И по этим дорогам постоянно шла техника и колонны пехотных подразделений. Тяжелые гусеничные тягачи и американские «лендлизовские» тракторы тащили массивные гаубицы, тоже на гусеничном ходу. Это были сверхмощные 203-миллиметровые артсистемы Резерва Главного Командования. Катились по дорогам за тягачами «шестидюймовки» и 122-миллиметровые гаубицы-пушки А-19 – «родственники» мощных танковых пушек Д-25Т, установленных на ИС-2. По ночам, светя фарами со светомаскировочными насадками, шли гвардейские «катюши» с зачехленными до поры реактивными пусковыми установками. Грохотали и лязгали стальными траками гусениц угрюмые «лобастые» танки.
Танкисты расположились на краткий послеобеденный отдых прямо здесь, возле укрытых в капонирах под маскировочными сетями танков.
Чубатый веснушчатый механик-водитель четвертого «ИСа» в роте растянул меха гармошки.
Опытный танковый боец и сам чувствовал мандраж, который усиливался день ото дня. Каково же было тогда им, молодым?..
Это обстоятельство, кстати, здорово волновало Степана Никифоровича: в том, что ребята не сдрейфят в трудную минуту, он был уверен настолько, насколько это было возможно. А вот сумеют ли они сдержаться и не полезть на рожон, где это не нужно?..
И тем сильнее гвардии старший лейтенант «закручивал гайки» в боевой учебе, требуя, чтобы каждый член экипажа каждого вверенного ему тяжелого танка затвердил до автоматизма все действия и смог в случае необходимости заменить раненого товарища.
Их отдельный гвардейский тяжелый танковый полк прорыва уже успел повоевать на Украине, и там танкистам уже приходилось сталкиваться и с «бронированным зверинцем» немецких танковых частей, и с сверхпрочными защищенными огневыми точками, и с фанатичной стойкостью эсэсовских механизированных дивизий. Так что люди были обстрелянные, и они не роптали, понимали, что действительно: «Тяжело в ученье – легко в бою!»
Постоянно проходили тренировки «пешим по-танковому», со стороны зрелище пятерых взрослых мужчин, идущих вместе и выполняющих бессмысленные на первый взгляд движения и перебрасывающихся странными фразами, вызывало улыбку. Это вызывало ассоциации с детскими играми, когда все – «понарошку», не всерьез. Но даже такой тренинг был полезен.
За время паузы перед наступлением то одно, то другое подразделение отводилось в оперативный тыл на боевую учебу. Особенно усердствовали пехотинцы, но оно и понятно: основная тяжесть наступления, как всегда, ляжет на «царицу полей». Бойцы проводили занятия по специальной пятидневной программе. В ее основу было положено сплачивание рот и батальонов на соответствующих учениях с боевой стрельбой. На этих занятиях, максимально приближенных к боевым, отрабатывались важнейшие вопросы наступательного боя, причем особое внимание уделялось вопросам взаимодействия пехоты с танками и артиллерией, технике передвижения на поле боя, броску в атаку, штурму опорных пунктов противника. А сейчас, уже непосредственно в период перегруппировки войск, боевая подготовка продолжалась по специально составленной десятидневной программе.
Окружающие леса и болота тоже вносили свою специфику в боевую учебу. Солдаты на специально отведенных участках учились плавать, форсировать водные преграды, вести наступление в лесисто-болотистой местности при помощи подручных средств и без них. Бойцы наводили штурмовые мостики, плавали на надувных лодках. Большое внимание при подготовке уделялось тренировке отдельных бойцов и целых подразделений в преодолении заболоченных участков, ориентировании в лесу, движении по азимуту.
Бойцы сами мастерили из подручных средств различные «мокроступы», болотные лыжи, волокуши для пулеметов и легкой артиллерии, плоты и плотики. Стала особенно востребованной профессия плотника.
Во время тактической подготовки с частями и подразделениями были отработаны «наступление стрелковой роты, батальона и полка в условиях лесисто-болотистой местности» и «наступление пехоты за огневым валом».
По самым незначительным, но неоспоримым и важным признакам опытный танкист Степан Никифорович Стеценко угадывал приближение «часа Ч». Вот-вот – начнется…
Глава 5
* * *
Работы по техобслуживанию материальной части отдельного гвардейского тяжелотанкового полка прорыва закончились как раз к обеду.Танкисты расположились на краткий послеобеденный отдых прямо здесь, возле укрытых в капонирах под маскировочными сетями танков.
Чубатый веснушчатый механик-водитель четвертого «ИСа» в роте растянул меха гармошки.
Так и лилась эта задушевная и проникновенная песня про танкистов. Бойцы притихли, думая каждый о своем. Среди танкистов было много белорусов: кто успел, эвакуировался вместе с семьями, некоторые – партизанили, а потом были ранеными вывезены самолетами на Большую землю. Многие из них, когда началась война, были еще подростками непризывного возраста. И вот за три долгих года войны они повзрослели и пришли на место своих отцов и братьев – чтобы мстить гитлеровцам за горе и слезы своего народа, за разграбление своей земли!
Вечер, поезд, дальний перрон.
Песня, луна и прощанье.
Дай мне руку,
Еду на фронт
И говорю – до свиданья!
Еду, еду в танковый полк
С честью свой выполнить долг,
Если пора наступает,
Кто Родину любит, тот знает
Только одну из дорог!.. [4]
Опытный танковый боец и сам чувствовал мандраж, который усиливался день ото дня. Каково же было тогда им, молодым?..
Это обстоятельство, кстати, здорово волновало Степана Никифоровича: в том, что ребята не сдрейфят в трудную минуту, он был уверен настолько, насколько это было возможно. А вот сумеют ли они сдержаться и не полезть на рожон, где это не нужно?..
И тем сильнее гвардии старший лейтенант «закручивал гайки» в боевой учебе, требуя, чтобы каждый член экипажа каждого вверенного ему тяжелого танка затвердил до автоматизма все действия и смог в случае необходимости заменить раненого товарища.
Их отдельный гвардейский тяжелый танковый полк прорыва уже успел повоевать на Украине, и там танкистам уже приходилось сталкиваться и с «бронированным зверинцем» немецких танковых частей, и с сверхпрочными защищенными огневыми точками, и с фанатичной стойкостью эсэсовских механизированных дивизий. Так что люди были обстрелянные, и они не роптали, понимали, что действительно: «Тяжело в ученье – легко в бою!»
Постоянно проходили тренировки «пешим по-танковому», со стороны зрелище пятерых взрослых мужчин, идущих вместе и выполняющих бессмысленные на первый взгляд движения и перебрасывающихся странными фразами, вызывало улыбку. Это вызывало ассоциации с детскими играми, когда все – «понарошку», не всерьез. Но даже такой тренинг был полезен.
За время паузы перед наступлением то одно, то другое подразделение отводилось в оперативный тыл на боевую учебу. Особенно усердствовали пехотинцы, но оно и понятно: основная тяжесть наступления, как всегда, ляжет на «царицу полей». Бойцы проводили занятия по специальной пятидневной программе. В ее основу было положено сплачивание рот и батальонов на соответствующих учениях с боевой стрельбой. На этих занятиях, максимально приближенных к боевым, отрабатывались важнейшие вопросы наступательного боя, причем особое внимание уделялось вопросам взаимодействия пехоты с танками и артиллерией, технике передвижения на поле боя, броску в атаку, штурму опорных пунктов противника. А сейчас, уже непосредственно в период перегруппировки войск, боевая подготовка продолжалась по специально составленной десятидневной программе.
Окружающие леса и болота тоже вносили свою специфику в боевую учебу. Солдаты на специально отведенных участках учились плавать, форсировать водные преграды, вести наступление в лесисто-болотистой местности при помощи подручных средств и без них. Бойцы наводили штурмовые мостики, плавали на надувных лодках. Большое внимание при подготовке уделялось тренировке отдельных бойцов и целых подразделений в преодолении заболоченных участков, ориентировании в лесу, движении по азимуту.
Бойцы сами мастерили из подручных средств различные «мокроступы», болотные лыжи, волокуши для пулеметов и легкой артиллерии, плоты и плотики. Стала особенно востребованной профессия плотника.
Во время тактической подготовки с частями и подразделениями были отработаны «наступление стрелковой роты, батальона и полка в условиях лесисто-болотистой местности» и «наступление пехоты за огневым валом».
По самым незначительным, но неоспоримым и важным признакам опытный танкист Степан Никифорович Стеценко угадывал приближение «часа Ч». Вот-вот – начнется…
Глава 5
Танки идут на прорыв!
И началось!
Стояла еще короткая июньская ночь, и около трех часов утра тишину белорусского леса разорвали громовые раскаты тысяч орудий. «Катюши» расчехлили свои пусковые установки реактивных снарядов. Огненные дуги протянулись к позициям гитлеровцев. Реактивные снаряды самых разных калибров и назначения перепахивали передовые линии немецких войск.
Реактивным гвардейским минометам вторили орудия и минометы различных калибров, обрушивая тонны раскаленного металла на томительно долгие минуты артобстрела.
«Молись богам войны – артиллеристам!..» – напишет и споет после войны Владимир Высоцкий. И это действительно так, начинают наступление первыми разведчики и артиллеристы.
Спели свою страшную победную песню реактивные гвардейские «катюши». С воющим свистом «эрэсы» унеслись к целям огненными кометами. Реактивные вестники Апокалипсиса потрясли в очередной раз многострадальную белорусскую землю. Яростное пламя клубилось, раскалывались мощные бетонные блоки, взрывы реактивных снарядов выворачивали немецкие траншеи, ДОТы и блиндажи наизнанку!
Но самым главным божеством в этом «артиллерийском пантеоне» были сверхмощные 203-миллиметровые гаубицы Резерва Главного Командования – «Б-4».
История этого мощнейшего оружия началась еще в январе 1926 года, когда и был разработан проект «203-миллиметровой гаубицы большой досягаемости». А первая крупнокалиберная артсистема «Б-4» была изготовлена на заводе «Большевик» в начале 1931 года. После серьезных и весьма строгих полигонных и войсковых испытаний двумя годами позже «суперпушка» была принята на вооружение Красной армии под обозначением «203-мм гаубица образца 1931 года».
Ее боевым дебютом стала Финская война 1939-1940 годов.
Сейчас, в июне 1944-го, Степан Никифорович Стеценко, сидя в открытом люке командирского «Иосифа Сталина-2», слышал ту же «музыку» орудийных залпов, что и в далеком уже сороковом. Тогда острые на язык красноармейцы окрестили сверхмощную гаубицу Страны Советов «карельским скульптором». А все из-за того, что при стрельбе по высокозащищенным финским ДОТам снаряды «Б-4» весом в добрый центнер [5] превращали долговременные огневые точки в причудливую мешанину кусков бетона и искореженной, перекрученной металлической арматуры. Эти гаубицы своими залпами действительно «принудительно» меняли рельеф местности!
И сейчас они делали то же самое с немецкими укреплениями!
От чудовищных взрывов стокилограммовых фугасных снарядов Ф-625Д вздымались гигантские фонтаны огня, дыма и сотни килограммов земли, оставляя чудовищные воронки размером с небольшое озеро. Могучие столетние дубы вырывало с корнем, ломало кряжистые стволы, как спички, перемалывало в труху ветки. Бетонобойные снаряды Г-625Т массой до 146 килограммов, разогнанные почти двадцатью килограммами пороха, крушили купола долговременных огневых точек гитлеровцев, бронированные бункеры, сметали здания, превращенные в крепости, крушили их в кирпичную пыль! При этом сверхплотные ударные волны спрессовывали не только воздух огневым валом. Ударные волны шли даже через грунт, порождая сейсмические удары, как при локальном землетрясении! Сама белорусская земля дрожала от ненависти и ходила ходуном, стараясь сбросить ненавистных гитлеровских оккупантов в Тартар!
Это вам за Брестскую крепость, суки!!!
Взвилась над лесом зеленая ракета, рассыпая яркие изумрудные искры. Взревели летним громом сотни танковых моторов. Гвардии старший лейтенант Стеценко прикрыл люк, но на защелку его закрывать не стал – так проще выбраться из подбитой машины. Наша «броня – крепка», но в извечном ее споре со снарядом она все же иногда и уступает, особенно – бронебойно-подкалиберному «восемь-восемь»!
Так, прочь дурные мысли! Сосредоточиться на управлении танком и вверенной гвардейской роте прорыва!
– Вперед! Вперед! Ориентиры движения: правый край леса – высотка с мельницей.
– Понятно, командир!.. – пришел сквозь грохот, рев, скрежет и лязг ответ.
Вообще-то самой мельницы и немецкого наблюдательного пункта на ней уже как бы и не было вовсе: первый же огневой налет по переднему краю окопавшихся гитлеровцев смел эту мельницу. Деревянное строение полыхнуло крыльями-лопастями, словно мотылек, попавший в костер.
После методичной и страшной артподготовки местность впереди напоминала безжизненный ландшафт какой-то чужой и страшной планеты. Огромные воронки, увалы, искрошенный бетон, искореженный металл и куски кровоточащей плоти, погребенные под всеми этими нагромождениями.
И по всему этому, перемалывая завалы стальными траками гусениц, шли стальной лавиной советские танки. Впереди неслись «тридцатьчетверки» и легкие разведывательные танки Т-70М. Отдельный гвардейский тяжелотанковый полк прорыва наступал во втором эшелоне. Передовые траншеи были перемолоты до состояния кровавой грязи, которая хлюпала под гусеницами стальной армады «Сталина».
Первую линию траншей проскочили, не встречая сопротивления. Но гвардии старший лейтенант Стеценко бдительности не терял. Знал, что гитлеровцы просто так не сдадутся. Того же Степан Никифорович требовал и от своих экипажей. Только осмотрительность могла спасти их даже лучше танковой брони толщиной в добрую сотню миллиметров.
Командир гвардейской тяжелотанковой роты вертел перископическую панораму «Mk-IV», обеспечивающую обзор на все триста шестьдесят градусов, стремясь разглядеть хоть что-нибудь более-менее ясно сквозь чадный дым и пыльную пелену на поле боя. Обзору помогала и командирская башенка с шестью смотровыми щелями с защитными бронестеклами. В принципе, тяжелый ИС-2 был не такой «подслеповатый», как основной танк Великой Отечественной – Т-34—76. Но все же что-то рассмотреть в серой пелене, висящей над полем боя, было весьма затруднительно, и это еще мягко сказано.
Механику-водителю «Иосифа Сталина-2» образца 1943 года в бою и вовсе было туго. За полем боя он мог наблюдать через смотровой прибор с триплексом, который защищался броневой заслонкой. Триплекс устанавливался в бронированном люке-пробке на лобовой бронеплите по центру. В спокойной обстановке, например на марше, сам люк-пробка выдвигался вперед, обеспечивая «мехводу» более удобный непосредственный обзор с его рабочего места. Но в бою об этом и речи быть не могло. «Глазами» механика-водителя были командир танка и наводчик. Но сейчас многотонный «Иосиф Сталин» командира роты двигался в общем стальном потоке.
Вдруг – резкий удар в левый борт!
Степан Никифорович аж зубами клацнул, едва не прикусив язык. И тут же развернул обзорный панорамный прибор, выискивая цель. Вот в серой пелене мелькнули вспышки дульного пламени, и по сторонам от танка встали фонтаны разрывов.
– Лево сорок – противотанковая батарея, «семьдесятпятки». Дистанция – восемьсот – осколочно-фугасным!
– Есть осколочно-фугасным! – Заряжающий вогнал пятнадцатикилограммовый снаряд в казенник мощной пушки, дослал туда же метательный заряд Ж-471 и закрыл затвор. – Готово!
Иван Шляхта был сыном кузнеца, коренастый, с бочкообразной грудью и бугрящимися от мышц руками. Он так же шутя жонглировал гирями, как и стальными «болванками» снарядов и латунными гильзами зарядов к ним. Воевал он с крестьянской серьезностью и сосредоточенностью, будто колхозную ниву пахал.
Наводчик четко отработал горизонтальные и вертикальные углы, электропривод разворота башни был более удобен в обращении, чем немецкая конструкция, в основе которой была гидравлика.
– Есть цель! – В перекрестье «ломающегося» телескопического прицела ТШ-17 были видны вспышки орудийного огня гитлеровцев. Уже две «тридцатьчетверки» были подбиты и дымились на поле брани.
– Огонь! – Оглушительно грохнула самая мощная в мире танковая пушка.
Взрыв 122-миллиметрового осколочно-фугасного снаряда «накрыл» артпозицию фрицев. Что сотворил с оккупантами снаряд, призванный уничтожать железобетонные ДОТы, трудно было себе вообразить!.. Дальний предок немцев, барон Мюнхгаузен, утверждал, что сумел оседлать пушечное ядро. Его потомкам много лет тому вперед – в 1944 году в Белоруссии пришлось оседлать сами пушки! Только вот мемуаров они оставить, по вполне понятным причинам, уже не могли.
А известный мемуарист, чья писательская карьера оказалась более удачливой, чем полководческая, о второй половине Великой Отечественной войны старался упоминать вскользь, лишь только «констатируя факты». Тоже – по вполне определенным причинам: ведь фельдмаршал, растерявший свои победы, не будет прославлять тех, кто «помог» ему их потерять…
– Батарея уничтожена.
– «Болванка», твою мать! Семьдесят пять миллиметров – что слону дробина… Вот это да, братцы! Повоюем! Вперед!!! Танкам вверенной мне роты – огонь вести по своему усмотрению.
Стальные монстры перли только вперед! Грохотали оглушительным громом победы их 122-миллиметровые пушки, отрывисто трещали пулеметы, скрежетали под стальными траками гусениц искореженные металлические остатки гитлеровской техники. Где-то внутри этого изуродованного металла были еще останки экипажей или орудийных расчетов… Все равно!
Огонь и смерть принесли на нашу землю гитлеровские оккупанты – огонь и смерть щедро возвращали им советские солдаты, вдоволь хлебнувшие и того и другого!
«Иосиф Сталин» командира гвардейской тяжелотанковой роты тяжело ворочал тяжеленным стволом орудия. Прямо впереди за завалом – весь заэкранированный, с панелями дополнительной брони «Панцер-IV» с длинноствольной 75-миллиметровой пушкой «7,5-cm KwK.40L/43». Длинный и тонкий, словно змея, с «набалдашником» дульного тормоза ствол орудия был хорошо заметен. И на малых и средних дистанциях танкового боя это оружие могло быть опасно даже для ИС-2. Тонкая стальная змея могла укусить смертоносными клыками из карбида вольфрама или плюнуть порцию кумулятивного, бронепрожигающего яда.
Стояла еще короткая июньская ночь, и около трех часов утра тишину белорусского леса разорвали громовые раскаты тысяч орудий. «Катюши» расчехлили свои пусковые установки реактивных снарядов. Огненные дуги протянулись к позициям гитлеровцев. Реактивные снаряды самых разных калибров и назначения перепахивали передовые линии немецких войск.
Реактивным гвардейским минометам вторили орудия и минометы различных калибров, обрушивая тонны раскаленного металла на томительно долгие минуты артобстрела.
«Молись богам войны – артиллеристам!..» – напишет и споет после войны Владимир Высоцкий. И это действительно так, начинают наступление первыми разведчики и артиллеристы.
Спели свою страшную победную песню реактивные гвардейские «катюши». С воющим свистом «эрэсы» унеслись к целям огненными кометами. Реактивные вестники Апокалипсиса потрясли в очередной раз многострадальную белорусскую землю. Яростное пламя клубилось, раскалывались мощные бетонные блоки, взрывы реактивных снарядов выворачивали немецкие траншеи, ДОТы и блиндажи наизнанку!
Но самым главным божеством в этом «артиллерийском пантеоне» были сверхмощные 203-миллиметровые гаубицы Резерва Главного Командования – «Б-4».
История этого мощнейшего оружия началась еще в январе 1926 года, когда и был разработан проект «203-миллиметровой гаубицы большой досягаемости». А первая крупнокалиберная артсистема «Б-4» была изготовлена на заводе «Большевик» в начале 1931 года. После серьезных и весьма строгих полигонных и войсковых испытаний двумя годами позже «суперпушка» была принята на вооружение Красной армии под обозначением «203-мм гаубица образца 1931 года».
Ее боевым дебютом стала Финская война 1939-1940 годов.
Сейчас, в июне 1944-го, Степан Никифорович Стеценко, сидя в открытом люке командирского «Иосифа Сталина-2», слышал ту же «музыку» орудийных залпов, что и в далеком уже сороковом. Тогда острые на язык красноармейцы окрестили сверхмощную гаубицу Страны Советов «карельским скульптором». А все из-за того, что при стрельбе по высокозащищенным финским ДОТам снаряды «Б-4» весом в добрый центнер [5] превращали долговременные огневые точки в причудливую мешанину кусков бетона и искореженной, перекрученной металлической арматуры. Эти гаубицы своими залпами действительно «принудительно» меняли рельеф местности!
И сейчас они делали то же самое с немецкими укреплениями!
От чудовищных взрывов стокилограммовых фугасных снарядов Ф-625Д вздымались гигантские фонтаны огня, дыма и сотни килограммов земли, оставляя чудовищные воронки размером с небольшое озеро. Могучие столетние дубы вырывало с корнем, ломало кряжистые стволы, как спички, перемалывало в труху ветки. Бетонобойные снаряды Г-625Т массой до 146 килограммов, разогнанные почти двадцатью килограммами пороха, крушили купола долговременных огневых точек гитлеровцев, бронированные бункеры, сметали здания, превращенные в крепости, крушили их в кирпичную пыль! При этом сверхплотные ударные волны спрессовывали не только воздух огневым валом. Ударные волны шли даже через грунт, порождая сейсмические удары, как при локальном землетрясении! Сама белорусская земля дрожала от ненависти и ходила ходуном, стараясь сбросить ненавистных гитлеровских оккупантов в Тартар!
Это вам за Брестскую крепость, суки!!!
* * *
А потом на прорыв пошли танки.Взвилась над лесом зеленая ракета, рассыпая яркие изумрудные искры. Взревели летним громом сотни танковых моторов. Гвардии старший лейтенант Стеценко прикрыл люк, но на защелку его закрывать не стал – так проще выбраться из подбитой машины. Наша «броня – крепка», но в извечном ее споре со снарядом она все же иногда и уступает, особенно – бронебойно-подкалиберному «восемь-восемь»!
Так, прочь дурные мысли! Сосредоточиться на управлении танком и вверенной гвардейской роте прорыва!
– Вперед! Вперед! Ориентиры движения: правый край леса – высотка с мельницей.
– Понятно, командир!.. – пришел сквозь грохот, рев, скрежет и лязг ответ.
Вообще-то самой мельницы и немецкого наблюдательного пункта на ней уже как бы и не было вовсе: первый же огневой налет по переднему краю окопавшихся гитлеровцев смел эту мельницу. Деревянное строение полыхнуло крыльями-лопастями, словно мотылек, попавший в костер.
После методичной и страшной артподготовки местность впереди напоминала безжизненный ландшафт какой-то чужой и страшной планеты. Огромные воронки, увалы, искрошенный бетон, искореженный металл и куски кровоточащей плоти, погребенные под всеми этими нагромождениями.
И по всему этому, перемалывая завалы стальными траками гусениц, шли стальной лавиной советские танки. Впереди неслись «тридцатьчетверки» и легкие разведывательные танки Т-70М. Отдельный гвардейский тяжелотанковый полк прорыва наступал во втором эшелоне. Передовые траншеи были перемолоты до состояния кровавой грязи, которая хлюпала под гусеницами стальной армады «Сталина».
Первую линию траншей проскочили, не встречая сопротивления. Но гвардии старший лейтенант Стеценко бдительности не терял. Знал, что гитлеровцы просто так не сдадутся. Того же Степан Никифорович требовал и от своих экипажей. Только осмотрительность могла спасти их даже лучше танковой брони толщиной в добрую сотню миллиметров.
Командир гвардейской тяжелотанковой роты вертел перископическую панораму «Mk-IV», обеспечивающую обзор на все триста шестьдесят градусов, стремясь разглядеть хоть что-нибудь более-менее ясно сквозь чадный дым и пыльную пелену на поле боя. Обзору помогала и командирская башенка с шестью смотровыми щелями с защитными бронестеклами. В принципе, тяжелый ИС-2 был не такой «подслеповатый», как основной танк Великой Отечественной – Т-34—76. Но все же что-то рассмотреть в серой пелене, висящей над полем боя, было весьма затруднительно, и это еще мягко сказано.
Механику-водителю «Иосифа Сталина-2» образца 1943 года в бою и вовсе было туго. За полем боя он мог наблюдать через смотровой прибор с триплексом, который защищался броневой заслонкой. Триплекс устанавливался в бронированном люке-пробке на лобовой бронеплите по центру. В спокойной обстановке, например на марше, сам люк-пробка выдвигался вперед, обеспечивая «мехводу» более удобный непосредственный обзор с его рабочего места. Но в бою об этом и речи быть не могло. «Глазами» механика-водителя были командир танка и наводчик. Но сейчас многотонный «Иосиф Сталин» командира роты двигался в общем стальном потоке.
Вдруг – резкий удар в левый борт!
Степан Никифорович аж зубами клацнул, едва не прикусив язык. И тут же развернул обзорный панорамный прибор, выискивая цель. Вот в серой пелене мелькнули вспышки дульного пламени, и по сторонам от танка встали фонтаны разрывов.
– Лево сорок – противотанковая батарея, «семьдесятпятки». Дистанция – восемьсот – осколочно-фугасным!
– Есть осколочно-фугасным! – Заряжающий вогнал пятнадцатикилограммовый снаряд в казенник мощной пушки, дослал туда же метательный заряд Ж-471 и закрыл затвор. – Готово!
Иван Шляхта был сыном кузнеца, коренастый, с бочкообразной грудью и бугрящимися от мышц руками. Он так же шутя жонглировал гирями, как и стальными «болванками» снарядов и латунными гильзами зарядов к ним. Воевал он с крестьянской серьезностью и сосредоточенностью, будто колхозную ниву пахал.
Наводчик четко отработал горизонтальные и вертикальные углы, электропривод разворота башни был более удобен в обращении, чем немецкая конструкция, в основе которой была гидравлика.
– Есть цель! – В перекрестье «ломающегося» телескопического прицела ТШ-17 были видны вспышки орудийного огня гитлеровцев. Уже две «тридцатьчетверки» были подбиты и дымились на поле брани.
– Огонь! – Оглушительно грохнула самая мощная в мире танковая пушка.
Взрыв 122-миллиметрового осколочно-фугасного снаряда «накрыл» артпозицию фрицев. Что сотворил с оккупантами снаряд, призванный уничтожать железобетонные ДОТы, трудно было себе вообразить!.. Дальний предок немцев, барон Мюнхгаузен, утверждал, что сумел оседлать пушечное ядро. Его потомкам много лет тому вперед – в 1944 году в Белоруссии пришлось оседлать сами пушки! Только вот мемуаров они оставить, по вполне понятным причинам, уже не могли.
А известный мемуарист, чья писательская карьера оказалась более удачливой, чем полководческая, о второй половине Великой Отечественной войны старался упоминать вскользь, лишь только «констатируя факты». Тоже – по вполне определенным причинам: ведь фельдмаршал, растерявший свои победы, не будет прославлять тех, кто «помог» ему их потерять…
– Батарея уничтожена.
– «Болванка», твою мать! Семьдесят пять миллиметров – что слону дробина… Вот это да, братцы! Повоюем! Вперед!!! Танкам вверенной мне роты – огонь вести по своему усмотрению.
Стальные монстры перли только вперед! Грохотали оглушительным громом победы их 122-миллиметровые пушки, отрывисто трещали пулеметы, скрежетали под стальными траками гусениц искореженные металлические остатки гитлеровской техники. Где-то внутри этого изуродованного металла были еще останки экипажей или орудийных расчетов… Все равно!
Огонь и смерть принесли на нашу землю гитлеровские оккупанты – огонь и смерть щедро возвращали им советские солдаты, вдоволь хлебнувшие и того и другого!
«Иосиф Сталин» командира гвардейской тяжелотанковой роты тяжело ворочал тяжеленным стволом орудия. Прямо впереди за завалом – весь заэкранированный, с панелями дополнительной брони «Панцер-IV» с длинноствольной 75-миллиметровой пушкой «7,5-cm KwK.40L/43». Длинный и тонкий, словно змея, с «набалдашником» дульного тормоза ствол орудия был хорошо заметен. И на малых и средних дистанциях танкового боя это оружие могло быть опасно даже для ИС-2. Тонкая стальная змея могла укусить смертоносными клыками из карбида вольфрама или плюнуть порцию кумулятивного, бронепрожигающего яда.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента