Страница:
Клемент громыхнул в недоумении:
– Но разве это не… легенда?
– Легенда, – поддержал и Мидль. – Красивая легенда. Дескать, где-то есть справедливость, где-то праведность…
– Я поеду в эту легенду, – ответил я. – Потому как только король прибудет, немедленно проведем коронацию, это и в его интересах, и тут же я умчусь.
Сулливан сказал недовольно:
– Не нравится мне это… Король, видя такую спешку, решит, что это нам очень надо. Начнет что-то выторговывать.
Клемент выпятил губы.
– Пошлем его к графу. У нашего Альбрехта сам дьявол ничего не выторгует, а то еще и свой хвост потеряет.
– И рога, – добавил Мидль.
– Нет, рога ему пусть сэр Ричард сбивает. Это ему по рангу. Но все-таки, может быть, с коронацией все же не торопиться?
Я покачал головой.
– Надо. Я получил ясный и недвусмысленный приказ сверху. Не просто сверху, а в самом деле Сверху.
Альбрехт покачал головой и поднял указательный палец, указывая в потолок.
– Оттуда?
Клемент прогудел довольно:
– А откуда еще наш лорд может получать приказы? Только напрямую от Лорда!..
– Даже без посредников? – спросил Мидль с сомнением.
– Только, – ответил Клемент непреклонно, – если подтвердят свои полномочия! Хотя зачем они? Создатель может говорить, как объяснил сэр Ричард, с каждым напрямую. Значит, в Храм Истины…
– Надо успеть, – сказал я настойчиво. – С королем поговорю сам, объясню, что мне надо отбыть, потому если не будет коронации немедленно, то он останется в оккупированной стране! И, скорее всего, снова вынужден будет скрываться.
Альбрехт сказал, морщась:
– Коронация нужна и нам. Армия перестанет считаться захватчиками, если вы станете наследником Леопольда. Думаю, Его величество тоже не склонен оттягивать такое мероприятие. А то вдруг передумаете, вы же получаете указания, как оказалось, свыше, нам не угадать…
Он поднялся, поклонился. За ним встали и остальные. Мидль сказал вежливо:
– Ваше высочество, спасибо, что внесли ясность.
– Мы почти терялись в догадках, – пояснил Альбрехт. – Всяких, разных… ну, вы же понимаете, какие приходят в первую очередь.
– Храм Истины, – проговорил Сулливан задумчиво, – да, понимаю. Надо. Такого, думаю, даже у вас еще не было.
Я проводил их до дверей лишь взглядом, в голове вихрем носятся мысли насчет этого экзотического совмещения человека и народа, как случилось с Аскланделлой, такое существовало, как мне казалось, только в наидревнейшие времена у каких-то там ацтеков или инков.
Там король всегда был красив и здоров, так как от него зависело, каким будет народ и страна, а когда старел и слабел, его убивали и заменяли молодым здоровым красавцем.
Не знаю, как здесь, но у слишком многих народов здоровье и внешность правителя служат как бы вывеской, витриной всей страны. Потому короли почти всегда – могучие здоровяки, что сами водят войска в битву, первыми вступают в бой и последними выходят из сечи…
Однако то, что Аскланделла как-то олицетворяет собой империю Вильгельма Блистательного… это вообще как обухом по голове. Надо узнать подробности. Похоже, здесь не только олицетворение, а что-то более серьезное.
Глава 4
Глава 5
– Но разве это не… легенда?
– Легенда, – поддержал и Мидль. – Красивая легенда. Дескать, где-то есть справедливость, где-то праведность…
– Я поеду в эту легенду, – ответил я. – Потому как только король прибудет, немедленно проведем коронацию, это и в его интересах, и тут же я умчусь.
Сулливан сказал недовольно:
– Не нравится мне это… Король, видя такую спешку, решит, что это нам очень надо. Начнет что-то выторговывать.
Клемент выпятил губы.
– Пошлем его к графу. У нашего Альбрехта сам дьявол ничего не выторгует, а то еще и свой хвост потеряет.
– И рога, – добавил Мидль.
– Нет, рога ему пусть сэр Ричард сбивает. Это ему по рангу. Но все-таки, может быть, с коронацией все же не торопиться?
Я покачал головой.
– Надо. Я получил ясный и недвусмысленный приказ сверху. Не просто сверху, а в самом деле Сверху.
Альбрехт покачал головой и поднял указательный палец, указывая в потолок.
– Оттуда?
Клемент прогудел довольно:
– А откуда еще наш лорд может получать приказы? Только напрямую от Лорда!..
– Даже без посредников? – спросил Мидль с сомнением.
– Только, – ответил Клемент непреклонно, – если подтвердят свои полномочия! Хотя зачем они? Создатель может говорить, как объяснил сэр Ричард, с каждым напрямую. Значит, в Храм Истины…
– Надо успеть, – сказал я настойчиво. – С королем поговорю сам, объясню, что мне надо отбыть, потому если не будет коронации немедленно, то он останется в оккупированной стране! И, скорее всего, снова вынужден будет скрываться.
Альбрехт сказал, морщась:
– Коронация нужна и нам. Армия перестанет считаться захватчиками, если вы станете наследником Леопольда. Думаю, Его величество тоже не склонен оттягивать такое мероприятие. А то вдруг передумаете, вы же получаете указания, как оказалось, свыше, нам не угадать…
Он поднялся, поклонился. За ним встали и остальные. Мидль сказал вежливо:
– Ваше высочество, спасибо, что внесли ясность.
– Мы почти терялись в догадках, – пояснил Альбрехт. – Всяких, разных… ну, вы же понимаете, какие приходят в первую очередь.
– Храм Истины, – проговорил Сулливан задумчиво, – да, понимаю. Надо. Такого, думаю, даже у вас еще не было.
Я проводил их до дверей лишь взглядом, в голове вихрем носятся мысли насчет этого экзотического совмещения человека и народа, как случилось с Аскланделлой, такое существовало, как мне казалось, только в наидревнейшие времена у каких-то там ацтеков или инков.
Там король всегда был красив и здоров, так как от него зависело, каким будет народ и страна, а когда старел и слабел, его убивали и заменяли молодым здоровым красавцем.
Не знаю, как здесь, но у слишком многих народов здоровье и внешность правителя служат как бы вывеской, витриной всей страны. Потому короли почти всегда – могучие здоровяки, что сами водят войска в битву, первыми вступают в бой и последними выходят из сечи…
Однако то, что Аскланделла как-то олицетворяет собой империю Вильгельма Блистательного… это вообще как обухом по голове. Надо узнать подробности. Похоже, здесь не только олицетворение, а что-то более серьезное.
Глава 4
После обеда мы с Аскланделлой, сидя на тронах, принимали всяких просителей, а я все старался понять, как это получилось, что мы вот сидим рядом и решаем их вопросы, пусть даже решаю я, а она помалкивает, но у нее такой вид, что вне этого зала решает она.
Похоже, я по своему обыкновению отнесся слишком легкомысленно к ритуалам. Увидел два кресла с высокими спинками, в одно сел сам, в другое пригласил Аскланделлу, дескать, пусть рядом красивая женщина, в Сен-Мари всегда оттуда одаряла всех улыбкой королева турнира, а эта и поярче любой королевы турнира, да еще и настоящая императорская дочка…
Но я все еще простак, а здесь умеют из малейшего промаха извлекать выгоду и наращивать преимущество: Аскланделла цветет на троне и одаряет всех улыбкой, в самом деле настолько блистательна, красива и величественна, что затмит любую королеву турнира, однако же помимо улыбаемости еще и раздает вполголоса оценки собравшимся, очень точные, что злит еще больше.
Пару раз даже подсказала более верное решение, словно она коренная сакрантка и знает все реалии, а я с Луны упал, и хотя подсказала шепотом, я все равно накалился и ждал конца приема, чтобы взорваться или же ее разорвать на части.
Наконец Альбрехт, ориентируясь по истончившемуся потоку просителей, провозгласил:
– Прием окончен! Его высочество принц Ричард и ее высочество принцесса Аскланделла удаляются на отдых.
Я стиснул челюсти, что он несет, это я удаляюсь, нечего мне пристегивать еще кого-то, это же умаление моего достоинства и, главное, моей власти, плюс неясный намек, что мы с нею будем как-то отдыхать вместе, ага, каждый в зале это понимает не просто по-своему, а как раз все одинаково…
Мы прошли через короткий узкий зал, больше похожий на коридор, я смотрел на приближающуюся дверь апартаментов, которые я занял по праву силы, и считал секунды, когда она закроется за нами, и я дам волю своему гневу.
За мной вдвинулись помимо Аскланделлы мои лорды, я открыл было рот, набирая в грудь воздуха и раздуваясь от гнева, но Аскланделла произнесла чистым ангельским голоском, хотя и с неким брезгливым интересом:
– Неужели ваша трусость, принц Ричард, настолько велика, что и на этот раз откажетесь от королевской короны?
Альбрехт, Клемент и Сулливан довольно закивали, дескать, как точно принцесса выразила их мнение, только они помалкивают, мужчины, это женщину я не ударю…
Я поперхнулся заготовленными словами, засопел, сжал мышцы и кое-как удержал рвущийся наружу гнев.
– Что значит, – поинтересовался я злым голосом, – и на этот раз? На что вы намекиваете… ваше высочество?
– Вам ее уже предлагали, – пояснила она. – Неоднократно. Разве не так?
Сулливан прогудел мощно:
– Даже при мне!
– А при мне раз десять, – сказал Альбрехт и тоже, как и Сулливан с Клементом, посмотрел на Аскланделлу как на предводительницу их небольшого кружка заговорщиков. – Да, было, было…
Я проигнорировал друзей, они только подвякивают, инициатор разговора сейчас она, посмотрел на нее уничтожающе, на что Аскланделла ответила прямым и чистым взглядом невинного ангела.
– Ваше высочество, – произнес я настолько скромно, что прозвучало, как предельное высокомерие и чванство, – у меня среди титулов есть нечто повыше!
Она спросила с живейшим интересом:
– Что же это? Неужто император Священной империи?
– Дефендер Веры, – отчеканил я, – а это повыше любых королевских и даже, уж простите, императорских!
Лорды переглянулись, Аскланделла сказала с лицемерным сочувствием:
– Да-да, понимаю.
– В самом деле? – спросил я с недоверием.
Она вздохнула.
– Когда в светской жизни или мирской, как говорят церковники, возвыситься не удается, многие убогие ищут утешения в служении Господу. Там промахи не так заметны.
Лорды посмотрели на нее с укором, а я, чувствуя, как они уже не столь рьяно поддерживают ее натиск, сделал вид, что глубоко уязвлен ее словами, просто смертельно ранен в самое сердце. Лорды, видя мои страдания, сердито засопели.
– Не удается? – переспросил я. – Что же мне мешает? Танцевать вроде бы умею. Хоть и плохо. Зато хорошо.
– Обыкновенная трусость, – сказала она безжалостно. – Боязнь отвечать за нечто большее, чем у вас есть.
Я подумал и сказал, глядя ей в глаза:
– Ваше высочество, вы абсолютно правы. Если предельно честно, что вообще-то не в моих правилах, я в самом деле не чувствую себя вполне готовым отвечать за… слишком многое. И так ломаю иногда слишком много всего и всякого.
Лорды смолчали, даже Альбрехт опустил взгляд, Аскланделла вроде бы чуть смутилась, я должен бы спорить и возражать, но вот смиренно согласился, и она явно ощутила, что я ответил искренне.
После долгой паузы она произнесла:
– Зато у вашего высочества хватает мудрости это понять. И не браться решать задачи, которые провалите с треском.
Но в ее голосе все равно прозвучало ехидство, хотя на этот раз пыталась то ли скрыть, то ли смягчить, и я, сразу ощетинившись, ответил с нужной долей галантности:
– Потому даже и не пытаюсь понравиться вашему высочеству.
Она промолчала, словно впервые не нашлась, что сказать, потом произнесла медленно:
– И, как кронпринц, вы, естественно, будете желать его Величеству королю Леопольду долгих лет жизни?
Лорды насторожились, я перехватил острый взгляд Альбрехта.
– Вы догадливы, ваше высочество, – сказал я, – для женщины, естественно.
– Это нетрудно, – ответила она безмятежно, – учитывая ваш панический страх перед королевской короной. Вам что, предсказали, что она вас удавит?.. А не кажется вам, Леопольд предложил вам титул кронпринца именно потому же?
Я спросил сумрачно:
– Хотите сказать, мой страх перед королевской короной известен всем?
– Всем и не нужно, – ответила она. – А вот заинтересованным…
Вид у нее был, как всегда, покровительственно-победный. Я поклонился и промолчал. Короли всегда ожидают предательства и удара в спину со стороны наследников, так что моя репутация в этот раз мне поможет.
Она произнесла, обращаясь больше к лордам, чем ко мне:
– Давайте продумаем коронацию принца Ричарда, чтоб она проходила в наших интересах больше, чем в интересах короля Леопольда.
Они поклонились ей, признавая ее правоту и мудрость, а я снова ощутил, что она меня переиграла еще и тем, что сказала очень значимые слова «в наших интересах».
– Садитесь все, – сказал я вынужденно, – хотя, на мой взгляд, это довольно простая церемония, усложнять ее не нужно.
– Но есть церемониал, – сказал герцог Мидль с достоинством, – от которого отступить нельзя…
– Но сократить можно, – возразил я.
Он сказал с сомнением:
– Освященное веками…
– Подлежит модернизации, – заметил я веско. – Иначе погибнет! Это я стою на страже вечных ценностей!.. Их надо переодевать в новые одежды, чтобы они не переставали быть ценностями. Впрочем, мне почему-то кажется, король Леопольд тоже не будет против сокращения некоторых не совсем обязательных формальностей. Еще как не будет!
В коридоре послышался топот бегущих ног, строгий голос Зигфрида, затем дверь распахнулась и вбежал один из сотников Норберта.
– Ваше высочество! – прокричал он с порога. – Только что сообщили, король Леопольд со своей свитой уже в десяти милях от города! Как и было договорено, с небольшим отрядом двигается к городу!
– Прекрасно, – ответил я. – Сколько ему еще?
– Через три-пять часов будет у ворот, – сообщил он быстро и уставился в мое лицо преданными глазами. – Какие будут указания?
– Встречайте, – велел я, – как союзника. Я сам выеду навстречу, как и положено… наверное. А сюда прибудем вместе… если ничего не случится.
Он поклонился.
– Все сделаем!
Я повернулся к лордам.
– Не забудьте нацепить на себя все регалии. Здесь королевство еще дикое, внешнему виду придают слишком большое значение.
Они смущенно переглядывались, внешнему виду везде придают значение, это только я вне правил, да и то лишь некоторых.
Аскланделла произнесла ясным голосом:
– Я встречу его величество с моими фрейлинами, а его дочерями, в главном зале. Или даже в холле.
Альбрехт ответил за лордов:
– Мы выедем через час, ваше высочество!
– А то за вами не успеть, – буркнул Сулливан. – Всю рыбу распугаете.
Они выходили один за другим, соблюдая достоинство и строго следя за тем, чтобы какой-нибудь граф не проскочил в дверь раньше герцога, я следил за ними, как мне показалось, с самым непроницаемым лицом, однако все замечающая Аскланделла остановилась, дождалась, когда все уйдут, а когда за последним захлопнулась дверь, спросила тихонько:
– Ваше высочество?
– Принцесса? – ответил я.
– У вас какие-то неприятности, – сказала она, – но вы не решаетесь сказать своим лордам.
Я отмахнулся с фальшивым возмущением:
– Что за ерунда!
– Ваше высочество, – произнесла она с укором.
Я вздохнул, взял ее под руку и усадил в кресло. Аскланделла не выказывает сочувствия или соболезнования, это было бы оскорбительно в отношении такого героя, понимает, не совсем дура, хотя все равно дура, на лице внимание и только внимание. Лишь в глубине глаз вроде бы что-то еще, но кто разберет, что у женщины в глазах на самом деле.
– Вообще-то пустячок, – сказал я бодро. – За время моего отсутствия моя жена разорвала со мной брак.
На ее лице ничего не изменилось, даже голос прозвучал абсолютно выверенно и ровно:
– Вы женаты?
– Даже дважды, – сказал я хвастливо. – На королеве Ротильде, есть такое королевство Медина, а также на дочери короля Шателлена, это тоже очень далеко отсюда.
– И какая из ваших жен разорвала брак? – спросила она. – Вообще-то я не думала, что это возможно вот так легко и просто…
– Королева Медины, – ответил я. – Легко ей было потому, что это она женилась на мне… если можно так сказать. Я – принц-консорт, прав у меня было немного, потому могла как вступить в брак, так и разорвать по своей воле.
Она сказала с едва заметной насмешкой:
– Сочувствую вашему горю.
– Я потерял королевство, – отрезал я сердито, – а вам хи-хи? Потому и не знаю, как сказать лордам. Они привыкли, что у меня одни победы!
– Принц-консорт, – повторила она задумчиво. – Это не совсем настоящий брак, я думаю. А вот потеря королевства, да, понимаю. А второй ваш брак?
Я отмахнулся.
– У нас одна жена на двоих. С герцогом Мидлем, вы его видели. Так получилось, эта политика – сложная штука… Герцог Мидль оказался предельно корректным, не захотел оставаться с женой в мое отсутствие, это неблагородно, как он сказал, и тоже отправился в поход, хотя это и не в его натуре.
Она посмотрела на меня с интересом.
– Одна жена на двоих?
Я сказал с неудовольствием:
– Не понимаю, почему это вызывает такой нездоровый интерес! Это одна из норм здорового демократического общества: существование разных видов брака, в том числе и простейшей полиандрии. Хотя, конечно, полигамия интереснее.
Она сказала поспешно:
– Нет-нет, я о другом. В королевстве Бранденшир, насколько можно верить слухам, у королевы Юрги Великой четыре принца-консорта. И церковь не особо против, так как королевство процветает, а церковь кроме десятины получает еще и щедрые подарки
– Видимо, – пробормотал я, – ее мужья… члены Тайного Совета?
Она кивнула.
– Вы очень проницательны, ваше высочество. Именно потому она все еще на троне. А с этой половинной женой у вас… в порядке?
– Да, – ответил я. – По крайней мере, так было, когда отправлялся в поход.
Она подумала, сказала рассудительно:
– Ваше высочество, даже этот половинный ваш брак дает право на трон королевства Шателлен. Потому пусть остается в силе.
Я пробормотал в неловкости:
– Но это не совсем… как бы… этично… Когда смотрю на герцога Мидля, что из-за излишней щепетильности отправился в этот поход, хотя человек он очень не воинственный, а больше домоседный…
Она нахмурилась.
– Вы простолюдин?
– А что, заметно? – спросил я чуть задиристо.
Она покачала головой.
– Как раз у вас та особая простота, которая больше присуща настолько знатным и высокорожденным, что для них почти нет разницы между землепашцем, рыцарем или герцогом.
– Ого, – сказал я. – Вы таких знаете?
Она покачала головой.
– Таких вообще нет. Я говорю о том впечатлении, которое вы производите. Люди, не очень уверенные в себе, везде и всячески подчеркивают свою знатность, титул, древность рода, выставляют напоказ драгоценности… Это везде и со всеми! Только вы…
– Белая ворона, – сказал я. – Это хорошо.
– Что хорошего, – возразила она. – Белую ворону остальные дружно клюют…
– Но потеряв в цвете, – напомнил я, – ворона обретает что-то взамен! Либо острые когти, либо мощный клюв, либо стальные мускулы или непробиваемые перья…
Она сказала настойчиво:
– Какой бы особой вороной вы ни были, но у правителей другая этика, намного более строгая, чем у простолюдинов! Интересы государства вы должны ставить выше своих мелких…
– Мелких?
– Они всегда мельче, – ответила она твердо. – И если ваш брак с половинной женой велит посещать определенное число дней в год или в месяц постель дочери короля Шателлена, то обязаны это делать в интересах всех жителей королевства!
– И даже под наблюдением? – уточнил я язвительно.
Она ответила предельно серьезно:
– Что делать, у государей больше обязанностей, чем у простолюдинов. Иногда и перед свидетелями они должны доказывать, что выполняют супружеские обязанности. А отчеты уходят в Ватикан папе.
– Вот почему короли завидуют пастухам, – сказал я с досадой.
– Они не завидуют, – заверила она. – А говорить… можно всякое.
– Вряд ли, – буркнул я, – даже половинной жене понравятся наблюдатели.
– Жене может и не понравиться, – согласилась она, – но супруга… супруга мыслит другими категориями. Муж и жена – одно, супруг и супруга – другое. Государи – почти всегда супруги. У них даже детей нет…
– Как это?
– Одни наследники, – пояснила она. – Разной степени.
Я осекся, вдруг показалось, что произнесла эти вроде бы простые слова несколько невесело.
– Принцесса, – сказал я, – простите…
– За что?
– Не знаю, – ответил я. – Вдруг захотелось извиниться перед вами… и сделать вам что-нибудь приятное. Хотите мороженого?
Она взглянула искоса.
– Это то сладкое пирожное, что как снег, только сладкое и… нежнее?
– Да, принцесса.
Она подумала и ответила осторожно:
– Если только это вас совершенно не затруднит. Говоря откровенно, мне вовсе не хочется быть у вас в долгу даже в самой крохотной степени.
– Принцесса, – сказал я обиженно, – это я у вас в долгу!
Она спросила настороженно:
– Каким образом?
– Ну, ваше обаяние…
Она поморщилась.
– Перестаньте, принц. Вы меня терпеть не можете. Да и я, честно говоря, от вас не в восторге, если говорить очень мягко.
– Очень?
– Да, – подтвердила она, – очень. Так что банальности лучше оставим другим…
Я молча придвинул ей широкую хрустальную вазу на высокой ножке, там высится чудесный замок из сливочного мороженого, первый этаж отделан темным шоколадом, расчерченным на крохотные плитки, второй – белым, а еще там высокие башенки, эти поблескивают глазурью из чего-то вкусно пахнущего мармеладом, зубчики вырезаны из орешков, крыши празднично красные…
– Как вы это делаете? – спросила она. – Хотя нет, не нужно. Пусть это будет чудо.
– А это и есть чудо, – ответил я. – Всевышний сотворил мир, и больше никаких чудес, но возможность улучшать его дал людям.
Она сказала с сарказмом:
– Конечно, избранным.
– К счастью, – возразил я с достоинством, – у нас нет избранных вообще…
Она воззрилась в удивлении.
– Принц?
– В отличие от вашего мира, – пояснил я, – быть избранным – это унижение. Это позор для мужчины. Приходят к тебе и говорят, ты избранный, потому что родился от внебрачной связи короля с пастушкой, в тебе кровь короля, потому ты избран на трон. Или еще хуже, ты избран, говорят, потому что твой прадед был великим чародеем, в тебе пробудятся его умения, и хотя ты сам полное ничтожество и годен только свиней пасти…
Она возразила недовольно:
– Так никогда не говорят!
– Но подразумевают, – сказал я. – Разве не так?.. Нет уж, избранным быть – позор и унижение. Хотя да, дураки этого не понимают. Они сами никогда ничего добиться не могут, потому для них так важна удача, выигрыш, подарок судьбы… потому все мечтают оказаться этими избранными.
Она смотрела с интересом, глаза загадочно поблескивают, как и серебряная ложечка, которую облизывает всякий раз, отправляя в сочный алый рот порцию мороженого.
– Народ должен мечтать, – сообщила она, – и верить в лучшую жизнь, которая наступит вот-вот. Иначе взбунтуется. Вы в народе очень популярны, принц.
– Спасибо, – сказал я польщено.
– Правда-правда, – заверила она. – Даже здесь, в Сакранте.
– С какой стати здесь?
– Я же не сказала, – уточнила она, – что только здесь. Вообще популярны, даже здесь. Все наслышаны, что вы сами вышли из простых рыцарей, ваши полководцы тоже недавно были безбаннерными, вы раздаете несметные богатства своим людям, назначаете их правителями целых королевств…
– Это преувеличение, – пробормотал я, – хотя да, около сотни королевств я раздал… вон Максу даже вроде бы парочку, но он даже не посмотрел на них.
Похоже, я по своему обыкновению отнесся слишком легкомысленно к ритуалам. Увидел два кресла с высокими спинками, в одно сел сам, в другое пригласил Аскланделлу, дескать, пусть рядом красивая женщина, в Сен-Мари всегда оттуда одаряла всех улыбкой королева турнира, а эта и поярче любой королевы турнира, да еще и настоящая императорская дочка…
Но я все еще простак, а здесь умеют из малейшего промаха извлекать выгоду и наращивать преимущество: Аскланделла цветет на троне и одаряет всех улыбкой, в самом деле настолько блистательна, красива и величественна, что затмит любую королеву турнира, однако же помимо улыбаемости еще и раздает вполголоса оценки собравшимся, очень точные, что злит еще больше.
Пару раз даже подсказала более верное решение, словно она коренная сакрантка и знает все реалии, а я с Луны упал, и хотя подсказала шепотом, я все равно накалился и ждал конца приема, чтобы взорваться или же ее разорвать на части.
Наконец Альбрехт, ориентируясь по истончившемуся потоку просителей, провозгласил:
– Прием окончен! Его высочество принц Ричард и ее высочество принцесса Аскланделла удаляются на отдых.
Я стиснул челюсти, что он несет, это я удаляюсь, нечего мне пристегивать еще кого-то, это же умаление моего достоинства и, главное, моей власти, плюс неясный намек, что мы с нею будем как-то отдыхать вместе, ага, каждый в зале это понимает не просто по-своему, а как раз все одинаково…
Мы прошли через короткий узкий зал, больше похожий на коридор, я смотрел на приближающуюся дверь апартаментов, которые я занял по праву силы, и считал секунды, когда она закроется за нами, и я дам волю своему гневу.
За мной вдвинулись помимо Аскланделлы мои лорды, я открыл было рот, набирая в грудь воздуха и раздуваясь от гнева, но Аскланделла произнесла чистым ангельским голоском, хотя и с неким брезгливым интересом:
– Неужели ваша трусость, принц Ричард, настолько велика, что и на этот раз откажетесь от королевской короны?
Альбрехт, Клемент и Сулливан довольно закивали, дескать, как точно принцесса выразила их мнение, только они помалкивают, мужчины, это женщину я не ударю…
Я поперхнулся заготовленными словами, засопел, сжал мышцы и кое-как удержал рвущийся наружу гнев.
– Что значит, – поинтересовался я злым голосом, – и на этот раз? На что вы намекиваете… ваше высочество?
– Вам ее уже предлагали, – пояснила она. – Неоднократно. Разве не так?
Сулливан прогудел мощно:
– Даже при мне!
– А при мне раз десять, – сказал Альбрехт и тоже, как и Сулливан с Клементом, посмотрел на Аскланделлу как на предводительницу их небольшого кружка заговорщиков. – Да, было, было…
Я проигнорировал друзей, они только подвякивают, инициатор разговора сейчас она, посмотрел на нее уничтожающе, на что Аскланделла ответила прямым и чистым взглядом невинного ангела.
– Ваше высочество, – произнес я настолько скромно, что прозвучало, как предельное высокомерие и чванство, – у меня среди титулов есть нечто повыше!
Она спросила с живейшим интересом:
– Что же это? Неужто император Священной империи?
– Дефендер Веры, – отчеканил я, – а это повыше любых королевских и даже, уж простите, императорских!
Лорды переглянулись, Аскланделла сказала с лицемерным сочувствием:
– Да-да, понимаю.
– В самом деле? – спросил я с недоверием.
Она вздохнула.
– Когда в светской жизни или мирской, как говорят церковники, возвыситься не удается, многие убогие ищут утешения в служении Господу. Там промахи не так заметны.
Лорды посмотрели на нее с укором, а я, чувствуя, как они уже не столь рьяно поддерживают ее натиск, сделал вид, что глубоко уязвлен ее словами, просто смертельно ранен в самое сердце. Лорды, видя мои страдания, сердито засопели.
– Не удается? – переспросил я. – Что же мне мешает? Танцевать вроде бы умею. Хоть и плохо. Зато хорошо.
– Обыкновенная трусость, – сказала она безжалостно. – Боязнь отвечать за нечто большее, чем у вас есть.
Я подумал и сказал, глядя ей в глаза:
– Ваше высочество, вы абсолютно правы. Если предельно честно, что вообще-то не в моих правилах, я в самом деле не чувствую себя вполне готовым отвечать за… слишком многое. И так ломаю иногда слишком много всего и всякого.
Лорды смолчали, даже Альбрехт опустил взгляд, Аскланделла вроде бы чуть смутилась, я должен бы спорить и возражать, но вот смиренно согласился, и она явно ощутила, что я ответил искренне.
После долгой паузы она произнесла:
– Зато у вашего высочества хватает мудрости это понять. И не браться решать задачи, которые провалите с треском.
Но в ее голосе все равно прозвучало ехидство, хотя на этот раз пыталась то ли скрыть, то ли смягчить, и я, сразу ощетинившись, ответил с нужной долей галантности:
– Потому даже и не пытаюсь понравиться вашему высочеству.
Она промолчала, словно впервые не нашлась, что сказать, потом произнесла медленно:
– И, как кронпринц, вы, естественно, будете желать его Величеству королю Леопольду долгих лет жизни?
Лорды насторожились, я перехватил острый взгляд Альбрехта.
– Вы догадливы, ваше высочество, – сказал я, – для женщины, естественно.
– Это нетрудно, – ответила она безмятежно, – учитывая ваш панический страх перед королевской короной. Вам что, предсказали, что она вас удавит?.. А не кажется вам, Леопольд предложил вам титул кронпринца именно потому же?
Я спросил сумрачно:
– Хотите сказать, мой страх перед королевской короной известен всем?
– Всем и не нужно, – ответила она. – А вот заинтересованным…
Вид у нее был, как всегда, покровительственно-победный. Я поклонился и промолчал. Короли всегда ожидают предательства и удара в спину со стороны наследников, так что моя репутация в этот раз мне поможет.
Она произнесла, обращаясь больше к лордам, чем ко мне:
– Давайте продумаем коронацию принца Ричарда, чтоб она проходила в наших интересах больше, чем в интересах короля Леопольда.
Они поклонились ей, признавая ее правоту и мудрость, а я снова ощутил, что она меня переиграла еще и тем, что сказала очень значимые слова «в наших интересах».
– Садитесь все, – сказал я вынужденно, – хотя, на мой взгляд, это довольно простая церемония, усложнять ее не нужно.
– Но есть церемониал, – сказал герцог Мидль с достоинством, – от которого отступить нельзя…
– Но сократить можно, – возразил я.
Он сказал с сомнением:
– Освященное веками…
– Подлежит модернизации, – заметил я веско. – Иначе погибнет! Это я стою на страже вечных ценностей!.. Их надо переодевать в новые одежды, чтобы они не переставали быть ценностями. Впрочем, мне почему-то кажется, король Леопольд тоже не будет против сокращения некоторых не совсем обязательных формальностей. Еще как не будет!
В коридоре послышался топот бегущих ног, строгий голос Зигфрида, затем дверь распахнулась и вбежал один из сотников Норберта.
– Ваше высочество! – прокричал он с порога. – Только что сообщили, король Леопольд со своей свитой уже в десяти милях от города! Как и было договорено, с небольшим отрядом двигается к городу!
– Прекрасно, – ответил я. – Сколько ему еще?
– Через три-пять часов будет у ворот, – сообщил он быстро и уставился в мое лицо преданными глазами. – Какие будут указания?
– Встречайте, – велел я, – как союзника. Я сам выеду навстречу, как и положено… наверное. А сюда прибудем вместе… если ничего не случится.
Он поклонился.
– Все сделаем!
Я повернулся к лордам.
– Не забудьте нацепить на себя все регалии. Здесь королевство еще дикое, внешнему виду придают слишком большое значение.
Они смущенно переглядывались, внешнему виду везде придают значение, это только я вне правил, да и то лишь некоторых.
Аскланделла произнесла ясным голосом:
– Я встречу его величество с моими фрейлинами, а его дочерями, в главном зале. Или даже в холле.
Альбрехт ответил за лордов:
– Мы выедем через час, ваше высочество!
– А то за вами не успеть, – буркнул Сулливан. – Всю рыбу распугаете.
Они выходили один за другим, соблюдая достоинство и строго следя за тем, чтобы какой-нибудь граф не проскочил в дверь раньше герцога, я следил за ними, как мне показалось, с самым непроницаемым лицом, однако все замечающая Аскланделла остановилась, дождалась, когда все уйдут, а когда за последним захлопнулась дверь, спросила тихонько:
– Ваше высочество?
– Принцесса? – ответил я.
– У вас какие-то неприятности, – сказала она, – но вы не решаетесь сказать своим лордам.
Я отмахнулся с фальшивым возмущением:
– Что за ерунда!
– Ваше высочество, – произнесла она с укором.
Я вздохнул, взял ее под руку и усадил в кресло. Аскланделла не выказывает сочувствия или соболезнования, это было бы оскорбительно в отношении такого героя, понимает, не совсем дура, хотя все равно дура, на лице внимание и только внимание. Лишь в глубине глаз вроде бы что-то еще, но кто разберет, что у женщины в глазах на самом деле.
– Вообще-то пустячок, – сказал я бодро. – За время моего отсутствия моя жена разорвала со мной брак.
На ее лице ничего не изменилось, даже голос прозвучал абсолютно выверенно и ровно:
– Вы женаты?
– Даже дважды, – сказал я хвастливо. – На королеве Ротильде, есть такое королевство Медина, а также на дочери короля Шателлена, это тоже очень далеко отсюда.
– И какая из ваших жен разорвала брак? – спросила она. – Вообще-то я не думала, что это возможно вот так легко и просто…
– Королева Медины, – ответил я. – Легко ей было потому, что это она женилась на мне… если можно так сказать. Я – принц-консорт, прав у меня было немного, потому могла как вступить в брак, так и разорвать по своей воле.
Она сказала с едва заметной насмешкой:
– Сочувствую вашему горю.
– Я потерял королевство, – отрезал я сердито, – а вам хи-хи? Потому и не знаю, как сказать лордам. Они привыкли, что у меня одни победы!
– Принц-консорт, – повторила она задумчиво. – Это не совсем настоящий брак, я думаю. А вот потеря королевства, да, понимаю. А второй ваш брак?
Я отмахнулся.
– У нас одна жена на двоих. С герцогом Мидлем, вы его видели. Так получилось, эта политика – сложная штука… Герцог Мидль оказался предельно корректным, не захотел оставаться с женой в мое отсутствие, это неблагородно, как он сказал, и тоже отправился в поход, хотя это и не в его натуре.
Она посмотрела на меня с интересом.
– Одна жена на двоих?
Я сказал с неудовольствием:
– Не понимаю, почему это вызывает такой нездоровый интерес! Это одна из норм здорового демократического общества: существование разных видов брака, в том числе и простейшей полиандрии. Хотя, конечно, полигамия интереснее.
Она сказала поспешно:
– Нет-нет, я о другом. В королевстве Бранденшир, насколько можно верить слухам, у королевы Юрги Великой четыре принца-консорта. И церковь не особо против, так как королевство процветает, а церковь кроме десятины получает еще и щедрые подарки
– Видимо, – пробормотал я, – ее мужья… члены Тайного Совета?
Она кивнула.
– Вы очень проницательны, ваше высочество. Именно потому она все еще на троне. А с этой половинной женой у вас… в порядке?
– Да, – ответил я. – По крайней мере, так было, когда отправлялся в поход.
Она подумала, сказала рассудительно:
– Ваше высочество, даже этот половинный ваш брак дает право на трон королевства Шателлен. Потому пусть остается в силе.
Я пробормотал в неловкости:
– Но это не совсем… как бы… этично… Когда смотрю на герцога Мидля, что из-за излишней щепетильности отправился в этот поход, хотя человек он очень не воинственный, а больше домоседный…
Она нахмурилась.
– Вы простолюдин?
– А что, заметно? – спросил я чуть задиристо.
Она покачала головой.
– Как раз у вас та особая простота, которая больше присуща настолько знатным и высокорожденным, что для них почти нет разницы между землепашцем, рыцарем или герцогом.
– Ого, – сказал я. – Вы таких знаете?
Она покачала головой.
– Таких вообще нет. Я говорю о том впечатлении, которое вы производите. Люди, не очень уверенные в себе, везде и всячески подчеркивают свою знатность, титул, древность рода, выставляют напоказ драгоценности… Это везде и со всеми! Только вы…
– Белая ворона, – сказал я. – Это хорошо.
– Что хорошего, – возразила она. – Белую ворону остальные дружно клюют…
– Но потеряв в цвете, – напомнил я, – ворона обретает что-то взамен! Либо острые когти, либо мощный клюв, либо стальные мускулы или непробиваемые перья…
Она сказала настойчиво:
– Какой бы особой вороной вы ни были, но у правителей другая этика, намного более строгая, чем у простолюдинов! Интересы государства вы должны ставить выше своих мелких…
– Мелких?
– Они всегда мельче, – ответила она твердо. – И если ваш брак с половинной женой велит посещать определенное число дней в год или в месяц постель дочери короля Шателлена, то обязаны это делать в интересах всех жителей королевства!
– И даже под наблюдением? – уточнил я язвительно.
Она ответила предельно серьезно:
– Что делать, у государей больше обязанностей, чем у простолюдинов. Иногда и перед свидетелями они должны доказывать, что выполняют супружеские обязанности. А отчеты уходят в Ватикан папе.
– Вот почему короли завидуют пастухам, – сказал я с досадой.
– Они не завидуют, – заверила она. – А говорить… можно всякое.
– Вряд ли, – буркнул я, – даже половинной жене понравятся наблюдатели.
– Жене может и не понравиться, – согласилась она, – но супруга… супруга мыслит другими категориями. Муж и жена – одно, супруг и супруга – другое. Государи – почти всегда супруги. У них даже детей нет…
– Как это?
– Одни наследники, – пояснила она. – Разной степени.
Я осекся, вдруг показалось, что произнесла эти вроде бы простые слова несколько невесело.
– Принцесса, – сказал я, – простите…
– За что?
– Не знаю, – ответил я. – Вдруг захотелось извиниться перед вами… и сделать вам что-нибудь приятное. Хотите мороженого?
Она взглянула искоса.
– Это то сладкое пирожное, что как снег, только сладкое и… нежнее?
– Да, принцесса.
Она подумала и ответила осторожно:
– Если только это вас совершенно не затруднит. Говоря откровенно, мне вовсе не хочется быть у вас в долгу даже в самой крохотной степени.
– Принцесса, – сказал я обиженно, – это я у вас в долгу!
Она спросила настороженно:
– Каким образом?
– Ну, ваше обаяние…
Она поморщилась.
– Перестаньте, принц. Вы меня терпеть не можете. Да и я, честно говоря, от вас не в восторге, если говорить очень мягко.
– Очень?
– Да, – подтвердила она, – очень. Так что банальности лучше оставим другим…
Я молча придвинул ей широкую хрустальную вазу на высокой ножке, там высится чудесный замок из сливочного мороженого, первый этаж отделан темным шоколадом, расчерченным на крохотные плитки, второй – белым, а еще там высокие башенки, эти поблескивают глазурью из чего-то вкусно пахнущего мармеладом, зубчики вырезаны из орешков, крыши празднично красные…
– Как вы это делаете? – спросила она. – Хотя нет, не нужно. Пусть это будет чудо.
– А это и есть чудо, – ответил я. – Всевышний сотворил мир, и больше никаких чудес, но возможность улучшать его дал людям.
Она сказала с сарказмом:
– Конечно, избранным.
– К счастью, – возразил я с достоинством, – у нас нет избранных вообще…
Она воззрилась в удивлении.
– Принц?
– В отличие от вашего мира, – пояснил я, – быть избранным – это унижение. Это позор для мужчины. Приходят к тебе и говорят, ты избранный, потому что родился от внебрачной связи короля с пастушкой, в тебе кровь короля, потому ты избран на трон. Или еще хуже, ты избран, говорят, потому что твой прадед был великим чародеем, в тебе пробудятся его умения, и хотя ты сам полное ничтожество и годен только свиней пасти…
Она возразила недовольно:
– Так никогда не говорят!
– Но подразумевают, – сказал я. – Разве не так?.. Нет уж, избранным быть – позор и унижение. Хотя да, дураки этого не понимают. Они сами никогда ничего добиться не могут, потому для них так важна удача, выигрыш, подарок судьбы… потому все мечтают оказаться этими избранными.
Она смотрела с интересом, глаза загадочно поблескивают, как и серебряная ложечка, которую облизывает всякий раз, отправляя в сочный алый рот порцию мороженого.
– Народ должен мечтать, – сообщила она, – и верить в лучшую жизнь, которая наступит вот-вот. Иначе взбунтуется. Вы в народе очень популярны, принц.
– Спасибо, – сказал я польщено.
– Правда-правда, – заверила она. – Даже здесь, в Сакранте.
– С какой стати здесь?
– Я же не сказала, – уточнила она, – что только здесь. Вообще популярны, даже здесь. Все наслышаны, что вы сами вышли из простых рыцарей, ваши полководцы тоже недавно были безбаннерными, вы раздаете несметные богатства своим людям, назначаете их правителями целых королевств…
– Это преувеличение, – пробормотал я, – хотя да, около сотни королевств я раздал… вон Максу даже вроде бы парочку, но он даже не посмотрел на них.
Глава 5
Она продолжала орудовать ложечкой в замке, как умелый завоеватель, что пробил ворота и теперь расширяет проход для вторжения. От холодного мороженого на щеках проступил нежнейший румянец, алые губы покраснели еще больше.
– Вы рассказываете сказки, – произнесла она, не глядя на меня, – но так умело, что я не могу почувствовать лжи…
– А вообще-то можете?
Она снова даже не повела взглядом в мою сторону.
– Как и вы.
– Вы это знаете?
– Ощутила, – ответила она сдержанно. – Но меня этому обучали долго. Как было с вами… не представляю. Может, вы все-таки избранный?
– Когда бьют по голове, – пробормотал я, – учишься быстро. Это вас там только пряниками.
Она сказала негромко:
– Наставники у дочерей императора всегда строже, чем у дочерей королей.
– А у дочерей королей, – сказал я, – строже, чем у дочерей герцогов?.. Так в идеале, ваше высочество, но не в реальности.
– У нас так было и в реальности, – сказала она с достоинством. – Потому во мне ничего не осталось от того существа, каким я появилась на свет.
Она произнесла настолько спокойно и ровно, что даже слишком, чтобы поверило и самое недоверчивое существо, но я вот самое-самое и даже самейшее.
– Вам повезло, – заметил я, – а то, знаете ли, среди полных идиотов, частичных и просто дураков все еще в ходу их дурацкий лозунг «Принимайте меня таким, какой я есть!».
Она произнесла с недоверием:
– Такое невозможно даже для дураков. Мало кто признается, что полностью неспособен к обучению и воспитанию!
– Ха, – сказал я, – таких не много, а весьма ого! Как только в подурневшем обществе признали, что дураки тоже люди и пользуются всеми правами… да-да, я сам бы в такое не поверил!.. то дураки своей дурости стесняться перестали, чесс слово!.. А умные старались не морщиться, когда приходилось общаться с дураками, чтобы не выглядеть грубыми, как вот я.
– Это у вас такие шуточки? – спросила она с неодобрением. – Я не могу себе представить такое общество.
– Мир велик, – я ощутил, что изрекаю банальность, а тем самым становлюсь похожим на всех ее предыдущих кавалеров, все мы одинаковы. – В нем всему есть место.
– Но люди должны избегать таких мест, – произнесла она холодно. – По крайней мере, достойные люди. Легкие дороги… почему-то не самые лучшие.
Я посмотрел на нее с удивлением.
– Откуда вы это знаете, ваше высочество?.. Вы еще так молоды… Я бы даже сказал, юны…
– У меня были старые наставники, – ответила она ясно, – и мудрые.
– Гм, – произнес я в смущении, ее ответ чем-то похож на мое «старые книги читал», – ваше высочество продолжает меня поражать в самое сердце. Нет, даже в голову. Нет, все-таки в сердце и голову, но пока никуда больше.
Она пробормотала:
– Постараюсь печень оставить в покое.
– Я пытаюсь, – сказал я, – идти по правильной дороге, хотя жизнь постоянно старается столкнуть меня на легкую.
– Всех старается, – ответила она, – а вас как именно?.. Женщины, вино, охота, подвиги, завоевания…
Я помотал головой.
– Нет, от этого я сумел найти способы, но тогда мне подбросили на дороге соблазны помощнее.
– Ваше высочество?
– Всякие вещички древних, – пояснил я.
Она посмотрела с интересом.
– И что?
– Я уже поднялся, – объяснил я с достоинством, – или решил, что поднялся, что почти одно и то же, на более высокую ступень, стратегическую. А вещички в виде зачарованных мечей предлагают мне совершать личные подвиги, спасая принцесс из лап драконов или злых колдунов, творить изысканные лакомства и предаваться обжорству и пьянству, а еще и угощать друзей, бахвалясь… Это шаг вниз!
Она смотрела с еще большим интересом.
– И как вы поступили?
Я сказал нехотя:
– Иногда бахвалюсь по мелочи, как вот сейчас, угощая вас пирожными, которых вы даже никогда не видели, но по большей части все спрятал и даже не смотрю в ту сторону. Мне нужно улучшить жизнь моих подданных! А что может сделать для этого меч, которым могу убить тысячу человек? Только полные идиоты мечтают найти такие мечи…
Ее губы дрогнули в улыбке, но показалась она мне чуточку невеселой.
– Ваше высочество, о таких мечах мечтают все мужчины.
– Что делать, – буркнул я, – в мужской семье не без урода. Не без уродов.
Она произнесла задумчиво:
– Это потому, что вы уже правитель. Настоящий.
Я посмотрел на нее искоса, подозревая где-то упрятанное острейшее жало.
– Ну спасибо.
– За что? – спросила она.
– Вы рассказываете сказки, – произнесла она, не глядя на меня, – но так умело, что я не могу почувствовать лжи…
– А вообще-то можете?
Она снова даже не повела взглядом в мою сторону.
– Как и вы.
– Вы это знаете?
– Ощутила, – ответила она сдержанно. – Но меня этому обучали долго. Как было с вами… не представляю. Может, вы все-таки избранный?
– Когда бьют по голове, – пробормотал я, – учишься быстро. Это вас там только пряниками.
Она сказала негромко:
– Наставники у дочерей императора всегда строже, чем у дочерей королей.
– А у дочерей королей, – сказал я, – строже, чем у дочерей герцогов?.. Так в идеале, ваше высочество, но не в реальности.
– У нас так было и в реальности, – сказала она с достоинством. – Потому во мне ничего не осталось от того существа, каким я появилась на свет.
Она произнесла настолько спокойно и ровно, что даже слишком, чтобы поверило и самое недоверчивое существо, но я вот самое-самое и даже самейшее.
– Вам повезло, – заметил я, – а то, знаете ли, среди полных идиотов, частичных и просто дураков все еще в ходу их дурацкий лозунг «Принимайте меня таким, какой я есть!».
Она произнесла с недоверием:
– Такое невозможно даже для дураков. Мало кто признается, что полностью неспособен к обучению и воспитанию!
– Ха, – сказал я, – таких не много, а весьма ого! Как только в подурневшем обществе признали, что дураки тоже люди и пользуются всеми правами… да-да, я сам бы в такое не поверил!.. то дураки своей дурости стесняться перестали, чесс слово!.. А умные старались не морщиться, когда приходилось общаться с дураками, чтобы не выглядеть грубыми, как вот я.
– Это у вас такие шуточки? – спросила она с неодобрением. – Я не могу себе представить такое общество.
– Мир велик, – я ощутил, что изрекаю банальность, а тем самым становлюсь похожим на всех ее предыдущих кавалеров, все мы одинаковы. – В нем всему есть место.
– Но люди должны избегать таких мест, – произнесла она холодно. – По крайней мере, достойные люди. Легкие дороги… почему-то не самые лучшие.
Я посмотрел на нее с удивлением.
– Откуда вы это знаете, ваше высочество?.. Вы еще так молоды… Я бы даже сказал, юны…
– У меня были старые наставники, – ответила она ясно, – и мудрые.
– Гм, – произнес я в смущении, ее ответ чем-то похож на мое «старые книги читал», – ваше высочество продолжает меня поражать в самое сердце. Нет, даже в голову. Нет, все-таки в сердце и голову, но пока никуда больше.
Она пробормотала:
– Постараюсь печень оставить в покое.
– Я пытаюсь, – сказал я, – идти по правильной дороге, хотя жизнь постоянно старается столкнуть меня на легкую.
– Всех старается, – ответила она, – а вас как именно?.. Женщины, вино, охота, подвиги, завоевания…
Я помотал головой.
– Нет, от этого я сумел найти способы, но тогда мне подбросили на дороге соблазны помощнее.
– Ваше высочество?
– Всякие вещички древних, – пояснил я.
Она посмотрела с интересом.
– И что?
– Я уже поднялся, – объяснил я с достоинством, – или решил, что поднялся, что почти одно и то же, на более высокую ступень, стратегическую. А вещички в виде зачарованных мечей предлагают мне совершать личные подвиги, спасая принцесс из лап драконов или злых колдунов, творить изысканные лакомства и предаваться обжорству и пьянству, а еще и угощать друзей, бахвалясь… Это шаг вниз!
Она смотрела с еще большим интересом.
– И как вы поступили?
Я сказал нехотя:
– Иногда бахвалюсь по мелочи, как вот сейчас, угощая вас пирожными, которых вы даже никогда не видели, но по большей части все спрятал и даже не смотрю в ту сторону. Мне нужно улучшить жизнь моих подданных! А что может сделать для этого меч, которым могу убить тысячу человек? Только полные идиоты мечтают найти такие мечи…
Ее губы дрогнули в улыбке, но показалась она мне чуточку невеселой.
– Ваше высочество, о таких мечах мечтают все мужчины.
– Что делать, – буркнул я, – в мужской семье не без урода. Не без уродов.
Она произнесла задумчиво:
– Это потому, что вы уже правитель. Настоящий.
Я посмотрел на нее искоса, подозревая где-то упрятанное острейшее жало.
– Ну спасибо.
– За что? – спросила она.