над чем посмеяться.
Кончилось тем, что я плюнула на все свои конспекты и теорию и каждый раз просто молча ждала, пока хозяин снизойдет хоть до каких-то объяснений.
И еще купила гантели. Именно благодаря им я все еще здесь.
Если бы сегодня молодой ветеринар, мечтающий о сельской практике, попросил меня дать практический совет (что, конечно, маловероятно после всего, что стряслось), я бы ответила: накачивай мускулы, много мускулов, это главное. Корова весит от пяти до восьми центнеров, лошадь - от семи центнеров до тонны. Вот и вся премудрость.
Представьте себе корову, которая никак не может разродиться. И происходит все это, естественно, в ночи, холод стоит собачий, хлев - грязнее не придумаешь, и света почти никакого.
Ну вот.
Корова мучается, крестьянин страдает, корова-то - она ведь его кормилица. Но услуги ветеринара обойдутся ему дороже новорожденного «мяса», так что он еще подумает… Вы говорите:
- Теленок неправильно лежит. Нужно его повернуть - и все пойдет как по маслу.
В хлеву закипает жизнь, и стар и млад спешат поприсутствовать на бесплатном спектакле. В кои-то веки хоть что-то происходит!
Корову привязывают. Крепко. Чтоб не вздумала лягаться. Вы раздеваетесь до майки и сразу замерзаете. Ищете кран и тщательно трете руки каким-то грязным обмылком. Натягиваете перчатки, длинные - до самых подмышек. Левой рукой упираетесь в огромную промежность, и - вперед!
Шарите в утробе в поисках теленочка весом эдак в шестьдесят, а то и в семьдесят кило и переворачиваете его. Одной рукой.
Операция удается не сразу и не быстро, но все-таки удается. Уже потом, попивая в тепле кальвадос и постепенно приходя в себя, вы с благодарностью вспоминаете свои гантели.
В другой раз переворотом дело не ограничится - придется резать, а операция стоит куда дороже. Хозяин посматривает на вас - и от вашего ответного взгляда зависит, какое решение он примет. Сумеете внушить ему доверие, уверенно махнув рукой в сторону машины - мол, пойду за инструментами, - он скажет «да». Если же отводите глаза и всем своим видом демонстрируете желание уйти, ответит «нет».
А еще может случиться, что теленочек помер, не успев появиться на свет, и главное - не повредить корове, так что приходится, надев знаменитую перчатку, резать плод прямо в утробе и извлекать оттуда по кусочкам.
Нельзя сказать, что хорошо себя чувствуешь, возвращаясь домой после подобной «разделки».
Прошло несколько лет, кредит я, конечно, пока не выплатила, но дела идут неплохо.
Когда умер папаша Вильме, я купила его ферму и слегка ее переоборудовала.
Я кое-кого встретила, но потом он меня бросил. Думаю, дело было в моих ручищах-лапищах.
Я взяла двух собак: первый пес явился сам, и мой дом ему понравился, второй успел хлебнуть горя, прежде чем я его «усыновила». Правит на ферме, естественно, второй. В окрестностях обитают также несколько кошек. Я их ни разу не видела, но миски они опустошают. Мне нравится мой сад - он слегка зарос, зато в нем много старых розовых кустов, не требующих особого ухода. Они чудо как хороши.
В прошлом году я купила садовую мебель из тика. Заплатила дорого, но она того стоит.
Иногда я встречаюсь с Марком Пардини, он преподает - уж не помню что - в местном колледже. Мы ходим с ним в кино или ужинаем в ресторане. Он строит из себя интеллектуала, и меня это здорово веселит, потому что сама я здесь давно уже превратилась в настоящую деревенщину. Марк снабжает меня книгами и дисками.
Время от времени мы занимаемся любовью. И это всегда бывает чертовски здорово.
Вчера ночью зазвонил телефон. Это оказались Бильбоды, с фермы у дороги на Тианвиль. Парень очень просил приехать, мол, у них проблемы и дело не терпит отлагательства.
Сказать, что мне было неохота, - ничего не сказать. В прошлые выходные я дежурила, и получается, что вот уже две недели работаю без продыху. Ну да что поделаешь? Я поговорила с моими собаками - просто так, для поднятия духа, и сварила себе крепчайший кофе. Еще только вытаскивая ключ из замка зажигания, я уже знала, что все пойдет не так. Свет в доме не горел, в хлеву было тихо.
Я подняла адский грохот, колотя в обитую железом дверь, - даже праведники, и те проснулись бы. Как выяснилось - напрасно.
Он сказал: «У коровы-то моей с задницей все в порядке, может, твою проверим? У тебя-то там как, все на месте? Говорят, ты и не баба вовсе, а конь с яйцами, вот мы и решили проверить».
Двое других ужас как веселились.
Я не отводила взгляда от их обкусанных до крови ногтей. Думаете, они завалили меня на солому? Нет, все трое были слишком пьяны и боялись нагнуться, чтобы не упасть. Так что меня прижали к ледяной стене коровника - какая-то труба больно упиралась в спину. А уж как они дергались, пытаясь справиться с ширинками… Жалкое зрелище.
Они причинили мне чудовищную боль. Словами мало что объяснишь, но я повторю, если кто вдруг недопонял: мне сделали ужасно больно.
Бильбодовский сучонок, когда кончил, сразу протрезвел.
- Да ладно, доктор, мы же пошутили, ну правда. Нечасто мы веселимся, да и мой шурин, он вот прощается с холостой жизнью, скажи, Маню!
Маню уже вовсю храпел, а его приятель снова присосался к бутылке.
Я ответила: «Ну да, конечно, я понимаю». Я даже похихикала вместе с ним, и он протянул мне фляжку. Сливовый самогон.
Спиртное лишило их сил, но я все равно сделала каждому укол кетамина. Не хотела, чтобы они дергались и мешали мне работать.
Потом надела стерильные перчатки и продезинфицировала инструменты бетадином.
Слегка оттянула кожу мошонки. Сделала скальпелем небольшой надрез. Вытащила яички. Отрезала. Аккуратно зашила все внутри кетгутом №3,5. Вложила «хозяйство» обратно в мошонки и наложила швы. Очень чистая работа.
Хозяину фермы - тому, кто вызвал меня по телефону и был особенно груб, - я пришила его яйца к кадыку.
Было около шести, когда я зашла к соседке. Мадам Брюде была уже на ногах - ей семьдесят два года, она крепкая старушка, хоть и ссохлась от возраста.
- Меня какое-то время не будет, мадам Брюде, нужно, чтобы кто-то позаботился о моих собаках… и о кошках тоже.
- Надеюсь, ничего серьезного?
- Пока не знаю.
- С кошками-то проблем не будет, хоть вы и кормите их на убой, а это неправильно - пусть мышей ловят. А вот собаки у вас слишком большие, ну да ладно - если ненадолго, я их возьму.
Я осталась. А потом даже выкупила дело. С хорошей клиентурой. Нормандцы пусть и прижимисты, но платят всегда.
Нормандцы - они, как и все провинциалы, в своих взглядах консервативны до жути: у них уж коль что заведено, то на века… Ну, а женщина-ветеринар - нет, это не годится! Кормить, доить и дерьмо выгребать - сколько угодно. Но уколы, отел, колики и воспаления - стоит трижды подумать, прежде чем с бабой связываться.
Ну вот они и присматривались. Не один месяц испытывали меня на прочность, но в конце концов признали.
Утром все просто. Я принимаю в кабинете. Основные пациенты в эти часы - кошки и собаки. Приводят их по разным причинам: одного просят усыпить, поскольку животное уж больно мучается, а отец семейства не решается сам сделать укол, другой пес стал «халтурить» на охоте и надо бы с ним разобраться, третью животинку - но это самый редкий случай - нужно привить (парижская придурь!).
В самом начале хуже всего мне приходилось после обеда. Визиты. Стойло. Хлев. И выжидательно-недоверчивое молчание. Посмотрим, какова она в работе, тогда и определимся. Они и не думали скрывать своих сомнений, а за глаза наверняка надо мной издевались. Да уж, могу себе представить, сколько шуточек было отпущено в мой адрес в кафе и как они там потешались и над моей «наукой», и над стерильными перчатками, В довершение всех беду меня еще и фамилия подходящая - Лежаре /Игра слов. По-французски «le jarret» - скакательный сустав у лошади/. Доктор Лежаре.
Есть над чем посмеяться.
Кончилось тем, что я плюнула на все свои конспекты и теорию и каждый раз просто молча ждала, пока хозяин снизойдет хоть до каких-то объяснений.
И еще купила гантели. Именно благодаря им я все еще здесь.
Если бы сегодня молодой ветеринар, мечтающий о сельской практике, попросил меня дать практический совет (что, конечно, маловероятно после всего, что стряслось), я бы ответила: накачивай мускулы, много мускулов, это главное. Корова весит от пяти до восьми центнеров, лошадь - от семи центнеров до тонны. Вот и вся премудрость.
Представьте себе корову, которая никак не может разродиться. И происходит все это, естественно, в ночи, холод стоит собачий, хлев - грязнее не придумаешь, и света почти никакого.
Ну вот.
Корова мучается, крестьянин страдает, корова-то - она ведь его кормилица. Но услуги ветеринара обойдутся ему дороже новорожденного «мяса», так что он еще подумает… Вы говорите:
- Теленок неправильно лежит. Нужно его повернуть - и все пойдет как по маслу.
В хлеву закипает жизнь, и стар и млад спешат поприсутствовать на бесплатном спектакле. В кои-то веки хоть что-то происходит!
Корову привязывают. Крепко. Чтоб не вздумала лягаться. Вы раздеваетесь до майки и сразу замерзаете. Ищете кран и тщательно трете руки каким-то грязным обмылком. Натягиваете перчатки, длинные - до самых подмышек. Левой рукой упираетесь в огромную промежность, и - вперед!
Шарите в утробе в поисках теленочка весом эдак в шестьдесят, а то и в семьдесят кило и переворачиваете его. Одной рукой.
Операция удается не сразу и не быстро, но все-таки удается. Уже потом, попивая в тепле кальвадос и постепенно приходя в себя, вы с благодарностью вспоминаете свои гантели.
В другой раз переворотом дело не ограничится - придется резать, а операция стоит куда дороже. Хозяин посматривает на вас - и от вашего ответного взгляда зависит, какое решение он примет. Сумеете внушить ему доверие, уверенно махнув рукой в сторону машины - мол, пойду за инструментами, - он скажет «да». Если же отводите глаза и всем своим видом демонстрируете желание уйти, ответит «нет».
А еще может случиться, что теленочек помер, не успев появиться на свет, и главное - не повредить корове, так что приходится, надев знаменитую перчатку, резать плод прямо в утробе и извлекать оттуда по кусочкам.
Нельзя сказать, что хорошо себя чувствуешь, возвращаясь домой после подобной «разделки».
Прошло несколько лет, кредит я, конечно, пока не выплатила, но дела идут неплохо.
Когда умер папаша Вильме, я купила его ферму и слегка ее переоборудовала.
Я кое-кого встретила, но потом он меня бросил. Думаю, дело было в моих ручищах-лапищах.
Я взяла двух собак: первый пес явился сам, и мой дом ему понравился, второй успел хлебнуть горя, прежде чем я его «усыновила». Правит на ферме, естественно, второй. В окрестностях обитают также несколько кошек. Я их ни разу не видела, но миски они опустошают. Мне нравится мой сад - он слегка зарос, зато в нем много старых розовых кустов, не требующих особого ухода. Они чудо как хороши.
В прошлом году я купила садовую мебель из тика. Заплатила дорого, но она того стоит.
Иногда я встречаюсь с Марком Пардини, он преподает - уж не помню что - в местном колледже. Мы ходим с ним в кино или ужинаем в ресторане. Он строит из себя интеллектуала, и меня это здорово веселит, потому что сама я здесь давно уже превратилась в настоящую деревенщину. Марк снабжает меня книгами и дисками.
Время от времени мы занимаемся любовью. И это всегда бывает чертовски здорово.
Вчера ночью зазвонил телефон. Это оказались Бильбоды, с фермы у дороги на Тианвиль. Парень очень просил приехать, мол, у них проблемы и дело не терпит отлагательства.
Сказать, что мне было неохота, - ничего не сказать. В прошлые выходные я дежурила, и получается, что вот уже две недели работаю без продыху. Ну да что поделаешь? Я поговорила с моими собаками - просто так, для поднятия духа, и сварила себе крепчайший кофе. Еще только вытаскивая ключ из замка зажигания, я уже знала, что все пойдет не так. Свет в доме не горел, в хлеву было тихо.
Я подняла адский грохот, колотя в обитую железом дверь, - даже праведники, и те проснулись бы. Как выяснилось - напрасно.
Он сказал: «У коровы-то моей с задницей все в порядке, может, твою проверим? У тебя-то там как, все на месте? Говорят, ты и не баба вовсе, а конь с яйцами, вот мы и решили проверить».
Двое других ужас как веселились.
Я не отводила взгляда от их обкусанных до крови ногтей. Думаете, они завалили меня на солому? Нет, все трое были слишком пьяны и боялись нагнуться, чтобы не упасть. Так что меня прижали к ледяной стене коровника - какая-то труба больно упиралась в спину. А уж как они дергались, пытаясь справиться с ширинками… Жалкое зрелище.
Они причинили мне чудовищную боль. Словами мало что объяснишь, но я повторю, если кто вдруг недопонял: мне сделали ужасно больно.
Бильбодовский сучонок, когда кончил, сразу протрезвел.
- Да ладно, доктор, мы же пошутили, ну правда. Нечасто мы веселимся, да и мой шурин, он вот прощается с холостой жизнью, скажи, Маню!
Маню уже вовсю храпел, а его приятель снова присосался к бутылке.
Я ответила: «Ну да, конечно, я понимаю». Я даже похихикала вместе с ним, и он протянул мне фляжку. Сливовый самогон.
Спиртное лишило их сил, но я все равно сделала каждому укол кетамина. Не хотела, чтобы они дергались и мешали мне работать.
Потом надела стерильные перчатки и продезинфицировала инструменты бетадином.
Слегка оттянула кожу мошонки. Сделала скальпелем небольшой надрез. Вытащила яички. Отрезала. Аккуратно зашила все внутри кетгутом №3,5. Вложила «хозяйство» обратно в мошонки и наложила швы. Очень чистая работа.
Хозяину фермы - тому, кто вызвал меня по телефону и был особенно груб, - я пришила его яйца к кадыку.
Было около шести, когда я зашла к соседке. Мадам Брюде была уже на ногах - ей семьдесят два года, она крепкая старушка, хоть и ссохлась от возраста.
- Меня какое-то время не будет, мадам Брюде, нужно, чтобы кто-то позаботился о моих собаках… и о кошках тоже.
- Надеюсь, ничего серьезного?
- Пока не знаю.
- С кошками-то проблем не будет, хоть вы и кормите их на убой, а это неправильно - пусть мышей ловят. А вот собаки у вас слишком большие, ну да ладно - если ненадолго, я их возьму.