Федор слушал истеричный монолог жены и чувствовал, что в этом спаянном монолите из иронии и сарказма нет даже малейшей трещинки или шовчика ни для любых его контраргументов, ни вообще для здравого смысла.
– Я вообще на работе, – ответил Федор на единственный в этом потоке негатива внятно поставленный вопрос, – но сейчас уеду. А дома не ночевать придумал не я, мне настоятельно посоветовал это сделать Алексей Куницын, которому мои проблемы бреднями отнюдь не показались.
– Алексей Дмитриевич считает, что твоей жизни на самом деле что-то угрожает? – сбавила тон Ирина, вмиг став серьезно-озабоченной. – Это другое дело. Наверное, он располагает большей информацией, чем соизволил сообщить мне ты. В какой гостинице ты будешь?
«Постоялый двор «У Кати»! – защипал Федора за кончик языка ядовитый ответ, но он благоразумно сдержался. Но какова Ирина! Никогда Федор не замечал, что его жена, оказывается, не без снобизма! Мнение постороннего человека, о котором Ирина только и знала, что он муж ее подруги и начальник ее мужа, сразу перевесило все ее предубеждение! Да, воистину – пророка нет в отечестве своем!
– Ира, телефон может прослушиваться, – укоряющим тоном ответил Федор. – Мне не хотелось бы облегчать тем, кто за мной охотится, задачу по моему поиску.
– Да, да, конечно! – испуганно воскликнула Ирина. – Я не подумала. Ты извини, я, конечно, не предполагала, что все так серьезно.
– Сейчас уже не так серьезно, как могло бы быть! – поспешил успокоить Ирину Федор, которому совершенно не хотелось, чтобы жена одна в пустой квартире сходила с ума от страха. – Алексей Дмитриевич подключился к этому вопросу и обещал выяснить, откуда ветер дует.
«Господи, какой ветер, что за чушь я несу?!» – подумалось Федору, но, к счастью, Ирина в словах мужа фальши не уловила.
– Ой, хорошо бы, хорошо бы! – по-старушечьи запричитала в трубку она. – Ладно, Федь, давай, с Богом! Завтра позвони мне, ладно? Ну, все, храни тебя Господь!
«Эк тебя проняло! – не без злорадства подумал Федор. – Федей назвала, про Бога вспомнила! Почему для того, чтобы перекреститься, обязательно надо, чтоб шандарахнуло!» Ну, все, можно было продвигаться. И вдруг Федор ощутил жуткое нежелание покидать стены офиса, такие безопасные, выходить в темный двор, где, к примеру, для снайпера с винтовкой, снабженной ночной оптикой, он представлял бы идеальную мишень. «Так что ж тебе здесь, навеки теперь поселиться?!» – высмеял Федор сам себя, собрал волю в кулак, и двинулся к выходу. Попрощался с Устинычем, проводившего его в дорожку жутким папиросным кашлем, и вышел на крыльцо. Дверь за спиной гулко закрылась, оставляя его один на один со всеми напастями внешнего мира. Борясь с непреодолимым желанием пуститься бегом, Федор постоял, вглядываясь в темноту вокруг, но, кажется, никто не собирался в него стрелять. Постепенно утихла бешеная пляска сердца, ушла дрожь в коленях. В любой ситуации надо оставаться мужчиной; параноика им из него сделать не удастся! Федор глубоко вдохнул холодный сыроватый воздух, и спокойным шагом пошел через двор. Потом вверх по переулку, по Рождественке, к станции метро «Кузнецкий Мост». Все же держась на всякий случай подальше от края платформы, сел в вагон, всеми силами стараясь не вглядываться в лицо каждого попутчика. На «Китай-Городе» перешел через перрон и пересел на поезд Калужско-Рижской линии. Через полчаса он уже подходил к до боли знакомой розовенькой девятиэтажке, одиноко стоящей над крутым, поросшим соснами, обрывом знаменитого ясеневского оврага. На стандартной коричневой железной двери зеленой краской из баллончика было крупно выведено: «Баба Лена – шлюха». Федор поразился экспрессии переживаний безвестного любителя граффити и набрал на домофоне номер Катиной квартиры. Цифры вспыхнули красным. «Входи, Федь!» – раздался из динамика ее голос, и противно запищал, открываясь, электрический замок. Подъезд обдал Федора ароматом мусоропровода, тесный лифт поднял на седьмой этаж. Длинная человеческая тень в прямоугольнике света лежала на корявом кафеле темной лестничной площадки, обозначая тонкий женский силуэт в проеме открытой двери. Это была Катя.
– Проходи, Федь, раздевайся. Вот тапочки, мамины, разношенные. У тебя утомленный вид. Проходи на кухню, ужин на столе. Выпьешь с устатку?
Федор радостно кивнул:
– Выпью с удовольствием! Здравствуй, Кать.
Федора охватило вдруг странное чувство, что он и вправду вернулся сюда не после долгой разлуки, а просто пришел с работы, что не было этих без малого одиннадцати лет другой жизни. И было это у чувство настолько пронзительным, что Федор даже головой закрутил, стряхивая наваждение. А Катя, поняв ли вдруг, какие чувства обуревали в эту секунду Федора, нет ли, только вдруг присела бессильно на старомодную полку для обуви, и заплакала, закрыв лицо воротником халата. Федор кинулся было к ней, но женская слабость длилась всего секунду, и Катя уже снова была на ногах.
– Ничего, ничего, это я от радости! – улыбаясь, хлюпнула она вмиг покрасневшим носом. – Здравствуй, Федя, здравствуй!
Где в квартире ванная, Федору показывать было не нужно. Он вымыл руки, нахмурился в зеркале на свою полуторадневную небритость и, волоча задники тапок, которые были ему на большой палец ноги, пошлепал на кухню. Проходя мимо широкой арки, заменявшей в таких квартирках дверь из коридора, Федор не удержался и заглянул в комнату. Там тоже все было почти, как прежде: ковер на полу, герань на подоконнике, трехрожковая люстра под потолком. Пожалуй, только отсутствие старой железной кровати с хромированными шарами на спинках, другие обойчики на стенах, да компьтерный монитор на столике у окна отличали нынешний интерьер комнаты от того, много-много-летней давности. Федору ностальгически вздохнулось, но донесшиеся до обоняния запахи чего-то очень вкусного уже влекли его дальше, на кухню.
– Я вообще на работе, – ответил Федор на единственный в этом потоке негатива внятно поставленный вопрос, – но сейчас уеду. А дома не ночевать придумал не я, мне настоятельно посоветовал это сделать Алексей Куницын, которому мои проблемы бреднями отнюдь не показались.
– Алексей Дмитриевич считает, что твоей жизни на самом деле что-то угрожает? – сбавила тон Ирина, вмиг став серьезно-озабоченной. – Это другое дело. Наверное, он располагает большей информацией, чем соизволил сообщить мне ты. В какой гостинице ты будешь?
«Постоялый двор «У Кати»! – защипал Федора за кончик языка ядовитый ответ, но он благоразумно сдержался. Но какова Ирина! Никогда Федор не замечал, что его жена, оказывается, не без снобизма! Мнение постороннего человека, о котором Ирина только и знала, что он муж ее подруги и начальник ее мужа, сразу перевесило все ее предубеждение! Да, воистину – пророка нет в отечестве своем!
– Ира, телефон может прослушиваться, – укоряющим тоном ответил Федор. – Мне не хотелось бы облегчать тем, кто за мной охотится, задачу по моему поиску.
– Да, да, конечно! – испуганно воскликнула Ирина. – Я не подумала. Ты извини, я, конечно, не предполагала, что все так серьезно.
– Сейчас уже не так серьезно, как могло бы быть! – поспешил успокоить Ирину Федор, которому совершенно не хотелось, чтобы жена одна в пустой квартире сходила с ума от страха. – Алексей Дмитриевич подключился к этому вопросу и обещал выяснить, откуда ветер дует.
«Господи, какой ветер, что за чушь я несу?!» – подумалось Федору, но, к счастью, Ирина в словах мужа фальши не уловила.
– Ой, хорошо бы, хорошо бы! – по-старушечьи запричитала в трубку она. – Ладно, Федь, давай, с Богом! Завтра позвони мне, ладно? Ну, все, храни тебя Господь!
«Эк тебя проняло! – не без злорадства подумал Федор. – Федей назвала, про Бога вспомнила! Почему для того, чтобы перекреститься, обязательно надо, чтоб шандарахнуло!» Ну, все, можно было продвигаться. И вдруг Федор ощутил жуткое нежелание покидать стены офиса, такие безопасные, выходить в темный двор, где, к примеру, для снайпера с винтовкой, снабженной ночной оптикой, он представлял бы идеальную мишень. «Так что ж тебе здесь, навеки теперь поселиться?!» – высмеял Федор сам себя, собрал волю в кулак, и двинулся к выходу. Попрощался с Устинычем, проводившего его в дорожку жутким папиросным кашлем, и вышел на крыльцо. Дверь за спиной гулко закрылась, оставляя его один на один со всеми напастями внешнего мира. Борясь с непреодолимым желанием пуститься бегом, Федор постоял, вглядываясь в темноту вокруг, но, кажется, никто не собирался в него стрелять. Постепенно утихла бешеная пляска сердца, ушла дрожь в коленях. В любой ситуации надо оставаться мужчиной; параноика им из него сделать не удастся! Федор глубоко вдохнул холодный сыроватый воздух, и спокойным шагом пошел через двор. Потом вверх по переулку, по Рождественке, к станции метро «Кузнецкий Мост». Все же держась на всякий случай подальше от края платформы, сел в вагон, всеми силами стараясь не вглядываться в лицо каждого попутчика. На «Китай-Городе» перешел через перрон и пересел на поезд Калужско-Рижской линии. Через полчаса он уже подходил к до боли знакомой розовенькой девятиэтажке, одиноко стоящей над крутым, поросшим соснами, обрывом знаменитого ясеневского оврага. На стандартной коричневой железной двери зеленой краской из баллончика было крупно выведено: «Баба Лена – шлюха». Федор поразился экспрессии переживаний безвестного любителя граффити и набрал на домофоне номер Катиной квартиры. Цифры вспыхнули красным. «Входи, Федь!» – раздался из динамика ее голос, и противно запищал, открываясь, электрический замок. Подъезд обдал Федора ароматом мусоропровода, тесный лифт поднял на седьмой этаж. Длинная человеческая тень в прямоугольнике света лежала на корявом кафеле темной лестничной площадки, обозначая тонкий женский силуэт в проеме открытой двери. Это была Катя.
* * *
Нет, Катя не бросилась ему на шею, как после долгой разлуки, не обвила по-киношному руками, не зашептала пафосно: «Ну, вот, я тебя и дождалась!» Она встретила его даже как-то немного буднично, в домашнем халате, как жена ежевечерне встречает мужа после трудового дня:– Проходи, Федь, раздевайся. Вот тапочки, мамины, разношенные. У тебя утомленный вид. Проходи на кухню, ужин на столе. Выпьешь с устатку?
Федор радостно кивнул:
– Выпью с удовольствием! Здравствуй, Кать.
Федора охватило вдруг странное чувство, что он и вправду вернулся сюда не после долгой разлуки, а просто пришел с работы, что не было этих без малого одиннадцати лет другой жизни. И было это у чувство настолько пронзительным, что Федор даже головой закрутил, стряхивая наваждение. А Катя, поняв ли вдруг, какие чувства обуревали в эту секунду Федора, нет ли, только вдруг присела бессильно на старомодную полку для обуви, и заплакала, закрыв лицо воротником халата. Федор кинулся было к ней, но женская слабость длилась всего секунду, и Катя уже снова была на ногах.
– Ничего, ничего, это я от радости! – улыбаясь, хлюпнула она вмиг покрасневшим носом. – Здравствуй, Федя, здравствуй!
Где в квартире ванная, Федору показывать было не нужно. Он вымыл руки, нахмурился в зеркале на свою полуторадневную небритость и, волоча задники тапок, которые были ему на большой палец ноги, пошлепал на кухню. Проходя мимо широкой арки, заменявшей в таких квартирках дверь из коридора, Федор не удержался и заглянул в комнату. Там тоже все было почти, как прежде: ковер на полу, герань на подоконнике, трехрожковая люстра под потолком. Пожалуй, только отсутствие старой железной кровати с хромированными шарами на спинках, другие обойчики на стенах, да компьтерный монитор на столике у окна отличали нынешний интерьер комнаты от того, много-много-летней давности. Федору ностальгически вздохнулось, но донесшиеся до обоняния запахи чего-то очень вкусного уже влекли его дальше, на кухню.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента