— Валька, — сказал Яшка, немного подумав, — а может быть, Дергач вовсе и не убежал? Может, он просто испугался кого-нибудь и прячется где-нибудь здесь, по соседству? Я знаю, тут недалеко шалаш есть.
— А кого ему пугаться-то?
— Кого! Да хотя бы вот этих, что по усадьбе лазают.
— Так ты же сам говорил мне, что это учёные.
— Знаю, что говорил. Да вот что-то кажется мне теперь, Валька, что они, пожалуй, не совсем чтобы учёные, а какие-нибудь другие.
Между тем Волк, тихонько, радостно повизгивая, бегал по тропке, обнюхивая её и не переставая помахивать хвостом.
— Смотри, Волк-то как радуется. Честное слово, он Дергача след учуял. Знаешь что, Валька, побежим за Волком, он куда-нибудь нас приведет. Тут несколько даже шалашей есть, в которых на покосе ночуют. А сейчас не поздно. Солнце-то во как ещё высоко.
Валька заколебался, но, послушный всегда желаниям своего товарища, согласился.
— А ну, Волк! — И Яшка помахал перед его носом Дергачовой фуражкой. — А ну, ищи!
Волк, высоко подпрыгнув, лизнул Яшку в лицо, как бы показывая, что понимает, чего от него хотят, уткнулся носом в землю, повертелся и, разом натянув бечёвку, протянутую от ошейника к Яшкиной руке, потащил мальчугана за собой.
— Ишь, как любит он Дергача.
— Ещё бы! Дергач одного мяса ему сколько скормил да спать с собой всегда клал.
Сколько времени продолжалось это быстрое продвижение по тропке, сказать трудно. Но, должно быть, немало, потому что деревья уже начали отбрасывать длинные тени, а ребята порядком вспотели, когда Волк неожиданно остановился, завертелся, обнюхивая землю, и решительно завернул прямо от тропки в лес.
Через полчаса Яшке определённо стало ясным, что в той стороне, куда рвётся Волк, нет ни одного места, где бы можно было укрыться Дергачу, кроме только… кроме только «охотничьего домика».
Постройка, известная под названием «охотничьего домика», находилась верстах в семи от «Графского». Выстроенный когда-то по прихоти графа вдали от проезжих дорог, на краю огромного болота, он оставался почти нетронутым и по сию пору. Правда, всё, что из него можно было унести, было расхищено за годы войны, но сам домик, сложенный из валявшихся в изобилии глыб серого камня, уцелел.
После революции кто-то из сожжённых крестьян хотел было приспособить домик под жильё, но место оказалось совсем неудобное: с одной стороны — камень, с другой — болота. Так и не вселился в домик никто, и зарос он сорной травою да сырым мхом.
Целые тучи мошкары носились меж деревьев. Солнце плохо прогревало сквозь густую листву влажную землю. Не заходили сюда и бабы за грибами, потому что росли здесь одни молочно-белые скрипицы да огненно-красные мухоморы.
И только ранней весной да к осени, когда разрешалась охота, можно было услышать глухое эхо выстрела одинокого охотника, промышляющего за утками. Да и то редко: своих охотников в местечке было мало, а до города отсюда далеко.
К этому-то домику Волк и потащил за собой ребят.
Немного не доходя до места, Яшка остановился и, передавая Вальке бечёвку от ошейника собаки, сказал:
— Останься здесь. Сядь вот за этим камнем да смотри, чтобы Волк не лаял. А я пойду вперёд и осторожно разведаю. А то кто его знает, на кого ещё нарвёшься. В случае чего — назад стрекача пустим.
Валька съёжился. Видно было, что это приказание ему не по душе, но он знал, что Яшке возражать бесполезно, да, кроме того, и домик за поворотом, совсем рядом. Он пристроился между двух больших глыб и притянул к себе нетерпеливо рвущегося Волка.
Завернув за поросший кустарником холм, Яшка увидел крышу «охотничьего домика». Прячась за листву, он пробрался вплотную и прислушался.
Кроме жужжанья комаров, кваканья лягушек да тоскливого писка какой-то болотной пичужки, он не услышал ни одного звука, который мог бы ему подсказать, что домик обитаем.
Тогда Яшка осторожно приблизился к крыльцу, недоумевая, что именно заставило Волка так настойчиво тянуть к этому месту. Он потянул ручку двери и очутился внутри домика. В первой комнате никого не было, но за то, что люди были здесь недавно, говорили очистки от колбасы, бутылка из-под вина и окурки, разбросанные по полу.
Он поднял окурок и опять без труда узнал всё тот же сорт папирос с золотыми буквами, которые он дважды находил в «Графском».
«Ого, — подумал он, — наши-то исследователи и здесь уже, кажется, успели побывать!» В соседней комнате лежала охапка сена. Тогда он заглянул в маленькую боковую комнату. Здесь он сразу наткнулся на ящик с — какими-то инструментами и два неизвестных предмета, похожих немного на снаряды.
«Что это всё может означать? — подумал Яшка. — Э, да лучше, пожалуй, будет убраться отсюда подальше, а то, чего доброго, подумают ещё, что я спереть что-либо прилез».
И он шмыгнул обратно к крыльцу.
— А кого ему пугаться-то?
— Кого! Да хотя бы вот этих, что по усадьбе лазают.
— Так ты же сам говорил мне, что это учёные.
— Знаю, что говорил. Да вот что-то кажется мне теперь, Валька, что они, пожалуй, не совсем чтобы учёные, а какие-нибудь другие.
Между тем Волк, тихонько, радостно повизгивая, бегал по тропке, обнюхивая её и не переставая помахивать хвостом.
— Смотри, Волк-то как радуется. Честное слово, он Дергача след учуял. Знаешь что, Валька, побежим за Волком, он куда-нибудь нас приведет. Тут несколько даже шалашей есть, в которых на покосе ночуют. А сейчас не поздно. Солнце-то во как ещё высоко.
Валька заколебался, но, послушный всегда желаниям своего товарища, согласился.
— А ну, Волк! — И Яшка помахал перед его носом Дергачовой фуражкой. — А ну, ищи!
Волк, высоко подпрыгнув, лизнул Яшку в лицо, как бы показывая, что понимает, чего от него хотят, уткнулся носом в землю, повертелся и, разом натянув бечёвку, протянутую от ошейника к Яшкиной руке, потащил мальчугана за собой.
— Ишь, как любит он Дергача.
— Ещё бы! Дергач одного мяса ему сколько скормил да спать с собой всегда клал.
Сколько времени продолжалось это быстрое продвижение по тропке, сказать трудно. Но, должно быть, немало, потому что деревья уже начали отбрасывать длинные тени, а ребята порядком вспотели, когда Волк неожиданно остановился, завертелся, обнюхивая землю, и решительно завернул прямо от тропки в лес.
Через полчаса Яшке определённо стало ясным, что в той стороне, куда рвётся Волк, нет ни одного места, где бы можно было укрыться Дергачу, кроме только… кроме только «охотничьего домика».
Постройка, известная под названием «охотничьего домика», находилась верстах в семи от «Графского». Выстроенный когда-то по прихоти графа вдали от проезжих дорог, на краю огромного болота, он оставался почти нетронутым и по сию пору. Правда, всё, что из него можно было унести, было расхищено за годы войны, но сам домик, сложенный из валявшихся в изобилии глыб серого камня, уцелел.
После революции кто-то из сожжённых крестьян хотел было приспособить домик под жильё, но место оказалось совсем неудобное: с одной стороны — камень, с другой — болота. Так и не вселился в домик никто, и зарос он сорной травою да сырым мхом.
Целые тучи мошкары носились меж деревьев. Солнце плохо прогревало сквозь густую листву влажную землю. Не заходили сюда и бабы за грибами, потому что росли здесь одни молочно-белые скрипицы да огненно-красные мухоморы.
И только ранней весной да к осени, когда разрешалась охота, можно было услышать глухое эхо выстрела одинокого охотника, промышляющего за утками. Да и то редко: своих охотников в местечке было мало, а до города отсюда далеко.
К этому-то домику Волк и потащил за собой ребят.
Немного не доходя до места, Яшка остановился и, передавая Вальке бечёвку от ошейника собаки, сказал:
— Останься здесь. Сядь вот за этим камнем да смотри, чтобы Волк не лаял. А я пойду вперёд и осторожно разведаю. А то кто его знает, на кого ещё нарвёшься. В случае чего — назад стрекача пустим.
Валька съёжился. Видно было, что это приказание ему не по душе, но он знал, что Яшке возражать бесполезно, да, кроме того, и домик за поворотом, совсем рядом. Он пристроился между двух больших глыб и притянул к себе нетерпеливо рвущегося Волка.
Завернув за поросший кустарником холм, Яшка увидел крышу «охотничьего домика». Прячась за листву, он пробрался вплотную и прислушался.
Кроме жужжанья комаров, кваканья лягушек да тоскливого писка какой-то болотной пичужки, он не услышал ни одного звука, который мог бы ему подсказать, что домик обитаем.
Тогда Яшка осторожно приблизился к крыльцу, недоумевая, что именно заставило Волка так настойчиво тянуть к этому месту. Он потянул ручку двери и очутился внутри домика. В первой комнате никого не было, но за то, что люди были здесь недавно, говорили очистки от колбасы, бутылка из-под вина и окурки, разбросанные по полу.
Он поднял окурок и опять без труда узнал всё тот же сорт папирос с золотыми буквами, которые он дважды находил в «Графском».
«Ого, — подумал он, — наши-то исследователи и здесь уже, кажется, успели побывать!» В соседней комнате лежала охапка сена. Тогда он заглянул в маленькую боковую комнату. Здесь он сразу наткнулся на ящик с — какими-то инструментами и два неизвестных предмета, похожих немного на снаряды.
«Что это всё может означать? — подумал Яшка. — Э, да лучше, пожалуй, будет убраться отсюда подальше, а то, чего доброго, подумают ещё, что я спереть что-либо прилез».
И он шмыгнул обратно к крыльцу.
XVII
А где же, в самом деле, был в это время Дергач?
Отправившись, как обычно, вечером в подвал «Графского», к Волку, он вскоре заснул. Проснулся он опять от лёгкого рычанья собаки. На этот раз шум наверху был слышен совершенно отчётливо; он то усиливался, то стихал.
Наконец шаги послышались в соседней с подвалом кладовой. В узенькую щель железной двери просочился свет от зажжённой свечи. Кто-то зашаркал ногами по каменному полу, потом зашуршало брошенное на пол сено, и слышно было, как человек улёгся на охапку отдохнуть.
«Кого ещё это принесло сюда?» — подумал Дергач. И, потрепав Волка, чтобы тот молчал, Дергач, прокравшись к двери, заглянул в щель.
И хотя свеча тускло озаряла каменные своды кладовой, Дергач сразу узнал человека.
— «Граф», — прошептал он, чувствуя дрожь в коленях. — «Граф» вернулся к себе в своё поместье, но зачем? Чего ему здесь надо?» — Страшная мысль обожгла при этом Дергача…
Вот почему он видел графа и Хряща на станции главной линии. Они сами направлялись в местечко, а он, Дергач, не нашёл никакого места, куда убежать бы надёжнее, как сюда же, в местечко. Ясно, раз граф здесь, то Хрящ где-нибудь неподалёку.
Но что же делать сейчас? Волк еле сдерживается, чтобы не залаять, а граф и не собирается уходить. Может быть, он даже ночевать здесь останется? А на рассвете, если он заметит дверь, ведущую в подвал, и заглянет сюда? Тогда что? Тогда конец.
Планы бегства из этой ловушки один за другим промелькнули в голове Дергача. Нет… ничего не выходит. Тогда он достал фотографию, вытащил огрызок карандаша, завалявшийся среди прочей мелочи в кармане, и в темноте наугад написал:
«Яшка, я заперт… Хрящ здесь, в «Графском», скажи в милицию».
Дергач привязал фотографию к ошейнику, подтащил Волка к узенькому окну и просунул туда собачью голову.
Волк не заставил себя упрашивать…
Слышно было, как он бухнулся в воду и поплыл, направляясь к противоположному берегу.
Дергач забился в угол, свернулся и закидал себя сеном. «Всё-таки без собаки легче, — подумал он, а то она обязательно выдала бы лаем».
Несколькими минутами позже в соседнюю кладовую быстро вошёл ещё кто-то, и по голосу Дергач сразу узнал Хряща.
— Граф, — сказал он отрывисто, — что-то неладно…
Здесь где-то легавые… Я иду мимо пруда, слышу — бултых что-то от стенки. Гляжу, собака плывёт; я к ней… подождал, пока она станет выбираться… осветил ее фонарём — гляжу, у ней к шее какой-то пакет привязан… Я уже выхватил револьвер, чтобы её ухлопать, но она как бешеная рванулась в кусты и исчезла… Постой… собака упала в воду от этой стены… Погоди-ка, а куда ведёт эта железная дверь?
При этих словах Дергач ещё больше съёжился и почти что остановил дыхание.
В соседней комнате о чём-то шёпотом совещались.
Потом вдруг дверь разом распахнулась. Сначала Дергач не разглядел никого. Но потом он увидел, что оба налётчика предусмотрительно улеглись на пол, очевидно, опасаясь, чтобы тотчас из раскрытой двери не бабахнул по ним выстрел. В руках у них были наганы.
— Нет никого, — сказал граф.
Однако Хрящ двумя прыжками очутился возле вороха сена, лежавшего в углу, и сильно пнул его ногою.
Злорадный крик вырвался у него, когда он увидел перед собою сжавшегося в комочек Дергача:
— А… — так ты вот где… так ты следишь за нами… донесение кому-то с собакой послал, в милицию, что ли?… Чья это была собака?…
И Хрящ со всего размаха ударил Дергача. Тот зашатался и, делая отчаянную попытку если не оправдаться, то выиграть время, ответил:
— Я не в милицию писал, а мальчишкам знакомым, чтобы они завтра не приходили сюда, потому что здесь есть кто-то чужой. Это их собака, они здесь её прятали.
— А… я знаю… кто такие… — процедил Хрящ, обращаясь к графу. — Они на днях всё время вертелись тут, около усадьбы. Один из них сын того самого сторожа… Ну, знаешь какого… к которому я всё за фотографией хожу…
— Постой, — прервал его граф, — записка-то всё-таки может в милицию попасть… Чёрт знает, что в ней этот змеёныш написал. Её надо вернуть во что бы то ни стало… иначе всё дело может рухнуть… Собака, должно быть, до утра по двору бродить будет… Попробуй проберись во двор и убей её… и сорви написанное на ошейнике… Это ведь не шутка… Мы ещё ничего же не сделали… Хрящ ударил ещё раз Дергача и сказал зло:
— Вот ещё, путайся теперь с собакой!… Своего дела мало, что ли… Ну ладно… Останься здесь… Да свяжи руки этому гадёнышу… И смотри будь начеку… В случае чего… стукнешь, а сам туда подашься… там и встретимся.
И он исчез.
Вернулся Хрящ часа через полтора. Он был разозлён, и правая рука его была вся в крови.
— Проклятая собака! — сказал он. — Её заперли в баню… Я пробрался туда, ударил её ножом, но она, как остервенелая, впилась мне в руку… Тут содом поднялся, кто-то даже бабахнул мне вдогонку, да счастье моё, что мимо.
— А записка?
— Какая, к чёрту, записка! Там к ошейнику целая карточка подвешена была. Я рванул — половину сорвал, а половина там осталось. На, смотри…
Граф посмотрел на поданный ему обрывок и крикнул:
— Слушай, да ты знаешь, что это такое? Это-то и есть половина той самой фотографии, которая нам нужна; но только весь низ ее, который нам больше всего нужен, остался там… Как она попала к тебе? — спросил он, рванув Дергача за плечо.
Дергач ответил.
— Эх, ты! — ядовито сказал граф Хрящу. — Побоялся собачьего укусу. Ну что бы тебе её всю сорвать! И всё дело было бы кончено… А теперь что… весь участок оранжерей перерывать, что ли…
— Эх, ты тоже хорош! — огрызнулся обозлённый Хрящ. — Ваше сиятельство! Хозяин усадьбы — и не может показать место, где пальма росла.
— Дурак! Да когда нас мужичьё из усадьбы выгнало, мне всегото-навсего двенадцать лет было.
— А чья же это рожа на карточке?
— Это старший брат мой. Я на него очень похож был. Да и вся наша семья схожа собой была, это у нас фамильные нос и подбородок… Ну, а что. же теперь делать?
Хрящ подумал и сказал:
— Надо пока на всякий случай смотаться отсюда. Там переждём денёк, а тогда видно будет.
— А этого? — И граф мотнул головой, указывая на притаившегося в углу Дергача.
— Этого мы тоже с собой возьмём. Я его ещё сначала допрошу хорошенько, как и зачем он здесь очутился.
Налётчики быстро выбрались наружу, и, подталкиваемый пинками, Дергач побрёл по указываемой ему тропинке в лес.
Одна из веток зацепила его фуражку и бросила её на землю. Поднять её Дергач не мог, потому что руки его были крепко связаны.
Отправившись, как обычно, вечером в подвал «Графского», к Волку, он вскоре заснул. Проснулся он опять от лёгкого рычанья собаки. На этот раз шум наверху был слышен совершенно отчётливо; он то усиливался, то стихал.
Наконец шаги послышались в соседней с подвалом кладовой. В узенькую щель железной двери просочился свет от зажжённой свечи. Кто-то зашаркал ногами по каменному полу, потом зашуршало брошенное на пол сено, и слышно было, как человек улёгся на охапку отдохнуть.
«Кого ещё это принесло сюда?» — подумал Дергач. И, потрепав Волка, чтобы тот молчал, Дергач, прокравшись к двери, заглянул в щель.
И хотя свеча тускло озаряла каменные своды кладовой, Дергач сразу узнал человека.
— «Граф», — прошептал он, чувствуя дрожь в коленях. — «Граф» вернулся к себе в своё поместье, но зачем? Чего ему здесь надо?» — Страшная мысль обожгла при этом Дергача…
Вот почему он видел графа и Хряща на станции главной линии. Они сами направлялись в местечко, а он, Дергач, не нашёл никакого места, куда убежать бы надёжнее, как сюда же, в местечко. Ясно, раз граф здесь, то Хрящ где-нибудь неподалёку.
Но что же делать сейчас? Волк еле сдерживается, чтобы не залаять, а граф и не собирается уходить. Может быть, он даже ночевать здесь останется? А на рассвете, если он заметит дверь, ведущую в подвал, и заглянет сюда? Тогда что? Тогда конец.
Планы бегства из этой ловушки один за другим промелькнули в голове Дергача. Нет… ничего не выходит. Тогда он достал фотографию, вытащил огрызок карандаша, завалявшийся среди прочей мелочи в кармане, и в темноте наугад написал:
«Яшка, я заперт… Хрящ здесь, в «Графском», скажи в милицию».
Дергач привязал фотографию к ошейнику, подтащил Волка к узенькому окну и просунул туда собачью голову.
Волк не заставил себя упрашивать…
Слышно было, как он бухнулся в воду и поплыл, направляясь к противоположному берегу.
Дергач забился в угол, свернулся и закидал себя сеном. «Всё-таки без собаки легче, — подумал он, а то она обязательно выдала бы лаем».
Несколькими минутами позже в соседнюю кладовую быстро вошёл ещё кто-то, и по голосу Дергач сразу узнал Хряща.
— Граф, — сказал он отрывисто, — что-то неладно…
Здесь где-то легавые… Я иду мимо пруда, слышу — бултых что-то от стенки. Гляжу, собака плывёт; я к ней… подождал, пока она станет выбираться… осветил ее фонарём — гляжу, у ней к шее какой-то пакет привязан… Я уже выхватил револьвер, чтобы её ухлопать, но она как бешеная рванулась в кусты и исчезла… Постой… собака упала в воду от этой стены… Погоди-ка, а куда ведёт эта железная дверь?
При этих словах Дергач ещё больше съёжился и почти что остановил дыхание.
В соседней комнате о чём-то шёпотом совещались.
Потом вдруг дверь разом распахнулась. Сначала Дергач не разглядел никого. Но потом он увидел, что оба налётчика предусмотрительно улеглись на пол, очевидно, опасаясь, чтобы тотчас из раскрытой двери не бабахнул по ним выстрел. В руках у них были наганы.
— Нет никого, — сказал граф.
Однако Хрящ двумя прыжками очутился возле вороха сена, лежавшего в углу, и сильно пнул его ногою.
Злорадный крик вырвался у него, когда он увидел перед собою сжавшегося в комочек Дергача:
— А… — так ты вот где… так ты следишь за нами… донесение кому-то с собакой послал, в милицию, что ли?… Чья это была собака?…
И Хрящ со всего размаха ударил Дергача. Тот зашатался и, делая отчаянную попытку если не оправдаться, то выиграть время, ответил:
— Я не в милицию писал, а мальчишкам знакомым, чтобы они завтра не приходили сюда, потому что здесь есть кто-то чужой. Это их собака, они здесь её прятали.
— А… я знаю… кто такие… — процедил Хрящ, обращаясь к графу. — Они на днях всё время вертелись тут, около усадьбы. Один из них сын того самого сторожа… Ну, знаешь какого… к которому я всё за фотографией хожу…
— Постой, — прервал его граф, — записка-то всё-таки может в милицию попасть… Чёрт знает, что в ней этот змеёныш написал. Её надо вернуть во что бы то ни стало… иначе всё дело может рухнуть… Собака, должно быть, до утра по двору бродить будет… Попробуй проберись во двор и убей её… и сорви написанное на ошейнике… Это ведь не шутка… Мы ещё ничего же не сделали… Хрящ ударил ещё раз Дергача и сказал зло:
— Вот ещё, путайся теперь с собакой!… Своего дела мало, что ли… Ну ладно… Останься здесь… Да свяжи руки этому гадёнышу… И смотри будь начеку… В случае чего… стукнешь, а сам туда подашься… там и встретимся.
И он исчез.
Вернулся Хрящ часа через полтора. Он был разозлён, и правая рука его была вся в крови.
— Проклятая собака! — сказал он. — Её заперли в баню… Я пробрался туда, ударил её ножом, но она, как остервенелая, впилась мне в руку… Тут содом поднялся, кто-то даже бабахнул мне вдогонку, да счастье моё, что мимо.
— А записка?
— Какая, к чёрту, записка! Там к ошейнику целая карточка подвешена была. Я рванул — половину сорвал, а половина там осталось. На, смотри…
Граф посмотрел на поданный ему обрывок и крикнул:
— Слушай, да ты знаешь, что это такое? Это-то и есть половина той самой фотографии, которая нам нужна; но только весь низ ее, который нам больше всего нужен, остался там… Как она попала к тебе? — спросил он, рванув Дергача за плечо.
Дергач ответил.
— Эх, ты! — ядовито сказал граф Хрящу. — Побоялся собачьего укусу. Ну что бы тебе её всю сорвать! И всё дело было бы кончено… А теперь что… весь участок оранжерей перерывать, что ли…
— Эх, ты тоже хорош! — огрызнулся обозлённый Хрящ. — Ваше сиятельство! Хозяин усадьбы — и не может показать место, где пальма росла.
— Дурак! Да когда нас мужичьё из усадьбы выгнало, мне всегото-навсего двенадцать лет было.
— А чья же это рожа на карточке?
— Это старший брат мой. Я на него очень похож был. Да и вся наша семья схожа собой была, это у нас фамильные нос и подбородок… Ну, а что. же теперь делать?
Хрящ подумал и сказал:
— Надо пока на всякий случай смотаться отсюда. Там переждём денёк, а тогда видно будет.
— А этого? — И граф мотнул головой, указывая на притаившегося в углу Дергача.
— Этого мы тоже с собой возьмём. Я его ещё сначала допрошу хорошенько, как и зачем он здесь очутился.
Налётчики быстро выбрались наружу, и, подталкиваемый пинками, Дергач побрёл по указываемой ему тропинке в лес.
Одна из веток зацепила его фуражку и бросила её на землю. Поднять её Дергач не мог, потому что руки его были крепко связаны.
XVIII
По инструментам, разбросанным на полу «охотничьего домика», в который был приведён Дергач, он понял, что налётчики прибыли сюда для какого-то серьёзного дела.
Его втолкнули в большую комнату, и он полетел в угол.
Опомнившись немного, Дергач начал осматриваться. Его сразу же изумило то, что окно, выходящее наружу, было распахнуто и не имело решёток. Он просунул туда голову, но ночь, чёрная, непроглядная, скрыла очертания всех предметов.
И сразу же Дергач задумал бежать. В полусгнившей раме вышибленного окна торчал небольшой осколок стекла.
Прислонившись к подоконнику, он начал перетирать связывавшую его верёвку об острый выступ, удивляясь в то же время, отчего это обыкновенно хитрый и предусмотрительный Хрящ сделал на этот раз такую оплошность и оставил его в помещении, из которого можно без особого труда убежать.
Между тем в соседней комнате шла перебранка.
— И дёрнул чёрт твоего папашу, — говорил Хрящ, — связаться с этой пальмой! Подумаешь, примета какая: сегодня была, а назавтра сгнила. Ну, взял бы хоть как примету камень какой… ну, хоть если не камень, то солидное дерево — липу либо дуб, а то пальму! И как у него не хватило сообразить, что не станут без него мужики эту пальму, как он, на каждую зиму в стекло обстраивать и пропадёт она в первый же мороз!
— Да кто же знал-то, — возражал граф. — Кто же тогда думал, что всё это надолго и всерьёз! Да не только отец, а никто из наших так не думал. Все рассчитывали, что продержится революция месяц… два… а там всё опять пойдёт по-старому. Ведь на белую армию как надеялись!
— Вот и пронадеялись. Не станете же весь сад перекапывать! Тут тебя враз на подозрение возьмут. Это всё надо быстро и незаметно — нашёл место, выкопал, вскрыл и улепётывай… Я вот думаю, нельзя ли старика садовника в усадьбу вызвать… Пусть прямо покажет место, где росла пальма.
— Опасно… догадаться может.
— Нам бы он только показал, а там… — Тут Хрящ присвистнул.
— Ну, а с этим что делать?
И Дергач понял, что вопрос поставлен о нём.
— С этим?… А вот давай закусим немного да отдохнём, а там я допрошу его, да и головой в болото… У меня с ним счёты старые. Все равно из него толку не выйдет. Вот тогда со стремя убежал, скотина.
«Дожидайся! — подумал Дергач, стряхивая с рук перерезанные верёвки. — Только ты меня и видел!»
Он осторожно взобрался на подоконник, собираясь прыгнуть вниз, как внезапно зашатался и судорожно вцепился руками за косяк рамы.
Небо чуть-чуть посерело, звёзды угасли, и при слабых вспышках предрассветной зарницы Дергач разглядел прямо под окном отвесный глубокий обрыв, внизу которого из-за густо разросшихся жёлтых кувшинок выглядывали проблески воды, покрывавшей кое-где вязкое, пахнущее гнилью болото.
И только теперь понял Дергач, почему его оставили без присмотра в комнате с распахнутым окном, и только теперь почувствовал весь ужас своего положения.
Но годы, проведённые в постоянной борьбе за существование, ночёвки под мостами, опасные путешествия под вагонами и всевозможные препятствия, которые приходилось преодолевать за годы бродяжничества, не прошли для Дергача бесследно. Дергач не хотел ещё сдаваться. Стоя на подоконнике, он начал осматриваться. И вот вверху, над окном, выходящим к обрыву, он заметил другое, маленькое окошко, ведущее на чердак. Но до него, даже став во весь рост, Дергач не смог бы дотянуться по крайней мере на полтора аршина.
«Эх, если и так и этак лететь в трясину, — подумал, горько сжав губы, Дергач, — если и так и этак пропадать, то лучше всё-таки попытаться».
План его состоял в том, чтобы распахнуть половинку наружной рамы до отказа, взобраться на верхнюю перекладину, ухватиться за выступ слухового окна и, пробравшись на чердак, бежать оттуда через выходную дверь.
В другом месте Дергач проделал бы это без особенного труда — он был цепок, лёгок и гибок, — но здесь всё дело было в том, что рама была очень ветха, слабо держалась на петлях и могла не выдержать тяжести мальчугана.
Всё же другого выхода не было.
Дергач распахнул окно до отказа и затолкал какую-то деревяшку между подоконником и нижней петлёй, чтобы окно не хлябало. Он заглянул вниз, и ему показалось, что чёрная пасть хищной трясины широко разинулась, ожидая момента, когда он сорвётся. Он отвёл глаза и больше не смотрел вниз.
Потом с осторожностью циркового гимнаста, взвешивающего малейшее движение, он ступил ногою на нижнюю перекладину. Сразу же раздался лёгкий, но зловещий хруст, и рама чуть-чуть осела. Тогда, цепляясь за выступы неровно сложенной стены, стараясь насколько возможно уменьшить этим свою тяжесть, он поднялся на среднюю перекладину. Опять что-то хрустнуло, и несколько винтов вылетело из петель. Дергач закачался и, впившись пальцами в стену, замер, ожидая, что вот-вот он полетит вместе с рамою вниз.
Теперь оставалось самое трудное, надо было занести ногу на верхнюю перекладину, разом оттолкнуться и ухватиться за выступ слухового окна, которое было уже почти рядом.
Ноги Дергача напружинились, пальцы, готовые мёртвой хваткой зацепиться за выступ, широко растопырились. «Ну, — подумал он, — пора!…»
И он рванулся с быстротою змеи, почувствовавшей, что кто-то наступил ей на хвост. Раздался сильный треск, и сорванная толчком рама начала медленно падать, выдёргивая своей тяжестью последние, еще не вылетевшие винты.
И Дергач, заползающий уже в слуховое окно, услыхал, как она глухо плюхнулась в зачавкавшее болото.
Выбравшись на чердак, Дергач бросился к выходной двери. Но едва только он толкнул дверь, как понял, что она закрыта снаружи на засов и он опять взаперти.
Он лёг тогда на пыльную земляную настилку… кажется, впервые за все годы беспризорности почувствовал, что слёзы отчаяния вот-вот готовы брызнуть из его глаз.
Между тем треск сорвавшейся рамы встревожил налётчиков. Внизу послышались голоса.
— Он выбросился в окно, — говорил граф.
— Он думал, наверно, что выплывет. Ну, оттуда не выплывешь! Чувствуешь, какая поднялась вонь? Это растревоженный болотный газ поднимается…
— А как же теперь?
— Что «как же»? Потонул, туда ему и дорога. Я же и сам после допроса хотел его по этому же пути отправить.
Его втолкнули в большую комнату, и он полетел в угол.
Опомнившись немного, Дергач начал осматриваться. Его сразу же изумило то, что окно, выходящее наружу, было распахнуто и не имело решёток. Он просунул туда голову, но ночь, чёрная, непроглядная, скрыла очертания всех предметов.
И сразу же Дергач задумал бежать. В полусгнившей раме вышибленного окна торчал небольшой осколок стекла.
Прислонившись к подоконнику, он начал перетирать связывавшую его верёвку об острый выступ, удивляясь в то же время, отчего это обыкновенно хитрый и предусмотрительный Хрящ сделал на этот раз такую оплошность и оставил его в помещении, из которого можно без особого труда убежать.
Между тем в соседней комнате шла перебранка.
— И дёрнул чёрт твоего папашу, — говорил Хрящ, — связаться с этой пальмой! Подумаешь, примета какая: сегодня была, а назавтра сгнила. Ну, взял бы хоть как примету камень какой… ну, хоть если не камень, то солидное дерево — липу либо дуб, а то пальму! И как у него не хватило сообразить, что не станут без него мужики эту пальму, как он, на каждую зиму в стекло обстраивать и пропадёт она в первый же мороз!
— Да кто же знал-то, — возражал граф. — Кто же тогда думал, что всё это надолго и всерьёз! Да не только отец, а никто из наших так не думал. Все рассчитывали, что продержится революция месяц… два… а там всё опять пойдёт по-старому. Ведь на белую армию как надеялись!
— Вот и пронадеялись. Не станете же весь сад перекапывать! Тут тебя враз на подозрение возьмут. Это всё надо быстро и незаметно — нашёл место, выкопал, вскрыл и улепётывай… Я вот думаю, нельзя ли старика садовника в усадьбу вызвать… Пусть прямо покажет место, где росла пальма.
— Опасно… догадаться может.
— Нам бы он только показал, а там… — Тут Хрящ присвистнул.
— Ну, а с этим что делать?
И Дергач понял, что вопрос поставлен о нём.
— С этим?… А вот давай закусим немного да отдохнём, а там я допрошу его, да и головой в болото… У меня с ним счёты старые. Все равно из него толку не выйдет. Вот тогда со стремя убежал, скотина.
«Дожидайся! — подумал Дергач, стряхивая с рук перерезанные верёвки. — Только ты меня и видел!»
Он осторожно взобрался на подоконник, собираясь прыгнуть вниз, как внезапно зашатался и судорожно вцепился руками за косяк рамы.
Небо чуть-чуть посерело, звёзды угасли, и при слабых вспышках предрассветной зарницы Дергач разглядел прямо под окном отвесный глубокий обрыв, внизу которого из-за густо разросшихся жёлтых кувшинок выглядывали проблески воды, покрывавшей кое-где вязкое, пахнущее гнилью болото.
И только теперь понял Дергач, почему его оставили без присмотра в комнате с распахнутым окном, и только теперь почувствовал весь ужас своего положения.
Но годы, проведённые в постоянной борьбе за существование, ночёвки под мостами, опасные путешествия под вагонами и всевозможные препятствия, которые приходилось преодолевать за годы бродяжничества, не прошли для Дергача бесследно. Дергач не хотел ещё сдаваться. Стоя на подоконнике, он начал осматриваться. И вот вверху, над окном, выходящим к обрыву, он заметил другое, маленькое окошко, ведущее на чердак. Но до него, даже став во весь рост, Дергач не смог бы дотянуться по крайней мере на полтора аршина.
«Эх, если и так и этак лететь в трясину, — подумал, горько сжав губы, Дергач, — если и так и этак пропадать, то лучше всё-таки попытаться».
План его состоял в том, чтобы распахнуть половинку наружной рамы до отказа, взобраться на верхнюю перекладину, ухватиться за выступ слухового окна и, пробравшись на чердак, бежать оттуда через выходную дверь.
В другом месте Дергач проделал бы это без особенного труда — он был цепок, лёгок и гибок, — но здесь всё дело было в том, что рама была очень ветха, слабо держалась на петлях и могла не выдержать тяжести мальчугана.
Всё же другого выхода не было.
Дергач распахнул окно до отказа и затолкал какую-то деревяшку между подоконником и нижней петлёй, чтобы окно не хлябало. Он заглянул вниз, и ему показалось, что чёрная пасть хищной трясины широко разинулась, ожидая момента, когда он сорвётся. Он отвёл глаза и больше не смотрел вниз.
Потом с осторожностью циркового гимнаста, взвешивающего малейшее движение, он ступил ногою на нижнюю перекладину. Сразу же раздался лёгкий, но зловещий хруст, и рама чуть-чуть осела. Тогда, цепляясь за выступы неровно сложенной стены, стараясь насколько возможно уменьшить этим свою тяжесть, он поднялся на среднюю перекладину. Опять что-то хрустнуло, и несколько винтов вылетело из петель. Дергач закачался и, впившись пальцами в стену, замер, ожидая, что вот-вот он полетит вместе с рамою вниз.
Теперь оставалось самое трудное, надо было занести ногу на верхнюю перекладину, разом оттолкнуться и ухватиться за выступ слухового окна, которое было уже почти рядом.
Ноги Дергача напружинились, пальцы, готовые мёртвой хваткой зацепиться за выступ, широко растопырились. «Ну, — подумал он, — пора!…»
И он рванулся с быстротою змеи, почувствовавшей, что кто-то наступил ей на хвост. Раздался сильный треск, и сорванная толчком рама начала медленно падать, выдёргивая своей тяжестью последние, еще не вылетевшие винты.
И Дергач, заползающий уже в слуховое окно, услыхал, как она глухо плюхнулась в зачавкавшее болото.
Выбравшись на чердак, Дергач бросился к выходной двери. Но едва только он толкнул дверь, как понял, что она закрыта снаружи на засов и он опять взаперти.
Он лёг тогда на пыльную земляную настилку… кажется, впервые за все годы беспризорности почувствовал, что слёзы отчаяния вот-вот готовы брызнуть из его глаз.
Между тем треск сорвавшейся рамы встревожил налётчиков. Внизу послышались голоса.
— Он выбросился в окно, — говорил граф.
— Он думал, наверно, что выплывет. Ну, оттуда не выплывешь! Чувствуешь, какая поднялась вонь? Это растревоженный болотный газ поднимается…
— А как же теперь?
— Что «как же»? Потонул, туда ему и дорога. Я же и сам после допроса хотел его по этому же пути отправить.
XIX
Мало-помалу к Дергачу, понявшему, что налётчики его считают погибшим, начала возвращаться совсем было утраченная надежда на спасение.
С рассветом Хрящ и граф исчезли куда-то. Дергач, воспользовавшись их отсутствием, испробовал все способы вырваться из своей темницы, но дверь была крепко заперта снаружи и не подавалась нисколько. Разобрать же крышу было тоже нечем.
Прошёл ещё день. Дергач был голоден и измучен. За это время он съел только кусок хлеба, случайно оставшийся в кармане, да выпил две пригоршни воды, просачивавшейся через щель крыши во время ночного дождя.
На третий день налётчики вернулись. Они были чем-то радостно возбуждены.
— Главное, — рассказывал Хрящ, — старик показывает мне обрывок фотографии, а сам говорит: «Мальчишки изорвали, на траве только половину нашёл». Я так чуть не подскочил. «Всё равно, — говорю, — давайте хоть половину». И когда дал я ему обещанную пятёрку, так он чуть не обалдел от радости.
— Значит, сегодня!
— Сегодня. Лошадь я уже достал… мы его вьюком нагрузим и перевезём сюда, затем ночью вскроем, и кончено.
Вскоре оба ушли.
«Сегодня они привезут что-то, вероятно, стальной ящик, и будут взламывать, — подумал Дергач, вспомнив про виденные им внизу инструменты. — А потом скроются… А я что? Неужели мне останется так пропасть с голоду?» И Дергач, совершенно обессиленный, лёг на землю и, прикорнув, как мышонок, к серой пыли, впал в какое-то полузабытьё.
Опомнился он уже к вечеру, когда услышал внизу шаги. «Вернулись», — подумал он.
Но шаги на этот раз были какие-то крадущиеся, неуверенные, точно кто-то посторонний тихонько, на цыпочках пробирается по комнатам.
Дергач подполз к двери и заглянул в щель. У входа никого не было видно. Он подождал. Опять послышались шаги, и кто-то вышел на крыльцо, осторожно озираясь и, по-видимому, собираясь бежать прочь.
— Яшка! — крикнул вдруг Дергач зашатавшись. — Яшка! Я здесь… здесь, заперт на чердаке…
Через минуту Яшка был уже около двери.
— Дергач, — ответил он взволнованно, — здесь отпереть нельзя… огромный замок висит и весь заржавленный…
Дергач походил на волчонка, только что запертого в клетку. Он дергал дверь, злился и кусал себе губы…
— Скорее надо, они сейчас вернуться должны… Что, не выходит? Ну, достань тогда мне снизу верёвку, я по старой дороге спущусь, а ты меня в окно втянешь…
Яшка сбегал за верёвкой и просунул её Дергачу в щель двери… Верёвка туго пролезала, и пока Дергач продёргивал её, коротко рассказал Яшке про всё, что случилось.
— Ну, теперь… беги в боковую комнату и жди, как я начну спускаться… Постой!
Ребята вздрогнули… Где-то невдалеке заржала лошадь…
— Беги… — шепнул Дергач, — они возвращаются… Беги в милицию, скажи, что здесь взламывают ящик Хрящ и граф, бандиты… Скажи, что к рассвету будет уже поздно… Выручай, Яшка…
И Яшка, скатившись с лестницы, врезался в кусты, не останавливаясь, махнул рукой притаившемуся Вальке… И, невзирая на ветви деревьев, больно хлещущих лицо, перепуганные ребята побежали к местечку.
С рассветом Хрящ и граф исчезли куда-то. Дергач, воспользовавшись их отсутствием, испробовал все способы вырваться из своей темницы, но дверь была крепко заперта снаружи и не подавалась нисколько. Разобрать же крышу было тоже нечем.
Прошёл ещё день. Дергач был голоден и измучен. За это время он съел только кусок хлеба, случайно оставшийся в кармане, да выпил две пригоршни воды, просачивавшейся через щель крыши во время ночного дождя.
На третий день налётчики вернулись. Они были чем-то радостно возбуждены.
— Главное, — рассказывал Хрящ, — старик показывает мне обрывок фотографии, а сам говорит: «Мальчишки изорвали, на траве только половину нашёл». Я так чуть не подскочил. «Всё равно, — говорю, — давайте хоть половину». И когда дал я ему обещанную пятёрку, так он чуть не обалдел от радости.
— Значит, сегодня!
— Сегодня. Лошадь я уже достал… мы его вьюком нагрузим и перевезём сюда, затем ночью вскроем, и кончено.
Вскоре оба ушли.
«Сегодня они привезут что-то, вероятно, стальной ящик, и будут взламывать, — подумал Дергач, вспомнив про виденные им внизу инструменты. — А потом скроются… А я что? Неужели мне останется так пропасть с голоду?» И Дергач, совершенно обессиленный, лёг на землю и, прикорнув, как мышонок, к серой пыли, впал в какое-то полузабытьё.
Опомнился он уже к вечеру, когда услышал внизу шаги. «Вернулись», — подумал он.
Но шаги на этот раз были какие-то крадущиеся, неуверенные, точно кто-то посторонний тихонько, на цыпочках пробирается по комнатам.
Дергач подполз к двери и заглянул в щель. У входа никого не было видно. Он подождал. Опять послышались шаги, и кто-то вышел на крыльцо, осторожно озираясь и, по-видимому, собираясь бежать прочь.
— Яшка! — крикнул вдруг Дергач зашатавшись. — Яшка! Я здесь… здесь, заперт на чердаке…
Через минуту Яшка был уже около двери.
— Дергач, — ответил он взволнованно, — здесь отпереть нельзя… огромный замок висит и весь заржавленный…
Дергач походил на волчонка, только что запертого в клетку. Он дергал дверь, злился и кусал себе губы…
— Скорее надо, они сейчас вернуться должны… Что, не выходит? Ну, достань тогда мне снизу верёвку, я по старой дороге спущусь, а ты меня в окно втянешь…
Яшка сбегал за верёвкой и просунул её Дергачу в щель двери… Верёвка туго пролезала, и пока Дергач продёргивал её, коротко рассказал Яшке про всё, что случилось.
— Ну, теперь… беги в боковую комнату и жди, как я начну спускаться… Постой!
Ребята вздрогнули… Где-то невдалеке заржала лошадь…
— Беги… — шепнул Дергач, — они возвращаются… Беги в милицию, скажи, что здесь взламывают ящик Хрящ и граф, бандиты… Скажи, что к рассвету будет уже поздно… Выручай, Яшка…
И Яшка, скатившись с лестницы, врезался в кусты, не останавливаясь, махнул рукой притаившемуся Вальке… И, невзирая на ветви деревьев, больно хлещущих лицо, перепуганные ребята побежали к местечку.
XX
Едва Дергач успел продернуть к себе через щель толстую верёвку, как к домику подошёл граф и Хрящ, державший узду навьюченной лошади.
Тяжело топая ногами, налётчики внесли небольшой квадратный предмет в комнаты, и по тому, как тяжело стукнулось что-то об пол, Дергач догадался, что это несгораемый ящик.
Затем в продолжение всей ночи внизу была слышна возня, скрип и какое-то шипенье, похожее на шум разожжённого примуса.
Очевидно, дело подвигалось медленно, потому что несколько раз снизу доносились отчаянные ругательства.
Наступал рассвет, а помощь всё не приходила. И теперь уже Дергача не столько занимала мысль о том, скоро ли ему придётся выбраться, сколько сумеет ли прибыть вовремя милиция и захватить проклятого Хряща, прежде чем налётчики взломают ящик и скроются отсюда.
Радостные восклицания, раздавшиеся снизу, подсказали Дергачу, что наконец-то ящик вскрыт. Последовало несколько минут молчания и торопливой возни. Внизу, наверно, рассматривали содержимое ящика.
— Уф, жарко… Я взмок весь, — сказал Хрящ.
— У меня тоже язык чуть не растрескался… Пойди на ключ, принеси воды.
Но Хрящ, очевидно, по соображениям, казавшимся ему достаточно вескими, ответил:
— Вот ещё! Чего я один пойду… идём вместе… а потом сразу же, не теряя ни минуты, заберём всё и смоемся, а то лошади, наверно, хватились уже…
— Боишься, как бы я не забрал всё да убежал? — насмешливо спросил граф. — Ну ладно, пошли вдвоём пить.
В щель Дергач увидел, как они поспешно направились к опушке и исчезли в кустах. «Сейчас вернутся, заберут всё, что было в ящике, и исчезнут, — подумал Дергач. — И опять Хрящ будет на свободе, и опять вечно бойся и дрожи, как бы он не попался на твоём пути. Эх! Да чего же не идут наши-то!»
И внезапно дерзкая мысль пришла в голову Дергачу.
— А, Хрящ! — прошептал он. — Ты всегда только и знал, что бить да колотить меня, ты хотел сбросить меня в болото… Погоди же, Хрящ! Мы с тобой сейчас расквитаемся.
Очевидно, какая-то горячка опьянила Дергача, потому что прежде он, трепетавший при одном упоминании имени Хряща, никогда бы не решился на такой рискованный поступок.
Он быстро спустил верёвку из слухового окна по отвесной стене… закрепил один конец за столб, поддерживавший крышу, и скользнул по верёвке вниз. Очутившись на подоконнике боковой комнатки, он спрыгнул и, выбежав в соседнюю комнату, крепко захлопнул тяжёлую дверь и задвинул её на железный засов.
«Попробуйте-ка, доберитесь сюда теперь!» — злорадно подумал он, оглядывая крепкие решётки выходящих к лесу окон.
Ему видны были налётчики, возвращающиеся обратно.
Он встал за дверью. На крыльце послышались шаги. Дверь вздрогнула. Вздрогнула ещё раз.
И тотчас же снаружи раздалось озлобленное и в то же время испуганное восклицание:
— Что за чёрт! Там кто-то заперся.
Тогда Дергач крикнул из-за двери с нескрываемым озлобленным торжеством:
— Хрящ… ты, собака, хотел бросить меня в болото! Кидайся теперь сам туда от злости! Я не отопру тебе, и ты не получишь ничего из того, что есть в стальном ящике.
Грохот выстрела, раздавшийся в ответ… и пуля, пронизавшая дверь, не смутили Дергача, ибо он предусмотрительно встал за каменный простенок.
— Открывай лучше, собачий сын! — заревели в один голос граф и Хрящ. — Открывай, иначе всё равно выломаем дверь!
В ответ на это Дергач захохотал как-то неестественно громко от возбуждения. Он знал наверняка, что налётчики не могут голыми руками выломать дверь, потому что все их инструменты остались в домике. Ему важно было выиграть время и задержать бандитов, пока не придёт помощь.
Вдруг он упал камнем на пол, потому что граф, прокравшись с другой стороны, просунул руку с револьвером в решётчатое окно.
Дергач подполз вплотную к стене. Рука графа корёжилась, стараясь изогнуться настолько, чтобы достать пулей Дергача.
Пуля пронизала пол на четверть от него. Граф через силу изогнул руку ещё и опять выстрелил. Пуля подвинулась к Дергачу ещё вершка на два. Но рука графа была не резиновая, и больше он не мог её изогнуть. Тогда граф отскочил от окошка и забежал за угол, очевидно надумав другой план.
Воспользовавшись этим моментом, Дергач шмыгнул в боковую комнатку, окно которой выходило на болото.
Здесь он был в сравнительной безопасности. — Но почему же наши не идут? — с беспокойством прошептал он. — Ведь очень-то долго я не смогу продержаться. Хрящ уж что-нибудь да выдумает… В том, что Хрящ уже что-то выдумал, он убедился через несколько минут, почувствовав запах гари.
Он высунулся в соседнюю комнату и увидел, что на полу горят клочки набросанного через решётку сена. Он хотел затоптать, но тотчас же отскочил, потому что пуля ударилась в каменную стену, недалеко от его головы.
«А ведь сожгут! — в страхе подумал Дергач. — Будут бросать сено, пока не загорится пол. Но почему же не идут на помощь милиционеры?»
Очевидно, Хрящ хорошо знал, что делает. Среди аппаратов, привезённых налётчиками для взлома шкафа, находились горючие жидкости. Пламя, добравшись до них, забушевало сразу с удесятеренной силой, расплываясь по полу и распространяя тяжёлый, удушливый дым.
«Пропал! — подумал, задыхаясь, Дергач. — Пропал совсем». Дым лез в глаза, в нос, в горло. Голова Дергача закружилась, он зашатался и прислонился к стене.
«Пропал совсем…» — подумал он ещё раз, уже совсем теряя сознание.
Колени его подкосились, и — он упал, уже не услышав, как загрохотали по лесу выстрелы подоспевших и открывших огонь милиционеров.
Тяжело топая ногами, налётчики внесли небольшой квадратный предмет в комнаты, и по тому, как тяжело стукнулось что-то об пол, Дергач догадался, что это несгораемый ящик.
Затем в продолжение всей ночи внизу была слышна возня, скрип и какое-то шипенье, похожее на шум разожжённого примуса.
Очевидно, дело подвигалось медленно, потому что несколько раз снизу доносились отчаянные ругательства.
Наступал рассвет, а помощь всё не приходила. И теперь уже Дергача не столько занимала мысль о том, скоро ли ему придётся выбраться, сколько сумеет ли прибыть вовремя милиция и захватить проклятого Хряща, прежде чем налётчики взломают ящик и скроются отсюда.
Радостные восклицания, раздавшиеся снизу, подсказали Дергачу, что наконец-то ящик вскрыт. Последовало несколько минут молчания и торопливой возни. Внизу, наверно, рассматривали содержимое ящика.
— Уф, жарко… Я взмок весь, — сказал Хрящ.
— У меня тоже язык чуть не растрескался… Пойди на ключ, принеси воды.
Но Хрящ, очевидно, по соображениям, казавшимся ему достаточно вескими, ответил:
— Вот ещё! Чего я один пойду… идём вместе… а потом сразу же, не теряя ни минуты, заберём всё и смоемся, а то лошади, наверно, хватились уже…
— Боишься, как бы я не забрал всё да убежал? — насмешливо спросил граф. — Ну ладно, пошли вдвоём пить.
В щель Дергач увидел, как они поспешно направились к опушке и исчезли в кустах. «Сейчас вернутся, заберут всё, что было в ящике, и исчезнут, — подумал Дергач. — И опять Хрящ будет на свободе, и опять вечно бойся и дрожи, как бы он не попался на твоём пути. Эх! Да чего же не идут наши-то!»
И внезапно дерзкая мысль пришла в голову Дергачу.
— А, Хрящ! — прошептал он. — Ты всегда только и знал, что бить да колотить меня, ты хотел сбросить меня в болото… Погоди же, Хрящ! Мы с тобой сейчас расквитаемся.
Очевидно, какая-то горячка опьянила Дергача, потому что прежде он, трепетавший при одном упоминании имени Хряща, никогда бы не решился на такой рискованный поступок.
Он быстро спустил верёвку из слухового окна по отвесной стене… закрепил один конец за столб, поддерживавший крышу, и скользнул по верёвке вниз. Очутившись на подоконнике боковой комнатки, он спрыгнул и, выбежав в соседнюю комнату, крепко захлопнул тяжёлую дверь и задвинул её на железный засов.
«Попробуйте-ка, доберитесь сюда теперь!» — злорадно подумал он, оглядывая крепкие решётки выходящих к лесу окон.
Ему видны были налётчики, возвращающиеся обратно.
Он встал за дверью. На крыльце послышались шаги. Дверь вздрогнула. Вздрогнула ещё раз.
И тотчас же снаружи раздалось озлобленное и в то же время испуганное восклицание:
— Что за чёрт! Там кто-то заперся.
Тогда Дергач крикнул из-за двери с нескрываемым озлобленным торжеством:
— Хрящ… ты, собака, хотел бросить меня в болото! Кидайся теперь сам туда от злости! Я не отопру тебе, и ты не получишь ничего из того, что есть в стальном ящике.
Грохот выстрела, раздавшийся в ответ… и пуля, пронизавшая дверь, не смутили Дергача, ибо он предусмотрительно встал за каменный простенок.
— Открывай лучше, собачий сын! — заревели в один голос граф и Хрящ. — Открывай, иначе всё равно выломаем дверь!
В ответ на это Дергач захохотал как-то неестественно громко от возбуждения. Он знал наверняка, что налётчики не могут голыми руками выломать дверь, потому что все их инструменты остались в домике. Ему важно было выиграть время и задержать бандитов, пока не придёт помощь.
Вдруг он упал камнем на пол, потому что граф, прокравшись с другой стороны, просунул руку с револьвером в решётчатое окно.
Дергач подполз вплотную к стене. Рука графа корёжилась, стараясь изогнуться настолько, чтобы достать пулей Дергача.
Пуля пронизала пол на четверть от него. Граф через силу изогнул руку ещё и опять выстрелил. Пуля подвинулась к Дергачу ещё вершка на два. Но рука графа была не резиновая, и больше он не мог её изогнуть. Тогда граф отскочил от окошка и забежал за угол, очевидно надумав другой план.
Воспользовавшись этим моментом, Дергач шмыгнул в боковую комнатку, окно которой выходило на болото.
Здесь он был в сравнительной безопасности. — Но почему же наши не идут? — с беспокойством прошептал он. — Ведь очень-то долго я не смогу продержаться. Хрящ уж что-нибудь да выдумает… В том, что Хрящ уже что-то выдумал, он убедился через несколько минут, почувствовав запах гари.
Он высунулся в соседнюю комнату и увидел, что на полу горят клочки набросанного через решётку сена. Он хотел затоптать, но тотчас же отскочил, потому что пуля ударилась в каменную стену, недалеко от его головы.
«А ведь сожгут! — в страхе подумал Дергач. — Будут бросать сено, пока не загорится пол. Но почему же не идут на помощь милиционеры?»
Очевидно, Хрящ хорошо знал, что делает. Среди аппаратов, привезённых налётчиками для взлома шкафа, находились горючие жидкости. Пламя, добравшись до них, забушевало сразу с удесятеренной силой, расплываясь по полу и распространяя тяжёлый, удушливый дым.
«Пропал! — подумал, задыхаясь, Дергач. — Пропал совсем». Дым лез в глаза, в нос, в горло. Голова Дергача закружилась, он зашатался и прислонился к стене.
«Пропал совсем…» — подумал он ещё раз, уже совсем теряя сознание.
Колени его подкосились, и — он упал, уже не услышав, как загрохотали по лесу выстрелы подоспевших и открывших огонь милиционеров.
XXI
Проснулся Дергач в больнице. И первое, на что он обратил внимание, — это на окружающую его белизну. Белые стены, белые подушки, белые кровати. Женщина в белом халате подошла к нему и сказала:
— Ну, вот и очнулся, милый! На-ко, выпей, вот этого.
И, слабо приподнимаясь на локте, Дергач спросил:
— А где Хрящ?
— Спи… спи… — отвечала ему белая женщина. — Будь спокоен.
Словно сквозь сон видел Дергач какого-то человека в очках, взявшего его за руку.
Было спокойно, тепло и тихо, а главное — всё кругом такое белое, чистое. От чёрных лохмотьев и перепачканных сажей рук не осталось и следа.
— Спи! — ещё раз сказала ему женщина. — Скоро выздоровеешь и уже скоро теперь будешь дома.
И Дергач — маленький бродяга, только огромными усилиями воли выбившийся с пути налётчиков на твёрдую дорогу, — закрыл глаза, повторяя чуть слышным шёпотом: «Скоро дома».
Через день Яшка и Валька были на свидании у Дергача. Оба они были одеты в огромные халаты, причёсаны и умыты. Дергач улыбнулся им, кивнув худенькой, остриженной головой. Сначала все помолчали, не зная, как начать разговор в такой непривычной обстановке, потом Яшка сказал:
— Дергач! Выздоравливай скорей. Граф арестован, он оказался настоящим графом. Они вырыли под пальмой ящик, спрятанный старым графом перед тем, как бежать к белым. В ящике много всякого добра было, но из-за тебя всё успели захватить наши милиционеры. Ты выходи скорей, все мальчишки будут табунами за тобой теперь ходить, потому что ты герой! — А Хрящ где?
— Хрящ убит, когда отстреливался.
— Дергач, — несмело сказал Валька, — а твоих домашних по объявлению разыскали. И тебе хлопочут пионеры билет. А Волк кланяется тебе тоже… Он очень любит тебя, Дергач.
Дергач вздохнул. По его умытому, бледному ещё лицу расплылась хорошая детская улыбка, и, закрывая глаза, он сказал радостно:
— И как хорошо становится жить…
1928
— Ну, вот и очнулся, милый! На-ко, выпей, вот этого.
И, слабо приподнимаясь на локте, Дергач спросил:
— А где Хрящ?
— Спи… спи… — отвечала ему белая женщина. — Будь спокоен.
Словно сквозь сон видел Дергач какого-то человека в очках, взявшего его за руку.
Было спокойно, тепло и тихо, а главное — всё кругом такое белое, чистое. От чёрных лохмотьев и перепачканных сажей рук не осталось и следа.
— Спи! — ещё раз сказала ему женщина. — Скоро выздоровеешь и уже скоро теперь будешь дома.
И Дергач — маленький бродяга, только огромными усилиями воли выбившийся с пути налётчиков на твёрдую дорогу, — закрыл глаза, повторяя чуть слышным шёпотом: «Скоро дома».
Через день Яшка и Валька были на свидании у Дергача. Оба они были одеты в огромные халаты, причёсаны и умыты. Дергач улыбнулся им, кивнув худенькой, остриженной головой. Сначала все помолчали, не зная, как начать разговор в такой непривычной обстановке, потом Яшка сказал:
— Дергач! Выздоравливай скорей. Граф арестован, он оказался настоящим графом. Они вырыли под пальмой ящик, спрятанный старым графом перед тем, как бежать к белым. В ящике много всякого добра было, но из-за тебя всё успели захватить наши милиционеры. Ты выходи скорей, все мальчишки будут табунами за тобой теперь ходить, потому что ты герой! — А Хрящ где?
— Хрящ убит, когда отстреливался.
— Дергач, — несмело сказал Валька, — а твоих домашних по объявлению разыскали. И тебе хлопочут пионеры билет. А Волк кланяется тебе тоже… Он очень любит тебя, Дергач.
Дергач вздохнул. По его умытому, бледному ещё лицу расплылась хорошая детская улыбка, и, закрывая глаза, он сказал радостно:
— И как хорошо становится жить…
1928