Страница:
– Вы опоздали сегодня на работу минимум на тридцать минут, – продолжил тем временем Куницын, все так же не удостаивая Федора взглядом. – То есть столько времени вас там ждал Семен Евстратович. Во сколько вы приехали на самом деле, мне неизвестно. И были ли вы вообще сегодня там…
На последних словах Куницын театрально сбавил интонацию и, нахмурив брови, изобразил на лице безграничную занятость содержанием бумаг перед ним. Всем своим видом он давал понять, что ни разговор, ни собеседник ему не интересны, что, распекая нерадивого подчиненного, он выполняет скучную обязанность, в то время, как у него есть дела несоизмеримо более важные. Федору, за полгода общения неплохо начальника изучившего, подобные инсценировки были не в диковинку и давно наскучили. Конечно, при иных обстоятельствах он бы четко отыграл бы отведенную ему в этой мизансцене роль, сводившуюся к сакраментальному: «Виноват-с, дурак-с, исправлюсь!», благо формальный повод гневаться у начальства был. Но не сейчас. Выделившийся в огромном количестве за последние сутки адреналин кипел в крови Федора, он ощущал потребность драться и возражать.
– Вообще-то, был, – развязно-весело, как рыжий клоун на арене, ответил Федор. – Но мог и не быть Я, Алексей Дмитриевич, вообще мог нигде уже сегодня не быть!
Куницын поднял голову от бумаг и взглянул на собеседника. Его взгляд был полон высокомерного недоумения. Такой вид бывает у самоуверенного избалованного мальчишки, которого в тот момент, когда он спокойно и методично отрывает крылышке мухе, огорошили известием, что, вообще то, муха – против.
– Что вы имеете в виду? – надменно спросил Алексей, подчеркивая интонации взгляда удивленным подъемом бровей.
– Да ничего особенного кроме того, что сегодня утром в метро я чуть не погиб, – памятуя о желании посоветоваться с шефом о делах своих скорбных, сразу стал серьезным Федор. – По чистой случайности вместо меня под поезд попал другой человек.
– Постой, постой, – заинтересованно прищурил глаза Куницын. – Ты ведь где-то в районе Петровско-Разумовской живешь? Там сегодня женщина упала под поезд, по телевизору недавно передавали.
– Она не упала, ее столкнули, – поправил Федор. – Это было у меня на глазах. Но хотели столкнуть меня. А вчера вечером в меня въехал джип, и я только чудом успел отпрыгнуть. За мною охотятся, шеф, и, кажется, хотят убить.
Брови Алексея снова взлетели вверх, но на сей раз презрительной скуки в его взгляде не было. А Федор, открыто и спокойно глядя на Алексея, на самом деле очень нервничал в ожидании его реакции на услышанное. Вот он скажет сейчас, что сотрудник, на жизнь которого покушаются, просто ему не нужен и – все. Или, в лучшем случае, посоветует обратиться в милицию. Но ни того, ни другого к радости Федора Алексей Куницын делать не стал. Вместо этого он кивком головы указал Федору на стул и хмуро бросил:
– Рассказывай.
Федор не заставил себя долго упрашивать. Он рассказывал долго и подробно, стараясь не упустить ни одной детали, сам по ходу рассказа пытаясь анализировать ситуацию. Алексей слушал внимательно, не перебивая, только время от времени качал головой, а когда в дверь осторожно постучали, недовольно поморщился.
– Алексей Дмитриевич, можно на секунду? – приоткрыв дверь узенькой щелочкой, осторожно заглянула в кабинет Роза Анатольевна.
Куницын кивнул бухгалтерше, мол, входи, и как-то в нерешительности посмотрел на Ионычева.
– Ты бы, Федь…, – начал было он, но не успел понятливый Федор вскочить, собираясь оставить начальника с белой мышью тет-а-тет, как Алексей милостиво махнул рукой: – Да, впрочем, ладно, сиди.
– Я бы, с вашего позволения, пошла, – войдя, пропищала мышь, сложив руки на груди в замок и часто кланяясь, как гейша в японском ресторане.
– Да, да, конечно, идите, – рассеянно ответил Куницын, удобно разваливаясь в кресле. – Мы тут с Федором Андреевичем еще посидим.
Финдиректорша никогда не уходила рано, и Федор исподтишка посмотрел на циферблат. Было уже начало седьмого. Федор поразился – за рассказом о наболевшем совершенно незаметно пролетели два часа! Но белая мышь зашла явно не только для того, чтобы сообщить начальнику о своем уходе.
– Вас ведь завтра рано не будет, а мне с утра зарплату выдавать, – еще больше согнулась в поклоне белая, косясь на Федора. – Мне бы ключики от сейфа.
– Ах, да, конечно! – хлопнул себя по лбу Алексей, рывком вставая с кресла.
Через весь кабинет он прошел к маленькой неприметной двери в углу, выудил из кармана брюк связку ключей, выбрал один – длинный и тонкий – и вставил его в замочную скважину. Эту дверь при Федоре открывали первый раз, и он поразился тому, что совершенно обыкновенная с виду, она оказалась такой толстой и, судя по тому, как нелегко она подалась, очень тяжелой. Правда, как Федора никогда не интересовало, что за каморка папы Карло скрывалась за дверью в углу, так и открытие, что это была сейфовая комната, ничуть его не удивило. На самом деле, нужно же где-то неприметной московской фирме хранить свои скромные сбережения? А тем временем Алексей Куницын вошел в дверь, прикрыл ее за собой, и через минуту вышел, неся в руках аккуратный, дорогой даже с виду кожаный кейс, снова запер дверь, и протянул ключи бухгалтерше. Мышь с пиететом во взгляде приняла двумя руками тяжелую, густо звякнувшую связку, и попятилась к выходу.
– Расписочку не забудьте, – без какой либо связи с происходящим произнесла она, вперед спиной выходя из кабинета. – До свидания, Алексей Дмитриевич!
– До свидания, до свидания, – распрощался с занудной бухгалтершей Куницын, снова усаживаясь в свое кресло.
– Так ты считаешь, что это кто-то из твоих бывших субчиков мог на тебя наехать? – обратился уже к Федору он, озадаченно морща лоб. – Ладно, завтра напишешь все нужные координаты Горбатову, я скажу ему, он пробьет их по своим крюкам в ЭмВэДэ. А я поспрашаю по другим каналам, ну, ты понимаешь, по каким. Пусть господа «с крыши» разбираются, что это за поц с золотым зубом на моих сотрудников наезжает!
У Федора даже от сердца отлегло, такой стройный план по его спасению звучал из уст Алексея Куницына. А он, оказывается, совсем не такой говнюк, этот его начальник! И, словно в подтверждение этой сентенции, Алексей Куницын перегнулся через стол и – немыслимое дело! – подмигнув по-приятельски, похлопал Федора по плечу.
– Знаешь, Федь, сначала я, конечно, подумал, что ты или бредишь, или понты раздуваешь, – совершенно уже дружеским тоном сказал Куницын. – Но сейчас вижу – нет. Что ж, будем помогать, не бросать же тебя в беде!
– Спасибо, Алексей Дмитриевич! – скупо улыбнувшись, ответил Федор, совершенно искренне растроганный таким вниманием к своей персоне.
– Только – знаешь, что я тебе посоветую? – между тем продолжил свои рассуждения Алексей. – Пока мы не вычислим, кто на тебя зуб нарисовал, тебе бы надо было несколько дней дома не ночевать. Если тебя ведут, то у дома запросто могут подкараулить. А подъезд – самое безнадежное место уйти от киллера. Найдешь, где перекантоваться?
– Да, да, конечно! – закивал головой Федор, удивляясь, что сам не додумался о такой элементарной мере предосторожности.
– Ну, вот и славно! – подытожил Алексей, заканчивая интонацией аудиенцию.
Федор намек понял, вскочил, и в этот момент навязшей в зубах мелодией из знаменитого бандитского сериала ожила последней модели Куницынская мобильная Нокия, лежащая на столе. Алексей взглянул на дисплей и поднес аппарат к уху.
– Ну, ты где? – спросил он кого-то на том конце провода. – Когда будешь?
– Не помешаю? – одними губами задал вопрос Федор, которому для того, чтобы определиться с ночлегом, нужно было теперь повисеть на телефоне, а, значит, испросить разрешения начальника на то, чтобы задержаться в офисе после ухода последнего.
Тот безразлично дернул головой, и Федор, истолковав это, как разрешение остаться, выходить из кабинета не стал, а лишь тактично отвернулся, подчеркивая безразличие к разговору. Правда, для того, чтобы не слышать голоса, раздающегося из мобильного, нужно было быть глухим. Слов Федор, разумеется, не различал, но по интонациям говорившего было ясно, что тот очень эмоционален, а по коротким похохатываниям Куницына, – что рассказывает он нечто в высшей степени забавное.
– Слушай, ну, ты, конечно, не прав! – улыбаясь, явно в шутку принялся выговаривать Куницын собеседнику, когда скороговорка перестала доноситься из динамика. – Ну, да что с тобой поделаешь? Две блондинки и рыжая – это, конечно, причина уважительная. Ладно, давай, до завтра! Завтра-то хоть они тебя отпустят?
И, уже в голос хохоча, нажал на отбой.
– Во, дает! – восхищенно воскликнул он, глядя на Федора и кивая на трубку мобильного. – Старый, как говно мамонта, а туда же, трех шлюх где-то в казино снял! Говорит, до утра не отпущу. Для них русские девки – что валерьянка для кота!
Федор, понимая, что в этом диалоге он – за болвана, вежлив улыбнулся, и уже было собирался открыть рот для своего вопроса, как чело Куницына внезапно омрачилось.
– Черт, а Роза-то ушла! – пробормотал он, хлопая себя руками по карманам.
Он схватил мобильный, морща лоб, набрал номер, через пару секунд снова выругался, набрал еще раз, и швырнул аппарат в кресло.
– Все поотключали телефоны, гады! – пробормотал он себе под нос и недовольно посмотрел на Федора. – Ну, чего еще?
– Я хотел спросить, можно ли мне задержаться, попозванивать по поводу, где перекантоваться? – видя, что начальство нервничает, скороговоркой спросил Федор.
– Да хоть живи здесь, – усмехнулся Куницын. – Сгони Устиныча с его матраса, и дави себе, а ему нечего спать, пусть службу несет!
Устиныч был ночной сторож, нестарый еще дедок. К безопасности офиса, главная часть которого – кабинет шефа, охранялась с пульта милицией, Устиныч отношения не имел, и все функции его заключались в том, чтобы в случае ночного пожара позвонить по ноль-один. Федор, которого злая шутка о расправе над немощным пенсионером несколько покоробила, неодобрительно покачал головой, и направился к выходу из кабинета. На самом деле такая вольность в иное время могла дорого обойтись ему, но сейчас Куницына ни это, ни сам Федор уже не интересовали. Он поднял мобильный, ткнул кнопку и, коротко бросив: «Коля, заводи, едем домой!», принялся одеваться. Через три минуты, когда Федор, сидя на своем месте, тер лоб над проблемою ночлега, Алексей Куницын, одетый в легкую дубленку от «Boss» стоимостью, наверное, в состояние, появился из дверей кабинета, запер его, опечатал пломбу маленькой печаткой, и проследовал на выход, даже не кивнув на прощание Федору. В руках у него был тот самый изящный кейс.
Глава 4
На последних словах Куницын театрально сбавил интонацию и, нахмурив брови, изобразил на лице безграничную занятость содержанием бумаг перед ним. Всем своим видом он давал понять, что ни разговор, ни собеседник ему не интересны, что, распекая нерадивого подчиненного, он выполняет скучную обязанность, в то время, как у него есть дела несоизмеримо более важные. Федору, за полгода общения неплохо начальника изучившего, подобные инсценировки были не в диковинку и давно наскучили. Конечно, при иных обстоятельствах он бы четко отыграл бы отведенную ему в этой мизансцене роль, сводившуюся к сакраментальному: «Виноват-с, дурак-с, исправлюсь!», благо формальный повод гневаться у начальства был. Но не сейчас. Выделившийся в огромном количестве за последние сутки адреналин кипел в крови Федора, он ощущал потребность драться и возражать.
– Вообще-то, был, – развязно-весело, как рыжий клоун на арене, ответил Федор. – Но мог и не быть Я, Алексей Дмитриевич, вообще мог нигде уже сегодня не быть!
Куницын поднял голову от бумаг и взглянул на собеседника. Его взгляд был полон высокомерного недоумения. Такой вид бывает у самоуверенного избалованного мальчишки, которого в тот момент, когда он спокойно и методично отрывает крылышке мухе, огорошили известием, что, вообще то, муха – против.
– Что вы имеете в виду? – надменно спросил Алексей, подчеркивая интонации взгляда удивленным подъемом бровей.
– Да ничего особенного кроме того, что сегодня утром в метро я чуть не погиб, – памятуя о желании посоветоваться с шефом о делах своих скорбных, сразу стал серьезным Федор. – По чистой случайности вместо меня под поезд попал другой человек.
– Постой, постой, – заинтересованно прищурил глаза Куницын. – Ты ведь где-то в районе Петровско-Разумовской живешь? Там сегодня женщина упала под поезд, по телевизору недавно передавали.
– Она не упала, ее столкнули, – поправил Федор. – Это было у меня на глазах. Но хотели столкнуть меня. А вчера вечером в меня въехал джип, и я только чудом успел отпрыгнуть. За мною охотятся, шеф, и, кажется, хотят убить.
Брови Алексея снова взлетели вверх, но на сей раз презрительной скуки в его взгляде не было. А Федор, открыто и спокойно глядя на Алексея, на самом деле очень нервничал в ожидании его реакции на услышанное. Вот он скажет сейчас, что сотрудник, на жизнь которого покушаются, просто ему не нужен и – все. Или, в лучшем случае, посоветует обратиться в милицию. Но ни того, ни другого к радости Федора Алексей Куницын делать не стал. Вместо этого он кивком головы указал Федору на стул и хмуро бросил:
– Рассказывай.
Федор не заставил себя долго упрашивать. Он рассказывал долго и подробно, стараясь не упустить ни одной детали, сам по ходу рассказа пытаясь анализировать ситуацию. Алексей слушал внимательно, не перебивая, только время от времени качал головой, а когда в дверь осторожно постучали, недовольно поморщился.
– Алексей Дмитриевич, можно на секунду? – приоткрыв дверь узенькой щелочкой, осторожно заглянула в кабинет Роза Анатольевна.
Куницын кивнул бухгалтерше, мол, входи, и как-то в нерешительности посмотрел на Ионычева.
– Ты бы, Федь…, – начал было он, но не успел понятливый Федор вскочить, собираясь оставить начальника с белой мышью тет-а-тет, как Алексей милостиво махнул рукой: – Да, впрочем, ладно, сиди.
– Я бы, с вашего позволения, пошла, – войдя, пропищала мышь, сложив руки на груди в замок и часто кланяясь, как гейша в японском ресторане.
– Да, да, конечно, идите, – рассеянно ответил Куницын, удобно разваливаясь в кресле. – Мы тут с Федором Андреевичем еще посидим.
Финдиректорша никогда не уходила рано, и Федор исподтишка посмотрел на циферблат. Было уже начало седьмого. Федор поразился – за рассказом о наболевшем совершенно незаметно пролетели два часа! Но белая мышь зашла явно не только для того, чтобы сообщить начальнику о своем уходе.
– Вас ведь завтра рано не будет, а мне с утра зарплату выдавать, – еще больше согнулась в поклоне белая, косясь на Федора. – Мне бы ключики от сейфа.
– Ах, да, конечно! – хлопнул себя по лбу Алексей, рывком вставая с кресла.
Через весь кабинет он прошел к маленькой неприметной двери в углу, выудил из кармана брюк связку ключей, выбрал один – длинный и тонкий – и вставил его в замочную скважину. Эту дверь при Федоре открывали первый раз, и он поразился тому, что совершенно обыкновенная с виду, она оказалась такой толстой и, судя по тому, как нелегко она подалась, очень тяжелой. Правда, как Федора никогда не интересовало, что за каморка папы Карло скрывалась за дверью в углу, так и открытие, что это была сейфовая комната, ничуть его не удивило. На самом деле, нужно же где-то неприметной московской фирме хранить свои скромные сбережения? А тем временем Алексей Куницын вошел в дверь, прикрыл ее за собой, и через минуту вышел, неся в руках аккуратный, дорогой даже с виду кожаный кейс, снова запер дверь, и протянул ключи бухгалтерше. Мышь с пиететом во взгляде приняла двумя руками тяжелую, густо звякнувшую связку, и попятилась к выходу.
– Расписочку не забудьте, – без какой либо связи с происходящим произнесла она, вперед спиной выходя из кабинета. – До свидания, Алексей Дмитриевич!
– До свидания, до свидания, – распрощался с занудной бухгалтершей Куницын, снова усаживаясь в свое кресло.
– Так ты считаешь, что это кто-то из твоих бывших субчиков мог на тебя наехать? – обратился уже к Федору он, озадаченно морща лоб. – Ладно, завтра напишешь все нужные координаты Горбатову, я скажу ему, он пробьет их по своим крюкам в ЭмВэДэ. А я поспрашаю по другим каналам, ну, ты понимаешь, по каким. Пусть господа «с крыши» разбираются, что это за поц с золотым зубом на моих сотрудников наезжает!
У Федора даже от сердца отлегло, такой стройный план по его спасению звучал из уст Алексея Куницына. А он, оказывается, совсем не такой говнюк, этот его начальник! И, словно в подтверждение этой сентенции, Алексей Куницын перегнулся через стол и – немыслимое дело! – подмигнув по-приятельски, похлопал Федора по плечу.
– Знаешь, Федь, сначала я, конечно, подумал, что ты или бредишь, или понты раздуваешь, – совершенно уже дружеским тоном сказал Куницын. – Но сейчас вижу – нет. Что ж, будем помогать, не бросать же тебя в беде!
– Спасибо, Алексей Дмитриевич! – скупо улыбнувшись, ответил Федор, совершенно искренне растроганный таким вниманием к своей персоне.
– Только – знаешь, что я тебе посоветую? – между тем продолжил свои рассуждения Алексей. – Пока мы не вычислим, кто на тебя зуб нарисовал, тебе бы надо было несколько дней дома не ночевать. Если тебя ведут, то у дома запросто могут подкараулить. А подъезд – самое безнадежное место уйти от киллера. Найдешь, где перекантоваться?
– Да, да, конечно! – закивал головой Федор, удивляясь, что сам не додумался о такой элементарной мере предосторожности.
– Ну, вот и славно! – подытожил Алексей, заканчивая интонацией аудиенцию.
Федор намек понял, вскочил, и в этот момент навязшей в зубах мелодией из знаменитого бандитского сериала ожила последней модели Куницынская мобильная Нокия, лежащая на столе. Алексей взглянул на дисплей и поднес аппарат к уху.
– Ну, ты где? – спросил он кого-то на том конце провода. – Когда будешь?
– Не помешаю? – одними губами задал вопрос Федор, которому для того, чтобы определиться с ночлегом, нужно было теперь повисеть на телефоне, а, значит, испросить разрешения начальника на то, чтобы задержаться в офисе после ухода последнего.
Тот безразлично дернул головой, и Федор, истолковав это, как разрешение остаться, выходить из кабинета не стал, а лишь тактично отвернулся, подчеркивая безразличие к разговору. Правда, для того, чтобы не слышать голоса, раздающегося из мобильного, нужно было быть глухим. Слов Федор, разумеется, не различал, но по интонациям говорившего было ясно, что тот очень эмоционален, а по коротким похохатываниям Куницына, – что рассказывает он нечто в высшей степени забавное.
– Слушай, ну, ты, конечно, не прав! – улыбаясь, явно в шутку принялся выговаривать Куницын собеседнику, когда скороговорка перестала доноситься из динамика. – Ну, да что с тобой поделаешь? Две блондинки и рыжая – это, конечно, причина уважительная. Ладно, давай, до завтра! Завтра-то хоть они тебя отпустят?
И, уже в голос хохоча, нажал на отбой.
– Во, дает! – восхищенно воскликнул он, глядя на Федора и кивая на трубку мобильного. – Старый, как говно мамонта, а туда же, трех шлюх где-то в казино снял! Говорит, до утра не отпущу. Для них русские девки – что валерьянка для кота!
Федор, понимая, что в этом диалоге он – за болвана, вежлив улыбнулся, и уже было собирался открыть рот для своего вопроса, как чело Куницына внезапно омрачилось.
– Черт, а Роза-то ушла! – пробормотал он, хлопая себя руками по карманам.
Он схватил мобильный, морща лоб, набрал номер, через пару секунд снова выругался, набрал еще раз, и швырнул аппарат в кресло.
– Все поотключали телефоны, гады! – пробормотал он себе под нос и недовольно посмотрел на Федора. – Ну, чего еще?
– Я хотел спросить, можно ли мне задержаться, попозванивать по поводу, где перекантоваться? – видя, что начальство нервничает, скороговоркой спросил Федор.
– Да хоть живи здесь, – усмехнулся Куницын. – Сгони Устиныча с его матраса, и дави себе, а ему нечего спать, пусть службу несет!
Устиныч был ночной сторож, нестарый еще дедок. К безопасности офиса, главная часть которого – кабинет шефа, охранялась с пульта милицией, Устиныч отношения не имел, и все функции его заключались в том, чтобы в случае ночного пожара позвонить по ноль-один. Федор, которого злая шутка о расправе над немощным пенсионером несколько покоробила, неодобрительно покачал головой, и направился к выходу из кабинета. На самом деле такая вольность в иное время могла дорого обойтись ему, но сейчас Куницына ни это, ни сам Федор уже не интересовали. Он поднял мобильный, ткнул кнопку и, коротко бросив: «Коля, заводи, едем домой!», принялся одеваться. Через три минуты, когда Федор, сидя на своем месте, тер лоб над проблемою ночлега, Алексей Куницын, одетый в легкую дубленку от «Boss» стоимостью, наверное, в состояние, появился из дверей кабинета, запер его, опечатал пломбу маленькой печаткой, и проследовал на выход, даже не кивнув на прощание Федору. В руках у него был тот самый изящный кейс.
Глава 4
Рецепт выздоровления, «прописанный» врачами, был прост – два раза в год по две недели класть ребенка в стационар, в главную педиатрическую клинику Москвы – Морозовскую, постоянно колоть витамины и алоэ. На все лето – желательно к морю, в Крым, в Евпаторию, в какой-нибудь из многочисленных тамошних детских санаториев. И – главное, любой ценой уехать из продымленной смертельными выбросами литейно-механического сырой люблинской коммуналки с окнами на север.
Федор встал и кругами заходил по офису. Вот это номер! С деньгами особых проблем не было, потому что завтра белая мышь Марина Анатольевна выдаст зарплату, но где провести отделяющую его от этого прекрасного момента сегодняшнюю ночь? Не на одном же, на самом деле, матраце с Устинычем, сейчас пускающим зловонный папиросный дым и гулко кашляющим в курилке! Может быть, осчастливить, набившись на ночлег, кого-нибудь из старых друзей? Федор в уме быстро перелистал записную книжку, и понял, что осчастливливать, собственно, некого. Кто-то из той, прежней жизни, под любым предлогом точно откажет, кому-то Федор под страхом смерти не стал бы звонить сам. Остальных, имея все-таки вариант ночевки в офисе, не хотелось беспокоить, тем более рискуя после длительного и скучного упрашивания услышать в результате вежливый отказ. Так что же – спокойной ночи, Устиныч? В последней надежде, что кто-то из потенциальных соратников по ночевке остался неохваченным мысленным взором, Федор вынул из кармана свою затрепанную записную книжку. Но тщетно он листал ее замусоленные странички вперед и назад, – ни одной мало-мальски подходящей кандидатуры не было, хоть умри. Федор закрыл бесполезную книжицу, подумав, что надо бы купить новую, а то такую на людях и вынуть-то из кармана стыдно. Вон, рассыпалась вся, а на замусоленном ступенчатом обрезе буквы алфавита были уже с трудом различимы. Вот, какая это буква после И – то ли К, то ли Л. Да нет, точно Л, а где же К? И тут сердце у Федора сладко сжало, потому что он вспомнил, где К. Он эту страничку сам вырвал много лет назад, потому что на ней был записан телефон Кати. Так сильно после женитьбы Федор хотел вычеркнуть из сердца всякие воспоминания о бывшей зазнобе, которую он бросил ради Ирины. Ровно до этой минуты Федор был уверен, что это ему удалось.
У них была сумасшедшая любовь. Федор работал шесть с половиной дней в неделю, Катя училась и работала тоже практически без выходных. Им удавалось побыть вместе один-два воскресенья в месяц. Федор тогда еще жил с родителями, в крошечной Катиной однушке в Ясенево лежала недвижима ее парализованная мать, и для их встреч Федор брал ключи от комнат друзей из офицерской общаги. В такие дни они залезали в постель с вечера субботы, и размыкали объятия рано утром в понедельник. А летом они поехали в Крым, и провели там волшебные три недели в раю. После Крыма Федор сделал Кате предложение. Они лежали в объятиях друг друга и строили планы на будущее. А потом у них был совершенно фантастический секс, после которого Катя потухшим голосом сказала, что пока мама жива, он не считает замужество для себя возможным, потому что тогда она не сможет уделять маме хотя бы столько же внимания, как теперь. Она понимает, что говорит страшные вещи, но маме осталось недолго – год, от силы два. Может быть, подождем? Во взгляде Кати, обращенной на Федора, была вселенская мольба. И слезы. «Конечно, подождем!» – поцеловал ее в мокрый нос Федор. Он ведь все понимает. Они подождали еще около полутора лет. Маме становилось то совсем плохо, то она шла на поправку. Федор на самом деле все понимал и, более того, был полностью согласен с Катиным решением. И только редко-редко – и очень неохотно – он честно признавался себе: то, что Катя предпочла его кому-то, пусть даже матери, его обидело. Федор не культивировал в себе это чувство, гнал такие мысли, считая их недостойными своего благородства, но они жили в нем, и поделать с этим ничего было нельзя. Хотя, наверное, причиной их разрыва, последовавшего почти через три года после знакомства, эти мысли не стали. Просто Федор встретил Ирину.
Он ни дня не «параллелил» с этими женщинами. С Ириной у него вообще все было по-другому, чем с Катей. Катя ему сразу очень понравилась, но и только. В Ирину он просто влюбился по уши, «упал в любовь», как говорят англичане. Кате он сделал предложение больше, чем через год, скорее, как логическое продолжение взаимоотношений, и не очень огорчился вежливым отказом. Ирине Федор предложил руку и сердце на пятый день знакомства, и не представлял, что с ним будет, если она откажет. Ирина согласилась. Назавтра Федор встретился с Катей, и честно все рассказал ей. Катя выслушала Федора молча, только крупные слезы выплеснулись из ее глаз. «Я знала, что так будет, – прошептала она. – Желаю счастья. Если ты когда-нибудь уйдешь от нее…» Она замолчала, явно не зная, как закончить фразу. Потом подняла на Федора глаза, полные тоски, и просто сказала: «Я буду ждать. Всегда». Повернулась, и пошла по благоухающей майскими липами аллее Воробьевых гор, быстро удаляясь из вида.
Федор женился на Ирине, но далеко не сразу понял, что еще отличало его отношения с его теперь уже женой от отношений с Катей. С Ириной не было такого феерического секса, как с Катей. И дело тут было не в Федоре. Он любил и хотел Ирину, бывая тогда, по молодости, совершенно неутомимым. Но Ирина никогда не отдавалась ему с вечно голодной страстью Кати. Каждую секунду с Катей, – не только в постели, но и просто общаясь, Федор чувствовал, что его хотят, хотят больше, чем пить, есть или спать. Чем жить, в конце концов. У Ирины все было размеренно и по плану, в общем, иначе. Именно тогда, чтобы навсегда забыть, не вспоминать, не сравнивать, Федор вырвал из записной книжки страничку с номером Катиного телефона. Но сейчас эти семь цифр легко и непринужденно всплыли в его памяти, как молочная тайнопись проявляется под огоньком свечи. Как будто последний раз Федор звонил по этому номеру вчера. Да и благопристойный повод позвонить эдак вот неожиданно представился. Он снял трубку телефона и, чувствуя, как затряслись пальцы, набрал эти семь цифр.
Наверное, Катя просто была рядом с телефоном. Хотя, необязательно, просто из любого угла ее крохотной квартирки до аппарата было рукой подать. Или радиотрубка лежала у нее в кармане. Как бы то ни было, ответила она на первом гудке, словно ждала звонка.
– Алё-о! – запел в трубке Катин голос, и у Федора внутри все перевернулось.
– Добрый вечер, Катя! – сказал он, пытаясь контролировать предательское дрожание голосовых связок, в результате чего его голос зазвучал совершенно уж неестественно и хрипло. – Это Федор Ионычев вас… тебя беспокоит. Помнишь такого?
Тишина в трубке длилась, может быть, секунду или две, но Федору они показались бесконечными. С какой, вообще, стати он решил, что сюда можно звонить? Потому, что много лет назад ему сказали: «Буду ждать»? Чушь, сколько времени-то прошло! Так долго даже в сказках не ждут. Там, наверное, муж, дети, привычная, может быть, даже счастливая жизнь, а тут он со своим дебильным звоночком: «Здрас-с-ьте, приехамши!» Тоже мне, Садко, заморский гость!
– Здравствуй, Федор Ионычев, – наконец, выдохнула Катя. – Я помню тебя. Все эти десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней я помню тебя. Что у тебя с голосом? Ты простудился?
– Нет, нет, все в порядке! – воскликнул Федор, от услышанного испытывая странный теплый прилив к сердцу. – Как ты?
Вроде бы, самый простой, обыкновенный вопрос, но интонации голоса сами вложили в него все, что волновало сейчас Федора, от «Интересно, как ты теперь выглядишь?» до «Замужем ли ты?»
– Мамы нет давно, я одна, – тонко уловив всю глубину вопроса, ответила Катя. – В остальном – все ровно, ни выпуклостей, ни впадин. В общем, живу, как все. Ты…
На секунду она повесила это «ты» на тонкой ниточке, и Федор ощутил, что сейчас – вершина, после которой разговор покатится либо к одному, либо к другому финалу. Ему вдруг очень захотелось, чтобы – к тому, как раньше.
– А ты просто так звонишь, или приедешь? – словно в ответ на чаяния Федора, совершенно естественно и непринужденно спросила Катя.
Федор почувствовал, как у него на лице появляется глупо-счастливая улыбка.
– Видишь ли, Катя, у меня случилась очень большая проблема, и мне просто…, – начал было что-то объяснять он, но Катя мягко перебила его.
– Я поняла, что у тебя проблемы. Иначе бы ты не позвонил. Ты приезжай, и все расскажешь. Адрес помнишь? На подъезде за эти годы образовался дурацкий домофон, надо набрать номер квартиры.
Федор тихо положил трубку. Ему бы радоваться, что так удачно решилась проблема с ночлегом, но почему-то ему было очень грустно. Десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней… Целая жизнь. Исходя из того, что он сам никогда не мог, да и не хотел вычеркнуть Катю из своей памяти, можно было предположить, что Катя, всегда любившая Федора несоизмеримо больше, чем он ее, за эти годы тоже не забыла о нем. Но чтобы – так!.. М-да, дороги, которые мы выбираем… Может быть, в тот солнечный майский день нужно было бежать по той, по которой уходила вглубь липовой аллеи Катя? Федор встал и пошел к вешалке, одеваться. И, уже надев куртку, вспомнил – он ведь не позвонил Ирине! Вот это да! Задерживаясь по делам даже на полчаса против срока, Федр всегда звонил жене, предупреждал, дабы не дай Бог не заставить ее волноваться. Как же много произошло в его жизни всего за одни сутки, что он едва вспомнил сейчас об этом?! Да и Ирина, памятуя если не обсмеянные ею предположения мужа о покушении на него, то, хотя бы, совершенно реальную аварию, за целый день могла бы позвонить, узнать, как у благоверного дела. Неужели это вчерашний вечерний междусобойчик так повлиял на систему их семейных ценностей, что муж сразу стал для Ирины, говоря дипломатическим языком – «персона нон грата»? Да верна ли, в таком случае, эта система? И – нужна ли? Ладно, это уже слишком далеко идущие вопросы, а сейчас надо решать более насущные. Федор вернулся к своему месту и набрал номер дома.
– Да, – коротко и отрывисто ответила Ирина.
– Ира, это я, – стараясь тоже быть официальным и лаконичным, произнес Федор. – Сегодня утром меня пытались сбросить под поезд метро. За мной кто-то охотится, мне лучше несколько дней не появляться дома. Переночую в гостинице, завтра позвоню. У тебя все в порядке? Маме звонила? Как там Полька?
– Надо же, дела семейные его заинтересовали! – с полуоборота завелась Ирина. – А я думала, что кроме бредней о покушениях на свою персону тебя больше ничего не занимает! Вообще мне кажется, что у тебя мания величия. Вчера тебя пытались задавить, сегодня под поезд сбрасывали. Завтра в тебя будут стрелять, как в президента Кеннеди?! Ты что, кино насмотрелся? Или решил таким способом поднять среди меня статус своей персоны? Ты вообще где? Ишь, что придумал – дома не ночевать! Бабу, что ли, завел себе на стороне? Ты вообще куда катишься, Ионычев?
* * *
Когда Федор на вопрос начальника о возможности переночевать вне дома ответил, что, дескать, нет проблем, он имел в виду гостиницу. Однако уже после первых десяти минут детального изучения вопроса стало ясно, что представления Федора об избытке в огромной Москве недорогих и приличных отелей были не вполне верными. То есть, гостиниц самого разнообразного уровня было на самом деле огромное количество, но на этом изобилие и заканчивалось. Разумеется, за триста-четыреста и выше долларов в сутки выбор был огромный. Отелей в реальной ценовой категории было уже гораздо меньше, при этом в самых недорогих гостиницах мест не было и не предвиделось на пару вечностей вперед. И только просидев на телефоне не меньше часа и натерев трубкой мозоль на ухе, Федору удалось найти два постоялых двора, готовых поселить у себя усталого путника за относительно скромную мзду в пятьдесят условных единиц в сутки. И то в одном из них сказали, что свободен всего один номер, и что если уважаемый господин не прибудет к ним в заведение максимум минут через пять, то они ни за что не ручаются. Федор мысленно смачно их послал и сосредоточился на последнем варианте. Здесь было, вроде бы, все по-людски, любезная женщина-администратор готова была ждать, пока Федор доберется до их окраины, и Федор уже начал было диктовать паспортные данные для брони, но вдруг, прервав на полуслове общение, тихо положил трубку на рычаг. По запарке он совсем забыл, что сегодня два раза катался на такси, оба раза щедро расплачиваясь с водилами, и что от полутора тысяч рублей, которые были у него в кошельке с утра, сейчас осталась хорошо, если половина.Федор встал и кругами заходил по офису. Вот это номер! С деньгами особых проблем не было, потому что завтра белая мышь Марина Анатольевна выдаст зарплату, но где провести отделяющую его от этого прекрасного момента сегодняшнюю ночь? Не на одном же, на самом деле, матраце с Устинычем, сейчас пускающим зловонный папиросный дым и гулко кашляющим в курилке! Может быть, осчастливить, набившись на ночлег, кого-нибудь из старых друзей? Федор в уме быстро перелистал записную книжку, и понял, что осчастливливать, собственно, некого. Кто-то из той, прежней жизни, под любым предлогом точно откажет, кому-то Федор под страхом смерти не стал бы звонить сам. Остальных, имея все-таки вариант ночевки в офисе, не хотелось беспокоить, тем более рискуя после длительного и скучного упрашивания услышать в результате вежливый отказ. Так что же – спокойной ночи, Устиныч? В последней надежде, что кто-то из потенциальных соратников по ночевке остался неохваченным мысленным взором, Федор вынул из кармана свою затрепанную записную книжку. Но тщетно он листал ее замусоленные странички вперед и назад, – ни одной мало-мальски подходящей кандидатуры не было, хоть умри. Федор закрыл бесполезную книжицу, подумав, что надо бы купить новую, а то такую на людях и вынуть-то из кармана стыдно. Вон, рассыпалась вся, а на замусоленном ступенчатом обрезе буквы алфавита были уже с трудом различимы. Вот, какая это буква после И – то ли К, то ли Л. Да нет, точно Л, а где же К? И тут сердце у Федора сладко сжало, потому что он вспомнил, где К. Он эту страничку сам вырвал много лет назад, потому что на ней был записан телефон Кати. Так сильно после женитьбы Федор хотел вычеркнуть из сердца всякие воспоминания о бывшей зазнобе, которую он бросил ради Ирины. Ровно до этой минуты Федор был уверен, что это ему удалось.
* * *
В свою бытность военным строителем взаимоотношения Федора с представительницами прекрасного пола имели очень своеобразную периодичность. Совершенно не имея во время работы свободного времени, Федор знакомился с женщинами строго в период своих отпусков. За год отношения с пассией, как правило, утрачивали актуальность, и в свой очередной отпуск Федор находил себе новую. Такая зависимость прослеживалась на протяжении трех или четырех лет, и уже казалась Федору аксиомой. И тут он встретил Катю. Они познакомились в пивном баре, куда Федор с приятелем зашел попить «Ячменного колоса». За тем же, естественно, оказались в заведении и Катя с подругой. Немногочисленные даже в те последние советские годы пивняки пустыми не были никогда, и обе пары плечом к плечу простояли в очереди на вход полтора часа. Еще на улице Федор обратил внимание на очень симпатичную рыжую девушку рядом в очереди. При этом она была рыжей совершенно не в общепринятом смысле этого определения. Не было светлых глаз с красноватыми веками, белой кожи, так подверженной действию солнечных лучей, лисьего огня в обязательно курчавых волосах. Не было даже намека на веснушки. Ее волосы цвета темной бронзы сами собой разделялись на толстые тугие пряди и струились, как у Ботичеллиевской Венеры. Кожа ее от природы была как будто слегка, самую малость загорелая. Это уже потом выяснилось, что Катины дальние корни тянулись в Узбекистан, но тогда Федор никак не мог понять, откуда в разгар зимы на лице и запястьях его новой знакомой мог взяться такой очаровательный и ровный загар? А глаза!.. Ее глаза были не просто зелеными, а удивительного изумрудного цвета, и вся она была, как медно-золотая оправа, обрамляющая эти два огромных, прекрасных изумруда! А местами, как потом выяснилось, Катя была на самом деле золотая, потому что волосы на ее теле были совершенно цвета золота. Отстояв очередь, за столиком на четверых они тоже оказались вместе. После первой же кружки Федор представился, и в ответ на вопрос, а как зовут его визави, услышал такое напевное и мелодичное: «Ка-ати-я-а!», что вопрос о том, кто станет его «somebody to love» как минимум до следующего отпуска, перестал быть для Федора актуальным. Тогда Федор еще не знал, что ни в следующий, ни в послеследующий свой отпуск ему не захочется искать себе никого нового.У них была сумасшедшая любовь. Федор работал шесть с половиной дней в неделю, Катя училась и работала тоже практически без выходных. Им удавалось побыть вместе один-два воскресенья в месяц. Федор тогда еще жил с родителями, в крошечной Катиной однушке в Ясенево лежала недвижима ее парализованная мать, и для их встреч Федор брал ключи от комнат друзей из офицерской общаги. В такие дни они залезали в постель с вечера субботы, и размыкали объятия рано утром в понедельник. А летом они поехали в Крым, и провели там волшебные три недели в раю. После Крыма Федор сделал Кате предложение. Они лежали в объятиях друг друга и строили планы на будущее. А потом у них был совершенно фантастический секс, после которого Катя потухшим голосом сказала, что пока мама жива, он не считает замужество для себя возможным, потому что тогда она не сможет уделять маме хотя бы столько же внимания, как теперь. Она понимает, что говорит страшные вещи, но маме осталось недолго – год, от силы два. Может быть, подождем? Во взгляде Кати, обращенной на Федора, была вселенская мольба. И слезы. «Конечно, подождем!» – поцеловал ее в мокрый нос Федор. Он ведь все понимает. Они подождали еще около полутора лет. Маме становилось то совсем плохо, то она шла на поправку. Федор на самом деле все понимал и, более того, был полностью согласен с Катиным решением. И только редко-редко – и очень неохотно – он честно признавался себе: то, что Катя предпочла его кому-то, пусть даже матери, его обидело. Федор не культивировал в себе это чувство, гнал такие мысли, считая их недостойными своего благородства, но они жили в нем, и поделать с этим ничего было нельзя. Хотя, наверное, причиной их разрыва, последовавшего почти через три года после знакомства, эти мысли не стали. Просто Федор встретил Ирину.
Он ни дня не «параллелил» с этими женщинами. С Ириной у него вообще все было по-другому, чем с Катей. Катя ему сразу очень понравилась, но и только. В Ирину он просто влюбился по уши, «упал в любовь», как говорят англичане. Кате он сделал предложение больше, чем через год, скорее, как логическое продолжение взаимоотношений, и не очень огорчился вежливым отказом. Ирине Федор предложил руку и сердце на пятый день знакомства, и не представлял, что с ним будет, если она откажет. Ирина согласилась. Назавтра Федор встретился с Катей, и честно все рассказал ей. Катя выслушала Федора молча, только крупные слезы выплеснулись из ее глаз. «Я знала, что так будет, – прошептала она. – Желаю счастья. Если ты когда-нибудь уйдешь от нее…» Она замолчала, явно не зная, как закончить фразу. Потом подняла на Федора глаза, полные тоски, и просто сказала: «Я буду ждать. Всегда». Повернулась, и пошла по благоухающей майскими липами аллее Воробьевых гор, быстро удаляясь из вида.
Федор женился на Ирине, но далеко не сразу понял, что еще отличало его отношения с его теперь уже женой от отношений с Катей. С Ириной не было такого феерического секса, как с Катей. И дело тут было не в Федоре. Он любил и хотел Ирину, бывая тогда, по молодости, совершенно неутомимым. Но Ирина никогда не отдавалась ему с вечно голодной страстью Кати. Каждую секунду с Катей, – не только в постели, но и просто общаясь, Федор чувствовал, что его хотят, хотят больше, чем пить, есть или спать. Чем жить, в конце концов. У Ирины все было размеренно и по плану, в общем, иначе. Именно тогда, чтобы навсегда забыть, не вспоминать, не сравнивать, Федор вырвал из записной книжки страничку с номером Катиного телефона. Но сейчас эти семь цифр легко и непринужденно всплыли в его памяти, как молочная тайнопись проявляется под огоньком свечи. Как будто последний раз Федор звонил по этому номеру вчера. Да и благопристойный повод позвонить эдак вот неожиданно представился. Он снял трубку телефона и, чувствуя, как затряслись пальцы, набрал эти семь цифр.
Наверное, Катя просто была рядом с телефоном. Хотя, необязательно, просто из любого угла ее крохотной квартирки до аппарата было рукой подать. Или радиотрубка лежала у нее в кармане. Как бы то ни было, ответила она на первом гудке, словно ждала звонка.
– Алё-о! – запел в трубке Катин голос, и у Федора внутри все перевернулось.
– Добрый вечер, Катя! – сказал он, пытаясь контролировать предательское дрожание голосовых связок, в результате чего его голос зазвучал совершенно уж неестественно и хрипло. – Это Федор Ионычев вас… тебя беспокоит. Помнишь такого?
Тишина в трубке длилась, может быть, секунду или две, но Федору они показались бесконечными. С какой, вообще, стати он решил, что сюда можно звонить? Потому, что много лет назад ему сказали: «Буду ждать»? Чушь, сколько времени-то прошло! Так долго даже в сказках не ждут. Там, наверное, муж, дети, привычная, может быть, даже счастливая жизнь, а тут он со своим дебильным звоночком: «Здрас-с-ьте, приехамши!» Тоже мне, Садко, заморский гость!
– Здравствуй, Федор Ионычев, – наконец, выдохнула Катя. – Я помню тебя. Все эти десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней я помню тебя. Что у тебя с голосом? Ты простудился?
– Нет, нет, все в порядке! – воскликнул Федор, от услышанного испытывая странный теплый прилив к сердцу. – Как ты?
Вроде бы, самый простой, обыкновенный вопрос, но интонации голоса сами вложили в него все, что волновало сейчас Федора, от «Интересно, как ты теперь выглядишь?» до «Замужем ли ты?»
– Мамы нет давно, я одна, – тонко уловив всю глубину вопроса, ответила Катя. – В остальном – все ровно, ни выпуклостей, ни впадин. В общем, живу, как все. Ты…
На секунду она повесила это «ты» на тонкой ниточке, и Федор ощутил, что сейчас – вершина, после которой разговор покатится либо к одному, либо к другому финалу. Ему вдруг очень захотелось, чтобы – к тому, как раньше.
– А ты просто так звонишь, или приедешь? – словно в ответ на чаяния Федора, совершенно естественно и непринужденно спросила Катя.
Федор почувствовал, как у него на лице появляется глупо-счастливая улыбка.
– Видишь ли, Катя, у меня случилась очень большая проблема, и мне просто…, – начал было что-то объяснять он, но Катя мягко перебила его.
– Я поняла, что у тебя проблемы. Иначе бы ты не позвонил. Ты приезжай, и все расскажешь. Адрес помнишь? На подъезде за эти годы образовался дурацкий домофон, надо набрать номер квартиры.
Федор тихо положил трубку. Ему бы радоваться, что так удачно решилась проблема с ночлегом, но почему-то ему было очень грустно. Десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней… Целая жизнь. Исходя из того, что он сам никогда не мог, да и не хотел вычеркнуть Катю из своей памяти, можно было предположить, что Катя, всегда любившая Федора несоизмеримо больше, чем он ее, за эти годы тоже не забыла о нем. Но чтобы – так!.. М-да, дороги, которые мы выбираем… Может быть, в тот солнечный майский день нужно было бежать по той, по которой уходила вглубь липовой аллеи Катя? Федор встал и пошел к вешалке, одеваться. И, уже надев куртку, вспомнил – он ведь не позвонил Ирине! Вот это да! Задерживаясь по делам даже на полчаса против срока, Федр всегда звонил жене, предупреждал, дабы не дай Бог не заставить ее волноваться. Как же много произошло в его жизни всего за одни сутки, что он едва вспомнил сейчас об этом?! Да и Ирина, памятуя если не обсмеянные ею предположения мужа о покушении на него, то, хотя бы, совершенно реальную аварию, за целый день могла бы позвонить, узнать, как у благоверного дела. Неужели это вчерашний вечерний междусобойчик так повлиял на систему их семейных ценностей, что муж сразу стал для Ирины, говоря дипломатическим языком – «персона нон грата»? Да верна ли, в таком случае, эта система? И – нужна ли? Ладно, это уже слишком далеко идущие вопросы, а сейчас надо решать более насущные. Федор вернулся к своему месту и набрал номер дома.
– Да, – коротко и отрывисто ответила Ирина.
– Ира, это я, – стараясь тоже быть официальным и лаконичным, произнес Федор. – Сегодня утром меня пытались сбросить под поезд метро. За мной кто-то охотится, мне лучше несколько дней не появляться дома. Переночую в гостинице, завтра позвоню. У тебя все в порядке? Маме звонила? Как там Полька?
– Надо же, дела семейные его заинтересовали! – с полуоборота завелась Ирина. – А я думала, что кроме бредней о покушениях на свою персону тебя больше ничего не занимает! Вообще мне кажется, что у тебя мания величия. Вчера тебя пытались задавить, сегодня под поезд сбрасывали. Завтра в тебя будут стрелять, как в президента Кеннеди?! Ты что, кино насмотрелся? Или решил таким способом поднять среди меня статус своей персоны? Ты вообще где? Ишь, что придумал – дома не ночевать! Бабу, что ли, завел себе на стороне? Ты вообще куда катишься, Ионычев?