Страница:
Кажется, это вообще не земля, это другая планета. Ой, мамочки.
Небо над их головами было серым с синевой, полупрозрачным; мутное зеленоватое солнце бросало яркие лучи на мертвый грунт и от этого грунт будто оживал, чуть зеленея. Коре показалось, что он видит мох; он нагнулся, но сухая пыль рассыпалась в его пальцах. Холмы были покрыты мертвыми лесами: деревья стояли плотно и, кажется, в том же порядке, в каком должны стоять деревья нормального мира, но голые, без листьев и коры – светло-серые, гладкие, блестящие. Целые – до единой маленькой веточки. Дальние холмы тоже покрыты мертвым лесом, над лесом зеленоватая муть и кажется, что кошмар кончается там, у кромки горизонта, где зеленоватая муть обманывает глаз иллюзией жизни. И кажется, что муть плывет, и кажется, что ты посажен в громадную бытыль из зеленого стекла, в бутыли сигаретный дым, и солнце освещает бутыль косо и насквозь, и пробка в бутыли, и нет из той бутыли выхода.
– Даже мелкие веточки остались, – заметила Оксана, – ой, Господи!
– Значит, здесь нет бактерий и нет гниения. И ветра тоже нет.
– Мы что, на Марсе?
– Ага, и я зеленый человечек. На Марсе нет деревьев, это знают двухлетние дети. Не волнуйся. Мы дома. То есть, поблизости дом половины меня.
Не могу сказать точнее, извини. Дом второй половины остался за тридевять земель. (А что означает числительное «тридевять»? – удивилось его второе Я)
Но все равно, места родные. Я узнаю местность, вон те развалины раньше были мостом. Там проходила трасса. Судя по виду обломков, мост разрушился лет тридцать назад, но не больше пятидесяти. Вон там… Он запнулся, язык не решался произнести столь странное название. Вон там Ыковка, в той стороне, километрах в двенадцати. Так деревня называется, у половины меня в Ыковке дача.
Построена из настоящего кирпича – трудно даже представить. Там сейчас люди, если только в таком мире могут жить люди.
Оксана осматривала свою одежду:
– Ну, не сама же себе я сшила такой жуткий балахон? У меня бы рука не поднялась так себя уродовать. Значит, люди есть.
– Точно, люди тут есть, – сказал Коре, – а люди должны чем-то питаться.
Значит, и звери тут есть.
– Звери?
– Саблезубые мамонты, например.
– Не надо мне таких шуток, – испугалась Оксана.
Эта женщина знает смысл слова «мамонт», – подумал Коре, – значит, ее учили не по стандартной программе. Или проходила спецподготовку. Но спецы никогда не будут так нервничать. Не сходится.
Он внимательно осмотрел местность. Визуально – опасности нет.
– Ты где училась? – спросил он.
– В школе и все.
– По какой школе?
– Не по какой, а в какой.
– Тогда я чего-то не понимаю.
– Не понимаешь, так и не спрашивай.
– Логично.
Рядом, у самых ног, был неглубокий овражек, занесенный песком до половины.
Овражек уходил в сторону густого неживого леса, поворачивал под прямым углом и терялся в зарослях. На песке – полузанесенные следы гусениц, – может быть, трактор, может быть, танк.
– Это река Хворость, – вспомнил Коре. – Бывают же такие названия.
– Где?
– Да вот этот овраг. Здесь раньше текла река. В этой реке дедушка местной половины меня купался, когда был молодым. Местная половина хорошо помнит фотографию. Берега еще не полностью осыпались. Интересно, куда она пропала?
– Ничуть не интересно, – сказала Оксана, – я хочу домой.
– А где твой дом?
– На Сумской.
– Где?
– Это такая улица.
Насколько знал Коре, улицы везде и всегда называли только номерами.
– Девочка, в каком году ты родилась? – спросил он.
– В девяноста третьем.
– Тогда тебе всего девять лет, – сказал Коре, уже предчувствуя новую неприятность. Сначала женщина; потом женщина, даже непомнящая языка; потом еще окажется, что Кельвин наслоился на тело и мозг женщины столетней давности.
Так всегда бывает при сбое сложной программы – оказываешься черт знает где и черт знает с кем.
– В тысяча девятсот девяноста третьем, – уточнила Оксана.
Оксана представила себе дом, себя на кухне, приготовляющую блины, сметана пахнет так вкусно, хочется зачерпнуть ложкой, на голове косынка и из-под косынки выбилась прядь, прядь щекочет переносицу, а муха бьется в стекло головой.
Неужели это никогда не повторится? Ну неужели?
10
11
12
13
Небо над их головами было серым с синевой, полупрозрачным; мутное зеленоватое солнце бросало яркие лучи на мертвый грунт и от этого грунт будто оживал, чуть зеленея. Коре показалось, что он видит мох; он нагнулся, но сухая пыль рассыпалась в его пальцах. Холмы были покрыты мертвыми лесами: деревья стояли плотно и, кажется, в том же порядке, в каком должны стоять деревья нормального мира, но голые, без листьев и коры – светло-серые, гладкие, блестящие. Целые – до единой маленькой веточки. Дальние холмы тоже покрыты мертвым лесом, над лесом зеленоватая муть и кажется, что кошмар кончается там, у кромки горизонта, где зеленоватая муть обманывает глаз иллюзией жизни. И кажется, что муть плывет, и кажется, что ты посажен в громадную бытыль из зеленого стекла, в бутыли сигаретный дым, и солнце освещает бутыль косо и насквозь, и пробка в бутыли, и нет из той бутыли выхода.
– Даже мелкие веточки остались, – заметила Оксана, – ой, Господи!
– Значит, здесь нет бактерий и нет гниения. И ветра тоже нет.
– Мы что, на Марсе?
– Ага, и я зеленый человечек. На Марсе нет деревьев, это знают двухлетние дети. Не волнуйся. Мы дома. То есть, поблизости дом половины меня.
Не могу сказать точнее, извини. Дом второй половины остался за тридевять земель. (А что означает числительное «тридевять»? – удивилось его второе Я)
Но все равно, места родные. Я узнаю местность, вон те развалины раньше были мостом. Там проходила трасса. Судя по виду обломков, мост разрушился лет тридцать назад, но не больше пятидесяти. Вон там… Он запнулся, язык не решался произнести столь странное название. Вон там Ыковка, в той стороне, километрах в двенадцати. Так деревня называется, у половины меня в Ыковке дача.
Построена из настоящего кирпича – трудно даже представить. Там сейчас люди, если только в таком мире могут жить люди.
Оксана осматривала свою одежду:
– Ну, не сама же себе я сшила такой жуткий балахон? У меня бы рука не поднялась так себя уродовать. Значит, люди есть.
– Точно, люди тут есть, – сказал Коре, – а люди должны чем-то питаться.
Значит, и звери тут есть.
– Звери?
– Саблезубые мамонты, например.
– Не надо мне таких шуток, – испугалась Оксана.
Эта женщина знает смысл слова «мамонт», – подумал Коре, – значит, ее учили не по стандартной программе. Или проходила спецподготовку. Но спецы никогда не будут так нервничать. Не сходится.
Он внимательно осмотрел местность. Визуально – опасности нет.
– Ты где училась? – спросил он.
– В школе и все.
– По какой школе?
– Не по какой, а в какой.
– Тогда я чего-то не понимаю.
– Не понимаешь, так и не спрашивай.
– Логично.
Рядом, у самых ног, был неглубокий овражек, занесенный песком до половины.
Овражек уходил в сторону густого неживого леса, поворачивал под прямым углом и терялся в зарослях. На песке – полузанесенные следы гусениц, – может быть, трактор, может быть, танк.
– Это река Хворость, – вспомнил Коре. – Бывают же такие названия.
– Где?
– Да вот этот овраг. Здесь раньше текла река. В этой реке дедушка местной половины меня купался, когда был молодым. Местная половина хорошо помнит фотографию. Берега еще не полностью осыпались. Интересно, куда она пропала?
– Ничуть не интересно, – сказала Оксана, – я хочу домой.
– А где твой дом?
– На Сумской.
– Где?
– Это такая улица.
Насколько знал Коре, улицы везде и всегда называли только номерами.
– Девочка, в каком году ты родилась? – спросил он.
– В девяноста третьем.
– Тогда тебе всего девять лет, – сказал Коре, уже предчувствуя новую неприятность. Сначала женщина; потом женщина, даже непомнящая языка; потом еще окажется, что Кельвин наслоился на тело и мозг женщины столетней давности.
Так всегда бывает при сбое сложной программы – оказываешься черт знает где и черт знает с кем.
– В тысяча девятсот девяноста третьем, – уточнила Оксана.
Оксана представила себе дом, себя на кухне, приготовляющую блины, сметана пахнет так вкусно, хочется зачерпнуть ложкой, на голове косынка и из-под косынки выбилась прядь, прядь щекочет переносицу, а муха бьется в стекло головой.
Неужели это никогда не повторится? Ну неужели?
10
– Я хочу домой! – повторила она.
– Домой ты отправишься обязательно, но через двадцать три часа с минутами, – обнадежил Коре, – быстрее не получится.
– Почему не получится?
– Так устроен аппарат.
– Ты его сам делал?
Боже мой, с кем приходится иметь дело.
– Да, – соврал Коре. Фантом Кельвина наслоился на психику женщины, жившей век назад. Она ничего не помнит, значит не помнит и задания. Возможно Кельвина уже просто не существует. Его временный труп превратился в постоянный.
Сажем, душу напарника унесла зверушка трехметрового роста с шестью зубами в пасти. Хватать и нести такими зубами получится хорошо. Интересно, куда она его отнесла?
– Да, я его сам сделал.
– Так лучше надо было стараться! – закричала Оксана.
– Без истерик. Через двадцать три часа ты уйдешь отсюда домой, – снова соврал он, – А пока давай посмотрим. Это же совершенно новый мир – мир без растений, без зелени. Здесь пищевые цепочки должны начинаться с нефти, например, или с каменного угля. Какие-нибудь существа, которые питаются нефтью, потом их пожирают хищники, а хищников люди – примерно так.
– Я ухожу!
– Куда?
– В Ыковку! Ты сказал, что есть такая деревня.
– Сама? Почему не со мной?
– Ты мне осточертел!
– Иди.
– И пойду!
– А знаешь, что самое страшное в новом мире?
– Ну?
– Это люди, которых ты не понимаешь.
Оксана представила дикарей, одетых в балахоны; дикари хватают ее, связывают руки и ноги, надевают на длинный аллюминиевый шест и начинают поджаривать, облизываясь. «Мама, а тетя скоро будет готова? Можно я ее вилочкой наколю?» – справшивает юная людоедочка со стрекозиными крылышками на спине. Оксане захотелось упасть на землю и зарыдать во весь голос, но она сдержалась, не стала пачкать балахон.
Коре подошел к тому месту, где раньше был берег Хворости, постоял и спрыгнул вниз, на песок. Песок оказался плотным, как бетонная плита.
Теперь он стоял у глиняной стенки, которая раньше была берегом. В стенке виднелись отверстия-норки, как будто здесь водились птички-береговушки. Он нагнулся над одним из отверстий и услышал скребущий звук.
– Эй!
– Что?
– Иди сюда, тут что-то живое.
Оксана увидела, как из норки выпрыгнула черная живая стрела; Коре отклонился мгновенным движением корпуса; живая стрела пролетела метра четыре и плюхнулась на твердый песок; сразу задвигалась, свиваясь восьмерками.
– Это змея! – закричала Оксана, – сюда, давай руку!!!
– Подожди, это, кажется, насекомое.
– Скорее вылазь!
– Да не бойся, оно меня не укусит. Можешь слезть сюда сама.
– Спасибочки, обойдусь.
Существо было коротковато для змеи, больше всего оно напоминало многоножку.
Похоже, оно плохо видело, но хорошо слышало, потому что сразу повернулось на звук.
– Крикни еще раз, – тихо сказал Коре.
– Сам крикни.
Существо возвращалось в свою норку. Оно не было ни змеей, ни многоножкой.
Оно имело две больших клешни и несколько клешней поменьше.
– Поцарапал все же меня. Нет, только зацепил рубашку, – сказал Коре. – Штоб ты сдох!
Существо дернулось и замерло на пути к норке. Лапы раздвинулись.
Определенно сдохло.
– У тебя хорошо получается проклинать, – заметила Оксана, – оно действительно сдохло. Нет, так не бывает. Совпадение. Не бывает так, чтобы змея сдохла от одного пожелания. Не бывает, правда?
Коре подошел к неподвижной твари. Подбросил носком сапога. Совершенно мертва. Почему бы это ей умереть? Не от моих же слов, в конце концов? Можно даже попробовать еще раз – он огляделся в поисках еще одного живого существа, но все вокруг было мертвым. Надо запомнить и повторить эксперимент.
– Я думаю, что это был обыкновенный речной рак, – сказал Коре, – просто в этом мире он изменился. Он вытянулся и стал быстро двигаться. А раз нет реки, он живет просто в песке, как скорпион или фаланга.
– А если он ядовитый?
– Конечно ядовитый – как же иначе он будет охотиться?
– Он тебя не поцарапал?
– Нет, хотя должен был. Ну пошли.
– Куда пошли? – удивилась Оксана.
– Дальше. Тебе же интересно посмотреть что там дальше?
Она не придумала что ответить и молча пошла за мужчиной. В конце концов, мужчина это все-таки защита.
– Домой ты отправишься обязательно, но через двадцать три часа с минутами, – обнадежил Коре, – быстрее не получится.
– Почему не получится?
– Так устроен аппарат.
– Ты его сам делал?
Боже мой, с кем приходится иметь дело.
– Да, – соврал Коре. Фантом Кельвина наслоился на психику женщины, жившей век назад. Она ничего не помнит, значит не помнит и задания. Возможно Кельвина уже просто не существует. Его временный труп превратился в постоянный.
Сажем, душу напарника унесла зверушка трехметрового роста с шестью зубами в пасти. Хватать и нести такими зубами получится хорошо. Интересно, куда она его отнесла?
– Да, я его сам сделал.
– Так лучше надо было стараться! – закричала Оксана.
– Без истерик. Через двадцать три часа ты уйдешь отсюда домой, – снова соврал он, – А пока давай посмотрим. Это же совершенно новый мир – мир без растений, без зелени. Здесь пищевые цепочки должны начинаться с нефти, например, или с каменного угля. Какие-нибудь существа, которые питаются нефтью, потом их пожирают хищники, а хищников люди – примерно так.
– Я ухожу!
– Куда?
– В Ыковку! Ты сказал, что есть такая деревня.
– Сама? Почему не со мной?
– Ты мне осточертел!
– Иди.
– И пойду!
– А знаешь, что самое страшное в новом мире?
– Ну?
– Это люди, которых ты не понимаешь.
Оксана представила дикарей, одетых в балахоны; дикари хватают ее, связывают руки и ноги, надевают на длинный аллюминиевый шест и начинают поджаривать, облизываясь. «Мама, а тетя скоро будет готова? Можно я ее вилочкой наколю?» – справшивает юная людоедочка со стрекозиными крылышками на спине. Оксане захотелось упасть на землю и зарыдать во весь голос, но она сдержалась, не стала пачкать балахон.
Коре подошел к тому месту, где раньше был берег Хворости, постоял и спрыгнул вниз, на песок. Песок оказался плотным, как бетонная плита.
Теперь он стоял у глиняной стенки, которая раньше была берегом. В стенке виднелись отверстия-норки, как будто здесь водились птички-береговушки. Он нагнулся над одним из отверстий и услышал скребущий звук.
– Эй!
– Что?
– Иди сюда, тут что-то живое.
Оксана увидела, как из норки выпрыгнула черная живая стрела; Коре отклонился мгновенным движением корпуса; живая стрела пролетела метра четыре и плюхнулась на твердый песок; сразу задвигалась, свиваясь восьмерками.
– Это змея! – закричала Оксана, – сюда, давай руку!!!
– Подожди, это, кажется, насекомое.
– Скорее вылазь!
– Да не бойся, оно меня не укусит. Можешь слезть сюда сама.
– Спасибочки, обойдусь.
Существо было коротковато для змеи, больше всего оно напоминало многоножку.
Похоже, оно плохо видело, но хорошо слышало, потому что сразу повернулось на звук.
– Крикни еще раз, – тихо сказал Коре.
– Сам крикни.
Существо возвращалось в свою норку. Оно не было ни змеей, ни многоножкой.
Оно имело две больших клешни и несколько клешней поменьше.
– Поцарапал все же меня. Нет, только зацепил рубашку, – сказал Коре. – Штоб ты сдох!
Существо дернулось и замерло на пути к норке. Лапы раздвинулись.
Определенно сдохло.
– У тебя хорошо получается проклинать, – заметила Оксана, – оно действительно сдохло. Нет, так не бывает. Совпадение. Не бывает так, чтобы змея сдохла от одного пожелания. Не бывает, правда?
Коре подошел к неподвижной твари. Подбросил носком сапога. Совершенно мертва. Почему бы это ей умереть? Не от моих же слов, в конце концов? Можно даже попробовать еще раз – он огляделся в поисках еще одного живого существа, но все вокруг было мертвым. Надо запомнить и повторить эксперимент.
– Я думаю, что это был обыкновенный речной рак, – сказал Коре, – просто в этом мире он изменился. Он вытянулся и стал быстро двигаться. А раз нет реки, он живет просто в песке, как скорпион или фаланга.
– А если он ядовитый?
– Конечно ядовитый – как же иначе он будет охотиться?
– Он тебя не поцарапал?
– Нет, хотя должен был. Ну пошли.
– Куда пошли? – удивилась Оксана.
– Дальше. Тебе же интересно посмотреть что там дальше?
Она не придумала что ответить и молча пошла за мужчиной. В конце концов, мужчина это все-таки защита.
11
– Ты так и будешь молчать? – спросила Оксана.
– Задумался.
– О чем?
– О тебе, – соврал Коре и подумал, что, несмотря на измененную природу, люди в этом мире могли измениться не так уж сильно… Внешне, по крайней мере. Золотые глаза, звериные зрачки, отсутствие волос и ногтей. Кожа. да, еще кожа. Совсем непохожа на человеческую. Но так и должно быть, ведь кожа первая принимает удар среды. Что они едят и что пьют? Я так много не помню…
После травм память обычно восстанавливается. А сейчас? А сейчас я как стертый файл. Не думаю, что она восстановится сама. Найди знакомых и они ткбе помогут.
Если не раскусят кто ты такой. Можно сказаться больным… С такой скоростью, как мы идем, раньше ночи к поселку не доберешься. Неизвестно, какая здесь ночь… Впрочем, ночь я помню – чернота с красными иглами звезд. Здесь нет по ночам световых реклам, поэтому ночи черны, как инопланетные. Иногда движутся автомобили и свет их фар виден за десятки километров. Тому другому Я, который жил здесь, нравились эти ночи. Но куда делся он, если я в его теле? Если от него остались лишь осколки воспоминаний, несколько имен, несколько сцен чужой жизни? И хватит ли мне этого, чтобы войти в чужую жизнь? Я даже не знаю, есть ли у меня семья. Жены точно нет. Бедный Кельвин. Возможно, он не полностью стерт. Нужно попробовать.
Коре думал о нескольких вещах одновременно, для экономии времени.
Разные мысли шли слоями, на разных глубинах, не пересекались и не смешивались.
Мужчина это все-таки защита, – думала Оксана и плелась за спутником. – Все равно погибать, какая разница. Только со мной могло так получиться. А я же такая хорошая. А теперь у меня руки без ногтей и белые. Ну и пусть, чем хуже, тем лучше. Это наверно, сон, потому что у меня был такой сон, когда я знала, что не сплю, но спала. Но я же хорошо знаю, что не сплю. Как же так может получиться, что я сплю? Но у него кошачьи глаза, значит я точно сплю.
Она уже успела отстать и постепенно отставала сильнее. Вначале она шла сверху, по берегу высохшей реки, но потом сухие деревья приблизились (она отломала веточку на память об этом мире), придвинулись совсем близко и ей пришлось спуститься. Несколько раз они видели раков, переползающих дно реки, и останавливались, пропуская их. Русло реки уже трижды сделало поворот, Коре узнавал места – отмели, ямы, островки, за следующим поворотом должен быть мост.
В лесу явственно хрустнула ветка. Человек или зверь? – подумал Коре. – В любом случае этот лес не совсем пуст. Это называется идти прямо в пасть, в пасть неизвесто кому. В моей памяти нет никакой информации о хишниках. А лес должен кончиться за следующим поворотом реки.
– Все, я устала, – сказала Оксана. – Или мы отдохнем, или я умру прямо здесь.
– А как же раки?
– Пускай они меня съедят, тебе ведь меня не жалко.
Она села на песок, больше не думая о чистоте балахона. Чем хуже, тем лучше.
Останусь здесь и умру с голоду. Потом меня съедят раки, а он спокойно вернется домой и повесит мою фотографию над роялем. Лучше ту фотографию, которая снята в Сочи, в прошлом году. Но у него нет рояля? – ради такого дела купит.
– Послушай меня, женщина, – сказал Коре.
– Оксана.
– Все равно не мужчина, так что нет разницы. Дело очень серьезное.
Напрягись, подумай и вспомни о чем тебе говорит слово «Кельвин». Ну!
– Ни о чем.
– Подумай еще раз. Возможно, это слово тебе что-то напоминает. Ну кто так старается! Не вижу капель пота на лбу!
– Напоминает, – сказала Оксана. – Это слово напоминает градусник. Мы так в школе учили.
– Уже легче.
– Правда?
– Ага. Большая разница – примерно как голый в космосе и как в космосе в набедренной повязке. Попробуем еще раз. Как ты убираешь в доме?
– Мою полы.
– Бедняжка. И ты так спокойно об этом говоришь. Что такое мышь?
– Маленькая крыса.
– Еще что?
– Знаю! – обрадовалась Оксана. – Мышь – это ручка у компьютера.
– Лет, лапочка. Мышь – это робот для уборки помещений.
– Спроси еще что-нибудь.
– Где ты сейчас?
– Во сне.
– Кажется, достаточно. Понимаешь, женщина, мне должны были прислать другого человека вместо тебя, мне должны были прислать человека с инструкциями. Но ты ведь ничего не знаешь. А без инструкций мне здесь нечего делать. Как я могу выполнить задание, которого не знаю?
– Ты меня убьешь или отпустишь?
– Сейчас это одно и то же. Зачем тебя убивать если ты тоже ничего не знаешь?
– Ничего.
– Поэтому пользы от тебя никакой, а забот много. Жаль, что нельзя отправить тебя домой.
– А если попробовать?
– Попробуй, – сказал Коре. – Возьми эту штучку, вот так, и поверни ключ. Но ничего не произойдет. Аппарат еще не активирован.
Оксана повернула ключ. Ничего.
– А что же делать?
– Подождать двадцать три часа.
– Тогда будем ждать. Только я не хочу ждать в лесу. И в маленьком домике я тоже не хочу – ты очень страшный, когда близко. Особенно в темной комнате. Мне вчера уже снился кошмар. И на той неделе тоже.
– А хорошо бы поесть, – сказал Коре.
Он сказал это просто чтобы что-нибудь сказать. Есть совсем не хотелось.
– Хорошо бы.
– Только нечего.
– Ты же мужчина.
– Давай, я наловлю раков, – предложил он.
– Спасибо, сам их кушай. Я лучше с голода умру.
Она представила себя в виде скелета, обтянутого пергаментной кожей, еще живого скелета с распухшим животиком, если умираешь от голода – животик почему-то распухает. Представила и почти согласилась на раков.
– Тогда я пойду поохочусь, – сказал Коре.
– Ты думаешь, что в лесу кто-то живет?
– А почему бы и нет?
– Ты даже не знаешь, на кого будешь охотиться. Это же глупо.
– Почему не знаю? На мамонта, например.
– И ты хочешь меня оставить одну?
– Хватит ныть.
– Ладно, хватит, – согласилась Оксана.
– Задумался.
– О чем?
– О тебе, – соврал Коре и подумал, что, несмотря на измененную природу, люди в этом мире могли измениться не так уж сильно… Внешне, по крайней мере. Золотые глаза, звериные зрачки, отсутствие волос и ногтей. Кожа. да, еще кожа. Совсем непохожа на человеческую. Но так и должно быть, ведь кожа первая принимает удар среды. Что они едят и что пьют? Я так много не помню…
После травм память обычно восстанавливается. А сейчас? А сейчас я как стертый файл. Не думаю, что она восстановится сама. Найди знакомых и они ткбе помогут.
Если не раскусят кто ты такой. Можно сказаться больным… С такой скоростью, как мы идем, раньше ночи к поселку не доберешься. Неизвестно, какая здесь ночь… Впрочем, ночь я помню – чернота с красными иглами звезд. Здесь нет по ночам световых реклам, поэтому ночи черны, как инопланетные. Иногда движутся автомобили и свет их фар виден за десятки километров. Тому другому Я, который жил здесь, нравились эти ночи. Но куда делся он, если я в его теле? Если от него остались лишь осколки воспоминаний, несколько имен, несколько сцен чужой жизни? И хватит ли мне этого, чтобы войти в чужую жизнь? Я даже не знаю, есть ли у меня семья. Жены точно нет. Бедный Кельвин. Возможно, он не полностью стерт. Нужно попробовать.
Коре думал о нескольких вещах одновременно, для экономии времени.
Разные мысли шли слоями, на разных глубинах, не пересекались и не смешивались.
Мужчина это все-таки защита, – думала Оксана и плелась за спутником. – Все равно погибать, какая разница. Только со мной могло так получиться. А я же такая хорошая. А теперь у меня руки без ногтей и белые. Ну и пусть, чем хуже, тем лучше. Это наверно, сон, потому что у меня был такой сон, когда я знала, что не сплю, но спала. Но я же хорошо знаю, что не сплю. Как же так может получиться, что я сплю? Но у него кошачьи глаза, значит я точно сплю.
Она уже успела отстать и постепенно отставала сильнее. Вначале она шла сверху, по берегу высохшей реки, но потом сухие деревья приблизились (она отломала веточку на память об этом мире), придвинулись совсем близко и ей пришлось спуститься. Несколько раз они видели раков, переползающих дно реки, и останавливались, пропуская их. Русло реки уже трижды сделало поворот, Коре узнавал места – отмели, ямы, островки, за следующим поворотом должен быть мост.
В лесу явственно хрустнула ветка. Человек или зверь? – подумал Коре. – В любом случае этот лес не совсем пуст. Это называется идти прямо в пасть, в пасть неизвесто кому. В моей памяти нет никакой информации о хишниках. А лес должен кончиться за следующим поворотом реки.
– Все, я устала, – сказала Оксана. – Или мы отдохнем, или я умру прямо здесь.
– А как же раки?
– Пускай они меня съедят, тебе ведь меня не жалко.
Она села на песок, больше не думая о чистоте балахона. Чем хуже, тем лучше.
Останусь здесь и умру с голоду. Потом меня съедят раки, а он спокойно вернется домой и повесит мою фотографию над роялем. Лучше ту фотографию, которая снята в Сочи, в прошлом году. Но у него нет рояля? – ради такого дела купит.
– Послушай меня, женщина, – сказал Коре.
– Оксана.
– Все равно не мужчина, так что нет разницы. Дело очень серьезное.
Напрягись, подумай и вспомни о чем тебе говорит слово «Кельвин». Ну!
– Ни о чем.
– Подумай еще раз. Возможно, это слово тебе что-то напоминает. Ну кто так старается! Не вижу капель пота на лбу!
– Напоминает, – сказала Оксана. – Это слово напоминает градусник. Мы так в школе учили.
– Уже легче.
– Правда?
– Ага. Большая разница – примерно как голый в космосе и как в космосе в набедренной повязке. Попробуем еще раз. Как ты убираешь в доме?
– Мою полы.
– Бедняжка. И ты так спокойно об этом говоришь. Что такое мышь?
– Маленькая крыса.
– Еще что?
– Знаю! – обрадовалась Оксана. – Мышь – это ручка у компьютера.
– Лет, лапочка. Мышь – это робот для уборки помещений.
– Спроси еще что-нибудь.
– Где ты сейчас?
– Во сне.
– Кажется, достаточно. Понимаешь, женщина, мне должны были прислать другого человека вместо тебя, мне должны были прислать человека с инструкциями. Но ты ведь ничего не знаешь. А без инструкций мне здесь нечего делать. Как я могу выполнить задание, которого не знаю?
– Ты меня убьешь или отпустишь?
– Сейчас это одно и то же. Зачем тебя убивать если ты тоже ничего не знаешь?
– Ничего.
– Поэтому пользы от тебя никакой, а забот много. Жаль, что нельзя отправить тебя домой.
– А если попробовать?
– Попробуй, – сказал Коре. – Возьми эту штучку, вот так, и поверни ключ. Но ничего не произойдет. Аппарат еще не активирован.
Оксана повернула ключ. Ничего.
– А что же делать?
– Подождать двадцать три часа.
– Тогда будем ждать. Только я не хочу ждать в лесу. И в маленьком домике я тоже не хочу – ты очень страшный, когда близко. Особенно в темной комнате. Мне вчера уже снился кошмар. И на той неделе тоже.
– А хорошо бы поесть, – сказал Коре.
Он сказал это просто чтобы что-нибудь сказать. Есть совсем не хотелось.
– Хорошо бы.
– Только нечего.
– Ты же мужчина.
– Давай, я наловлю раков, – предложил он.
– Спасибо, сам их кушай. Я лучше с голода умру.
Она представила себя в виде скелета, обтянутого пергаментной кожей, еще живого скелета с распухшим животиком, если умираешь от голода – животик почему-то распухает. Представила и почти согласилась на раков.
– Тогда я пойду поохочусь, – сказал Коре.
– Ты думаешь, что в лесу кто-то живет?
– А почему бы и нет?
– Ты даже не знаешь, на кого будешь охотиться. Это же глупо.
– Почему не знаю? На мамонта, например.
– И ты хочешь меня оставить одну?
– Хватит ныть.
– Ладно, хватит, – согласилась Оксана.
12
Он поднялся по довольно крутому склону и вошел в лес. Склон был песчаным, из настоящего мягкого песка, не переплетенного травами и корнями. Песок как из химической лаборатории. Высота склона – примерно с четырехэтажный дом. Места знакомы, но вспоминаются обрывками. Поверх одной памяти записали другую. Все то же самое, что было в окрестностях Ыковки. Здешний лес когда-то был сосновым, похоже. Ну и пейзажик на этой планете. На твоей собственной.
Следы. Много следов. Такие следы не могло оставить ни одно земное млекопитающее. Глубокие, сантиметра по четыре и узкие. Эти существа плохо приспособлены для передвижения по песку. Цепочки следов идут по четыре. Это больше похоже на след неколесного механизма, чем на след живого существа.
Допустим. Но что-то знакомое есть в этих следах. Знал ли я их в той жизни?
Он присмотрелся к стволам. На стволах деревьев царапины. Но царапины не поднимаются высоко. Вот здесь метра полтора. Точно, не выше. Значит, жители этого леса не умеют лазить по деревьям.
Жаль, никакой информации. Память дырявая, как бублик. Помню, что в этой жизни я не ходил по лесам, но не помню почему. Хотя в таких лесах и делать нечего.
Он услышал шорох за спиной. Это не были шаги человека. Шорох постоянно перемещался и перемещался довольно быстро. Судя по звуку, крупный зверь или предмет. Коре стоял, не оборачиваясь, чувствуя спиной приближение опасности. Оно движется слишком быстро, не сбежишь. Но на стволах деревьев нет царапин. Еще несколько секунд… Пора!
Он прыгнул и схватился пальцами за сук, – не совсем удачно – подтянулся, перехватил гладкий ствол руками, в последний момент успел схватиться за сучок повыше.
Под ногами проскочило странное существо, угловатое, с этажерку величиной и даже похожее на этажерку, проскочило и снова ушло в глубину леса. Нет, с голыми руками лучше здесь не охотиться. У него же зубчатые клешни.
Сучок был острым. Вообще-то, должен был поранить руку. Не поранил – просто повезло.
Снова послышался тот же звук, но теперь он приближался сразу с нескольких сторон. Собрались в стаю. Посмотрим, как поможет им стая, если они не умеют лазить по деревьям, – подумал Коре и на всякий случай передвинулся чуть выше.
Сразу четыре «этажерки» выскочили из-за деревьев и одновременно ударили по стволу сосны. Полетели щепки. «Этажерки», не останавливаясь, отскочили и ушли под деревья. Им на смену пришли еще четыре. Существа двигались очень слажено и, похоже, разумно. Еще несколько таких ударов и сосна переломится. Посмотрим, хватит ли вам ума меня поймать.
Коре поднялся еще выше – туда, где начинались ветви, и попробовал их прочность. Одна отломилась и полетела вниз. Высота метров восемь и внизу песок. Вполне безопасно. Сосны стоят редко – когда моя будет падать, она не зацепится верхушкой, точно упадет. Нужно сделать так, чтобы она упала в сторону реки.
«Этажерки» ударили еще раз и ствол затрещал. Сосна хрустнула и начала валиться. Верхушка с переплетенными ветвями медленно прошла начало плавного полукруга – верхушка всегда идет медленно вначале. Ветви хлестнули воздух над склоном; Коре сорвался и полетел вниз; у самого берега зарылся в песок.
Ничего себе. Впрочем, прыгать с песчаного склона совершенно безопасно, с любой высоты. Наклонная песчаная стена затормозит падение.
Он посмотрел вверх и стал вытряхивать песок из волос. Волосы слишком длинны. Я бы никогда не стал носить такие. Да, это ведь не мои, это парик. Куплю себе другой. Тело и мое, и не мое. Все навыки сохранны. Я легко подтянулся, как на стендовой тренировке – значит, мышцы, суставы и связки мои.
Но волос нет и вообще тело не мое, хотя по росту и комплекции похоже.
«Этажерок» не было. Навряд ли они смогут спуститься по такой крутизне.
– Ты весь в песке, – сказала Оксана, – что не мог поаккуратнее спуститься?
Обязательно было лететь кубарем, как мальчишка?
– Пошли отсюда, – ответил он. – За тем поворотом лес заканчивается, а потом уже по прямой до села. Что значит слово «кубарем»?
– Не знаю.
– Тогда как ты можешь им пользоваться?
– Тоже не знаю.
Переломленная сосна пошевелилась, треснула сучьями и покатилась вниз по склону.
– Что это? – спросила Оксана.
– Это они, которые перегрызли ствол.
– Это что, звери вроде бобров?
– Да, похоже.
Он остановился, раздумывая. За поворотом, у моста послышался шум мощного мотора.
– Сюда едут, – сказал он.
– Нужно прятаться?
– Теперь уже поздно. Стой где стоишь.
Он стал рядом.
Звук нарастал, мотор гудел с надрывом. Сейчас из-за поворота появится огромная машина, не меньше танка, во всяком случае. Возможно боевая. Будем надеяться, что местные жители не слишком к с е н о ф о б и ч н ы.
Следы. Много следов. Такие следы не могло оставить ни одно земное млекопитающее. Глубокие, сантиметра по четыре и узкие. Эти существа плохо приспособлены для передвижения по песку. Цепочки следов идут по четыре. Это больше похоже на след неколесного механизма, чем на след живого существа.
Допустим. Но что-то знакомое есть в этих следах. Знал ли я их в той жизни?
Он присмотрелся к стволам. На стволах деревьев царапины. Но царапины не поднимаются высоко. Вот здесь метра полтора. Точно, не выше. Значит, жители этого леса не умеют лазить по деревьям.
Жаль, никакой информации. Память дырявая, как бублик. Помню, что в этой жизни я не ходил по лесам, но не помню почему. Хотя в таких лесах и делать нечего.
Он услышал шорох за спиной. Это не были шаги человека. Шорох постоянно перемещался и перемещался довольно быстро. Судя по звуку, крупный зверь или предмет. Коре стоял, не оборачиваясь, чувствуя спиной приближение опасности. Оно движется слишком быстро, не сбежишь. Но на стволах деревьев нет царапин. Еще несколько секунд… Пора!
Он прыгнул и схватился пальцами за сук, – не совсем удачно – подтянулся, перехватил гладкий ствол руками, в последний момент успел схватиться за сучок повыше.
Под ногами проскочило странное существо, угловатое, с этажерку величиной и даже похожее на этажерку, проскочило и снова ушло в глубину леса. Нет, с голыми руками лучше здесь не охотиться. У него же зубчатые клешни.
Сучок был острым. Вообще-то, должен был поранить руку. Не поранил – просто повезло.
Снова послышался тот же звук, но теперь он приближался сразу с нескольких сторон. Собрались в стаю. Посмотрим, как поможет им стая, если они не умеют лазить по деревьям, – подумал Коре и на всякий случай передвинулся чуть выше.
Сразу четыре «этажерки» выскочили из-за деревьев и одновременно ударили по стволу сосны. Полетели щепки. «Этажерки», не останавливаясь, отскочили и ушли под деревья. Им на смену пришли еще четыре. Существа двигались очень слажено и, похоже, разумно. Еще несколько таких ударов и сосна переломится. Посмотрим, хватит ли вам ума меня поймать.
Коре поднялся еще выше – туда, где начинались ветви, и попробовал их прочность. Одна отломилась и полетела вниз. Высота метров восемь и внизу песок. Вполне безопасно. Сосны стоят редко – когда моя будет падать, она не зацепится верхушкой, точно упадет. Нужно сделать так, чтобы она упала в сторону реки.
«Этажерки» ударили еще раз и ствол затрещал. Сосна хрустнула и начала валиться. Верхушка с переплетенными ветвями медленно прошла начало плавного полукруга – верхушка всегда идет медленно вначале. Ветви хлестнули воздух над склоном; Коре сорвался и полетел вниз; у самого берега зарылся в песок.
Ничего себе. Впрочем, прыгать с песчаного склона совершенно безопасно, с любой высоты. Наклонная песчаная стена затормозит падение.
Он посмотрел вверх и стал вытряхивать песок из волос. Волосы слишком длинны. Я бы никогда не стал носить такие. Да, это ведь не мои, это парик. Куплю себе другой. Тело и мое, и не мое. Все навыки сохранны. Я легко подтянулся, как на стендовой тренировке – значит, мышцы, суставы и связки мои.
Но волос нет и вообще тело не мое, хотя по росту и комплекции похоже.
«Этажерок» не было. Навряд ли они смогут спуститься по такой крутизне.
– Ты весь в песке, – сказала Оксана, – что не мог поаккуратнее спуститься?
Обязательно было лететь кубарем, как мальчишка?
– Пошли отсюда, – ответил он. – За тем поворотом лес заканчивается, а потом уже по прямой до села. Что значит слово «кубарем»?
– Не знаю.
– Тогда как ты можешь им пользоваться?
– Тоже не знаю.
Переломленная сосна пошевелилась, треснула сучьями и покатилась вниз по склону.
– Что это? – спросила Оксана.
– Это они, которые перегрызли ствол.
– Это что, звери вроде бобров?
– Да, похоже.
Он остановился, раздумывая. За поворотом, у моста послышался шум мощного мотора.
– Сюда едут, – сказал он.
– Нужно прятаться?
– Теперь уже поздно. Стой где стоишь.
Он стал рядом.
Звук нарастал, мотор гудел с надрывом. Сейчас из-за поворота появится огромная машина, не меньше танка, во всяком случае. Возможно боевая. Будем надеяться, что местные жители не слишком к с е н о ф о б и ч н ы.
13
Машина появилась и Коре не сразу понял, что он видит перед собой. Глаза уже привыкли к почти черно-белому миру и маленькая зеленая машина казалась нереальной, слепяще-яркой.
– Что это? – спросила Оксана. – А я видела такую! Я видела такую в детстве!
Несколько кусочков памяти стали на свои места, образовав фрагмент мозаики.
– Эта машина класса Запорожец, – ответил Коре, – Очень древняя марка.
Разновидность: Запорожец недавно покрашенный.
– Может, ты даже знаешь, кто за рулем?
– Так, местный алкоголик. Специалист по технике безопасности на задымленных объектах. Когда я его видел в последний раз, он был безобидным. Нам повезло.
– А вдруг это не он?
– Пша никому не доверит свой Запорожец.
Машина посигналила издалека. Казалось, даже звук сигнала был удивленным.
– Он не ожидал нас здесь увидеть.
– Конечно, не ожидал. Люди в этом мире не ходят по лесам.
Запорожец подрулил и остановился. Человек по имени Пша опустил стекло – стекло было не меньше сантиметра в толщину и опускалось очень медленно, с противным скрипом. Корпус Запорожца был широк и тяжел – похоже, его бронировали местные кустари.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Пша. Он выглядел смущенным.
Есть контакт. Он сразу меня узнал и заговорил на ты. У них это фамильярная форма обращения. Так, кажется. Судя по первой реакции, сомнений в моей аутентичности нет. Я хорошо его знал в здешней жизни. Хорошо бы вспомнить его программы и кодировки, хотя бы основные. Специалист по безопасности обязательно будет кодирован. Как бы не напороться.
– Решил погулять с девушкой. Имею я право на личную жизнь?
– Такого я даже от тебя не ожидал, – сказал Пша, – садитесь. Откуда эта сосна?
– Это… – начала Оксана.
– Это я дразнил зверюшек, – перебил ее Коре.
– У тебя всегда было с головой не в порядке.
– Вот и я тоже самое говорю, – влезла Оксана. – Там же звери!
– Звери?
– Ну да, звери.
Пша взглянул на нее с недоверим.
– Что-то не так?
– Вы забыли поздороваться.
– А, здрасте.
– З д р а с т е, – медленно и с каким-то недоверием к слову произнес Пша.
Оксана представила себе зверей – громадные, клыкастые, шерсть дыбом, загривки как у буйволов, глаза налиты кровью, и когтями гребут землю. А из пастей капает слюна. Морды как у бульдогов, но еще шире.
– Ты знаешь, девочка, это на него похоже, – сказал Пша, – такого авантюриста как твой Арей, я в жизни не видывал. Может, хоть ты его прикрутишь. А ты как сюда попала?
– Из города, – сказала Оксана.
– А как же ты из города добралась?
– Молчи, – вмешался Коре.
– Не хотите говорить, ну и не нужно. Мне, старику, ваши тайны не очень-то нужны. Ты, девочка, наверно испугалась? Выпить хочешь?
– Хочу, – ответила Оксана.
Пша достал бутылку из-за сиденья. В бутылке была прозрачная жидкость. Оксана сделала три довольно смелых глотка и даже не поморщилась.
Очень опасно. Там наверняка яд для неизмененного человека. Впрочем, я ведь не знаю особенностей ее организма.
– Что это? – спросил Коре.
– Местное производство. Сам не хочешь?
– А ты?
Пша заколебался.
– Я все-таки на работе.
– Ничего не случится от одного глотка.
– Ладно, – он отхлебнул из бутылки и заткнул ее резиновой пробкой. Такие пробки были в древних кабинетах химии.
Все в порядке, – подумал Коре, – это действительно Пша. Люди остались понятными, а это самое главное.
Оба кресла в машине были матерчатыми и сильно потертыми. В материи торчала булавка с белой головкой. Оксана выдернула булавку, глупо усмехнулось (уже опьянела) и отдала булавку Коре. Он согнул ее в пальцах и проверил остроту.
Булавка не колола. Не может быть.
Он поднес булавку к глазам и присмотрелся к острию. Обыкновенный металл.
Острый металл. Только что эта булавка была воткнута в материю. Но она совершенно неспособна проколоть мою кожу. Вот это здорово…
– Да, совсем забыл, – сказал Пша, – твоя жена тебе просила передать… Вот только забыл… Что-то про машину. Ты же собирался ее продавать?
– У меня нет жены и нет машины, – сказал Коре и напрягся.
Насчет машины я помню не очень хорошо, но по какой-то причине у меня не должно ее быть. Вот, здесь почти нет дорог и вообще нет хороших дорог, поэтому все машины в окрестности можно пересчитать по пальцам. зато в городе машин хватает. Помню, здесь ходил трамвай. Трамвай – это прибор, движимый примитивным электротоком.
Он снова уколол булавкой кресло. Острая, по-настящему острая, но руку не берет. Интересно, на каком принципе может работать такая вещь? Может быть, перестраиваются молекулярные цепочки?.. Да, но сделать такое в обыкновенной булавке, а потом куда попало ее воткнуть – это уж слишком. А мне говорили, что они отстают технически. Хорошо бы забрать такую с собой – наши специалисты много бы дали за…
– Нет, так нет, – ответил Пша.
Оксана удивленно посмотрела на одного, потом на второго.
– Да, я точно забыл, это она Остику жена, тебе просто знакомая.
– Кончай меня проверять, – сказал Коре, – я не знаю никакой жены Остика и самого Остика не знаю. Зато знаю, что у тебя в багажнике лежит картинка – череп с костями, который ты вешаешь на заднее стекло машины. А к корпусу ты подключаешь шестьсот двадцать вольт. Еще я знаю, что Еня строит города из спичек, что Бульдозер на всех наезжает, а себя считает суперменом, что мальчик Петя гуляет с дочкой сторожа Никодима – точнее, она с ним гуляет, даже выгуливает его, она девочка с характером, знаю, что самая большая дура на свете зовется бабкой Березухой и живет в Ыковке. У тебя будут еще вопросы? Я не все правильно сказал? Или ты еще принимаешь меня за кого-то?
Все это он помнил, только не помнил связей между именами и событиями.
– Слава Христу, – сказал Пша.
– Слава Христу, – ответил Коре автоматически и понял, в чем была ошибка. Есть стандартная формула приветствия. А Оксана сказала просто «здрасте».
Машина остановилась.
– Правильно, – сказал Пша, – почти правильно. Остика точно нет, я тебя проверял. Но к машине я подключаю тысячу вольт. Шестьсот двадцать я подключал три года назад. Твои сведения чуть-чуть устарели. У меня вот что есть – это служебный, я ведь сейчас на службе.
– Что это? – спросила Оксана. – А я видела такую! Я видела такую в детстве!
Несколько кусочков памяти стали на свои места, образовав фрагмент мозаики.
– Эта машина класса Запорожец, – ответил Коре, – Очень древняя марка.
Разновидность: Запорожец недавно покрашенный.
– Может, ты даже знаешь, кто за рулем?
– Так, местный алкоголик. Специалист по технике безопасности на задымленных объектах. Когда я его видел в последний раз, он был безобидным. Нам повезло.
– А вдруг это не он?
– Пша никому не доверит свой Запорожец.
Машина посигналила издалека. Казалось, даже звук сигнала был удивленным.
– Он не ожидал нас здесь увидеть.
– Конечно, не ожидал. Люди в этом мире не ходят по лесам.
Запорожец подрулил и остановился. Человек по имени Пша опустил стекло – стекло было не меньше сантиметра в толщину и опускалось очень медленно, с противным скрипом. Корпус Запорожца был широк и тяжел – похоже, его бронировали местные кустари.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Пша. Он выглядел смущенным.
Есть контакт. Он сразу меня узнал и заговорил на ты. У них это фамильярная форма обращения. Так, кажется. Судя по первой реакции, сомнений в моей аутентичности нет. Я хорошо его знал в здешней жизни. Хорошо бы вспомнить его программы и кодировки, хотя бы основные. Специалист по безопасности обязательно будет кодирован. Как бы не напороться.
– Решил погулять с девушкой. Имею я право на личную жизнь?
– Такого я даже от тебя не ожидал, – сказал Пша, – садитесь. Откуда эта сосна?
– Это… – начала Оксана.
– Это я дразнил зверюшек, – перебил ее Коре.
– У тебя всегда было с головой не в порядке.
– Вот и я тоже самое говорю, – влезла Оксана. – Там же звери!
– Звери?
– Ну да, звери.
Пша взглянул на нее с недоверим.
– Что-то не так?
– Вы забыли поздороваться.
– А, здрасте.
– З д р а с т е, – медленно и с каким-то недоверием к слову произнес Пша.
Оксана представила себе зверей – громадные, клыкастые, шерсть дыбом, загривки как у буйволов, глаза налиты кровью, и когтями гребут землю. А из пастей капает слюна. Морды как у бульдогов, но еще шире.
– Ты знаешь, девочка, это на него похоже, – сказал Пша, – такого авантюриста как твой Арей, я в жизни не видывал. Может, хоть ты его прикрутишь. А ты как сюда попала?
– Из города, – сказала Оксана.
– А как же ты из города добралась?
– Молчи, – вмешался Коре.
– Не хотите говорить, ну и не нужно. Мне, старику, ваши тайны не очень-то нужны. Ты, девочка, наверно испугалась? Выпить хочешь?
– Хочу, – ответила Оксана.
Пша достал бутылку из-за сиденья. В бутылке была прозрачная жидкость. Оксана сделала три довольно смелых глотка и даже не поморщилась.
Очень опасно. Там наверняка яд для неизмененного человека. Впрочем, я ведь не знаю особенностей ее организма.
– Что это? – спросил Коре.
– Местное производство. Сам не хочешь?
– А ты?
Пша заколебался.
– Я все-таки на работе.
– Ничего не случится от одного глотка.
– Ладно, – он отхлебнул из бутылки и заткнул ее резиновой пробкой. Такие пробки были в древних кабинетах химии.
Все в порядке, – подумал Коре, – это действительно Пша. Люди остались понятными, а это самое главное.
Оба кресла в машине были матерчатыми и сильно потертыми. В материи торчала булавка с белой головкой. Оксана выдернула булавку, глупо усмехнулось (уже опьянела) и отдала булавку Коре. Он согнул ее в пальцах и проверил остроту.
Булавка не колола. Не может быть.
Он поднес булавку к глазам и присмотрелся к острию. Обыкновенный металл.
Острый металл. Только что эта булавка была воткнута в материю. Но она совершенно неспособна проколоть мою кожу. Вот это здорово…
– Да, совсем забыл, – сказал Пша, – твоя жена тебе просила передать… Вот только забыл… Что-то про машину. Ты же собирался ее продавать?
– У меня нет жены и нет машины, – сказал Коре и напрягся.
Насчет машины я помню не очень хорошо, но по какой-то причине у меня не должно ее быть. Вот, здесь почти нет дорог и вообще нет хороших дорог, поэтому все машины в окрестности можно пересчитать по пальцам. зато в городе машин хватает. Помню, здесь ходил трамвай. Трамвай – это прибор, движимый примитивным электротоком.
Он снова уколол булавкой кресло. Острая, по-настящему острая, но руку не берет. Интересно, на каком принципе может работать такая вещь? Может быть, перестраиваются молекулярные цепочки?.. Да, но сделать такое в обыкновенной булавке, а потом куда попало ее воткнуть – это уж слишком. А мне говорили, что они отстают технически. Хорошо бы забрать такую с собой – наши специалисты много бы дали за…
– Нет, так нет, – ответил Пша.
Оксана удивленно посмотрела на одного, потом на второго.
– Да, я точно забыл, это она Остику жена, тебе просто знакомая.
– Кончай меня проверять, – сказал Коре, – я не знаю никакой жены Остика и самого Остика не знаю. Зато знаю, что у тебя в багажнике лежит картинка – череп с костями, который ты вешаешь на заднее стекло машины. А к корпусу ты подключаешь шестьсот двадцать вольт. Еще я знаю, что Еня строит города из спичек, что Бульдозер на всех наезжает, а себя считает суперменом, что мальчик Петя гуляет с дочкой сторожа Никодима – точнее, она с ним гуляет, даже выгуливает его, она девочка с характером, знаю, что самая большая дура на свете зовется бабкой Березухой и живет в Ыковке. У тебя будут еще вопросы? Я не все правильно сказал? Или ты еще принимаешь меня за кого-то?
Все это он помнил, только не помнил связей между именами и событиями.
– Слава Христу, – сказал Пша.
– Слава Христу, – ответил Коре автоматически и понял, в чем была ошибка. Есть стандартная формула приветствия. А Оксана сказала просто «здрасте».
Машина остановилась.
– Правильно, – сказал Пша, – почти правильно. Остика точно нет, я тебя проверял. Но к машине я подключаю тысячу вольт. Шестьсот двадцать я подключал три года назад. Твои сведения чуть-чуть устарели. У меня вот что есть – это служебный, я ведь сейчас на службе.