– Ого, у него жар!..
   Палант сказал почтительно:
   – Да, ваше высочество. У меня даже пальцы печет.
   – Отнесите его, – сказал я, – в тихое место. Пусть отдохнет, потом сообщит или даже расскажет, что стряслось.
   Палант шепнул:
   – Думаю, это не простое ограбление. Он посол, а такие люди по темным улицам ночью не шатаются. Для них репутация – все.
   Я сказал хмуро:
   – Лучше бы грабители.
   – Почему?
   Я пожал плечами.
   – Я бы дал ему новое платье, немного денег и посоветовал бы в следующий раз быть осторожнее.
   Палант сказал осторожно:
   – Похоже, он стремился добраться именно к вам.
   – Но не успел, – сказал я.
   – Не успел, – повторил он и посмотрел на меня испытующе. – Думаете, не доживет до утра?
   Я широко перекрестился и сказал со значением:
   – Все в руке Господа. А мы, паладины, лишь помогаем по мере сил. Пусть отдыхает, а мы вернемся к своим перепелкам, там еще три штуки, у меня аппетит что-то совсем разыгрался. Заодно еще раз прикинем и уточним, где поставим наши гарнизоны в Скарляндах и Варт Генце…
 
   Палант все же удивился, но еще больше удивился я, так надо, когда вошел оруженосец Паланта и сообщил, что посол Ее Величества королевы Мезины граф Меркель просит аудиенции у его высочества Ричарда Завоевателя.
   Я помедлил с ответом, Палант жалобно взмолился:
   – Сэр Ричард!
   Я сказал неохотно:
   – Ладно, если вы настаиваете. Перепелок всех съели?.. Ладно, тогда дадим эту самую аудиенцию. Только предупреждаю, ничего хорошего он не скажет. И вообще ничего доброго нам разговор с ним не сулит.
   – Ваше высочество! – воскликнул он.
   Я кивнул оруженосцу:
   – Пусть войдет.
   Палант казал торопливо:
   – Я вас покину, а то брякну что-нить. Или услышу такое, что ночь спать не буду.
   Я кивнул, он выскользнул из шатра, а спустя минуту под руки ввели графа Меркеля. Половина лица распухла, вся не просто красная, а багровая, в жутких волдырях. Обгоревшую одежду заменили на достаточно пристойную, хотя и великоватую по размерам, но, думаю, это нарочито, чтобы не натирала раны.
   На меня он смотрит одним глазом, второй закрывает огромная багровая опухоль, что нависает сверху и подпирает снизу так, что оба волдыря борются за сферы влияния, так мне видится с моей государственной точки зрения.
   – Граф, – сказал я, – рад вас видеть, хоть и предпочел бы встретить в иной обстановке.
   – Ваше высочество…
   – Если трудно, – сказал я, – то вообще не двигайтесь, обойдемся без танцевальных поклонов. Рассказывайте, что с вами стряслось такое вот увлекательное.
   – Ох, ваше высочество…
   – Да, – согласился я, – я это самое. И сразу же, чем можем вам помочь?
   Это я сказал сквозь зубы, нельзя не сказать, даже не я сказал, сам бы я ни за что, явно же какие-то неприятности у посла, но что-то из меня сказало, вот раскрыло мой рот и сказало, черт бы побрал мое прекрасное воспитание и вообще мою замечательность и редкую, скажем честно, отзывчивость!
   Он позволил себя усадить в кресло, лицо несколько раз перекашивалось судорогой, но мужская гордость не позволила стону вырваться сквозь стиснутые зубы.
   Я терпеливо ждал, нельзя понукать, догадываюсь, а он перевел дыхание и ответил хриплым голосом:
   – Благодарю вас, ваше высочество, за такую заботу. Удивительно, но мне намного лучше. Хотя мне сказали лекари, что эти ожоги меня добьют.
   Я спросил настойчиво:
   – Но что стряслось?
   Он махнул рукой, перекривился от боли.
   – Ох… Моя госпожа просчиталась с герцогом Блекмором…
   Я кивнул:
   – Думаю, это был не первый ее промах.
   Он посмотрел с недоумением:
   – Простите?.. Ах, вы о том, что не предусмотрела мер против заговора и свержения с трона… Да, это было, но это практически ее единственная ошибка. А так она до того времени правила королевством уверенно и решительно. Как при муже, так и после его смерти.
   – А что с герцогом?
   Он поморщился, дернулся от боли.
   – Она, оказывается, приняла его ухаживания за признаки любви, что неудивительно при ее красоте и положении. Я еще тогда пытался намекнуть, что любвеобильный герцог ухаживает вообще за всеми молодыми женщинами.
   – И что?
   Он пошевелил плечами, снова поморщился.
   – На меня прикрикнули.
   – Понятно, – сказал я. – А сейчас герцог вовсе не горит связать свою жизнь с изгнанницей?.. Пока была королева, он засыпал письмами, верно?
   – Вы очень проницательны, ваше высочество.
   Я фыркнул:
   – Да тут не надо быть проницательным, все как на ладони. На королеве он бы охотно женился, чтобы стать королем Мезины, а изгнанная зачем ему?.. Еще и неприятности могут быть со стороны Голдвина Адорского, если тот решит, что теперь Ламбертиния занимает враждебную позицию.
   Он склонил голову.
   – Ваше высочество излагает… все очень точно. Ничего не могу добавить, увы.
   Я посмотрел на него остро.
   – Это не все. Что случилось дальше? Почему вы не рядом с Ротильдой и что с вашим лицом?.. Кстати, позвольте предложить лекарство…
   Я сотворил двойную порцию простого мороженого в вафельном стаканчике и сунул ему в руку. Граф взял с осторожностью, но ощутил идущий от угощения холод и ухватил обеими ладонями.
   Лицо его стало совсем темным, а когда заговорил, голос звучал хрипло и надтреснуто:
   – Дело в том, что герцог выяснил, что узурпатор Голдвин Адорский намерен ограничиться всего лишь захватом власти в королевстве. Он никого не лишал прав и даже не стал отбирать у Ее Величества земель и владений, что было воспринято очень благожелательно всеми лордами королевства Мезины, так как каждый опасался и за свои… Итак, узурпатор Голдвин оставил все земли Ее Величества в ее распоряжении, остальные хозяева в королевстве поворчали, но их лично не задело, и никаких восстаний не произошло.
   Я буркнул:
   – Продолжайте. Кажется, догадываюсь.
   – Вы очень проницательны, – сказал он со вздохом, – ваше высочество. Как только герцог узнал, что все земли Ее Величества узурпатор оставил в неприкосновенности, то есть в ее собственности, он тут же предложил ей руку и сердце.
   – Однако Ротильда отказалась, – сказал я.
   Он наклонил голову.
   – Ее Величество к этому времени многое переосмыслила. Она мчалась к герцогу, уверенная, что он сразу окажет ей военную помощь.
   – Начать войну? – спросил я скептически.
   Он покачал головой:
   – Нет-нет, никакой войны. Дело в том, что в Мезине все-таки у Ее Величества сторонников даже больше, чем у нашего узурпатора. Просто сэр Голдвин и поддерживающие его оказались намного активнее… Но достаточно бы герцогу явиться с войском, даже небольшим, как чаша весов качнулась бы на сторону Ее Величества…
   – И как поступил герцог, – поинтересовался я, – когда Ротильда ответила ему отказом?
   Он делал вид, что не замечает, что я упорно называю ее по имени, для меня она не королева, помедлил, явно пережидал приступ боли, поднял на меня взгляд, полный тоски.
   – Мы все были в его руках, ваше высочество. Как Ее Величество, так и немногие верные придворные, что пробрались из Мезины в Ламбертинию, чтобы продолжать служить Ее Величеству. Когда Ее Величество отвергла предложение герцога, он пришел в ярость и немедленно заточил ее в тюрьму.
   Я подумал, сказал осторожно:
   – Надеюсь, как и полагается особи королевской крови? В отдельном дворце, со штатом прислуги, с фрейлинами и всем необходимым…
   – Ваше высочество, – сказал он горько, – на этот раз вы ошиблись. Мы тоже думали, что все будет так, как вы говорите, когда услышали приказ герцога.
   – А что получилось?
   Он сказал горько и с расстановкой:
   – Ее Величество заточили в Башню Смерти. Ну, так обычно в любом королевстве именуется наиболее ужасная тюрьма для самых отъявленных. Причем в этой башне ее поместили не в верхние этажи, а в самые нижние, где вообще жутко.
   Я стиснул челюсти, но напомнил себе, что это не мое дело, у меня своих забот хватает.
   – Это продлится недолго, – заверил я. – Он просто старается ее припугнуть. Но его же лорды быстро надавят, они не позволят так обращаться с королевой… пусть и свергнутой! Ему придется все вернуть взад, да еще и извиниться.
   – Вряд ли, – ответил он со вздохом.
   Я спросил с интересом:
   – Что, герцог настолько крут?
   Он ответил невесело:
   – Вы даже не представляете, насколько. Достаточно и того, что хотя его герцогство и зажато между двумя могучими королевствами, но они никак не могут сломить его сопротивление! А еще он умело и достаточно жестко управляется со всеми лордами, что время от времени пытаются добиться от него каких-то льгот и уступок.
   Я помолчал, граф ничего от меня не ждет, ничего не просит, просто смотрит одним уцелевшим глазом, во взгляде нет ни укора, ни жалобы.
   – И что, – сказал я с вызовом, – Ротильда полагает, что я предприму какие-то дипломатические шаги по облегчению ее участи?
   К моему удивлению, он покачал головой:
   – Нет.
   – Что? – изумился я. – Это на нее не похоже.
   Он ответил грустно:
   – Ее Величество очень изменилась в изгнании.
   – В чем?
   – Раньше, – ответил он так же невесело, – Ее Величеству казалось, что мир у ее ног. Молодая, красивая, блистательная, умная, все у нее получалось… Но после той катастрофы, когда у нее отняли трон, в ней что-то надломилось. Она увидела, что мир совсем не таков, каким она его считала.
   – Повзрослела, – определил я.
   – Да, – согласился он, – потому никакой помощи не ждет.
   Я посмотрел на него с подозрением.
   – Тогда почему вы здесь?
   Он сказал слабо:
   – Мне, из-за близости к Ее Величеству, везде грозила смерть. Она могла всегда рассчитывать на меня, это знали. И если эту ниточку взять и обрубить… Единственное, что могло спасти мою жалкую шкуру, – ваша грозная слава.
   Я буркнул:
   – Не очень-то и спасла.
   – Это случилось по дороге, – сообщил он. – Догнали, мерзавцы… Я все амулеты истратил, чтобы защититься.
   – От всех сумели? – спросил я.
   Он кивнул.
   – Да, там был отряд в двенадцать человек, из них два мага. Но я не воин, мне совсем неважно, что их кости теперь растаскивают дикие звери, а вот амулеты жаль.
   – Да, – согласился я. – Но если они у вас с собой, давайте я наполню их энергией. С некоторыми удается.
   Он посмотрел с удивлением:
   – Правда? Если бы знал, не стал бы выбрасывать. В общем, если не выгоните из пределов своих владений… или своего влияния, то, думаю, сюда не решатся.
   – Напрасно так думаете, – сказал я, морщась. – Мои пределы… нечто весьма аморфное. Я и сам не знаю, где эти пределы и какие они. Я сам вообще-то беспредельщик, самому страшно, а иногда и противно… Да что там пределы! Не знаю, что и внутри. И вообще… Я почти в таком же положении, как и Ротильда. Только у меня это не так видно.
   Он молчал, тихий и подавленный. Наконец, видя, что я вроде бы хочу услышать какую-то реакцию на свои умности, произнес слабым голосом:
   – Ваше высочество, я просто беглец. Помощи не прошу, вы и так мне оказали ее просто безмерную…
   – Пустяки, ничего я вам не оказал.
   – Я жив, – напомнил он, – это благодаря вам, я все понимаю. А с Ее Величеством… Возможно, вам в самом деле просто лучше забыть об этом досадном происшествии. Уверяю вас, все государи и лорды прекрасно понимают, что узы временного брака вас ничем не связывают и не обязывают. Потому никто не осудит и даже слова не скажет, что вы не отреагировали на заключение Ее Величества королевы Мезины в тюрьму.
   Я сказал с облегчением:
   – Вот и славно. Спасибо, граф! Вы меня успокоили. Отдыхайте, выздоравливайте. Уверен, вы быстро пойдете на поправку. А у меня в самом деле столько дел, что о Ротильде я как-то, уж простите, вообще забыл.
   Он поклонился:
   – Вы совершенно правы, ваше высочество. Я в курсе ваших великих дел. Они потрясают воображение! Вам в самом деле даже на небо взглянуть некогда.
   Я поднялся и сам помог ему встать, опередив слугу. Снова постарался не слишком уж залечивать его жуткие ожоги, пусть лучше недооценивают мои способности паладина, чем переоценивают.

Глава 11

   Оставшись в шатре наедине с собой, я развернул карту, отыскал на ней это самое герцогство Ламбертинию и внимательно прошелся взглядом по его границам. Впервые о нем услышал в то теперь такое далекое и счастливое время, когда я, тогда еще безбаннерный рыцарь, прибыл на Каталаундский турнир в честь свадьбы короля Барбароссы.
   Он в те дни взял в жены Алевтину, дочь короля Джона Большие Сапоги, и все сразу заговорили, что брак чисто политический: между королевством Барбароссы и Джона раскинулось обширное и богатое герцогство Ламбертиния, где царят благополучие и процветание. Герцогство превосходит королевства Барбароссы и Джона, вместе взятых, герцог вполне мог бы объявить себя королем, но какие-то древние запреты запрещают, что герцога, понятно, раздражает, однако поделать ничего не может. Барбаросса рассчитывал, что вдвоем прижмут герцогство с двух сторон, однако у короля Большие Сапоги было свое на уме: он оставил королевство на зятя, доказавшего свое умение захватывать и удерживать власть, а сам ушел в монастырь замаливать грехи.
   Так что сейчас Ламбертиния по-прежнему процветает между землями короля Джона и маленьким драчливым из-за бедности королевством, что формально остается под рукой Барбароссы, но давно уже живет своим умом и под управлением местных лордов.
   Правда, с этой стороны герцогство самым краешком в полсотни миль граничит и с Шателленом…
   Я задумался, с королем Найтингейлом у нас хорошие отношения, я усиленно превозношу их, как дружеские, однако ему очень не понравится, если бы я вдруг вздумал повести уже собранную армию через его королевство.
   Тем более прекрасно понимает, что могу не удовольствоваться только освобождением своей «жены».
   Я вздрогнул, поймал себя на мысли, что на полном серьезе прикидываю, как буду освобождать Ротильду, хотя только что обоснованно и ничуть не кривя душой объяснил графу Меркелю, что и пальцем не шелохну для того, чтобы хоть как-то вмешаться.
   Дуракам жениться вообще противопоказано. Говорят, женитьба – умная вещь для дурака и глупая для умного, но я точно сглупил, что значит, вроде бы умный, но раз сглупил, то дурак? Или умный, женившись, резко глупеет?
   Жениться надо так же, как умираем, – то есть только тогда, когда никак иначе, но я женился, поддавшись мелочному расчету, и вот теперь аукнулось. Мораль – нельзя быть мелочным. Если уж воровать, то по-крупному, чтобы после отсидки что-то осталось. В смысле, за это стоило проходить через неприятности.
   Выглянув из шатра, велел коротко:
   – Паланта ко мне!
   Часовый сказал торопливо:
   – Сейчас найдем. И еще, ваше высочество, вы не поднимайтесь, просто крикните! Мы услышим. И все сделаем.
   – Спасибо, – сказал я, – забота о сюзерене – это весьма, да.
   – Дык и вы о нас же, – возразил часовой и, передав копье соседу, унесся со всех ног.
   Хорошее время, мелькнуло в голове. Я – полевой вождь, вот и заботятся. Но как только рассядусь на троне, каким бы ни был и что бы ни делал, все равно стану для всех говном, который только хапает, насильно имеет чужих жен при дворе, ест сало с медом и вообще даже спит на бриллиантах.
   Палант появился встревоженный, но с огнем в глазах, расправил плечи и замер у входа.
   Я сказал сварливо:
   – Давай без этих придворных штучек. Тащи свою карту… Та-а-ак, у нас сейчас три армии в этом регионе. Будакер наверняка уже привел свою и готовится располагать в Турнедо, Клемент и Альбрехт ведут в Скарлянды и Варт Генц. Та-а-ак… шли гонца к Будакеру, пусть пока не распределяет отряды по гарнизонам, а немедленно двигается через Шателлен вот по этой дороге прямо в Ламбертинию…
   – Ваше высочество!
   – Слушай и выполняй, – сказал я строго и ласково. – Второе – графам Магенвэйлу со своими полководцами и безработными военачальниками и графу Шварцкопфу с вождями срочно выступить навстречу армиям… Победоносным и Прославленным в боях, принять командование и вести вот по этим дорогам…
   Палант проследил за моим пальцем, глаза стали еще шире.
   – Ваше высочество!
   В его светлом голосе были страх и недоумение.
   – Что тебя смущает? – спросил я.
   – Но ведь это вторжение в королевство Шателлен!.. Тремя армиями! Его Величество не допустит… Это война?
   Я поморщился, сказал сердито:
   – С королем Найтингейлом постараюсь договориться. Он человек чести. А кто останется равнодушным, если жену его союзника безобразно хватают и швыряют в темницу, как будто она и не она вовсе?.. Если Найтингейл нам не поможет, он покроет себя позором во всем цивилизованном мире и за его пределами. Вот увидишь, он и сам постарается, для короля репутация – власть и деньги!
   Палант покачал головой:
   – Даст отряд в десяток лучников?
   – Главное, – сказал я наставительно, – участие в общем деле. Символическое участие – тоже участие. В общем, все понял?..
   – Ну да… ваше высочество…
   – Хорошо, – сказал я, – трудись, пчелка моя железнобокая. А я пока побегу вперед, как всегда у меня почему-то, буду прометать вам дорожку, чтобы никто не споткнулся.
   Он смотрел на меня с завистью.
   – К Найтингейлу? Ваше высочество, вы хоть в бой без нас не вступайте, дождитесь!
   – Тогда спешите, – ответил я с достойным лорда высокомерием.
   Он спросил вдогонку:
   – Ваше высочество, можно один вопрос…
   Я ответил раздраженно:
   – Палант, что за церемонии? Просто спрашивай!
   – Ваше высочество, – спросил он умоляющим голосом и от неловкости даже слегка заискивающим, что для него непривычно, – вы всех нас сюда увели… Даже Растера и Альбрехта, что всегда оставались в Сен-Мари вашими верными помощниками.
   – Ну-ну быстрее, я на пороге!
   – Ваше высочество, – сказал он уже чуть настойчивее, – это не только меня беспокоит! А кто остался в Сен-Мари?.. Ваша власть там не дрогнет? Не пошатнется? Сэр Ричард, это и наша власть!
   Я сказал тепло:
   – Палант, спасибо, что думаешь и об отечестве. В Элладе тех, кто не ходил на выборы главы государства, вообще изгоняли из государства. В Сен-Мари герцоги Готфрид и Ульрих должны в мое отсутствие завоевать симпатии местных лордов, а также как можно больше голосов для Готфрида.
   Он сказал тревожно:
   – Не жаль отдавать корону?
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента