Гай Адамс. Шерлок Холмс. Дыхание бога

   – Именно он, Ватсон. Никто лучше Пайка не способен осветить происходящее в светских кругах Лондона. Если мы хотим понять мистера Де Монфора изнутри, Пайк – тот, кто нам нужен.
   Нельзя было не согласиться с Холмсом, хотя мой друг прекрасно знал: я не питаю большой любви к Лэнгдейлу Пайку.
   Этот человек был сокурсником Холмса в колледже, а потом добился успеха довольно своеобразным способом. Именно его род занятий и вызывал мое неодобрение. Дело в том, что Пайк торговал сплетнями, наживался на скандалах и чужих секретах. В некоторых наименее уважаемых газетах публиковались его колонки, а представители лондонского света – обыкновенная моль, вообразившая себя бабочкой, – порхали вокруг Пайка, несмотря на то что тот порой был весьма резок в своих оценках. Верно заметил Оскар Уайльд: «Хуже того, когда о вас говорят, может быть только одно – когда о вас не говорят». В разреженной атмосфере театральных премьер и торжественных приемов, загородных вечеринок и парусных регат сплетники вроде Пайка – это горючее, которое помогает твоей звезде светить ярче.
   Его «офис» располагался в клубе на Сент-Джеймс-стрит, в нише эркерного окна. Там Лэнгдейл Пайк просиживал целыми днями за столиком с блокнотом под рукой. В этот блокнот Пайк заносил поступающие слухи и сверялся с ним, когда затем сам их продавал. Он был скупщиком краденого, бездонной ямой для неподтвержденных новостей и голословных заявлений, а неизменными поставщиками всего этого выступали болтливые слуги и отправленные в отставку любовники. За каждую крупицу информации Пайк всегда готов был расплатиться новенькими, хрустящими купюрами. Платил щедро – он мог себе это позволить. Ходили слухи, что своими статьями в газетах он зарабатывает за год четырехзначные суммы. Как человек, имеющий опыт в издательском деле, смею вас уверить: это немало.
   Мой друг терпимо относился к бизнесу Пайка – на самом деле они часто обменивались информацией. Я же всегда считал: этот субъект воплощает собой всю порочность современного общества.
   Заметив нас с Холмсом в окно, Пайк улыбнулся и поприветствовал вялым взмахом руки.
   Пожилой официант проводил нас в «личную гостиную» Пайка. Вид у последнего был, как всегда, цветущий, а сияние шелковой подкладки пиджака буквально заворожило старого слугу.
   – Мой дорогой Шерлок! – Лэнгдейл Пайк встал и пожал Холмсу руку.
   Он широким жестом предложил нам сесть, и воздух наполнился сладким ароматом одеколона.
   – Вы, конечно, отобедаете со мной? У них здесь просто бесподобный пирог с дичью.
   У меня вполне здоровый аппетит, но тут он сразу пропал. Я не испытывал ни малейшей охоты обедать в компании этого человека. Для Холмса же, в отличие от меня, источником жизненной энергии служил табак. Тем не менее мой друг заверил Пайка, что с удовольствием принимает его предложение.
   – И чем я обязан вашему визиту, Холмс? Или мне угадать? – спросил Пайк.
   – Я был бы разочарован, если бы вы не справились с этой задачей.
   Пайк усмехнулся.
   – Вы пришли, чтобы узнать, что мне известно о ныне покойном Хилари Де Монфоре, – сказал он. – Надеетесь, что я смогу пролить свет на эту, бесспорно, самую странную смерть из всех, о которых я слышал в последние двадцать четыре часа.
   – Всего лишь?.. – саркастически заметил я.
   – Это Лондон, мой дорогой доктор. Слава богу, здесь загадочные события происходят ежедневно. Полагаю, если бы это было не так, нам с Холмсом пришлось бы сменить место жительства.
   – Боюсь, вы льстите этому городу, – не согласился Холмс. – Прошло уже много недель с тех пор, как он грозился завладеть моим вниманием.
   – Ну, на мой взгляд, улицы изобилуют интригами. Но вам всегда было трудно угодить.
   – Вы правы. Чтобы меня заинтересовать, нужно нечто большее, чем любовные романы или новые платья, – согласился Холмс. – К тому же я крайне нетерпелив.
   – Это точно. – Пайк вздохнул и потянулся к своему блокноту.
   Он перелистывал страницы, якобы освежая свою память, но я сомневался, что Холмс примет это за чистую монету. После гибели де Монфора прошло совсем немного времени, и Пайк, приготовившись писать, наверняка уже восстановил в голове все сведения о погибшем.
   – Конечно, молодой Хилари, – наконец заговорил эксперт по слухам, – всегда был паршивой овцой в семействе Де Монфор. Но с другой стороны, в таком унылом клане это естественно. Унаследованные деньги, унаследованные земли. Семейка из тех, где ставят на историю рода, а не на будущее. Живут, глядя в прошлое.
   – Другими словами, люди благородного происхождения, – прокомментировал я.
   Пайк пожал плечами:
   – Как скажете. По мне, так имеет смысл смотреть только в одном направлении – в будущее.
   – Таким образом, можно предположить, – сказал Холмс, – что молодой Хилари хотел заглянуть дальше, чем «здесь и сейчас».
   – Да, пожалуй. Интересы Хилари де Монфора были гораздо шире, чем вы можете себе представить. Он был членом «Золотой зари».
   – «Золотой зари»? – переспросил я. – Что это? Новый клуб джентльменов?
   – Не совсем, – ответил Пайк. – Герметический орден «Золотая заря» – оккультное общество, доктор, и в нем состоят некоторые знаменитости. Актриса Флоренс Фарр в их числе.
   – Ну, нет никакой информации о том, в чем суть ее устремлений, – заявил я.
   – Верно, – кивнул Пайк. – Боюсь, нет никакой информации о том, в чем суть устремлений любого из членов этого общества. Я практически ничего не знаю о том, что у них там происходит.
   Холмс удивленно приподнял бровь.
   – Они не приняли меня в свои ряды.
   Услышав это признание, мой друг закашлялся от смеха.
   – И по каким же стандартам вы им не подошли? – поинтересовался я.
   – Думаю, они посчитали, что мои цели недостаточно благородны. Честно говоря, я не верю в магию и мало осведомлен в этой области. Если, конечно, не считать того, что вижу на сценах лондонских театров.
   – Так значит, это серьезное общество? – уточнил я.
   – Более чем. Оно берет начало от франкмасонов, основано для проведения оккультных ритуалов и так называемого духовного развития. Мне представляется, его члены режут глотки домашним животным и наряжаются в жуткие мантии.
   – И что привлекло молодого аристократа в ряды этого общества? – спросил Холмс.
   Пайк молча повел плечом.
   – Помимо свободных нравов? – продолжал Шерлок.
   – Думаю, у них, как и у франкмасонов, очень развита взаимная поддержка, – заметил я. – Возможно, он хотел улучшить свое положение в светских кругах.
   – Его положение в светских кругах было достаточно устойчивым, – насмешливо произнес Пайк. – Симпатичный молодой человек, у которого денег куры не клюют. Положению таких баловней судьбы ничто не грозит.
   – Может, азарт? – предположил Холмс. – Притягательность запретного?
   – Вот это больше похоже на правду, – согласился эксперт по слухам. – Хилари был из тех, кому быстро все надоедает.
   – Ну, тогда мои симпатии на его стороне, – сказал Холмс.
   Пожилой официант принес нам обед.
   Пайк был настоящим эпикурейцем, и хотя беседа с ним не способствовала моему пищеварению, должен сказать, пирог был действительно великолепен.
   – А что вы думаете о причине смерти Де Монфора? – спросил Холмс.
   – Очевидно, он жертва нападения шайки бандитов. Судя по тому, в каком виде найдено тело, трудно отыскать более подходящее объяснение.
   – Но такого просто не могло быть! – возразил я.
   Недавно я сам высказывал нечто схожее с версией инспектора Грегсона; но чем больше я размышлял, тем меньше в нее верил.
   – Повреждения на трупе не соответствуют этой гипотезе. Готов поставить на кон свою профессиональную репутацию.
   – На ваше счастье, доктор, делать это не придется, – сказал Холмс. – В связи с необъяснимым характером преступления и учитывая высокое положение семьи погибшего, на судебного эксперта Вэллса, без сомнения, будет оказано существенное давление, и он подтвердит столь удобную для всех версию.
   – Естественно. Они захотят, чтобы следствие было закончено как можно скорее, – согласился Пайк. – Для семейства с такой родословной внешняя сторона дела важнее истины. Главное – сделать так, чтобы все было благопристойно.
   – Любой ценой? – спросил я.
   – Цена, мой благородный Ватсон, – это наша с вами забота, – с улыбкой проговорил Холмс. – Опять же, если мы сможем объяснить необъяснимое.
   Он повернулся к Пайку:
   – Лэнгдейл, что вы скажете о докторе Сайленсе?
   – А, об этом карающем мече потустороннего мира? – Лицо Пайка засияло еще ярче. – Я думаю, он просто мягкотелый, исполненный благих намерений сумасшедший.
   – Значит, вы разделяете мнение Холмса? – вставил я.
   – Нет, Ватсон, – возразил Холмс. – Я совсем не уверен в том, что его намерения благие. И последний вопрос, – он промокнул салфеткой губы, – прежде чем я задолжаю настолько, что мне придется годами поставлять вам слухи.
   – Мой дорогой Холмс, – усмехнулся Пайк, – я не сообщил вам ничего ценного. Вы оплатили свой долг, согласившись отобедать со мной. Каков же ваш последний вопрос?
   – Лорд Боулскин. Вам знаком этот титул?
   Пайк рассмеялся:
   – Еще как знаком! Вы обратились по адресу, так как не обнаружите его имя ни в одной газете. Лорд Боулскин – самозванец, его положение далеко от официального. Это молодой Алистер Кроули. Он провозгласил себя лордом после того, как приобрел новый дом в Шотландии.
   – Алистер Кроули? – Мне это имя ни о чем не говорило.
   – Писатель и альпинист. И человек, который успел заработать себе репутацию самого злобного человека в мире.

Глава 6
Интермедия: экстравагантный ужин лорда Руфни

   Лорд Бартоломью Руфни прикурил сигару и долил в бокал бренди. Огонь за каминной решеткой щелкал, как хлыст кучера, и выплевывал в комнату клочки черного дыма. Руфни был крайне недоволен этим обстоятельством и намеревался утром напомнить экономке о том, что вычищенная труба не должна дымить. Он встал и с гордым видом прошествовал по медвежьей шкуре к противоположной стене комнаты, где располагались застекленные шкафы.
   У Руфни было множество хобби и отменный аппетит (о чем мог свидетельствовать любой из тех, кому доводилось сидеть с ним за обеденным столом), но главной его страстью была охота. Процесс преследования и поимки живого существа настолько захватывал Руфни, что от напряжения и азарта у него кружилась голова. Он верил: охота делает человека подобным Богу. Руфни прохаживался вдоль шкафов, где хранились его трофеи, пускал облачка сигарного дыма на стекло и припоминал каждое нажатие на спусковой крючок. Он смотрел в холодные, стеклянные глаза зверей и представлял, как в них угасает последняя искра жизни. Если бы этой искрой можно было завладеть вместе со шкурой, насколько ценнее была бы коллекция!.. Уникальная экспозиция мерцающего света, каждая блестка которого поймана в самый последний миг перед исчезновением.
   В дверь постучали. Вошел Стивенс, дворецкий Руфни:
   – Сегодня для меня будут еще какие-нибудь распоряжения, сэр?
   – Нет, если только вы не храните в винном погребе ерш для камина, – ответил Руфни. – От этой Притчард никакого толку. Она позволила дымоходу засориться: чертов очаг задымил всю комнату.
   – Мои извинения, сэр, – проговорил дворецкий. – Я обязательно прослежу, чтобы все было исправлено.
   – Да уж, проследите, – сказал Руфни. – Я не желаю задохнуться в собственном кабинете.
   Стивенс вежливо поклонился и вышел, а Руфни продолжил любоваться своими трофеями.
   Помимо водруженных на стены голов, традиционных для охотничьего жилища, в его коллекции с течением времени появились экспонаты другого рода: свернувшиеся кольцом змеи, стоящий на задних лапах медведь, оскалившийся лис… Руфни был влюблен в каждое из этих идеально запечатленных мгновений смерти.
   Прогоревшие поленья обвалились и выбросили в комнату сноп искр. Руфни обернулся. Он стоял и наблюдал, как мелкие угольки остывают на полу, но даже шага не сделал, чтобы потушить их и спасти половицы от порчи. Волнения по таким низменным причинам были не для лорда Руфни: он считал, что даже мысль о половицах является нарушением светского протокола. Пусть угли прожгут пол – взор лорда устремлен к более высоким целям.
   Раздумья о собственном предназначении привели к тому, что Руфни вспомнил об утренней почте, которую еще не просматривал. Он сел за стол с обтянутой зеленой кожей столешницей и положил сигару на край массивной хрустальной пепельницы.
   Порядок разбора почты у Руфни был прост: всю достойную внимания корреспонденцию он откладывал в левый верхний ящик стола, где она ожидала своего часа. Остальные письма отправлялись в правый ящик или, что случалось гораздо чаще, в горящий камин. Лорд не был сентиментальным, он не видел смысла хранить письма, если те не содержали важной для него информации.
   Он достал из левого ящика небольшую пачку писем, положил ее перед собой и, пыхнув сигарой, потянулся к ножу для бумаги.
   Первое письмо, от какой-то благотворительной организации, содержало просьбу о финансовой помощи. Едва прочитанное, оно было приговорено к сожжению.
   Во втором излагалось требование продолжить прокладку подземной железной дороги. Положение Руфни как главного держателя акций Центральных железных дорог Лондона было некомфортным в финансовом смысле слова. Он проклинал тот день, когда ввязался в это дело. С таким же успехом можно просто закопать свои деньги. Конечно, он пошел на это добровольно. Ему сказали, что дорога скоро откроется… Всего каких-то десять лет планирования и строительства!.. Руфни бросил письмо туда, где оно уже не сможет помешать его пищеварению.
   Третье было очередным покушением на его банковский счет. Руфни состоял в совете управляющих лидстерской женской гимназии. Где-то на севере это унылое заведение постепенно приходило в упадок. В письме сообщалось, что школьный спортзал нуждается в ремонте. Директриса, существо из кружев и тесемок, известное как миссис Челнок (если у нее и было имя, то оно исчезло за долгие годы трудов на ниве образования), писала: «Ремонт необходим для будущего здоровья наших подопечных». Руфни отправил ее послание вслед за письмом из благотворительной организации.
   Далее шло приглашение на премьеру новой пьесы. Руфни не любил театр, это шумное заведение, где все ждут, что ты будешь вести себя правильно: плакать, когда надо, и смеяться, когда надо… Это не доставляло лорду удовольствия. Так что письмо было обречено.
   Огонь в камине оживился, его громкий треск, похожий на стрельбу, на мгновение перенес Руфни в его охотничьи угодья. От дыма запершило в горле. Руфни закашлялся, сделал большой глоток бренди в надежде, что это поможет, и вернулся к почте.
   Следующее послание уведомляло о званом обеде – вечере старых военных историй у майора Торкиппса, этого жирного фазана, и его прожорливой супруги. Это приглашение можно было и принять. Хозяева, жутко скучные люди, по совершенно непонятным для Руфни причинам имели хорошую репутацию в обществе, и за их столом часто собирались интересные гости.
   И под конец небольшой черный конверт, в котором оказался совсем маленький клочок веленевой бумаги с одной строчкой каких-то странных символов.
   Руфни поднес бумагу к свету и попытался разобрать, что, черт возьми, на ней написано.
   За двустворчатыми французскими окнами взревел ветер. Руфни вздрогнул и невольно выронил письмо. Оправившись, он положил веленевый листок на стопку писем, предназначенных для камина.
   Ветер заревел снова, надавил на окна с устрашающим треском.
   Видимо, надвигается буря, предстоит бессонная ночь.
   Очередной порыв ветра грозил распахнуть двери настежь.
   Руфни встал, но голова закружилась, и пришлось ухватиться за край стола.
   «Наверное, это из-за дыма. – Он осушил бокал бренди. – Меня выкуривают, как барсука из норы».
   Лорд пошел к окнам – проверить щеколды и отгородиться от ненастной ночи.
   Придерживая шторы, он оглядел залитую лунным сиянием лужайку перед домом. Луна светила ярко, и он подумал, что, возможно, его опасения по поводу бури напрасны. Но деревья раскачивались так, будто хотели вырваться с корнями, – нет никаких сомнений, что тучи набегут позже.
   Руфни одним рывком задернул шторы, но через мгновение раздвинул их снова. Он точно что-то заметил, прежде чем тяжелая ткань закрыла вид за окном. Так и есть!.. С дальнего края лужайки к дому медленно двигались трое.
   «Что еще за визитеры? Поздновато для законных дел. – Руфни следил, как три человека, сопротивляясь ветру, шаг за шагом приближаются к его дому. – Даже слишком поздно. Что ж, я окажу им гостеприимство!»
   Он вернулся в кабинет и решительно направился к шкафу, где хранил ружья. Внезапно снова закружилась голова, он пошатнулся и одновременно ощутил сильный приступ тошноты. Все вокруг заходило ходуном, пол закачался под ногами, как палуба корабля в шторм. Пытаясь сохранить равновесие, Руфни уперся рукой в стену.
   «Это что, из-за дыма? Но разве дым может так действовать?..»
   Вдруг он услышал за спиной глухой рык, обернулся и увидел, как чучело медведя напрягло свои пыльные конечности. Мгновение – и хвост мертвой змеи чуть дернулся, а сухие позвонки с отрывистым стуком ударились друг о друга.
   Что происходит?..
   Вытянув вперед руки и спотыкаясь, он прошел через комнату к шкафу с оружием. В камине ревел огонь, дым продолжал сочиться по каминной полке и стене, оставляя черную копоть.
   Руфни сорвал ключи с цепочки для карманных часов и отпер дверцу. Вытащив ружье, повернулся к противоположной стене. Все экспонаты были неподвижны.
   Черт, и что он себе вообразил? Конечно неподвижны: в этом зверинце нет и не может быть жизни.
   Но надо разобраться с незнакомцами – с теми тремя, что шли к дому. Если только они тоже не привиделись.
   Ну нет! Ему ничего не привиделось… Лорд Руфни не из тех, кто поддается фантазиям, он человек фактов и здравого смысла. С ружьем в руке он устремился к окнам, но на полпути резкая боль в животе согнула его пополам.
   Да что же, черт возьми, происходит? Сначала мерещилась всякая чушь, а теперь… теперь… Нет, это не обычные трудности с пищеварением или газовые колики.
   Эта боль была другой, хорошо знакомой, но такой острой, что лорд не сразу ее распознал. Голод!.. Зверский голод настоятельно требовал заполнить желудок.
   Но время совсем неподходящее! Руфни усилием воли заставил себя идти дальше. Он был полон решимости выпроводить чужаков со своей территории, но смог сделать всего несколько шагов – и боль, дикая и беспощадная, снова захлестнула его.
   Он отступил назад и присел на стол. Желудок громко урчал, требовал пищи. Надо хоть на секунду прекратить эту пытку! Руфни развернулся и схватил первое, что попало под руку: лист промокательной бумаги. Выронив ружье, Руфни принялся рвать бумагу и запихивать ее в рот. Когда комки опустились в пищевод, боль как будто унялась, но через мгновение вернулась – еще сильнее, чем прежде. Нужно найти что-то более существенное!..
   Руфни лихорадочно шарил глазами по комнате и одновременно стягивал с шеи галстук. Потом скомкал тонкий шелк, затолкал его в рот и проглотил. И снова – секундное облегчение, а вслед за ним жестокий приступ боли.
   Окна и незваные гости во дворе больше не интересовали лорда: голод гнал его дальше в поисках пищи. Руфни подбежал к застекленным шкафам. Чучела! Пусть в них больше нет мяса, но зато осталась выделанная шкура. Лорд потянулся к голове молодого лося, хотел снять со стены, но она крепко держалась на крючьях. Тогда Руфни подтянулся и вцепился зубами в сухой нос зверя. Он рвал куски кожи, жевал их и снова рвал. Его мокрые губы покрылись слоем пыли.
   Еще!.. Еще!..
   Он разбил кулаком стекло и добрался до самых крупных экспонатов своей коллекции. Подхватил лиса за лапы, сжевал его уши, выломал клыки, отчаянно пытаясь выдрать из пасти остатки кожи.
   Зубы лорда, не приспособленные к такой твердой пище, крошились и шатались в деснах.
   Наконец-то он добрался до мяса, которого так жаждал!.. Но облегчение было недолгим.
   Разум покинул Руфни: с багровым от удушья лицом он повалился на пол; выпученные глаза, не мигая, уставились в потолок; собственный откушенный язык, крошки костей и опилки забили ему глотку.
   Он еще успел заметить боковым зрением, как сильный порыв ветра распахнул окна.
   Трое проникли в кабинет. Один направился к столу Руфни, другие к камину.
   Руфни умер, а они занялись своими делами.

Глава 7
Возвращение Сайленса

   Историю лорда Руфни я узнал за завтраком, когда просматривал утренние газеты. Однако я бы покривил душой, если бы сказал, что она как-то повлияла на мой аппетит: я бывший солдат и мне приходилось хлебать суп под огнем, поэтому вряд ли что-то сможет помешать моему пищеварению.
   – Вы видели это, Холмс? – спросил я, когда мой друг со взъерошенными после сна волосами появился из своей спальни. – Мне показалось, это достаточно претенциозно, чтобы заслужить ваше внимание.
   Я сложил газету так, чтобы нужная статья оказалась наверху, подбросил ее к тарелке Холмса, а сам занялся копченым лососем.
   – Да, таков мой жребий, – вздохнул Холмс. – Эксперт по странностям и сыщик для клоунов. – Он взглянул на статью и поднял бровь. – Хотя… подобную смерть трудно игнорировать.
   На несколько минут Холмс погрузился в чтение, а потом отбросил газету в сторону.
   – Итак, – сказал он, приподняв крышку над кастрюлькой с яйцами, – лорд Руфни умер смертью человека, потерявшего рассудок. Вопрос в том, был ли его психический недуг вызван естественными причинами, или этому поспособствовало нечто постороннее. – Холмс положил себе на тарелку пару яиц. – В любом случае нас это не касается: и без того есть чем заняться.
   – Вы пришли к каким-то выводам?
   – Только к одному: добрый доктор Сайленс определенно желает привлечь наше внимание.
   – Тут не поспоришь, иначе он бы не стал искать встречи с вами.
   – Но почему?.. Зачем все это? Он ведь не нанял нас и не попросил разгадать какую-нибудь тайну.
   – Смерть Де Монфора…
   – Только часть истории. Это понятно. Но сколь велика эта часть? – Холмс приступил к еде.
   – А что заставляет вас думать, будто смерть молодого человека играет второстепенную роль?
   – Никто не приложит такие усилия, чтобы убить легкомысленного представителя высшего общества. Если бы кто-то и желал смерти Де Монфора, капля яда в бокале дорогого шампанского легко решила бы эту проблему. Смерть Хилари де Монфора лишь часть постановки, она направлена на то, чтобы привлечь внимание. Убийство не главная цель для тех, кто его совершил.
   – Привлекать внимание убийством? – засомневался я.
   Возможно, цель была противоположная: отвлечь от какого-то другого события или предупредить о событиях грядущих. О чем я и сказал Холмсу.
   – Вполне вероятно, – согласился он. – Или это было своего рода сообщение.
   – Очень грозный намек, если ваше предположение верно.
   Холмс с досадой взмахнул руками:
   – У нас недостаточно свидетельств, чтобы строить какие-либо предположения.
   Он встал и с явными признаками нетерпения начал расхаживать по комнате. Под ногами шуршали газеты, полицейские отчеты и карандашные наброски, которыми обычно усеян пол в наших апартаментах. Казалось, что все эти бумаги – результат утечки информации из мозга Холмса.
   Вдруг он остановился у окна и повернулся ко мне. Следов раздражения на его лице как не бывало.
   – Для нашей топки, Ватсон, еще есть уголек! – воскликнул он. – Таинственный доктор Сайленс возвращается!
   Холмс снова занял свое место за столом и набросился на гренки со страстью изголодавшегося не на шутку человека. Когда миссис Хадсон проводила к нам гостя, мой друг воплощал собой джентльмена, чья жизнь всецело посвящена потреблению джема.
   – Присаживайтесь, доктор, – сказал он. – Угощайтесь – кофе, гренки. У миссис Хадсон душа широкая, как у всех шотландцев. Уверен, она будет рада подать завтрак еще на одну персону.
   – Естественно, она будет рада, – изрекла миссис Хадсон. – Учитывая все обязанности, которые я выполняю в этом доме, лишний рот – ничто.
   – Я уже позавтракал, – сказал наш гость. – Но чашечку кофе выпью с удовольствием.
   Холмс пожал плечами и намазал джем на гренок.
   – Чем мы обязаны повторному удовольствию быть в вашей компании, доктор?
   – Я вижу, вы уже получили утреннюю прессу, – сказал Сайленс, указывая на стопку прочитанных мной газет. – И без сомнения, прочитали о крайне необычных обстоятельствах смерти лорда Руфни?
   Холмс на секунду замер, не донеся гренок до рта.
   – Разумеется, – подтвердил он. – Мы как раз ее обсуждали.
   – Но вы наверняка не осведомлены о том, что Руфни, как и молодой Де Монфор, являлся членом «Золотой зари».
   – Как и владетель Боулскина мистер Алистер Кроули, – добавил Холмс и пристально посмотрел на доктора, ожидая увидеть его реакцию.
   Сайленс ничем себя не выдал, просто кивнул и продолжил:
   – Я вижу, мы с вами ведем расследование в одном направлении. Хотя мистер Кроули более не состоит в упомянутой организации.
   – Вы с ним говорили?
   – Нет. Насколько мне известно, в последнее время он редко покидает свой дом. Но мы, я уверен, могли бы поговорить.