Страница:
– Полночь или полдень? – спросила Даша.
Не будем гадать, предположим, что полночь, – сказал Саша. – Заповедное время… Хотя эти часы, кажется мне, находятся здесь совсем не для отсчета часов и минут.
– И что теперь?
– Нужно попытаться запустить их… Сдается мне, что свой ресурс они не выработали… Но где же ключ?.. Часов почему-то двое, а ключа не видно ни одного…
– Мне почему-то кажется, что и ключ должен находиться на видном месте, – предположила Даша. – А возможно, и сам ключ очень необычной формы… Такой формы, что далеко не каждый догадается, что это как раз ключ…
Саша открыл тяжелые застекленные дверцы часов, там не было и намека на заводное устройство, не было и отверстия для ключа, только чуть пониже циферблата проходила узкая прорезь.
– Ты права, – сказал он. – Загадка все интереснее. У меня такое чувство, что эти таинственные часы я уже видел…
Он еще раз тщательно осмотрел огромные часы.
– Есть какие-то предположения? – спросил он. Даша надолго задумалась.
– А вдруг в эту прорезь нужно вставлять бумагу с каким-нибудь шифром? – наконец сказала она. – А бумага эта среди пропылившихся книг…
Он улыбнулся:
– И все-таки «теория пыли»… А что, это не так глупо… Бумага может храниться веками… – он потер лоб ладонью.
– Но она легко горит, – продолжил он, – ее разрушает вода, ее охотно пожирают крысы, не вдаваясь в секреты, которые она, может быть, хранила… нет, нет, все-таки это ненадежное хранилище секретов…
И тут его осенило:
– Постой, постой!.. Есть ли здесь лестница, обыкновенная приставная лестница?..
– Да вон она, лежит на полу у книжного стеллажа, – указала на лестницу Даша.
– Наверное, понадобятся какие-нибудь инструменты – отвертка, молоток, щипцы…
Она молча подала ему деревянный ящик с инструментами, не представляя, что он будет делать с ними, не разбивать же такие величественные часы?..
Саша взял лестницу и двинулся с ней на выход, как на штурм неприступной крепости. Установил ее у фасада дома, верхняя ступенька точно доставала до медной таблички.
– А ведь правда! – наконец поняла она его замысел.
– Табличка эта – ровесница дома, она его хранила – в прямом и переносном смыслах – долгие годы, – сказал он. – И она круглая!.. Приглядись, чем это не диск, с выбитой на нем информацией?..
Саша поднялся по лестнице, рассмотрел табличку внимательнее, присвистнул:
– Да тут нет ничего похожего на гвозди или шурупы!.. Странное крепление, нечто вроде байонета.
Он нажал на табличку, попытался повернуть ее влево или вправо. Раздался металлический щелчок, и табличка осталась в его руках. Он спустился, подошел к Даше:
– Смотри!..
С обратной стороны табличка сияла, как золотая. На ней была вырезана спиральная дорожка, почти как на граммофонной пластинке, только глубже, рельефнее.
– Вот это да! – сказал Саша. – Это и есть ключ. Признаться, даже я не рассчитывал на такой результат… Думал, что вот-вот – и закончится эта интересная игра… Теперь ничего не остается, как открыть тайник…
– Я волнуюсь! – призналась Даша. В самом деле, что за странный такой дом достался ей от родителей?.. Что они прятали, да и они ли прятали?
Они опять спустились в подвал, Саша осторожно вставил пластинку в прорезь под римским циферблатом. Раздался короткий щелчок – и все. Ни звука, ни движения. Через минуту раздался еще один щелчок, и пластинка показалась в прорези.
– Не хочет, – задумчиво сказал Саша. – Что-то ей не по нраву…
– Каждую мелочь принимаем во внимание, каждую… – произнесла Даша. – Почему один циферблат с арабскими цифрами, другой – с римскими?.. Что у нас на востоке?..
– Солнце всходит, – сказала она.
– Вполне можно сказать, что там начинается время, – подхватил он. – Попробуем вставить пластинку в другие часы…
Едва он сделал это, как раздалось громкое жужжание, как будто начали вращаться невидимые колесики и шестеренки. Маятник дрогнул, еще раз…
– Подтолкни эту секиру! – сказала Даша.
Саша едва прикоснулся к маятнику, как тот пришел в движение – сначала пошел влево, затем замер на мгновенье, словно раздумывая – стоит ли пробуждаться после такого долгого сна? – и пошел вправо, и снова влево – часовой механизм ожил. Еще раз что-то зажужжало, и часы принялись бить – бамм! Бамм! Бамм! – и так двенадцать раз. Полночь…
Опять что-то щелкнуло, и медная пластинка выскочила из прорези. Саша вставил ее в прорезь под циферблатом с римскими цифрами. И тут же гигантские часы откликнулись целым набором звуков – от тонкого свиста до гулких колокольных ударов, и это продолжалось ровно пять минут, пока и эти часы также начали отсчитывать время – бамм! Бамм! Бамм! – и так до двенадцати. Полдень…
– А ведь они пробили не в одно и то же время! – сказала Даша. – Значит, они идут с отставанием, и отставание это как будто специально задумано кем-то…
– Наверное, так и есть… Один механизм двигает одно, второй– другое… А может, учитывается поправка на вращение земли или что-нибудь еще…
Пол под ногами мелко задрожал, что-то заурчало под каменной лестницей, и тут же третья ступенька стала сдвигаться, как крышка пенала, и постепенно вся ушла в углубление в стене. Начала сдвигаться и вторая ступенька, и через минуту Даша и Саша увидели еще одну лестницу – лестничку – которая в узком лазе вела в темноту.
Саша присвистнул: дела!.. Он взял лампу – и что бы они без нее делали? – и стал осторожно спускаться вниз. Даша без колебаний последовала за ним.
– Пригни голову, – предупредил ее Саша, – здесь дверь и низкая притолока…
Даша с Сашей огляделись: они находились в крошечной каморке, стены которой облицованы все тем же серым шершавым камнем. И каморка эта была совершенно пуста.
– Вот этого я не ожидал, – негромко произнес Саша; в этом каменном мешке хотелось перейти на шепот. – Не похоже, что до нас тут кто-то уже побывал… Такое впечатление, что сокровище так и не успели спрятать. Или…
– Что? – поторопила его Даша.
– Или только готовятся его спрятать…
– Что ты говоришь! Кто может готовиться к этому? Я? Ты? Какие-то невидимки? – она тоже понизила голос. – Или это проделки домового?..
– Не знаю, ничего не знаю…
Они выбрались из тайника, разочарованные.
– Неужели «теория пыли» ничего тебе не подсказывает? – спросила Даша.
– Представь, что впервые почти ничего…
Опять задрожал под ногами пол, раздалось знакомое жужжание, и вторая и третья ступеньки поползли на место. Клацнул невидимый запор, и лаз закрылся. Как и не было его.
Саша посмотрел на часы.
– Ровно пять минут были они открыты, – сказал он, – может, это и объясняет отставание одних часов от других?.. Во всяком случае, надо запомнить, что тайник закрывается через пять минут…
– И, может быть, имеет смысл иногда заглядывать в тайник? – предположила Даша. – Вдруг… вдруг…
– Ты совершенно права, мы даже на малый шажочек не приблизились к раскрытию тайны этого дома… Но мы теперь знаем – тайна эта есть!..
Через неделю он получил секретный приказ: старт назначен на завтра, а вечером нужно быть на точке сбора. Прощай, Даша, прощай… Слезы навернулись на глаза.
Глава восьмая
4—1,2–4,5 – 5,7–8,9—8,1–5,1 – 1,1–2,2 – 6,2–7,3 —9, г, 5–1,1—2.
Интересные люди попадались на пути Лизаветы. Чуть не на пороге ее дома, когда высока еще была опасность погони и бабушка легко могла вернуть беглянку путь Лизавете заступил странный человек, необычность которого состояла – Лизавета не сразу это поняла, а когда пригляделась – восхитилась – в его потрясающей обыкновенности. Все в нем соответствовало средним параметрам – серый костюм, серые носки, синий плащ и серая же кепка. Рост средний, сам не толстый и не тонкий, голос невыразительный, глаза непонятного цвета, выражение лица никакое. Встретив его второй, третий, десятый раз, никто не смог бы его узнать. С одиннадцатого раза кое у кого получалось. Когда он уходил куда-то, то всем казалось, что его никогда и не было, когда он приходил, все спрашивали друг у друга: а кто это такой? Поэтому он жил почти инкогнито. Его часто принимали за других людей: милиция хватала его, потому что большинство преступников было без особых примет; к нему набегало телевидение, объявляя его время от времени потерянным сыном, братом или даже отцом знаменитого писателя Иванова; соседи по коммунальной квартире норовили заселиться в его комнату, не замечая не только его комода, табуреток и раскладушку, но и самого этого мужика без примет.
Все эти подробности Лизавета узнала позже, а сначала мужик без примет принялся рассказывать о том, что в их доме поселилась нечистая сила: с бельевой веревки пропали две простынки, одна почти новая, и носки – несколько штук, и все на левую ногу…
– А разве бывают носки на левую ногу? – растерялась Лизавета. – Ведь это не сапоги, надевай куда хочешь – хоть на левую ногу, хоть на правую.
– У меня как раз были районированные носки, дифференцированные для каждой ноги, – сказал мужик без примет. – А еще ночами кто-то за стеной шуршит и стонет…
– Так вы в нашем доме живете? – спросила Лизавета. – В мизиновском?.. В доме с колоннами?
Ну конечно, – подтвердил он. – С самого почти рождения живу в нем…
– Что-то прежде я вас не замечала здесь…
Он закручинился:
– Вы и сегодня бы меня не заметили, если бы я сам не подошел…
– Я знаю, кто за стеной газетами шуршит, – постаралась она участливой интонацией сгладить неловкость. – Это домовой… Он неплохой, переживает… Он, несчастный, по службе никак продвинуться не может, у них там строго – и чтобы с жильцами благополучно было, и чтобы крыша не текла, и чтобы посторонние не заводились… А какое уж у нас благополучие, сами знаете…
– Знаю, – вздохнул он, вроде как посочувствовал. – Про домового я давно подозревал, в таком доме без него не обойтись.
Он огляделся по сторонам, продолжил шепотом:
– Но у нас как раз и завелся посторонний. И уже, кажется, давно… Он, этот чужой, как-то заглянул в мою ком нату и так же, как ты, не заметил меня. А я глянул – и меня мороз по шкуре продрал!.. Холодом так и потянуло!
Лизавета вспомнила ледяное дыхание у себя за спиной, кивнула рассказчику ободряюще.
– Со страху-то я не очень и разглядел чудище, подумал даже, что это с бодуна мне видение – такое невиданное уродство и жуть предстали передо мной, – продолжил мужик без примет. – Но я ведь с утра ни росинки во рту не имел, с чего глюки-то пойдут?.. Ты только представь себе: один невиданно гигантский глаз, не мигающий, глубокий, как бездна, и этот глаз размером со страуса упирается в землю огромной когтистой лапой, тоже одной – левой, кажется… Вот для чего ему носки на левую ногу… Но ушей у него несколько – три или четыре… И еще нос, почти хобот!.. Воплощенное внимание – всевидящий глаз, абсолютный слух, безошибочный нюх; наверное, это демон слежки и гений зла…
– Но вас-то он не заметил…
– Я был парализован страхом, он вполне мог пренебречь такой почти условной величиной, как я…
– Скажите, а когти у него случайно не пятипалые? – вспомнила Лизавета.
– Кажется… Точно пятипалые…
Мужик без примет наклонился к Лизавете, да так близко, что самум чесночно-водочного аромата накрыл ее с головой. Она едва не задохнулась. Включила моторчик и чуть-чуть отъехала от нового знакомого.
– У меня слух хороший, – сказала она, – ноги не годятся, а слух отменный…
– Понял, – сказал мужик. – Так вот, это страшилище оглядело комнату, так и не заметив меня, издало какой-то непонятный звук – не то смех, не то кашель, а может, и то и другое, – и медленно растворилось в воздухе… Невидимым, значит, стало… Но еще долго ощущалось его присутствие, это все равно как стоять у открытого холодильника…
– Меня тоже иногда как будто ознобом охватывает, – сказала Лизавета, – и чудится смешок…
– Во! И я говорю!..
Лизавета строго посмотрела на него:
– А почему все это вы рассказали мне, а? Не в полицию-милицию отправились, не в секретные службы, не в какую-нибудь санитарно-эпидемиологическую инспекцию, чтобы дезинфекцию сделали и извели всяких вредителей, даже если они гении зла, а меня тут подкарауливали – подкарауливали ведь, отвечайте?!
– Да, подкарауливал!.. Но перед этим я участковому все рассказал – дяде Жоре, а тот сказал: «Белочка к тебе пришла, каюк-петрович подкрадывается на хлипких лапках…»
– Какая белочка?
– Ну белая горячка значит… В органы я вообще побоялся идти, вдруг, это они сами испытывают какое-нибудь невидимое андронно-наноподслушивательное оборудование?.. Может, наш дом – это особый полигон по проверке сверхспособностей?..
– Так что вы хотите? – начала терять терпение Лизавета. – Я должна вступить в борьбу с этим чудищем?..
Она подумала, что вся ее жизнь – это и есть борьба с чудищем. Может быть, и не борьба пока, а постоянное присутствие неизвестной опасности и предвкушение борьбы с ней и обязательной – обязательной? – победы, но откуда узнал об этом странный мужик без примет?
Он как будто прочитал ее мысли:
– По телевизору я услышал, что у инвалидов – уж не сердитесь на меня за эти слова – обостряются все чувства и они могут видеть, слышать, ощущать то, что не дано обычным людям. Вот у вас, извините, обоняние, случаем, не усиленное какое-нибудь? Может, память феноменальная?..
– Ага, помню то, чего не было, – вырвалось у нее.
– Я и говорю! – оживился ее собеседник. – Необычные способности могут очень помочь в победе над этим существом!.. Тем более что ваши таланты усилены, можно так сказать, юностью… Вот поэтому я и подкарауливал вас, с целью привлечь в тайное общество по борьбе с чудищем…
– Общество? – удивилась Лизавета. – Специальное общество?.. Северное, Южное?..
– Общество секретное. Пока вы в него не вступите, не принесете торжественную клятву до конца бороться за освобождение земли от чудища, я не уполномочен распространять об организации хоть какую-нибудь информацию…
– Вот вам здравствуйте! – засмеялась Лизавета. – Как же вступать в общество, ничего не зная о нем?.. Где ваша программа, где устав?.. Будут ли собираться членские взносы и на что они пойдут?..
– Это обусловлено особенностями нашей борьбы, – строго сказал мужик без примет. – Наш враг невидим, почти неслышим, обладает, по нашим предварительным данным, мощнейшим психотропным оружием, поэтому нам надо быть особенно бдительными…
Лизавета не сдавалась:
– А с чего вы решили извести это существо? Может, оно безобиднее курицы, вдруг от него даже много пользы и оно уничтожает вредных микробов, и втайне от людей гасит магнитудные волны и расплющивает цунами?..
– Да вы сами разве верите этому? – спросил мужик без примет.
Она не верила. Она ни на секунду не забывала тот ужасный, страшный день на аэродроме, когда она никак не могла избавиться от ощущения, что рядом с ней кто-то чужой, посторонний. Этот чужой холодом дышал ей в затылок, он словно подталкивал всю семью к краю бездны, и еще неизвестно, почему упал тот вертолет?
– Я готова! – твердо сказала Лизавета. – Я вступаю в ваше общество!..
– Тогда нам нужно в первичную ячейку – клятву приносить, подпись кровью скреплять, знакомиться с материалами последнего, исторического, пленума Общества, – сказал мужик без примет. – Там вам в торжественной обстановке будет присвоен Псевдоним Борца, вручен персональный компьютерный код, по которому вы всегда сможете узнать товарища по борьбе.
И много членов Общества? – спросила Лизавета.
– Вообще-то, это тайна, но вскоре эта информация будет вам доступна. Наш путь сейчас к Слепому.
– ?..
– Ну да, к модератору организации… Так его зовут…
– Но он не слепой?
– Нет, хотя в нашей борьбе мы больше полагаемся на сверхспособности, чем на обычные органы чувств…
И они отправились в штаб-квартиру Общества. Лизавета включила моторчик коляски на полную мощность, мужику без примет пришлось бежать впереди, показывая дорогу.
Слепой жил в старой сапожной будке. Здесь же располагалась штаб-квартира Общества. Это было очень удобно, потому что застекленная дверь будки выходила на главную улицу города, позволяя держать эту магистраль под наблюдением. А, кроме того, в двух шагах от этого места находился географический центр города, и вот что было удивительным, от этого центра было ровно восемьсот семьдесят четыре километра до Москвы и столько же – восемьсот семьдесят четыре – до Казалинска, только в другую сторону. Никто не мог объяснить столь странный феномен, хотя некоторые пожимали плечами, говорили:
– Ну и что такого!..
Как бы там ни было, такое расположение офиса организации борцов с чудищем – ОРГБОРЧУД – внушало невольное уважение к членам тайного общества, что в свою очередь не могло не укреплять их веру в конечное торжество идей Общества.
Слепой, используя последние достижения современной конспиративной науки, открыл в будке кооператив с вывеской «Не проходите мимо» – и все прохожие тут же потеряли к будке интерес. Она как будто исчезла, прикрытая приглашением, как шапкой-невидимкой. Даже почтальоны не брались разыскивать будку, таксисты не могли вспомнить, где она находится, в адресном бюро понятия не имели о том, где она располагается. Лучшего места для подпольной деятельности было не найти.
– Вот если бы я написал «Вход строго воспрещен, за на рушение штраф» – тогда народ пошел бы сюда валом, – говорил Слепой и добавлял свою любимую присказку: – «Бес противоречия смущает наш дух».
Несколько лет назад известнейший повсеместно и в Куренях писатель Виктор Иванов вывел его в одном из своих нашумевших романов, небольшой отрывок из которого поможет раскрыть характер этого неординарного человека: «Вообще-то Слепого звали иначе, а это прозвище, как ни странно, он получил за свою зоркость, за то, что всегда был в курсе множества событий. Если весной на Урале начинался ледоход, он знал об этом уже тогда, когда первая льдина со скрежетом и треском вставала на реке дыбом; если первые пестрые кузнечики появлялись в траве, он уже знал – в степи наступает страшный итальянский прус; если еще затемно полетели по главной улице черные машины, он говорил уверенно, что скоро случится денежная реформа… Он знал, что город дал приют тринадцати тысячам проституток и семидесяти трем тысячам шлюх, для него не было секретом, что пулеметов и автоматов в городе больше, чем швейных машинок, не могло укрыться от него и то, что все больше в городе становится асфальта и все меньше травы… Он знал многие тайны народа, который живет на крышах, понятны ему были и чаянья помойных людей, ему приходилось мирить враждующие группировки людей подземелий… В этом городе для него не было тайн. Однажды хорошо известный на помойке второго жилгородка поэт Верзила (рост – 199 сантиметров) сказал:
– Ты, наверное, будь даже слепым, знал бы все обо всем!..
– Ха-ха, нашел Слепого! – засмеялись друзья, и, может быть, именно тогда и прилипло к нему это прозвище».
Днем Слепой занимался кооперативными делами, вечерами к нему приходили друзья; у него было много друзей, потому что он их любил. В тесной будке всем было просторно, друзья читали стихи, пели песни под гитару; они были поэтами, музыкантами, художниками, только случайно не признанными…
– Такая жизнь, что слепец должен видеть лучше зряче го, глухой слышать, как кошка, хромой бегать быстрее олимпийского чемпиона.
Мужик без примет представил Лизавету Слепому.
– Как хорошо, что именно вы решили вступить в ОРГБОРЧУД, – сказал тот. – В нашей борьбе нужны люди с обостренным восприятием действительности. Таких не так много. Представьте себе, что большинство людей разделяет мир на одушевленный и неодушевленный… Вот скажи, цветок одушевленный или нет?
Лизавета вспомнила, как расцвел у нее на подоконнике кактус, и твердо сказала:
– Конечно, одушевленный!..
– А табуретка? – спросил он.
Лизавета задумалась.
– Не знаю… Не уверена…
– Ученые НИИВК проводили такой эксперимент: подключали к табуретке самые разнообразные датчики, фиксировали их показания в относительно спокойном состоянии. Потом брали отточенный топор и с размахом заносили его над табуреткой. Большинство приборов показали отклонения, как если бы табуретка испугалась… Я утверждаю, что так оно и было, табуретка испытала чувство страха…
– Интересно! – сказала Лизавета. – А что это за НИИ?..
– Научно-Исследовательский Институт Второй Кочегарки, там собраны, пожалуй, самые блестящие научные силы народа кочегарок. Они, например, успешно решили проблему остужающейся памяти, теперь одного укола достаточно для того, чтобы все вспомнили всех; пока, к сожалению, не удается справиться с побочными эффектами: на третий день пациенты сходят с ума. Вы, наверное, уже слышали, что наконец удалось определить, что было раньше – яйцо или курица?.. Так это тоже удача НИИВК… Из последних разработок– монета, всегда выпадающая «решкой», горячее мороженое, мощный МБ-компьютер, который все свои высокоскоростные вычисления выполняет с оговоркой – «может быть, правильно» или «может быть, неверно»… Вы спросите, зачем нужна такая техника? Не поверите, но все, кому приходилось работать на этих поистине умных машинах, значительно повышали свой – IQ – уровень интеллекта…
– Мне приходилось соприкасаться с этими аппаратами! – не без гордости сказал мужик без примет.
– Да, наши края щедры на таланты, – согласился Слепой. – Я знаю, что в лаборатории ШНП – шиворот-навыворот проблем – проходит испытание зеркало, в котором человек отражается, мягко выражаясь, спиной, затылком… Короче, вид сзади… Испытания еще не завершены, но заказов на эти зеркала множество…
– Наука не стоит на месте… – сказал мужик без примет.
– Кстати говоря, – перебил его хозяин будки, – каждого члена Общества мы со временем вооружим таким карманным шиворот-навыворот зеркальцем. Дело в том, что чудище, которое, по некоторым сведениям, именуется Ку-Эн-Зимом, не обладает способностью быть невидимым, как считают некоторые члены ОРГБОРЧУД. Но оно умеет всегда находиться у нас за спиной. Как бы мы ни поворачивались, оно опережает нас, оставляя нам ощущение холода на затылке и наглый смешок… С зеркальцами мы сумеем держать его в поле зрения и, может быть, сможем определить его уязвимые стороны…
Затем Слепой изложил основные положения программы и устава тайного Общества. Сто сорок восемь пунктов программы касались борьбы со всемирным злом во всех его проявлениях, а в последнем – сто сорок девятом пункте содержалось предупреждение, что, в общем-то, зло непобедимо, речь не идет о его полном уничтожении, а об установлении разумных пропорций добра и зла. Откуда возьмется тень, если не будет света, не становится ли белое белым только в контрасте с черным?.. Но это, конечно, не означало, что члены Общества готовы к компромиссам со злом, в частности с чудищем, поселившимся в мизиновском доме. Кстати говоря, этот сто сорок девятый пункт был предметом острых дискуссий философов, сочувствующих идеям ОРГБОРЧУДа. Одни одобряли его целиком и полностью, другие не принимали даже по частям. Принципы борьбы разумной, не саморазрушительной, отстаивали одни, а вторые призывали победить или погибнуть.
Устав организации был в русле демократического централизма, объяснили Лизавете, и она только кивнула.
Она легко согласилась с положениями программы и требованиями устава, решительно потребовала нож, для того чтобы своей кровью подписать заявление о вступлении в Общество.
Мужик без примет смутился:
– Это я для красного словца – о клятве, о подписи кровью…
– Нам вполне достаточно вашего честного слова, – сказал Слепой. – Вам присваивается Псевдоним Борца. Отныне товарищи по борьбе будут знать вас, как Ольгу Южную. Поздравляю!..
– Можно спросить? – отчего-то заробела Ольга Южная. – А Ольга Восточная или Западная есть?
– Они еще не вступили в Общество, – сказал Слепой. Он сделал небольшую паузу и продолжил:
– Вам присваивается и персональный компьютерный код – homabruttol23321… Поздравляю!..
– Готова хоть сию минуту сражаться с чудовищами! – решительно сказала Лизавета. – Но прежде мне нужно закончить кое-какие свои дела… Мне на один остров съездить нужно… Почему-то мне кажется, что на нем живут счастливые люди… Там не бывает горя… Может, все пропавшие, все сгинувшие тоже там находятся?…
Она хотела сказать, что в старом телевизоре видела эту заповедную землю, ей даже показалось, что на экране мелькнули мужчина и женщина, как две капли воды похожие на ее папу и маму, но она промолчала. Вместо этого спросила:
– А сколько в нашем Обществе членов?..
– В ближайшее время намечается прием еще двух кандидатов, с ними нас станет пятеро… Пять бесстрашных бойцов!.. И миллионы сочувствующих!..
– Мы победим! – сказала Ольга Южная. – А сейчас мне пора… Постараюсь вернуться скорее, и тогда ударим в полную силу!..
И вдруг она вспомнила, что не рассказала о своих видениях, о странных снах бабушки, о пятипалой птичьей лапе каминных щипцов. Вдруг это окажется важным для их общей борьбы с тем, чье ледяное дыхание время от времени ощущают жители мизиновского дома? И хотя Лизавета очень спешила на Остров, она все-таки задержалась в будке Слепого еще на некоторое время.
Не будем гадать, предположим, что полночь, – сказал Саша. – Заповедное время… Хотя эти часы, кажется мне, находятся здесь совсем не для отсчета часов и минут.
– И что теперь?
– Нужно попытаться запустить их… Сдается мне, что свой ресурс они не выработали… Но где же ключ?.. Часов почему-то двое, а ключа не видно ни одного…
– Мне почему-то кажется, что и ключ должен находиться на видном месте, – предположила Даша. – А возможно, и сам ключ очень необычной формы… Такой формы, что далеко не каждый догадается, что это как раз ключ…
Саша открыл тяжелые застекленные дверцы часов, там не было и намека на заводное устройство, не было и отверстия для ключа, только чуть пониже циферблата проходила узкая прорезь.
– Ты права, – сказал он. – Загадка все интереснее. У меня такое чувство, что эти таинственные часы я уже видел…
Он еще раз тщательно осмотрел огромные часы.
– Есть какие-то предположения? – спросил он. Даша надолго задумалась.
– А вдруг в эту прорезь нужно вставлять бумагу с каким-нибудь шифром? – наконец сказала она. – А бумага эта среди пропылившихся книг…
Он улыбнулся:
– И все-таки «теория пыли»… А что, это не так глупо… Бумага может храниться веками… – он потер лоб ладонью.
– Но она легко горит, – продолжил он, – ее разрушает вода, ее охотно пожирают крысы, не вдаваясь в секреты, которые она, может быть, хранила… нет, нет, все-таки это ненадежное хранилище секретов…
И тут его осенило:
– Постой, постой!.. Есть ли здесь лестница, обыкновенная приставная лестница?..
– Да вон она, лежит на полу у книжного стеллажа, – указала на лестницу Даша.
– Наверное, понадобятся какие-нибудь инструменты – отвертка, молоток, щипцы…
Она молча подала ему деревянный ящик с инструментами, не представляя, что он будет делать с ними, не разбивать же такие величественные часы?..
Саша взял лестницу и двинулся с ней на выход, как на штурм неприступной крепости. Установил ее у фасада дома, верхняя ступенька точно доставала до медной таблички.
– А ведь правда! – наконец поняла она его замысел.
– Табличка эта – ровесница дома, она его хранила – в прямом и переносном смыслах – долгие годы, – сказал он. – И она круглая!.. Приглядись, чем это не диск, с выбитой на нем информацией?..
Саша поднялся по лестнице, рассмотрел табличку внимательнее, присвистнул:
– Да тут нет ничего похожего на гвозди или шурупы!.. Странное крепление, нечто вроде байонета.
Он нажал на табличку, попытался повернуть ее влево или вправо. Раздался металлический щелчок, и табличка осталась в его руках. Он спустился, подошел к Даше:
– Смотри!..
С обратной стороны табличка сияла, как золотая. На ней была вырезана спиральная дорожка, почти как на граммофонной пластинке, только глубже, рельефнее.
– Вот это да! – сказал Саша. – Это и есть ключ. Признаться, даже я не рассчитывал на такой результат… Думал, что вот-вот – и закончится эта интересная игра… Теперь ничего не остается, как открыть тайник…
– Я волнуюсь! – призналась Даша. В самом деле, что за странный такой дом достался ей от родителей?.. Что они прятали, да и они ли прятали?
Они опять спустились в подвал, Саша осторожно вставил пластинку в прорезь под римским циферблатом. Раздался короткий щелчок – и все. Ни звука, ни движения. Через минуту раздался еще один щелчок, и пластинка показалась в прорези.
– Не хочет, – задумчиво сказал Саша. – Что-то ей не по нраву…
– Каждую мелочь принимаем во внимание, каждую… – произнесла Даша. – Почему один циферблат с арабскими цифрами, другой – с римскими?.. Что у нас на востоке?..
– Солнце всходит, – сказала она.
– Вполне можно сказать, что там начинается время, – подхватил он. – Попробуем вставить пластинку в другие часы…
Едва он сделал это, как раздалось громкое жужжание, как будто начали вращаться невидимые колесики и шестеренки. Маятник дрогнул, еще раз…
– Подтолкни эту секиру! – сказала Даша.
Саша едва прикоснулся к маятнику, как тот пришел в движение – сначала пошел влево, затем замер на мгновенье, словно раздумывая – стоит ли пробуждаться после такого долгого сна? – и пошел вправо, и снова влево – часовой механизм ожил. Еще раз что-то зажужжало, и часы принялись бить – бамм! Бамм! Бамм! – и так двенадцать раз. Полночь…
Опять что-то щелкнуло, и медная пластинка выскочила из прорези. Саша вставил ее в прорезь под циферблатом с римскими цифрами. И тут же гигантские часы откликнулись целым набором звуков – от тонкого свиста до гулких колокольных ударов, и это продолжалось ровно пять минут, пока и эти часы также начали отсчитывать время – бамм! Бамм! Бамм! – и так до двенадцати. Полдень…
– А ведь они пробили не в одно и то же время! – сказала Даша. – Значит, они идут с отставанием, и отставание это как будто специально задумано кем-то…
– Наверное, так и есть… Один механизм двигает одно, второй– другое… А может, учитывается поправка на вращение земли или что-нибудь еще…
Пол под ногами мелко задрожал, что-то заурчало под каменной лестницей, и тут же третья ступенька стала сдвигаться, как крышка пенала, и постепенно вся ушла в углубление в стене. Начала сдвигаться и вторая ступенька, и через минуту Даша и Саша увидели еще одну лестницу – лестничку – которая в узком лазе вела в темноту.
Саша присвистнул: дела!.. Он взял лампу – и что бы они без нее делали? – и стал осторожно спускаться вниз. Даша без колебаний последовала за ним.
– Пригни голову, – предупредил ее Саша, – здесь дверь и низкая притолока…
Даша с Сашей огляделись: они находились в крошечной каморке, стены которой облицованы все тем же серым шершавым камнем. И каморка эта была совершенно пуста.
– Вот этого я не ожидал, – негромко произнес Саша; в этом каменном мешке хотелось перейти на шепот. – Не похоже, что до нас тут кто-то уже побывал… Такое впечатление, что сокровище так и не успели спрятать. Или…
– Что? – поторопила его Даша.
– Или только готовятся его спрятать…
– Что ты говоришь! Кто может готовиться к этому? Я? Ты? Какие-то невидимки? – она тоже понизила голос. – Или это проделки домового?..
– Не знаю, ничего не знаю…
Они выбрались из тайника, разочарованные.
– Неужели «теория пыли» ничего тебе не подсказывает? – спросила Даша.
– Представь, что впервые почти ничего…
Опять задрожал под ногами пол, раздалось знакомое жужжание, и вторая и третья ступеньки поползли на место. Клацнул невидимый запор, и лаз закрылся. Как и не было его.
Саша посмотрел на часы.
– Ровно пять минут были они открыты, – сказал он, – может, это и объясняет отставание одних часов от других?.. Во всяком случае, надо запомнить, что тайник закрывается через пять минут…
– И, может быть, имеет смысл иногда заглядывать в тайник? – предположила Даша. – Вдруг… вдруг…
– Ты совершенно права, мы даже на малый шажочек не приблизились к раскрытию тайны этого дома… Но мы теперь знаем – тайна эта есть!..
Через неделю он получил секретный приказ: старт назначен на завтра, а вечером нужно быть на точке сбора. Прощай, Даша, прощай… Слезы навернулись на глаза.
Глава восьмая
Пути-дороги
Наша Маша Рано встала,
Кукол всех Пересчитала:
Две матрешки На окошке,
Две Ар инки На перинке,
Две Танюшки На подушке,
А Петрушка В колпачке
На дубовом Сундучке.
4—1,2–4,5 – 5,7–8,9—8,1–5,1 – 1,1–2,2 – 6,2–7,3 —9, г, 5–1,1—2.
Интересные люди попадались на пути Лизаветы. Чуть не на пороге ее дома, когда высока еще была опасность погони и бабушка легко могла вернуть беглянку путь Лизавете заступил странный человек, необычность которого состояла – Лизавета не сразу это поняла, а когда пригляделась – восхитилась – в его потрясающей обыкновенности. Все в нем соответствовало средним параметрам – серый костюм, серые носки, синий плащ и серая же кепка. Рост средний, сам не толстый и не тонкий, голос невыразительный, глаза непонятного цвета, выражение лица никакое. Встретив его второй, третий, десятый раз, никто не смог бы его узнать. С одиннадцатого раза кое у кого получалось. Когда он уходил куда-то, то всем казалось, что его никогда и не было, когда он приходил, все спрашивали друг у друга: а кто это такой? Поэтому он жил почти инкогнито. Его часто принимали за других людей: милиция хватала его, потому что большинство преступников было без особых примет; к нему набегало телевидение, объявляя его время от времени потерянным сыном, братом или даже отцом знаменитого писателя Иванова; соседи по коммунальной квартире норовили заселиться в его комнату, не замечая не только его комода, табуреток и раскладушку, но и самого этого мужика без примет.
Все эти подробности Лизавета узнала позже, а сначала мужик без примет принялся рассказывать о том, что в их доме поселилась нечистая сила: с бельевой веревки пропали две простынки, одна почти новая, и носки – несколько штук, и все на левую ногу…
– А разве бывают носки на левую ногу? – растерялась Лизавета. – Ведь это не сапоги, надевай куда хочешь – хоть на левую ногу, хоть на правую.
– У меня как раз были районированные носки, дифференцированные для каждой ноги, – сказал мужик без примет. – А еще ночами кто-то за стеной шуршит и стонет…
– Так вы в нашем доме живете? – спросила Лизавета. – В мизиновском?.. В доме с колоннами?
Ну конечно, – подтвердил он. – С самого почти рождения живу в нем…
– Что-то прежде я вас не замечала здесь…
Он закручинился:
– Вы и сегодня бы меня не заметили, если бы я сам не подошел…
– Я знаю, кто за стеной газетами шуршит, – постаралась она участливой интонацией сгладить неловкость. – Это домовой… Он неплохой, переживает… Он, несчастный, по службе никак продвинуться не может, у них там строго – и чтобы с жильцами благополучно было, и чтобы крыша не текла, и чтобы посторонние не заводились… А какое уж у нас благополучие, сами знаете…
– Знаю, – вздохнул он, вроде как посочувствовал. – Про домового я давно подозревал, в таком доме без него не обойтись.
Он огляделся по сторонам, продолжил шепотом:
– Но у нас как раз и завелся посторонний. И уже, кажется, давно… Он, этот чужой, как-то заглянул в мою ком нату и так же, как ты, не заметил меня. А я глянул – и меня мороз по шкуре продрал!.. Холодом так и потянуло!
Лизавета вспомнила ледяное дыхание у себя за спиной, кивнула рассказчику ободряюще.
– Со страху-то я не очень и разглядел чудище, подумал даже, что это с бодуна мне видение – такое невиданное уродство и жуть предстали передо мной, – продолжил мужик без примет. – Но я ведь с утра ни росинки во рту не имел, с чего глюки-то пойдут?.. Ты только представь себе: один невиданно гигантский глаз, не мигающий, глубокий, как бездна, и этот глаз размером со страуса упирается в землю огромной когтистой лапой, тоже одной – левой, кажется… Вот для чего ему носки на левую ногу… Но ушей у него несколько – три или четыре… И еще нос, почти хобот!.. Воплощенное внимание – всевидящий глаз, абсолютный слух, безошибочный нюх; наверное, это демон слежки и гений зла…
– Но вас-то он не заметил…
– Я был парализован страхом, он вполне мог пренебречь такой почти условной величиной, как я…
– Скажите, а когти у него случайно не пятипалые? – вспомнила Лизавета.
– Кажется… Точно пятипалые…
Мужик без примет наклонился к Лизавете, да так близко, что самум чесночно-водочного аромата накрыл ее с головой. Она едва не задохнулась. Включила моторчик и чуть-чуть отъехала от нового знакомого.
– У меня слух хороший, – сказала она, – ноги не годятся, а слух отменный…
– Понял, – сказал мужик. – Так вот, это страшилище оглядело комнату, так и не заметив меня, издало какой-то непонятный звук – не то смех, не то кашель, а может, и то и другое, – и медленно растворилось в воздухе… Невидимым, значит, стало… Но еще долго ощущалось его присутствие, это все равно как стоять у открытого холодильника…
– Меня тоже иногда как будто ознобом охватывает, – сказала Лизавета, – и чудится смешок…
– Во! И я говорю!..
Лизавета строго посмотрела на него:
– А почему все это вы рассказали мне, а? Не в полицию-милицию отправились, не в секретные службы, не в какую-нибудь санитарно-эпидемиологическую инспекцию, чтобы дезинфекцию сделали и извели всяких вредителей, даже если они гении зла, а меня тут подкарауливали – подкарауливали ведь, отвечайте?!
– Да, подкарауливал!.. Но перед этим я участковому все рассказал – дяде Жоре, а тот сказал: «Белочка к тебе пришла, каюк-петрович подкрадывается на хлипких лапках…»
– Какая белочка?
– Ну белая горячка значит… В органы я вообще побоялся идти, вдруг, это они сами испытывают какое-нибудь невидимое андронно-наноподслушивательное оборудование?.. Может, наш дом – это особый полигон по проверке сверхспособностей?..
– Так что вы хотите? – начала терять терпение Лизавета. – Я должна вступить в борьбу с этим чудищем?..
Она подумала, что вся ее жизнь – это и есть борьба с чудищем. Может быть, и не борьба пока, а постоянное присутствие неизвестной опасности и предвкушение борьбы с ней и обязательной – обязательной? – победы, но откуда узнал об этом странный мужик без примет?
Он как будто прочитал ее мысли:
– По телевизору я услышал, что у инвалидов – уж не сердитесь на меня за эти слова – обостряются все чувства и они могут видеть, слышать, ощущать то, что не дано обычным людям. Вот у вас, извините, обоняние, случаем, не усиленное какое-нибудь? Может, память феноменальная?..
– Ага, помню то, чего не было, – вырвалось у нее.
– Я и говорю! – оживился ее собеседник. – Необычные способности могут очень помочь в победе над этим существом!.. Тем более что ваши таланты усилены, можно так сказать, юностью… Вот поэтому я и подкарауливал вас, с целью привлечь в тайное общество по борьбе с чудищем…
– Общество? – удивилась Лизавета. – Специальное общество?.. Северное, Южное?..
– Общество секретное. Пока вы в него не вступите, не принесете торжественную клятву до конца бороться за освобождение земли от чудища, я не уполномочен распространять об организации хоть какую-нибудь информацию…
– Вот вам здравствуйте! – засмеялась Лизавета. – Как же вступать в общество, ничего не зная о нем?.. Где ваша программа, где устав?.. Будут ли собираться членские взносы и на что они пойдут?..
– Это обусловлено особенностями нашей борьбы, – строго сказал мужик без примет. – Наш враг невидим, почти неслышим, обладает, по нашим предварительным данным, мощнейшим психотропным оружием, поэтому нам надо быть особенно бдительными…
Лизавета не сдавалась:
– А с чего вы решили извести это существо? Может, оно безобиднее курицы, вдруг от него даже много пользы и оно уничтожает вредных микробов, и втайне от людей гасит магнитудные волны и расплющивает цунами?..
– Да вы сами разве верите этому? – спросил мужик без примет.
Она не верила. Она ни на секунду не забывала тот ужасный, страшный день на аэродроме, когда она никак не могла избавиться от ощущения, что рядом с ней кто-то чужой, посторонний. Этот чужой холодом дышал ей в затылок, он словно подталкивал всю семью к краю бездны, и еще неизвестно, почему упал тот вертолет?
– Я готова! – твердо сказала Лизавета. – Я вступаю в ваше общество!..
– Тогда нам нужно в первичную ячейку – клятву приносить, подпись кровью скреплять, знакомиться с материалами последнего, исторического, пленума Общества, – сказал мужик без примет. – Там вам в торжественной обстановке будет присвоен Псевдоним Борца, вручен персональный компьютерный код, по которому вы всегда сможете узнать товарища по борьбе.
И много членов Общества? – спросила Лизавета.
– Вообще-то, это тайна, но вскоре эта информация будет вам доступна. Наш путь сейчас к Слепому.
– ?..
– Ну да, к модератору организации… Так его зовут…
– Но он не слепой?
– Нет, хотя в нашей борьбе мы больше полагаемся на сверхспособности, чем на обычные органы чувств…
И они отправились в штаб-квартиру Общества. Лизавета включила моторчик коляски на полную мощность, мужику без примет пришлось бежать впереди, показывая дорогу.
Слепой жил в старой сапожной будке. Здесь же располагалась штаб-квартира Общества. Это было очень удобно, потому что застекленная дверь будки выходила на главную улицу города, позволяя держать эту магистраль под наблюдением. А, кроме того, в двух шагах от этого места находился географический центр города, и вот что было удивительным, от этого центра было ровно восемьсот семьдесят четыре километра до Москвы и столько же – восемьсот семьдесят четыре – до Казалинска, только в другую сторону. Никто не мог объяснить столь странный феномен, хотя некоторые пожимали плечами, говорили:
– Ну и что такого!..
Как бы там ни было, такое расположение офиса организации борцов с чудищем – ОРГБОРЧУД – внушало невольное уважение к членам тайного общества, что в свою очередь не могло не укреплять их веру в конечное торжество идей Общества.
Слепой, используя последние достижения современной конспиративной науки, открыл в будке кооператив с вывеской «Не проходите мимо» – и все прохожие тут же потеряли к будке интерес. Она как будто исчезла, прикрытая приглашением, как шапкой-невидимкой. Даже почтальоны не брались разыскивать будку, таксисты не могли вспомнить, где она находится, в адресном бюро понятия не имели о том, где она располагается. Лучшего места для подпольной деятельности было не найти.
– Вот если бы я написал «Вход строго воспрещен, за на рушение штраф» – тогда народ пошел бы сюда валом, – говорил Слепой и добавлял свою любимую присказку: – «Бес противоречия смущает наш дух».
Несколько лет назад известнейший повсеместно и в Куренях писатель Виктор Иванов вывел его в одном из своих нашумевших романов, небольшой отрывок из которого поможет раскрыть характер этого неординарного человека: «Вообще-то Слепого звали иначе, а это прозвище, как ни странно, он получил за свою зоркость, за то, что всегда был в курсе множества событий. Если весной на Урале начинался ледоход, он знал об этом уже тогда, когда первая льдина со скрежетом и треском вставала на реке дыбом; если первые пестрые кузнечики появлялись в траве, он уже знал – в степи наступает страшный итальянский прус; если еще затемно полетели по главной улице черные машины, он говорил уверенно, что скоро случится денежная реформа… Он знал, что город дал приют тринадцати тысячам проституток и семидесяти трем тысячам шлюх, для него не было секретом, что пулеметов и автоматов в городе больше, чем швейных машинок, не могло укрыться от него и то, что все больше в городе становится асфальта и все меньше травы… Он знал многие тайны народа, который живет на крышах, понятны ему были и чаянья помойных людей, ему приходилось мирить враждующие группировки людей подземелий… В этом городе для него не было тайн. Однажды хорошо известный на помойке второго жилгородка поэт Верзила (рост – 199 сантиметров) сказал:
– Ты, наверное, будь даже слепым, знал бы все обо всем!..
– Ха-ха, нашел Слепого! – засмеялись друзья, и, может быть, именно тогда и прилипло к нему это прозвище».
Днем Слепой занимался кооперативными делами, вечерами к нему приходили друзья; у него было много друзей, потому что он их любил. В тесной будке всем было просторно, друзья читали стихи, пели песни под гитару; они были поэтами, музыкантами, художниками, только случайно не признанными…
– Такая жизнь, что слепец должен видеть лучше зряче го, глухой слышать, как кошка, хромой бегать быстрее олимпийского чемпиона.
Мужик без примет представил Лизавету Слепому.
– Как хорошо, что именно вы решили вступить в ОРГБОРЧУД, – сказал тот. – В нашей борьбе нужны люди с обостренным восприятием действительности. Таких не так много. Представьте себе, что большинство людей разделяет мир на одушевленный и неодушевленный… Вот скажи, цветок одушевленный или нет?
Лизавета вспомнила, как расцвел у нее на подоконнике кактус, и твердо сказала:
– Конечно, одушевленный!..
– А табуретка? – спросил он.
Лизавета задумалась.
– Не знаю… Не уверена…
– Ученые НИИВК проводили такой эксперимент: подключали к табуретке самые разнообразные датчики, фиксировали их показания в относительно спокойном состоянии. Потом брали отточенный топор и с размахом заносили его над табуреткой. Большинство приборов показали отклонения, как если бы табуретка испугалась… Я утверждаю, что так оно и было, табуретка испытала чувство страха…
– Интересно! – сказала Лизавета. – А что это за НИИ?..
– Научно-Исследовательский Институт Второй Кочегарки, там собраны, пожалуй, самые блестящие научные силы народа кочегарок. Они, например, успешно решили проблему остужающейся памяти, теперь одного укола достаточно для того, чтобы все вспомнили всех; пока, к сожалению, не удается справиться с побочными эффектами: на третий день пациенты сходят с ума. Вы, наверное, уже слышали, что наконец удалось определить, что было раньше – яйцо или курица?.. Так это тоже удача НИИВК… Из последних разработок– монета, всегда выпадающая «решкой», горячее мороженое, мощный МБ-компьютер, который все свои высокоскоростные вычисления выполняет с оговоркой – «может быть, правильно» или «может быть, неверно»… Вы спросите, зачем нужна такая техника? Не поверите, но все, кому приходилось работать на этих поистине умных машинах, значительно повышали свой – IQ – уровень интеллекта…
– Мне приходилось соприкасаться с этими аппаратами! – не без гордости сказал мужик без примет.
– Да, наши края щедры на таланты, – согласился Слепой. – Я знаю, что в лаборатории ШНП – шиворот-навыворот проблем – проходит испытание зеркало, в котором человек отражается, мягко выражаясь, спиной, затылком… Короче, вид сзади… Испытания еще не завершены, но заказов на эти зеркала множество…
– Наука не стоит на месте… – сказал мужик без примет.
– Кстати говоря, – перебил его хозяин будки, – каждого члена Общества мы со временем вооружим таким карманным шиворот-навыворот зеркальцем. Дело в том, что чудище, которое, по некоторым сведениям, именуется Ку-Эн-Зимом, не обладает способностью быть невидимым, как считают некоторые члены ОРГБОРЧУД. Но оно умеет всегда находиться у нас за спиной. Как бы мы ни поворачивались, оно опережает нас, оставляя нам ощущение холода на затылке и наглый смешок… С зеркальцами мы сумеем держать его в поле зрения и, может быть, сможем определить его уязвимые стороны…
Затем Слепой изложил основные положения программы и устава тайного Общества. Сто сорок восемь пунктов программы касались борьбы со всемирным злом во всех его проявлениях, а в последнем – сто сорок девятом пункте содержалось предупреждение, что, в общем-то, зло непобедимо, речь не идет о его полном уничтожении, а об установлении разумных пропорций добра и зла. Откуда возьмется тень, если не будет света, не становится ли белое белым только в контрасте с черным?.. Но это, конечно, не означало, что члены Общества готовы к компромиссам со злом, в частности с чудищем, поселившимся в мизиновском доме. Кстати говоря, этот сто сорок девятый пункт был предметом острых дискуссий философов, сочувствующих идеям ОРГБОРЧУДа. Одни одобряли его целиком и полностью, другие не принимали даже по частям. Принципы борьбы разумной, не саморазрушительной, отстаивали одни, а вторые призывали победить или погибнуть.
Устав организации был в русле демократического централизма, объяснили Лизавете, и она только кивнула.
Она легко согласилась с положениями программы и требованиями устава, решительно потребовала нож, для того чтобы своей кровью подписать заявление о вступлении в Общество.
Мужик без примет смутился:
– Это я для красного словца – о клятве, о подписи кровью…
– Нам вполне достаточно вашего честного слова, – сказал Слепой. – Вам присваивается Псевдоним Борца. Отныне товарищи по борьбе будут знать вас, как Ольгу Южную. Поздравляю!..
– Можно спросить? – отчего-то заробела Ольга Южная. – А Ольга Восточная или Западная есть?
– Они еще не вступили в Общество, – сказал Слепой. Он сделал небольшую паузу и продолжил:
– Вам присваивается и персональный компьютерный код – homabruttol23321… Поздравляю!..
– Готова хоть сию минуту сражаться с чудовищами! – решительно сказала Лизавета. – Но прежде мне нужно закончить кое-какие свои дела… Мне на один остров съездить нужно… Почему-то мне кажется, что на нем живут счастливые люди… Там не бывает горя… Может, все пропавшие, все сгинувшие тоже там находятся?…
Она хотела сказать, что в старом телевизоре видела эту заповедную землю, ей даже показалось, что на экране мелькнули мужчина и женщина, как две капли воды похожие на ее папу и маму, но она промолчала. Вместо этого спросила:
– А сколько в нашем Обществе членов?..
– В ближайшее время намечается прием еще двух кандидатов, с ними нас станет пятеро… Пять бесстрашных бойцов!.. И миллионы сочувствующих!..
– Мы победим! – сказала Ольга Южная. – А сейчас мне пора… Постараюсь вернуться скорее, и тогда ударим в полную силу!..
И вдруг она вспомнила, что не рассказала о своих видениях, о странных снах бабушки, о пятипалой птичьей лапе каминных щипцов. Вдруг это окажется важным для их общей борьбы с тем, чье ледяное дыхание время от времени ощущают жители мизиновского дома? И хотя Лизавета очень спешила на Остров, она все-таки задержалась в будке Слепого еще на некоторое время.