Страница:
Класс высшего скрипичного мастерства под руководством профессора Коргуева успел окончить (до отъезда учителя за границу) и Вениамин Шер – талантливый скрипач, выдающийся педагог и композитор.
По своей сути деятельность Сергея Павловича Коргуева в консерватории соответствовала объему работы декана оркестрового факультета. Любопытно, что в списке должностных лиц сотрудников Петроградской консерватории его фамилия, председателя Совета оркестрового отдела, стоит после фамилии ректора учебного заведения, известнейшего композитора, дирижера и профессора А.К. Глазунова. Условия жизни, критическая ситуация тех лет и разрушение ранее существовавших традиций после Октябрьского переворота 1917 года вынудили профессора Коргуева уехать за границу.
В 1922 году художественный совет Петроградской консерватории принял постановление и направил в Москву письмо-ходатайство, в котором ректор учебного заведения, профессор А.К. Глазунов писал: «При сем считаю необходимым добавить, что профессора А.А. Винклер и С.П. Коргуев не пользовались отпуском в течение двадцатилетней службы и в настоящее время нуждаются в продолжительном отпуске и лечении для исправления совершенно расстроенного их здоровья». В июне 1925 года профессор Коргуев с семьей уезжает на лечение в Германию.
Больше он в Россию не вернулся и так же, как ректор консерватории профессор А.К. Глазунов, остался работать за границей. Газета русских эмигрантов «Новое русское слово», издававшаяся в Нью-Йорке, в 1929 году приветствовала приезд знаменитого скрипача и педагога в Америку.
Имя выдающегося русского музыканта и профессора Петербургской консерватории С.П. Коргуева в Советской России было забыто на долгие годы. Его даже вычеркнули из всех справочников и музыкальных энциклопедий.
Своеобразной памятью об одном из выдающихся отечественных музыкантов сегодня служит архивная справка-удостоверение профессора С.П. Коргуева, подписанная ректором консерватории профессором Глазуновым и проректором Оссовским 28 июня 1924 года: «Правление Ленинградской государственной консерватории настоящим удостоверяет, что свободный художник Сергей Павлович Коргуев – человек совершенно безупречных и твердых нравственных правил, в течение всей своей службы ни разу не давал ни малейшего повода усомниться в его моральной устойчивости, неизменно пользуется общим уважением и авторитетом как среди профессуры, так и студенчества и отдает все свои силы и время на работу в консерватории».
Позднее, в 1901 году, в доме № 6 на Офицерской улице жил издатель военной и юридической литературы Н.В. Васильев, а также редактор и издатель популярного журнала «Самокат и мотор» Н.А. Орловский. Во флигеле дома № 6 располагалась типография, директором которой был тот же Николай Васильевич Васильев, а в первом этаже здания был открыт магазин военной книги. Братья Орловские, Николай Александрович и Петр Александрович, арендовали здесь помещение для конторы редакции еженедельного журнала «Самокат и мотор», в котором регулярно публиковались интересные сведения и материалы о первых отечественных автомобилях и самокатах (велосипедах). Годовая подписка на этот журнал составляла тогда 4 рубля.
В предреволюционные годы в доме поселился с семьей известный дирижер Мариинского театра Николай Андреевич Малько. В 1925 году он занимал место за дирижерским пультом Ленинградской филармонии и одновременно в качестве профессора преподавал в консерватории.
В 1928 году музыкант покидает Родину и живет за границей. Он организовал в Сиднее симфонический оркестр и стал его бессменным руководителем. Сиднейский симфонический оркестр получил широкую популярность и известность не только в Австралии, но и далеко за ее пределами. В 1956 году гастроли этого знаменитого коллектива под руководством Н.А. Малько с большим успехом прошли на родине музыканта – в Ленинграде.
НА УГЛУ ОФИЦЕРСКОЙ И ФОНАРНОГО ПЕРЕУЛКА
«ШАХМАТНАЯ ШИФРОВКА»
ЗДЕСЬ ЖИЛ А.С. ГРИН?
По своей сути деятельность Сергея Павловича Коргуева в консерватории соответствовала объему работы декана оркестрового факультета. Любопытно, что в списке должностных лиц сотрудников Петроградской консерватории его фамилия, председателя Совета оркестрового отдела, стоит после фамилии ректора учебного заведения, известнейшего композитора, дирижера и профессора А.К. Глазунова. Условия жизни, критическая ситуация тех лет и разрушение ранее существовавших традиций после Октябрьского переворота 1917 года вынудили профессора Коргуева уехать за границу.
В 1922 году художественный совет Петроградской консерватории принял постановление и направил в Москву письмо-ходатайство, в котором ректор учебного заведения, профессор А.К. Глазунов писал: «При сем считаю необходимым добавить, что профессора А.А. Винклер и С.П. Коргуев не пользовались отпуском в течение двадцатилетней службы и в настоящее время нуждаются в продолжительном отпуске и лечении для исправления совершенно расстроенного их здоровья». В июне 1925 года профессор Коргуев с семьей уезжает на лечение в Германию.
Больше он в Россию не вернулся и так же, как ректор консерватории профессор А.К. Глазунов, остался работать за границей. Газета русских эмигрантов «Новое русское слово», издававшаяся в Нью-Йорке, в 1929 году приветствовала приезд знаменитого скрипача и педагога в Америку.
Имя выдающегося русского музыканта и профессора Петербургской консерватории С.П. Коргуева в Советской России было забыто на долгие годы. Его даже вычеркнули из всех справочников и музыкальных энциклопедий.
Своеобразной памятью об одном из выдающихся отечественных музыкантов сегодня служит архивная справка-удостоверение профессора С.П. Коргуева, подписанная ректором консерватории профессором Глазуновым и проректором Оссовским 28 июня 1924 года: «Правление Ленинградской государственной консерватории настоящим удостоверяет, что свободный художник Сергей Павлович Коргуев – человек совершенно безупречных и твердых нравственных правил, в течение всей своей службы ни разу не давал ни малейшего повода усомниться в его моральной устойчивости, неизменно пользуется общим уважением и авторитетом как среди профессуры, так и студенчества и отдает все свои силы и время на работу в консерватории».
Позднее, в 1901 году, в доме № 6 на Офицерской улице жил издатель военной и юридической литературы Н.В. Васильев, а также редактор и издатель популярного журнала «Самокат и мотор» Н.А. Орловский. Во флигеле дома № 6 располагалась типография, директором которой был тот же Николай Васильевич Васильев, а в первом этаже здания был открыт магазин военной книги. Братья Орловские, Николай Александрович и Петр Александрович, арендовали здесь помещение для конторы редакции еженедельного журнала «Самокат и мотор», в котором регулярно публиковались интересные сведения и материалы о первых отечественных автомобилях и самокатах (велосипедах). Годовая подписка на этот журнал составляла тогда 4 рубля.
В предреволюционные годы в доме поселился с семьей известный дирижер Мариинского театра Николай Андреевич Малько. В 1925 году он занимал место за дирижерским пультом Ленинградской филармонии и одновременно в качестве профессора преподавал в консерватории.
В 1928 году музыкант покидает Родину и живет за границей. Он организовал в Сиднее симфонический оркестр и стал его бессменным руководителем. Сиднейский симфонический оркестр получил широкую популярность и известность не только в Австралии, но и далеко за ее пределами. В 1956 году гастроли этого знаменитого коллектива под руководством Н.А. Малько с большим успехом прошли на родине музыканта – в Ленинграде.
НА УГЛУ ОФИЦЕРСКОЙ И ФОНАРНОГО ПЕРЕУЛКА
Современный угловой дом № 7 выходит своими фасадами на бывшую Офицерскую улицу и Фонарный переулок. По мнению историка П.Н Столпянского, название, данное Фонарному переулку, связано с некогда находившимся здесь одноименным питейным заведением. По другой версии, полагают, что наименование переулка, как, впрочем, и известного всей округе питейного дома, произошло от многочисленных фонарных мастерских, организованных здесь еще в петровские времена.
Однако при строительстве новой столицы переулок первоначально звался Материальным – на нем выгружали строительные материалы, доставляемые сюда по реке Мье (Мойке).
Ул. Декабристов, 7. Современное фото
В начале XIX века на участке современного жилого дома № 7 находился двухэтажный особняк купца Федора Васильевича Кулебякина. Принадлежавший ему участок по Офицерской улице составлял в то время 22 сажени. Во второй половине XIX столетия каменный особняк купца Кулебякина приобрел потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии А.В. Зверков. В 1857 году он снес это строение и на его месте воздвигнул большой четырехэтажный доходный дом, где кроме квартир предусмотрел размещение меблированных комнат.
Автором проекта нового дома и его строителем был известный столичный архитектор Николай Павлович Гребенка, брат украинского писателя Е.П. Гребенки. В то время строительство доходных домов велось в городе очень высокими темпами. Архитектор Гребенка поставил своеобразный рекорд при возведении жилого здания купцу и фабриканту В.Г. Жукову на углу Садовой и Гороховой улиц. Четырехэтажный дом, спроектированный им, ооружен там под руководством архитектора всего за 50 дней. Рассказывая об этом, корреспондент журнала «Иллюстрация» восторженно писал: «9 августа на углу Садовой и Гороховой начали ломать старый каменный дом, а около половины октября на этом месте уже красовался под крышей новый каменный дом, в четыре этажа, с подвалом, изящной благородной архитектуры, словно волшебством созданный капиталом, стараниями Жукова и талантом молодого архитектора Н.П. Гребенки!»
Архитектор, имевший в избытке крупные подряды, построил и перестроил в Петербурге десятки жилых зданий. Все доходные дома этого самого популярного архитектора-строителя XIX века, как и возведенный им дом № 7 на Офицерской улице, строились не только быстро, но и очень экономично. Специализируясь на «скоростном строительстве» недорогих и экономичных доходных домов, архитектор Н.П. Гребенка дал интересные образцы предельно упрощенной трактовки неоренессансных мотивов в виде системы плоских поэтажных лопаток. Первые этажи его домов, как правило, обрабатывались несложным рустом.
В 70-х годах XIX века в доме № 7 на Офицерской улице размещалась частная женская гимназия господина Кнорре. При учебном заведении существовал пансионат для гимназисток. Годовая стоимость обучения с полным пансионом составляла тогда 150 рублей, с полупансионом – 84 рубля и для приходящих учащихся – 36 рублей.
В этом же доме на Офицерской улице находилась приемная медицинского попечителя о бедных доктора Отрошкевича, состоявшего в штате медико-филантропического комитета Императорского человеколюбивого общества. Врач принимал больных с 8 до 10 часов ежедневно.
Больным, предъявлявшим доктору свидетельство попечительства бедных о праве на бесплатное получение лекарств, прописывались медикаменты за счет комитета Императорского человеколюбивого общества. Врач для бедных был обязан по первой просьбе навещать в квартирах больных, не способных явиться к нему на прием.
Доктор Отрошкевич также содействовал в помещении больных в одну из городских больниц и помогал бедным пациентам получать пособия, улучшавшие их содержание в медицинских учреждениях в процессе лечения. В обязанности врача для бедных входило выполнение обязательных профилактических прививок своим пациентам, подбор и выдача им бесплатных протезов, бандажей и очков.
В начале XX века в этом доме на четвертом этаже занимал угловую квартиру № 19, выходившую окнами на Офицерскую улицу и Фонарный переулок, Виктор Павлович Коломийцев, известный столичный музыкальный критик. Юрист по образованию, он окончил не только Петербургский университет, но и музыкальные курсы Е.П. Рапгофа. По настоятельной рекомендации А.Г. Рубинштейна Виктор Павлович продолжил свое творческое образование в Петербургской консерватории по классу фортепьяно у К.К. Фан-Арка. В 1903 году А.А. Суворин, владелец газеты «Русь», пригласил его на работу в качестве музыкального обозревателя и критика. В своих статьях Коломийцев активно выступал за широкое развитие русского национального искусства, за реализм на оперной сцене. Всесторонне образованный музыкант и литератор, признанный знаток отечественного и западного искусства, Виктор Павлович был еще и прекрасным переводчиком.
Мастерство Коломийцева высоко оценивали известные музыкальные издательства России. Ведущие театры постоянно пользовались его услугами, а к советам этого музыкального критика прислушивались выдающиеся певцы того времени (Шаляпин, Собинов, Ершов, Нежданова и другие деятели отечественного искусства и Императорской оперной сцены). Виктор Павлович особенно близко дружил с Леонидом Собиновым, тогда еще начинающим молодым певцом. Нередко после спектаклей и торжественных юбилеев к Коломийцевым, на четвертый этаж дома № 7 по Офицерской улице, приходили знаменитые артисты, певцы и музыканты – Л.В. Собинов, Ф.И. Шаляпин, Н.Н. Фигнер, И.В. Ершов, М.Н. Кузнецова-Бенуа, И.В. Тартаков, А.И. Зилоти, С.А. Кусевицкий, В.Э. Мейерхольд, П.З. Андреев, Л.А. Андреева-Дельмас и др. В кабинете Виктора Павловича допоздна засиживались гости. Здесь разгорались бурные споры и возникали интересные дебаты.
Особенно частым гостем в этом доме был Леонид Витальевич Собинов, он считался в семье музыкального критика своим человеком. Дети Коломийцевых очень привязались к певцу. Его любимцами были Дмитрий, которого Леонид Витальевич ласково прозвал Капустиком, и пятилетняя Елена с длинными золотистыми волосами. Увлеченный в то время «Лоэнгрином», певец, увидев девочку, невольно воскликнул: «Это настоящая Эльза Брабантская!» Девочка обиделась и сердито ответила на реплику Собинова: «Я – не барабан». С тех пор это прозвище прочно закрепилось за дочерью музыкального критика.
Л.В. Собинов
Леонид Витальевич всегда приходил к друзьям с необычными и оригинальными подарками для детей. Елена Викторовна («Эльза Брабантская») вспоминала, как великий певец у них в детской превращался в веселого озорника, принимающего активное участие в играх и шалостях, бегая наперегонки с ними по всей квартире. Дети искренне привязались к Собинову и всегда горько плакали, когда певец уходил домой или их отправляли спать.
Многочисленные магазины и мастерские, до революции размещавшиеся почти в каждом жилом строении на Офицерской, придавали своеобразное оживление этой сравнительно тихой и чопорной улице. Не был исключением и дом № 7, в его первом этаже находились два магазина: молочных продуктов «Братья Сумаковы» и мясная лавка купца Николая Михайловича Коростелева. Эти торговые заведения славились на всю округу широким ассортиментом свежей и доброкачественной продукции. Во флигеле дома, начиная с 1870 года, размещалась типография Н.А. Неклюдова.
Однако при строительстве новой столицы переулок первоначально звался Материальным – на нем выгружали строительные материалы, доставляемые сюда по реке Мье (Мойке).
Ул. Декабристов, 7. Современное фото
В начале XIX века на участке современного жилого дома № 7 находился двухэтажный особняк купца Федора Васильевича Кулебякина. Принадлежавший ему участок по Офицерской улице составлял в то время 22 сажени. Во второй половине XIX столетия каменный особняк купца Кулебякина приобрел потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии А.В. Зверков. В 1857 году он снес это строение и на его месте воздвигнул большой четырехэтажный доходный дом, где кроме квартир предусмотрел размещение меблированных комнат.
Автором проекта нового дома и его строителем был известный столичный архитектор Николай Павлович Гребенка, брат украинского писателя Е.П. Гребенки. В то время строительство доходных домов велось в городе очень высокими темпами. Архитектор Гребенка поставил своеобразный рекорд при возведении жилого здания купцу и фабриканту В.Г. Жукову на углу Садовой и Гороховой улиц. Четырехэтажный дом, спроектированный им, ооружен там под руководством архитектора всего за 50 дней. Рассказывая об этом, корреспондент журнала «Иллюстрация» восторженно писал: «9 августа на углу Садовой и Гороховой начали ломать старый каменный дом, а около половины октября на этом месте уже красовался под крышей новый каменный дом, в четыре этажа, с подвалом, изящной благородной архитектуры, словно волшебством созданный капиталом, стараниями Жукова и талантом молодого архитектора Н.П. Гребенки!»
Архитектор, имевший в избытке крупные подряды, построил и перестроил в Петербурге десятки жилых зданий. Все доходные дома этого самого популярного архитектора-строителя XIX века, как и возведенный им дом № 7 на Офицерской улице, строились не только быстро, но и очень экономично. Специализируясь на «скоростном строительстве» недорогих и экономичных доходных домов, архитектор Н.П. Гребенка дал интересные образцы предельно упрощенной трактовки неоренессансных мотивов в виде системы плоских поэтажных лопаток. Первые этажи его домов, как правило, обрабатывались несложным рустом.
В 70-х годах XIX века в доме № 7 на Офицерской улице размещалась частная женская гимназия господина Кнорре. При учебном заведении существовал пансионат для гимназисток. Годовая стоимость обучения с полным пансионом составляла тогда 150 рублей, с полупансионом – 84 рубля и для приходящих учащихся – 36 рублей.
В этом же доме на Офицерской улице находилась приемная медицинского попечителя о бедных доктора Отрошкевича, состоявшего в штате медико-филантропического комитета Императорского человеколюбивого общества. Врач принимал больных с 8 до 10 часов ежедневно.
Больным, предъявлявшим доктору свидетельство попечительства бедных о праве на бесплатное получение лекарств, прописывались медикаменты за счет комитета Императорского человеколюбивого общества. Врач для бедных был обязан по первой просьбе навещать в квартирах больных, не способных явиться к нему на прием.
Доктор Отрошкевич также содействовал в помещении больных в одну из городских больниц и помогал бедным пациентам получать пособия, улучшавшие их содержание в медицинских учреждениях в процессе лечения. В обязанности врача для бедных входило выполнение обязательных профилактических прививок своим пациентам, подбор и выдача им бесплатных протезов, бандажей и очков.
В начале XX века в этом доме на четвертом этаже занимал угловую квартиру № 19, выходившую окнами на Офицерскую улицу и Фонарный переулок, Виктор Павлович Коломийцев, известный столичный музыкальный критик. Юрист по образованию, он окончил не только Петербургский университет, но и музыкальные курсы Е.П. Рапгофа. По настоятельной рекомендации А.Г. Рубинштейна Виктор Павлович продолжил свое творческое образование в Петербургской консерватории по классу фортепьяно у К.К. Фан-Арка. В 1903 году А.А. Суворин, владелец газеты «Русь», пригласил его на работу в качестве музыкального обозревателя и критика. В своих статьях Коломийцев активно выступал за широкое развитие русского национального искусства, за реализм на оперной сцене. Всесторонне образованный музыкант и литератор, признанный знаток отечественного и западного искусства, Виктор Павлович был еще и прекрасным переводчиком.
Мастерство Коломийцева высоко оценивали известные музыкальные издательства России. Ведущие театры постоянно пользовались его услугами, а к советам этого музыкального критика прислушивались выдающиеся певцы того времени (Шаляпин, Собинов, Ершов, Нежданова и другие деятели отечественного искусства и Императорской оперной сцены). Виктор Павлович особенно близко дружил с Леонидом Собиновым, тогда еще начинающим молодым певцом. Нередко после спектаклей и торжественных юбилеев к Коломийцевым, на четвертый этаж дома № 7 по Офицерской улице, приходили знаменитые артисты, певцы и музыканты – Л.В. Собинов, Ф.И. Шаляпин, Н.Н. Фигнер, И.В. Ершов, М.Н. Кузнецова-Бенуа, И.В. Тартаков, А.И. Зилоти, С.А. Кусевицкий, В.Э. Мейерхольд, П.З. Андреев, Л.А. Андреева-Дельмас и др. В кабинете Виктора Павловича допоздна засиживались гости. Здесь разгорались бурные споры и возникали интересные дебаты.
Особенно частым гостем в этом доме был Леонид Витальевич Собинов, он считался в семье музыкального критика своим человеком. Дети Коломийцевых очень привязались к певцу. Его любимцами были Дмитрий, которого Леонид Витальевич ласково прозвал Капустиком, и пятилетняя Елена с длинными золотистыми волосами. Увлеченный в то время «Лоэнгрином», певец, увидев девочку, невольно воскликнул: «Это настоящая Эльза Брабантская!» Девочка обиделась и сердито ответила на реплику Собинова: «Я – не барабан». С тех пор это прозвище прочно закрепилось за дочерью музыкального критика.
Л.В. Собинов
Леонид Витальевич всегда приходил к друзьям с необычными и оригинальными подарками для детей. Елена Викторовна («Эльза Брабантская») вспоминала, как великий певец у них в детской превращался в веселого озорника, принимающего активное участие в играх и шалостях, бегая наперегонки с ними по всей квартире. Дети искренне привязались к Собинову и всегда горько плакали, когда певец уходил домой или их отправляли спать.
Многочисленные магазины и мастерские, до революции размещавшиеся почти в каждом жилом строении на Офицерской, придавали своеобразное оживление этой сравнительно тихой и чопорной улице. Не был исключением и дом № 7, в его первом этаже находились два магазина: молочных продуктов «Братья Сумаковы» и мясная лавка купца Николая Михайловича Коростелева. Эти торговые заведения славились на всю округу широким ассортиментом свежей и доброкачественной продукции. Во флигеле дома, начиная с 1870 года, размещалась типография Н.А. Неклюдова.
«ШАХМАТНАЯ ШИФРОВКА»
Доходный дом № 10 по Офицерской улице расположен на участке старого одноэтажного каменного жилого строения купца Андрея Христиановича Вилька с братьями, возведенного на рубеже XVIII–XIX веков.
С середины XIX века домом владели бароны Стандершельды, сановные богатые домовладельцы. По их распоряжению в 1860 году архитектор М.Ф. Петерсон, сотрудник архитектора Николая Леонтьевича Бенуа, разработал проект и соорудил на месте особняка купца Вилька большой четырехэтажный жилой дом под жильцов. Здание выделялось оригинальной композицией, изысканным рисунком деталей и сдержанным благородством.
Ул. Декабристов, 10. Здесь жил шахматист М.И. Чигорин. Современное фото
Начиная с 1870 года в доме снимал квартиру известный русский шахматист Михаил Иванович Чигорин, организатор шахматного движения в России. В 80-90-х годах XIX века Чигорин по всеобщему признанию – главный претендент на шахматную мировую корону. Однако в матчах 1889 и 1892 года с чемпионом мира В. Стейницем Чигорин потерпел поражение. В 1898–1903 годах Михаил Иванович – победитель трех Всероссийских шахматных турниров. Одержал победы в международном турнире в Нью-Йорке (1889), Будапеште (1896), Вене (1903). Выиграл матчи из двух партий по телефону: «Петербург-Лон-дон» (1886–1887) и со Стейницем (1890–1891); а также матч у Ласкера (1903). Чигорин – инициатор создания шахматных организаций во многих городах России. Он редактор-издатель петербургских журналов «Шахматный листок» и «Шахматы». Михаил Иванович вел все шахматные разделы в еженедельнике «Всемирная иллюстрация» и газете «Новое время», он – признанный автор многочисленных теоретических разработок в началах и концовках шахматных партий.
Русский шахматист М.И. Чигорин. Фото 1890 г.
В первых числах ноября 1878 года кружок петербургских любителей шахмат, проводивших борьбу на двух досках по переписке с московским любительским кружком, охватило волнение. По условию матча ответные ходы сообщались по почте не позже чем через 3 дня, но прошло уже два предусмотренных регламентом срока, а москвичи молчали. Сдаться они не могли: положение на досках складывалось в их пользу. Наконец в ответ на неоднократные запросы, поступило долгожданное сообщение с очередными шахматными ходами. Что же вызвало эту непонятную для Чигорина и петербургских шахматистов задержку?
Чтобы понять причину сбоя в матче двух столиц, следует коротко напомнить об обстановке в стране осенью 1878 года. В России нарастали волнения рабочих и крестьян. Листовки партии «Земля и воля» призывали народ к открытому неповиновению правительству. В августе народник Сергей Кравчинский убил шефа жандармов III отделения Н.В. Мезенцева. В дни матча (1 ноября) вышел первый номер подпольно-революционной газеты «Земля и воля» с открытыми призывами к восстанию. И надо же случиться такому совпадению! Бдительные чиновники почтамта перехватили «подозрительную» открытку из Москвы с загадочным буквенно-цифровым шифром.
Шахматисты Э. Ласкер, М.И. Чигорин, В. Стейниц за разбором шахматной партии.
Фото. Санкт-Петербург, 1891 г.
Вот ее текст: «Санкт-Петербург. Офицерская улица, д. № 10, кв. 15. Михаилу Ивановичу Чигорину. 29 октября 1878 г.
В конце этого зашифрованного послания шел открытый текст:
«Вполне согласен с Вашими вариантами при ходе d5. Наш клуб помаленьку растет. Игроки-то все плохие – не выдается ни одной хорошей партии.
Ф. Бовыкин».
Перехваченную «шифровку» немедленно доставили в III отделение, ведавшее расследованием контрреволюционных заговоров. Было сделано предположение, что это зашифрованный приказ народников о всеобщем восстании. Над текстом безрезультатно работали лучшие дешифровальщики столицы. Ситуация особенно осложнилась после того, как через несколько дней чиновники почтамта принесли вторую «шифровку» из Москвы, полностью повторяющую «закодированный» текст первой, но уже с иной припиской открытым текстом: «Крайне удивлен неисправностью почты. Письма Вам и г. Ш. были лично мною опущены в почтовый ящик после совещаний у Шмидта».
Обе открытки жандармы доставили самому председателю Совета Министров, графу П.А. Валуеву, с надеждой получения благодарности и наград за оперативную работу по ликвидации государственного заговора. Высоких чинов жандармского управления удивила и разочаровала спокойная реакция главы российского правительства на их экстренное сообщение. Их поразил текст скорой и лаконичной резолюции, начертанной на представленных «секретных» документах четким каллиграфическим почерком его сиятельства. В углу документа было написано всего одно слово «Шахматы!!!»
Говорят, что Петр Александрович, возвращая открытки чиновнику III отделения устно прибавил еще несколько крепких и весьма нелицеприятных выражений в адрес бдительных, но совершенно не сведущих в шахматной игре жандармов. Дело прекратили, однако открытки жандармы арестовали и упрятали на хранение в архив III отделения. Их содержание так и осталось неизвестным Михаилу Ивановичу Чигорину, который как редактор «Шахматного листка» являлся посредником в матче. Игра дальше продолжалась без каких-либо осложнений, но шахматисты до конца своей жизни пребывали в неведении о причинах перебоя в историческом матче двух столиц. В 1958 году историк С. Волк, работая в Центральном государственном историческом архиве в Москве, обнаружил среди секретных документов III отделения эти две злополучные открытки, на которых соответствующими символами были записаны ответные шахматные ходы московских партнеров по матчу.
Позднее, в начале века в доме № 10 по Офицерской улице размещались Итальянское генеральное консульство и Петербургское филармоническое общество. Его почетным директором был композитор и дирижер Мариинского театра Э.Ф. Направник, автор оперы «Дубровский», живший неподалеку, на Офицерской улице, в огромном жилом доме № 27 (квартира музыканта выходила окнами на Крюков канал).
Филармоническое общество занимало квартиру № 5, в которой проходили регулярные заседания его правления и принимались посетители. Высочайше утвержденное Санкт-Петербургское филармоническое общество «имело целью возбуждать в публике интерес к древней и новейшей классической музыке». Кроме того, оно оказывало «воспомоществование вдовам и сиротам артистов, бывших действительными членами сего общества». В действительные члены принимались только оркестранты Императорских санкт-петербургских коллективов и театров. Лица, принятые членами общества, вносили в его кассу вступительный взнос (50 рублей) и ежегодный – в размере 24 рублей.
По материалам отчета правления Музыкального филармонического общества за 1905 год, пенсией пользовались на тот период 25 вдов и сирот артистов оркестров Императорских театров.
Приказчик домовладельца, выполняя распоряжение барона Стандершельда о повышении доходности строения и участка, регулярно сдавал в аренду не только квартиры в жилом доме, но и его дворовый флигель. В конце XIX – начале XX века в последнем размещался склад резиновых изделий Роберта Квернера. Журнал «Нива» в 1891 году сообщал: «На Офицерской улице № 10 имеется большой выбор накидок от дождя из серой резиновой материи, 30 вершков длины, по 5 рублей; пальто, крылатки, дамские ротонды из материала Товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры».
С середины XIX века домом владели бароны Стандершельды, сановные богатые домовладельцы. По их распоряжению в 1860 году архитектор М.Ф. Петерсон, сотрудник архитектора Николая Леонтьевича Бенуа, разработал проект и соорудил на месте особняка купца Вилька большой четырехэтажный жилой дом под жильцов. Здание выделялось оригинальной композицией, изысканным рисунком деталей и сдержанным благородством.
Ул. Декабристов, 10. Здесь жил шахматист М.И. Чигорин. Современное фото
Начиная с 1870 года в доме снимал квартиру известный русский шахматист Михаил Иванович Чигорин, организатор шахматного движения в России. В 80-90-х годах XIX века Чигорин по всеобщему признанию – главный претендент на шахматную мировую корону. Однако в матчах 1889 и 1892 года с чемпионом мира В. Стейницем Чигорин потерпел поражение. В 1898–1903 годах Михаил Иванович – победитель трех Всероссийских шахматных турниров. Одержал победы в международном турнире в Нью-Йорке (1889), Будапеште (1896), Вене (1903). Выиграл матчи из двух партий по телефону: «Петербург-Лон-дон» (1886–1887) и со Стейницем (1890–1891); а также матч у Ласкера (1903). Чигорин – инициатор создания шахматных организаций во многих городах России. Он редактор-издатель петербургских журналов «Шахматный листок» и «Шахматы». Михаил Иванович вел все шахматные разделы в еженедельнике «Всемирная иллюстрация» и газете «Новое время», он – признанный автор многочисленных теоретических разработок в началах и концовках шахматных партий.
Русский шахматист М.И. Чигорин. Фото 1890 г.
В первых числах ноября 1878 года кружок петербургских любителей шахмат, проводивших борьбу на двух досках по переписке с московским любительским кружком, охватило волнение. По условию матча ответные ходы сообщались по почте не позже чем через 3 дня, но прошло уже два предусмотренных регламентом срока, а москвичи молчали. Сдаться они не могли: положение на досках складывалось в их пользу. Наконец в ответ на неоднократные запросы, поступило долгожданное сообщение с очередными шахматными ходами. Что же вызвало эту непонятную для Чигорина и петербургских шахматистов задержку?
Чтобы понять причину сбоя в матче двух столиц, следует коротко напомнить об обстановке в стране осенью 1878 года. В России нарастали волнения рабочих и крестьян. Листовки партии «Земля и воля» призывали народ к открытому неповиновению правительству. В августе народник Сергей Кравчинский убил шефа жандармов III отделения Н.В. Мезенцева. В дни матча (1 ноября) вышел первый номер подпольно-революционной газеты «Земля и воля» с открытыми призывами к восстанию. И надо же случиться такому совпадению! Бдительные чиновники почтамта перехватили «подозрительную» открытку из Москвы с загадочным буквенно-цифровым шифром.
Шахматисты Э. Ласкер, М.И. Чигорин, В. Стейниц за разбором шахматной партии.
Фото. Санкт-Петербург, 1891 г.
Вот ее текст: «Санкт-Петербург. Офицерская улица, д. № 10, кв. 15. Михаилу Ивановичу Чигорину. 29 октября 1878 г.
В конце этого зашифрованного послания шел открытый текст:
«Вполне согласен с Вашими вариантами при ходе d5. Наш клуб помаленьку растет. Игроки-то все плохие – не выдается ни одной хорошей партии.
Ф. Бовыкин».
Перехваченную «шифровку» немедленно доставили в III отделение, ведавшее расследованием контрреволюционных заговоров. Было сделано предположение, что это зашифрованный приказ народников о всеобщем восстании. Над текстом безрезультатно работали лучшие дешифровальщики столицы. Ситуация особенно осложнилась после того, как через несколько дней чиновники почтамта принесли вторую «шифровку» из Москвы, полностью повторяющую «закодированный» текст первой, но уже с иной припиской открытым текстом: «Крайне удивлен неисправностью почты. Письма Вам и г. Ш. были лично мною опущены в почтовый ящик после совещаний у Шмидта».
Обе открытки жандармы доставили самому председателю Совета Министров, графу П.А. Валуеву, с надеждой получения благодарности и наград за оперативную работу по ликвидации государственного заговора. Высоких чинов жандармского управления удивила и разочаровала спокойная реакция главы российского правительства на их экстренное сообщение. Их поразил текст скорой и лаконичной резолюции, начертанной на представленных «секретных» документах четким каллиграфическим почерком его сиятельства. В углу документа было написано всего одно слово «Шахматы!!!»
Говорят, что Петр Александрович, возвращая открытки чиновнику III отделения устно прибавил еще несколько крепких и весьма нелицеприятных выражений в адрес бдительных, но совершенно не сведущих в шахматной игре жандармов. Дело прекратили, однако открытки жандармы арестовали и упрятали на хранение в архив III отделения. Их содержание так и осталось неизвестным Михаилу Ивановичу Чигорину, который как редактор «Шахматного листка» являлся посредником в матче. Игра дальше продолжалась без каких-либо осложнений, но шахматисты до конца своей жизни пребывали в неведении о причинах перебоя в историческом матче двух столиц. В 1958 году историк С. Волк, работая в Центральном государственном историческом архиве в Москве, обнаружил среди секретных документов III отделения эти две злополучные открытки, на которых соответствующими символами были записаны ответные шахматные ходы московских партнеров по матчу.
Позднее, в начале века в доме № 10 по Офицерской улице размещались Итальянское генеральное консульство и Петербургское филармоническое общество. Его почетным директором был композитор и дирижер Мариинского театра Э.Ф. Направник, автор оперы «Дубровский», живший неподалеку, на Офицерской улице, в огромном жилом доме № 27 (квартира музыканта выходила окнами на Крюков канал).
Филармоническое общество занимало квартиру № 5, в которой проходили регулярные заседания его правления и принимались посетители. Высочайше утвержденное Санкт-Петербургское филармоническое общество «имело целью возбуждать в публике интерес к древней и новейшей классической музыке». Кроме того, оно оказывало «воспомоществование вдовам и сиротам артистов, бывших действительными членами сего общества». В действительные члены принимались только оркестранты Императорских санкт-петербургских коллективов и театров. Лица, принятые членами общества, вносили в его кассу вступительный взнос (50 рублей) и ежегодный – в размере 24 рублей.
По материалам отчета правления Музыкального филармонического общества за 1905 год, пенсией пользовались на тот период 25 вдов и сирот артистов оркестров Императорских театров.
Приказчик домовладельца, выполняя распоряжение барона Стандершельда о повышении доходности строения и участка, регулярно сдавал в аренду не только квартиры в жилом доме, но и его дворовый флигель. В конце XIX – начале XX века в последнем размещался склад резиновых изделий Роберта Квернера. Журнал «Нива» в 1891 году сообщал: «На Офицерской улице № 10 имеется большой выбор накидок от дождя из серой резиновой материи, 30 вершков длины, по 5 рублей; пальто, крылатки, дамские ротонды из материала Товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры».
ЗДЕСЬ ЖИЛ А.С. ГРИН?
Современный жилой дом № 11 на улице Декабристов возведен на участке бывшей усадьбы богатого петербургского купца Христиана Егоровича Зиберта, построившего здесь в конце XVIII века особняк для своей семьи. Впоследствии здание дважды перестраивалось новым владельцем, генерал-майором Николаем Михайловичем Евреиновым, и его наследниками.
Ул. Декабристов, 11. Считают, что здесь жил А. Грин.
Современное фото
В 1839-1840-х годах академик архитектуры Вильгельм Яковлевич Лангваген разработал оригинальный проект расширения старой застройки, а в 1863–1864 годах архитектор Алексей Федорович Заручевский произвел дополнительные работы по превращению здания в современный, по тем временам, доходный дом. Четырехэтажное жилое здание середины XIX столетия сохранило свой внешний вид до наших дней.
Мемориальная доска на доме № 11 по ул. Декабристов
Памятная доска на фасаде здания напоминает: «В этом доме в 1921-22 годах жил и работал известный советский писатель Александр Грин». Вероятно, здесь, на территории загадочной Коломны, работал над своими романтическими фантазиями сумрачный Александр Степанович Гриневский, автор повестей, вызывающих веру в высокие нравственные качества человека. На Офицерской улице, в промерзшем и голодном Петрограде, куда приходили тревожные сводки с фронтов Гражданской войны, рождалась книга «Алые паруса» – произведение, дарящее не одному поколению наших соотечественников чувство уверенности и надежды на удачу.
Факт действительного проживания известного писателя-романтика в доме № 11 по бывшей Офицерской улице подтверждается не только официальным памятным знаком, укрепленным на стене здания, но и целым рядом исторических публикаций на эту тему (А.М. Блинов, В.Г. Исаченко и др.). О том, что А.С. Грин в 1921-22 годах в самом деле здесь жил и работал, свидетельствуют также и материалы коллекции известного краеведа и историка Петербурга С.М. Вяземского, хранящиеся ныне в Центральном государственном архиве литературы и искусства.
Аргументы достаточно веские и авторитетные. Однако, несмотря на это, должен признаться, что меня не оставляли сомнения в справедливости подобных утверждений.
Пытаясь разыскать более обстоятельную информацию о периоде жизни голодного и больного писателя на улице Декабристов в годы режима военного коммунизма, я ознакомился с несчетным числом достаточно подробных биографических справок, воспоминаний очевидцев и знакомых Грина. Ни в одном из документов не приводились сведения о том, что он действительно жил в этот период времени на бывшей Офицерской улице. Официальные отечественные справочники о городских мемориальных досках деятелям культуры вообще не упоминают о том, что в Ленинграде когда-то была установлена памятная доска писателю А.С. Грину.
Александр Грин.
Портрет работы А. Васина
В своих сомнениях я оказался не одинок. Сотрудник музея А. Блока, искусствовед и знаток Коломны, Ю.Е. Галанина полностью разделила со мной подобные сомнения. Сделав несколько лет тому назад запрос в официальное городское ведомство, она, к своему удивлению, не получила вразумительного ответа о мотивах и основаниях, позволивших муниципальным властям принять решение об установлении на доме № 11 по улице Декабристов мемориальной доски писателю А.С. Грину.
В 1991 году петербургское издательство «Свеча» выпустило в свет историческоие исследование Е.З. Куферштейн, К.М. Борисова и О.Е. Рубинчик под названием «Улица Пестеля (Пантелеймоновская)», в котором между прочим сообщалось: «.недавно на доме № 11 (По улице Пестеля. – Авт.) появилась мемориальная доска, посвященная М.П. Мусоргскому, Н.А. Римскому-Корсакову и П.И. Чайковскому. С ней мог бы соседствовать еще один памятный знак, отмечающий, что здесь в 1921-22 годах жил и работал писатель-романтик А.С. Грин». Далее авторы исторической монографии довольно уверенно утверждают: «.по недоразумению этот период жизни Грина в Петрограде увековечен мемориальной доской на доме 11… по улице Декабристов, где он никогда не жил!»
В своих воспоминаниях жена писателя Н.Н. Грин также свидетельствует: «В 1921 году в мае, в первый год нашей женитьбы, мы сняли комнату на Пантелеймоновской улице, в доме № 11, что недалеко от церкви Пантелеймона и Соляного городка». Авторы книги на этом основании справедливо утверждают: «Здесь Александр Грин после долгих лет неприкаянной жизни пытался наладить нормальный семейный быт. Он снял у вдовы чиновника большую, но нелепо обставленную комнату, где стояли рояль, трельяж, будуарный атласный диванчик и висел огромный портрет хозяев квартиры в золоченой раме, но не на чем было спать. Переезд оказался несложен, так как весь багаж писателя состоял из связки рукописей, портрета и нескольких фотографий первой жены.».
Каким же образом могло возникнуть мнение, что к жизни писателя имел отношение дом № 11 на Офицерской улице? Если в этом случае произошла ошибка, то, безусловно, адрес для мемориальной доски А. Грина, вероятно, определяли без достаточного исследования исторических документов, положась на свидетельства недостаточно компетентных лиц.
Так кто же прав? Действительно ли Александр Грин никогда не проживал в доме № 11 по бывшей Офицерской улице? Ответить на этот вопрос, наверное, может только Управление культуры мэрии Санкт-Петербурга, ведь это его чиновники обычно готовят проекты официальных актов об установлении мемориальных досок на стенах зданий города.
Долго, вплоть до 1918 года, здание, не выделяясь из ровного ряда многоэтажной застройки Офицерской улицы, честно тянуло лямку рядового доходного дома с квартирами, сдаваемыми внаем. Часто жильцы, желая компенсировать хотя бы часть вносимой ими квартирной платы, в свою очередь нередко сдавали отдельные комнаты. А некоторые, наиболее предприимчивые, арендовали у хозяина дома целые этажи, обставляли их мебелью и даже приглашали жильцов на «полный пансион», с ежедневными обедами от хозяев и услугами. Подобные меблированные комнаты в доме № 11 постоянно держали две деловые женщины – Анна Тихоновна Иванова и Мария Степановна Шунина.
В петербургских газетах и журналах часто появлялись яркие рекламные объявления известной химической фирмы «Патим де Ботте», снабжавшей столичных дам «радикальными и эффективными» косметическими средствами. Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни «Нива» регулярно публиковал рекламные сведения «о живительном и всемирно известном креме» этой фирмы. Рекламу почему-то всегда украшала голая фигурка красивого малыша, на своих слабеньких ручонках поднимавшего огромную упаковку с чудодейственным фирменным снадобьем. Ну как не купить этот крем, если реклама авторитетно заявляла: «Это единственно признанный женщинами всего мира препарат, бесспорно, удаляет веснушки, угри, пятна, загар, морщины и другие дефекты лица». Склад для хранения готовой продукции и химического сырья фирма постоянно арендовала у владельца доходного дома № 11, а в квартире 22 располагалась достаточно представительная официальная контора этого предприятия.
Ул. Декабристов, 11. Считают, что здесь жил А. Грин.
Современное фото
В 1839-1840-х годах академик архитектуры Вильгельм Яковлевич Лангваген разработал оригинальный проект расширения старой застройки, а в 1863–1864 годах архитектор Алексей Федорович Заручевский произвел дополнительные работы по превращению здания в современный, по тем временам, доходный дом. Четырехэтажное жилое здание середины XIX столетия сохранило свой внешний вид до наших дней.
Памятная доска на фасаде здания напоминает: «В этом доме в 1921-22 годах жил и работал известный советский писатель Александр Грин». Вероятно, здесь, на территории загадочной Коломны, работал над своими романтическими фантазиями сумрачный Александр Степанович Гриневский, автор повестей, вызывающих веру в высокие нравственные качества человека. На Офицерской улице, в промерзшем и голодном Петрограде, куда приходили тревожные сводки с фронтов Гражданской войны, рождалась книга «Алые паруса» – произведение, дарящее не одному поколению наших соотечественников чувство уверенности и надежды на удачу.
Факт действительного проживания известного писателя-романтика в доме № 11 по бывшей Офицерской улице подтверждается не только официальным памятным знаком, укрепленным на стене здания, но и целым рядом исторических публикаций на эту тему (А.М. Блинов, В.Г. Исаченко и др.). О том, что А.С. Грин в 1921-22 годах в самом деле здесь жил и работал, свидетельствуют также и материалы коллекции известного краеведа и историка Петербурга С.М. Вяземского, хранящиеся ныне в Центральном государственном архиве литературы и искусства.
Аргументы достаточно веские и авторитетные. Однако, несмотря на это, должен признаться, что меня не оставляли сомнения в справедливости подобных утверждений.
Пытаясь разыскать более обстоятельную информацию о периоде жизни голодного и больного писателя на улице Декабристов в годы режима военного коммунизма, я ознакомился с несчетным числом достаточно подробных биографических справок, воспоминаний очевидцев и знакомых Грина. Ни в одном из документов не приводились сведения о том, что он действительно жил в этот период времени на бывшей Офицерской улице. Официальные отечественные справочники о городских мемориальных досках деятелям культуры вообще не упоминают о том, что в Ленинграде когда-то была установлена памятная доска писателю А.С. Грину.
Александр Грин.
Портрет работы А. Васина
В своих сомнениях я оказался не одинок. Сотрудник музея А. Блока, искусствовед и знаток Коломны, Ю.Е. Галанина полностью разделила со мной подобные сомнения. Сделав несколько лет тому назад запрос в официальное городское ведомство, она, к своему удивлению, не получила вразумительного ответа о мотивах и основаниях, позволивших муниципальным властям принять решение об установлении на доме № 11 по улице Декабристов мемориальной доски писателю А.С. Грину.
В 1991 году петербургское издательство «Свеча» выпустило в свет историческоие исследование Е.З. Куферштейн, К.М. Борисова и О.Е. Рубинчик под названием «Улица Пестеля (Пантелеймоновская)», в котором между прочим сообщалось: «.недавно на доме № 11 (По улице Пестеля. – Авт.) появилась мемориальная доска, посвященная М.П. Мусоргскому, Н.А. Римскому-Корсакову и П.И. Чайковскому. С ней мог бы соседствовать еще один памятный знак, отмечающий, что здесь в 1921-22 годах жил и работал писатель-романтик А.С. Грин». Далее авторы исторической монографии довольно уверенно утверждают: «.по недоразумению этот период жизни Грина в Петрограде увековечен мемориальной доской на доме 11… по улице Декабристов, где он никогда не жил!»
В своих воспоминаниях жена писателя Н.Н. Грин также свидетельствует: «В 1921 году в мае, в первый год нашей женитьбы, мы сняли комнату на Пантелеймоновской улице, в доме № 11, что недалеко от церкви Пантелеймона и Соляного городка». Авторы книги на этом основании справедливо утверждают: «Здесь Александр Грин после долгих лет неприкаянной жизни пытался наладить нормальный семейный быт. Он снял у вдовы чиновника большую, но нелепо обставленную комнату, где стояли рояль, трельяж, будуарный атласный диванчик и висел огромный портрет хозяев квартиры в золоченой раме, но не на чем было спать. Переезд оказался несложен, так как весь багаж писателя состоял из связки рукописей, портрета и нескольких фотографий первой жены.».
Каким же образом могло возникнуть мнение, что к жизни писателя имел отношение дом № 11 на Офицерской улице? Если в этом случае произошла ошибка, то, безусловно, адрес для мемориальной доски А. Грина, вероятно, определяли без достаточного исследования исторических документов, положась на свидетельства недостаточно компетентных лиц.
Так кто же прав? Действительно ли Александр Грин никогда не проживал в доме № 11 по бывшей Офицерской улице? Ответить на этот вопрос, наверное, может только Управление культуры мэрии Санкт-Петербурга, ведь это его чиновники обычно готовят проекты официальных актов об установлении мемориальных досок на стенах зданий города.
Долго, вплоть до 1918 года, здание, не выделяясь из ровного ряда многоэтажной застройки Офицерской улицы, честно тянуло лямку рядового доходного дома с квартирами, сдаваемыми внаем. Часто жильцы, желая компенсировать хотя бы часть вносимой ими квартирной платы, в свою очередь нередко сдавали отдельные комнаты. А некоторые, наиболее предприимчивые, арендовали у хозяина дома целые этажи, обставляли их мебелью и даже приглашали жильцов на «полный пансион», с ежедневными обедами от хозяев и услугами. Подобные меблированные комнаты в доме № 11 постоянно держали две деловые женщины – Анна Тихоновна Иванова и Мария Степановна Шунина.
В петербургских газетах и журналах часто появлялись яркие рекламные объявления известной химической фирмы «Патим де Ботте», снабжавшей столичных дам «радикальными и эффективными» косметическими средствами. Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни «Нива» регулярно публиковал рекламные сведения «о живительном и всемирно известном креме» этой фирмы. Рекламу почему-то всегда украшала голая фигурка красивого малыша, на своих слабеньких ручонках поднимавшего огромную упаковку с чудодейственным фирменным снадобьем. Ну как не купить этот крем, если реклама авторитетно заявляла: «Это единственно признанный женщинами всего мира препарат, бесспорно, удаляет веснушки, угри, пятна, загар, морщины и другие дефекты лица». Склад для хранения готовой продукции и химического сырья фирма постоянно арендовала у владельца доходного дома № 11, а в квартире 22 располагалась достаточно представительная официальная контора этого предприятия.