Она зябко передернула плечами.
– Там живут чудовища!.. Никто оттуда еще не вышел живым.
– А мертвыми выходили?
Она дико посмотрела на меня.
– Как это… мертвыми?
– Тогда еще не все потеряно, – утешил я. – Мы сократим путь. Через этот Ночной Лес.
– Сэр Ричард, вы с ума сошли?
– Так ведь с вами, – галантно ответил я. – Разве это не естественно?
Она раздраженно поморщилась странному комплименту, который можно понимать по-разному, но смолчала.
А впереди в самом деле вырастает стена огромных деревьев, могучих и величавых. Дорога, благоразумно не приближаясь даже к опушке, раздвоилась, как змеиный язык, одна часть пошла обходить слева, другая – справа.
Хотя у меня при себе нет карты, но эта часть турнедских земель входит то ли в мою долю добычи при разделе, то ли в ту, что отходит Барбароссе. В любом случае моя, Барбаросса не может перевести ее к себе, а значит – это продолжение Армландии…
Да и вообще пора смотреть на эти земли как на свои, за которые отвечаю я, и только я. И вообще все люди в королевстве мои, за исключением той части, что отходит Найтингейлу, но это намного восточнее…
Ротильда поглядывает искоса с недоверием, все еще не верит, надо быть либо дураком, либо сумасшедшим, чтоб вот так взять и попереться через зловещий лес, откуда никто не выходил живым.
– Бобик, – сказал я, – далеко не уходи, моя ласковая собачка, моя лапушка, мой замечательный птенчик!
Она зябко передернула плечами.
– Ну да, птенчик.
– Гусей же ловит? – возразил я. – Значит, летает. Только вам не показывает.
К моему удивлению, она все-таки приняла достаточно спокойно, что я направил коня прямо на стену деревьев.
– Вы храбрая женщина, – похвалил я. – Хоть и королева.
Она наморщила нос.
– Просто привыкла доверять мужчинам. Не во всем, конечно, это было бы совсем дико – я не решусь поручить им пересчитать пальцы на одной руке, все равно ошибутся, но вот насчет подраться… у вас частенько получается.
– Спасибо, – сказал я с чувством. – За доверие.
– Не за что, – ответила она безмятежно. – Вы уже показали себя хоть и недостаточно умным, но это мужчине и не надо, зато сильным и драчливым.
Деревья толстые и стоят тесно, ветви начинают расти там, где могут ухватить хоть немножко солнца. Мне показалось, что въезжаем в некий храм, где свод поддерживают эти величественные колонны, исполинские и прямые, крон даже не видно в сияющей вышине, откуда глаза слепит солнце.
Зайчик идет между могучими деревьями бодро, Бобик вообще метнулся вглубь, издали донесся жалобный писк убегающего в ужасе зверька, а я ломал голову, пытаясь вспомнить, не тот ли это лес, куда я убедил переселиться троллей.
Нет, тот вроде бы должен быть ближе к Армландии. Я убедил их покинуть чахлый лес на границе с Шателленом, Армландией и Турнедо и передвинуться примерно на сотню миль в глубину турнедских земель. Теперь там либо армландские, то есть мои, либо барбаросьи, тоже не как бы, а фактически мои, хотя по договору и не мои.
Ну что кривиться, я ж не провидец, чтоб догадываться о будущем этих земель. Тогда я барахтался, только бы выжить, для этого и подгадил Гиллеберду с этими троллями, обезопасив заодно армландские рубежи и дороги. Но поговорка насчет неплевания в колодец не устаревает и в те времена, когда колодцев уже и не будет…
Ротильда должна ехать сзади, но там ей еще страшнее, то и дело пускает коня рядом. Ее взгляд чаще обращается ко мне, чем на страшные деревья впереди, за которыми пугающая неизвестность.
Кони наши идут ноздря в ноздрю, Зайчик смотрит вперед, по сторонам ничего интересного, вид у него такой, что уже навидался всяких нестандартных мест по самое не могу.
Стук копыт стал звонче, ощущение такое, что подковы бьют в камень. Вообще-то кони идут по ровному ковру из опавших листьев, багряных, пурпурных и красных с примесью оранжевых и желтых, – очень красиво, но под ними явно каменные плиты…
Дальше вообще начали попадаться выступающие из земли руины. Некоторые настолько покрыты толстым слоем мха, что неотличимы от пней, есть даже в мой рост, и тоже коричнево-зеленые. Семена травы кое-где сумели пролезть в щели и выпустили оттуда длинные стебли.
– Здесь зачарованный город, – проговорила она дрожащим голосом. – Они скрыты, но все видят…
– А чего им скрываться?
– Не знаю, – ответила она, – но если город зачарован, то они должны…
– Да, – согласился я, чтобы ее поддразнить, – как руины, так и зачарованные. А еще в них спрятаны несметные клады…
Она оживилась, быстро посмотрела по сторонам.
– Где?
– Настоящая женщина, – сказал я поощрительно, – жадная, цепкая, хваткая…
Она с достоинством выпрямилась в седле, красивая и гордая, одинокий лучик солнца проник сквозь зеленые кроны и воспламенил жарким пурпурным огнем роскошную копну волос.
– Мне клад не нужен, – отрезала она гордо, – я достаточно богата и весьма щедра… бываю! Но среди древних вещей попадаются очень красивые серьги, ожерелья, подвески…
– Настоящая женщина, – повторил я, – красивые побрякушки вырвет из лап самого дьявола.
– Сэр Ричард!.. Или вы не сэр?
– Это когда как, – ответил я.
Она вскинула брови и оглядела меня внимательно.
– Это как?
– А когда как мне удобнее, – ответил я нагло. – Демократ, одним словом. Политкорректный демократ.
Руины заброшенного города проступают все четче, чем дальше продвигаемся в этот зачарованный лес. Мне казалось, что такое встречалось разве что в тропиках Индии, да еще в джунглях, где находят пирамиды майя, хотя вообще-то после великого отступления Рима с его европейских земель лесом заросли не только знаменитые римские дороги, но и брошенные имперскими гарнизонами небольшие города…
Этот город, конечно, не римское наследие, хотя копыта арбогастра гулко бьют в покрытый опавшими листьями камень точно так же, как если бы и был римским, а я осматривался с беспечным для Ротильды видом, но настороженный настолько, что если мне сзади над ухом сказать «Гав!», я даже не знаю, удержу ли перепуганный мочевой пузырь от адекватной реакции. Да и сфинктер…
Чуточку в сторонке от прямой линии, которой держусь, нечто странное горит золотым огнем, словно гигантская свеча. Я присмотрелся: все-таки не свеча, пусть даже огромная, больше похоже на крест…
Дорога наша идет мимо, я незаметно скорректировал галоп Зайчика, огненный крест начал приближаться. Высотой в два моих роста, массивный, солидный, создан не то из идеально ровного камня, не то из металла, но полыхает жарко только верхняя часть, а скупо раздвинутые в стороны крылья выглядят вообще холодными.
Пламя почти прозрачное, кажется безобидным, но земля покрыта мелкими птичьими костями тех дур, что посмели пролететь над ним. Это не считая тех упавших, кого зверьки затащили в норы.
Она сказала задумчиво:
– Интересно, зачем установлен…
– Догадываюсь, – ответил я. – Вы не рискнете подойти, Ваше Величество?
Она удивилась:
– Я? Конечно, не побоюсь. А вот вам опасно…
– В самом деле?
– Я уверена, – отрезала она.
Ее конь страшился подойти ближе, фыркал и упрямился, ветерок иногда меняет направление, и в нашу сторону дует достаточно жарким воздухом.
Я соскочил на землю, протянул к ней руки, но она достаточно ловко опустилась на землю, не забыв напомнить:
– Я часто сопровождала супруга на охоту!
Мы подошли к кресту, воздух в самом деле жаркий, я осторожно коснулся кончиками пальцев середины, где чистое от рун место, а так ими исчерчены все три конца креста. Возможно, и четвертый, но он глубоко в твердой, как камень, и выжженной земле.
Поверхность, как ни странно, холодная, даже ледяная. Я вздрогнул от неожиданности, отдернул руку.
Ротильда тут же отодвинулась от меня, во взгляде появилось острое подозрение.
– Не подходи ко мне, – предупредила она. – У меня есть нож!
Ее рука в самом деле выудила из складок платья короткий нож с тонким лезвием.
Я сказал раздраженно:
– Не прикидывайся, вампирша.
Она ахнула:
– Я?
– Ты, – сказал я обвиняюще, – а самой слабо коснуться?
– Это ты, – сказала она, – нежить или нечисть. Никто из людей не смог бы победить столько вооруженных воинов. Так что не надо прикидываться!
– Ты не коснулась креста, – напомнил я.
Она с гордым видом потянула руку, уперлась было в камень всей ладонью, мол, на тебе, но тут же с воплем отдернула.
– Ага, – сказал я злорадно, – даже не вампирша, а что-то похуже.
Она окрысилась:
– Что может быть хуже?
– Ну, – протянул я задумчиво, – к примеру… королева Мезины. Вы в самом деле королева, Ваше Величество?
Она нахмурилась, оглядела меня с головы до ног подозрительно.
– Ладно, – произнесла наконец с колебанием в голосе, – поедем дальше.
– Что? – спросил я в изумлении. – Вы забыли, Ваше Величество, это я решаю, ехать или не ехать.
Она топнула ногой:
– Так решайте, доблестный и отважный сэр, побыстрее! Ну?
Я оглядел ее с головы до ног. Среднего роста, рыжеволосая с широко расставленными глазами, она выглядит полной жизненной силы, что делает бесстрашными даже слабых женщин.
– Хорошо, Ваше Величество, – сказал я с иронией. – Будем считать, что мы проверили друг друга на предмет нежити.
– И нечисти, – добавила она.
– Жаль, сказал я, – самое главное проверить не удается.
Она некоторое время молчала, прикидывая, что же самое главное, наконец спросила недовольно:
– А что это?
– Где вы мне врете, – объяснил и я добавил ехидно, – Ваше Величество.
Глава 11
– Там живут чудовища!.. Никто оттуда еще не вышел живым.
– А мертвыми выходили?
Она дико посмотрела на меня.
– Как это… мертвыми?
– Тогда еще не все потеряно, – утешил я. – Мы сократим путь. Через этот Ночной Лес.
– Сэр Ричард, вы с ума сошли?
– Так ведь с вами, – галантно ответил я. – Разве это не естественно?
Она раздраженно поморщилась странному комплименту, который можно понимать по-разному, но смолчала.
А впереди в самом деле вырастает стена огромных деревьев, могучих и величавых. Дорога, благоразумно не приближаясь даже к опушке, раздвоилась, как змеиный язык, одна часть пошла обходить слева, другая – справа.
Хотя у меня при себе нет карты, но эта часть турнедских земель входит то ли в мою долю добычи при разделе, то ли в ту, что отходит Барбароссе. В любом случае моя, Барбаросса не может перевести ее к себе, а значит – это продолжение Армландии…
Да и вообще пора смотреть на эти земли как на свои, за которые отвечаю я, и только я. И вообще все люди в королевстве мои, за исключением той части, что отходит Найтингейлу, но это намного восточнее…
Ротильда поглядывает искоса с недоверием, все еще не верит, надо быть либо дураком, либо сумасшедшим, чтоб вот так взять и попереться через зловещий лес, откуда никто не выходил живым.
– Бобик, – сказал я, – далеко не уходи, моя ласковая собачка, моя лапушка, мой замечательный птенчик!
Она зябко передернула плечами.
– Ну да, птенчик.
– Гусей же ловит? – возразил я. – Значит, летает. Только вам не показывает.
К моему удивлению, она все-таки приняла достаточно спокойно, что я направил коня прямо на стену деревьев.
– Вы храбрая женщина, – похвалил я. – Хоть и королева.
Она наморщила нос.
– Просто привыкла доверять мужчинам. Не во всем, конечно, это было бы совсем дико – я не решусь поручить им пересчитать пальцы на одной руке, все равно ошибутся, но вот насчет подраться… у вас частенько получается.
– Спасибо, – сказал я с чувством. – За доверие.
– Не за что, – ответила она безмятежно. – Вы уже показали себя хоть и недостаточно умным, но это мужчине и не надо, зато сильным и драчливым.
Деревья толстые и стоят тесно, ветви начинают расти там, где могут ухватить хоть немножко солнца. Мне показалось, что въезжаем в некий храм, где свод поддерживают эти величественные колонны, исполинские и прямые, крон даже не видно в сияющей вышине, откуда глаза слепит солнце.
Зайчик идет между могучими деревьями бодро, Бобик вообще метнулся вглубь, издали донесся жалобный писк убегающего в ужасе зверька, а я ломал голову, пытаясь вспомнить, не тот ли это лес, куда я убедил переселиться троллей.
Нет, тот вроде бы должен быть ближе к Армландии. Я убедил их покинуть чахлый лес на границе с Шателленом, Армландией и Турнедо и передвинуться примерно на сотню миль в глубину турнедских земель. Теперь там либо армландские, то есть мои, либо барбаросьи, тоже не как бы, а фактически мои, хотя по договору и не мои.
Ну что кривиться, я ж не провидец, чтоб догадываться о будущем этих земель. Тогда я барахтался, только бы выжить, для этого и подгадил Гиллеберду с этими троллями, обезопасив заодно армландские рубежи и дороги. Но поговорка насчет неплевания в колодец не устаревает и в те времена, когда колодцев уже и не будет…
Ротильда должна ехать сзади, но там ей еще страшнее, то и дело пускает коня рядом. Ее взгляд чаще обращается ко мне, чем на страшные деревья впереди, за которыми пугающая неизвестность.
Кони наши идут ноздря в ноздрю, Зайчик смотрит вперед, по сторонам ничего интересного, вид у него такой, что уже навидался всяких нестандартных мест по самое не могу.
Стук копыт стал звонче, ощущение такое, что подковы бьют в камень. Вообще-то кони идут по ровному ковру из опавших листьев, багряных, пурпурных и красных с примесью оранжевых и желтых, – очень красиво, но под ними явно каменные плиты…
Дальше вообще начали попадаться выступающие из земли руины. Некоторые настолько покрыты толстым слоем мха, что неотличимы от пней, есть даже в мой рост, и тоже коричнево-зеленые. Семена травы кое-где сумели пролезть в щели и выпустили оттуда длинные стебли.
– Здесь зачарованный город, – проговорила она дрожащим голосом. – Они скрыты, но все видят…
– А чего им скрываться?
– Не знаю, – ответила она, – но если город зачарован, то они должны…
– Да, – согласился я, чтобы ее поддразнить, – как руины, так и зачарованные. А еще в них спрятаны несметные клады…
Она оживилась, быстро посмотрела по сторонам.
– Где?
– Настоящая женщина, – сказал я поощрительно, – жадная, цепкая, хваткая…
Она с достоинством выпрямилась в седле, красивая и гордая, одинокий лучик солнца проник сквозь зеленые кроны и воспламенил жарким пурпурным огнем роскошную копну волос.
– Мне клад не нужен, – отрезала она гордо, – я достаточно богата и весьма щедра… бываю! Но среди древних вещей попадаются очень красивые серьги, ожерелья, подвески…
– Настоящая женщина, – повторил я, – красивые побрякушки вырвет из лап самого дьявола.
– Сэр Ричард!.. Или вы не сэр?
– Это когда как, – ответил я.
Она вскинула брови и оглядела меня внимательно.
– Это как?
– А когда как мне удобнее, – ответил я нагло. – Демократ, одним словом. Политкорректный демократ.
Руины заброшенного города проступают все четче, чем дальше продвигаемся в этот зачарованный лес. Мне казалось, что такое встречалось разве что в тропиках Индии, да еще в джунглях, где находят пирамиды майя, хотя вообще-то после великого отступления Рима с его европейских земель лесом заросли не только знаменитые римские дороги, но и брошенные имперскими гарнизонами небольшие города…
Этот город, конечно, не римское наследие, хотя копыта арбогастра гулко бьют в покрытый опавшими листьями камень точно так же, как если бы и был римским, а я осматривался с беспечным для Ротильды видом, но настороженный настолько, что если мне сзади над ухом сказать «Гав!», я даже не знаю, удержу ли перепуганный мочевой пузырь от адекватной реакции. Да и сфинктер…
Чуточку в сторонке от прямой линии, которой держусь, нечто странное горит золотым огнем, словно гигантская свеча. Я присмотрелся: все-таки не свеча, пусть даже огромная, больше похоже на крест…
Дорога наша идет мимо, я незаметно скорректировал галоп Зайчика, огненный крест начал приближаться. Высотой в два моих роста, массивный, солидный, создан не то из идеально ровного камня, не то из металла, но полыхает жарко только верхняя часть, а скупо раздвинутые в стороны крылья выглядят вообще холодными.
Пламя почти прозрачное, кажется безобидным, но земля покрыта мелкими птичьими костями тех дур, что посмели пролететь над ним. Это не считая тех упавших, кого зверьки затащили в норы.
Она сказала задумчиво:
– Интересно, зачем установлен…
– Догадываюсь, – ответил я. – Вы не рискнете подойти, Ваше Величество?
Она удивилась:
– Я? Конечно, не побоюсь. А вот вам опасно…
– В самом деле?
– Я уверена, – отрезала она.
Ее конь страшился подойти ближе, фыркал и упрямился, ветерок иногда меняет направление, и в нашу сторону дует достаточно жарким воздухом.
Я соскочил на землю, протянул к ней руки, но она достаточно ловко опустилась на землю, не забыв напомнить:
– Я часто сопровождала супруга на охоту!
Мы подошли к кресту, воздух в самом деле жаркий, я осторожно коснулся кончиками пальцев середины, где чистое от рун место, а так ими исчерчены все три конца креста. Возможно, и четвертый, но он глубоко в твердой, как камень, и выжженной земле.
Поверхность, как ни странно, холодная, даже ледяная. Я вздрогнул от неожиданности, отдернул руку.
Ротильда тут же отодвинулась от меня, во взгляде появилось острое подозрение.
– Не подходи ко мне, – предупредила она. – У меня есть нож!
Ее рука в самом деле выудила из складок платья короткий нож с тонким лезвием.
Я сказал раздраженно:
– Не прикидывайся, вампирша.
Она ахнула:
– Я?
– Ты, – сказал я обвиняюще, – а самой слабо коснуться?
– Это ты, – сказала она, – нежить или нечисть. Никто из людей не смог бы победить столько вооруженных воинов. Так что не надо прикидываться!
– Ты не коснулась креста, – напомнил я.
Она с гордым видом потянула руку, уперлась было в камень всей ладонью, мол, на тебе, но тут же с воплем отдернула.
– Ага, – сказал я злорадно, – даже не вампирша, а что-то похуже.
Она окрысилась:
– Что может быть хуже?
– Ну, – протянул я задумчиво, – к примеру… королева Мезины. Вы в самом деле королева, Ваше Величество?
Она нахмурилась, оглядела меня с головы до ног подозрительно.
– Ладно, – произнесла наконец с колебанием в голосе, – поедем дальше.
– Что? – спросил я в изумлении. – Вы забыли, Ваше Величество, это я решаю, ехать или не ехать.
Она топнула ногой:
– Так решайте, доблестный и отважный сэр, побыстрее! Ну?
Я оглядел ее с головы до ног. Среднего роста, рыжеволосая с широко расставленными глазами, она выглядит полной жизненной силы, что делает бесстрашными даже слабых женщин.
– Хорошо, Ваше Величество, – сказал я с иронией. – Будем считать, что мы проверили друг друга на предмет нежити.
– И нечисти, – добавила она.
– Жаль, сказал я, – самое главное проверить не удается.
Она некоторое время молчала, прикидывая, что же самое главное, наконец спросила недовольно:
– А что это?
– Где вы мне врете, – объяснил и я добавил ехидно, – Ваше Величество.
Глава 11
Она фыркнула так, что арбогастр обернулся и посмотрел вопросительно. Я похлопал его по холке, мол, не обращай внимания, женщины все… умные, Бобик посмотрел на всех нас, весело взбрыкнул и понесся в лес.
– Можете не беспокоиться, – сказала она снисходительно, я вру только в случаях необходимости.
– Редкая женщина, – сказал я с глубоким уважением.
– Редкая, – согласилась она. – Очень даже. И не ваша. Завидно?
– Еще как, – сообщил я. – Этот герцог Эдмунд даже не подозревает, какое счастье его ждет. Нет, он, конечно, подозревает, но не знает, насколько это счастье… весомое счастье.
Она милостиво наклонила голову.
– Вот-вот, вы немножко начинаете понимать, сэр Ричард. Но не грызите локти, не всем же так везет!
Я тяжело вздохнул:
– Ох, не всем.
Кони наши снова ноздря в ноздрю прошли мимо, но дорогу загородила исполинская паутина между деревьями, каждая нить толщиной с палец, и, хотя не видно капелек с клеем, я свернул в сторону, а там прямо перед нами величественный трон из белого камня, странно чистый, хотя вокруг полно листьев.
На спине надпись в пять рядов мелкими буковками, что показались странно знакомыми.
Я спрыгнул на землю, Ротильда сразу заерзала, крикнула:
– Нам не стоит здесь останавливаться!
– Не стоит, – согласился я.
– Так чего?
– А так…
Буквы, как ни всматривался, всего лишь знакомы, странное ощущение, что мог бы понять их смысл, если бы подольше ломал голову, но у меня вся жизнь бежит мимо, меня несет, как муравья на щепке, а мимо мелькают упущенные возможности…
Разозлившись на себя, я сел на трон и развалился в нарочито наглой позе, карикатурно королевской, но потрясенно ощутил, что такая форма кресла родилась в результате труда талантливых дизайнеров и специалистов по эргономике, как бы они здесь ни назывались.
Ротильда смотрела со страхом в глазах, наконец проговорила дрожащим голосом:
– …И… что?
– А ничего, – ответил я хладнокровно.
– Что, – спросила она с недоверием, – ничего не чувствуете?
– А что, должен?
Она зябко повела плечами.
– Я слышала… всякое…
– Про такие заброшенные места?
– И места… и троны… Если сядет не тот человек, его убьет молния…
Я поинтересовался:
– А если тот?
Она вздрогнула.
– Вы в самом деле ничего не чувствуете? А вдруг вы и есть Избранный?
Я резко поднялся.
– Все, хватит. А то стошнит. Поехали.
Зайчик принял меня в седло и сразу попер уверенно и деловито, сам скорректировав курс на прежний.
Мы проехали мимо обломков, где на руинах словно бы присело перевести дух жуткое существо, которое я назвал бы химерой, нечто среднее между одноголовым Цербером и тупорылым крокодилом, уши торчком, из полураскрытой пасти торчат клыки.
Мне почудилось, что каменный зверь провожает меня взглядом, я погрозил ему пальцем и со значением похлопал по рукояти меча.
Ротильда дико оглянулась.
– Вы с ним общаетесь?
– Еще бы, – ответил я. – Он такой же каменный. И красивый, как и я.
Она фыркнула и надменно отвернулась, задрав нос с двумя розовыми дырочками. Я еще раз оглянулся: беспокоит то, что сооружение, каким бы оно ни было, полностью разрушено, а существо, что явно сидело на крыше, теперь на этих камнях. Как будто слетело, когда все ломали, и теперь дремлет здесь…
Конь моей спутницы начал прихрамывать, сперва чуть-чуть, потом припадать на переднюю ногу так, что Ротильда всякий раз тыкалась в его шею носом.
– Привал, – велел я. – Надо посмотреть, что у него с копытом.
Ротильда вскинула:
– Здесь? В зачарованном Лесу Ночи?
– Правда, – сказал я, – милое место? Никто сюда за нами не погонится… Можно поспать спокойно.
Она сказала, ощетинившись:
– Я с вами спать не буду!
– Да ладно, Ваше Величество, – ответил я, – я на такую честь не рассчитываю. Да и спать не стоит, я вообще-то спешу тоже. По своим делам.
Она фыркнула:
– Какие у вас могут быть дела?
– А вот могут, – ответил я. – Хотя спешу не к герцогу. И даже не к герцогине.
Я соскочил, протянул ей руку, она нехотя приняла и спустилась на землю, наполовину побывав в моих объятиях и мельком прикоснувшись ко мне грудью – женская месть за недостаточное внимание, но я сделал вид, что не заметил, и тем самым испортил триумф.
В копыто впился острый сучок, я осторожно выдернул его, подержал ногу в ладонях, заживляя ранку, конь тихонько ржанул и посмотрел на меня благодарными глазами.
Бобик за это время задавил нечто среднее между крупным поросенком и олененком, принес и смотрел с надеждой.
– Спасибо, – похвалил я. – Намекаешь, что хорошо бы поджарить?
Ротильда сказала резко:
– Я не проголодалась!
– А вот мой щеночек, – сказал я ласково, – уже кушать хочет. Утю-тю-тю, моя лапочка!.. Так что перекусим и поедем. Заодно и ваша конячка переведет дух… Бобик, давай это самое сюда. Сейчас королева Мезины разделает эту вещь, а мы с тобой пожрем.
Ротильда надменно вздернула голову:
– Я?.. Буду кормить двух… двух…
Я сказал с соболезнованием:
– Недостает слов? Что значит благородное воспитание! Вечно вас ограничивают в выражении чувств.
Она отвернулась и, взяв копыто своего коня в обе ладони, рассматривала место ранки, а я за ее спиной бросил искру в кучу мелких сучьев, набросал сверху веток покрупнее, и, когда королева повернулась к нам, я уже быстро сдирал шкуру и разделывал, после чего насадил мясо на очищенные от коры прутья и приготовился ждать появления углей.
Она огляделась, но место в самом деле удачное, такие всегда выбирают путешественники: раскидистый дуб, что укроет кроной как от солнца, так и от грозы, крохотный ручеек из-под корней, достаточный простор, чтобы не бояться, что там шуршит за ближайшими деревьями, – они отступили на приличное расстояние.
– Запасы в мешке кончились? – спросила она язвительно. – Не рассчитали на долгую дорогу?
– Ничуть не кончились, – возразил я.
– Тогда зачем…
Я кивнул на Бобика, он лег у костра и неотрывно смотрит на поджаривающееся мясо жадными глазами.
– Ему.
Она охнула:
– Что? Вы совсем разбалуете собаку!
– А кого еще баловать? – возразил я. – Не женщин же… Это у нас в крови – баловать и потакать. Потому нам на голову садятся всякие… пусть уж лучше собачка, чем женщина. Собачка в самом деле любит – верно и преданно, тоскует по хозяину, а не пляшет в его отсутствие от счастья на столе. За что и мы их любим, а не только врем, что любим…
Я говорил ровно и успокаивающе, но странное чувство постоянно напоминает, что остановились мы все-таки в достаточно опасном месте. Пусть не слишком, я не чувствую леденящего холода, но все-таки иногда шерсть вздыбливается даже на руках, а кожа покрывается пупырышками…
Деревья все такие же огромные, все до единого тянутся вверх, словно стремятся убежать от земли, а ветви выдвигают из ствола только на самых верхушках. Даже те, что вроде бы растут на просторе, даже эти вытягиваются в струнку, похожие на одуванчики на длинных тонких ножках с пушистыми головками.
Ручеек, выбравшись из-под корней дуба, бежит весело, очень довольный, наконец-то на свободе, а завидев вдали лесное озеро, ускорил бег и ринулся со всех ног – ого там сколько своих!
Я неспешно подкладывал в костер толстые сухие ветви, а когда появились угли, начал устраивать над ними ломти мяса.
Опасность, даже не сама опасность, а как бы легкое предостережение исходит со стороны лесного озера, хотя с виду такое тихое, спокойное, с неподвижной водой, как бывает только в лесу, когда окружающие деревья не то что волну, не допускают даже ряби на зеркальной поверхности.
Ротильда все больше выказывает себя настоящей женщиной, хотя точнее было бы разделить на настоящую и женщину, так как женскость проявилась в стремлении получить некие преимущества за счет того, что спали под одним одеялом, а когда не получилось, то не хныкала и не обижалась, а сама забыла о такой мелочи – в самом деле королева, у государей всегда есть дела поважнее и позначительнее.
Сейчас, не заставив меня подчиниться, она сделала вид, что так и должно быть, усердно жарит мясо, надкусывает пару раз, затем переправляет в пасть Бобику, а это чудовище помахивает ей хвостом и даже один раз благодарно лизнуло руку.
Я не удержался, да и кто из нас удерживается от бахвальства перед женщинами? Поймал момент, когда она не поворачивалась некоторое время, и снова всю скатерть уставил деликатесами так, что желудю упасть некуда.
Когда она, умывшись в ручейке, вернулась, я, уже полулежа, как римлянин на пиру, жевал тонкий ломтик деликатесного мяса.
Она охнула:
– Ну вы и жрун, сэр Ричард!.. А киваете на разбалованную собаку?
Я сказал уязвленно:
– А где восторги?
– Восторгаюсь, – ответила она, – еще как… но непонятно, куда вы это все везете?
– Везу? – переспросил я. – Это все скормлю вам, вельможная лапочка.
– Я не лапочка, – ответила она с достоинством, – а Мое Величество. А столько съесть невозможно.
– Это мы посмотрим, – сказал я.
Она присела, грациозно подвернув под себя ноги, я поглядывал искоса, чтобы не смущать; ее пальцы брали сперва осторожно всякие непонятности, но потом все ускоряли движения, наконец они превратились вообще в блюрные, то есть почти смазанные от скорости, нижняя челюсть двигается быстро, как у мыши, я никогда бы так не сумел, а вкусности исчезают так быстро, что я едва успел якобы вытащить из мешка вазочку с горкой шоколадного мороженого.
Себе я достал оттуда же парующую чашу с кофе, Ротильда смотрела с подозрением, но ей не предложил, а когда взялась за мороженое, охнула, отдернула пальцы.
– Что стряслось? – сказал я лениво. – В такую жару самое то…
Она сперва лизала, как кошка сметану, потом разохотилась и хватала сразу целые шарики.
– Не простудитесь, – посоветовал я. – А то горло хоть и ненасытное королевское, но вдруг да не того…
Она просипела с белой кашицей во рту:
– Можете не беспокоиться, – сказала она снисходительно, я вру только в случаях необходимости.
– Редкая женщина, – сказал я с глубоким уважением.
– Редкая, – согласилась она. – Очень даже. И не ваша. Завидно?
– Еще как, – сообщил я. – Этот герцог Эдмунд даже не подозревает, какое счастье его ждет. Нет, он, конечно, подозревает, но не знает, насколько это счастье… весомое счастье.
Она милостиво наклонила голову.
– Вот-вот, вы немножко начинаете понимать, сэр Ричард. Но не грызите локти, не всем же так везет!
Я тяжело вздохнул:
– Ох, не всем.
Кони наши снова ноздря в ноздрю прошли мимо, но дорогу загородила исполинская паутина между деревьями, каждая нить толщиной с палец, и, хотя не видно капелек с клеем, я свернул в сторону, а там прямо перед нами величественный трон из белого камня, странно чистый, хотя вокруг полно листьев.
На спине надпись в пять рядов мелкими буковками, что показались странно знакомыми.
Я спрыгнул на землю, Ротильда сразу заерзала, крикнула:
– Нам не стоит здесь останавливаться!
– Не стоит, – согласился я.
– Так чего?
– А так…
Буквы, как ни всматривался, всего лишь знакомы, странное ощущение, что мог бы понять их смысл, если бы подольше ломал голову, но у меня вся жизнь бежит мимо, меня несет, как муравья на щепке, а мимо мелькают упущенные возможности…
Разозлившись на себя, я сел на трон и развалился в нарочито наглой позе, карикатурно королевской, но потрясенно ощутил, что такая форма кресла родилась в результате труда талантливых дизайнеров и специалистов по эргономике, как бы они здесь ни назывались.
Ротильда смотрела со страхом в глазах, наконец проговорила дрожащим голосом:
– …И… что?
– А ничего, – ответил я хладнокровно.
– Что, – спросила она с недоверием, – ничего не чувствуете?
– А что, должен?
Она зябко повела плечами.
– Я слышала… всякое…
– Про такие заброшенные места?
– И места… и троны… Если сядет не тот человек, его убьет молния…
Я поинтересовался:
– А если тот?
Она вздрогнула.
– Вы в самом деле ничего не чувствуете? А вдруг вы и есть Избранный?
Я резко поднялся.
– Все, хватит. А то стошнит. Поехали.
Зайчик принял меня в седло и сразу попер уверенно и деловито, сам скорректировав курс на прежний.
Мы проехали мимо обломков, где на руинах словно бы присело перевести дух жуткое существо, которое я назвал бы химерой, нечто среднее между одноголовым Цербером и тупорылым крокодилом, уши торчком, из полураскрытой пасти торчат клыки.
Мне почудилось, что каменный зверь провожает меня взглядом, я погрозил ему пальцем и со значением похлопал по рукояти меча.
Ротильда дико оглянулась.
– Вы с ним общаетесь?
– Еще бы, – ответил я. – Он такой же каменный. И красивый, как и я.
Она фыркнула и надменно отвернулась, задрав нос с двумя розовыми дырочками. Я еще раз оглянулся: беспокоит то, что сооружение, каким бы оно ни было, полностью разрушено, а существо, что явно сидело на крыше, теперь на этих камнях. Как будто слетело, когда все ломали, и теперь дремлет здесь…
Конь моей спутницы начал прихрамывать, сперва чуть-чуть, потом припадать на переднюю ногу так, что Ротильда всякий раз тыкалась в его шею носом.
– Привал, – велел я. – Надо посмотреть, что у него с копытом.
Ротильда вскинула:
– Здесь? В зачарованном Лесу Ночи?
– Правда, – сказал я, – милое место? Никто сюда за нами не погонится… Можно поспать спокойно.
Она сказала, ощетинившись:
– Я с вами спать не буду!
– Да ладно, Ваше Величество, – ответил я, – я на такую честь не рассчитываю. Да и спать не стоит, я вообще-то спешу тоже. По своим делам.
Она фыркнула:
– Какие у вас могут быть дела?
– А вот могут, – ответил я. – Хотя спешу не к герцогу. И даже не к герцогине.
Я соскочил, протянул ей руку, она нехотя приняла и спустилась на землю, наполовину побывав в моих объятиях и мельком прикоснувшись ко мне грудью – женская месть за недостаточное внимание, но я сделал вид, что не заметил, и тем самым испортил триумф.
В копыто впился острый сучок, я осторожно выдернул его, подержал ногу в ладонях, заживляя ранку, конь тихонько ржанул и посмотрел на меня благодарными глазами.
Бобик за это время задавил нечто среднее между крупным поросенком и олененком, принес и смотрел с надеждой.
– Спасибо, – похвалил я. – Намекаешь, что хорошо бы поджарить?
Ротильда сказала резко:
– Я не проголодалась!
– А вот мой щеночек, – сказал я ласково, – уже кушать хочет. Утю-тю-тю, моя лапочка!.. Так что перекусим и поедем. Заодно и ваша конячка переведет дух… Бобик, давай это самое сюда. Сейчас королева Мезины разделает эту вещь, а мы с тобой пожрем.
Ротильда надменно вздернула голову:
– Я?.. Буду кормить двух… двух…
Я сказал с соболезнованием:
– Недостает слов? Что значит благородное воспитание! Вечно вас ограничивают в выражении чувств.
Она отвернулась и, взяв копыто своего коня в обе ладони, рассматривала место ранки, а я за ее спиной бросил искру в кучу мелких сучьев, набросал сверху веток покрупнее, и, когда королева повернулась к нам, я уже быстро сдирал шкуру и разделывал, после чего насадил мясо на очищенные от коры прутья и приготовился ждать появления углей.
Она огляделась, но место в самом деле удачное, такие всегда выбирают путешественники: раскидистый дуб, что укроет кроной как от солнца, так и от грозы, крохотный ручеек из-под корней, достаточный простор, чтобы не бояться, что там шуршит за ближайшими деревьями, – они отступили на приличное расстояние.
– Запасы в мешке кончились? – спросила она язвительно. – Не рассчитали на долгую дорогу?
– Ничуть не кончились, – возразил я.
– Тогда зачем…
Я кивнул на Бобика, он лег у костра и неотрывно смотрит на поджаривающееся мясо жадными глазами.
– Ему.
Она охнула:
– Что? Вы совсем разбалуете собаку!
– А кого еще баловать? – возразил я. – Не женщин же… Это у нас в крови – баловать и потакать. Потому нам на голову садятся всякие… пусть уж лучше собачка, чем женщина. Собачка в самом деле любит – верно и преданно, тоскует по хозяину, а не пляшет в его отсутствие от счастья на столе. За что и мы их любим, а не только врем, что любим…
Я говорил ровно и успокаивающе, но странное чувство постоянно напоминает, что остановились мы все-таки в достаточно опасном месте. Пусть не слишком, я не чувствую леденящего холода, но все-таки иногда шерсть вздыбливается даже на руках, а кожа покрывается пупырышками…
Деревья все такие же огромные, все до единого тянутся вверх, словно стремятся убежать от земли, а ветви выдвигают из ствола только на самых верхушках. Даже те, что вроде бы растут на просторе, даже эти вытягиваются в струнку, похожие на одуванчики на длинных тонких ножках с пушистыми головками.
Ручеек, выбравшись из-под корней дуба, бежит весело, очень довольный, наконец-то на свободе, а завидев вдали лесное озеро, ускорил бег и ринулся со всех ног – ого там сколько своих!
Я неспешно подкладывал в костер толстые сухие ветви, а когда появились угли, начал устраивать над ними ломти мяса.
Опасность, даже не сама опасность, а как бы легкое предостережение исходит со стороны лесного озера, хотя с виду такое тихое, спокойное, с неподвижной водой, как бывает только в лесу, когда окружающие деревья не то что волну, не допускают даже ряби на зеркальной поверхности.
Ротильда все больше выказывает себя настоящей женщиной, хотя точнее было бы разделить на настоящую и женщину, так как женскость проявилась в стремлении получить некие преимущества за счет того, что спали под одним одеялом, а когда не получилось, то не хныкала и не обижалась, а сама забыла о такой мелочи – в самом деле королева, у государей всегда есть дела поважнее и позначительнее.
Сейчас, не заставив меня подчиниться, она сделала вид, что так и должно быть, усердно жарит мясо, надкусывает пару раз, затем переправляет в пасть Бобику, а это чудовище помахивает ей хвостом и даже один раз благодарно лизнуло руку.
Я не удержался, да и кто из нас удерживается от бахвальства перед женщинами? Поймал момент, когда она не поворачивалась некоторое время, и снова всю скатерть уставил деликатесами так, что желудю упасть некуда.
Когда она, умывшись в ручейке, вернулась, я, уже полулежа, как римлянин на пиру, жевал тонкий ломтик деликатесного мяса.
Она охнула:
– Ну вы и жрун, сэр Ричард!.. А киваете на разбалованную собаку?
Я сказал уязвленно:
– А где восторги?
– Восторгаюсь, – ответила она, – еще как… но непонятно, куда вы это все везете?
– Везу? – переспросил я. – Это все скормлю вам, вельможная лапочка.
– Я не лапочка, – ответила она с достоинством, – а Мое Величество. А столько съесть невозможно.
– Это мы посмотрим, – сказал я.
Она присела, грациозно подвернув под себя ноги, я поглядывал искоса, чтобы не смущать; ее пальцы брали сперва осторожно всякие непонятности, но потом все ускоряли движения, наконец они превратились вообще в блюрные, то есть почти смазанные от скорости, нижняя челюсть двигается быстро, как у мыши, я никогда бы так не сумел, а вкусности исчезают так быстро, что я едва успел якобы вытащить из мешка вазочку с горкой шоколадного мороженого.
Себе я достал оттуда же парующую чашу с кофе, Ротильда смотрела с подозрением, но ей не предложил, а когда взялась за мороженое, охнула, отдернула пальцы.
– Что стряслось? – сказал я лениво. – В такую жару самое то…
Она сперва лизала, как кошка сметану, потом разохотилась и хватала сразу целые шарики.
– Не простудитесь, – посоветовал я. – А то горло хоть и ненасытное королевское, но вдруг да не того…
Она просипела с белой кашицей во рту:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента