– Есть братья, которых больше заботит мирская жизнь. Нет, сами туда не уйдут, но о живущих в ней радеют, хотя если те погибнут летом, то попадут в рай, а проживи они жизнь до конца – сколько нагрешат?
   Сердце мое забилось чаще, я спросил жадно:
   – Это те, которых заботит Маркус?
   – Багряная Звезда, – отрезал он сурово, – это знак, это приговор, это испытание!.. Это как гибель Содому и Гоморре… нет, это как Всемирный потоп, который наслал Всевышний на погрязшее в грехе человечество!..
   Я сдержался от резкости, проговорил почти смиренно:
   – Отец Мантриус, я уже устал напоминать, хотя монахи лучше меня это должны знать, Господь о Всемирном потопе предупредил за сто двадцать лет!.. Он велел Ною посадить кипарисовую рощу, а через сто двадцать лет срубить эти деревья и построить из них ковчег, на котором и спасется с женой и сыновьями. Люди смотрели, как сажает Ной черенки, спрашивали, зачем, он объяснял, а они смеялись, хотя могли бы постепенно одуматься, покаяться, начать вести более достойную жизнь, и потопа бы не было!.. Более того, наступил день потопа, но умер великий герой Мафусаил, и Господь отсрочил потоп еще на несколько дней, чтобы героя похоронили с почестями и выждали время траура… Это был последний шанс, но люди не воспользовались даже им.
   Он сказал с неприязнью:
   – Мы это знаем. Лучше вас знаем и помним. К чему эти слова?
   – Господь и сейчас дает шанс, – сказал я с нажимом. – Если будем жить, как люди до потопа… ну, как и жили, то Багровая Звезда Зла сметет нас с лица Земли, а немногие уцелевшие дадут начало иному человечеству… если в самом деле уцелеют, ведь когда-то могут и не уцелеть! Однако если сумеем дать отпор этому проклятому Маркусу, то Господь скажет, что мы выдержали испытание, и… всемирный потоп будет отменен!
   Он буркнул:
   – Всемирный потоп уже был. Теперь человечество погибнет в огне. Имелся в виду, конечно, Маркус.
   – Но может и не погибнуть, – возразил я. – Господь дал нам свободу выбора! Теперь не сможем, как дикие эллины, валить все на волю богов. Все зависит, увы, только от нас!
   Он допил вино, со стуком опустил кружку на стол.
   – Пойдемте, брат паладин. Там наверняка все уже почти собрались.
 
   В залах монахи и священники попадаются нам чаще обычного, останавливаются и кланяются, я чувствую на спине их сверлящие взгляды. Похоже, уже все знают и обсуждают миссию, с которой прибыл этот брат паладин, не все одобряют, что странно, хуже того, чувствую, многие в прибытии Багровой Звезды видят почему-то благо. Хотя вовсе не почему-то, теперь знаю, почему.
   В приемной настоятеля двое монахов шуршат бумагами, оба вскочили и смиренно поклонились.
   – Отец Бенедерий ждет вас, – произнес один, не поднимая взгляда.
   – Проводить вас? – спросил второй.
   Отец Мантриус не успел ответить, я сказал со все еще не улетучившимся раздражением:
   – Ребята, займитесь делом! Отец Мантриус тут лучше вас знает, где что лежит.
   Отец Мантриус зыркнул на меня, но смолчал, а я сам отворил дверь и перешагнул порог.
   В кабинете настоятеля с краю стола сидит еще и отец Кроссбрин, у него на коленях стопка из книг, а сам аббат по ту сторону гигантского стола кажется совсем маленьким и высохшим, как старый кузнечик, что уже и не поет, а только скрипит всеми суставами, но при нашем появлении довольно бодро отодвинул толстый манускрипт, показывая, что все внимание нам, указал тонкой птичьей рукой на два кресла по эту сторону стола.
   – Садитесь, братья. После вашего ухода, брат паладин, мы долго обсуждали взаимосвязанные проблемы.
   – И не пришли, – сказал я смиренно, но едко, – ни к какому выводу.
   Он слабо улыбнулся, наблюдая, как мы с отцом Мантриусом усаживаемся. Я просто сел, а отец Мантриус медленно и величаво опустился на сиденье, красиво расправив складки длинной рясы.
   Отец Кроссбрин переложил одну книгу на стол, а вторую раскрыл на середине и сделал вид, что читает.
   – Почему же не пришли? – произнес аббат мирно. – Хотя в какой-то мере вы правы, взгляды разделились.
   – И большинство за то, – сказал я, – чтобы сидеть и не высовываться?
   Приор скривился так, что заскрипели морщины, но все так же упорно не отрывал взгляда от страниц.
   Аббат кивнул отечески:
   – Вы правы. Но большинством всегда правит меньшинство. Хорошо это или плохо, но так было, есть и будет.
   – Да, – согласился я. – Прекрасный принцип демократии!.. И что решило меньшинство, что рулит большинством? Ведь Маркус не так уж и похож на Божью кару. Во-первых, это не звезда, раз опускается на Землю, набирает пленных, а затем улетает, предварительно уничтожив все или почти все на поверхности Земли.
   Аббат проговорил так же мирно:
   – Есть мнение, что так называемые пленные – не совсем пленные, а скорее насильно спасаемые на небесном ковчеге… гм… так вот, если это так, то Багровая Звезда не совсем то, чем ее считают…
   Я покачал головой.
   – Ной был избран, потому что был лучшим в том дерьме, в которое превратилось человечество. А по какому принципу Маркус отбирает спасаемых?.. Нет, отец Бенедерий, я не хочу вдаваться в дебри споров о природе Маркуса. Для меня это зло, которое уничтожит род людской, потому надо с ним бороться… Храм и монастырь смогут ли чем-то помочь?
   Отец Кроссбрин то и дело поднимал голову и поглядывал в нашу с отцом Мантриусом сторону, наконец не выдержал, хлопнул книгой по колену и сказал почти злобно:
   – Брат паладин, вы бы сперва, прежде чем упрекать нас в лени и трусости, посмотрели на себя. Герой, да?.. Призываете на борьбу с Маркусом, ну да. Но сами-то что-то стоите? В смысле что-то можете предложить дельное?..
   – Но я же…
   Он остановил тем же брезгливо снисходительным жестом.
   – Уже слышали. Вы об этом кричали во всех коридорах. Еще бы: с длинным мечом в недрогнувшей, отважно и смело, а главное – красиво!.. И, конечно, сами даже не пытаетесь уразуметь, что ничего еще не представляете? Да-да, я помню, что вы сделали там, внизу, но сейчас говорим о Маркусе. Вы прибежали к нам с криком: он всех убьет, давайте его сами убьем. Но… как?
   Я запнулся с ответом:
   – Пока… не знаю.
   – И мы не знаем, – ответил он жестко. – Потому и уходим в пещеры. Но если знаете, скажите!
   Настоятель проговорил тускло:
   – И тогда мы сами пойдем и убьем.
   Я открыл и закрыл рот. Священники смотрели с жалостью, а отец Бенедерий с таким сочувствием, что я сразу ощутил себя убогим и весьма калекистым.
   Отец Мантриус сказал мирно:
   – Брат паладин уверен, что мы, занятые мелочными делами, даже не пытаемся чем-то воспротивиться. Но у меня только один вопрос к нему, самый простой…
   Аббат остановил его жестом.
   – Не надо. Как-нибудь потом. Брат паладин, я вижу тяжкую скорбь на вашем челе…
   Дверь распахнулась, в комнату вошли отцы Леклерк, Ромуальд, Фростер, Муассак, Латард, Стоунвуд и еще с десяток старших монахов. Мы выждали, когда они тихо усядутся вдоль стен, я ответил с тоской:
   – Отец Бенедерий, время течет быстрее, чем песок между пальцев. Не знаю, как далеко судьба меня забросит, но что, если я, отыскав нужное, вдруг не успею вернуться в Храм до рокового дня?
   Он подумал, взглянул на меня осторожно. Я затаил дыхание, вдруг показалось, что вот сейчас выдвинет ящик стола, вытащит браслет, а то и вовсе колечко, дескать, вот надень на палец, сразу перенесет тебя куда хочешь… или хотя бы только к нам, и то что-то.
   – Брат паладин, – произнес он негромко и с такой доверительностью, что я невольно чуть придвинулся к нему ближе, – некоторые братья предполагают, что вы в состоянии передвигаться даже быстрее, чем на удивительном арбогастре, о котором в наших книгах остались только упоминания.
   Я ответил скромно:
   – По милости Всевышнего.
   – Потому не стоит умножать сущности, – ответил он, – сверх необходимого.
   – Понял, – ответил я послушно. – Брат Оккам не в вашем монастыре трудится?
   Он приподнял брови.
   – Брат Оккам? Нет, о таком не слышал. Думаю, брат паладин, вы достаточно оснащены для любого угодного Творцу действа. Только используйте эти возможности, раз уж они у вас есть.
   Прибывшие позже дотоле помалкивали, но сейчас отец Ромуальд поднялся во весь рост, оглядел монахов с высоты своего громадного роста.
   – Думаю, – прогрохотал он, – не ошибусь, когда выражу общее мнение. Брат паладин Ричард прибыл к нам, чтобы с нашей помощью дать бой этому исчадию ада Маркусу. Но мы даже не представляем… Брат паладин, мы полны понимания, а я в числе тех, кто очень хотел бы тебе помочь. Но у меня к тебе очень простой вопрос. Допустим, у нас появилась возможность прихлопнуть Маркус одним ударом…
   – Неплохо бы, – ответил я настороженно.
   – Тогда скажи мне, – проговорил он почти ласково, – где он опустится?
   Я открыл и закрыл рот. Почему-то даже не рассматривал тот вопрос, словно Маркус должен приземлиться у меня во дворе или, на крайний случай, в полумиле отсюда.
   – Разве не может случиться так, – продолжил он, – что Маркус сядет всего лишь за пару королевств от нас?
   Приор сказал с ехидцей:
   – Это же близко, верно?
   – Всего месяц, – подтвердил отец Ромуальд, – для кавалерии. Да только Маркус наберет рабов и поднимется в воздух до того, как мы пройдем даже треть пути!
   Один из священников, которого я вообще даже не видел, добавил деловитым тоном:
   – И вообще… на северном континенте или южном опустится? Брат паладин, не делайте большие глаза, мы знаем про южный континент, про архипелаги в океане и даже о подводных городах. Так вот, мы не знаем, где он сядет на землю, чтобы наполнить свои трюмы людьми. А вы?
   Отец Мальбрах повозился на месте, не утерпел, быстро встал и снял с полки книгу огромного формата, хотя и довольно тощую.
   – Вообще о Маркусе, – сказал он, – всего одно сообщение. Да-да, что он опустился, набрал людей, затем поднялся в небо, ушел высоко-высоко, его можно было разглядеть только как яркую звездочку, а затем земля пошла волнами, как море при сильной буре…
   – Но говорят же, – сказал я осторожно, – что он раз в пять тысяч лет возвращается…
   – Это уже на выводах, – пояснил он. – Никто не видел, где он опустился, но все видели его приближение, а потом земля затряслась, все на ней рухнуло и рассыпалось в пыль, а затем пошли новые провалы, трещины, горы… И когда в очередной раз в небе Багровая Звезда начала разгораться все ярче, люди уже понимали, чего ждать, и полезли в пещеры…
   Отец Форанберг, это который сторонник традиций в одежде, вздохнул, сказал с натужным оптимизмом:
   – С каждым прилетом Маркуса народу спасается все больше. Глубокие пещеры разведаны заранее, туда опускается зерно, воды хватает в подземных реках. Церковь сохраняет книги, особо оберегает ученых богословов…
   – И когда-то люди дадут бой, – подытожил один из молодых священников с блеском в глазах.
   Я сказал коротко:
   – Это «когда-то» пришло.

Глава 5

   Аббат пошевелился, послышался хруст суставов, мы замолкли и повернули к нему головы.
   – Наш первый искус для брата Ричарда, – произнес он шелестящим голосом, – предлагаю…
   Он огляделся значительно, все ли поняли, а отец Мантриус, как самый сообразительный, сказал быстро:
   – Пусть брат паладин отыщет место, куда опустится Маркус…
   – Испытание, – уточнил Кроссбрин с некоторым злорадством. – Искус ему еще предстоит.
   На меня взглянул с явной неприязнью, во взгляде я прочел нечто зловещее и даже гадкое, будто удар в спину.
   – Испытание, – согласился отец Ромуальд тем же могучим голосом. – До прибытия Маркуса меньше чем полгода! Да какие полгода? От силы месяца три-четыре. Так что времени у тебя, брат паладин, в обрез.
   Я поднялся.
   – Хорошо. Сегодня же выезжаю.
   Мантриус сказал милостиво:
   – Можешь завтра с утра.
   Я сказал озадаченно:
   – Вы это все серьезно? Хар-р-рошее поручение!.. Как я могу узнать, где приземлится Маркус?
   Он отвел взгляд.
   – Брат паладин, у нас не простой монастырь… и не простой Храм.
   Отец Леклерк, что все помалкивал, буркнул с неудовольствием:
   – Все равно мне кажется, брату Ричарду даем невыполнимое задание.
   – Зачем?
   – А чтобы не мутил воду, – сказал он раздраженно. – Приор… и другие из высшего круга сразу ощутили, что прибыл человек, обладающий большими возможностями. Некоторые полагают, что он все-таки визитатор, только пока не раскрывается…
   Я пробормотал:
   – Меньше всего на свете я хотел бы стать проверяющим по монастырям. Меня ничего не интересует сейчас, кроме Маркуса. Его само существование – оскорбление для меня как человека!.. А в ваших библиотеках что-то есть по Маркусу?
   – Слишком мало, – ответил отец Леклерк, – да и вы это уже знаете, брат паладин. Честно говоря, я тоже не представляю, где искать…
   Я видел, как сидящие у стены начинают переглядываться, некоторые шушукаются, наконец отец Латард произнес нерешительно:
   – А может быть… гм… ангелы что-то подскажут?
   Приор зло поджал губы.
   – Шутите?
   – Они обязаны помогать, – возразил Латард. – Разве нет?
   Приор напомнил еще злее:
   – Божественные ангелы даже сейчас иногда бунтуют и отказываются подчиняться Всевышнему! С чего они станут помогать в том, что может помешать каре Господней?
   Я спросил в изумлении:
   – Что, до сих пор бунтуют? Значит, войско противников Господа растет? И они в конце концов победят?
   Отец Мальбрах весь пошел иглами, сказал резко:
   – Ни за что! Воинов Господа меньше, но они сильны верой!
   Настоятель сказал мирно:
   – Ангелов Господа становится все меньше, все верно. И ошибаются те, кто полагает в своей незамутненной вере, что сила Божьих ангелов растет. Нет, они остаются такими же, какими были созданы.
   Я спросил тревожно:
   – Тогда темные победят ввиду простого большинства?
   Аббат посмотрел на меня ласково, как древний мудрый дед на сопливого внука:
   – Еще не понял, сын мой? Господь изначально делал ставку на человека. Сила ангелов, как светлых, так и темных, остается той же, ангелы неизменны по сути своей, но человеку дано развиваться, его сила растет.
   Отец Муассак перекрестился и сказал поспешно:
   – Мудрость Господа велика!.. Он не зря назвал человека венцом творения и велел ангелам поклониться ему! А мог бы сами знаете, как назвать… Я бы точно назвал!
   – Господь милосерден, – вступился за Господа отец Ромуальд, – и смотрит далеко вперед, чего мы не видим из-за своего малого роста.
   Аббат изрек пророчески:
   – Придет время, человек сравняется с ангелами по мощи и превзойдет их. Тогда ему покорятся все. Но уже сейчас, сын мой…
   Я вздрогнул, посмотрел на него в испуге и даже отступил на шаг.
   – Нет! У меня руки кривые, чтобы тягаться с ангелами!
   Отец Кроссбрин взглянул на меня, перевел взгляд на настоятеля.
   – Отец Бенедрий… а может быть, брату паладину в самом деле… в качестве испытания?
   Настоятель посмотрел на меня с сомнением.
   – В нем нет веры, как в брате Сигизмунде.
   – Да, – протянул отец Кроссбрин разочарованно, – без веры там, увы… Брат паладин, а если это в самом деле было бы твоим испытанием?
   – Отец Кроссбрин, – спросил я сварливо, – а вы уже прошли все испытания?.. Может, покажете свою подлинную мощь?
   Настоятель раскинул примиряюще руки.
   – Тихо-тихо, братья! У отца Кроссбрина были свои испытания, у брата Ричарда – свои. Пока ему рано тягаться с ангелами. Хотя он вообще-то готов, но на самом деле не готов. Потому всего лишь должен узнать, где приземлится Маркус.
   – Только и всего, – сказал Кроссбрин ехидно.
   Все молчали, а настоятель оглядел всех из-под кустистых седых бровей, словно припорошенных снегом, все не сводят с него взглядов, и сказал со вздохом:
   – Брат паладин сейчас отправится в часовню принести молитву о защите в дальнем странствии, а мы подумаем… что можно сделать еще. Вы можете идти, брат Ричард.
   Я поднялся, поклонился и вышел. Дверь часовни посмотрела на меня, проходящего мимо, в недоумении, но паладинам часовни и даже церкви не нужны, говорим с Творцом напрямую, потому прошел через залы, не глядя по сторонам, неприлично, монах у выхода во двор не успел за моими стремительными движениями, совсем не монашескими, а я пинком распахнул дверь в свежий морозный день с искрящимся на солнце снегом и чистым воздухом.
   Во дворе почищено, словно снегопады обходят Храм и монастырь, а может, и в самом деле обходят, небо синее, солнце сияет уже ярко, щека ощутила его горячие лучи…
   Народу нет, у колодца старая наледь, словно никто вообще не берет из него воду, зачем тогда эта декорация, разве что для проверяющих визитариев…
   Я быстро прошел к расположенному под защитой стены зданию конюшни, но только успел протянуть руку, как сзади послышалось стремительно приближающееся жаркое дыхание.
   Бобик налетел, как тур на новые ворота, мощно прижал к стене и требовательно спрашивал: не вздумал ли тайком убежать, а его здесь бросить?
   – Сам знаешь, – огрызнулся я, – что не брошу! Бессовестно вот так выпрашивать, даже вытребовывать чесание и потрепывание…
   Он помахал хвостом и сказал, что ничуть, с хитрыми людьми приходится быть хитрым, а просить почесать – святое дело, так как ни одна собака не в состоянии почесать сама себе спину, потому вот и вынуждена прибегать к хитростям.
   – Ладно, – сказал я и пару раз скребнул когтями по его спине. – Это аванс, почешу в другой раз.
   Арбогастр, что стоит, как статуя из черной блестящей стали, ощутил наше присутствие, мертвые глаза засветились багровым, хвост дернулся, а ноздри расширились, улавливая наши запахи.
   – Мы по тебе соскучились, – сказал я. – Еще пришли сообщить, что сегодня же отправляемся в дальний путь.
   Он довольно фыркнул, потянулся ко мне мордой. Бобик попытался ревниво втиснуться между нами, но мы воспротивились, а я, оглянувшись по сторонам, украдкой вытащил из седельной сумки клетку с пленником, она не крупнее рубина в навершии моего меча, а сам заключенный вообще размером с муху.
   Я вгляделся, вроде бы жив, лежит на боку в позе эмбриона, да и что с ним сделается, если бессмертный и неубиваемый.
   – Эй, ты как?
   Он разогнулся, я видел, как крохотное личико перекосила злая гримаса:
   – Пришел просить прощения?
   Я проговорил в недоумении:
   – Я? Это тебе пора бы передумать…
   Донесся тончайший голос, похожий на комариный писк:
   – Ни за что!..
   – Я не спешу, – сказал я благожелательно. – Думай еще. Жаль, я занят, а то бы придумал, куда поместить эту милую клеточку. Скажем, на лед, в огонь или под воду… А то и по очереди?
   Он успел пискнуть:
   – Но я же сказал, что принесу тебе присягу верности!
   – А как я проверю? – спросил я резонно. – Если даже люди врут… Мне нужны не только клятвы, но и гарантии.
   Он что-то пищал, но я молча запихнул клетку в седельный кармашек, дал арбогастру огромный кусок кристаллического сахара, он сразу же начал хрустеть им, словно дробил гранитные валуны, я чмокнул в мягкие бархатные ноздри и в сопровождении Бобика покинул конюшню.
   Пока аббат решает, как можно использовать меня в общем, так сказать, деле, я вернулся в келью, пытаясь выстроить в мозгу схему и планы завтрашних дней.
   За Сакрантом, как рассказывала Аскланделла, на севере огромная и довольно пустынная Эстия, а за нею веером Аганд, Сизия и Меция, дальше Олдвуд и Гинтершелленберг, об этих странах вообще ничего не известно, и даже послов к моему двору не направили ввиду удаленности…
   Я прошел с армией из Варт Генца через Бриттию, а затем Ирам в Пекланд с небольшим заходом в королевство Эбберт, а оттуда, из Пекланда, внезапным ударом захватил Сакрант, где и оставил армию на зимовку. Сейчас от нее слева овеянное зловещей славой королевство Мордант, справа – королевство Алемандрия со столицей Тантра-Ней, где правит неистовый воитель Конрад, которому не дает покоя слава добродетельного и кроткого короля Арнольда, чье королевство Галли, расположенное рядом, процветает под его правлением.
   За спиной, то есть с южной стороны, откуда мы притопали, если по прямой, то Пекланд, Скарлянды, Шателлен и Турнедо. И моя дорогая Армландия, о которой почти забыл, но тамошние лорды гордятся мною, их гроссграфом, что завоевывает мир.
   Армландия упирается в Большой Барьер, за ним Сен-Мари, королевство на берегу безбрежного океана, хотя все еще не понимаю, как можно стоять на берегу и говорить о безбрежности.
   Итак, с чего же начать? Кстати, можно вспомнить, что в Мезине на троне моя взбунтовавшаяся жена, решившая пинком выбросить из дворца отсутствующего консорта, а вместе с ним и остатки его власти, а в Ламбертинии я оставил править эльфийку в полной уверенности, что никто не попытается захватить земли герцогства, посмевшего объявить себя королевством.
   Самый могучий сосед там король Барбаросса, что давно строил планы по захвату Ламбертинии, даже женился для того, чтобы зажать ее земли с двух сторон: своего Фоссано и королевства Фарландия, которым правил его тесть, но тот передал ему трон и ушел на покой. Так что Ламбертиния слева и справа, то есть с запада и востока, зажата в клещах Барбароссы, с юга подперта Большим Хребтом, и только на севере граничит с Вендовером, король которого прислал в мое войско своего единственного сына заложником, и королевство Лихтен, о котором слышал краем уха, что правит там король Таннерс.
   Начинать придется наверняка с Сакранта. Уже просто потому, что это королевство самое северное и лежит прямо на дороге. Но из него тоже нужно будет уйти так, чтобы остаться…
   Когда я вернулся в здание, в холле меня перехватил отец Муассак.
   – Брат паладин, перед дорогой получите благословение аббата.
   – Иду, – ответил я бодро. – Получать я люблю!
   Он сказал кротко:
   – Наши братья приучены больше давать, чем брать.
   Мне почудился упрек, я ответил так же бодро:
   – Я тоже раздаю направо и налево, как удары, так и титулы, не жалко! Я вообще-то щедрая душа, могу и вдарить, это же так весело и благочестиво…
   Он нахмурился, дальше шли молча, монахи распахнули перед нами дверь в кабинет аббата. Он поднялся навстречу, обогнул стол, рядом с его массивностью совсем худой и высохший, отец Муассак низко поклонился.
   – Отец Бенедерий… прошу благословения для брата паладина.
   Аббат взял со стола крестик на тонкой цепочке, и, пока он ее расправлял, готовясь надеть на мою шею, я успел рассмотреть, что крестик несколько странный, ибо по апостольской традиции Иисус на крестах еще жив, на католических – мертв, это видно по тому, что тело всегда висит на руках, а голова опущена на грудь, но здесь он на четырех гвоздях, как в апостольской, а не трех, как в католической, зато подножка прямая, а не косая, к тому же многовато концов, что характерно для апостольской… и вообще на всех концах креста какие-то глубоко вдавленные монограммы с загадочными знаками.
   – Спасибо, – сказал я с надлежащей ноткой уважения. – Спасибо… весьма спасибо!
   Он надел через мою склоненную голову, отступил и посмотрел строго.
   – Судя по голосу, брат паладин, ты не понял. Это в самом деле святой крест.
   – Правда? – спросил я с живейшим интересом. – Что даст?
   – Только защиту, – ответил он еще строже. – Церковь всегда дает только защиту.
   – Это хорошо, – сказал я. – А вдарить и сам смогу! Из-под защиты это еще слаще… Спасибо, отец Бенедерий!
   Судя по его лицу, он смягчился, слыша мой искренний голос и глядя в мое чистое честное лицо с бесстыжими глазами.
   – Отбываешь, – спросил он, – прямо сейчас?
   – Да, – ответил я. – Если не мы, то кто?
   Он не понял, переспросил в недоумении:
   – Мы что?
   – Спасем мир, – пояснил я. – Мир нужно спасать, отец Бенедерий!
   Он посмотрел на меня исподлобья.
   – А мы, по-вашему, чем занимаемся?.. То-то. Если брать шире, брат паладин, то все мы, которые считаются хорошими людьми, спасаем мир. Или хотя бы не даем соскользнуть в бездну. А вы думали, только мечом?.. Если бы все держалось только на мечах, мир бы давно сгинул!
   Он перекрестил меня, я все понял и, поклонившись, вышел в холл. За мной последовал отец Муассак. Я думал, там и останется, однако он пошел рядом. В конце анфилады залов монахи распахнули перед нами обе створки ворот, будто нас прет дюжина в ряд.
   Пахнуло холодным воздухом, отец Муассак повел носом.
   – Весна…
   – Это весна? – усомнился я.
   Монахи побежали в конюшню за моим арбогастром, отец Муассак проводил их задумчивым взглядом.
   – Отправитесь на коне?
   – А что, – спросил я сердито, – он поедет на мне? Отец Муассак, что-то я вас не совсем понимаю.
   Он ответил туманно:
   – Да тут у некоторых, особенно внимательных и чутких, возникли предположения… Знаете ли, есть люди вроде нас с вами, которым хоть кол на голове теши, а есть чуткие тонкие натуры…
   – Меня чуйства не волнуют, – отрезал я. – Будучи прагматиком, я должон выполнять свой долг сюзерена. Что вы хотели сказать своим тонко-чутким заявлением?
   Он пробормотал:
   – Простолюдины всегда либо ходят, либо ездят на телегах, благородные люди – верхом, а всякие там маги… гм… даже непонятно как.
   – Вот-вот, – сказал я. – Темно и непонятно, как история мидян.
   – Конечно, – добавил он, не обращая внимания на мою реплику, – им потом держать ответ перед Иисусом на Страшном суде, но в этой жизни у них явные преимущества, не находите?