Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки – гранд

   Вдали за деревьями иногда вижу группы ярко, празднично одетых эльфов, там как будто кипит торговля, но когда начинал всматриваться и даже пробовал чуточку свернуть в ту сторону, там моментально все исчезает, и мы продолжали путь через пустынный лес с весьма вытоптанной землей.
   Зайчик помнит дорогу, гигантская поляна-площадь с золотым дворцом королевы Синтифаэль, рожденной из Солнца и Света, осталась далеко в стороне, а мы двигались по утоптанной и чистой тропе, что вывела на поляну с тремя большими хижинами-пещерами.
   Из-за спины донесся вкрадчивый голосок:
   – Узнаешь свой дом?
   – Я вообще-то местами космополит, – ответил я дипломатически, – но как эльф я – исконный и посконный патриот, чтобы не сказать крепче и более граждански ёмко. А это значит, дым эльфийского отечества мне сладок и приятен, вот так, свиненок, съела?
   – Нет, – пискнуло сзади озадаченное, – я не знаю, как такое есть…
   – Никто не знает, – возразил я, – но едят же! И даже хвалят. Да что ты понимаешь, существо! Когда я сам такое не понимаю…
   – Так почему…
   – А потому что!
   Крайняя левая хижина, где живет Гелионтэль, с прошлого раза выросла почти вдвое, округлая крыша стала пурпурной, листья горят победным огнем, а среди них проглядывают, тяжело свисая на тонких черенках, крупные сочные плоды размером от яблока до крупного арбуза. Как я понимаю, поспевая и наливаясь соком, под действием гравитации опускаются все ниже, проламываясь сквозь потолок из листьев, и повиснут уже там в комнате над столом…
   Изаэль шепнула тихонько:
   – Дом радуется и готов кормить теперь двоих. А у вас разве не так?
   – Как тебе сказать, – ответил я, – не совсем да, не совсем. А у вас дом пинка из квартиры дать может?
   – Н-нет…
   – Дикари-с, – сказал я с чувством. – Нет разносторонности, богатства, разнообразия оттенков и реакций, чувства гармоничности и политической ситуации. У нас все это есть, хотя с такими перекосами, что лучше бы не было. Я вижу, у вас дом на всякие там настроения как-то реагирует?
   Она в изумлении поскребла мне спину коготками.
   – Ну да, ты раньше не знал?.. Мы с Лесом когда-то вообще были одним целым. И сейчас еще можем в случае большой опасности спрятаться в дерево…
   – В дуб?
   – Почему в дуб?
   Я сдвинул плечами.
   – Да так, почему-то показалось. Что-то у эльфов есть эдакое фамильное от хорошей дубовой рощи…
   – Нет-нет, – сказала она. – В любое дерево. Вовнутрь. Правда, неприятное очень ощущение, да и потом, когда выдираешься наружу…
   Я спросил с сочувствием:
   – Пробовала?
   – Один раз, – ответила она и зябко повела плечами. – Больше не хочу. Потом неделю себя чувствовала деревом.
   – Каким?
   Она сердито фыркнула:
   – Просто деревом! Надеюсь, в этот раз прятаться не придется, ты хоть и зверюка, но вроде бы я тебя приручила…
   – Еще как, – заверил я. – Даже одомашнила, можно сказать.
   Она довольно хихикнула, я спрыгнул на землю, протянул к ней руки, но она показала язык и соскочила на другую сторону. Наблюдающие за нами издали эльфы довольно засмеялись.
   Изаэль, даже не оглянувшись на меня, побежала к ним, а я вздохнул и повернулся к зеленому входу. Изнутри доносятся голоса, веселые и щебечущие, потом вроде бы заплакал ребенок, но тут же умолк.
   Я пошел тяжелыми шагами, чувствуя себя статуей командора, откинул зеленый полог. Комната выглядит намного просторнее, чем в прошлый раз, свод тоже поднялся.
   На меня в божественно прекрасном испуге оглянулись молоденькие эльфийки, сразу трое, все с изумительно серыми глазами, как у Гелионтэль, бледнощекие и с маленькими алыми ртами.
   Как мне показалось, все секундой раньше повизгивали и пытались пощупать, потрогать или хотя бы прикоснуться к запеленутому в широкие зеленые листья младенцу.
   Я увидел разинутый рот, когда оно зевало во всю пасть, а когда закрыло ее наконец, на меня уставились маленькие глазки с немым вопросом: а ты хто?
   – Здравствуйте, – сказал я вежливо, – я конт Астральмэль. Можно мне войти?
   Эльфийки испуганно шарахнулись в стороны и прижались к стенам хижины, но мелко захихикали, а одна, явно самая смелая, сказала тонким серебряным голоском, словно со мной заговорил молоденький зайчик:
   – Вы уже вошли, конт Астральмэль. Не хотите взглянуть на своего ребенка?
   – Для того и мчался, – ответил я твердо.
   Они все продолжали тоненько и пугливо хихикать, не знаю, что во мне или в ситуации смешного, это же так естественно – постараться вот так за друга.
   Я сделал еще шаг к Гелионтэль, она лежит на спине, прикрытая одеялом из душистых листьев, я ее сразу и не заметил, а этот ворочающийся сверток расположился у нее на животе.
   – Астральмэль, – проговорила она со смущенно-радостной улыбкой. – Ты все-таки пришел…
   – Как я мог не прийти? – спросил я. – Немедленно, сразу все бросил и примчался. Как птичка, что несется над гладью волн в родное гнездышко. Это я – птичка!
   Она слабо повела по сторонам тонкой бледной рукой.
   – Не пугайся, что нас так много, мне помогают мои сестры… У них наконец-то появилась племянница.
   – Здравствуйте, леди, – сказал я учтиво. – Я безумно счастлив, что у меня такая прекрасная родня! Как ты себя чувствуешь? – я присел рядом с Гелионтэль.
   – Уже лучше, – сообщила она. – Смотри, какая крупная!.. И ест так, что скоро от меня одна пустая шкурка…
   – Здоровая девочка, – согласился я. – А какие у нее ушки?
   – Мои, – сообщила она с гордостью и тут же добавила: – А вот глазки, как буравчики, так и смотрят, так и смотрят…
   – Хорошие глазки, – возразил я. – Но главное, ты поскорее поднимайся, не залеживайся. Я знаю, для эльфов родить – подвиг, но тебе предстоит еще не один такой подвиг!
   Она мягко улыбалась и смотрела на меня с великой благодарностью. У эльфов, как уже знаю от Изаэль, рождается больше мальчиков, втрое больше, но почти половина умирают в детстве, а из остальных многие погибают в лесу, кто на охоте, а кто и от укуса простого комара или уколовшись о колючку. Эльфы, как я понял, пошли еще дальше в специализации полов, чем люди. У нас тоже мальчиков рождается больше, но умирают не так быстро, только к пятнадцати годам количество мальчиков и девочек сравнивается, а к семнадцати на «девять девчонок – десять ребят», а дальше разрыв тоже увеличивается не так стремительно, как у эльфов.
   У них различие в полах вообще жесть: природа наделила женщин мощной иммунной системой, эльфийка выживет даже после укуса ста змей, а эльф умрет сразу от первого же. Потому, хотя главенство в роду и гордое имя передается по мужской линии, матери все-таки больше радуются рождению девочки.
   Дети растут очень медленно, сто лет проходит, пока ребенок доползет до подростка, а потом, как мне кажется, так и остаются вечными тинейджерами: проходят тысячелетия, в памяти почти ничего не остается, они все такие же беспечные, веселые и легкие, без надлежащей серьезности.
   Сестры, тихо чирикая и прижимаясь к стенам, по одной выскользнули, как рыбки.
   Зеленый полог за ними опустился, я сел посвободнее, я же дома, указал кивком на младенца:
   – Не разбалуешь?..
   – Ну что ты…
   – А чего с рук не спускаешь?
   – Так она же маленькая…
   Я спросил строго:
   – Где колыбелька?
   Гелионтэль сказала виновато:
   – Она не хочет туда…
   – Еще бы, – сказал я саркастически, – конечно! И будет настаивать на своем. Но ты должна перенастоять.
   – Почему?
   – Иначе, – пояснил я, чувствуя себя великим педагогом, – вырастет капризной дурой, а это урон моей почти незапятнанной репутации. Попробуй докажи, что гены ни при чем? У вас же во всем люди виноваты, как у нас… гм, ладно, давай я сам ее переложу.
   Она сказала испуганно:
   – Нет-нет, ты обязательно уронишь! Она такая вертлявая… Я сама. Сейчас-сейчас…
   Я строго, как Бенджамин Спок, наблюдал за процессом перекладывания, потом по методу Макаренко удерживал Гелионтэль на ложе, когда крохотный террорист буянил и выдвигал непомерные требования. Наконец оно убедилось, что правительство на уступки не идет, затихло и начало исследовать место, куда его поместили.
   – Вот видишь, – сказал я хвастливо. – Я прям как не знаю хто, все знаю и умею, прям удивляюсь такому чуду без перьев, красивому и умному, ну прям Изаэль… тьфу, навязло в зубах. Есть хочешь?
   – Нет, – прошептала она, – мне так хорошо…
   – А мне еще лучше, – сказал я нежно и прижал ее к груди. – Ну, за Астральмэля?
 
   Бобик несколько раз врывался в жилище, весь захэканный и с высунутым языком набок, быстро проверял, не исчез ли я, и снова стремительно исчезал навстречу требовательным вопликам детворы.
   – Видишь, – сказал я неодобрительно, – как влияние улицы перебивает благотворную, хоть и более нудную, как им всем кажется, заботу родителей. А уж о воспитании и говорить неча!
   Она пробормотала счастливо:
   – Но у нас все так…
   – Среда формирует сознание?
   – Да…
   Я сказал озадаченно:
   – Вот уж не думал, что и у эльфов дворовое воспитание… Хорошо, хоть подворотен у вас нет. Хотя свято место пусто не бывает, у нас вся страна из оттуда, а если послушать правительство, так и ваще… Это что, уже рассвет? Что за дурная страна!
   – Да, мой дорогой конт.
   Я пробормотал:
   – Да, я еще тот конт. Всем контам конт, такое законтачил…
   Она всмотрелась в мое лицо.
   – Ты чем-то озабочен?
   Я пробормотал:
   – Да у нас, людёв, вечные заморочки. Это у вас незамутненное счастье… Из Варт Генца, это такое очень дальнее королевство, слишком уж отчаянные призывы… от Меганвэйла, сэра Клифона и даже Фридриха Геббеля, которых я весьма уважаю тоже… курьеры, курьеры, десять тысяч курьеров!
   – И тебе надо мчаться на этот призыв?
   Я пробормотал:
   – У нас, героев, вся жизнь такая. Так что встаю, надеваю штаны и… в путь труба зовет!
   Она смотрела большими серыми глазами, как я проделываю все это, свойственное герою, а когда еще и сумел сапоги натянуть самостоятельно, сказала тепло:
   – Пусть весь мир будет к тебе добр, как стал теперь Лес…
   – Ага, – откликнулся я саркастически, – он станет! Только и смотрит, как бы лягнуть или укусить.
   – Лес?
   – Весь мир, а лес тоже хорош. Коряги под ногами, деревья зачем-то растут…
   Я крепко поцеловал ее и вышел в сверкающий на солнце яркий мир, где нет темных или мрачных красок, а все искристое, легкое, радостное, ликующее, будто посыпано пудрой с крыльев молодых бабочек.
   Перед Зайчиком колышется, словно лоза на ветру, тонкая фигурка Изаэль, та хитрюга что-то сует моему арбогастру в пасть, а этот предатель жрет из рук эльфийки с таким аппетитом, словно это я сам даю подковы и гвозди.
   Бобик извертелся возле них, то вклинивается между и распихивает, то смотрит в ее лицо с таким видом, словно тоже ждет чего-то вкусного. Более того, по морде вижу, что уже пожрал, но упорно намекает на добавку.
   Я окликнул сердито:
   – А ну брысь, шмакодявка!.. Чего мне зверей травишь?
   Она обернулась, на меня в высокомерном удивлении взглянули ее огромные прекрасные глаза с длиннющими ресницами, что сразу бросили густую тень на бледные щеки, но лишь оттенили удивительную синеву гляделок.
   – Напротив, – возразил она, – они у тебя умирали с голоду! Я их немножко подкормила.
   – Это они тебе такое сказали? – спросил я с сарказмом. – Этот вон жрун уже пузо не может оторвать от земли, а всегда добавки просит! А благородный конь, глядя на него, тоже превращается в… гм… простолюдина.
   Зайчик посмотрел на меня с немым укором в ясных коричневых глазах, фыркнул и отвернулся.
   Изаэль отряхнула ладони и растянула спелый рот в чудной очаровательнейшей улыбке.
   – Что, – прочирикало оно, – поедем дальше?
   Я посмотрел на создание Леса, как дитя на скелет.
   – Я-то поеду, а ты иди к маме, пусть она тебе носик вытрет.
   – Да мне и ты можешь вытереть, – разрешила она великодушно. – Вытирал же?
   – Ты все равно царапалась, – напомнил я.
   – Теперь не буду, – пообещала она. – Я такая послушная, я такая лапочка, такая тихая и забитая мышка… А еще я разведчица, помнишь?.. Мне желательно бывать всюду. Если выпала удача побывать среди ужасных людей и не быть убитой, то… надо пользоваться.
   – Что-то больно расхрабрилась, – проговорил я настороженно. – Или ваша королева начала с ума сходить. То полная изоляция, то посылает ребенка с таким чудовищем…
   Она опустила ресницы и почти прошептала смиренно, как тихий зайчик:
   – Вообще-то Ее Величество Синтифаэль, рожденная из Солнца и Света… не знает о моем странном желании… Еще не знает.
   Я охнул:
   – А она знала, что ты пробралась ко мне во дворец в Савуази?
   Она еще ниже опустила голову:
   – Пока нет.
   – Так зачем же…
   Она сказала тихо:
   – Хотела тебя обрадовать. И посмотреть, как ты… ну, что ты…
   Я сказал с жаром:
   – Ну ты совсем сумасшедшая!
   – Знаю, – прошептала она. – Я одна такая, никто так не делает. Но ты же сказал, что эльфов больше убивать не будут, вот я и рискнула, хотя, конечно, пряталась и куталась в плащ с капюшоном. Зато какое приключение! И все получилось!
   Я пробормотал:
   – Даже больше, даже больше…
   – Ну так берешь меня?
   Она задрала голову и смотрела мне в лицо очень серьезно, но я видел, что это та прежняя хитрая и отважная лисичка, что ходила в моем кабинете на ушах и хвасталась, какая она храбрая, отважная, лихая, смелая, хитрая, замечательная и вообще золотце.
   – Королева точно не знает?
   Она опустила голову и пнула ногой землю, как жеребенок копытцем.
   – Нет…
   – Сумасшедшая, – повторил я с сердцем. – Ну, раз не знает… возьму. Я тоже сумасшедший.

Глава 7

   Она завизжала и кинулась мне на шею, повисла, как мартышка на дереве, целовала меня в глаза, лоб, щеки, а когда я вертел головой, пытаясь увернуться, чмокала в уши и тут же вроде бы плевала туда, заявляя, что там растут фи какие отвратительные волосы, я вообще-то даже не человек, а жЫвотное…
   Наконец я с трудом содрал ее с себя, как цепкий репей, и, удерживая в руках, заявил:
   – Вот что, храбрая и отважная. В походе я – король и все на свете! Малейшее неподчинение – удавлю.
   Она закивала с таким энтузиазмом, что уши превратились в розовый полукруг наподобие веера.
   – Как скажешь, мой король!
   – Так и скажу, – заявил я сварливо. – Чувствую, дурость делаю, но… ладно, так и быть, покатаю. Добрый я что-то с утра.
   На самом деле, конечно, никакого покатаю, политик должен думать о выгоде для себя и отечества. Эльфийка в качестве оруженосца или скорее пажа может перевесить пользу огромного отряда из самых знатных лордов королевства, хотя, разумеется, ей такое не скажу, а то вообще сядет на голову.
   Вскочив на Зайчика, ей подал руку и вздернул на круп. Она завозилась, явно желая перебраться вперед, я процедил сквозь зубы «потом» и поспешно направил арбогастра в сторону выхода из Леса.
   Едва деревья остались далеко позади, я сунул руку за спину и перетащил ее, как котенка, на полном скаку, барахтающуюся и визжащую, усадил впереди, и ее визг как ножом отрезало.
   Она сразу же завозилась и начала устраиваться поудобнее, вытягивать голову, как птенчик из гнезда, чтобы смотреть поверх моих рук.
   – Ой, как здорово, – прочирикала она, – какой мир, оказывается, огромный!.. Счастливый ты…
   – Правда? – изумился я. – То-то ношусь, как наскипидаренный заяц, проблемы решаю…
   – Проблемы? Какие проблемы?
   – Какие сам и создаю, – вздохнул я. – Вот это жизнь, да?
   Она чирикнула с неуверенностью:
   – Ну, наверное… если ты так говоришь…
   Я восхитился:
   – Золотые слова! Ты настоящая женщина. Вот так и надо вякать. Даже если думаешь, что я дурак и все делаю не так.
   Она сказала хвастливо:
   – Так я же умненькая, я хитренькая, я замечательная!..
   – Не вертись, моя хитренькая, – сказал я строго, – а то голова открутится, останется где-то на дороге, и мы потеряем такие замечательные синие глазки!
   – И волосы, – напомнила она. – Как тебе моя прическа?
   – Очаровательная, – ответил я. – Но ты вся еще лучше.
   В лесу всегда безветренно, а здесь утренняя свежесть пробирается под одежду, Изаэль кутается и жмется ко мне, как птенчик к маме. К счастью, день солнечный, голову и плечи уже пригревает.
   Промелькнули выступающие из зеленых кустов древние развалины циклопических построек, дальше пошли цветущие сады, вдали из синеватого тумана иногда проступают вершины гор, словно бы висящие в воздухе, затем исчезают.
   Справа потянулась бесконечная зеленая равнина, а слева – то высокие остроконечные скалы, то трещины в земле, откуда иногда с шумом и шипением выплескивается фонтанами горячая вода.
   В какой-то момент бешеной скачки Изаэль вздрогнула, сделала попытку отодвинуться, проговорила глухо:
   – Как там… Гелионтэль?
   – Не знаю, – ответил я.
   Она пробормотала:
   – Не знаешь?
   – Да, – отрезал я.
   – Почему?
   – Там был конт Астральмэль, – объяснил я с непонятным раздражением, – выполнял какой-то свой долг, не помню. А ты едешь с Ричардом, человеком!
   Несмотря на мой строгий голос, она расслабилась, начала устраиваться поудобнее, зачирикала нечто счастливое.
   На севере Турнедо мои территории сменились землями, что отошли по договору к Варт Генцу, я увидел вооруженные отряды и знамена Варт Генца, но слева пошла высокая крепостная стена, загораживает единственный вход в долину, с которой начинаются владения Зигмунда Лихтенштейна, а также его семейства.
   Тогда, при защите только что захваченного Савуази, я видел его отряд, целиком составленный из братьев и сыновей, дядей и прочей родни, и еще в тот раз ужаснулся, что это слоны в стальной броне, а не люди…
   Стена высокая и явно очень толстая, сужу еще и по некоторому наклону, в основании намного шире. Это чтобы можно не сбрасывать, а на большой скорости скатывать тяжелые бревна, вон, закреплены целыми связками у самой вершины…
   Там же и корзины с камнями, эти тоже покатятся, подпрыгивая и сбивая с ног, калеча, опрокидывая…
   Вблизи осаждающих войск нет, лагерь расположен достаточно далеко, да еще и огорожен глубоким рвом и защищен высоким частоколом из толстых деревьев с заостренными кверху концами.
   Выходит, первые попытки сломить сопротивление Зигмунда оказались настолько плачевными, что вартгенцы больше даже не пытаются взять штурмом.
   Теперь либо ждут указаний из столицы, либо подхода тяжелых стенобитных орудий… но, на мой взгляд, у тех тоже нет шансов.
   Изаэль что-то возбужденно чирикает в кольце моих рук, я велел не пищать, некогда, послал Зайчика вдоль стены.
   В одинокого всадника никто не стреляет, да и сложно попасть в скачущего на такой скорости, так мы пронеслись до самых крепостных ворот, сколоченных из цельных дубов.
   Я резко натянул повод и помахал рукой.
   – Гость к барону Зигмунду!
   Стражи сверху всмотрелись, кто-то звучно ойкнул, но не стали спрашивать, хто я и зачем, смышленые здесь люди.
   Сбоку в башенке отворилась дверь, я придавил голову Изаэль пониже, сам пригнулся, и мы протиснулись между двумя тесными каменными стенами.
   Если бы нас хотели убить, то лучше места не придумать, это классическая ловушка, но через минуту далеко впереди каменного лабиринта распахнулась еще одна дверь, и мы оказались по ту сторону стены. Стенобитные тараны и катапульты приедут зря, мелькнула мысль, такие толстенные стены ничем не продолбить и за сто лет.
   Изаэль затихла, как мышь возле выхода из норки. К нам подошли было вооруженные люди, все рослые и с решительными лицами, но тут же разбежались в стороны, присели и закрылись щитами.
   – Бобик, – сказал я строго, – ко мне! Далеко не отходить.
   Воины медленно поднимались, с ужасом глядя на это черное чудовище ростом с пони, только потяжелее и помощнее, с огромной красной пастью, где зловеще блещут острые клыки.
   Я оставался в седле, Бобик послушно замер, вперед выступил рослый мужчина с суровым лицом полевого командира, что вместе с отрядом спит у костра и питается только дичью.
   – Ваша светлость, – произнес он с крайней почтительностью, – я Уильям Джефферсон, капитан конной гвардии. С вашего позволения провожу вас к барону Зигмунду.
   Я кивнул:
   – Ведите, капитан!
   Мы тронулись следом, он помахивал рукой и покрикивал, чтобы посторонились перед его светлостью Ричардом Завоевателем. Притихшая Изаэль пихнула меня локтем и прошипела что-то насчет этого имени, не одобряя или ехидничая, но я не расслышал, жадно рассматривал все, что по эту сторону стены.
   Людей с оружием масса, в самом деле готовы даже к прорыву противника в крепость, молодцы, боевой дух очень высок, ничего не страшатся, кроме Бобика.
   Впереди показался большой шатер, мы видели, как в него с разбегу влетел воин в легких латах. Через минуту Зигмунд вышел в полных доспехах из блещущей стали, только голова непокрыта, огромный и нахмуренный.
   Я молча ждал, он увидел меня, приблизился и поспешно преклонил колено, глядя мне в лицо твердо и честно.
   – Ваша светлость!
   Я сказал торопливо:
   – Встаньте, сэр Зигмунд. Вы не мой подданный.
   Бобик порывался подойти к нему и обнюхать, чего он тут расстоялся, я цыкнул, а Зигмунд ответил, не поднимаясь:
   – Но я хочу быть вашим подданным, ваша светлость!
   Воины вокруг заговорили, судя по тону – одобрительно, кто-то даже выкрикнул мне хвалу.
   Я сказал с неловкостью:
   – Встаньте, барон.
   Он поднялся, взглянул на Бобика, по сторонам, снова на меня.
   – Не изволит ли ваша светлость посетить мой шатер?
   – Изволю, – ответил я.
   Он с некоторым удивлением смотрел, как я соскочил на землю и снял закутанного в плащ не то ребенка, не то миниатюрную девушку.
   – Это мой паж, – объяснил я и снял с головы Изаэль капюшон.
   Ахнул не только Зигмунд, но и все собравшиеся поглазеть на того самого Ричарда Завоевателя. Золотые волосы Изаэль упали красиво и свободно ей до пояса, громадные глаза выглядят изумленно-испуганными, но все сперва уставились на ее удивительно изящные розовые ушки с удлиненными и заостренными кончиками.
   – Да-да, – ответил я на немой вопрос остолбеневшего Зигмунда. – Оно и есть это самое, что вы подумали.
   – Боже правый, – прошептал он.
   Я поинтересовался:
   – Так это ваш шатер?
   Опомнившись, он поспешил вперед и торопливо распахнул передо мной полог, отпихнув слугу.
   Первым туда влетел бдительный Бобик, моментально проверил все внутри и, высунув голову, доложил, что все чисто.
   Я пропустил вперед Изаэль, это вот хоть и паж, но все-таки самочка, пихнул ее в спину, чтобы шибче шевелила своей красиво вылепленной вздернутой кормой, и вошел следом.
   – Стой здесь, – велел я, – сопи в две дырочки и ничего не трогай.
   Зигмунд вдвинулся в шатер следом, на эльфийку косился настольно ошалело, что наткнулся на меня, виновато охнул.
   – Простите, ваша светлость!
   – Ничего, – ответил я, – это бывает.
   Он проговорил, запинаясь:
   – У вас эльф… паж?
   Я кивнул и ответил самым небрежным голосом:
   – Да, конечно. Все в пажи стараются что-то непривычное, кто карликов или других уродцев, кто шутов, а я вот эльфа. Эльфийку, точнее, а то знаю я вас… После того как завоевал могущественную империю эльфов с их небесными городами, величественными замками, подземными королевствами и прочими чудесами, почему бы не?
   Он проговорил, едва двигая нижней челюстью, что норовила отвалиться:
   – Да, конечно… Империя эльфов?.. Ваша светлость, присядьте вот здесь…
   – А вы, барон?
   – Я постою…
   Бобик тяжело вздохнул и грохнулся посреди шатра, а я высунулся наружу и крикнул:
   – Еще два стула, быстро!
   Когда все четверо разместились, мы с бароном у стола, Изаэль скромно в сторонке, а Бобик в самом центре, как все они обожают, я спросил негромко:
   – Как я понял, вы так и не уступаете требованиям Варт Генца о вхождении в их королевство?
   Он сразу помрачнел, нахмурился, отрезал жестко:
   – Ни в коей мере!..
   – Почему?
   – Они предательски напали на наши земли, а теперь хотят отхватить часть королевства?
   Я сказал мягко:
   – Но королевства Турнедо уже нет. Его земли разделены между коалицией из четырех государей: Барбароссы, Найтингейла, Фальстронга и мной…
   Он ответил хмуро:
   – У меня нет претензий только к вам, сэр Ричард! На вашу Армландию напали, вы защищались. Это ваше святое право. К тому же ваш вклад в победу мы все видим… Один захват Савуази чего стоит! А еще все только и говорят, что вы оставляете наследие короля Гиллеберда в неприкосновенности, ничего не меняете…
   Я пробормотал:
   – Ну да, я же человек чести.
   – Потому, – сказал он пылко, – мы готовы признать победителем только вас, а наши земли отдать под вашу твердую честную руку.
   – Под мою твердую честную, – повторил я туповато, – ах да, под мою… Увы, барон, однако договор о разделе подписан государями и скреплен их печатями. Я не могу идти против воли королей Фоссано, Шателлена и Варт Генца.
   Он сказал так же жестко:
   – Тогда мы будем сражаться до победного конца. Как вы видите, это не городская стена и не просто крепость. Она запирает вход в наши земли, где дальше расположены города, села, пашни, сады… У нас есть все для жизни!
   Я пробормотал:
   – Кроме оружия.