Страница:
Геннадий Васильевич Назаренко
Принудительные меры медицинского характера
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
БВС – Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации
БНА – Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти
ВВС РСФСР – Ведомости Верховного Совета РСФСР
ВВС СССР – Ведомости Верховного Совета СССР
ВСНД РФ и ВС РФ – Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации
ГНЦ СиСП им. В.П. Сербского – Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского
МВД РФ – Министерство внутренних дел Российской Федерации
МКБ-10 – Международная классификация болезней, принятая Всемирной организацией здравоохранения 10-го пересмотра
Основы – Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик
ПВС РФ – Пленум Верховного Суда Российской Федерации
ПСЗ – Полное собрание законов Российской Империи
Сборник постановлений пленумов по уголовным делам – Сборник постановлений пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ) по уголовным делам (М.: Спарк, 2000)
СЗ РФ – Собрание законодательства Российской Федерации
СП РФ (РСФСР) – Собрание постановлений Правительства Российской Федерации (РСФСР)
УК РФ – Уголовный кодекс Российской Федерации
УИК РФ – Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации
УПК РФ – Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации
ФЗ – Федеральный закон
Введение
Проблема назначения и применения принудительных мер медицинского характера относится к числу комплексных междисциплинарных проблем науки и практики. Существует как минимум три аспекта правового регулирования принудительных мер медицинского характера: уголовно-правовой, уголовно-процессуальный и уголовно-исполнительный. Специальную правовую регламентацию имеет принудительное лечение и в судебно-психиатрической (медицинской) сфере.
В уголовном праве рассматриваются основания назначения принудительных мер медицинского характера, их цели, виды и особенности применения. Уголовно-процессуальное право исследует назначение принудительных мер медицинского характера, определяемое общими и специальными правилами уголовно-процессуального закона. Предметом уголовно-исполнительного права в части, касающейся принудительного лечения, является порядок исполнения соответствующих мер, соединенных с исполнением наказания. Судебная психиатрия в правовом и медицинском аспектах рассматривает основы организации проведения принудительного лечения, выбор видов такого лечения, осуществление лечебно-реабилитационных и профилактических мер в отношении лиц, направленных на принудительное лечение.
В связи с тем, что применение принудительного лечения затрагивает права личности, данная проблема имеет не только юридическое, но и общественное значение. Об этом свидетельствуют имевшие в недавнем прошлом факты злоупотребления принудительными мерами медицинского характера в отношении инакомыслящих, в частности помещение диссидентов в специальные психиатрические больницы системы МВД СССР.
Во многом значение этой проблемы определяется как необходимостью ее теоретического осмысления, так и потребностями практики применения принудительных мер медицинского характера по отношению к невменяемым, ограниченно вменяемым и другим лицам, совершившим общественно опасные деяния. Практика эта постепенно корректируется в связи с изменениями, которые внесены Уголовным кодексом РФ 1996 г. (ст. 21, 22,23,81,97-104).
После принятия нового Уголовного кодекса РФ 1996 г. различные вопросы применения принудительных мер медицинского характера нашли отражение в работах А.В. Наумова (1996),
Н.Г. Иванова (1997), С.В. Полубинской (1997), М.Н. Голоднюк (1998), Ю.М. Антоняна и С.В. Бородина (1998), Г.В. Назаренко (1998), С.Н. Шишкова (1998, 1999), B.C. Евлампиева (1999), В. Сверчкова (2000), С. Достовалова (2000), П.А. Колмакова (2001), Б.А. Базарова (2002) и других авторов.
В учебных пособиях П.А. Колмакова (1999, 2001), Е.Б. Мищенко (1999), В.П. Горобцова (1998), А.И. Чучаева (1997), Р.И. Михеева и его соавторов (2000), Г.В. Назаренко (2000, 2003, 2004) изложены сведения, дающие представление о признаках, правовой природе принудительных мер медицинского характера, их видах, целях, задачах и основаниях применения, лицах, подлежащих принудительному лечению, и особенностях исполнения таких мер. Опубликованы монографические исследования Б.А. Спасенникова (2003) и Г.В. Назарено (2007), в которых авторы попытались создать целостную концепцию принудительных мер медицинского характера.
Вместе с тем принудительные меры медицинского характера по-прежнему остаются наименее исследованным в научном отношении правовым институтом. В определенной степени об этом свидетельствуют ошибочные суждения и неточности, допускаемые в литературе по уголовному праву и комментариях к Уголовному кодексу РФ как следствие недостаточной теоретической разработанности проблем, касающиеся принудительного лечения психически больных лиц, совершивших общественно опасные деяния или преступления.
Цель данной работы состоит в изложении многообразных, недостаточно разработанных либо не полностью освещенных проблем назначения и применения принудительного лечения в уголовно-правовом аспекте, поскольку первое знакомство с нормами, регулирующими применение принудительных мер медицинского характера, происходит при изучении соответствующего раздела уголовного права.
В соответствии с указанной целью поставлены задачи: показать применение принудительных мер медицинского характера в исторической ретроспективе; исследовать правовую природу этих мер, основания и цели их применения; рассмотреть категории лиц, к которым могут быть применены указанные меры с точки зрения уголовного права и судебной психиатрии; виды принудительных мер и особенности их применения в отношении различных категорий психически больных лиц, совершивших деяния, предусмотренные уголовным законом, и представляющих по своему психическому состоянию опасность.
В процессе исследования и изложения проблем назначения и применения принудительного лечения использовались источники по уголовному, уголовно-исполнительному и уголовно-процессуальному праву, истории права, а также литература по общей и судебной психиатрии, судебной психологии, законодательные и ведомственные акты в области судебной психиатрии.
Данная работа представляет собой попытку изложить в систематизированном виде концептуальные положения, характеризующие институт принудительных мер медицинского характера, а также проблемы, которые не нашли своего отражения в специальной литературе либо были изложены в общих чертах, и тем самым дать более полное и глубокое представление о принудительных мерах медицинского характера в уголовном праве.
В уголовном праве рассматриваются основания назначения принудительных мер медицинского характера, их цели, виды и особенности применения. Уголовно-процессуальное право исследует назначение принудительных мер медицинского характера, определяемое общими и специальными правилами уголовно-процессуального закона. Предметом уголовно-исполнительного права в части, касающейся принудительного лечения, является порядок исполнения соответствующих мер, соединенных с исполнением наказания. Судебная психиатрия в правовом и медицинском аспектах рассматривает основы организации проведения принудительного лечения, выбор видов такого лечения, осуществление лечебно-реабилитационных и профилактических мер в отношении лиц, направленных на принудительное лечение.
В связи с тем, что применение принудительного лечения затрагивает права личности, данная проблема имеет не только юридическое, но и общественное значение. Об этом свидетельствуют имевшие в недавнем прошлом факты злоупотребления принудительными мерами медицинского характера в отношении инакомыслящих, в частности помещение диссидентов в специальные психиатрические больницы системы МВД СССР.
Во многом значение этой проблемы определяется как необходимостью ее теоретического осмысления, так и потребностями практики применения принудительных мер медицинского характера по отношению к невменяемым, ограниченно вменяемым и другим лицам, совершившим общественно опасные деяния. Практика эта постепенно корректируется в связи с изменениями, которые внесены Уголовным кодексом РФ 1996 г. (ст. 21, 22,23,81,97-104).
После принятия нового Уголовного кодекса РФ 1996 г. различные вопросы применения принудительных мер медицинского характера нашли отражение в работах А.В. Наумова (1996),
Н.Г. Иванова (1997), С.В. Полубинской (1997), М.Н. Голоднюк (1998), Ю.М. Антоняна и С.В. Бородина (1998), Г.В. Назаренко (1998), С.Н. Шишкова (1998, 1999), B.C. Евлампиева (1999), В. Сверчкова (2000), С. Достовалова (2000), П.А. Колмакова (2001), Б.А. Базарова (2002) и других авторов.
В учебных пособиях П.А. Колмакова (1999, 2001), Е.Б. Мищенко (1999), В.П. Горобцова (1998), А.И. Чучаева (1997), Р.И. Михеева и его соавторов (2000), Г.В. Назаренко (2000, 2003, 2004) изложены сведения, дающие представление о признаках, правовой природе принудительных мер медицинского характера, их видах, целях, задачах и основаниях применения, лицах, подлежащих принудительному лечению, и особенностях исполнения таких мер. Опубликованы монографические исследования Б.А. Спасенникова (2003) и Г.В. Назарено (2007), в которых авторы попытались создать целостную концепцию принудительных мер медицинского характера.
Вместе с тем принудительные меры медицинского характера по-прежнему остаются наименее исследованным в научном отношении правовым институтом. В определенной степени об этом свидетельствуют ошибочные суждения и неточности, допускаемые в литературе по уголовному праву и комментариях к Уголовному кодексу РФ как следствие недостаточной теоретической разработанности проблем, касающиеся принудительного лечения психически больных лиц, совершивших общественно опасные деяния или преступления.
Цель данной работы состоит в изложении многообразных, недостаточно разработанных либо не полностью освещенных проблем назначения и применения принудительного лечения в уголовно-правовом аспекте, поскольку первое знакомство с нормами, регулирующими применение принудительных мер медицинского характера, происходит при изучении соответствующего раздела уголовного права.
В соответствии с указанной целью поставлены задачи: показать применение принудительных мер медицинского характера в исторической ретроспективе; исследовать правовую природу этих мер, основания и цели их применения; рассмотреть категории лиц, к которым могут быть применены указанные меры с точки зрения уголовного права и судебной психиатрии; виды принудительных мер и особенности их применения в отношении различных категорий психически больных лиц, совершивших деяния, предусмотренные уголовным законом, и представляющих по своему психическому состоянию опасность.
В процессе исследования и изложения проблем назначения и применения принудительного лечения использовались источники по уголовному, уголовно-исполнительному и уголовно-процессуальному праву, истории права, а также литература по общей и судебной психиатрии, судебной психологии, законодательные и ведомственные акты в области судебной психиатрии.
Данная работа представляет собой попытку изложить в систематизированном виде концептуальные положения, характеризующие институт принудительных мер медицинского характера, а также проблемы, которые не нашли своего отражения в специальной литературе либо были изложены в общих чертах, и тем самым дать более полное и глубокое представление о принудительных мерах медицинского характера в уголовном праве.
Глава 1
ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ МЕДИЦИНСКОГО ХАРАКТЕРА В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ
§ 1. История появления и формирования норм о принудительном лечении душевнобольных в дореволюционной России
Первое упоминание о психически больных в законодательном акте в связи с совершением ими социально опасных деяний относится к периоду укрепления и развития Московского государства при Иоанне IV (Грозном). Стоглав 1551 г. признал необходимость попечения лиц, которые «одержимы бесом и лишены разума», в случае посягательства на церковные догматы к ним предполагалось неукоснительно применять меры церковного воздействия[1].
Идея о неответственности «одержимых» возникла из канонического представления о том, что «бесный страждет неволею»[2] и, стало быть, невиновен в содеянном, так как действует не по своей воле. Законодательно положение о неответственности таких лиц закрепилось в 1669 г. в «Новоуказанных статьях о татебных, разбойных и убийственных делах», дополнявших Уложение Алексея Михайловича. В них содержится норма, согласно которой «аще бесный убьет, то неповинен есть смерти»[3].
Последняя не распространялась на другие преступления, так как, руководствуясь обыденным представлением о психических болезнях, законодатель полагал, что татьба и разбой в отличие от убийства заслуживают наказания в силу их корыстной направленности.
Известно, например, что в 1665 г. некая Авдотьица, обвиняемая в краже соболиного меха, была направлена в Троицкий девичий монастырь с запросом о том, действительно ли она «бесноватая». В монастыре было установлено, что у «Авдотьицы юродства, как у беснующихся, не водилось и она была в полном разуме». На основании этого заключения ей по всей строгости закона палач отсек руку[4].
В законодательных актах XVII–XVIII вв., которые содержали нормы о неответственности «бесных» и «умалишенных», нашли отражение упрощенные представления о влиянии психических болезней на общественно опасное поведение. В этой связи неответственность психически больных связывалась только с совершением определенных преступлений. Артикул Воинский 1716 г. (толкование 195) предусматривал, что «наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма отставляется, ежели кто… в лишении ума воровство учинит»[5], то есть допускалось не только смягчение наказания за воровство, но и полное освобождение от наказания. Однако принудительное лечение таких лиц не предусматривалось.
Психически больные лица, совершившие преступные деяния, помещались в принудительном порядке в монастыри, которые служили для них местом изоляции и удержания, где «колодники» содержались «под крепким надзором», закованные в кандалы и цепи, под охраной солдатского караула. Во многих случаях эти меры были оправданными, так как в монастыри направлялись наиболее опасные больные, склонные к убийству и другим формам насилия. Срок содержания в монастырях законодательно не определялся и зависел от многих обстоятельств, в том числе и не связанных с психическим состоянием лица и его общественной опасностью.
Практика применения правоохранительных мер в отношении психически больных, совершивших преступные деяния, не отличалась последовательностью. Судебные хроники того времени задокументировали случаи осуждения заведомо нездоровых («умовредных») лиц к длительному либо пожизненному тюремному заключению и даже к смертной казни. При этом казнили лиц, неугодных опасными речами высшим властям и доставлявших своим поведением массу хлопот либо опасений местным чиновникам. Так, по царскому указу Алексея Михайловича был повешен Ивашка Клеопин, который, считая себя царем, высказывал бредовые идеи величия, постоянно гонялся за людьми, нападал на отца и мать с саблей, ранил брата и бросался в огонь[6]. Гетман Брюховецкий, в свою очередь, велел сжечь шесть психически больных женщин, которых по своему суеверию объявил ведьмами в связи с тем, что его жена не могла забеременеть и болела чахоткой.
Однако факты такого рода, в отличие от средневековой Европы, были единичными, что дало основание историку права И.В. Константиновскому утверждать: «Россия не воздвигала костров для уничтожения больных (умалишенных, маниаков и безумных), несмотря на то, что власть и общество легко смотрели на лишение жизни в других случаях»2.
В ряде случаев наиболее опасных больных держали в тюрьмах, так как в монастырях им не могли обеспечить надлежащий надзор и уход. При отсутствии поблизости подходящего монастыря опасные больные также направлялись в тюрьмы.
Непоследовательность в отношении мер, применяемых к психически больным, совершившим уголовно-наказуемые деяния, сохранялась и при Петре I. В 1721 г. Петр I издал регламент (устав) Главного магистрата и возложил на него обязанность создания «цухтгаузов» (смирительных домов) и «гошпиталей» (больниц) для психически больных[7]. В 1722 г. издается указ о помещении в монастыри умалишенных и лиц, осужденных на вечную каторгу, но «неспособных к ней по состоянию здоровья»[8], а в следующем году новым указом была запрещена посылка «сумасбродных» и «помешанных» в монастыри и поставлена задача Главному магистрату учредить госпитали. Однако этот указ в связи со смертью Петра I не был исполнен, и вскоре последовал Сенатский указ «Об отсылке беснующихся в Святейший Синод для распределения их по монастырям»[9]. Согласно новому указу «поврежденные в уме» колодники по «важным делам» направлялись в Спасо-Ефимьевский монастырь и содержались в условиях тюремного режима бессрочно.
Во второй половине XVII в. положение психически больных, совершивших опасные деяния, в лучшую сторону не изменилось: их по-прежнему содержали в монастырях, а не в доллгаузах. При этом за допущенное «сумасбродство» караульные солдаты в соответствие с Наставлением 1766 г. применяли к ним физические наказания и лишали пищи.
Серьезным шагом в деле принудительного лечения психически больных стало учреждение в 1775 г. приказов общественного призрения, в обязанность которых входило учреждение домов для умалишенных[10], устройство в 1776 г. первого дома для душевнобольных в Новгороде, затем в Москве и других губернских городах[11].
Направление психически больных в монастыри настолько вошло в практику, что даже в первой половине XIX в., когда существовала сеть медицинских учреждений, психически больных, совершивших опасные преступления, направляли не только в психиатрические больницы, но и в Спасо-Ефимьевский монастырь, в списках которого значились декабрист Шаховской, государственный преступник Ковалев и лица низших сословий, совершившие опасные деяния.
В 1801 г. Александр I издал Указ «О непридании суду поврежденных в уме людей и учинивших в сем состоянии убийство»[12]. Такие лица в соответствии с Указом направлялись в дома для душевнобольных без определения срока содержания, что означало их бессрочную изоляцию.
В 1827 г. Государственный Совет установил правила выписки лиц, совершивших убийства из психиатрических больниц. Такие лица могли быть выписаны по истечении пяти лет при отсутствии признаков психической болезни с разрешения Министерства внутренних дел. В исключительных случаях при поручительстве влиятельных лиц допускалось сокращение пятилетнего срока[13].
В последующем правовое положение психически больных, совершивших преступления, получило более определенное законодательное закрепление. В Своде законов 1832 г. предусматривалось освобождение от наказания не только за убийства, но и за другие преступления, а также впервые упоминалось о принудительном лечении «безумных» и «сумасшедших». При этом предписывалось содержать таких лиц отдельно от других душевнобольных в специальных отделениях домов сумасшедших[14].
Больные, совершившие преступления, помещались в общие дома для душевнобольных и ничем в этом отношении не выделялись. Возбужденных больных связывали, подвергали мучительным процедурам, направленным не столько на их лечение, сколько на усмирение. Имели место случаи избиения больных санитарами[15].
Уложение о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г. значительно расширило круг невменяемых лиц, выделив три формы психических расстройств: хронические – «сумасшествие и безумие» (ст. 95), временные – «припадки умоисступления и совершенное беспамятство» (ст. 96) и иные расстройства психической деятельности вследствие старости, дряхлости и лунатизма, лишающие «надлежащего разумения» (ст. 97)[16].
Безумные и сумасшедшие, совершившие убийства, покушение на убийство, посягательство на собственную жизнь и поджог, в принудительном порядке помещались в дома умалишенных сроком на два года. Этот срок мог быть сокращен при отсутствии опасности больного и решении вопроса о передаче его под надзор лицам, заслужившим доверие. Основанием для продления срока принудительного лечения являлись припадки, свидетельствовавшие об опасности больного для окружающих. В случае обострения болезни лечение «статейных больных» становилось практически пожизненным.
Глухонемые от рождения, не имевшие понятия о своих обязанностях и законе, при совершении ими убийств и поджогов приравнивались к безумным и сумасшедшим и содержались отдельно от других лиц под постоянным наблюдением.
Альтернативные меры применялись к психически больным, совершившим указанные преступления в состоянии временного психического расстройства или иного расстройства психической деятельности. Такие лица могли быть направлены в дом умалишенных либо переданы под надзор опекунам из числа родственников или посторонних лиц с согласия родственников.
Как следствие законодательных нововведений, среди пациентов, находившихся на принудительном лечении в психиатрических больницах, оказывались не самые опасные лица из числа хронически больных и слабоумных, а под присмотр родственников отдавались «статейные», страдавшие припадками умоисступления, которые представляли повышенную опасность для окружающих[17].
Требование об оставлении в больнице до «совершенного выздоровления» для хронических больных означало пожизненное содержание в домах умалишенных, а положение о двухлетнем сроке наблюдения для лиц, которые совершили преступления в состоянии временного психического расстройства, обрекало их на двухлетнее пребывание в условиях принудительной изоляции и врачебного наблюдения без всякой к тому необходимости.
Уголовное уложение 1903 г. отказалось от законодательного закрепления перечневой системы психических расстройств, исключающих вменяемость. К причинам невменяемости были отнесены три формы психических расстройств: врожденные – «недостаточность умственных способностей», приобретенные – «болезненные расстройства душевной деятельности», кратковременные – «бессознательное состояние»[18]. Суду предоставлялось право передавать невменяемых лиц под ответственный надзор родителей, других родственников и иных лиц либо помещать душевнобольных в специальные медицинские или устроенные для таких лиц учреждения.
В случае совершения убийства, тяжкого телесного повреждения, изнасилования, поджога или покушения на эти преступления итернирование (помещение в больницу) невменяемых лиц было обязательным[19].
Согласно ст. 39 Уголовного уложения совершившие указанные преступления лица помещались в специальные больницы независимо от характера психического расстройства. В результате пациентами психиатрических больниц становились лица, совершившие опасные деяния в состоянии временного психического расстройства и не нуждавшиеся в принудительном лечении.
Срок принудительного лечения и порядок выписки Уголовным уложением 1903 г. не регулировались. В этой связи Особое совещание при Государственном совете решило сохранить порядок, принятый Уложением о наказаниях 1845 г., и перенести его в Устав уголовного судопроизводства[20].
Идея о неответственности «одержимых» возникла из канонического представления о том, что «бесный страждет неволею»[2] и, стало быть, невиновен в содеянном, так как действует не по своей воле. Законодательно положение о неответственности таких лиц закрепилось в 1669 г. в «Новоуказанных статьях о татебных, разбойных и убийственных делах», дополнявших Уложение Алексея Михайловича. В них содержится норма, согласно которой «аще бесный убьет, то неповинен есть смерти»[3].
Последняя не распространялась на другие преступления, так как, руководствуясь обыденным представлением о психических болезнях, законодатель полагал, что татьба и разбой в отличие от убийства заслуживают наказания в силу их корыстной направленности.
Известно, например, что в 1665 г. некая Авдотьица, обвиняемая в краже соболиного меха, была направлена в Троицкий девичий монастырь с запросом о том, действительно ли она «бесноватая». В монастыре было установлено, что у «Авдотьицы юродства, как у беснующихся, не водилось и она была в полном разуме». На основании этого заключения ей по всей строгости закона палач отсек руку[4].
В законодательных актах XVII–XVIII вв., которые содержали нормы о неответственности «бесных» и «умалишенных», нашли отражение упрощенные представления о влиянии психических болезней на общественно опасное поведение. В этой связи неответственность психически больных связывалась только с совершением определенных преступлений. Артикул Воинский 1716 г. (толкование 195) предусматривал, что «наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма отставляется, ежели кто… в лишении ума воровство учинит»[5], то есть допускалось не только смягчение наказания за воровство, но и полное освобождение от наказания. Однако принудительное лечение таких лиц не предусматривалось.
Психически больные лица, совершившие преступные деяния, помещались в принудительном порядке в монастыри, которые служили для них местом изоляции и удержания, где «колодники» содержались «под крепким надзором», закованные в кандалы и цепи, под охраной солдатского караула. Во многих случаях эти меры были оправданными, так как в монастыри направлялись наиболее опасные больные, склонные к убийству и другим формам насилия. Срок содержания в монастырях законодательно не определялся и зависел от многих обстоятельств, в том числе и не связанных с психическим состоянием лица и его общественной опасностью.
Практика применения правоохранительных мер в отношении психически больных, совершивших преступные деяния, не отличалась последовательностью. Судебные хроники того времени задокументировали случаи осуждения заведомо нездоровых («умовредных») лиц к длительному либо пожизненному тюремному заключению и даже к смертной казни. При этом казнили лиц, неугодных опасными речами высшим властям и доставлявших своим поведением массу хлопот либо опасений местным чиновникам. Так, по царскому указу Алексея Михайловича был повешен Ивашка Клеопин, который, считая себя царем, высказывал бредовые идеи величия, постоянно гонялся за людьми, нападал на отца и мать с саблей, ранил брата и бросался в огонь[6]. Гетман Брюховецкий, в свою очередь, велел сжечь шесть психически больных женщин, которых по своему суеверию объявил ведьмами в связи с тем, что его жена не могла забеременеть и болела чахоткой.
Однако факты такого рода, в отличие от средневековой Европы, были единичными, что дало основание историку права И.В. Константиновскому утверждать: «Россия не воздвигала костров для уничтожения больных (умалишенных, маниаков и безумных), несмотря на то, что власть и общество легко смотрели на лишение жизни в других случаях»2.
В ряде случаев наиболее опасных больных держали в тюрьмах, так как в монастырях им не могли обеспечить надлежащий надзор и уход. При отсутствии поблизости подходящего монастыря опасные больные также направлялись в тюрьмы.
Непоследовательность в отношении мер, применяемых к психически больным, совершившим уголовно-наказуемые деяния, сохранялась и при Петре I. В 1721 г. Петр I издал регламент (устав) Главного магистрата и возложил на него обязанность создания «цухтгаузов» (смирительных домов) и «гошпиталей» (больниц) для психически больных[7]. В 1722 г. издается указ о помещении в монастыри умалишенных и лиц, осужденных на вечную каторгу, но «неспособных к ней по состоянию здоровья»[8], а в следующем году новым указом была запрещена посылка «сумасбродных» и «помешанных» в монастыри и поставлена задача Главному магистрату учредить госпитали. Однако этот указ в связи со смертью Петра I не был исполнен, и вскоре последовал Сенатский указ «Об отсылке беснующихся в Святейший Синод для распределения их по монастырям»[9]. Согласно новому указу «поврежденные в уме» колодники по «важным делам» направлялись в Спасо-Ефимьевский монастырь и содержались в условиях тюремного режима бессрочно.
Во второй половине XVII в. положение психически больных, совершивших опасные деяния, в лучшую сторону не изменилось: их по-прежнему содержали в монастырях, а не в доллгаузах. При этом за допущенное «сумасбродство» караульные солдаты в соответствие с Наставлением 1766 г. применяли к ним физические наказания и лишали пищи.
Серьезным шагом в деле принудительного лечения психически больных стало учреждение в 1775 г. приказов общественного призрения, в обязанность которых входило учреждение домов для умалишенных[10], устройство в 1776 г. первого дома для душевнобольных в Новгороде, затем в Москве и других губернских городах[11].
Направление психически больных в монастыри настолько вошло в практику, что даже в первой половине XIX в., когда существовала сеть медицинских учреждений, психически больных, совершивших опасные преступления, направляли не только в психиатрические больницы, но и в Спасо-Ефимьевский монастырь, в списках которого значились декабрист Шаховской, государственный преступник Ковалев и лица низших сословий, совершившие опасные деяния.
В 1801 г. Александр I издал Указ «О непридании суду поврежденных в уме людей и учинивших в сем состоянии убийство»[12]. Такие лица в соответствии с Указом направлялись в дома для душевнобольных без определения срока содержания, что означало их бессрочную изоляцию.
В 1827 г. Государственный Совет установил правила выписки лиц, совершивших убийства из психиатрических больниц. Такие лица могли быть выписаны по истечении пяти лет при отсутствии признаков психической болезни с разрешения Министерства внутренних дел. В исключительных случаях при поручительстве влиятельных лиц допускалось сокращение пятилетнего срока[13].
В последующем правовое положение психически больных, совершивших преступления, получило более определенное законодательное закрепление. В Своде законов 1832 г. предусматривалось освобождение от наказания не только за убийства, но и за другие преступления, а также впервые упоминалось о принудительном лечении «безумных» и «сумасшедших». При этом предписывалось содержать таких лиц отдельно от других душевнобольных в специальных отделениях домов сумасшедших[14].
Больные, совершившие преступления, помещались в общие дома для душевнобольных и ничем в этом отношении не выделялись. Возбужденных больных связывали, подвергали мучительным процедурам, направленным не столько на их лечение, сколько на усмирение. Имели место случаи избиения больных санитарами[15].
Уложение о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г. значительно расширило круг невменяемых лиц, выделив три формы психических расстройств: хронические – «сумасшествие и безумие» (ст. 95), временные – «припадки умоисступления и совершенное беспамятство» (ст. 96) и иные расстройства психической деятельности вследствие старости, дряхлости и лунатизма, лишающие «надлежащего разумения» (ст. 97)[16].
Безумные и сумасшедшие, совершившие убийства, покушение на убийство, посягательство на собственную жизнь и поджог, в принудительном порядке помещались в дома умалишенных сроком на два года. Этот срок мог быть сокращен при отсутствии опасности больного и решении вопроса о передаче его под надзор лицам, заслужившим доверие. Основанием для продления срока принудительного лечения являлись припадки, свидетельствовавшие об опасности больного для окружающих. В случае обострения болезни лечение «статейных больных» становилось практически пожизненным.
Глухонемые от рождения, не имевшие понятия о своих обязанностях и законе, при совершении ими убийств и поджогов приравнивались к безумным и сумасшедшим и содержались отдельно от других лиц под постоянным наблюдением.
Альтернативные меры применялись к психически больным, совершившим указанные преступления в состоянии временного психического расстройства или иного расстройства психической деятельности. Такие лица могли быть направлены в дом умалишенных либо переданы под надзор опекунам из числа родственников или посторонних лиц с согласия родственников.
Как следствие законодательных нововведений, среди пациентов, находившихся на принудительном лечении в психиатрических больницах, оказывались не самые опасные лица из числа хронически больных и слабоумных, а под присмотр родственников отдавались «статейные», страдавшие припадками умоисступления, которые представляли повышенную опасность для окружающих[17].
Требование об оставлении в больнице до «совершенного выздоровления» для хронических больных означало пожизненное содержание в домах умалишенных, а положение о двухлетнем сроке наблюдения для лиц, которые совершили преступления в состоянии временного психического расстройства, обрекало их на двухлетнее пребывание в условиях принудительной изоляции и врачебного наблюдения без всякой к тому необходимости.
Уголовное уложение 1903 г. отказалось от законодательного закрепления перечневой системы психических расстройств, исключающих вменяемость. К причинам невменяемости были отнесены три формы психических расстройств: врожденные – «недостаточность умственных способностей», приобретенные – «болезненные расстройства душевной деятельности», кратковременные – «бессознательное состояние»[18]. Суду предоставлялось право передавать невменяемых лиц под ответственный надзор родителей, других родственников и иных лиц либо помещать душевнобольных в специальные медицинские или устроенные для таких лиц учреждения.
В случае совершения убийства, тяжкого телесного повреждения, изнасилования, поджога или покушения на эти преступления итернирование (помещение в больницу) невменяемых лиц было обязательным[19].
Согласно ст. 39 Уголовного уложения совершившие указанные преступления лица помещались в специальные больницы независимо от характера психического расстройства. В результате пациентами психиатрических больниц становились лица, совершившие опасные деяния в состоянии временного психического расстройства и не нуждавшиеся в принудительном лечении.
Срок принудительного лечения и порядок выписки Уголовным уложением 1903 г. не регулировались. В этой связи Особое совещание при Государственном совете решило сохранить порядок, принятый Уложением о наказаниях 1845 г., и перенести его в Устав уголовного судопроизводства[20].
§ 2. Формирование и развитие норм уголовного законодательства РСФСР о принудительном лечении в советский период (1917–1991 гг.)
Уголовное законодательство России советского периода исключало возможность наказания лиц, совершивших общественно опасные деяния в состоянии невменяемости и психического расстройства, наступившего после совершения преступления, и уделяло внимание мерам, применяемым в отношении психически больных лиц, которые не отдавали отчета в своих действиях или не могли ими руководить. В «Руководящих началах по Уголовному праву РСФСР» 1919 г. предлагалось применять к таким лицам «принудительные меры предосторожности» (ст. 14), которые заключались в принудительном лечении психически больных лиц в общественных психиатрических больницах ведомства здравоохранения и осуществление постоянного надзора за больными в условиях стационаров с наружной охраной[21].
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. сформулировал положение о ненаказуемости психически больных (ст. 17) и предусмотрел две нормы о «мерах социальной защиты», заменяющих по приговору суда наказание или следующих за ним (ст. 46): а) помещение в учреждение для умственно или морально дефективных, б) принудительное лечение, специально оговорив, что «суд выносит постановление о мерах социальной защиты, если “не применяет к обвиняемому наказания, но вместе с тем считает пребывание его на свободе опасным для общества”» (ст. 47)[22].
Практика применения данных норм была чрезвычайно неоднородна. Суды «часто путались в своих решениях, не имея возможности уяснить себе, к кому же должно быть применяемо принудительное лечение…и выносили в разных случаях то одно, то другое решение: то признавали виновным и ответственным и одновременно назначали принудительное лечение, то признавали невменяемым и тоже давали принудительное лечение, иногда признавали невменяемым и в то же время выносили обвинительный приговор по соответствующим ст. кодекса»[23].
Вследствие несовершенства норм УК РСФСР 1922 г. о психически больных лицах, сложились две неблагоприятные тенденции: первая заключалась в признании психопатов, алкоголиков и органиков уменыненно вменяемыми, вторая – в направлении таких лиц в общие психиатрические больницы, поскольку предусмотренные Уголовным законом учреждения для умственно и морально дефективных отсутствовали. В результате лечение таких субъектов осуществлялось в условиях постоянного конфликта между преступными элементами, переполнявшими больницы, и медицинским персоналом[24].
Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. отнесли меры, применяемые к психически больным, совершившим общественно опасные деяния, к мерам социальной защиты медицинского характера, включив в них: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией (ст. 5, 15).
Обращает на себя внимание, что в законодательных формулах, касавшихся правового положения психически больных, отсутствовали понятия вменяемости и невменяемости, а все принудительные меры (уголовно-исполнительного, медицинского и медико-педагогического характера) под влиянием социологической школы рассматривались как меры социальной защиты. При этом основной упор сторонниками социологического направления был перенесен с принципа законности на целесообразность применения тех или иных мер социальной защиты[25].
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. воспринял законодательные нововведения Основ 1924 г.: статья 24 Кодекса в качестве мер социальной защиты медицинского характера закрепила: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное учреждение в соединении с изоляцией[26].
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. сформулировал положение о ненаказуемости психически больных (ст. 17) и предусмотрел две нормы о «мерах социальной защиты», заменяющих по приговору суда наказание или следующих за ним (ст. 46): а) помещение в учреждение для умственно или морально дефективных, б) принудительное лечение, специально оговорив, что «суд выносит постановление о мерах социальной защиты, если “не применяет к обвиняемому наказания, но вместе с тем считает пребывание его на свободе опасным для общества”» (ст. 47)[22].
Практика применения данных норм была чрезвычайно неоднородна. Суды «часто путались в своих решениях, не имея возможности уяснить себе, к кому же должно быть применяемо принудительное лечение…и выносили в разных случаях то одно, то другое решение: то признавали виновным и ответственным и одновременно назначали принудительное лечение, то признавали невменяемым и тоже давали принудительное лечение, иногда признавали невменяемым и в то же время выносили обвинительный приговор по соответствующим ст. кодекса»[23].
Вследствие несовершенства норм УК РСФСР 1922 г. о психически больных лицах, сложились две неблагоприятные тенденции: первая заключалась в признании психопатов, алкоголиков и органиков уменыненно вменяемыми, вторая – в направлении таких лиц в общие психиатрические больницы, поскольку предусмотренные Уголовным законом учреждения для умственно и морально дефективных отсутствовали. В результате лечение таких субъектов осуществлялось в условиях постоянного конфликта между преступными элементами, переполнявшими больницы, и медицинским персоналом[24].
Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. отнесли меры, применяемые к психически больным, совершившим общественно опасные деяния, к мерам социальной защиты медицинского характера, включив в них: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией (ст. 5, 15).
Обращает на себя внимание, что в законодательных формулах, касавшихся правового положения психически больных, отсутствовали понятия вменяемости и невменяемости, а все принудительные меры (уголовно-исполнительного, медицинского и медико-педагогического характера) под влиянием социологической школы рассматривались как меры социальной защиты. При этом основной упор сторонниками социологического направления был перенесен с принципа законности на целесообразность применения тех или иных мер социальной защиты[25].
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. воспринял законодательные нововведения Основ 1924 г.: статья 24 Кодекса в качестве мер социальной защиты медицинского характера закрепила: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное учреждение в соединении с изоляцией[26].