Георгий Ланской. Звезда второго плана

   – Здравствуй, – неприязненно сказала темная фигура.
   В подъезде было темно, Марина не сразу сообразила, кто стоит перед ней, пока фигура бесцеремонно не отстранила ее в сторону, ввинтившись в прихожую ужом. Внутренне простонав, Марина приготовилась к худшему. Ввалившаяся в квартиру тетка нахально прошлась по углам, заглянула на балкон, с гримасой неодобрения оглядела грязные чашки в мойке и с омерзением – разобранный диван со смятыми простынями сомнительной свежести.
   – Ну, что же ты, дорогая, – мармеладным голосом произнесла тетка, – конец месяца, а ты не звонишь, не пишешь. Денежки приготовила?
   Марина вздохнула.
   Прежде она снимала другую квартиру, на пару с Димкой, в новом доме. Арендную плату в основном он и вносил, а Марина покупала еду, хотя частенько кормиться приходилось где придется. Этажом выше жил Егор Черский, нынешняя звезда экрана, у которого частенько можно было стрельнуть чаю, сахару и деньжат. Но потом оба съехали, оплачивать шикарные апартаменты в одиночку Марина не могла и подыскала квартирку поменьше.
   Хозяйка этой квартиры не понравилась ей сразу.
   Во-первых – сладеньким голосом, в котором плескалось нескрываемое презрение ко всем «немосквичам». Говорила она тихо, вкрадчиво, растягивая гласные. Марина где-то слышала, что коренные жители столицы букву «а» как раз-таки не тянут, так что, скорее всего, хозяйка приобрела этот выговор в детстве, переехав сюда откуда-нибудь из-под Вологодчины.
   Во-вторых, квартиросдатчица очень походила на мать: такого же роста, комплекции, и даже стрижка та же: несуразное каре с плохим мелированием и вечно торчащей кверху прядью на макушке.
   В-третьих, что самое неприятное, хозяйка жила в этом же доме и могла заявиться за деньгами в любой момент.
   Квартира была ужасная. Стандартная хрущевка на четвертом этаже, без лифта, с крохотной ванной и такой же кухней, на которой и одному-то тесно. На пятом, прямо над головой, жила семья с двумя детьми, которые начинали с визгом носиться друг за другом с самого утра. Для Марины, возвращавшейся не раньше трех ночи, это было смерти подобно. Она даже пыталась поговорить с соседями, но те лишь пожимали плечами.
   – На няньку у нас нет денег, в садик не пристроишь, – доходчиво объяснила соседка. – И потом, они раньше девяти не встают. Чем вы еще недовольны? Имеем право…
   С утра кто-то из соседей во дворе начинал ковыряться в своей машине и врубал на всю катушку шансон. В самой квартире все повергало в уныние: старые обои, колченогая мебель, диван, на котором спало, наверное, сто человек, шкафчик на кухне, у которого не закрывались дверцы. От дивана пахло тухлой кислятиной, на кухне несло жареной рыбой. Чад проникал из вентиляции. В последнее время вечно голодная Марина боялась выходить туда и дышать, чтобы не вызвать желудочный спазм…
   Зато цена соответствовала качеству.
   Хозяйка, регулярно взимавшая плату, не позволяла забыть о себе. Вот и сейчас она высилась над сгорбившейся Мариной, как Эверест.
   – Понимаете… – начала Марина, придав голосу плаксивые интонации.
   – Ну? – ласково спросила хозяйка.
   В голосе, под толстым слоем мармелада, скрывались острые крючки колючей проволоки. Марина подумала, что сходство этой тетки с ее матерью все-таки весьма поверхностное. У матери были добрые глаза, усталые, с сетью морщинок, но все-таки добрые. Хозяйка же смотрела холодно, а от приторной улыбки тошнило. Марине показалось, что ей улыбается крыса.
   – Понимаете… – тупо повторила она, не зная, что еще сказать. Чувствовала она себя прескверно. Колени тряслись, на лбу выступили крупные капли пота.
   – Марина, – строго сказала хозяйка, – мы договаривались, что ты будешь платить регулярно. Вместо этого мне приходится бегать за тобой уже вторую неделю. Ты должна мне за два месяца. Каждый раз, когда я прихожу, выслушиваю сказочки о том, что ты вот-вот рассчитаешься. Ты помнишь, что я тебе сказала в прошлый раз?
   Марина не прореагировала, разглядывая тапочки.
   – Я тебе сказала: не рассчитаешься к двадцатому числу – выгоню, – ласково напомнила хозяйка. – Сегодня двадцать первое. Я приходила вчера, но тебя не было дома. Ты приготовила деньги?
   «Выгонит», – с тоской подумала Марина.
   – Понимаете, – сказала она обреченно, – я тут немного приболела, потому и не работала. Но на следующей неделе…
   – То есть, денег нет? – елейно уточнила хозяйка. В ее глазах вспыхнула злость.
   – Я все отдам на следующей неделе, – повторила Марина.
   Хозяйка криво усмехнулась:
   – Я тебя предупреждала? Предупреждала. На эту квартиру полным-полно желающих. Извини, но я твоим сказкам не верю. Значит, так: квартиру я сдаю другим людям. А ты можешь идти на все четыре стороны.
   – Вы что, выставите меня, больную, на улицу?
   – Ой, смотрите, больная… Пить меньше надо. А работать больше! Тогда и здоровья прибавится, и денег.
   В елейном голосе послышались издевательские ноты. Марина почувствовала волну закипающего раздражения и даже открыла рот, чтобы достойно ответить: мол, никакая она не тунеядка, а самая настоящая певица, просто у нее черная полоса, но хозяйка с таким интересом смотрела ей прямо в рот, что Марина стушевалась. А что еще можно сказать?
   – Ладно, – глухо сказала она. – Я уйду. Соберу вещи и уйду. Подождите пару часов.
   – Нет, дорогая, – решительно сказала хозяйка. – Вещи твои я сама соберу. Придешь за ними, когда сможешь заплатить.
   – Вы что, с ума сошли?
   – А ты спорить будешь? Знаю я таких, как ты. С вас ни гроша не выжмешь, если не прижать хорошенько. Понаехали тут…
   Последнюю фразу хозяйка процедила сквозь зубы.
   Это стало последней каплей.
   Марина торопливо оделась, схватила сумочку и, сдернув с крючка куртку, вышла за дверь. Во дворе она обернулась. Хозяйка, почти неразличимая за немытым стеклом, смотрела бывшей жиличке в след.
   Марина оттопырила средний палец и продемонстрировала ей.
 
   Лена грохнула чайником о плиту и с умеренной ненавистью произнесла:
   – Вот сука!
   Марина вяло кивнула: сука, конечно, и обхватила ладонями горячую чашку, пахнувшую малиной.
   Какое это было блаженство, сидеть в тепле и пить горячий чай!
   Добиралась до подруги она тяжело. На маршрутку денег не осталось, топать до метро пешком не хотелось. Пришлось ехать зайцем на автобусах, выскакивая перед носом у кондуктора. Один раз пожилая тетка с дермантиновой сумкой наперевес успела ухватить ее за локоть. Пришлось разыгрывать сцену с забытым дома кошельком.
   Кошелек как миленький лежал на своем месте, вот только денег в нем не было. Такая вот неприятность…
   Ленка, подруга по халявным тусовкам и кастингам, жила аж в Бирюлево, квартируя у своей полоумной тетушки. Насколько тетка была не в себе, Марина не знала, да и вообще не была уверена, что с ней что-то не так. Однако Ленка упорно называла ее тронутой, а Марина и не возражала. Тетка работала где-то на заводе, на должности мастера цеха, что уже, по мнению подруг, делало ее «чокнутой». К тому же она была старой девой, смотревшей на мир сквозь призму соцреализма.
   – Это ж надо, больного человека на улицу выгнать, – сокрушалась Ленка. – Неужели трудно было подождать пару дней?
   – Угу, – буркнула Марина, попивая горячий чай. В теле разливалась дурная, жаркая слабость. Завалиться бы сейчас спать…
   Квартира была крохотной, отделанной без всякого изыска. Марина вспомнила апартаменты Черского: однокомнатная квартирка-студия, но сколько лоска он сумел привнести в интерьер! Сразу видно, что у человека есть вкус… И деньги.
   Ленкина тетка в последний раз вкладывалась в обстановку лет двадцать назад, когда Марина едва под стол пешком ходила. На полу старенький линолеум, заботливо подклеенный скотчем, на стенах простецкие обои, на окнах – тюль с пошлыми цветочками, такого в продаже уже сто лет как нет. Единственное новшество – старые деревянные рамы заменили на стеклопакеты, да на подоконники понатыкали горшков с модными цветами из дорогих магазинов. Тетка Лены была знатным цветоводом, цветы в ее доме разрастались, как в джунглях! У родителей Марины, насколько она помнила, подоконники были заняты «правильными» растениями: геранью, каланхоэ и аспарагусом.
   В гостиной, выполнявшей еще и функцию спальни, тоже изысками не пахло. Диванчик с дутыми подлокотниками и высокой спинкой, такое же креслице, полированная чешская стенка и журнальный столик. На балконе – склад банок, старой мебели – «авось пригодится», одинокая лыжа и раскладушка, на которой ночью спала Ленка.
   Лыжа Марину умиляла. Насколько ей было известно, тетка Лены на лыжах стояла в последний раз лет тридцать назад, в институте. Почему она не выбросила ее до сих пор, оставалось загадкой.
   – Что теперь? – спросила Ленка.
   Марина поболтала чашкой и вяло пожала плечами:
   – Не знаю. Мне бы перекантоваться где-нибудь несколько дней…
   – У меня нельзя, – быстро ответила подруга. – Тетка со свету сживет. Она меня-то еле терпит. Не велела сюда даже в гости никого приглашать. Совсем из ума выжила, курва старая. Я вот, не поверишь, каждый день мечтаю, чтобы она ласты склеила.
   – По-моему, она нас всех переживет, – мрачно усмехнулась Марина, мельком подумав, что смерть Ленкиной тетки одним махом решила бы все проблемы. Бывает же такое: шел человек, и тут – бац, кирпич на голову! Или машина из-за угла. Или неизвестный гопник с финкой… И все – нет проблемы, ты свободен, как ветер!
   Судя по сокрушенному Ленкиному вздоху, она думала о чем-то похожем. Отобрав у Марины пустую чашку, она налила еще чаю, придвинула вазочку с печеньем и, открыв одну створку настежь, закурила, осторожно выпуская дым в окно.
   – То-то и оно, что ей давно уже на кладбище прогулы ставят, а она все живет и никак коньки не отбросит, – меланхолично констатировала она. – Вот зачем ей жить? Ей скоро пятьдесят, детей не нажила, богатства тоже, мужика – и того нет. Чуть ли не каждый вечер скрипит: «Учись, Леночка, человеком станешь!» А что толку в этом учении, если бабло можно зарабатывать и без института?..
   Лена замолчала и осторожно выдохнула сизый дым в открытую створку.
   Если тетка учует запах – визгу не оберешься!
   К тому же, расчувствовавшись, она, кажется, свернула разговор в опасную колею. Неудобные вопросы, признания и объяснения, только этого не хватало! Лена покосилась на Марину, но та, отупевшая от температуры и горячего чая, кажется, ни на что не обратила внимания…
   И слава богу! Не хватало еще перед ней отчитываться, где и как Леночка зарабатывает деньги.
   Она затянулась в последний раз и выкинула окурок вниз. На миг перед глазами промелькнула привычная работа, к которой она сперва относилась с ужасом и известной долей омерзения, потом более-менее привычно, а потом уж и вовсе с изрядной долей юмора. Вот только знать об этом никому не следовало.
   – Вещи жалко, – глухо сказала Марина. – Все там осталось.
   – Так уж и все? – прищурилась Лена. – Фамильное серебро, бабушкины цацки, меха и акции «Газпрома»?
   – Нет, – не поняла юмора отупевшая от болезни Марина. – Платья, кофточки…
   – Юбочки, – подсказала Лена.
   – Юбочки, – автоматически подхватила Марина. – Вообще все…
   – Ну и плевать. Новые купишь. Паспорт-то забрала?
   – Да.
   – А минусовки?
   – Они всегда со мной. Я без них никуда.
   – Гитара?
   – У Лешки оставила в прошлый раз. Неохота было тащить ее через всю Москву.
   – Так из-за чего тебе переживать? Документы с собой, денег там не было, а подержанное тряпье того не стоит. Надо легко расставаться с вещами.
   – Хорошо тебе, – угрюмо сказала Марина. – Ты в тепле и сухости живешь, про завтрашний день не думаешь. А я вот думаю. Ночевать-то мне негде. Не на вокзал же идти, к бомжам под бок.
   – На вокзал без билета сейчас не пускают, – хихикнула Ленка. – Билет надо купить.
   – Смешно тебе…
   – Да ничего не смешно… Придумаешь что-нибудь. Знакомых-то до черта, кто-нибудь пустит пожить на пару дней.
   Марина промолчала.
   До черта знакомых…
   Все они такие же, как Ленка! Только языком горазды тренькать, а как до дела доходит, дружно прячутся в кусты. Вот почему Ленка сказала, что ее тетка так нетерпима к гостям? Может, она и не станет возражать, если Марина переночует тут, прямо на ковре, купленном еще в счастливом социализме, багрово-коричневом, с невнятным рисунком? Не привыкать спать в самых разных местах, в конце концов…
   Но Ленка не оставит ее у себя, это совершенно точно. Хорошо, если денег подкинет.
   – Ладно, – апатично махнула рукой Марина. – Что-нибудь все равно подвернется. Надо клубы обзвонить, может, куда позовут. Минусовки есть, платье одолжу. Может, где подзаработать можно?
   – Пойду погляжу, – кивнула Ленка и удалилась в гостиную-спальню, где на крохотном столике мяукал попсовые хиты ноутбук.
   Ленке приходила какая-то рассылка, и они вместе с Мариной частенько бегали на разные съемки в качестве массовки. Платили не очень хорошо, но проникновение в мир закулисья стоило дорого. Марина все мечтала, что произойдет та самая счастливая случайность, когда режиссер выдернет ее из толпы повелительным взмахом руки, а дальше все пойдет как по маслу. Правда, до сего момента ничего подобного не происходило. На массовку внимания не обращали, сгоняя как стадо к разным углам стойла, отдавая команды вроде: «Смеяться!», «Хлопать!», «Ужасаться!», беззастенчиво выдергивая с первых рядов одетых в белое и полосатое.
   Марина сгребла из вазочки печенье и ссыпала его в карман. На улице вечерело, и скоро Лена попросит ее уйти, чтобы успеть замести следы до прихода тетки.
   – На завтра ничего, – крикнула Лена. – И на послезавтра тоже. А потом подряд два кастинга. Съемки программы «Кулинарная битва» и массовка для «Судебного процесса». Роли там тоже дают. Пойдешь?
   – Куда я денусь? – пробурчала Марина.
   – Что?
   – Сколько платят, спрашиваю! – крикнула она.
   – Пятьсот в «Битве» и от косаря в «Процессе»… а, нет: если массовка, то тоже пятьсот. От штуки – это если роль какая.
   – Когда кастинг? В четверг?
   – В пятницу. Пойдешь?
   В пятницу. А завтра только среда. Нужно как-то продержаться два дня. Не страшно, когда у тебя есть деньги, и катастрофа – когда их нет. Потому что нужно бегать по друзьям уже сейчас, проситься на ночлег. А потом еще добираться до жилья, если посчастливится найти…
   А ей так не хотелось подниматься с места и выходить в промозглый сентябрьский вечер. В постель бы сейчас, да накрыться ватным одеялом…
   – Марин, тетка скоро придет, – напомнила Лена. – Мне еще все убрать надо. Ну, ты понимаешь…
   – Понимаю, – вздохнула Марина. – Денег одолжишь? Я вообще без копья.
   Лена покопалась в ящике стола, вытащила расшитый бисером кошелек, открыла его и близоруко сощурилась, разглядывая содержимое.
   – Блин, у меня тоже кот наплакал… – пожаловалась она. – Вот, держи, это все, что есть.
   Марина осторожно расправила скомканные бумажки. Пятьсот рублей. И еще какая-то мелочь.
   – Куда пойдешь? – поинтересовалась Лена.
   – К Лешке, наверное. Скажу, что за гитарой, ну и… того. Останусь на ночь.
   – Да? – многозначительно изумилась Ленка. – А вы с ним что, уже того?..
   Марина криво ухмыльнулась.
   – Ой, да ладно?! Ты и Лешка? Он же обезьяна немытая. И как он тебе?
   Марина не ответила и пошла обуваться. Лена высилась над ней, как палач над приговоренным:
   – Что, неужто правда? Ну, ты даешь… По пьяни, поди?
   – Кто ж ему по трезвяни-то даст, – невнятно сказала Марина. – Но сейчас деваться некуда, пойду в гости. Ночевать ведь где-то надо.
   – Но не с Лешкой же, – возмутилась Лена.
   – А с кем?
   – Ну… давай Нинке позвоним. У нее хата всегда свободная.
   – Звонила я. Нинка в Питере. Укатила со своим…
   При мысли о Питере в голове застучало, а в желудке завозилось придушенное гаденькое воспоминание: стерва Гайчук и бывший сосед Черский, так некстати уехавший в Питер…
   И от этих мыслей в тесной прихожей Ленки внезапно сделалось невероятно жарко так, что кожа на запястьях и горле зачесалась и, казалось, покрылась жирными волдырями. Легкие вдруг наполнились жгучей обидой, а в глазах, и без того горящих лихорадкой, заворочались горькие слезы, прожигая внутренности серной кислотой. Скорей бы на воздух, проветрить мозги, отвлечься!
   – Ну, пока, – весело сказала Ленка. – Позвони потом. И про кастинг не забудь.
   Марина чмокнула ее в щеку и вышла из квартиры. Дверь захлопнулась с пушечным грохотом, лязгнул замок. Марина спустилась вниз и, выйдя из дома, обнаружила, что идет дождь.
   – Только этого мне не хватало, – сказала она.
 
   До дома своего приятеля Лешки Марина добралась уже около десяти вечера. Дождь прекратился, но тучи угрожающе шевелились над головой, грозя прорваться, как испорченная парусина. Раз – и в прореху льется вода, и беда всем, кто окажется внизу! Ветер поддувал в спину, швырял листву на землю и в морщащиеся от его напора лужи. Прохожие торопились домой, опустив головы и спрятав руки в карманы, стремясь скорее укрыться в спасительном тепле.
   «Приду к Лехе, встану под горячий душ, а потом сразу под одеяло, – решила Марина. – Ну, а если он захочет… Фиг с ним, пусть пользуется, вдвоем даже теплее».
   Мысль о том, что эту ночь она проведет с кем-то, пусть даже таким, как Леха, с вечно немытыми патлами, смолящим сигарету за сигаретой и истерично повизгивавшим над тупыми американскими комедиями, вдруг взбодрила и подняла настроение. Потому она почти вприпрыжку добежала до Лехиного дома и потянула на себя тяжелую дверь. На лестнице ей вдруг захотелось крикнуть ему что-то дурацкое, вроде: «А вы не ждали нас, а мы приперлися», и она рассмеялась во весь голос. Эху гулко отразилось от стен, посыпалось по ступенькам горохом.
   Лехи не было дома.
   Верить в это не хотелось. Марина несколько раз звонила, а потом даже пнула неподатливую дверь, но та осталась равнодушной. Зато что-то завозилось за соседской, и сварливый голос пролаял:
   – Ну, чаво надоть? Щас милицию вызову! Пошли отседова!
   Марина пнула дверь еще раз и, тяжело вздохнув, спустилась на один пролет, к окошку, где уселась на обшарпанный подоконник. Почему ей не пришло в голову прежде позвонить?
   – Потому что этот козел до десяти всегда дома, – зло ответила она себе и вытащила мобильный.
   Гнев вскипел в ней, перелившись через край, как кофе в турке. Она как наяву увидела эту изящную турку – не то из Египта, не то из Эмиратов – на новенькой, сверкающей хромом кухне Черского, где она просиживала вечерами с робкой надеждой, что наследник олигарха обратит на нее чуть больше внимания. Черт побери, она ходила перед Егором полуголая, таскала ему мармелад, томно закатывала глаза и периодически разражалась хрипловатым смехом, который считала интимным! Егор на голые бедра реагировал с вялым интересом, мармелад не ел, а услышав интимный смех, морщился. А потом в его доме появилась ногастая брюнетка в стильных квадратных очках и с татуировкой мантикоры, опоясывавшей руку, и визиты пришлось прекратить.
   Что-то ее весь день сегодня тянет на воспоминания…
   Она мотнула головой, как собака, отряхивавшая мокрую шерсть, стремясь избавиться от прилипчивых воспоминаний некогда вполне предсказуемой жизни. А затем позвонила Лехе. В конце концов, чего она так раскипятилась?
   Леха долго не отвечал, и она уже хотела было отключиться, чтобы перезвонить позже, как вдруг в динамике возник его немного оглушенный голос, сопровождаемый странным ревом:
   – Да?
   – Леша, привет!
   – Что?
   – Привет, говорю. Это Марина.
   – Что?
   – Это Марина! – заорала она. – Привет!!!
   – А, Маришка, привет. Тебя плохо слышно, тут полный атас… Как дела?
   – Нормально! Я приехала к тебе за гитарой, а тебя нет. Ты скоро дома будешь?
   – Что?
   Нет, это становится невыносимым! За соседскими дверями зашелестело. Давешняя бабка наверняка подслушивала. Марина сползла с подоконника и побежала на улицу. Может, там лучше будет слышно?
   – Говорю, приехала, а тебя нет. Ты где?
   – А меня нет! – радостно сообщил Леха. – А что?
   – А ты где?
   – Я в Ярославле. У друга на свадьбе. Прикинь, к нему привели плюшевую стриптизершу.
   – Кого? – не поняла Марина.
   – Стриптизершу. Ну, такую, с надувными сиськами и мордой мисс Пигги. Ростовая кукла, короче. И она сейчас раздевается… Атас, это такая умора!.. А что?
   – Ничего! – зло крикнула Марина. – Гитару хотела забрать. Она мне нужна. Ты ключи никому не оставлял?
   – Ключи? Нет, они со мной. А за гитарой послезавтра приходи.
   – Она мне сегодня нужна!
   – Ну, надо было раньше забирать. Я же тебе говорил. Сейчас ничем помочь не могу. Приходи в пятницу, а лучше в субботу…
   Марина не дослушала и отключилась. Мысль, что Леха может вот так вот запросто умотать черт знает куда, даже в голову не могла ей прийти! Как он вообще посмел строить какие-то планы без оглядки на нее?!
   «Ты эгоистка! – кричала мать в той, прошлой жизни. – Привыкла быть в семье единственным ребенком, знаешь, что все для тебя! А если бы вас было семеро? Привыкай жить в коллективе и уясни: ты не пуп земли!»
   То, что она не пуп земли, казалось очень обидным…
   Марина так и не научилась жить в коллективе и рассчитывать на семерых.
   Когда они с Димкой снимали квартиру, она частенько оставляла его за порогом, развлекая в постели очередного Гиви или Ашота, и ей было все равно, что Димка ночует в подъезде или тащится наверх к Егору, где ребятам приходилось спать валетом на узком диване.
   Когда Димка сделал карьеру, он почему-то не подчинился требованиям взять ее с собой в новую счастливую жизнь. Напротив, даже всячески этому противился…
   Леха не вернется, так что сидеть на подоконнике было совершенно бессмысленно.
   И куда теперь податься?
   Она перебрала в памяти всех знакомых, с раздражением осознав, что тех, кто живет поблизости и может пустить ее на ночь, раз-два и обчелся.
   «Пойду в клуб, – решила она. – В любой. Потрачу там последние деньги на входные, а там будь что будет. Может, кто угостит коктейлем, а нет – потусуюсь на диванчике до утра».
   Марина снова спустилась в метро. До ближайшего клуба, где она часто бывала с подругами, было три остановки. Однажды она там даже выступила.
   Притулившись на диванчике, обитом дермантином, Марина устало вытянула ноги. Кататься бы так всю ночь…
   Вагон был почти пустым. Напротив сидела толстая баба с кошелкой, из которой торчали палки колбасы, багет и перья зеленого лука. Лицо бабы казалось неживым от смертельной усталости. Она, так же как Марина, блаженно вытянула ноги и навалилась на спинку в полном изнеможении. Рядом с бабой пристроился невнятный тип с мокрыми волосами и болезненным лицом. На Марину он поглядывал с интересом. Она же, отметив странный, восточный разрез неожиданно ярких, зеленых глаз, возмущенно отвернулась. Тип на миллионера не тянул. Его ботинки были разбитыми и грязными, штанины джинсов тоже украшали серые комья, грозящие вот-вот отвалиться. Когда Марина направилась к дверям вагона, тип последовал за ней. На выходе из метро она обернулась, снова поймав этот странный стеклянный взгляд…
   По дороге к клубу она обернулась еще пару раз, но попутчика из метро не заметила. Марина перевела дух и свернула во двор. Так, если протиснуться через щель в заборе, путь получался более коротким.
   Она не дошла до дверей всего несколько метров, когда что-то большое рвануло ее за плечо и притиснуло к стене. Глухо вскрикнув, она, совершенно ошалевшая от страха, увидела перед собой сверкающие зеленые глаза с восточным разрезом и руку, довольно грязную, с парой кровоточащих заусенцев на пальцах. Рука сжимала нож, прижимая лезвие к ее лицу.
   – Будешь орать, на лоскуты порежу, – пригрозил насильник. – Поняла?
   Она всхлипнула и затрясла головой, изобразив согласие. Скосив глаза на сверкающий клинок, она не сразу сообразила, что холодные пальцы лезут под юбку, сдирая с нее колготки и трусики. Он сладострастно дышал ей в ухо, прерываясь на леденящий, змеиный шепот:
   – Моя сладкая… Моя сладкая…
   Она не нашла в себе сил сопротивляться, даже когда пришла боль, не чувствуя содрогающихся толчков чужеродного организма, проникшего в нее с бесцеремонностью налетчика. Только в слезинках, катившихся по щекам, отражались фонари и блестящее лезвие ножа, которое он так и не убрал от ее лица…
 
   Медленно, словно старуха, она поднялась с мокрого тротуара и вытерла грязной рукой лицо. Волосы слипшимися сосульками падали на глаза, закрывая обзор темной пеленой. Она провела ладонью и по ним, чувствуя кожей комочки грязи и колкую пыль штукатурки, осыпавшуюся со стены.
   Замок на юбке был сломан. Она подтянула спущенные трусики, потом колготки с дырой на колене и поискала глазами сумочку. Сумка валялась рядом, нераскрытая, грязная. Похоже, ее недавнему знакомому содержимое кожаного баула было неинтересно. Марина сделала шаг и охнула. Разбитые колени обожгло болью. Проклятый каблук все-таки отвалился.
   Внутри все горело, ломало судорогами, кожу саднило от царапин. В туфлях хлюпала вода.
   Лишь бы выйти на улицу, поближе к людям…
   Она вышла на тротуар и похромала вперед, шарахаясь от прохожих, которые с легким удивлением смотрели на ее грязную куртку, сломанный каблук и порванные на коленях колготки. Марина смотрела на мир исподлобья и чувствовала себя омерзительно грязной, словно окунулась в какую-то слизь неопределенного происхождения. Как-то она смотрела космический блокбастер и визжала от ужаса при виде мерзкого инопланетного монстра, покрытого такой вот слизью. Режиссер не поскупился на спецэффекты, и к финалу главная героиня полностью была вымазана липкой серой пакостью. Теперь Марина понимала, как та себя чувствовала…