Гэллико Пол. Золотой жук

- Да ничего, просто череп. Кто-то забыл свою голову здесь на дереве, и
вороны склевали все мясо.
- Ты говоришь - череп?! Отлично! А как он там держится? Почему он не
падает?
- А верно ведь, масса! Сейчас погляжу. Что за притча такая! Большой
длинный гвоздь. Череп прибит гвоздем.
- Теперь, Юпитер, делай в точности, что я скажу. Слышишь меня?
- Слышу, масса.
- Слушай меня внимательно! Найди левый глаз у черепа.
- Угу! Да! А где же у черепа левый глаз, если он вовсе безглазый?
- Ох, какой ты болван, Юпитер! Знаешь ты, где у тебя правая рука и где
левая?
- Знаю, как же не знать, левой рукой я колю дрова.
- Правильно. Ты левша. Так вот, левый глаз у тебя с той стороны, что и
рука. Ну, сумеешь теперь отыскать левый глаз у черепа, то место, где был
левый глаз?
Юпитер долго молчал, потом он сказал:
- Левый глаз у черепа с той стороны, что и рука у черепа? Но у черепа
нет левой руки... Что ж, на нет и суда нет! Вот я нашел левый глаз. Что мне
с ним делать?
- Пропусти сквозь него жука и спусти его вниз, сколько хватит шнура.
Только не урони.
- Пропустил, масса Вилл. Это самое плевое дело - пропустить жука через
дырку. Смотрите-ка!
Во время этого диалога Юпитер был скрыт листвой дерева. Но жук,
которого он спустил вниз, виднелся теперь на конце шнурка. Заходящее солнце
еще освещало возвышенность, где мы стояли, и в последних его лучах жук
сверкнул, как полированный золотой шарик. Он свободно свисал между ветвей
дерева, и если б Юпитер сейчас отпустил шнурок, тот упал бы прямо к нашим
ногам. Легран быстро схватил косу и расчистил участок диаметром в девять -
двенадцать футов, после чего он велел Юпитеру отпустить шнурок и слезать
поскорее вниз.
Забив колышек точно в том месте, куда упал жук, мой друг вытащил из
кармана землемерную ленту. Прикрепив ее за конец к стволу дерева, как раз
напротив забитого колышка, он протянул ее прямо, до колышка, после чего,
продолжая разматывать ленту и отступая назад, отмерил еще пятьдесят футов.
Юпитер с косой в руках шел перед ним, срезая кусты ежевики. Дойдя до нужного
места, Легран забил еще один колышек и, принимая его за центр, очистил круг
диаметром примерно в четыре фута. Потом он дал по лопате мне и Юпитеру, сам
взял лопату и приказал нам копать.
Откровенно скажу, я не питаю склонности к такого рода забавам даже при
свете дня; теперь же спускалась ночь, а я и так изрядно устал от нашей
прогулки. Всего охотнее я отказался бы. Но мне не хотелось противоречить
моему бедному другу и тем усугублять его душевное беспокойство. Так что
выхода не было. Если бы я мог рассчитывать на помощь Юпитера, то, ничуть не
колеблясь, применил бы сейчас силу и увел бы безумца домой. Но я слишком
хорошо знал старого негра и понимал, что ни при каких обстоятельствах он не
поддержит меня против своего господина. Что до Леграна, мне стало теперь
ясно, что он заразился столь обычной у нас на Юге манией кладоискательства и
что его и без того пылкое воображение было подстегнуто находкой жука и еще,
наверное, упрямством Юпитера, затвердившего, что найденный жук - "из чистого
золота".
Подобные мании могут легко подтолкнуть к помешательству неустойчивый
разум, особенно если они находят себе пищу в тайных стремлениях души. Я
вспомнил слова моего бедного друга о том, что жук вернет ему родовое
богатство. Я был раздосадован и вместе с тем глубоко огорчен. В конце концов
я решил проявить добрую волю (поскольку не видел иного выхода) и принять
участие в поисках клада, чтобы быстрейшим и самым наглядным образом убедить
моего фантазера в беспочвенности его замысла.
Мы зажгли фонари и принялись рыть с усердием, которое заслуживало
лучшего применения. Свет струился по нашим лицам, и я подумал, что мы втроем
образуем весьма живописную группу и что случайный путник, который наткнется
на нас, должен будет преисполниться странных мыслей и подозрений.
Так мы копали не менее двух часов. Мы сохраняли молчание, и нас смущал
только лай собаки, которая выказывала необычайный интерес к нашей работе.
Этот лай становился все более настойчивым, и мы начали опасаться, как бы он
не привлек какого-нибудь бродягу, расположившегося по соседству на отдых.
Точнее, боялся Легран; я был бы только доволен, если бы смог при содействии
постороннего человека вернуть домой моего путешественника. Разбушевавшегося
пса утихомирил Юпитер, проявив при этом немалую изобретательность. Он вылез
из ямы с решительным видом и стянул ему пасть своими подтяжками, после чего,
хмуро посмеиваясь, снова взялся за лопату.
После двухчасовых трудов мы вырыли яму глубиной в пять футов, однако
никаких признаков клада не было видно. Мы приостановились, и я стал
надеяться, что комедия подходит к концу. Однако Легран, хотя и расстроенный,
как я мог заметить, отер пот со лба и снова взялся за работу. Яма уже имела
четыре фута в диаметре и занимала всю площадь очерченного Леграном круга.
Теперь мы расширили этот круг, потом углубили яму еще на два фута.
Результаты остались все теми же. Мой золотоискатель, которого мне было жаль
от души, наконец вылез из ямы и принялся медленно и неохотно натягивать свой
сюртук, который сбросил перед началом работы. В каждой черточке его лица
сквозило горькое разочарование. Я молчал, Юпитер по знаку своего господина
стал собирать инструменты. Потом он снял с собаки свой самодельный
намордник, и мы двинулись в путь, домой, не произнеся ни слова.
Не успели пройти мы и десятка шагов, как Легран с громким проклятием
повернулся к негру и крепко схватил его за ворот. Пораженный Юпитер разинул
рот, выпучил глаза и, уронив лопаты, упал на колени.
- Каналья, - с трудом промолвил Легран сквозь сжатые зубы, - проклятый
черный негодяй, отвечай мне немедленно, отвечай без уверток, где у тебя
левый глаз?
- Помилуй бог, масса Вилл, вот у меня левый глаз, вот он! - ревел
перепуганный Юпитер, кладя руку на правый глаз и прижимая его изо всей мочи,
словно страшась, что его господин вырвет ему этот глаз.
- Так я и думал! Я знал! Ура! - закричал Легран отпуская негра. Он
исполнил несколько сложных танцевальных фигур, поразивших его слугу,
который, поднявшись на ноги и словно окаменев, переводил взгляд с хозяина на
меня и с меня опять на хозяина.
- За дело! - сказал Легран. - Вернемся! Мы еще выиграем эту игру! - И
он повел нас обратно к тюльпановому дереву.
- Ну, Юпитер, - сказал Легран, когда мы снова стояли втроем у подножья
дерева, - говори: как был прибит этот череп к ветке, лицом или наружу?
- Наружу, масса, так чтоб вороны могли клевать глаза без хлопот.
- Теперь говори мне, в какой ты глаз опустил жука - в тот или этот? - И
Легран тронул пальцем сперва один глаз Юпитера и потом другой.
- В этот самый, масса, в левый, как вы велели! - Юпитер указывал
пальцем на правый глаз.
- Отлично, начнем все сначала!
С этими словами мой друг, в безумии которого, как мне показалось,
появилась теперь некоторая система, вытащил колышек, вбитый им ранее на
месте падения жука, и переставил его на три дюйма к западу. Снова связав
землемерной лентой колышек со стволом дерева, он отмерил еще пятьдесят футов
до новой точки, отстоявшей от нашей ямы на несколько ярдов.
Мы очертили еще раз круг, несколько большего диаметра, чем предыдущий,
и снова взялись за лопаты.
Я смертельно устал, но хотя и сам еще не отдавал себе в том отчета,
прежнее отвращение к работе у меня почему-то исчезло. Каким-то неясным
образом я стал испытывать к ней интерес, более того, меня охватило волнение.
В нелепом поведении Леграна сквозило что-то похожее на предвидение, на
продуманный план, и это, вероятно, оказало на меня свое действие. Продолжая
усердно копать, я ловил себя несколько раз на том, что и сам со вниманием
гляжу себе под ноги, в яму, словно тоже ищу на дне ее мифическое сокровище,
мечта о котором свела с ума моего бедного друга. Мы трудились уже часа
полтора, и эти странные прихоти мысли овладевали мной все настойчивее, когда
нас опять всполошил отчаянный лай нашего пса. Если раньше он лаял из
озорства или же из каприза, то теперь его беспокойство было нешуточным. Он
не дался Юпитеру, когда тот опять хотел напялить ему намордник, и, прыгнув в
яму, стал яростно разгребать лапами землю. Через пять-шесть секунд он отрыл
два человеческих скелета, а вернее, груду костей, перемешанных с обрывками
полуистлевшей шерстяной материи и металлическими пуговицами. Еще два удара
лопатой - и мы увидели широкое лезвие испанского ножа и несколько монет,
золотых и серебряных.
При виде монет Юпитер предался необузданной радости, но на лице его
господина выразилось сильнейшее разочарование. Он умолял нас, однако, не
прекращать работу. Не успел он вымолвить эту просьбу, как я оступился и тут
же упал ничком, зацепившись ногой за большое железное кольцо, прикрытое
рыхлой землей.
Теперь работа пошла уже не на шутку. Лихорадочное напряжение,
испытанное за эти десять минут, я не решусь сравнить ни с чем в своей жизни.
Мы отрыли продолговатый деревянный сундук, прекрасно сохранившийся.
Необыкновенная твердость досок, из которых он был сколочен, наводила на
мысль, что дерево подверглось химической обработке, вероятно, было пропитано
двухлористой ртутью. Сундук был длиною в три с половиной фута, шириной в три
фута и высотой - в два с половиной. Он был надежно окован железными полосами
и обит заклепками. Перекрещиваясь, железные полосы покрывали сундук, образуя
как бы решетку. С боков сундука под самую крышку было ввинчено по три
железных кольца, всего шесть колец, так что за него могли взяться разом
шесть человек. Взявшись втроем, мы сумели только что сдвинуть сундук с
места. Стало ясно, что унести такой груз нам не под силу. По счастью, крышка
держалась лишь на двух выдвижных болтах. Дрожащими руками, не дыша от
волнения, мы выдернули болты. Мгновение, и перед нами предстало сокровище.
Когда пламя фонарей осветило яму, от груды золота и драгоценных камней
взметнулся блеск такой силы, что мы были просто ослеплены.
Чувства, с которыми я взирал на сокровища, не передать словами. Прежде
всего я, конечно, был изумлен. Легран, казалось, изнемогал от волнения и
почти не разговаривал с нами. Лицо Юпитера на минуту стало смертельно
бледным, если можно говорить о бледности применительно к черноте негра. Он
был словно поражен громом. Потом он упал на колени и, погрузив по локоть в
сокровища свои голые руки, блаженно застыл в этой позе, словно был в теплой
ванне. Наконец, глубоко вздохнув, он произнес примерно такую речь:
- И все это сделал золотой жук! Милый золотой жук, бедный золотой
жучок. А я-то его обижал, я бранил его! И не стыдно тебе, старый негр?
Отвечай!..
Я оказался вынужденным призвать их обоих - и слугу и господина - к
порядку; нужно было забрать сокровище. Спускалась ночь, до рассвета нам
предстояло доставить его домой. Мы не знали, как взяться за дело, голова шла
кругом, и много времени ушло на раздумья. Наконец мы извлекли из сундука две
трети его содержимого, после чего, тоже не без труда, вытащили сундук из
ямы. Вынутые сокровища мы спрятали в ежевичных кустах и оставили под охраной
нашего пса, которому Юпитер строго-настрого приказал ни под каким видом не
двигаться с места и не разевать пасти до нашего возвращения. Затем мы
подняли сундук и поспешно двинулись в путь. Дорога была нелегкой, но к часу
ночи мы благополучно пришли домой. Слишком измученные, чтобы идти обратно, -
ведь и человеческая выносливость имеет предел, - мы закусили и дали себе
отдых до двух часов; после чего, захватив три больших мешка, отыскавшихся, к
нашему счастью, тут же на месте, мы поспешили назад. Около четырех часов, -
ночь уже шла на убыль, - мы подошли к тюльпановому дереву, разделили остатки
добычи на три примерно равные части, бросили ямы как есть, незасыпанными,
снова пустились в путь и сложили драгоценную ношу в хижине у Леграна, когда
первый слабый проблеск зари осветил восток над кромкою леса.
Мы изнемогали от тяжкой усталости, но внутреннее волнение не оставляло
нас. Проспав три-четыре часа беспокойным сном, мы, словно уговорившись
заранее, поднялись и стали рассматривать наши сокровища.
Сундук был наполнен до самых краев, и мы потратили весь этот день и
большую часть ночи, перебирая сокровища. Они были свалены как попало. Видно
было, что их бросали в сундук не глядя. После тщательной разборки
выяснилось, что доставшееся нам богатство даже значительнее, чем нам
показалось с первого взгляда. Одних золотых монет, исчисляя стоимость золота
по тогдашнему курсу, было не менее чем на четыреста пятьдесят тысяч
долларов. Серебра там не было вовсе, одно только золото, иностранного
происхождения и старинной чеканки - французское, испанское и немецкое,
несколько английских гиней и еще какие-то монеты, нам совсем незнакомые.
Попадались тяжелые большие монеты, стертые до того, что нельзя было
прочитать на них надписи. Американских не было ни одной. Определить
стоимость драгоценностей было труднее. Бриллианты изумили нас своим размером
и красотой. Всего было сто десять бриллиантов, и среди них ни одного
мелкого. Мы нашли восемнадцать рубинов удивительного блеска, триста десять
превосходных изумрудов, двадцать один сапфир и одип опал. Все камни были,
как видно, вынуты из оправ и брошены в сундук небрежной рукой. Оправы же,
перемешанные с другими золотыми вещами, были сплющены молотком, видимо, для
того, чтобы нельзя было опознать драгоценности. Кроме того, что я
перечислил, в сундуке было множество золотых украшений, около двухсот
массивных колец и серег; золотые цепочки, всего тридцать штук, если не
ошибаюсь; восемьдесят три тяжелых больших распятия; пять золотых кадильниц
огромной ценности; большая золотая чаша для пунша, изукрашенная виноградными
листьями и вакхическими фигурами искусной ювелирной работы; две рукоятки от
шпаг с изящными чеканными украшениями и еще много мелких вещиц, которые я не
в силах сейчас припомнить. Общий вес драгоценностей превышал триста
пятьдесят английских фунтов. Я уж не говорю о часах, их было сто девяносто
семь штук, и трое из них стоили не менее чем по пятьсот долларов. Часы были
старинной системы, и ржавчина разрушила механизмы, но украшенные
драгоценными камнями золотые крышки были в сохранности. В эту ночь мы
оценили содержимое нашего сундука в полтора миллиона долларов. В дальнейшем,
когда мы продали драгоценные камни и золотые изделия (некоторые безделушки
мы сохранили на память), оказалось, что наша оценка клада была слишком
скромной.
Когда наконец мы завершили осмотр и владевшее нами необычайное волнение
чуть-чуть поутихло, Легран, который видел, что я сгораю от нетерпения и
жажду получить разгадку этой поразительной тайны, принялся за рассказ, не
упуская ни малейшей подробности.
- Вы помните, - сказал он, - тот вечер, когда я показал вам свой беглый
набросок жука. Вспомните также, как я был раздосадован, когда вы сказали,
что мой рисунок походит на череп. Вначале я думал, что вы просто шутите;
потом я припомнил, как характерно расположены пятнышки на спинке жука, и
решил, что ваше замечание не столь уж нелепо. Все же насмешка ваша задела
меня - я считаюсь недурным рисовальщиком. Потому, когда вы вернули мне этот
клочок пергамента, я вспылил и хотел скомкать его и швырнуть в огонь.
- Клочок бумаги, вы хотите сказать, - заметил я.
- Нет! Я сам так думал вначале, но как только стал рисовать,
обнаружилось, что это тонкий-претонкий пергамент. Как вы помните, он был
очень грязен. Так вот, комкая его, я ненароком взглянул на рисунок, о
котором шла речь. Представьте мое изумление, когда я тоже увидел изображение
черепа на том самом месте, где только что нарисовал вам жука. В первую
минуту я растерялся. Я ведь отлично знал, что сделанный мною рисунок не был
похож на тот, который я увидел сейчас, хотя в их общих чертах и можно было
усмотреть нечто сходное. Я взял свечу и, усевшись в другом конце комнаты,
стал исследовать пергамент более тщательно. Перевернув его, я тотчас нашел
свой рисунок, совершенно такой, каким он вышел из-под моего пера. Близость
этих изображений на двух сторонах пергамента была поистине странной. На
обороте пергамента, в точности под моим рисунком жука, был нарисован череп,
который напоминал моего жука и размером и очертаниями! Невероятное
совпадение на минуту ошеломило меня. Это обычное следствие такого рода
случайностей. Рассудок силится установить причинную связь явлений и,
потерпев неудачу, оказывается на время как бы парализованным. Когда я пришел
в себя, меня осенила вдруг мысль, которая была еще удивительнее, чем то
совпадение, о котором я говорю. Я совершенно ясно, отчетливо помнил, что,
когда я рисовал своего жука, на пергаменте не было никакого другого рисунка.
Я был в этом совершенно уверен потому, что, отыскивая для рисунка местечко
почище, поворачивал пергамент то одной, то другой стороной. Если бы череп
там был, я бы, конечно, его заметил. Здесь таилась загадка, которую я не мог
объяснить. Впрочем, скажу вам, уже тогда, в этот первый момент, где-то в
далеких тайниках моего мозга чуть мерцало, подобное светлячку, то
предчувствие, которое столь блистательно подтвердила вчера наша ночная
прогулка. Я встал, спрятал пергамент в укромное место и отложил все
дальнейшие размышления до того, как останусь один.
Когда вы ушли и Юпитер крепко уснул, я приступил к более методическому
исследованию стоявшей передо мною задачи. Прежде всего я постарался
восстановить обстоятельства, при которых пергамент попал ко мне в руки. Мы
нашли жука на материке, в миле к востоку от острова и поблизости от линии
прилива. Когда я схватил жука, он меня укусил, и я его сразу выронил.
Юпитер, прежде чем взять упавшего возле него жука, стал с обычной своей
осторожностью искать листок или еще что-нибудь, чем защитить свои пальцы. В
ту же минуту иония, одновременно, увидели этот пергамент; мне показалось
тогда, что это бумага. Пергамент лежал полузарытый в песке, только один
уголок его торчал на поверхности. Поблизости я приметил остов корабельной
шлюпки. Видно, он пролежал здесь немалый срок, потому что от деревянной
обшивки почти ничего не осталось.
Итак, Юпитер поднял пергамент, завернул в него золотого жука и передал
его мне. Вскоре мы собрались домой. По дороге мы встретили лейтенанта Дж., я
показал ему нашу находку, и он попросил у меня позволения взять жука с собой
в форт. Я согласился, он быстро сунул жука в жилетный карман, оставив
пергамент мне. Лейтенант поспешил воспользоваться моим разрешением и спрятал
жука, быть может, боясь, что я передумаю; вы ведь знаете, как горячо он
относится ко всему, что связано с естествознанием. Я, в свою очередь, сунул
пергамент в карман совсем машинально.
Вы помните, когда я подсел к столу, чтобы нарисовать жука, у меня не
оказалось бумаги. Я заглянул в ящик, но и там ничего не нашел. Я стал рыться
в карманах, рассчитывая отыскать какой-нибудь старый конверт, и нащупал
пергамент. Я описываю с наивозможнейшей точностью, как пергамент попал ко
мне: эти обстоятельства имеют большое значение.
Можете, если хотите, считать меня фантазером, но должен сказать, что
уже в ту минуту я установил некоторую связь событий. Я соединил два звена
длинной логической цепи. На морском побережье лежала шлюпка, неподалеку от
шлюпки пергамент - не бумага, заметьте, пергамент, на котором был нарисован
череп. Вы, конечно, спросите, где же здесь связь? Я отвечу, что череп - всем
известная эмблема пиратов. Пираты, вступая в бой, поднимали на мачте флаг с
изображением черепа.
Итак, я уже сказал, то была не бумага, пергамент. Пергамент сохраняется
очень долго, то, что называется вечно. Его редко используют для ординарных
записей уже потому, что писать или рисовать на бумаге гораздо легче. Это
рождало мысль, что череп на нашем пергаменте был неспроста, а с каким-то
особым значением. Я обратил внимание и на формат пергамента. Один уголок
листа был по какой-то причине оборван, но первоначально пергамент был
удлиненным. Это был лист пергамента, предназначенный для памятной записи,
которую следует тщательно, долго хранить.
- Все это так, - прервал я Леграна, - но вы ведь сами сказали, что,
когда рисовали жука на пергаменте, там не было черепа. Как же вы
утверждаете, что существует некая связь между шлюпкой и черепом, когда вы
сами свидетель, что этот череп был нарисован (один только бог знает кем!)
уже после того, как вы нарисовали жука?
- А! Здесь-то и начинается тайна. Хотя должен сказать, что разгадка ее
в этой части не составила для меня большого труда. Я не давал своим мыслям
сбиться с пути, логика же допускала только одно решение. Рассуждал я
примерно так. Когда я стал рисовать жука, на пергаменте не было никаких
признаков черепа. Я кончил рисунок, передал его вам и пристально за вами
следил, пока вы мне не вернули пергамент. Следовательно, не вы нарисовали
там череп. Однако помимо вас нарисовать его было некому. Значит, череп
вообще нарисован не был. Откуда же он взялся?
Тут я постарался припомнить с полной отчетливостью решительно все, что
случилось в тот вечер. Стояла холодная погода (о, редкий, счастливый
случай!), в камине пылал огонь. Я разогрелся от быстрой ходьбы и присел у
стола. Ну а вы пододвинули свое кресло еще ближе к камину. В ту же минуту,
как я передал вам пергамент и вы стали его разглядывать, вбежал Волк, наш
ньюфаундленд, и бросился вас обнимать. Левой рукой вы гладили пса, стараясь
его отстранить, а правую руку с пергаментом опустили между колен, совсем
близко к огню. Я побоялся даже, как бы пергамент не вспыхнул, и хотел уже
вам об этом сказать, но не успел, потому что вы тут же подняли руку и стали
снова его разглядывать. Когда я представил в памяти всю картину, то сразу
уверился, что череп возник на пергаменте под влиянием тепла.
Вы, конечно, слыхали, что с давних времен существуют химические
составы, при посредстве которых можно тайно писать и на бумаге и на
пергаменте. Запись становится видимой под влиянием тепла. Растворите цафру в
"царской водке" и разведите потом в четырехкратном объеме воды, чернила
будут зелеными. Растворите кобальтовый королек в нашатырном спирте - они
будут красными. Ваша запись вскоре исчезнет, но появится вновь, если вы
прогреете бумагу или пергамент вторично.
Я стал тщательно рассматривать изображение черепа на пергаменте.
Наружный контур рисунка - я имею в виду очертания его, близкие к краю
пергамента, - выделялся отчетливее. Значит, действие тепла было либо малым,
либо неравномерным. Я тотчас разжег огонь и стал нагревать пергамент над
пылающим жаром. Вскоре очертания черепа проступили более явственно; когда же
я продолжил свой опыт, то по диагонали от черепа в противоположном углу
пергамента стала обозначаться фигура, которую я сперва принял за изображение
козы. Более внимательное изучение рисунка убедило меня, что это козленок.
- Ха-ха-ха! - рассмеялся я. - Конечно, Легран, я не вправе смеяться над
вами, полтора миллиона долларов не тема для шуток, но прибавить еще звено к
вашей логической цепи вам здесь не удастся. Пират и коза несовместны. Пираты
не занимаются скотоводством; это - прерогатива фермеров.
- Но я же сказал вам, что это была не коза.
- Не коза, так козленок, не вижу большой разницы.
- Большой я тоже не вижу, но разница есть, - ответил Легран, -
сопоставьте два слова kid (козленок) и Kidd! Доводилось ли вам читать или
слышать о капитане Кидде? Я сразу воспринял изображение животного как
иероглифическую подпись, наподобие рисунка в ребусе. "Подпись" я говорю
потому, что козленок был нарисован на нашем пергаменте именно в том самом
месте, где ставится подпись. А изображение черепа в противоположном по
диагонали углу, в свою очередь, наводило на мысль о печати или гербе. Но
меня обескураживало отсутствие главного - текста моего воображаемого
документа.
- Значит, вы полагали, что между печатью и подписью будет письмо?
- Да, в этом роде. Сказать по правде, мною уже овладевало непобедимое
предчувствие огромной удачи. Почему, сам не знаю. Это было, быть может, не
столько предчувствие, сколько самовнушение. Представьте, глупая шутка
Юпитера, что жук - из чистого золота, сильно подействовала на меня. К тому
же эта удивительная цепь случайностей и совпадений!.. Ведь все события
пришлись на тот самый день, выпадающий, может быть, раз в году, когда мы
топим камин. А ведь без камина и без участия нашего пса, который явился как
раз в нужный момент, я никогда не узнал бы о черепе и никогда не стал бы
владельцем сокровищ.
- Хорошо, что же дальше?
- Вы, конечно, знаете, что есть множество смутных преданий о кладах,
зарытых Киддом и его сообщниками где-то на атлантическом побережье. В основе
этих преданий, конечно, лежат факты. Предания живут с давних пор и не теряют
своей живучести; на мой взгляд, это значит, что клад до сих пор не найден.
Если бы Кидд сперва спрятал сокровище, а потом пришел и забрал его, едва ли
предания дошли бы до нас все в той же устойчивой форме. Заметьте, предания
рассказывают лишь о поисках клада, о находке в них нет ни слова. Но если бы
пират отрыл сокровище, толки о нем затихли бы. Мне всегда казалось, что
какая-нибудь случайность, скажем, потеря карты, где было обозначено
местонахождение клада, помешало Кидду найти его и забрать. О несчастье Кидда