Страница:
Институт научного атеизма
Беренштрассе, 39а
108 Берлин
Германская Демократическая Республика
31 января 1980
Глубокоуважаемый, дорогой коллега!
Ваше письмо от 12-го числа сего месяца содержало весьма приятную для меня неожиданность. Я никак не ожидал, что несколько моих замечаний способны вызвать столь живой интерес; вполне понятно то чувство глубокого удовлетворения, которое я испытал, узнав, что целый научный коллектив проявил интерес к проблеме Агасфера. Мы, к сожалению, располагаем здесь весьма ограниченными силами, по крайней мере в численном отношении.
Спешу откликнуться на те из Ваших предложений, которые оказались достаточно быстро осуществимыми. Прилагаю к письму три фотографии. Одна из них запечатлела господина Агасфера перед его обувным магазинчиком на Виа Долороза; две другие фотографии сняты вполне традиционно, первая - анфас (видно правое ухо), а вторая - в профиль; замечу сразу же, что они не заимствованы из полицейского архива, однако выполнены полицейским фотографом, чтобы полнее соответствовать Вашим требованиям. При ближайшем рассмотрении нетрудно убедиться, что на этих фотографиях мы имеем дело с человеком бесспорно сильного характера, умным и - обратите внимание на глаза и губы! - обладающим чувством юмора; добавлю, что женщины проявляют к господину Агасферу большой интерес, вдвойне понятный, поскольку он холостяк.
По Вашей же инициативе, дорогой коллега, я организовал судебно-медицинское обследование господина Агасфера. Его провел профессор Хаскел Мейровиц, директор Института судебной медицины при Еврейском университете; прилагаемое к письму экспертное заключение свидетельствует о том, что возраст обследованного оценивается примерно в сорок лет и что у него не установлено каких-либо серьезных физических дефектов или хронических заболеваний. Анализы крови, однако, побудили профессора Мейровица пригласить для консультации доктора Хаима Бимсштайна из Института радиологии при том же университете. Последний подтвердил наличие в крови обследованного микроэлементов со временем полураспада более двух тысяч лет, которые указывают на то, что господин Агасфер гораздо старше, чем ранее предполагалось, и что, следовательно, он жил на свете еще до Рождества Христова. Экспертное заключение, подписанное обоими специалистами, также прилагается.
Я собирался вкратце поведать Вам о моих последних днях в Варшавском гетто не только потому, что в тогдашних событиях известную роль играл мой друг Агасфер, но и потому, что подобные вещи не могут не тронуть Вас как гражданина одного из двух немецких государств. К сожалению - возможно, правильнее было бы сказать, к радости, - пришлось отдать преимущество иным делам, а именно поездке в Стамбул, где, как Вам наверняка известно, в бывшем серале калифа находится архив Высокой Порты.
Благодаря куратору архива, профессору Кемалю Денкташу, мне удалось-таки получить разрешение поработать с архивными документами, среди которых я обнаружил материалы судебного процесса против советника римского императора Юлиана Отступника. Суд состоялся в 364 году от Рождества Христова, то есть год спустя после насильственной смерти императора; обвиняемым был некий еврей по имени Агасфер. Рукопись, к несчастью, сильно поврежденная, содержит фрагменты обвинительной речи Григория Назианзина, впоследствии патриарха Константинопольского, в которой Агасфер изобличается как инициатор отступничества, намеревавшийся "посеять смуту, подорвать устои церкви и государства, Рима и Царства Божия, подбить добрых христиан на злодеяния, а также потребовать, чтобы епископы вернули то, что якобы награбили в храмах и синагогах".
Агасферу позволили защищаться; из-за сильного повреждения пергамента в этом месте я сумел расшифровать только несколько фраз подсудимого, да и то лишь частично. Из расшифровки, во всяком случае, явствует, что Агасфер заявил примерно следующее: почитаемый христианами Иисус не является ни Сыном Божиим, ни мессией, которого ожидали евреи, он всего лишь заурядный раввин, гадатель и знахарь, каких немало осталось и поныне; учение же, которое проповедуется его именем, представляет, мол, собою мешанину из того, чего не признают сами евреи, и того, что давным-давно отбросили греки. Все это, дескать, ему хорошо известно, поскольку он лично знал Иисуса и беседовал с ним.
В конце текста есть указание на решение суда: Агасфера приговорили к четвертованию. Полагаю, дорогой коллега, мы сходимся с Вами во мнении, что церковь совершила за свою историю немало жестокостей; как всякая догматическая организация, она не знает снисхождения к тем, кто ставит под сомнение хотя бы частичку ее вероучения.
Надеюсь, что результаты моих разысканий в архиве Высокой Порты покажутся Вам интересными, поскольку Вы отмечаете в своей почти безупречно подготовленной работе "Иудео-христианские мифы в свете современного естествознания и исторической науки", в разделе "К вопросу о Вечном жиде", будто эта легенда относится к довольно позднему времени, а само имя Агасфер появляется впервые лишь в связи с бывшим суперинтендантом Шлезвига Паулем фон Эйценом, о котором кое-какие источники, впрочем, весьма сомнительные, сообщают, что он, будучи еще студентом, встречался с Вечным жидом в Виттенберге или его окрестностях. Мне также знаком сей господин Эйцен, пустомеля и усердный служака, однако он не может считаться самым ранним свидетелем существования Агасфера, что подтверждается моей теперешней находкой в архиве Высокой Порты.
Поневоле встает вопрос: а почему, собственно, дорогой коллега, Вы не можете примириться с мыслью о реальности Вечного жида? Если допустить возможность подобного, вполне естественного феномена, то он тотчас теряет характер чуда, сотворенного Богом или Христом (чудо, разумеется, Вы отрицаете), и не может быть использован в качестве доказательства существования Бога.
Буду рад и впредь делиться имеющимися в моем распоряжении данными. С коллегиальным приветом,
преданный Вам
Иоханаан Лейхтентрагер
Еврейский университет
Иерусалим.
Товарищу профессору
Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу
Институт научного атеизма
Беренштрассе, 39а
108 Берлин
12 февраля 1980
Дорогой товарищ Байфус!
Изучив твою переписку с господином Лейхтентрагером, профессором Еврейского университета в Иерусалиме, поручаем тебе продолжить ее. При этом необходимо проявить твердость и принципиальность в отстаивании наших позиций и научных достижений. Там, где это уместно, следует указывать на ту роль, которую играет Государство Израиль как форпост империализма в борьбе против наших арабских друзей, сражающихся за свою свободу.
С компетентными органами вопрос согласован.
С социалистическим приветом,
Вюрцнер,
начальник управления
Министерства высшего и среднего
специального образования.
Господину профессору
Иоханаану Лейхтентрагеру
Еврейский университет
Иерусалим, Израиль
14 февраля 1980
Дорогой, уважаемый коллега!
Получив Ваше любезное письмо от 31 января, а также приложения к нему, я в очередной раз ознакомил с присланными материалами мой научный коллектив ввиду того, что данные материалы вызывают всеобщий интерес.
Вы задаете вопрос, играющий, по-моему, центральную роль в Вашем письме: почему, собственно, я, то есть мы вместе с другими научными сотрудниками нашего института, не можем допустить реальное существование Агасфера - и даже пытаетесь облегчить нам задачу, указывая на то, что поверить в реальность Вечного жида еще не означает верить в чудеса.
Хочу подчеркнуть, что мы в ГДР не верим ни в чудеса, ни в каких-либо духов, привидения, ангелов или чертей. Признание необычайного долголетия господина Агасфера реальным фактом означало бы, однако, поверить не только в это чудо, но и в Иисуса Христа, который якобы своим проклятьем обрек Вечного жида на маету и скитания до тех пор, пока он, Сын Божий, не вернется, дабы вершить свой суд. Как ученый Вы, глубокоуважаемый коллега, согласитесь с нами, что подобное допущение не выдерживает критики.
А теперь о материалах, с благодарностью полученных нами. Три фотографии, как Вы прекрасно понимаете, доказывают лишь то, что существует или существовал человек с внешностью, запечатленной на полицейских снимках, и что этот человек был сфотографирован перед обувным магазином.
Медицинское заключение, о котором я в свою очередь сделал запрос в нашей университетской клинике, также никак не может служить доказательством преклонного возраста господина Агасфера; даже Ваши израильские врачи дают ему не более сорока лет. Лишь анализы крови могли бы считаться, по мнению нашей университетской клиники, аргументом в Вашу пользу, если бы не замечание нашего гематолога, профессора Леопольда Зенляйна, который обратил мое внимание на возможность, точнее - вероятность, того, что представляющиеся Вам столь важными микроэлементы могли попасть в организм обследуемого вместе с какой-либо растительной пищей, а затем через желудочно-кишечный тракт проникнуть в кровь.
Все это говорится не для того, чтобы выразить недоверие Вашему другу, господину Агасферу, а тем более Вам, дорогой коллега; и для моих сотрудников, и для меня лично важно лишь установить научную достоверность Ваших аргументов, которая в случае с тремя фотографиями или медицинскими заключениями оказывается нулевой. Ваша ситуация напоминает мне папу Пия XII, сделавшего в своем выступлении "Доказательства бытия Божия в свете новейшего естествознания" вывод о том, что так называемое красное смещение в спектре внегалактических звездных систем объясняется первовзрывом, а следовательно, актом творения Вселенной и тем самым наличием ее Творца. Но красное смещение может объясняться не только разбеганием звездных систем от некоего центра, а, например, как полагает профессор Фрейндлих, потерей энергии. Таким образом, здесь, как и в случае с микроэлементами в крови господина Агасфера, речь идет лишь о пока не разрешенной научной проблеме, которая, если она окажется существенной, рано или поздно будет решена человеком. Диалектический материализм не допускает философских спекуляций на основе более чем спорных научных гипотез.
Иначе обстоит дело с сообщением о Ваших разысканиях в архиве Высокой Порты, за которое я Вам весьма признателен. Жаль, что нет возможности получить фотокопию рукописи, поскольку, как известно, этот архив, подобно ватиканскому, дает разрешение на изготовление копий лишь в самых исключительных случаях. Итак, некий Агасфер служил советником при императоре Юлиане Отступнике; что ж, властители часто питали слабость к хитроумным евреям, а тех, в свою очередь, тянуло к властителям. Но неужели же Агасфер, четвертованный в 364 году, непременно должен быть идентичен торговцу обувью с Виа Долороза?
В данном случае сама постановка вопроса предполагает отрицательный ответ. Вы лучше меня знаете, что в истории имелось далеко не единственное действующее лицо по имени Агасфер, достаточно припомнить хотя бы его тезку из библейской Книги Есфирь, который уже тогда конфликтовал с иудеями. Профессор Вальтер Бельц из университета в Галле сообщил мне, что имя Агасфер является арамейской передачей персидского имени Артаксеркс, которое можно перевести примерно как "возвышенный богом" или "возлюбленный богом". Не станете же Вы утверждать, что Ваш друг Агасфер является новым воплощением древнего царя персов?
Позвольте, дорогой коллега, поправить Вас и относительно Вашего замечания насчет суперинтенданта Пауля фон Эйцена, которого Вы зачисляете в свидетели реального существования Агасфера. Я далек от того, чтобы брать под защиту столь истового лютеранина, каким был Эйцен, однако справедливости ради должен заметить, что ни в одном из его сочинений, ни в многочисленных латинских трактатах, ни в "Христианском назидании", где он пишет о предопределении и причастии, ни в собрании его проповедей нет ни малейшего намека на встречу автора с Вечным жидом; об этом нет речи и в написанной Феддерсеном "Истории церкви в Шлезвиг-Гольштейне", где Эйцену отводится немало места. Не кажется ли Вам, дорогой профессор Лейхтентрагер, что столь плодовитый сочинитель, как Эйцен, который к тому же почти каждое воскресенье выступал с очередной проповедью, не упустил бы возможности рассказать о такой волнительной встрече, если бы она действительно состоялась, дабы извлечь из захватывающего рассказа полезный нравственный урок?
Разрешите в завершение моего непозволительно затянувшегося письма добавить, что Вы не ответили на вопрос нашего пресс-секретаря доктора В. Якша о непонятном поведении обычно падких на сенсации западных средств массовой информации, которые до сих пор обходят своим вниманием человека, якобы прожившего более двух тысяч лет. Теперь, по получении фотографии господина Агасфера, снятого перед его обувным магазином, мне хотелось бы расширить этот вопрос. Почему сам господин Агасфер не воспользуется тем фактом, что его магазин находится и сейчас на том же месте по пути на Голгофу, где когда-то он прогнал от своего порога осужденного Христа? Почти два тысячелетия один и тот же владелец одного и того же предприятия на одном и том же месте - ни одному бизнесмену любой из капиталистических стран подобная рекламная удача даже не снилась...
Дружески кланяюсь Вам,
искренне Ваш
(Prof.Dr.Dr.h.с.) Зигфрид Байфус
Институт научного атеизма
Берлин, ГДР.
Глава седьмая
из которой явствует: если человек тверд в истинном вероучении и
чурается ереси, он способен верно рассуждать даже о таких материях, в коих
ничего не смыслит.
Обложившись толстенными фолиантами, Эйцен сидел за столом и тяжко вздыхал, ибо в глазах у него темнело, а премудрости отцов церкви и других ученых авторитетов роились в его голове, подобно комарам на болоте - много их, да ни единого не поймаешь.
Университетские доктора и профессора оказались столь милостивы, что ввиду близкой кончины его отца согласились экзаменовать Эйцена досрочно и вне очереди, следовательно, придется показать свое умение отличать истинное вероучение от ересей, внушаемых сатаной, и находить правильный ответ, вспоминать, когда надо, из богословских книг единственно верное слово, ибо все остальное от лукавого и ведет прямиком к ереси. Ах, сокрушался Эйцен, следовало бы мне проявлять побольше усердия, повнимательнее слушать ученых мужей на их диспутациях, но нет же, он чаще думал о Маргрит, нежели о consubstantiatio и transsubstantiatio да слишком легко поддавался на уговоры своего приятеля Лейхтентрагера выпить еще бокал вина или еще кружку пива, вместо того чтобы усвоить тонкое различие, проводимое святым Афанасием между Отцом, Сыном и Святым Духом, согласно которому один из них содеян, не сотворен и не рожден, другой не содеян, не сотворен, но рожден, а третий не содеян, не сотворен, не рожден, но исходит; вот только кто из них каков и почему?
Вздохнув в очередной раз от беспокойства и угрызений совести, он вдруг увидел, как свеча замигала, и едва почувствовал, что в комнате еще кто-то есть, как из тени тут же выступил его приятель.
"Все это тебе не поможет, - сказал Лейхтентрагер. - Что толку в ночном сидении и зубрежке? Ведь когда тебя станут спрашивать, то тут уж как повезет: либо ты знаешь ответ, либо нет, а лучше всего - болтать, что в голову взбредет, ибо вся ваша теология - это словоблудие, какая-нибудь цитата всегда найдется и выручит".
Эйцен с удовольствием прогнал бы приятеля, но тогда некому будет даже пожаловаться. "В голове у меня будто тысячи червяков копошатся, - вздохнул он. - Видно, черт подменил мне мозги".
"У черта есть дела поважнее, - сказал Лейхтентрагер. - Ладно, я тебе помогу".
"Ну да, поможешь, - проворчал Эйцен, - как тогда с Маргрит, которая с жидом убежала".
"Ты сам отказался от моих услуг, - возразил Лейхтентрагер, - иначе бы все обернулось по-другому, впрочем, и жид-то весьма силен".
"Хотел бы я знать, как ты мне поможешь, когда я предстану перед доктором Мартинусом и магистром Меланхтоном".
"А я и сам там буду", - сказал Лейхтентрагер.
"Вот утешил, И отвечать станешь вместо меня?"
"Я буду с тобой, - сказал Лейхтентрагер, - а отвечать будешь ты".
"Может, ты и умеешь гадать на картах, которые недаром зовут чертовым требником, - проговорил Эйцен, - но где тебе разобраться в богословских премудростях, если даже я в них ничего не смыслю и желал бы сейчас вознестись на небо в огненной колеснице, как пророк Илия, лишь бы не тащиться завтра в университет".
"Я знаю, о чем тебя будут спрашивать", - сказал Лейхтентрагер.
"Ну да? - усомнился Эйцен, - Вопросы держат в строгой тайне, иначе каждый захочет сдавать экзамен, а докторов станет дюжина на грош".
"Тем не менее, я знаю и готов с тобой поспорить, - проговорил Лейхтентрагер. - Если сказанное мною не подтвердится и завтра спросят тебя что-нибудь другое, тогда я на целый год стану твоим слугой я ты получишь от меня все, что ни пожелаешь".
"Даже Маргрит?"
"Даже Маргрит".
Что, если предсказание Ганса исполнится или окажется, что Лютер или Меланхтон где-то проболтались, а приятель их подслушал, не без опаски подумал Эйцен и спросил: "Чем заплачу я, если проиграю?"
"Ничем, - ответил Лейхтентрагер, - все, что мне от тебя нужно, я и так получу".
Эйцену было весьма неприятно чувствовать себя чем-то вроде глины в чужих руках и знать, что Лейхтентрагеру это хорошо известно, но сейчас ему не терпелось узнать, о чем же его завтра будут спрашивать, на экзамене, чтобы получше подготовиться.
"Тебя будут спрашивать об ангелах, - сказал Лейхтентрагер, - а уж о сем предмете мне ведомо гораздо больше, чем твоему доктору Лютеру или твоему магистру Меланхтону и веем, университетским профессорам, вместе взятым".
"Но только не мне", - застонал Эйцен; он кинулся перебирать книги на столе схватил: святого Августина в надежде найти там что-нибудь подходящее.
Однако его приятель, положив ему руку на плечо, остановил поиски: "Ну, выучишь ты за ночь всего Августина, вызубришь все девятьсот девяносто девять тысяч ангельских имен, только ведь это тебе не поможет, если завтра утром нужный ответ не придет тебе на ум. Давай лучше выпьем".
Тут Эйценом овладели сильные сомнения, и он подумал: пропаду я так и так, но если подтвердится, что доктор Мартинус и магистр Меланхтон захотят спросить меня про ангелов, то, значит, придет мне и помощь, будь то от Господа в небесах или от дьявола в преисподней. Не противясь больше, он последовал за приятелем по лестнице вниз, где в горнице их уже поджидали бутылки с красным искристым вином, отчего Эйцену сразу же померещилась Маргрит на коленях у жида и стало так горько, что он подумал - лучше бы она умерла, чем миловаться с жидом; но тут же он сам испугался своей греховной мысли.
"Выпей! - сказал Лейхтентрагер, - Выпей за всех ангелов разом".
Эйцен осушил бокал. На сердце стало легко, а дальше он уж и не замечал, как одна за другой откупоривались бутылки, пока не поник головой в забытьи на груди Лейхтентрагера.
На следующее утро с тяжелой от похмелья головою он поплелся в университет, нигде не найдя своего приятеля, обещавшего помочь; тот словно сквозь землю провалился, не было его ни дома, ни на улице. И вот Эйцен стоит в актовом зале, ему дурно и страшно, слева, справа и позади него духовные лица, члены магистрата, чиновник курфюрста с золотой цепью на шее, а также студенты и прочая публика; перед ним - господа экзаменаторы, в центре - его учитель Меланхтон и сам великий Лютер, оба в мантиях, но Эйцену они кажутся двумя палачами, которые прячут топоры под мантиями; ему почудилось, что они с укоризной разглядывают его красные, глаза, всклокоченные волосы, а магистр Меланхтон даже прикрывает лицо платочком, дабы не чувствовать винного перегара, которым дышит кандидат Паулус фон Эйцен.
"Итак, господин кандидат, вы готовы?" - вопросил декан.
"С благословенья Божьего", - сказал Эйцен и почувствовал, что все его знания мгновенно улетучились куда-то, подобно легкому ветерку; он в отчаянии огляделся по сторонам, ища если не ангела-хранителя, то по крайней мере Лейхтентрагера.
"Расскажите-ка нам, молодой человек, - проговорил доктор Мартинус,что вам известно об ангелах и их природе".
"Значит, все-таки Лейхтентрагер оказался прав, - пронеслось в голове у Эйцена, - стало быть, он не будет мне служить целый год и с Маргрит ничего не получится". Других мыслей у него нет, и совершенно непонятно, что же говорить господам докторам и профессорам об ангелах и их природе; он начал что-то невразумительно лепетать, переминаясь с ноги на ногу, будто стоя в огне чистилища на раскаленной сковороде.
"Господин кандидат! - напомнил доктор Мартинус. - Мы хотим услышать, что вам известно об ангелах".
Эйцен готов убежать от стыда куда глаза глядят, но тут он замечает Лейхтентрагера, и внезапно в голове у кандидата происходит странное просветление, кажется, в мозгу начинают высекаться искры, откуда-то сами собою берутся нужные слова, и, возвысив голос, он произносит: "Angeli sunt spiritus finiti, субстанция их духовна, число конечно, они созданы Господом, наделены разумом и свободной волей, предназначение их состоит в усердном служении Господу. Атрибуты их таковы. Ad primum, негативные: Indivisibilitas, ибо они не собраны из частей, а представляют собой единое целое; Invisibilitas, ибо их субстанция невидима; Incorruptibilitas, ибо они не являются смертными существами; и Illocalitas, ибо они находятся всюду и нигде. Ad secndum..."
Эйцен увидел, что у доктора Мартинуса широко открылся рот, а у магистра Меланхтона округлились глаза, столь сильное впечатление произвели на них ученость и красноречие кандидата, в коего словно вселился некий дух, и он бойко продолжил перечислять. "Ad secundum - аффирмативные атрибуты, как то: Vis intellectiva, ибо они наделены разумом; Voluntatis llbertas, ибо они способны и на добро, и на зло; Facultas loquendi, ибо они часто разговаривают как с людьми, так и друг с другом; Potentia, ибо они способны творить вещи чудоподобные - Mirabilia, хотя и не способны на чудеса Miracula; следует упомянуть их Duratio aeviterna, но не aeterna, ибо они бессмертны, но не вечны в том смысле, что были некогда созданы; и, наконец, они имеют Ubietatem definitivam - определенное местообитание, однако их отличает Agilitatera summam, ибо они с необычайной подвижностью появляются то здесь, то там".
Здесь кандидату Эйцену пришлось перевести дух, а вместе с ним и господам экзаменаторам, и представителям магистрата, и чиновнику курфюрста, поскольку все они никогда еще не слышали на экзамене такого пространного и исчерпывающего изложения предмета, чем немало обескуражены. Студенты же, которые прежде не слишком высоко ставили Эйцена, принялись от восторга топать ногами и так сильно стучать кулаками по столам, что декан заопасался за половицы и мебель. Лишь у Лейхтентрагера лицо было постным, будто ничего особенного не происходит, зато Эйцена подмывало выступать дальше, он почувствовал себя, как, видимо, некогда чувствовали себя древние пророки, которые говорили на языках незнаемых, только непонятно, кто вещал его устами, Бог или кто-то другой.
"Angeli boni sunt, qui in sapientia et sanctitate perstiterunt", проговорил он, то есть ангелы благие суть таковые, которые в мудрости и святости своей тверды, греховным соблазнам не подвержены, неизменно Богу поклоняются и милостию Его вечной живы. Часть сих ангелов благих призвана служить Господу и Христу, а другая часть печется о спасении людей. Этот вид ангелов служит благочестивым людям от рождения до кончины. Особым ангельским покровительством пользуются, как легко может убедиться всякий разумный человек, проповедники слова Божьего.
Говоря это, Эйцен многозначительно взглянул на Лютера и на своего учителя Меланхтона, после чего обратился к представителям магистрата, к чиновникам курфюрста и, возвысив голос, продолжил: "Однако эти ангелы ведут и политическую работу по упрочению государственных законов, а потому споспешествуют тем, кто исполняет волю властителей, оберегает защитников правопорядка от врагов, бунтовщиков и иных напастей". Тут, разумеется, представители магистрата и чиновники курфюрста закивали головами, забормотали одобрительные слова, многим из них показалось, что ниспосланный им свыше ангел-хранитель и впрямь стоит за плечом, нашептывая, к примеру: здесь я, господин первый секретарь.
Не удивительно, что, видя подобную реакцию, кандидат Эйцен воодушевился еще сильнее и с еще большим подъемом принялся рассказывать, как ангелы благие содействуют коммерческим делам, помогают людям добропорядочным, как они пекутся о незыблемости семейных устоев и о порядке в семье, ибо семья есть малое отражение того, чем является для людей церковь и государство. Однако in summa, в конце концов, все это есть лишь Praeparatio, приуготовление к той роли, которую предстоит сыграть ангелам на Страшном Суде, когда они станут помогать Христу выносить приговор, отделяя праведников от безбожников и ставя праведников одесную Христа, а безбожников низвергая в ад. Поэтому каждому из нас надлежит чтить ангелов, любить их, остерегаться их при совершении дурных поступков, однако возносить им молитвы не следует.
Колени у Эйцена дрожали. Собственно, для того, чтобы говорить, человеку нужны лишь губы, язык и гортань, иногда руки, но если он хочет сделать свою речь значительной, то на это уходит много сил; выступление же кандидата Эйцена было исполнено благочестия, в чем господа экзаменаторы во главе с доктором Лютером и магистром Меланхтоном, а также остальные присутствующие оказались единодушны, поэтому и большой расход сил у оратора вполне объясним. По мнению Эйцена, ему удалось достаточно успешно довести дело до Страшного Суда и почитания ангелов, однако так уж устроен мир, что рядом с каждым утверждением есть его отрицание, добро всегда соседствует со злом, поэтому необходимо изложить caput, раздел, посвященный ангелам злым, не столько ради господ ученых, которые вполне удовлетворились бы уже сказанным, сколько из-за острого чувства того, что он просто не может не сделать этого. Ища поддержки, Эйцен оглянулся, но Лейхтентрагера не увидел - перед ним были лишь напряженные лица доктора Лютера и учителя Меланхтона, застывшие в ожидании, приятеля же и след простыл; Эйцену сделалось не по себе, ибо он прекрасно знал, что сатана непременно наведается к тому, кто заведет о нем разговор.
Беренштрассе, 39а
108 Берлин
Германская Демократическая Республика
31 января 1980
Глубокоуважаемый, дорогой коллега!
Ваше письмо от 12-го числа сего месяца содержало весьма приятную для меня неожиданность. Я никак не ожидал, что несколько моих замечаний способны вызвать столь живой интерес; вполне понятно то чувство глубокого удовлетворения, которое я испытал, узнав, что целый научный коллектив проявил интерес к проблеме Агасфера. Мы, к сожалению, располагаем здесь весьма ограниченными силами, по крайней мере в численном отношении.
Спешу откликнуться на те из Ваших предложений, которые оказались достаточно быстро осуществимыми. Прилагаю к письму три фотографии. Одна из них запечатлела господина Агасфера перед его обувным магазинчиком на Виа Долороза; две другие фотографии сняты вполне традиционно, первая - анфас (видно правое ухо), а вторая - в профиль; замечу сразу же, что они не заимствованы из полицейского архива, однако выполнены полицейским фотографом, чтобы полнее соответствовать Вашим требованиям. При ближайшем рассмотрении нетрудно убедиться, что на этих фотографиях мы имеем дело с человеком бесспорно сильного характера, умным и - обратите внимание на глаза и губы! - обладающим чувством юмора; добавлю, что женщины проявляют к господину Агасферу большой интерес, вдвойне понятный, поскольку он холостяк.
По Вашей же инициативе, дорогой коллега, я организовал судебно-медицинское обследование господина Агасфера. Его провел профессор Хаскел Мейровиц, директор Института судебной медицины при Еврейском университете; прилагаемое к письму экспертное заключение свидетельствует о том, что возраст обследованного оценивается примерно в сорок лет и что у него не установлено каких-либо серьезных физических дефектов или хронических заболеваний. Анализы крови, однако, побудили профессора Мейровица пригласить для консультации доктора Хаима Бимсштайна из Института радиологии при том же университете. Последний подтвердил наличие в крови обследованного микроэлементов со временем полураспада более двух тысяч лет, которые указывают на то, что господин Агасфер гораздо старше, чем ранее предполагалось, и что, следовательно, он жил на свете еще до Рождества Христова. Экспертное заключение, подписанное обоими специалистами, также прилагается.
Я собирался вкратце поведать Вам о моих последних днях в Варшавском гетто не только потому, что в тогдашних событиях известную роль играл мой друг Агасфер, но и потому, что подобные вещи не могут не тронуть Вас как гражданина одного из двух немецких государств. К сожалению - возможно, правильнее было бы сказать, к радости, - пришлось отдать преимущество иным делам, а именно поездке в Стамбул, где, как Вам наверняка известно, в бывшем серале калифа находится архив Высокой Порты.
Благодаря куратору архива, профессору Кемалю Денкташу, мне удалось-таки получить разрешение поработать с архивными документами, среди которых я обнаружил материалы судебного процесса против советника римского императора Юлиана Отступника. Суд состоялся в 364 году от Рождества Христова, то есть год спустя после насильственной смерти императора; обвиняемым был некий еврей по имени Агасфер. Рукопись, к несчастью, сильно поврежденная, содержит фрагменты обвинительной речи Григория Назианзина, впоследствии патриарха Константинопольского, в которой Агасфер изобличается как инициатор отступничества, намеревавшийся "посеять смуту, подорвать устои церкви и государства, Рима и Царства Божия, подбить добрых христиан на злодеяния, а также потребовать, чтобы епископы вернули то, что якобы награбили в храмах и синагогах".
Агасферу позволили защищаться; из-за сильного повреждения пергамента в этом месте я сумел расшифровать только несколько фраз подсудимого, да и то лишь частично. Из расшифровки, во всяком случае, явствует, что Агасфер заявил примерно следующее: почитаемый христианами Иисус не является ни Сыном Божиим, ни мессией, которого ожидали евреи, он всего лишь заурядный раввин, гадатель и знахарь, каких немало осталось и поныне; учение же, которое проповедуется его именем, представляет, мол, собою мешанину из того, чего не признают сами евреи, и того, что давным-давно отбросили греки. Все это, дескать, ему хорошо известно, поскольку он лично знал Иисуса и беседовал с ним.
В конце текста есть указание на решение суда: Агасфера приговорили к четвертованию. Полагаю, дорогой коллега, мы сходимся с Вами во мнении, что церковь совершила за свою историю немало жестокостей; как всякая догматическая организация, она не знает снисхождения к тем, кто ставит под сомнение хотя бы частичку ее вероучения.
Надеюсь, что результаты моих разысканий в архиве Высокой Порты покажутся Вам интересными, поскольку Вы отмечаете в своей почти безупречно подготовленной работе "Иудео-христианские мифы в свете современного естествознания и исторической науки", в разделе "К вопросу о Вечном жиде", будто эта легенда относится к довольно позднему времени, а само имя Агасфер появляется впервые лишь в связи с бывшим суперинтендантом Шлезвига Паулем фон Эйценом, о котором кое-какие источники, впрочем, весьма сомнительные, сообщают, что он, будучи еще студентом, встречался с Вечным жидом в Виттенберге или его окрестностях. Мне также знаком сей господин Эйцен, пустомеля и усердный служака, однако он не может считаться самым ранним свидетелем существования Агасфера, что подтверждается моей теперешней находкой в архиве Высокой Порты.
Поневоле встает вопрос: а почему, собственно, дорогой коллега, Вы не можете примириться с мыслью о реальности Вечного жида? Если допустить возможность подобного, вполне естественного феномена, то он тотчас теряет характер чуда, сотворенного Богом или Христом (чудо, разумеется, Вы отрицаете), и не может быть использован в качестве доказательства существования Бога.
Буду рад и впредь делиться имеющимися в моем распоряжении данными. С коллегиальным приветом,
преданный Вам
Иоханаан Лейхтентрагер
Еврейский университет
Иерусалим.
Товарищу профессору
Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу
Институт научного атеизма
Беренштрассе, 39а
108 Берлин
12 февраля 1980
Дорогой товарищ Байфус!
Изучив твою переписку с господином Лейхтентрагером, профессором Еврейского университета в Иерусалиме, поручаем тебе продолжить ее. При этом необходимо проявить твердость и принципиальность в отстаивании наших позиций и научных достижений. Там, где это уместно, следует указывать на ту роль, которую играет Государство Израиль как форпост империализма в борьбе против наших арабских друзей, сражающихся за свою свободу.
С компетентными органами вопрос согласован.
С социалистическим приветом,
Вюрцнер,
начальник управления
Министерства высшего и среднего
специального образования.
Господину профессору
Иоханаану Лейхтентрагеру
Еврейский университет
Иерусалим, Израиль
14 февраля 1980
Дорогой, уважаемый коллега!
Получив Ваше любезное письмо от 31 января, а также приложения к нему, я в очередной раз ознакомил с присланными материалами мой научный коллектив ввиду того, что данные материалы вызывают всеобщий интерес.
Вы задаете вопрос, играющий, по-моему, центральную роль в Вашем письме: почему, собственно, я, то есть мы вместе с другими научными сотрудниками нашего института, не можем допустить реальное существование Агасфера - и даже пытаетесь облегчить нам задачу, указывая на то, что поверить в реальность Вечного жида еще не означает верить в чудеса.
Хочу подчеркнуть, что мы в ГДР не верим ни в чудеса, ни в каких-либо духов, привидения, ангелов или чертей. Признание необычайного долголетия господина Агасфера реальным фактом означало бы, однако, поверить не только в это чудо, но и в Иисуса Христа, который якобы своим проклятьем обрек Вечного жида на маету и скитания до тех пор, пока он, Сын Божий, не вернется, дабы вершить свой суд. Как ученый Вы, глубокоуважаемый коллега, согласитесь с нами, что подобное допущение не выдерживает критики.
А теперь о материалах, с благодарностью полученных нами. Три фотографии, как Вы прекрасно понимаете, доказывают лишь то, что существует или существовал человек с внешностью, запечатленной на полицейских снимках, и что этот человек был сфотографирован перед обувным магазином.
Медицинское заключение, о котором я в свою очередь сделал запрос в нашей университетской клинике, также никак не может служить доказательством преклонного возраста господина Агасфера; даже Ваши израильские врачи дают ему не более сорока лет. Лишь анализы крови могли бы считаться, по мнению нашей университетской клиники, аргументом в Вашу пользу, если бы не замечание нашего гематолога, профессора Леопольда Зенляйна, который обратил мое внимание на возможность, точнее - вероятность, того, что представляющиеся Вам столь важными микроэлементы могли попасть в организм обследуемого вместе с какой-либо растительной пищей, а затем через желудочно-кишечный тракт проникнуть в кровь.
Все это говорится не для того, чтобы выразить недоверие Вашему другу, господину Агасферу, а тем более Вам, дорогой коллега; и для моих сотрудников, и для меня лично важно лишь установить научную достоверность Ваших аргументов, которая в случае с тремя фотографиями или медицинскими заключениями оказывается нулевой. Ваша ситуация напоминает мне папу Пия XII, сделавшего в своем выступлении "Доказательства бытия Божия в свете новейшего естествознания" вывод о том, что так называемое красное смещение в спектре внегалактических звездных систем объясняется первовзрывом, а следовательно, актом творения Вселенной и тем самым наличием ее Творца. Но красное смещение может объясняться не только разбеганием звездных систем от некоего центра, а, например, как полагает профессор Фрейндлих, потерей энергии. Таким образом, здесь, как и в случае с микроэлементами в крови господина Агасфера, речь идет лишь о пока не разрешенной научной проблеме, которая, если она окажется существенной, рано или поздно будет решена человеком. Диалектический материализм не допускает философских спекуляций на основе более чем спорных научных гипотез.
Иначе обстоит дело с сообщением о Ваших разысканиях в архиве Высокой Порты, за которое я Вам весьма признателен. Жаль, что нет возможности получить фотокопию рукописи, поскольку, как известно, этот архив, подобно ватиканскому, дает разрешение на изготовление копий лишь в самых исключительных случаях. Итак, некий Агасфер служил советником при императоре Юлиане Отступнике; что ж, властители часто питали слабость к хитроумным евреям, а тех, в свою очередь, тянуло к властителям. Но неужели же Агасфер, четвертованный в 364 году, непременно должен быть идентичен торговцу обувью с Виа Долороза?
В данном случае сама постановка вопроса предполагает отрицательный ответ. Вы лучше меня знаете, что в истории имелось далеко не единственное действующее лицо по имени Агасфер, достаточно припомнить хотя бы его тезку из библейской Книги Есфирь, который уже тогда конфликтовал с иудеями. Профессор Вальтер Бельц из университета в Галле сообщил мне, что имя Агасфер является арамейской передачей персидского имени Артаксеркс, которое можно перевести примерно как "возвышенный богом" или "возлюбленный богом". Не станете же Вы утверждать, что Ваш друг Агасфер является новым воплощением древнего царя персов?
Позвольте, дорогой коллега, поправить Вас и относительно Вашего замечания насчет суперинтенданта Пауля фон Эйцена, которого Вы зачисляете в свидетели реального существования Агасфера. Я далек от того, чтобы брать под защиту столь истового лютеранина, каким был Эйцен, однако справедливости ради должен заметить, что ни в одном из его сочинений, ни в многочисленных латинских трактатах, ни в "Христианском назидании", где он пишет о предопределении и причастии, ни в собрании его проповедей нет ни малейшего намека на встречу автора с Вечным жидом; об этом нет речи и в написанной Феддерсеном "Истории церкви в Шлезвиг-Гольштейне", где Эйцену отводится немало места. Не кажется ли Вам, дорогой профессор Лейхтентрагер, что столь плодовитый сочинитель, как Эйцен, который к тому же почти каждое воскресенье выступал с очередной проповедью, не упустил бы возможности рассказать о такой волнительной встрече, если бы она действительно состоялась, дабы извлечь из захватывающего рассказа полезный нравственный урок?
Разрешите в завершение моего непозволительно затянувшегося письма добавить, что Вы не ответили на вопрос нашего пресс-секретаря доктора В. Якша о непонятном поведении обычно падких на сенсации западных средств массовой информации, которые до сих пор обходят своим вниманием человека, якобы прожившего более двух тысяч лет. Теперь, по получении фотографии господина Агасфера, снятого перед его обувным магазином, мне хотелось бы расширить этот вопрос. Почему сам господин Агасфер не воспользуется тем фактом, что его магазин находится и сейчас на том же месте по пути на Голгофу, где когда-то он прогнал от своего порога осужденного Христа? Почти два тысячелетия один и тот же владелец одного и того же предприятия на одном и том же месте - ни одному бизнесмену любой из капиталистических стран подобная рекламная удача даже не снилась...
Дружески кланяюсь Вам,
искренне Ваш
(Prof.Dr.Dr.h.с.) Зигфрид Байфус
Институт научного атеизма
Берлин, ГДР.
Глава седьмая
из которой явствует: если человек тверд в истинном вероучении и
чурается ереси, он способен верно рассуждать даже о таких материях, в коих
ничего не смыслит.
Обложившись толстенными фолиантами, Эйцен сидел за столом и тяжко вздыхал, ибо в глазах у него темнело, а премудрости отцов церкви и других ученых авторитетов роились в его голове, подобно комарам на болоте - много их, да ни единого не поймаешь.
Университетские доктора и профессора оказались столь милостивы, что ввиду близкой кончины его отца согласились экзаменовать Эйцена досрочно и вне очереди, следовательно, придется показать свое умение отличать истинное вероучение от ересей, внушаемых сатаной, и находить правильный ответ, вспоминать, когда надо, из богословских книг единственно верное слово, ибо все остальное от лукавого и ведет прямиком к ереси. Ах, сокрушался Эйцен, следовало бы мне проявлять побольше усердия, повнимательнее слушать ученых мужей на их диспутациях, но нет же, он чаще думал о Маргрит, нежели о consubstantiatio и transsubstantiatio да слишком легко поддавался на уговоры своего приятеля Лейхтентрагера выпить еще бокал вина или еще кружку пива, вместо того чтобы усвоить тонкое различие, проводимое святым Афанасием между Отцом, Сыном и Святым Духом, согласно которому один из них содеян, не сотворен и не рожден, другой не содеян, не сотворен, но рожден, а третий не содеян, не сотворен, не рожден, но исходит; вот только кто из них каков и почему?
Вздохнув в очередной раз от беспокойства и угрызений совести, он вдруг увидел, как свеча замигала, и едва почувствовал, что в комнате еще кто-то есть, как из тени тут же выступил его приятель.
"Все это тебе не поможет, - сказал Лейхтентрагер. - Что толку в ночном сидении и зубрежке? Ведь когда тебя станут спрашивать, то тут уж как повезет: либо ты знаешь ответ, либо нет, а лучше всего - болтать, что в голову взбредет, ибо вся ваша теология - это словоблудие, какая-нибудь цитата всегда найдется и выручит".
Эйцен с удовольствием прогнал бы приятеля, но тогда некому будет даже пожаловаться. "В голове у меня будто тысячи червяков копошатся, - вздохнул он. - Видно, черт подменил мне мозги".
"У черта есть дела поважнее, - сказал Лейхтентрагер. - Ладно, я тебе помогу".
"Ну да, поможешь, - проворчал Эйцен, - как тогда с Маргрит, которая с жидом убежала".
"Ты сам отказался от моих услуг, - возразил Лейхтентрагер, - иначе бы все обернулось по-другому, впрочем, и жид-то весьма силен".
"Хотел бы я знать, как ты мне поможешь, когда я предстану перед доктором Мартинусом и магистром Меланхтоном".
"А я и сам там буду", - сказал Лейхтентрагер.
"Вот утешил, И отвечать станешь вместо меня?"
"Я буду с тобой, - сказал Лейхтентрагер, - а отвечать будешь ты".
"Может, ты и умеешь гадать на картах, которые недаром зовут чертовым требником, - проговорил Эйцен, - но где тебе разобраться в богословских премудростях, если даже я в них ничего не смыслю и желал бы сейчас вознестись на небо в огненной колеснице, как пророк Илия, лишь бы не тащиться завтра в университет".
"Я знаю, о чем тебя будут спрашивать", - сказал Лейхтентрагер.
"Ну да? - усомнился Эйцен, - Вопросы держат в строгой тайне, иначе каждый захочет сдавать экзамен, а докторов станет дюжина на грош".
"Тем не менее, я знаю и готов с тобой поспорить, - проговорил Лейхтентрагер. - Если сказанное мною не подтвердится и завтра спросят тебя что-нибудь другое, тогда я на целый год стану твоим слугой я ты получишь от меня все, что ни пожелаешь".
"Даже Маргрит?"
"Даже Маргрит".
Что, если предсказание Ганса исполнится или окажется, что Лютер или Меланхтон где-то проболтались, а приятель их подслушал, не без опаски подумал Эйцен и спросил: "Чем заплачу я, если проиграю?"
"Ничем, - ответил Лейхтентрагер, - все, что мне от тебя нужно, я и так получу".
Эйцену было весьма неприятно чувствовать себя чем-то вроде глины в чужих руках и знать, что Лейхтентрагеру это хорошо известно, но сейчас ему не терпелось узнать, о чем же его завтра будут спрашивать, на экзамене, чтобы получше подготовиться.
"Тебя будут спрашивать об ангелах, - сказал Лейхтентрагер, - а уж о сем предмете мне ведомо гораздо больше, чем твоему доктору Лютеру или твоему магистру Меланхтону и веем, университетским профессорам, вместе взятым".
"Но только не мне", - застонал Эйцен; он кинулся перебирать книги на столе схватил: святого Августина в надежде найти там что-нибудь подходящее.
Однако его приятель, положив ему руку на плечо, остановил поиски: "Ну, выучишь ты за ночь всего Августина, вызубришь все девятьсот девяносто девять тысяч ангельских имен, только ведь это тебе не поможет, если завтра утром нужный ответ не придет тебе на ум. Давай лучше выпьем".
Тут Эйценом овладели сильные сомнения, и он подумал: пропаду я так и так, но если подтвердится, что доктор Мартинус и магистр Меланхтон захотят спросить меня про ангелов, то, значит, придет мне и помощь, будь то от Господа в небесах или от дьявола в преисподней. Не противясь больше, он последовал за приятелем по лестнице вниз, где в горнице их уже поджидали бутылки с красным искристым вином, отчего Эйцену сразу же померещилась Маргрит на коленях у жида и стало так горько, что он подумал - лучше бы она умерла, чем миловаться с жидом; но тут же он сам испугался своей греховной мысли.
"Выпей! - сказал Лейхтентрагер, - Выпей за всех ангелов разом".
Эйцен осушил бокал. На сердце стало легко, а дальше он уж и не замечал, как одна за другой откупоривались бутылки, пока не поник головой в забытьи на груди Лейхтентрагера.
На следующее утро с тяжелой от похмелья головою он поплелся в университет, нигде не найдя своего приятеля, обещавшего помочь; тот словно сквозь землю провалился, не было его ни дома, ни на улице. И вот Эйцен стоит в актовом зале, ему дурно и страшно, слева, справа и позади него духовные лица, члены магистрата, чиновник курфюрста с золотой цепью на шее, а также студенты и прочая публика; перед ним - господа экзаменаторы, в центре - его учитель Меланхтон и сам великий Лютер, оба в мантиях, но Эйцену они кажутся двумя палачами, которые прячут топоры под мантиями; ему почудилось, что они с укоризной разглядывают его красные, глаза, всклокоченные волосы, а магистр Меланхтон даже прикрывает лицо платочком, дабы не чувствовать винного перегара, которым дышит кандидат Паулус фон Эйцен.
"Итак, господин кандидат, вы готовы?" - вопросил декан.
"С благословенья Божьего", - сказал Эйцен и почувствовал, что все его знания мгновенно улетучились куда-то, подобно легкому ветерку; он в отчаянии огляделся по сторонам, ища если не ангела-хранителя, то по крайней мере Лейхтентрагера.
"Расскажите-ка нам, молодой человек, - проговорил доктор Мартинус,что вам известно об ангелах и их природе".
"Значит, все-таки Лейхтентрагер оказался прав, - пронеслось в голове у Эйцена, - стало быть, он не будет мне служить целый год и с Маргрит ничего не получится". Других мыслей у него нет, и совершенно непонятно, что же говорить господам докторам и профессорам об ангелах и их природе; он начал что-то невразумительно лепетать, переминаясь с ноги на ногу, будто стоя в огне чистилища на раскаленной сковороде.
"Господин кандидат! - напомнил доктор Мартинус. - Мы хотим услышать, что вам известно об ангелах".
Эйцен готов убежать от стыда куда глаза глядят, но тут он замечает Лейхтентрагера, и внезапно в голове у кандидата происходит странное просветление, кажется, в мозгу начинают высекаться искры, откуда-то сами собою берутся нужные слова, и, возвысив голос, он произносит: "Angeli sunt spiritus finiti, субстанция их духовна, число конечно, они созданы Господом, наделены разумом и свободной волей, предназначение их состоит в усердном служении Господу. Атрибуты их таковы. Ad primum, негативные: Indivisibilitas, ибо они не собраны из частей, а представляют собой единое целое; Invisibilitas, ибо их субстанция невидима; Incorruptibilitas, ибо они не являются смертными существами; и Illocalitas, ибо они находятся всюду и нигде. Ad secndum..."
Эйцен увидел, что у доктора Мартинуса широко открылся рот, а у магистра Меланхтона округлились глаза, столь сильное впечатление произвели на них ученость и красноречие кандидата, в коего словно вселился некий дух, и он бойко продолжил перечислять. "Ad secundum - аффирмативные атрибуты, как то: Vis intellectiva, ибо они наделены разумом; Voluntatis llbertas, ибо они способны и на добро, и на зло; Facultas loquendi, ибо они часто разговаривают как с людьми, так и друг с другом; Potentia, ибо они способны творить вещи чудоподобные - Mirabilia, хотя и не способны на чудеса Miracula; следует упомянуть их Duratio aeviterna, но не aeterna, ибо они бессмертны, но не вечны в том смысле, что были некогда созданы; и, наконец, они имеют Ubietatem definitivam - определенное местообитание, однако их отличает Agilitatera summam, ибо они с необычайной подвижностью появляются то здесь, то там".
Здесь кандидату Эйцену пришлось перевести дух, а вместе с ним и господам экзаменаторам, и представителям магистрата, и чиновнику курфюрста, поскольку все они никогда еще не слышали на экзамене такого пространного и исчерпывающего изложения предмета, чем немало обескуражены. Студенты же, которые прежде не слишком высоко ставили Эйцена, принялись от восторга топать ногами и так сильно стучать кулаками по столам, что декан заопасался за половицы и мебель. Лишь у Лейхтентрагера лицо было постным, будто ничего особенного не происходит, зато Эйцена подмывало выступать дальше, он почувствовал себя, как, видимо, некогда чувствовали себя древние пророки, которые говорили на языках незнаемых, только непонятно, кто вещал его устами, Бог или кто-то другой.
"Angeli boni sunt, qui in sapientia et sanctitate perstiterunt", проговорил он, то есть ангелы благие суть таковые, которые в мудрости и святости своей тверды, греховным соблазнам не подвержены, неизменно Богу поклоняются и милостию Его вечной живы. Часть сих ангелов благих призвана служить Господу и Христу, а другая часть печется о спасении людей. Этот вид ангелов служит благочестивым людям от рождения до кончины. Особым ангельским покровительством пользуются, как легко может убедиться всякий разумный человек, проповедники слова Божьего.
Говоря это, Эйцен многозначительно взглянул на Лютера и на своего учителя Меланхтона, после чего обратился к представителям магистрата, к чиновникам курфюрста и, возвысив голос, продолжил: "Однако эти ангелы ведут и политическую работу по упрочению государственных законов, а потому споспешествуют тем, кто исполняет волю властителей, оберегает защитников правопорядка от врагов, бунтовщиков и иных напастей". Тут, разумеется, представители магистрата и чиновники курфюрста закивали головами, забормотали одобрительные слова, многим из них показалось, что ниспосланный им свыше ангел-хранитель и впрямь стоит за плечом, нашептывая, к примеру: здесь я, господин первый секретарь.
Не удивительно, что, видя подобную реакцию, кандидат Эйцен воодушевился еще сильнее и с еще большим подъемом принялся рассказывать, как ангелы благие содействуют коммерческим делам, помогают людям добропорядочным, как они пекутся о незыблемости семейных устоев и о порядке в семье, ибо семья есть малое отражение того, чем является для людей церковь и государство. Однако in summa, в конце концов, все это есть лишь Praeparatio, приуготовление к той роли, которую предстоит сыграть ангелам на Страшном Суде, когда они станут помогать Христу выносить приговор, отделяя праведников от безбожников и ставя праведников одесную Христа, а безбожников низвергая в ад. Поэтому каждому из нас надлежит чтить ангелов, любить их, остерегаться их при совершении дурных поступков, однако возносить им молитвы не следует.
Колени у Эйцена дрожали. Собственно, для того, чтобы говорить, человеку нужны лишь губы, язык и гортань, иногда руки, но если он хочет сделать свою речь значительной, то на это уходит много сил; выступление же кандидата Эйцена было исполнено благочестия, в чем господа экзаменаторы во главе с доктором Лютером и магистром Меланхтоном, а также остальные присутствующие оказались единодушны, поэтому и большой расход сил у оратора вполне объясним. По мнению Эйцена, ему удалось достаточно успешно довести дело до Страшного Суда и почитания ангелов, однако так уж устроен мир, что рядом с каждым утверждением есть его отрицание, добро всегда соседствует со злом, поэтому необходимо изложить caput, раздел, посвященный ангелам злым, не столько ради господ ученых, которые вполне удовлетворились бы уже сказанным, сколько из-за острого чувства того, что он просто не может не сделать этого. Ища поддержки, Эйцен оглянулся, но Лейхтентрагера не увидел - перед ним были лишь напряженные лица доктора Лютера и учителя Меланхтона, застывшие в ожидании, приятеля же и след простыл; Эйцену сделалось не по себе, ибо он прекрасно знал, что сатана непременно наведается к тому, кто заведет о нем разговор.