Страница:
Некоторое время мы шли рядом в неприязненном молчании. Потом Фрэнк вдруг повернулся ко мне и взял мои руки в свои.
— Клэр, — заговорил он негромко и хрипловато, — я хочу нашего ребенка. Важнее тебя для меня нет ничего в мире. Я прежде всего хочу, чтобы ты была счастлива, и в то же время хочу сохранить тебя для себя. Чужой ребенок, с которым у нас нет никаких связей, будет казаться мне пришельцем из иного мира, захватчиком, это для меня нетерпимо. Зачать в тебе ребенка, видеть, как он в тебе растет, как он родится… это для меня значит даже больше, чем только видеть в нем твое подобие… и мое тоже. Подлинная частица семьи.
Глаза у него сделались большие и умоляющие.
— Да, ты прав. Я поняла. — Мне хотелось оставить эту тему, по крайней мере сейчас.
Я двинулась дальше по дороге, но Фрэнк догнал меня и обнял.
— Клэр, я люблю тебя. — Он произнес это с такой покоряющей искренностью, что я невольно опустила голову ему на грудь, ощутив тепло его тела и силу его обнимающих меня рук.
— Я тоже люблю тебя.
Мы немного постояли так на ветру, который потягивал вдоль дороги. Внезапно Фрэнк откинулся назад и с улыбкой посмотрел на меня.
— Кроме того, — шепотом проговорил он, мягким движением ладони отведя назад волосы с моего лица, — мы еще могли бы над этим поработать, верно?
— Разумеется, — улыбнулась и я.
Он взял меня под руку и крепко прижал ее локтем к своему боку.
— Ну так сделаем еще попытку?
— Конечно. Почему бы и нет?
Мы двинулись, рука в руке, по Джирисайд-роуд. И когда я увидела Бара Мор, пиктский камень на углу улицы, я вспомнила о других древних камнях.
— Я совсем забыла! — воскликнула я. —Должна показать тебе нечто необыкновенное.
Фрэнк опустил на меня глаза и, стиснув мою руку, прижал крепче к себе.
— Я тоже, — сказал он, улыбаясь. — Ты свое чудо покажешь мне завтра.
Но на следующее утро нам пришлось заниматься другими делами. Я забыла, что мы на этот день запланировали поездку в Грейт Глен, на Лох-Несс.
Поездка достаточно долгая, и мы выехали рано, до рассвета. Утро выдалось холодное, и после пробежки к ожидающей нас машине было так славно укрыться пледом и почувствовать, как согреваются руки и ноги. Вместе с теплом пришла и восхитительная дремота; я блаженно уснула, положив голову Фрэнку на плечо, последним моим зрительным впечатлением был темный силуэт головы водителя на фоне краснеющей зари.
Мы добрались до места уже после девяти, и нанятый Фрэнком гид ждал нас на берегу озера возле небольшого ялика.
— Если вас это устраивает, сэр, я предложил бы небольшое путешествие по озеру вдоль берега до замка Уркхарт. Там мы перекусим, а потом двинемся дальше.
Гид, очень серьезный маленький человек в потрепанной непогодами холщовой рубашке и саржевых брюках, аккуратно уложил корзинку с припасами под сиденье ялика и протянул мне мозолистую крепкую ладонь, чтобы помочь сойти в лодку.
Это был восхитительный день. Распускающаяся по крутым берегам весенняя зелень отражалась в покрытой мелкой рябью озёрной воде. Наш гид, невзирая на столь серьезную наружность, оказался знающим и весьма разговорчивым; по пути он рассказывал нам об островах, а также о замках и развалинах по берегам длинного узкого озера.
— Вон он, замок Уркхарт. — Гид указал на гладкую каменную стену, едва видную за деревьями. — Вернее, то, что от него сохранилось. Он был проклят ведьмами Глена и пережил множество бед и несчастий.
Он рассказал нам историю Мэри Грант, дочери лэрда, владельца замка, и ее возлюбленного, поэта Доналда Донна, сына Макдоналда из Боунтина. Отец девушки запретил ей встречаться с Доналдом, поскольку последний угонял любую скотину, какая ему попадалась (гид заверил нас, что то была старинная и весьма почтенная профессия в горах Шотландии), но они продолжали встречаться тайком. Отец вознегодовал; Доналда заманили на фальшивое свидание и схватили. Приговоренный к смерти, он умолял, чтобы его обезглавили как джентльмена, но не повесили как преступника. Просьба была удовлетворена, и молодой человек положил голову на плаху, повторяя: «Дьявол заберет лэрда Гранта, а Доналд Донн не будет повешен». Легенда утверждает, что, когда отрубленная голова скатилась с плахи, она заговорила и произнесла: «Мэри, подними мою голову».
Я вздрогнула, и Фрэнк обнял меня за плечи.
— Сохранился отрывок из его стихотворения, — сказал он тихонько, — Вот послушай:
Истории следовали одна за другой — истории о предательствах, убийствах и насилии, и озеро казалось мне теперь вполне достойным своей мрачной репутации.
— Ну а что вы скажете о чудовище? — спросила я, вглядываясь с борта в темные глубины. Вполне подходящее местечко для какого-нибудь страшилища.
Наш гид пожал плечами, и сплюнул в воду.
— Озеро, конечно, загадочное, сомнений нет, — ответил он, — О чудовище рассказывают немало. Ему приносили человеческие жертвы, даже маленьких детей будто бы бросали в воду в плетеных корзинках. — Он снова сплюнул в воду. — Говорят, озеро это бездонное — в самом центре у него глубочайшая в Шотландии дыра. С другой стороны, — он сильно прищурил глаза, — рассказывают, что несколько лет назад одна супружеская чета, приезжие из Ланкашира, ворвалась в полицейский участок в Инвермористоне с криком, что они, мол, только что видели, как из озера вылезло чудовище и спряталось в папоротниках. Чудовище ужасное, покрытое рыжими волосами, с огромными рогами, оно что-то жевало, и из пасти у него лилась кровь.
Гид поднял руку, предупреждая мое испуганное восклицание.
— Послали констебля посмотреть, что там такое, он вернулся и сообщил, что, за исключением льющейся крови, эти люди дали очень точное описание… — гид немного помедлил ради пущего эффекта, — хорошей шотландской коровы, которая жевала в зарослях папоротника свою жвачку.
Мы проплыли вдоль берега почти половину длины озера, пока причалили для позднего ленча. На берегу нас уже ждала машина, и мы двинулись назад через Глен, не встретив по пути ничего более страшного, чем рыжая лисичка, небольшое животное с какой-то совсем уж мелкой добычей в зубах. Она очень удивилась, когда мы выскочили из-за поворота, и, отпрыгнув с дороги в сторону, быстро убежала, легкая как тень.
Было уже очень поздно, когда мы вернулись к дому миссис Бэйрд, но мы еще задержались на крыльце, со смехом вспоминая события дня, пока Фрэнк разыскивал ключ от двери.
Мы уже раздевались, чтобы лечь в постель, и тут я вспомнила о маленьком хендже на Крэг-на-Дун и сказала об этом Фрэнку. Его усталость моментально улетучилась.
— Честное слово? И ты знаешь, где он находится? Как это великолепно, Клэр!
Он принялся рыться в своем кейсе.
— Что ты там ищешь?
— Будильник, — ответил он, вытаскивая его из кейса.
— Зачем? — удивилась я.
— Хочу встать вовремя, чтобы увидеть их. — Кого?
— Ведьм.
— Ведьм? Кто тебе сказал, что тут есть ведьмы?
— Викарий, — ответил Фрэнк, явно радуясь шутке. — Его домоправительница — одна из них.
Я подумала о почтенной миссис Грэхем и расхохоталась:
— Не говори ерунды!
— Ну, не самые настоящие ведьмы, конечно. А вообще в Шотландии ведьм было полным-полно, их сжигали на кострах вплоть до начала восемнадцатого века, но на самом деле то были женщины-друиды, так, наверное, надо считать. Я не думаю, что теперь это настоящий шабаш ведьм со всяческой чертовщиной. Викарий утверждает, что это группа местных женщин, соблюдающих старинные обряды солнечных праздников. Он, разумеется, не может проявлять к этому открытый интерес — из-за своего поста, но как человек весьма любознательный не может и совсем не обращать внимания. Он не знал, где совершаются эти церемонии, но если поблизости имеется каменный круг, то, скорее всего, именно там. — Фрэнк потер руки в радостном предвкушении. — Какая удача!
Подняться разок до рассвета ради развлечения даже забавно. Но два дня подряд — это, извините, уже отдает мазохизмом.
На сей раз ни теплого автомобиля, ни термосов; полусонная, я плелась вслед за Фрэнком вверх по дороге на холм, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу и то и дело ушибая пальцы о камни. Было холодно и туманно, я спрятала руки поглубже в карманы кардигана.
Еще один рывок к вершине холма — и хендж перед нами, каменные столбы еле видны в предрассветной мгле. Фрэнк остановился и замер в восхищении, в то время как я, задыхаясь, опустилась на первый подходящий для этого камень.
— Прекрасно, — пробормотал Фрэнк, потом молча подошел к внешнему кольцу столбов, и его фигура — тень в тумане — скрылась в более темной тени, падающей от больших камней. Они были и в самом деле прекрасны, но и чертовски таинственны тоже. Я вздрогнула — совсем не от холода. Если те, кто их воздвигнул, хотели, чтобы они производили сильное впечатление, то они знали, как этого добиться.
Фрэнк очень скоро вернулся.
— Пока никого, — прошептал он у меня над ухом, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. — Идем, я нашел место, откуда мы можем за ними наблюдать.
На востоке забрезжил свет — бледная серая полоса на горизонте, однако и этого оказалось достаточно, чтобы я не спотыкалась, пока Фрэнк вел меня в укрытие под кустами ольхи возле верхнего конца тропы. Там было тесновато, едва-едва можно устроиться двоим плечом к плечу. Тропа видна отсюда хорошо, так же, как и внутренняя часть каменного круга примерно в двадцати футах от нас. Уже не первый раз я задумывалась над тем, чем же занимался Фрэнк во время войны. Он был прекрасно подготовлен к тому, чтобы маневрировать в темноте совершенно бесшумно.
Я совсем не выспалась и хотела одного, — свернуться под каким-нибудь уютным кустом и заснуть. Однако места для этого не было, и я продолжала стоять, вглядываясь в крутую тропинку в поисках приближающихся друид. Спину мне покалывало, и ноги болели, но, пожалуй, это скоро пройдет; полоска на горизонте из серой сделалась розовой, стало быть, до рассвета не более получаса.
Первая из друид появилась почти так же неслышно, как Фрэнк. Только слабый хруст гальки под ногами — и тотчас в тумане проступила аккуратно причесанная седая голова. Миссис Грэхем. Значит, это правда. Экономка викария была благоразумно одета в твидовое платье и шерстяное пальто, под мышкой у нее был белый сверток. Неслышно, словно призрак, она скрылась за одним из больших камней.
Остальные появились вскоре вслед за ней, по одной, по двое и даже по трое, они шли, перешептываясь и пересмеиваясь, по тропе, но мгновенно умолкали, как только поднимались наверх.
Некоторых я узнала. Например, миссис Бьюкенен, почтмейстершу; ее белокурые волосы были недавно завиты и распространяли сильный запах «Вечера в Париже». Я подавила смех. Ничего себе современные друиды!
Их оказалось пятнадцать, исключительно женщины, в возрасте от примерно шестидесяти, как миссис Грэхем, до двадцати с небольшим, как женщина, которую я недавно видела катящей детскую коляску от магазина к магазину. Все они были одеты для прогулки, и у каждой под мышкой — белый сверток. Почти не разговаривая, они скрывались кто за каменным столбом, кто в кустах и появлялись потом с пустыми руками, голыми до плеч, облаченные в белое. Когда одна из них прошла совсем близко от нашего укрытия, я уловила запах хозяйственного мыла и сообразила, что их одеяния — всего-навсего простыни, обернутые вокруг тела и закрепленные на плече.
Выстроившись друг за другом по возрасту — младшие, за старшими, — они обошли круг камней снаружи и остановились в ожидании. Свет на востоке все разгорался.
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, строй женщин пришел в движение — они медленно вошли в промежуток между двумя камнями. Предводительница провела их прямо к центру круга, а потом они вслед за ней начали все тем же медленным, «лебединым» шагом кругами обходить хендж.
Предводительница внезапно остановилась и повернула к центру. Здесь она встала, подняв руки и повернув лицо в сторону ближайших к востоку камней. Высоким голосом она произнесла какие-то слова, не слишком громко, но так, чтобы ее слышали все участницы процессии. Туман еще не рассеялся, он отражал звуки, и казалось, что они доносятся отовсюду, идут от самих камней. Но не только эхо повторяло слова, а и танцовщицы — потому что участницы процессии теперь затанцевали. Они протянули руки одна к другой, не соприкасаясь пальцами, и двигались по кругу, притопывая и слегка покачиваясь. Но вот круг танцующих разделился на две половины. Семь танцующих пошли по часовой стрелке, остальные — в противоположном направлении. Два полукруга, встречаясь, то пересекались, то образовывали целый круг, то снова два полукружия. А предводительница все стояла в центре и выкрикивала полный непонятной печали клич на языке, который давно уже умер.
Они должны были казаться смешными, и, вероятно, так оно и было. Сборище женщин, обернутых в простыни, большинство из них толстые и не слишком подвижные, ходят и ходят кругами по вершине холма. Но от звуков их унылого клича волосы колко поднялись у меня на затылке.
Они остановились все как одна опять-таки в два полукруга, разделенных дорожкой, и смотрели на солнце. Оно поднялось над горизонтом, и первые лучи, пройдя между двумя восточными камнями, упали на разделившую полукружия дорожку и дальше — на камень на противоположной стороне хенджа.
Танцующие на мгновение замерли в тени по обе стороны от полосы света. Затем миссис Грэхем что-то произнесла все на том же непонятном языке, но уже обычным голосом. Повернулась и пошла по освещенной солнцем дорожке — спина прямая, седые волосы блестят в солнечных лучах. Остальные без единого звука последовали за ней. Одна за другой они прошли сквозь отверстие в главном камне и скрылись в молчании.
Из своего укрытия в зарослях ольхи мы наблюдали, как женщины переоделись и, теперь уже болтая и пересмеиваясь самым обычным образом, начали спускаться с холма, по-видимому, приглашенные на чашечку кофе в дом викария.
— Господи! — Я распрямилась, чтобы избавиться от судорог в ногах и спине. — Ну и зрелище, скажу я вам!
— Восхитительное! — с энтузиазмом воскликнул Фрэнк. — Ни за какие сокровища мира не хотел бы его пропустить!
Он змеей выскользнул из-под кустов, предоставив мне выпутываться самой, пока он на манер ищейки, носом к земле, обследовал зачем-то внутреннюю часть хенджа.
— Что ты там ищешь? — спросила я, с некоторой опаской вступая в круг. Но день уже наступил, и камни, все еще впечатляющие, утратили значительную часть своей зловещей мрачности.
— Пометки, знаки, — ответил он, ползая по дерну на четвереньках и что-то высматривая. — Каким образом они узнают, где начинать и где останавливаться?
— Неплохой вопрос. Я ничего не вижу, — сказала я, но, опустив глаза, увидела очень интересное растение у основания одного из вертикальных столбов. Миозотис? Нет, вряд ли; у этих голубых цветков глубоко запрятанные оранжевые серединки. Я потянулась за цветком, но тут Фрэнк, у которого слух был куда острее моего, выпрямился и схватил меня за руку. Он поспешно увлек меня прочь из внутреннего круга буквально за секунду до того, как в него вошла с противоположной стороны одна из утренних плясуний.
То была мисс Грант, маленькая плотная женщина, занятие которой — она торговала пирожными и сладостями в маленьком собственном магазинчике на Хай-стрит — вполне соответствовало пропорциям ее фигуры. Она близоруко осматривалась по сторонам, потом нашарила в кармане очки и водрузила их на нос; обошла весь круг и наконец подняла с земли большую заколку для волос, за которой вернулась в хендж. Прицепила ее к своим густым блестящим волосам, но возвращаться к повседневным делам не спешила. Уселась на валун, вполне по-приятельски оперлась спиной на одного из каменных гигантов и лениво закурила сигарету.
Фрэнк испустил вздох отчаяния.
— Ладно, — сказал он, смиряясь с неизбежным, — нам, пожалуй, лучше уйти. Судя по ее виду, она может просидеть здесь все утро. К тому же я не обнаружил вообще никаких пометок.
— Мы могли бы вернуться сюда попозже, — предложила я, меня очень заинтересовало растение с голубыми цветами.
— Разумеется, — откликнулся Фрэнк.
Но он уже потерял всякое желание изучать хендж как таковой, его занимали только подробности подсмотренной нами церемонии. Он решительно увлек меня к спуску с холма и по дороге настоятельно требовал, чтобы я как можно точнее припомнила произносимые во время ритуала слова и ритмические особенности танца.
— Норвежские, — с удовлетворением пришел он к выводу. — Корни слов древненорвежские, я почти полностью в этом уверен. Но танец… — Он в раздумье покачал головой. — Танец гораздо старше. Скорее всего, это восходит к круговым танцам викингов. — Он столь строго сдвинул брови, словно я с ним не соглашалась, — Но это движение по двойным линиям, оно… хмм… оно похоже… некоторые изображения на керамике из Бикер Фолка напоминают эти движения, но с другой стороны… хммм…
Фрэнк впал в свойственный ему временами научный транс, то и дело что-то невразумительно бормоча себе под нос. Вышел он из этого состояния только в самом конце спуска, наступив на какой-то предмет. Взмахнул руками, поскользнулся и с криком покатился вниз, в заросли прошлогоднего бурьяна.
Я поспешила за ним, но нашла его уже сидящим среди трепещущих стеблей.
— С тобой все в порядке? — спросила я на всякий случай, хотя было ясно, что он не пострадал.
— Полагаю, что да. — Он с некоторым недоумением отвел со лба темные волосы. — На что это я налетел?
— Вот на что. — Я подняла пустую жестянку из-под сардин, брошенную кем-то. — Одна из опасностей цивилизации.
— А-а. — Фрэнк взял у меня жестянку, заглянул внутрь и швырнул ее через плечо. — Жаль, что она пустая. После нашей экскурсии я чувствую волчий голод. Может, посмотрим, что там положила нам миссис Бэйрд в качестве раннего завтрака?
— Можно и так, — согласилась я, приглаживая ему выбившиеся пряди. — А с другой стороны, мы могли бы оставить это на ранний ленч.
И я посмотрела ему прямо в глаза.
— А-а, — повторил он, однако уже совершенно другим тоном.
Медленно-медленно он провел рукой снизу вверх по моей руке, коснулся шеи и легонько потянул мочку уха.
— Могли бы, — сказал он.
— Если ты не слишком голоден.
Вторая рука обняла меня сзади. Ладонь раскрылась, Фрэнк мягко притянул меня к себе, пальцы его скользили все ниже и ниже. Приоткрыв рот, он прильнул к вырезу моего платья, и я ощутила на груди его теплое дыхание.
Он осторожно уложил меня на траву: пушистые кисти сухих злаков словно парили в воздухе вокруг его головы. Он наклонился и поцеловал меня нежно и продолжал целовать, пока расстегивал пуговицы на моем платье, пуговку за пуговкой, с промежутками, во время которых он успевал просунуть руку под платье и потрогать отвердевшие соски моих грудей. Так он расстегнул платье от ворота до пояса и произнес еще одно «а-а-а», и снова по-другому, охрипшим голосом.
— Словно белый бархат, — выговорил он. Темные волосы опять упали ему на лицо, но он не стал поправлять их. Одним движением большого пальца он расстегнул мой бюстгальтер и со знанием дела принялся за мои груди. Потом он откинулся назад, взял обе груди в ладони и гладил их сверху вниз и снизу вверх до тех пор, пока я не застонала и не повернулась всем телом к нему. Он прижал свои губы к моим и привлек меня к себе так, что наши бедра соприкоснулись очень тесно. Фрэнк повернул голову и принялся пощипывать губами мое ухо.
Рука его опускалась все ниже и ниже — и вдруг замерла как бы в изумлении. Еще одно движение — и Фрэнк поднял голову и взглянул на меня с усмешкой.
— Аи, что же это значит, почему она такая? — дурашливо, подражая говору деревенского паренька, спросил он. — А вернее, не такая?
— Просто приготовилась, — ответила я с нарочитой строгостью. — Медсестры должны быть готовы к приему пациентов. Так нас учили.
— Честное слово, Клэр, — пробормотал он, запуская руку мне под юбку… вверх по бедру, к мягкому, открытому теплу между ног, — ты самая ужасающе практичная особа из всех, кого я знал.
Фрэнк подошел ко мне сзади, когда я сидела в гостиной на кресле с большой раскрытой книгой на коленях.
— Что ты делаешь? — спросил он. Его руки мягко легли мне на плечи.
— Ищу одно растение, — ответила я, закрывая книгу, но заложив пальцем нужную страницу. — Я его видела там, возле камней на хендже. Вот посмотри… — Я снова открыла книгу. — Оно могло бы относиться к семейству Campanulaceae или к Gentianaceae, к Polemoniaceae, Boraginaceae… чем-то похоже на незабудки, но и на вариант вот этого растения, Anemone patens. — Я показала на цветную иллюстрацию с изображением сон-травы. — Я не думаю, что это какая-нибудь генциана, лепестки недостаточно закругленные, но…
— Ну хорошо, — перебил меня Фрэнк, — а почему не вернуться туда и не сорвать его? Мистер Крук, наверное, не откажется одолжить тебе свою громыхалку… или нет, погоди, у меня более подходящая мысль. Попроси у миссис Бэйрд ее машину, это куда безопаснее. От дороги до подножия холма расстояние небольшое.
— А потом всего тысяча ярдов вверх, — сказала я. — Почему ты так заинтересовался этим растением, а? — Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
Свет лампы обвел золотым нимбом контур его головы, точь-в-точь как у святых на средневековых иконах.
— Меня интересует совсем не растение, — ответил Фрэнк. — Но если ты туда поднимешься, я хотел бы, чтобы ты осмотрела все это сооружение снаружи.
— Хорошо, — покорно согласилась я. — А зачем?
— Следы огня, — сказал он. — Во всех работах о Празднике костров, какие мне довелось прочесть, огонь непременно упомянут как обязательная часть ритуала. Но женщины, за которыми мы наблюдали нынче утром, огня не зажигали. Возможно, они жгли костры накануне ночью, а наутро пришли исполнить танец. Исторически было так, что костры разжигали пастухи. Внутри каменного круга я не обнаружил следов огня, но, поскольку нам пришлось постепенно ретироваться, внешнюю сторону я обследовать не успел.
— Хорошо — повторила я и зевнула: два ранних подъема подряд давали себя знать. — Я закрыла книгу и встала. — Только предупреждаю, что раньше девяти я вставать не собираюсь.
Я добралась до каменного круга примерно около одиннадцати утра на следующий день. Моросило, и я промокла, потому что не догадалась захватить с собой дождевик. Бегло осмотрев хендж с наружной стороны, я не нашла следов огня; если они и были, то кто-то позаботился их уничтожить.
Найти растение оказалось проще. Я помнила место, где оно росло, — у подножия самого высокого каменного столба. Отделив несколько побегов, я завернула их в носовой платок. Тяжелые гербарные сетки я оставила в машине и собиралась уложить растение как следует после спуска с холма.
Самый высокий каменный столб хенджа был разделен на две части по вертикали, два массивных блока. Видимо, это было сделано специально, для какой-то цели. Вы легко могли заметить, что лицевая поверхность у обоих блоков одинаковая, однако они отстояли один от другого фута на три.
Откуда-то поблизости донеслось глухое жужжание или гудение. Я подумала, что в какой-нибудь расселине камня нашел себе жилье пчелиный рой, и, намереваясь заглянуть в пролет между блоками, оперлась о камень рукой.
Камень закричал.
Я попятилась с такой скоростью, что не удержалась на ногах и довольно-таки жестко приземлилась на короткую весеннюю траву. Вся потная, я уставилась на камень.
Никогда я не слышала, чтобы живое существо могло издать подобный звук. Описать его невозможно — разве что сказать, что если бы камень мог закричать, он испустил бы именно такой крик. Это было ужасно.
Начали испускать крики и другие камни. То был шум битвы, вопли убиваемых людей, звуки от падения на землю лошадей.
Я затрясла головой, чтобы прогнать наваждение, но шум продолжался. Я вскочила на ноги и, спотыкаясь, кинулась к выходу из круга. Звуки настигали меня, от них ныли зубы и кружилась голова. У меня потемнело в глазах.
Я не могу сказать, сознательно ли я устремилась к просвету между двумя частями главного столба или это вышло случайно, в результате слепого движения в хаосе шума.
Однажды во время ночной поездки я заснула на пассажирском сиденье несущегося вперед автомобиля, рокот мотора и быстрое движение создавали иллюзию дивной невесомости. Водитель проехал по мосту на слишком большой скорости и потерял контроль над машиной. Я очнулась, в мой сон ворвался ослепительный свет фар, я испытала тошнотворное чувство от падения на полном ходу. Этот внезапный переход из одного состояния в другое можно сравнить с тем, что я пережила теперь, но за неимоверно короткий промежуток времени.
Я могла бы сказать, что мое поле зрения внезапно сузилось до единственного темного пятна, но тут же передо мной возникла сияющая пустота. Еще я могла бы сказать, что я словно находилась в центре затягивающего меня кругового вихря… Все это чистая правда, но ничто не может передать возникшего у меня ощущения полной гибели, полного разрушения, того, что меня сильно ударило обо что-то, чего вообще нет.
Суть заключалась в том, что никакого движения не произошло, никаких перемен, ничего не случилось, но тем не менее я испытывала стихийный ужас небывалой силы и перестала понимать, кто я или что я и где нахожусь. Я была в средоточии хаоса, и никакая сила, духовная или телесная, не могла ему противостоять.
— Клэр, — заговорил он негромко и хрипловато, — я хочу нашего ребенка. Важнее тебя для меня нет ничего в мире. Я прежде всего хочу, чтобы ты была счастлива, и в то же время хочу сохранить тебя для себя. Чужой ребенок, с которым у нас нет никаких связей, будет казаться мне пришельцем из иного мира, захватчиком, это для меня нетерпимо. Зачать в тебе ребенка, видеть, как он в тебе растет, как он родится… это для меня значит даже больше, чем только видеть в нем твое подобие… и мое тоже. Подлинная частица семьи.
Глаза у него сделались большие и умоляющие.
— Да, ты прав. Я поняла. — Мне хотелось оставить эту тему, по крайней мере сейчас.
Я двинулась дальше по дороге, но Фрэнк догнал меня и обнял.
— Клэр, я люблю тебя. — Он произнес это с такой покоряющей искренностью, что я невольно опустила голову ему на грудь, ощутив тепло его тела и силу его обнимающих меня рук.
— Я тоже люблю тебя.
Мы немного постояли так на ветру, который потягивал вдоль дороги. Внезапно Фрэнк откинулся назад и с улыбкой посмотрел на меня.
— Кроме того, — шепотом проговорил он, мягким движением ладони отведя назад волосы с моего лица, — мы еще могли бы над этим поработать, верно?
— Разумеется, — улыбнулась и я.
Он взял меня под руку и крепко прижал ее локтем к своему боку.
— Ну так сделаем еще попытку?
— Конечно. Почему бы и нет?
Мы двинулись, рука в руке, по Джирисайд-роуд. И когда я увидела Бара Мор, пиктский камень на углу улицы, я вспомнила о других древних камнях.
— Я совсем забыла! — воскликнула я. —Должна показать тебе нечто необыкновенное.
Фрэнк опустил на меня глаза и, стиснув мою руку, прижал крепче к себе.
— Я тоже, — сказал он, улыбаясь. — Ты свое чудо покажешь мне завтра.
Но на следующее утро нам пришлось заниматься другими делами. Я забыла, что мы на этот день запланировали поездку в Грейт Глен, на Лох-Несс.
Поездка достаточно долгая, и мы выехали рано, до рассвета. Утро выдалось холодное, и после пробежки к ожидающей нас машине было так славно укрыться пледом и почувствовать, как согреваются руки и ноги. Вместе с теплом пришла и восхитительная дремота; я блаженно уснула, положив голову Фрэнку на плечо, последним моим зрительным впечатлением был темный силуэт головы водителя на фоне краснеющей зари.
Мы добрались до места уже после девяти, и нанятый Фрэнком гид ждал нас на берегу озера возле небольшого ялика.
— Если вас это устраивает, сэр, я предложил бы небольшое путешествие по озеру вдоль берега до замка Уркхарт. Там мы перекусим, а потом двинемся дальше.
Гид, очень серьезный маленький человек в потрепанной непогодами холщовой рубашке и саржевых брюках, аккуратно уложил корзинку с припасами под сиденье ялика и протянул мне мозолистую крепкую ладонь, чтобы помочь сойти в лодку.
Это был восхитительный день. Распускающаяся по крутым берегам весенняя зелень отражалась в покрытой мелкой рябью озёрной воде. Наш гид, невзирая на столь серьезную наружность, оказался знающим и весьма разговорчивым; по пути он рассказывал нам об островах, а также о замках и развалинах по берегам длинного узкого озера.
— Вон он, замок Уркхарт. — Гид указал на гладкую каменную стену, едва видную за деревьями. — Вернее, то, что от него сохранилось. Он был проклят ведьмами Глена и пережил множество бед и несчастий.
Он рассказал нам историю Мэри Грант, дочери лэрда, владельца замка, и ее возлюбленного, поэта Доналда Донна, сына Макдоналда из Боунтина. Отец девушки запретил ей встречаться с Доналдом, поскольку последний угонял любую скотину, какая ему попадалась (гид заверил нас, что то была старинная и весьма почтенная профессия в горах Шотландии), но они продолжали встречаться тайком. Отец вознегодовал; Доналда заманили на фальшивое свидание и схватили. Приговоренный к смерти, он умолял, чтобы его обезглавили как джентльмена, но не повесили как преступника. Просьба была удовлетворена, и молодой человек положил голову на плаху, повторяя: «Дьявол заберет лэрда Гранта, а Доналд Донн не будет повешен». Легенда утверждает, что, когда отрубленная голова скатилась с плахи, она заговорила и произнесла: «Мэри, подними мою голову».
Я вздрогнула, и Фрэнк обнял меня за плечи.
— Сохранился отрывок из его стихотворения, — сказал он тихонько, — Вот послушай:
Я легонько сжала его руку.
Завтра буду я на холме, обезглавленный.
Пожалеете ли вы невесту мою, убитую горем,
Мою златокудрую Мэри с глазами бездонными?
Истории следовали одна за другой — истории о предательствах, убийствах и насилии, и озеро казалось мне теперь вполне достойным своей мрачной репутации.
— Ну а что вы скажете о чудовище? — спросила я, вглядываясь с борта в темные глубины. Вполне подходящее местечко для какого-нибудь страшилища.
Наш гид пожал плечами, и сплюнул в воду.
— Озеро, конечно, загадочное, сомнений нет, — ответил он, — О чудовище рассказывают немало. Ему приносили человеческие жертвы, даже маленьких детей будто бы бросали в воду в плетеных корзинках. — Он снова сплюнул в воду. — Говорят, озеро это бездонное — в самом центре у него глубочайшая в Шотландии дыра. С другой стороны, — он сильно прищурил глаза, — рассказывают, что несколько лет назад одна супружеская чета, приезжие из Ланкашира, ворвалась в полицейский участок в Инвермористоне с криком, что они, мол, только что видели, как из озера вылезло чудовище и спряталось в папоротниках. Чудовище ужасное, покрытое рыжими волосами, с огромными рогами, оно что-то жевало, и из пасти у него лилась кровь.
Гид поднял руку, предупреждая мое испуганное восклицание.
— Послали констебля посмотреть, что там такое, он вернулся и сообщил, что, за исключением льющейся крови, эти люди дали очень точное описание… — гид немного помедлил ради пущего эффекта, — хорошей шотландской коровы, которая жевала в зарослях папоротника свою жвачку.
Мы проплыли вдоль берега почти половину длины озера, пока причалили для позднего ленча. На берегу нас уже ждала машина, и мы двинулись назад через Глен, не встретив по пути ничего более страшного, чем рыжая лисичка, небольшое животное с какой-то совсем уж мелкой добычей в зубах. Она очень удивилась, когда мы выскочили из-за поворота, и, отпрыгнув с дороги в сторону, быстро убежала, легкая как тень.
Было уже очень поздно, когда мы вернулись к дому миссис Бэйрд, но мы еще задержались на крыльце, со смехом вспоминая события дня, пока Фрэнк разыскивал ключ от двери.
Мы уже раздевались, чтобы лечь в постель, и тут я вспомнила о маленьком хендже на Крэг-на-Дун и сказала об этом Фрэнку. Его усталость моментально улетучилась.
— Честное слово? И ты знаешь, где он находится? Как это великолепно, Клэр!
Он принялся рыться в своем кейсе.
— Что ты там ищешь?
— Будильник, — ответил он, вытаскивая его из кейса.
— Зачем? — удивилась я.
— Хочу встать вовремя, чтобы увидеть их. — Кого?
— Ведьм.
— Ведьм? Кто тебе сказал, что тут есть ведьмы?
— Викарий, — ответил Фрэнк, явно радуясь шутке. — Его домоправительница — одна из них.
Я подумала о почтенной миссис Грэхем и расхохоталась:
— Не говори ерунды!
— Ну, не самые настоящие ведьмы, конечно. А вообще в Шотландии ведьм было полным-полно, их сжигали на кострах вплоть до начала восемнадцатого века, но на самом деле то были женщины-друиды, так, наверное, надо считать. Я не думаю, что теперь это настоящий шабаш ведьм со всяческой чертовщиной. Викарий утверждает, что это группа местных женщин, соблюдающих старинные обряды солнечных праздников. Он, разумеется, не может проявлять к этому открытый интерес — из-за своего поста, но как человек весьма любознательный не может и совсем не обращать внимания. Он не знал, где совершаются эти церемонии, но если поблизости имеется каменный круг, то, скорее всего, именно там. — Фрэнк потер руки в радостном предвкушении. — Какая удача!
Подняться разок до рассвета ради развлечения даже забавно. Но два дня подряд — это, извините, уже отдает мазохизмом.
На сей раз ни теплого автомобиля, ни термосов; полусонная, я плелась вслед за Фрэнком вверх по дороге на холм, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу и то и дело ушибая пальцы о камни. Было холодно и туманно, я спрятала руки поглубже в карманы кардигана.
Еще один рывок к вершине холма — и хендж перед нами, каменные столбы еле видны в предрассветной мгле. Фрэнк остановился и замер в восхищении, в то время как я, задыхаясь, опустилась на первый подходящий для этого камень.
— Прекрасно, — пробормотал Фрэнк, потом молча подошел к внешнему кольцу столбов, и его фигура — тень в тумане — скрылась в более темной тени, падающей от больших камней. Они были и в самом деле прекрасны, но и чертовски таинственны тоже. Я вздрогнула — совсем не от холода. Если те, кто их воздвигнул, хотели, чтобы они производили сильное впечатление, то они знали, как этого добиться.
Фрэнк очень скоро вернулся.
— Пока никого, — прошептал он у меня над ухом, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. — Идем, я нашел место, откуда мы можем за ними наблюдать.
На востоке забрезжил свет — бледная серая полоса на горизонте, однако и этого оказалось достаточно, чтобы я не спотыкалась, пока Фрэнк вел меня в укрытие под кустами ольхи возле верхнего конца тропы. Там было тесновато, едва-едва можно устроиться двоим плечом к плечу. Тропа видна отсюда хорошо, так же, как и внутренняя часть каменного круга примерно в двадцати футах от нас. Уже не первый раз я задумывалась над тем, чем же занимался Фрэнк во время войны. Он был прекрасно подготовлен к тому, чтобы маневрировать в темноте совершенно бесшумно.
Я совсем не выспалась и хотела одного, — свернуться под каким-нибудь уютным кустом и заснуть. Однако места для этого не было, и я продолжала стоять, вглядываясь в крутую тропинку в поисках приближающихся друид. Спину мне покалывало, и ноги болели, но, пожалуй, это скоро пройдет; полоска на горизонте из серой сделалась розовой, стало быть, до рассвета не более получаса.
Первая из друид появилась почти так же неслышно, как Фрэнк. Только слабый хруст гальки под ногами — и тотчас в тумане проступила аккуратно причесанная седая голова. Миссис Грэхем. Значит, это правда. Экономка викария была благоразумно одета в твидовое платье и шерстяное пальто, под мышкой у нее был белый сверток. Неслышно, словно призрак, она скрылась за одним из больших камней.
Остальные появились вскоре вслед за ней, по одной, по двое и даже по трое, они шли, перешептываясь и пересмеиваясь, по тропе, но мгновенно умолкали, как только поднимались наверх.
Некоторых я узнала. Например, миссис Бьюкенен, почтмейстершу; ее белокурые волосы были недавно завиты и распространяли сильный запах «Вечера в Париже». Я подавила смех. Ничего себе современные друиды!
Их оказалось пятнадцать, исключительно женщины, в возрасте от примерно шестидесяти, как миссис Грэхем, до двадцати с небольшим, как женщина, которую я недавно видела катящей детскую коляску от магазина к магазину. Все они были одеты для прогулки, и у каждой под мышкой — белый сверток. Почти не разговаривая, они скрывались кто за каменным столбом, кто в кустах и появлялись потом с пустыми руками, голыми до плеч, облаченные в белое. Когда одна из них прошла совсем близко от нашего укрытия, я уловила запах хозяйственного мыла и сообразила, что их одеяния — всего-навсего простыни, обернутые вокруг тела и закрепленные на плече.
Выстроившись друг за другом по возрасту — младшие, за старшими, — они обошли круг камней снаружи и остановились в ожидании. Свет на востоке все разгорался.
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, строй женщин пришел в движение — они медленно вошли в промежуток между двумя камнями. Предводительница провела их прямо к центру круга, а потом они вслед за ней начали все тем же медленным, «лебединым» шагом кругами обходить хендж.
Предводительница внезапно остановилась и повернула к центру. Здесь она встала, подняв руки и повернув лицо в сторону ближайших к востоку камней. Высоким голосом она произнесла какие-то слова, не слишком громко, но так, чтобы ее слышали все участницы процессии. Туман еще не рассеялся, он отражал звуки, и казалось, что они доносятся отовсюду, идут от самих камней. Но не только эхо повторяло слова, а и танцовщицы — потому что участницы процессии теперь затанцевали. Они протянули руки одна к другой, не соприкасаясь пальцами, и двигались по кругу, притопывая и слегка покачиваясь. Но вот круг танцующих разделился на две половины. Семь танцующих пошли по часовой стрелке, остальные — в противоположном направлении. Два полукруга, встречаясь, то пересекались, то образовывали целый круг, то снова два полукружия. А предводительница все стояла в центре и выкрикивала полный непонятной печали клич на языке, который давно уже умер.
Они должны были казаться смешными, и, вероятно, так оно и было. Сборище женщин, обернутых в простыни, большинство из них толстые и не слишком подвижные, ходят и ходят кругами по вершине холма. Но от звуков их унылого клича волосы колко поднялись у меня на затылке.
Они остановились все как одна опять-таки в два полукруга, разделенных дорожкой, и смотрели на солнце. Оно поднялось над горизонтом, и первые лучи, пройдя между двумя восточными камнями, упали на разделившую полукружия дорожку и дальше — на камень на противоположной стороне хенджа.
Танцующие на мгновение замерли в тени по обе стороны от полосы света. Затем миссис Грэхем что-то произнесла все на том же непонятном языке, но уже обычным голосом. Повернулась и пошла по освещенной солнцем дорожке — спина прямая, седые волосы блестят в солнечных лучах. Остальные без единого звука последовали за ней. Одна за другой они прошли сквозь отверстие в главном камне и скрылись в молчании.
Из своего укрытия в зарослях ольхи мы наблюдали, как женщины переоделись и, теперь уже болтая и пересмеиваясь самым обычным образом, начали спускаться с холма, по-видимому, приглашенные на чашечку кофе в дом викария.
— Господи! — Я распрямилась, чтобы избавиться от судорог в ногах и спине. — Ну и зрелище, скажу я вам!
— Восхитительное! — с энтузиазмом воскликнул Фрэнк. — Ни за какие сокровища мира не хотел бы его пропустить!
Он змеей выскользнул из-под кустов, предоставив мне выпутываться самой, пока он на манер ищейки, носом к земле, обследовал зачем-то внутреннюю часть хенджа.
— Что ты там ищешь? — спросила я, с некоторой опаской вступая в круг. Но день уже наступил, и камни, все еще впечатляющие, утратили значительную часть своей зловещей мрачности.
— Пометки, знаки, — ответил он, ползая по дерну на четвереньках и что-то высматривая. — Каким образом они узнают, где начинать и где останавливаться?
— Неплохой вопрос. Я ничего не вижу, — сказала я, но, опустив глаза, увидела очень интересное растение у основания одного из вертикальных столбов. Миозотис? Нет, вряд ли; у этих голубых цветков глубоко запрятанные оранжевые серединки. Я потянулась за цветком, но тут Фрэнк, у которого слух был куда острее моего, выпрямился и схватил меня за руку. Он поспешно увлек меня прочь из внутреннего круга буквально за секунду до того, как в него вошла с противоположной стороны одна из утренних плясуний.
То была мисс Грант, маленькая плотная женщина, занятие которой — она торговала пирожными и сладостями в маленьком собственном магазинчике на Хай-стрит — вполне соответствовало пропорциям ее фигуры. Она близоруко осматривалась по сторонам, потом нашарила в кармане очки и водрузила их на нос; обошла весь круг и наконец подняла с земли большую заколку для волос, за которой вернулась в хендж. Прицепила ее к своим густым блестящим волосам, но возвращаться к повседневным делам не спешила. Уселась на валун, вполне по-приятельски оперлась спиной на одного из каменных гигантов и лениво закурила сигарету.
Фрэнк испустил вздох отчаяния.
— Ладно, — сказал он, смиряясь с неизбежным, — нам, пожалуй, лучше уйти. Судя по ее виду, она может просидеть здесь все утро. К тому же я не обнаружил вообще никаких пометок.
— Мы могли бы вернуться сюда попозже, — предложила я, меня очень заинтересовало растение с голубыми цветами.
— Разумеется, — откликнулся Фрэнк.
Но он уже потерял всякое желание изучать хендж как таковой, его занимали только подробности подсмотренной нами церемонии. Он решительно увлек меня к спуску с холма и по дороге настоятельно требовал, чтобы я как можно точнее припомнила произносимые во время ритуала слова и ритмические особенности танца.
— Норвежские, — с удовлетворением пришел он к выводу. — Корни слов древненорвежские, я почти полностью в этом уверен. Но танец… — Он в раздумье покачал головой. — Танец гораздо старше. Скорее всего, это восходит к круговым танцам викингов. — Он столь строго сдвинул брови, словно я с ним не соглашалась, — Но это движение по двойным линиям, оно… хмм… оно похоже… некоторые изображения на керамике из Бикер Фолка напоминают эти движения, но с другой стороны… хммм…
Фрэнк впал в свойственный ему временами научный транс, то и дело что-то невразумительно бормоча себе под нос. Вышел он из этого состояния только в самом конце спуска, наступив на какой-то предмет. Взмахнул руками, поскользнулся и с криком покатился вниз, в заросли прошлогоднего бурьяна.
Я поспешила за ним, но нашла его уже сидящим среди трепещущих стеблей.
— С тобой все в порядке? — спросила я на всякий случай, хотя было ясно, что он не пострадал.
— Полагаю, что да. — Он с некоторым недоумением отвел со лба темные волосы. — На что это я налетел?
— Вот на что. — Я подняла пустую жестянку из-под сардин, брошенную кем-то. — Одна из опасностей цивилизации.
— А-а. — Фрэнк взял у меня жестянку, заглянул внутрь и швырнул ее через плечо. — Жаль, что она пустая. После нашей экскурсии я чувствую волчий голод. Может, посмотрим, что там положила нам миссис Бэйрд в качестве раннего завтрака?
— Можно и так, — согласилась я, приглаживая ему выбившиеся пряди. — А с другой стороны, мы могли бы оставить это на ранний ленч.
И я посмотрела ему прямо в глаза.
— А-а, — повторил он, однако уже совершенно другим тоном.
Медленно-медленно он провел рукой снизу вверх по моей руке, коснулся шеи и легонько потянул мочку уха.
— Могли бы, — сказал он.
— Если ты не слишком голоден.
Вторая рука обняла меня сзади. Ладонь раскрылась, Фрэнк мягко притянул меня к себе, пальцы его скользили все ниже и ниже. Приоткрыв рот, он прильнул к вырезу моего платья, и я ощутила на груди его теплое дыхание.
Он осторожно уложил меня на траву: пушистые кисти сухих злаков словно парили в воздухе вокруг его головы. Он наклонился и поцеловал меня нежно и продолжал целовать, пока расстегивал пуговицы на моем платье, пуговку за пуговкой, с промежутками, во время которых он успевал просунуть руку под платье и потрогать отвердевшие соски моих грудей. Так он расстегнул платье от ворота до пояса и произнес еще одно «а-а-а», и снова по-другому, охрипшим голосом.
— Словно белый бархат, — выговорил он. Темные волосы опять упали ему на лицо, но он не стал поправлять их. Одним движением большого пальца он расстегнул мой бюстгальтер и со знанием дела принялся за мои груди. Потом он откинулся назад, взял обе груди в ладони и гладил их сверху вниз и снизу вверх до тех пор, пока я не застонала и не повернулась всем телом к нему. Он прижал свои губы к моим и привлек меня к себе так, что наши бедра соприкоснулись очень тесно. Фрэнк повернул голову и принялся пощипывать губами мое ухо.
Рука его опускалась все ниже и ниже — и вдруг замерла как бы в изумлении. Еще одно движение — и Фрэнк поднял голову и взглянул на меня с усмешкой.
— Аи, что же это значит, почему она такая? — дурашливо, подражая говору деревенского паренька, спросил он. — А вернее, не такая?
— Просто приготовилась, — ответила я с нарочитой строгостью. — Медсестры должны быть готовы к приему пациентов. Так нас учили.
— Честное слово, Клэр, — пробормотал он, запуская руку мне под юбку… вверх по бедру, к мягкому, открытому теплу между ног, — ты самая ужасающе практичная особа из всех, кого я знал.
Фрэнк подошел ко мне сзади, когда я сидела в гостиной на кресле с большой раскрытой книгой на коленях.
— Что ты делаешь? — спросил он. Его руки мягко легли мне на плечи.
— Ищу одно растение, — ответила я, закрывая книгу, но заложив пальцем нужную страницу. — Я его видела там, возле камней на хендже. Вот посмотри… — Я снова открыла книгу. — Оно могло бы относиться к семейству Campanulaceae или к Gentianaceae, к Polemoniaceae, Boraginaceae… чем-то похоже на незабудки, но и на вариант вот этого растения, Anemone patens. — Я показала на цветную иллюстрацию с изображением сон-травы. — Я не думаю, что это какая-нибудь генциана, лепестки недостаточно закругленные, но…
— Ну хорошо, — перебил меня Фрэнк, — а почему не вернуться туда и не сорвать его? Мистер Крук, наверное, не откажется одолжить тебе свою громыхалку… или нет, погоди, у меня более подходящая мысль. Попроси у миссис Бэйрд ее машину, это куда безопаснее. От дороги до подножия холма расстояние небольшое.
— А потом всего тысяча ярдов вверх, — сказала я. — Почему ты так заинтересовался этим растением, а? — Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
Свет лампы обвел золотым нимбом контур его головы, точь-в-точь как у святых на средневековых иконах.
— Меня интересует совсем не растение, — ответил Фрэнк. — Но если ты туда поднимешься, я хотел бы, чтобы ты осмотрела все это сооружение снаружи.
— Хорошо, — покорно согласилась я. — А зачем?
— Следы огня, — сказал он. — Во всех работах о Празднике костров, какие мне довелось прочесть, огонь непременно упомянут как обязательная часть ритуала. Но женщины, за которыми мы наблюдали нынче утром, огня не зажигали. Возможно, они жгли костры накануне ночью, а наутро пришли исполнить танец. Исторически было так, что костры разжигали пастухи. Внутри каменного круга я не обнаружил следов огня, но, поскольку нам пришлось постепенно ретироваться, внешнюю сторону я обследовать не успел.
— Хорошо — повторила я и зевнула: два ранних подъема подряд давали себя знать. — Я закрыла книгу и встала. — Только предупреждаю, что раньше девяти я вставать не собираюсь.
Я добралась до каменного круга примерно около одиннадцати утра на следующий день. Моросило, и я промокла, потому что не догадалась захватить с собой дождевик. Бегло осмотрев хендж с наружной стороны, я не нашла следов огня; если они и были, то кто-то позаботился их уничтожить.
Найти растение оказалось проще. Я помнила место, где оно росло, — у подножия самого высокого каменного столба. Отделив несколько побегов, я завернула их в носовой платок. Тяжелые гербарные сетки я оставила в машине и собиралась уложить растение как следует после спуска с холма.
Самый высокий каменный столб хенджа был разделен на две части по вертикали, два массивных блока. Видимо, это было сделано специально, для какой-то цели. Вы легко могли заметить, что лицевая поверхность у обоих блоков одинаковая, однако они отстояли один от другого фута на три.
Откуда-то поблизости донеслось глухое жужжание или гудение. Я подумала, что в какой-нибудь расселине камня нашел себе жилье пчелиный рой, и, намереваясь заглянуть в пролет между блоками, оперлась о камень рукой.
Камень закричал.
Я попятилась с такой скоростью, что не удержалась на ногах и довольно-таки жестко приземлилась на короткую весеннюю траву. Вся потная, я уставилась на камень.
Никогда я не слышала, чтобы живое существо могло издать подобный звук. Описать его невозможно — разве что сказать, что если бы камень мог закричать, он испустил бы именно такой крик. Это было ужасно.
Начали испускать крики и другие камни. То был шум битвы, вопли убиваемых людей, звуки от падения на землю лошадей.
Я затрясла головой, чтобы прогнать наваждение, но шум продолжался. Я вскочила на ноги и, спотыкаясь, кинулась к выходу из круга. Звуки настигали меня, от них ныли зубы и кружилась голова. У меня потемнело в глазах.
Я не могу сказать, сознательно ли я устремилась к просвету между двумя частями главного столба или это вышло случайно, в результате слепого движения в хаосе шума.
Однажды во время ночной поездки я заснула на пассажирском сиденье несущегося вперед автомобиля, рокот мотора и быстрое движение создавали иллюзию дивной невесомости. Водитель проехал по мосту на слишком большой скорости и потерял контроль над машиной. Я очнулась, в мой сон ворвался ослепительный свет фар, я испытала тошнотворное чувство от падения на полном ходу. Этот внезапный переход из одного состояния в другое можно сравнить с тем, что я пережила теперь, но за неимоверно короткий промежуток времени.
Я могла бы сказать, что мое поле зрения внезапно сузилось до единственного темного пятна, но тут же передо мной возникла сияющая пустота. Еще я могла бы сказать, что я словно находилась в центре затягивающего меня кругового вихря… Все это чистая правда, но ничто не может передать возникшего у меня ощущения полной гибели, полного разрушения, того, что меня сильно ударило обо что-то, чего вообще нет.
Суть заключалась в том, что никакого движения не произошло, никаких перемен, ничего не случилось, но тем не менее я испытывала стихийный ужас небывалой силы и перестала понимать, кто я или что я и где нахожусь. Я была в средоточии хаоса, и никакая сила, духовная или телесная, не могла ему противостоять.