Геммел Дэвид. Царь Каменных Врат

   Он нужен ей — но нужна ли ему она?
   Особенно теперь, когда предстоит такое.
   «Дурак, — сказал он себе, попытавшись представить жизнь с Ренией в своем вентрийском дворце. — Слишком поздно. Ты сжег за собой все мосты».
   Он сел на плоский камень и потер глаза.
   «И зачем я все это затеял?» — с горечью подумал он. Он не сомневался в том, что способен убить Цеску. Но чего он этим достигнет? Разве мир изменится со смертью одного деспота?
   Может, да, а может, и нет — отступать в любом случае поздно.
   — О чем ты думаешь? — спросила Рения, присаживаясь рядом с ним и обняв его за пояс. Он прикрыл ее своим плащом.
   — Так, грежу наяву. И любуюсь пейзажем.
   — Здесь красиво.
   — Да — особенно теперь.
   — Когда вернется твой друг?
   — Скоро.
   — Ты тревожишься о нем?
   — С чего ты взяла?
   — Я ведь слышала, как ты просил его быть осторожным.
   — Я всегда волнуюсь за Ананаиса. Он любит порисоваться и слишком полагается на свою силу. Он способен выйти против целой армии, твердо веря, что победит. А глядишь, и победит — если армия не слишком большая.
   — Он очень дорог тебе, да?
   — Я люблю его.
   — Мужчины, говоря это, обычно добавляют «как брата». А ты — нет. И это хорошо. Давно ты его знаешь?
   — С семнадцати лет. Я поступил в «Дракон» кадетом, и вскоре мы подружились.
   — Зачем он хотел сразиться с тобой?
   — На самом деле он этого не хотел. Но жизнь обошлась с ним сурово, и он винил в этом меня — по крайней мере отчасти. Когда-то давно он хотел свергнуть Цеску. И мог бы добиться успеха — но я ему помешал.
   — Такое нелегко простить.
   — Да, пожалуй, — оглядываясь назад, я это понимаю.
   — Ты по-прежнему намерен убить Цеску?
   — Да.
   — Даже если этим обречешь себя на смерть?
   — Даже тогда.
   — И куда же мы теперь отправимся? В Дренан ? Он взял ее за подбородок:
   — Ты еще не раздумала идти со мной?
   — Нет, конечно.
   — Пусть это себялюбиво, но я все-таки рад.
   Человеческий крик пронзил тишину раннего утра, и стаи птиц, заголосив, снялись с деревьев. Тенака вскочил на ноги.
   — Это там! — крикнула Рения, указывая на северо-восток. Тенака обнажил меч, сверкнувший на солнце, и бросился бежать, а Рения за ним.
   Крики сопровождались теперь звериным рычанием, и Тенака замедлил бег.
   — Это полулюд, — сказал он, когда Рения его догнала.
   — Что же делать?
   — О черт! Подожди здесь.
   Преодолев легкий подъем, Тенака выбежал на небольшую поляну, окруженную заснеженными дубами. Посреди поляны под деревом скорчился человек, окровавленный, с разодранной ногой. Над ним высился громадный полулюд.
   Мгновение — и зверь набросился на свою жертву. Тенака закричал, полулюд устремил на него взгляд кроваво-красных глаз. Тенака знал: сейчас он смотрит в лицо смерти, — ни один человек не смог бы выйти живым из схватки с этим чудищем. Рения встала рядом, в руке ее сверкал кинжал.
   — Назад! — рявкнул Тенака.
   — Что теперь? — как ни в чем не бывало спросила она.
   Зверь выпрямился во весь свой девятифутовый рост и растопырил когтистые лапы. На какую-то долю он, видимо, был медведем.
   — Бегите! — закричал раненый. — Прошу вас, бегите!
   — Хороший совет, — сказала Рения.
   Тенака промолчал, и тогда зверь с леденящим душу ревом кинулся на них. По всему лесу разнеслось эхо. Тенака пригнулся, не сводя с чудища глаз.
   Тень зверя упала на него, и он бросился вперед с надирским боевым кличем.
   Зверь исчез.
   Тенака рухнул в сугроб, выронил меч, перекатился, вскочил на ноги и очутился перед раненым, который теперь стоял с улыбкой на лице. На теле его не было ран, а на одежде — крови.
   — Что за чертовщина?! — воскликнул Тенака.
   Человек замерцал и исчез. Тенака обернулся к Рении — она смотрела прямо перед собой, широко раскрыв глаза.
   — Кто-то сыграл с нами шутку, — сказал Тенака, отряхивая снег с камзола.
   — Но зачем?
   — Не знаю. Пошли отсюда — лес лишился своих чар.
   — Они были совсем как настоящие. Я уж подумала, что нам конец. Что это, призраки?
   — Кто их разберет? Так или иначе, следов они не оставили, и мне недосуг разгадывать загадки.
   — Но ведь должна быть причина. Неужели все это устроили только ради нас?
   Он пожал плечами, подал ей руку на крутом склоне, и они вернулись в лагерь.
 
   В сорока милях от них в тесной комнате сидели четверо мужчин, закрыв глаза и соединив умы. Один за другим они открыли глаза, откинулись на спинки стульев и потянулись, словно очнувшись от глубокого сна. Их глава — тот, который явился Тенаке на поляне, — встал, подошел к стрельчатому окну и посмотрел вниз, на луг.
   — Ну, что скажете? — не оглядываясь, спросил он. Трое переглянулись, и один из них, коренастый, с густой желтой бородой, ответил:
   — По меньшей мере он достоин. Он без колебаний бросился тебе на помощь.
   — Так уж ли это важно? — спросил главный, по-прежнему глядя в окно.
   — По-моему, да.
   — Объясни почему, Аквас.
   — Стремясь к своей цели, он не утратил человеколюбия. Он готов скорее рискнуть своей жизнью — даже лишиться ее, — нежели бросить человека в беде. Свет коснулся его.
   — Что скажешь ты, Балан?
   — Судить о нем слишком рано. Быть может, он действовал под влиянием минуты, — ответил другой, выше и стройнее Акваса, с гривой курчавых темных волос.
   — Катан?
   Последний из четверых, худощавый, с узким лицом аскета и большими грустными глазами, улыбнулся.
   — Будь моя воля, я сказал бы «да». Он достоин. Он человек Истока, хотя и не знает об этом.
   — Значит, в главном мы согласны. Думаю, пришло время поговорить с Декадо.
   — Не следует ли сначала убедиться окончательное, отец настоятель? — спросил Балан.
   — Жизнь ни в чем не убеждает нас окончательно — кроме того, что все мы смертны.

5

   Уже час как прозвучал сигнал к тушению огней — улицы Дренана опустели, затих огромный белый город. Луна в своей третьей четверти висела в ясном небе, и ее отражение осколками дробилось в омытых дождем булыжниках Столбовой улицы.
   Из тени высокого здания вышли шестеро. На них были надеты черные доспехи, и черные шлемы скрывали их лица. Быстро и целеустремленно зашагали они ко дворцу, не глядя ни вправо, ни влево.
   Двое полулюдов с тяжелыми секирами преградили им путь, и шестеро остановились. Шесть пар глаз воззрились на полулюдов — и полулюды, взвыв от боли, бросились бежать.
   Множество взглядов следило за шестерыми из-за ставен и плотно задернутых занавесок — они ощущали эти взгляды и чувствовали, как по мере узнавания любопытство сменяется страхом.
   Они шли молча и наконец остановились у ворот. Заскрежетал засов, распахнулись тяжелые створки, часовые склонили головы, и шестеро в черных доспехах прошли во двор, а оттуда — в освещенный чадящими факелами коридор с многочисленной стражей. Завидев шестерых, все отступали в сторону и отводили глаза. В торце коридора открылись двойные двери из дуба и бронзы. Предводитель вскинул руку — пятеро повернулись кругом и застыли у дверей, опустив руки в черных перчатках на выточенные из черного дерева эфесы мечей.
   Предводитель вошел, подняв забрало.
   Как он и полагал, первый министр Цески Ээртик ждал его один за письменным столом. Министр поднял темные глаза с тяжелыми веками.
   — Добро пожаловать, Падакс, — сухо, с отзвуком металла произнес он.
   — Приветствую вас, советник, — улыбнулся Падакс — высокий, с квадратным лицом и глазами серыми, как зимнее небо. Несмотря на полные чувственные губы, лицо его нельзя было назвать привлекательным. Что-то странное таилось в его чертах, какой-то неуловимый изъян.
   — Император нуждается в ваших услугах. — Ээртик встал из-за дубового стола, прошелестев темным бархатным одеянием. Этот звук напомнил Падаксу шелест змеи в сухой траве, и он снова улыбнулся.
   — Я всегда готов служить императору.
   — Он знает, Падакс, — и знает, что вы цените его щедрость. Некий человек замыслил против императора зло. Нам сообщили, что сейчас он где-то на севере. Император желает взять в плен или убить его.
   — Тенака-хан.
   — Так вы знаете? — изумленно раскрыл глаза Ээртик.
   — Как видите.
   — Можно спросить, откуда?
   — Нельзя.
   — Этот человек — угроза для империи, — скрывая раздражение, сказал Ээртик.
   — Можете считать его покойником, как только я отсюда выйду. Известно вам, что его сопровождает Ананаис?
   — Нет, неизвестно, но теперь, когда вы сказали об этом, тайна прояснилась. Считалось, что Ананаис умер от ран. То, что они вместе, представляет какое-то затруднение для вашего ордена?
   — Нет. Один, двое, десяток, сотня... какая разница? Против моих храмовников им не устоять. Утром мы отправимся в путь.
   — Требуется ли от меня какая-либо помощь?
   — Да. Через два часа пришлите в Храм ребенка. Девочку моложе десяти лет. Необходимо совершить определенные религиозные обряды. Я должен приобщиться к силе, что держит Вселенную.
   — Будет сделано.
   — Храмовые постройки обветшали. Я подумываю о том, чтобы присмотреть другой храм — побольше.
   — Император придерживается того же мнения. К вашему возвращению я разработаю кое-какие планы.
   — Передайте мою благодарность властелину Цеске.
   — Непременно. Да будет ваш путь легок, а возвращение радостно.
   — На все воля Духа. — Падакс опустил забрало черного шлема.
 
   Настоятель стоял у стрельчатого окна и смотрел на висячий сад. Двадцать восемь братьев преклонили колена перед розовыми кустами. Несмотря на раннюю пору года, розы пышно цвели, и аромат их наполнял воздух.
   Настоятель закрыл глаза, воспарил над телом, слетел в сад и опустился около стройного Катана.
   Разум Катана раскрылся ему навстречу, и они вместе проникли в хрупкие стебли и сосуды растения.
   Роза — красная роза — приветливо приняла их.
   Оставив Катана, он подключился к следующему брату. И так — ко всем двадцати восьми.
   Только роза Балана еще не расцвела — но бутоны уже набухли, и она ненамного отставала от остальных.
   Он вернулся на башню, открыл глаза и глубоко вздохнул. Провел рукой по вискам и перешел к южному окну — на той стороне располагался огород.
   Там, стоя на коленях в рыхлой земле, работал монах в грязном буром облачении. Настоятель спустился по винтовой лестнице, ступил на отмытые дочиста плиты дорожки и сошел по каменным ступеням в огород.
   — Привет тебе, брат, — сказал он. Монах поднял глаза и поклонился.
   — Привет тебе, отец настоятель.
   Настоятель опустился на каменную скамью.
   — Продолжай. Я не хочу прерывать твои труды.
   Монах вернулся к очистке земли от сорняков — руки у него почернели, и ногти растрескались.
   Настоятель огляделся. Огород был ухожен, орудия хорошо наточены, дорожки прополоты и подметены.
   Он перевел любовный взгляд на садовника. Как же он изменился с того дня, пять лет назад, когда явился сюда и сказал, что хочет стать монахом. Тогда на нем были блестящие доспехи, на поясе — два коротких меча, а на перевязи, пересекающей грудь, — три кинжала.
   — Почему ты хочешь служить Истоку? — спросил его в тот день настоятель.
   — Я устал от смерти.
   — Ты живешь, чтобы убивать, — сказал настоятель, пристально глядя в настороженные глаза воина.
   — Я хочу стать другим.
   — Ты ищешь убежища? — Нет.
   — Почему ты выбрал наш монастырь?
   — Я... я молился...
   — И получил ответ?
   — Нет. Но я шел на запад, а после молитвы передумал и повернул на север. И пришел к вам.
   — Ты думаешь, это и есть ответ?
   — Я не знаю, — ответил воин. — А ты?
   — Ты знаешь, что это за орден?
   — Нет.
   — Наши братья наделены особым даром и обладают властью, тебе недоступной. Вся жизнь их посвящена Истоку. А что можешь предложить ты?
   — Только себя. Свою жизнь.
   — Хорошо. Я приму тебя. Но выслушай меня и запомни: ты не должен общаться с другими братьями. Не должен появляться наверху. Ты будешь жить внизу, в хижине работника. Ты снимешь с себя оружие и никогда больше не коснешься его. Ты будешь исполнять черную работу и проявлять полное послушание. Тебе запрещается заговаривать с кем-либо — дозволено только отвечать на мои вопросы.
   — Я согласен, — без колебаний ответил воин.
   — Я буду беседовать с тобой каждый день и следить за тем, насколько ты продвинулся. Если ты хоть в чем-то нарушишь правила, я выгоню тебя из монастыря.
   — Согласен.
   Пять лет воин нес свое послушание, и настороженность постепенно исчезала из его темных глаз. Он прилежно учился, но так и не достиг умения освобождать свой дух — во всем же остальном настоятель был им доволен.
   — Ты счастлив, Декадо? — спросил теперь настоятель. Монах распрямился и обернулся к нему.
   — Да, отец.
   — Ты ни о чем не жалеешь?
   — Нет.
   — У меня есть новости о «Драконе». — Настоятель внимательно следил за выражением его лица. — Хочешь послушать?
   Монах на мгновение задумался.
   — Да, хочу. Это плохо?
   — Нет, Декадо, ничего плохого тут нет. Ведь речь пойдет о твоих друзьях.
   Монах молча ожидал продолжения.
   — «Дракон» пал в страшной битве с полулюдами Цески. Люди бились отважно, но не смогли выстоять против наделенных разумом зверей.
   Декадо кивнул и вернулся к своей работе.
   — Что ты чувствуешь? — спросил настоятель.
   — Великую печаль, отец.
   — Но не все твои друзья погибли. Тенака-хан и Ананаис вернулись в Дренай — они хотят убить Цеску и покончить с этим кошмаром.
   — Да поможет им Исток.
   — А ты не хочешь сразиться вместе с ними?
   — Нет, отец настоятель.
   Настоятель кивнул.
   — Покажи мне свое хозяйство. — Они прошлись вдоль грядок и остановились у крошечной хижины, где жил Декадо. Настоятель обошел ее. — Тебе здесь хорошо?
   — Да, отец.
   На задах хижины настоятель заметил маленький кустик с единственным цветком.
   — А это что такое?
   — Это мой цветок, отец. Я сделал что-то не так?
   — Где ты его взял?
   — Кто-то уронил черенок сверху, и я посадил его здесь три года тому назад. Это прекрасный цветок; обычно он расцветает много позже.
   — Ты проводишь с ним много времени?
   — Сколько могу, отец настоятель. Он вселяет в меня спокойствие.
   — У нас наверху много роз, Декадо, но таких там нет.
   Роза была белая.
 
   Через два часа после восхода солнца Ананаис вернулся в лагерь с Валтайей, Мухой и Белдером. Тенака издали заметил их. Он сразу понял, что старик прежде был солдатом: тот ступал осторожно, держа руку на рукояти меча. Женщина, высокая и статная, держалась рядом с одетым в черное Ананаисом. Тенака усмехнулся и покачал головой. Золотой Воин верен себе. А вот молодой человек его заинтересовал. Что-то в его облике было знакомое, хоть Тенака знал: прежде они никогда не встречались. Высокий, атлетически сложенный, ясноглазый. Волосы длинные, темные. На голове — обруч из темного металла с опалом. Одет в лиственно-зеленый плащ, камзол из мягкой кожи, на ногах — бурые сапоги до колен. В руке — короткий меч. Тенака чувствовал, что он боится.
   Когда Тенака вышел им навстречу из-за деревьев, Мухе захотелось подбежать и обнять его, но он сдержал свой порыв. Тенака его, конечно же, не узнал. А сам надирский княжич почти не изменился — только редкая седина сверкает на солнце в его волосах. Все так же остры лиловые глаза, и осанка все так же неосознанно горделива.
   — Без сюрпризов ты не можешь, мой друг, — сказал Тенака.
   — Это верно, — ответил Ананаис. — Зато я принес с собой завтрак, и с объяснениями можно подождать, пока я не поем.
   — Представь по крайней мере своих гостей.
   — Муха, Валтайя и Белдер, — небрежно махнул рукой Ананаис и прошел мимо Тенаки к костру.
   — Добро пожаловать! — улыбнулся Тенака.
   — Наше вторжение долго не продлится, — заявил Муха. — Твой друг помог Валтайе, и нам необходимо было покинуть город. Теперь, когда она в безопасности, мы с Белдером можем вернуться.
   — Понятно — но сначала откушайте с нами.
   У костра царило неловкое молчание, но Ананаис этого не замечал — он отошел и сел спиной к остальным, чтобы снять маску и поесть спокойно.
   — Я много слышала о вас, Тенака, — сказала Валтайя.
   — Во всех этих слухах очень мало правды.
   — В любой сказке есть крупица истины.
   — Возможно. Но где вы слышали эти сказки?
   — От Мухи.
   Тенака кивнул и обернулся к молодому человеку, покрасневшему до ушей.
   — А ты откуда их знаешь, приятель?
   — От разных людей.
   — Я был солдатом, только и всего. Меня прославили мои предки. Я мог бы назвать многих, кто превосходил меня в фехтовании, в верховой езде, да и как люди они были лучше. Но у них не было имени, которое служило бы знаменем.
   — Ты слишком скромен, — сказал Муха.
   — Дело не в скромности. Я наполовину надир, потомок Ульрика, наполовину дренай, правнук Регнака, Бронзового Князя. На деле же не князь и не хан.
   — Ты Хан Теней, — возразил Муха.
   — Но как такое могло случиться? — спросила Валтайя. Тенака усмехнулся.
   — Во время Второй Надирской войны сын Регнака, Оррин, заключил договор с надирами. Одним из условий был брак его сына Хогуна с дочерью хана, Шиллат. Этот союз был заключен не по любви. Свадьба, по рассказам, была пышной, и праздновали ее близ священной гробницы Друсса, на равнине к северу от Дельноха. Хогун привел молодую жену в крепость, где она прожила три несчастливых года. Там я и родился. Хогун погиб, свалившись с лошади, когда мне было два года, а его отец отослал Шиллат домой. В брачном соглашении было оговорено, что дети от этого союза не могут унаследовать Дрос-Дельнох. Надиры же никогда не допустили бы, чтобы их вождем стал полукровка.
   — Вы, должно быть, были очень несчастливы, — сказала Валтайя.
   — В моей жизни была и радость. Не надо меня жалеть.
   — Как же вы стали офицером «Дракона»?
   — Мне было шестнадцать лет, когда хан, мой дед, отправил меня в Дельнох. Это опять-таки входило в брачный договор. Дед с отцовской стороны принял меня и устроил мне назначение в «Дракон». Вот и все.
   Муха уставился в огонь, думая о былом.
   Вот и все! Как может Тенака столь спокойно вспоминать о той ужасной минуте?
   Шел дождь, когда дозорный на башне Эльдибара протрубил в трубу. Дед Мухи, Оррин, в ту пору был в замке и играл с гостем в военную игру. Муха сидел на высоком стульчике и смотрел, как они мечут кости и передвигают солдатиков, — но тут буйный ветер донес до них звук трубы.
   — Приехало надирское отродье, — сказал Оррин. — Подходящий денек он выбрал, нечего сказать.
   На Муху надели плащ из промасленной кожи, широкополую кожаную шляпу и двинулись в долгий путь к первой стене.
   Оррин посмотрел сверху на двадцать всадников, среди которых на белом лохматом коньке сидел темноволосый юноша.
   — Кто тут просится войти в Дрос-Дельнох? — крикнул Оррин.
   — Сыч Шиллат, — отозвался командир отряда.
   — Войти дозволяется только ему одному.
   Ворота крепости заскрипели, отворяясь, а надиры повернули коней и поскакали обратно на север.
   Тенака не оглянулся и ни словом с ними не перемолвился. Он послал вперед своего конька и въехал в ворота на зеленый луг между первыми двумя стенами. Там он соскочил с седла и стал ждать, когда Оррин подойдет к нему.
   — Ты здесь нежеланный гость, — сказал Оррин, — однако я верен своему слову. Я договорился, что тебе дадут должность в «Драконе», и через три месяца ты отправишься туда. А тем временем ты поучишься дренайским обычаям. Я не желаю, чтобы мой родственник ел пальцами из общего блюда.
   — Спасибо, дедушка.
   — Не называй меня так, — отрезал Оррин. — Никогда не называй! Обращайся ко мне «мой господин» — и наедине, и на людях. Понял?
   — Кажется, да, дедушка, — и буду делать так, как вы говорите. — И Тенака перевел взгляд на ребенка.
   — Вот мой настоящий внук, — сказал Оррин. — Все мои дети умерли — и только этот малыш продолжит мой род. Его зовут Арван.
   Тенака кивнул и повернулся к чернобородому человеку, стоящему слева от Оррина.
   — А это друг дома Регнака — единственный советник в этой стране, стоящий соли, которую ест. Его имя — Цеска.
   — Счастлив познакомиться. — Цеска протянул руку, и Тенака крепко пожал ее, глядя в его темные глаза.
   — Уйдем наконец из-под этого проклятого дождя, — буркнул Оррин. Седобородый князь поднял ребенка на свои широкие плечи и зашагал к далекому замку. Тенака, взяв под уздцы своего конька, двинулся следом. Цеска шел рядом с ним.
   — Пусть такой прием не огорчает вас, княжич, — сказал Цеска. — Он стар, и его уже не переделать. Но по-своему он замечательный человек. Надеюсь, вам будет хорошо у дренаев. Если я смогу быть чем-нибудь вам полезен, непременно скажите мне об этом.
   — Почему? — спросил Тенака.
   — Вы мне нравитесь. — Цеска хлопнул его по плечу. — Да и кто знает — быть может, однажды князем станете вы.
   — Навряд ли.
   — Это верно, мой друг. Однако удача в последнее время изменила Бронзовому Дому. Как уже сказал Оррин, все его дети умерли. Остался один Арван.
   — Но он, похоже, крепкий парнишка.
   — Это так. Только внешность порой бывает обманчива. Тенака не был уверен, насколько правильно он понял Цеску, — но почувствовал за его словами какой-то темный смысл и промолчал.
 
   Тенака молча выслушал рассказ Валтайи о том, как Ананаис спас ее, и как они подкупили ночного стражника, чтобы он выпустил их через северные городские ворота. Ананаис притащил с собой целую гору еды, а еще два лука и восемьдесят стрел в колчанах оленьей кожи. Валтайя несла одеяла и небольшую туго свернутую палатку.
   Когда все поели, Тенака увел Ананаиса в лес. Они нашли укромное место и опустились на камни, смахнув с них снег.
   — В Скодии бунт, — сказал Ананаис. — Легионеры Цески разграбили там две деревни, а местный житель по имени Райван собрал людей и перебил конников. Говорят, недовольные так и валят к нему, но не думаю, чтобы он долго продержался. Он простой крестьянин.
   — Не голубых, значит, кровей? — сухо осведомился Тенака.
   — Я ничего не имею против простолюдинов — просто недостаток выучки помешает ему провести кампанию как следует.
   — Что еще ты слышал?
   — Два восстания на западе беспощадно подавлены. Все мужчины распяты, поля засыпаны солью. Ты ведь знаешь, каков закон.
   — А что на юге?
   — Трудно сказать. Сведения очень скудны. Но Цеска пребывает там, и не думаю, что восстание возможно. Говорят, что есть тайное общество, действующее против Цески, но это скорее всего только разговоры.
   — Ну и что ты предлагаешь?
   — Пойдем в Дренан, убьем Цеску и на этом успокоимся.
   — Вот так просто?
   — Самые лучшие планы всегда просты, Тани.
   — А как быть с женщинами?
   — Что с ними поделаешь? — пожал плечами Ананаис. — Ты говорил, что Рения хочет идти с тобой, — так пусть идет. Мы можем оставить ее у друзей в Дренане. Я еще знаю там пару человек, на которых можно положиться.
   — Ну а Валтайя?
   — Она с нами не пойдет — ей это ни к чему. Оставим ее в ближайшем городе.
   — Ни к чему, говоришь? — поднял бровь Тенака.
   — Да, теперь ни к чему, — отвел взгляд Ананаис. — Случись это раньше — кто знает.
   — Ладно. Отправимся в Дренан, но сделаем крюк к западу. Скодия, должно быть, прекрасна в это время года.
   Они вернулись в лагерь, где их уже ждали трое незнакомцев.
   — Сходи на разведку, Ани, — тихо сказал Тенака. — Глянь, нет ли поблизости еще каких неожиданностей. — Сам он вышел навстречу гостям. Двое из них оказались воинами такого же примерно возраста, как и Тенака. Третий — слепой старец в синем рубище провидца.
   Воины, чернобородые, с суровыми лицами, походили друг на друга как две капли воды, только один был чуть повыше другого. Первым заговорил тот, что пониже:
   — Я Галанд, а это мой брат Парсаль. Мы пришли к вам, генерал.
   — Для чего?
   — Чтобы свергнуть Цеску, для чего же еще ?
   — Мне не нужны помощники, Галанд.
   — Не знаю, что за игру вы ведете, генерал, — но Золотой Воин побывал в Сузе и сказал людям, что «Дракон» вернулся. Если это так, то и я возвращаюсь. Вы не узнаете меня?
   — Признаться, нет.
   — Тогда у меня еще не было бороды. Я бар Галанд — служил в третьем крыле под началом у Элиаса. Я был мастером фехтования и однажды побил вас на турнире.
   — Теперь вспомнил. Прием полумесяца! В настоящем бою ты бы перерезал мне горло — и наградил-таки меня здоровенным синяком.
   — Мой брат дерется не хуже меня. Мы хотим поступить к вам на службу.
   — Какая там служба, приятель. Я собираюсь прикончить Цеску — это дело для наемного убийцы, а не для армии.
   — Тогда мы будем рядом, пока вы не исполните задуманного. Я лежал в лихорадке, когда «Дракон» был созван вновь, и с тех пор не могу оправиться от горя. Сколько славных ребят попалось в ловушку! Несправедливо это.
   — Как ты нас нашел?
   — Слепец показал нам дорогу. Странно, правда?
   Тенака подошел к костру и сел напротив провидца. Тот поднял голову.
   — Я ищу Факелоносца, — еле слышно прошелестел он.
   — Кто он? — спросил Тенака.
   — Темный Дух укрыл эту землю своей тенью. Я ищу Факелоносца, который рассеет мрак.
   — Но кто он — тот, кого ты ищешь? — настаивал Тенака.
   — Не знаю. Может, и ты.
   — Сомневаюсь. Хочешь поесть с нами?
   — Сны говорили мне, что Факелоносец накормит меня. Это ты?
   — Нет.
   — Их трое. Золото, Лед и Тень. Один из них — Факелоносец. Но который? Я должен ему кое-что передать.