Страница:
Сергей Герасимов
Логика прыжка через смерть
1.
Земля. Северное полушарие. Дождливый июль 2102 года.
Информация:
Двадцатый век оставил после себя первые компьютеры и автоматические системы, ядерные станции и бомбы, память о сотнях миллионов замученных (не очень прочную память, как показала история), циклопические, но совсем ненужные сооружения вроде синхрофазатронов или атомных ледоколов, первые космические аппараты, первые успехи психологии, зачаточную медицину и производство пищевых продуктов, отставшее в развитии на две или три тысячи лет.
Людям, вечно занятым ведением войн, подготовкой войн или предотвращением войн (предотвращение обычно состояло в покупке новых танков – чтобы не оказаться хуже соперника), во все века некогда было подумать о хлебе насущном. Поэтому в начале третьего тысячелетия после Р.Х. семена и клубни так же сажали в возделанную почву, как и в начале третьего тысячелетия до упомянутого рождества.
Появились новые сорта и культуры, трактор сменил лопату, но суть осталась прежней.
К началу третьего тысячелетия половина человечества жила в грязи и в состоянии близком к скотскому, разве что умела читать; вторая половина считала себя культурными нациями, но вымирала от болезней сердца, желудка, мозга, кожи, костей и всего остального. Медицина не могла с гарантией вылечить даже насморк, но считала себя наукой. Тогда люди просто не знали, что такое настоящая медицина.
Пришло следующее столетие и сразу же сместило акценты. Прежняя тяжеловесная наука заблудилась в математических дебрях, которые сама же и вырастила; времена физики и техники минули безвозвратно; как-то совсем незаметно пришло понимание того, что уже давно расшифрованы человеческие гены – а значит, пожалуйста, изменяй, сколько хочешь. Попробовали изменить и сразу же исчезли шизофрения, гемофилия, наследственный алкоголизм и все болезни зубов. В первые же десятилетия века наследственные болезни оказались побеждены. Но было найдено и кое-что новое.
При манипуляциях с генами время от времени случались ошибки. Такие же ошибки делает и природа – она исправляет их с помощью естественного отбора.
Человек исправлял искусственные мутации направленно. Но некоторые из мутаций оказались полезными и не нуждались в исправлении. Например, совершенно случайно был выведен человек, ногти которого не удлинялись в течение жизни, но быстро отрастали после любого повреждения. Мутация была столь незначительной, что ее перестали исправлять, а матери, нежелающие стричь ногти детям, даже заказывали соответствующий ген. В результате человечество перестало стричь ногти. Строго говоря, человек нестригущий ногти, уже не был прежним гомосапиенсом ногтестригущим, а представлял его новую искусственно выведенную разновидность.
Эта философская тонкость пока никого не волновала. До поры, до времени.
Удобные мутации были открываемы буквально каждый день. Сегодня появляется ген, обеспечивающий прелестный изумрудный цвет глаз, завтра – дающий умение хорошо держать равновесие в сложной ситуации и даже бегать по канату, послезавтра – отвечающий за правильную форму носа. А вчера открыли такой, который, возможно, позволит хорошо запоминать числа. Любой из генов можно было подарить уже завязавшемуся эмбриончику – и он тогда будет иметь желательное качество. Конечно, очень хорошие гены и стоили соответственно. Не всякому по карману купить для ребенка ген хорошей фигуры, поэтому толстеньких можно было встреть на улицах до самого начала двадцать второго – но то были в основном бедняки.
К средине двадцать первого люди вдруг обнаружили, что неизмененных особей вообще не осталась (если не говорить о стариках, доживающих свой слишком долгий век), а измененные имели некоторые полезные качества и обязательно передавали эти же качества своим детям. Изумрудноглазые мамаши искали изумрудноглазых папаш, чтобы потомство не потеряло прелестный ген изумрудноглазости. Говоря языком биологии, каждая измененная особь предпочитала спариваться с подобной себе. Это не могло не привести к возниктовению каст и в начале семидесятых по всей земле стали греметь межкастовые войны. Примитивнейшая идея личного и расового превосходства снова будоражила умы. Она оказалась человекоядной, подобно большинству других массовых идей.
Новые воители были гораздо более правы в своих притязаниях, чем древние расисты. Если какой-нибудь допотопный Адольф утверждал, что в арийской крови больше гемоглобина (никто уже не помнит, что он утверждал на самом деле), то это было просто ерундой. Но даже такая ерунда поднимала на бой несметные полчища.
Полчища теряли головы (в обоих смыслах) влекомые самой древней и самой примитивной идеей человечества – идеей собственного превосходства. Теперь та же идея имела веские основания. Но попробуй определи кто лучше: самые мощные, самые сексуальные, самые пронырливые или самые умные. Если вы притесните пронырливых, они все равно обведут вас вокруг пальца, если самых мощных, они вас не станут слушать, из врожденной тупости. О сексуальных я и не говорю – просто страшно подумать, что может произойти.
Задача полного примирения оказалась нерешаемой в принципе. Все старые законы, происходящие еще от Римского Права и прошедшие тысячелетнюю проработку крючкотворами Северного Острова, а потом еще трехвековую проверку легкомысленными ребятами с американского материка, просто отказались служить.
Пришлось выдумывать новые; в новых законах было просто пруд пруди всяких неясностей и противоречий, недомолвок, плеоназмов и просто воды, а потому каждый законопослушный судья применял их как дышло. Законопослушные из самых пронырливых стали скупать эмбриноны прямо во чревах и прививать им самые интересные и неожиданные уродства. Благо, наука позволяла. Уродов использовали в основном для шоу. Некоторых – для шпионской работы. Спецуродов – для охраны, для ныряний за жемчугом, для добычи ядовитых руд и прочее. Спрос оказался велик. Пришлось изменять законы еще раз. Пока неповоротливое колесо юстиции сделало новый скрипучий оборот, четыре процента человечества превратилось удивительнейших уродов. Уроды потребовали для себя права называться искаженными существами и такое право получили.
Искаженные существа могли иметь самые причудливые телесные формы и особенности. Существовали расы с многократно ускоренным или замедленным темпом жизни, расы людей, способных к изменению своего облика – оборотни, обычно безобидные, – а некоторые квазичеловеческие существа даже могли летать или дышать под водой, как рыбы. Все эти разновидности человека обычно не терпели друг друга, а потому жили изолированно, на малых пространствах. Исключением осталась довольно большая область суши – почти десятая часть обитаемого мира – привычно называемая Осия. Осия образовалась там, где когда-то были сосредоточены основные производственные силы планеты – там, где разрушенная и отравленная природа не могла быть восстановлена. Экологическая смерть не превратила Осию в лунную пустыню: люди, которые не смогли воскресить природу, генетически изменили себя и научились жить в новых условиях. Ни один осианец не мог покинуть свою родину, эту ядовитую язву планеты; ни один не-осианец не мог проникнуть в Оссию.
Связь между двумя мирами прервалась полстолетия назад, что, впрочем, никого не волновало. Так не заботило древних отсутствие связи между человеком и дельфином, человеком и ящерицей, человеком и муравьем.
Информация:
Двадцатый век оставил после себя первые компьютеры и автоматические системы, ядерные станции и бомбы, память о сотнях миллионов замученных (не очень прочную память, как показала история), циклопические, но совсем ненужные сооружения вроде синхрофазатронов или атомных ледоколов, первые космические аппараты, первые успехи психологии, зачаточную медицину и производство пищевых продуктов, отставшее в развитии на две или три тысячи лет.
Людям, вечно занятым ведением войн, подготовкой войн или предотвращением войн (предотвращение обычно состояло в покупке новых танков – чтобы не оказаться хуже соперника), во все века некогда было подумать о хлебе насущном. Поэтому в начале третьего тысячелетия после Р.Х. семена и клубни так же сажали в возделанную почву, как и в начале третьего тысячелетия до упомянутого рождества.
Появились новые сорта и культуры, трактор сменил лопату, но суть осталась прежней.
К началу третьего тысячелетия половина человечества жила в грязи и в состоянии близком к скотскому, разве что умела читать; вторая половина считала себя культурными нациями, но вымирала от болезней сердца, желудка, мозга, кожи, костей и всего остального. Медицина не могла с гарантией вылечить даже насморк, но считала себя наукой. Тогда люди просто не знали, что такое настоящая медицина.
Пришло следующее столетие и сразу же сместило акценты. Прежняя тяжеловесная наука заблудилась в математических дебрях, которые сама же и вырастила; времена физики и техники минули безвозвратно; как-то совсем незаметно пришло понимание того, что уже давно расшифрованы человеческие гены – а значит, пожалуйста, изменяй, сколько хочешь. Попробовали изменить и сразу же исчезли шизофрения, гемофилия, наследственный алкоголизм и все болезни зубов. В первые же десятилетия века наследственные болезни оказались побеждены. Но было найдено и кое-что новое.
При манипуляциях с генами время от времени случались ошибки. Такие же ошибки делает и природа – она исправляет их с помощью естественного отбора.
Человек исправлял искусственные мутации направленно. Но некоторые из мутаций оказались полезными и не нуждались в исправлении. Например, совершенно случайно был выведен человек, ногти которого не удлинялись в течение жизни, но быстро отрастали после любого повреждения. Мутация была столь незначительной, что ее перестали исправлять, а матери, нежелающие стричь ногти детям, даже заказывали соответствующий ген. В результате человечество перестало стричь ногти. Строго говоря, человек нестригущий ногти, уже не был прежним гомосапиенсом ногтестригущим, а представлял его новую искусственно выведенную разновидность.
Эта философская тонкость пока никого не волновала. До поры, до времени.
Удобные мутации были открываемы буквально каждый день. Сегодня появляется ген, обеспечивающий прелестный изумрудный цвет глаз, завтра – дающий умение хорошо держать равновесие в сложной ситуации и даже бегать по канату, послезавтра – отвечающий за правильную форму носа. А вчера открыли такой, который, возможно, позволит хорошо запоминать числа. Любой из генов можно было подарить уже завязавшемуся эмбриончику – и он тогда будет иметь желательное качество. Конечно, очень хорошие гены и стоили соответственно. Не всякому по карману купить для ребенка ген хорошей фигуры, поэтому толстеньких можно было встреть на улицах до самого начала двадцать второго – но то были в основном бедняки.
К средине двадцать первого люди вдруг обнаружили, что неизмененных особей вообще не осталась (если не говорить о стариках, доживающих свой слишком долгий век), а измененные имели некоторые полезные качества и обязательно передавали эти же качества своим детям. Изумрудноглазые мамаши искали изумрудноглазых папаш, чтобы потомство не потеряло прелестный ген изумрудноглазости. Говоря языком биологии, каждая измененная особь предпочитала спариваться с подобной себе. Это не могло не привести к возниктовению каст и в начале семидесятых по всей земле стали греметь межкастовые войны. Примитивнейшая идея личного и расового превосходства снова будоражила умы. Она оказалась человекоядной, подобно большинству других массовых идей.
Новые воители были гораздо более правы в своих притязаниях, чем древние расисты. Если какой-нибудь допотопный Адольф утверждал, что в арийской крови больше гемоглобина (никто уже не помнит, что он утверждал на самом деле), то это было просто ерундой. Но даже такая ерунда поднимала на бой несметные полчища.
Полчища теряли головы (в обоих смыслах) влекомые самой древней и самой примитивной идеей человечества – идеей собственного превосходства. Теперь та же идея имела веские основания. Но попробуй определи кто лучше: самые мощные, самые сексуальные, самые пронырливые или самые умные. Если вы притесните пронырливых, они все равно обведут вас вокруг пальца, если самых мощных, они вас не станут слушать, из врожденной тупости. О сексуальных я и не говорю – просто страшно подумать, что может произойти.
Задача полного примирения оказалась нерешаемой в принципе. Все старые законы, происходящие еще от Римского Права и прошедшие тысячелетнюю проработку крючкотворами Северного Острова, а потом еще трехвековую проверку легкомысленными ребятами с американского материка, просто отказались служить.
Пришлось выдумывать новые; в новых законах было просто пруд пруди всяких неясностей и противоречий, недомолвок, плеоназмов и просто воды, а потому каждый законопослушный судья применял их как дышло. Законопослушные из самых пронырливых стали скупать эмбриноны прямо во чревах и прививать им самые интересные и неожиданные уродства. Благо, наука позволяла. Уродов использовали в основном для шоу. Некоторых – для шпионской работы. Спецуродов – для охраны, для ныряний за жемчугом, для добычи ядовитых руд и прочее. Спрос оказался велик. Пришлось изменять законы еще раз. Пока неповоротливое колесо юстиции сделало новый скрипучий оборот, четыре процента человечества превратилось удивительнейших уродов. Уроды потребовали для себя права называться искаженными существами и такое право получили.
Искаженные существа могли иметь самые причудливые телесные формы и особенности. Существовали расы с многократно ускоренным или замедленным темпом жизни, расы людей, способных к изменению своего облика – оборотни, обычно безобидные, – а некоторые квазичеловеческие существа даже могли летать или дышать под водой, как рыбы. Все эти разновидности человека обычно не терпели друг друга, а потому жили изолированно, на малых пространствах. Исключением осталась довольно большая область суши – почти десятая часть обитаемого мира – привычно называемая Осия. Осия образовалась там, где когда-то были сосредоточены основные производственные силы планеты – там, где разрушенная и отравленная природа не могла быть восстановлена. Экологическая смерть не превратила Осию в лунную пустыню: люди, которые не смогли воскресить природу, генетически изменили себя и научились жить в новых условиях. Ни один осианец не мог покинуть свою родину, эту ядовитую язву планеты; ни один не-осианец не мог проникнуть в Оссию.
Связь между двумя мирами прервалась полстолетия назад, что, впрочем, никого не волновало. Так не заботило древних отсутствие связи между человеком и дельфином, человеком и ящерицей, человеком и муравьем.
2
Весной 2102 года Коре было только двадцать три, но он уже участвовал в двух боевых полетах – второй полет, к Малому Облаку, прошел особенно успешно. В первом полете он участвовал в качестве стажера. Полет был в созвездие Треугольника, к маленькой звездочке номер двести двенадцатый. Звездочка имела планету, на которую, по данным разведки, высадился экипаж взбунтовавшегося крейсера «Моя Любовь». Бунтовщики, как казалось, угрозы не представляли, так как не были вооружены. Первая часть экспедиции прошла безалаберно и весело – никто и не сомневался, что сумасшедших мятежников изловят, доставят на Землю (хорошо помучив их по дороге) а там уже предадут игловой казни – как и положено.
Но дело обернулось иначе. Ребята с «Моей Любви» сумели уничтожить две трети личного состава и Коре, тогда девятнадцатилетнему, пришлось исполнять функции ведущего ячейки. Восставших так и не доставили на Землю, их уничтожили вместе с куском планетки. Коре представили к благодарности, отметили идеальную исполнительность, гармонично сочетающуюся с личной инициативой, отличную физподготовку и отсутствие ненужной жестокости.
Ненужная жестокость в те годы была просто бичом боевых групп. Солдаты, томящиеся от безделья по одиннадцать месяцев в году, бросались на любое развлечение. А человек кричащий есть развлечение преотличное. Воспитанные для боя, солдаты в каждом видели жертву и радовались страданиям жертв.
В дело вмешались психологи и вытащили на свет закон, уже давно известный:
А что же такого плохого в том, чтобы помучить уже обреченного, попинать его ногами разок другой, побрызгать ему в глазки кислотой и т д.? – так спросите вы, если вы человек несведующий. А плохо то, что подобные занятия очень увлекают.
Увлекшись, человек даже забывает о сути и смысле задания, пропускает любые сроки и сроки старта, в том числе. В конце концов, столкнувшись с сильным противником, такие ребята гибнут и губят корабль.
Когда Коре попал в команду и отказался участвовать в каком-то безобидном развлечении (вкручивать штопор под лопатку, что ли), общей реакцией была групповая агрессия. Волна агрессии пошла на спад после того, как новенький повредил несколько ног, рук и ребер – никого серьезно не покалечив при этом.
Дело отложили до первого удобного случая. Но случая не предоставилось – в Треугольнике погибли два человека из трех. А после Треугольника Коре уже не был новичком.
После первого полета ему присвоили личную ценность, равную семи, и отправили в следующий. Следующий, к Малому Облаку, прошел без потерь. Несколько больших ребят попробовали было пристать к Коре, но трое суток провели в больнице. Коре с детства бредил звездами, морем и боями. Он был одним из лучших; и он будет лучшим, если доживет.
В мае Коре был назначен инструктором боевой подготовки на одной из баз Северного полушария. К июлю успел получить второе предупреждение за пренебрежение техникой безопасности. В оправдательном отчете он, совершенно справедливо, сослался на то, что некоторые упражнения не могут выполняться без риска для жизни: каждому известно, что возможности человеческого организма в принципе бесконечны, но расположены полосами и чередуются с полосами полной невозможности. Совсем как энергетические уровни в атоме. Ты можешь подняться на высший уровень, но только скачком. Так, например, нельзя пройти незащищенным сквозь полосу пламени, но ее можно одолеть одним большым прыжком; нельзя выйти в сальто над перекладиной со слабого маха, а с сильного – можно; выполняя удар fhfj! с малой скоростью, новичок ломает себе руку, но тот же удар в скоростном режиме ломает руку его сопернику; прыжок над пропастью смертелен, если ты прыгаешь нерешительно; два автомобиля, сталкивающиеся в лоб на большой скорости, сплющиваются в лепешку, – но если один из них ускорился еще в несколько раз, он просто сносит второй с дороги и остается цел. Логика прыжка через смерть.
А четырнадцатого мая в его группе появился Джимирик.
Но дело обернулось иначе. Ребята с «Моей Любви» сумели уничтожить две трети личного состава и Коре, тогда девятнадцатилетнему, пришлось исполнять функции ведущего ячейки. Восставших так и не доставили на Землю, их уничтожили вместе с куском планетки. Коре представили к благодарности, отметили идеальную исполнительность, гармонично сочетающуюся с личной инициативой, отличную физподготовку и отсутствие ненужной жестокости.
Ненужная жестокость в те годы была просто бичом боевых групп. Солдаты, томящиеся от безделья по одиннадцать месяцев в году, бросались на любое развлечение. А человек кричащий есть развлечение преотличное. Воспитанные для боя, солдаты в каждом видели жертву и радовались страданиям жертв.
В дело вмешались психологи и вытащили на свет закон, уже давно известный:
Любой объект, малое воздействие на который может дать значительный эффект, вызывает интерес. Самым интересным стимулом такого рода является человек. Если в среде отсутствует информация о новизне или изменении, то человек стремится ее обнаружить, причем действует по отношению к стимулу так, чтобы увеличить стимуляцию.То есть, бьет так, чтобы жертва громче кричала. Психологи прояснили проблему, но пока не видели путей быстрого решения.
А что же такого плохого в том, чтобы помучить уже обреченного, попинать его ногами разок другой, побрызгать ему в глазки кислотой и т д.? – так спросите вы, если вы человек несведующий. А плохо то, что подобные занятия очень увлекают.
Увлекшись, человек даже забывает о сути и смысле задания, пропускает любые сроки и сроки старта, в том числе. В конце концов, столкнувшись с сильным противником, такие ребята гибнут и губят корабль.
Когда Коре попал в команду и отказался участвовать в каком-то безобидном развлечении (вкручивать штопор под лопатку, что ли), общей реакцией была групповая агрессия. Волна агрессии пошла на спад после того, как новенький повредил несколько ног, рук и ребер – никого серьезно не покалечив при этом.
Дело отложили до первого удобного случая. Но случая не предоставилось – в Треугольнике погибли два человека из трех. А после Треугольника Коре уже не был новичком.
После первого полета ему присвоили личную ценность, равную семи, и отправили в следующий. Следующий, к Малому Облаку, прошел без потерь. Несколько больших ребят попробовали было пристать к Коре, но трое суток провели в больнице. Коре с детства бредил звездами, морем и боями. Он был одним из лучших; и он будет лучшим, если доживет.
В мае Коре был назначен инструктором боевой подготовки на одной из баз Северного полушария. К июлю успел получить второе предупреждение за пренебрежение техникой безопасности. В оправдательном отчете он, совершенно справедливо, сослался на то, что некоторые упражнения не могут выполняться без риска для жизни: каждому известно, что возможности человеческого организма в принципе бесконечны, но расположены полосами и чередуются с полосами полной невозможности. Совсем как энергетические уровни в атоме. Ты можешь подняться на высший уровень, но только скачком. Так, например, нельзя пройти незащищенным сквозь полосу пламени, но ее можно одолеть одним большым прыжком; нельзя выйти в сальто над перекладиной со слабого маха, а с сильного – можно; выполняя удар fhfj! с малой скоростью, новичок ломает себе руку, но тот же удар в скоростном режиме ломает руку его сопернику; прыжок над пропастью смертелен, если ты прыгаешь нерешительно; два автомобиля, сталкивающиеся в лоб на большой скорости, сплющиваются в лепешку, – но если один из них ускорился еще в несколько раз, он просто сносит второй с дороги и остается цел. Логика прыжка через смерть.
А четырнадцатого мая в его группе появился Джимирик.
3
Отделение борьбы с психологическим терроризмом занимало третий этаж старого четырехэтажного здания. Этаж состоял из длинного коридора, на конце изогнутого в виде клюшки. На стенах коридора висели плакатики на самые разные темы; читая их, никакой случайный посетитель не сумел бы догадаться о сущности работы, которую вело отделение. Этаж освещался довольно тускло.
Агент номер 12, поднимаясь по лестнице, встретил незнакомого человека.
– Вы кого-то ищете? Позвольте мне вам помочь? – спросил он.
– Комиссию по очистке воды.
– Здесь такой нет.
– Но мне сказали здесь.
– На третьем этаже?
– На третьем, – Посетитель отвечал испуганно, но твердо. Похоже, не врал.
Агент номер 12 задал еще десятка два вопросов, которые требовалось задавать в подобных случаях и убедился, что посетитель не врет. Агент собаку съел на психологическом терроризме и не родился еще такой контрагент, который сумел бы его провести.
Посетитель начинал сильно нервничать.
– Мне будет очень приятно вам помочь, – сказал агент номер двенадцать. – Я думаю, что вы ничего не перепутали, но вам неверно указали адрес. Комиссия по очистке воды находится в корпусе Б, это соседний дом. Я сейчас позову человека, который вас проводит.
– Не стоит, спасибо.
– Нет, что вы… – агент набрал номер на браслете и вызвал дежурного.
– Дежурный на месте? Сюда, и оставить смену на входе.
– Я и сам найду, спасибо, – продолжал посетитель.
– Я это сделаю с удовольствием, – возразил агент.
Когда дежурный появился, агент отвел его в сторону.
– Проводишь этого человека в корпус Б и найдешь там комиссию по очистке воды. И не забывай улыбаться, дубина. Это твое последнее поручение. Ты уволен.
– За что?
– За то, что впустил постороннего. И не зыбывай улыбаться.
– Но у меня семья.
– Сейчас у каждого третьего семья, но это не повод.
– Я исправлюсь.
– Уже не исправишься.
Покончив с этим делом, агент номер двенадцать поспешил в кабинет, предназначавшийся для совещаний. В кабинете его ждали восемь из одиннадцати членов группы ZZZZ. Один болен, – подумал агент номер 12, – а с оставшимися двумя я поговорю. Никакой дисциплины – плохо работаю.
Он начал совещание с малозначащих фраз, как обычно.
Агент номер семь прибыл с десятиминутным опозданием.
– Что случилось?
– Дежурный выбросился из окна. Говорят, его хотели уволить.
– Тело уберут. Садитесь.
Он зачитал распоряжение. Распоряжение пришло от военных, а с военными не поспоришь. Военным требовалось подготовить агента к проникновению на территорию врага. Машина уже провела все расчеты. Для работы требовалась одна условная человеко-единица, прошедшая обработку. Б00, базовая форма.
– У нас есть кто-нибудь с базовой формой? – спросил он.
– У меня есть один, – отозвался агент номер три, – но я не дам, я его месяц готовил.
– Идите и скажите это им сами.
Агент номер три промолчал.
– Всего один? Как его зовут?
– Кличка Джимирик.
– На уровне?
– Вполне нормален. Как все.
– Ну что же, – сказал агент номер 12, – Джимирик, так Джимирик. Не забудьте его списать по ведомости. И возьмите нового на складе. И не обижайтесь, такая у нас работа.
Агент номер 12, поднимаясь по лестнице, встретил незнакомого человека.
– Вы кого-то ищете? Позвольте мне вам помочь? – спросил он.
– Комиссию по очистке воды.
– Здесь такой нет.
– Но мне сказали здесь.
– На третьем этаже?
– На третьем, – Посетитель отвечал испуганно, но твердо. Похоже, не врал.
Агент номер 12 задал еще десятка два вопросов, которые требовалось задавать в подобных случаях и убедился, что посетитель не врет. Агент собаку съел на психологическом терроризме и не родился еще такой контрагент, который сумел бы его провести.
Посетитель начинал сильно нервничать.
– Мне будет очень приятно вам помочь, – сказал агент номер двенадцать. – Я думаю, что вы ничего не перепутали, но вам неверно указали адрес. Комиссия по очистке воды находится в корпусе Б, это соседний дом. Я сейчас позову человека, который вас проводит.
– Не стоит, спасибо.
– Нет, что вы… – агент набрал номер на браслете и вызвал дежурного.
– Дежурный на месте? Сюда, и оставить смену на входе.
– Я и сам найду, спасибо, – продолжал посетитель.
– Я это сделаю с удовольствием, – возразил агент.
Когда дежурный появился, агент отвел его в сторону.
– Проводишь этого человека в корпус Б и найдешь там комиссию по очистке воды. И не забывай улыбаться, дубина. Это твое последнее поручение. Ты уволен.
– За что?
– За то, что впустил постороннего. И не зыбывай улыбаться.
– Но у меня семья.
– Сейчас у каждого третьего семья, но это не повод.
– Я исправлюсь.
– Уже не исправишься.
Покончив с этим делом, агент номер двенадцать поспешил в кабинет, предназначавшийся для совещаний. В кабинете его ждали восемь из одиннадцати членов группы ZZZZ. Один болен, – подумал агент номер 12, – а с оставшимися двумя я поговорю. Никакой дисциплины – плохо работаю.
Он начал совещание с малозначащих фраз, как обычно.
Агент номер семь прибыл с десятиминутным опозданием.
– Что случилось?
– Дежурный выбросился из окна. Говорят, его хотели уволить.
– Тело уберут. Садитесь.
Он зачитал распоряжение. Распоряжение пришло от военных, а с военными не поспоришь. Военным требовалось подготовить агента к проникновению на территорию врага. Машина уже провела все расчеты. Для работы требовалась одна условная человеко-единица, прошедшая обработку. Б00, базовая форма.
– У нас есть кто-нибудь с базовой формой? – спросил он.
– У меня есть один, – отозвался агент номер три, – но я не дам, я его месяц готовил.
– Идите и скажите это им сами.
Агент номер три промолчал.
– Всего один? Как его зовут?
– Кличка Джимирик.
– На уровне?
– Вполне нормален. Как все.
– Ну что же, – сказал агент номер 12, – Джимирик, так Джимирик. Не забудьте его списать по ведомости. И возьмите нового на складе. И не обижайтесь, такая у нас работа.
4
Джимирик внешне не отличался от остальных курсантов, подбираемых, как известно, из одинаковой человеческой группы, имеющих одинаковый вес, одинаковый рост, одинаковую комплекцию, способности, цвет волос, глаз и уровень интеллекта.
Этот человек просто не нравился с первого взгляда. Коре попросил заменить курсанта и получил отказ.
На первом же теоретическом занятии Джимирик вылепил из пластилина половой орган и поставил его на стол.
– Убрать! – приказал Коре.
Джимирик встал и засунул предмет себе в штаны, чем вызвал обоснованный смех большинства присутствующих.
– Подойдешь ко мне, – приказал Коре.
Во время самоподготовки Джимирик набрал кулинарный рецепт и послал его на все мониторы:
Джимирик явно напрашивался на хорошую расправу, но любая комиссия быстро установила бы, что он ни в чем не виноват. Курсанты имели личную ценность, равную единице, то есть, очень небольшую. Поэтому с ними разрешалость поступать очень вольно, но лишь в пределах устава. Коре уже прошел предварительную кодировку – поэтому он не мог нарушить устав.
На второй день Джимирик принес кошку (кошки в те года еще стоили недорого и даже иногда гуляли беспризорные), принес и запер в шкафчике. Животное рвалось и орало, всполошив весь нулевой этаж. Пришлось вызывать хозяина с занятий.
Джимирик пришел и стал открывать шкафчик. Оказалось, что он забыл код. Замок пришлось ломать; при этом пострадал техник, так как неожиданно включились система охраны; у техника, пораженного электричеством, начался припадок.
Запертый в химподсобке, он перебил банки с химикалиями; произошло возгорание и система отключила и изолировала второй этаж. Этаж оставался изолированным еще семь часов, что нарушило расписание.
Однако, устав позволял хранить в шкафчике любые вещи.
Коре приказал выбросить животное; Джимирик взял кошку, приласкал и попросил зонт. Он не говорил ничего такого, к чему можно было бы придраться, – но сам его голос звучал как оскорбление. Коре не мог нарушить устава – как и все инструкторы, он был кодирован против нарушений. Он мог забыть устав, мог ругать устав, мог хотеть его нарушить, но сделать это на самом деле ему было труднее, чем вывернуться наизнанку. Кодировать психику научились еще в восьмидесятых годах, а в сотых делали это надежно.
Джимирик получил зонт, погладил кошку, притворно всплакнул, насмешив присутствующих, и пошел к лифту. На девятом этаже он привязал к хвосту животного зонт, раскрыл и сбросил кошку вниз – с зонтиком вместо парашюта.
– Вы приказали ее выбросить, – так объяснил он.
В этот же день все электророзетки были засыпанны песком и занятия пришлось отложить на два часа. Виновного не нашли. После первой лекции Коре нашел в своей сумке крысу с расплющенной головой. Анализ показал, что голову расплющивали тисками – теми, что в подвале, а сама крыса была явно из местной подвальной популяции. Отпечатки пальцев на тисках принадлежали трем разным людям, но среди них не было Джимирика.
Во время обеда Коре обнаружил в своей тарелке странные капли и, к счастью, не стал есть. Капли оказалисть ртутью.
– Этого достаточно, чтобы убить человека? – спросил он у лаборанта.
– Нет, но этого достаточно, чтобы подарить человеку головную боль на протяжении следующих двадцати лет.
В этот раз Джимирик имел алиби. За остаток дня произошли следующие события:
Коре на голову свалилась грязная тряпка, застрял лифт, кто-то взломал пустой кейс и помочился туда, унитазы оказались забиты и, как ни странно, дрожжами.
Под вечер Джимирика сильно избили за то, что он читал чужие файлы и оставлял там свои пожелания. Коре, уже начинавший вскипать, на время успокоился.
Может быть впервые в жизни он встретился с вещью, которая была вне пределов его понимания. Психология этого курсанта была так же темна и дика для обычного человека, как психология какого-нибудь инопланетного осьминога. Джимирик не играл и не притворялся; он жил своей привычной жизнью и делал то, к чему, видимо, привык. Коре не мог понять мотивов. Джимирик не имел враждебности ни к своему инструктору, ни к кому-либо другому. Он не был подкуплен или подослан – в этом случае его бы сразу раскусили на тестах. Он не получал никакой пользы от своих выходок. Он не доводил дело до конца, как в случае с ртутью. Но зачем было давить крысу или мочиться в кейс? Коре чувствовал себя так, будто столкнулся с чуждым разумом для которго дважды два всегда равно семи.
Когда на следующее утро он увидел Джимирика со стеклянной банкой на голове (курсант как раз рассказывал, что не может ее снять), он почувствовал, что сдерживаться уже не может.
– Подойди, – сказал он и заставил Джимирика поприветствовать старшего по форме, – нет, не нужно к врачу. Я и сам поставлю диагноз: голова в инородном теле. Видеть можешь? Тогда пошел работать.
Потом он объявил полевые занятия и заставил Джимирика лазить по стендам с банкой на голове. Курсант мог бы сорваться и упасть, но, к счастью, обошлось.
После занятий он приказал Джимирику отжаться сто раз, а потом разбил банку ударом ноги. Он объявил дополнительную тренировку и продемонстрировал на Джимирике захват uik!! от которого невозможно освободиться, и прижал новенького чуть сильнее, чем было нужно. Он хорошо услышал, как захрустели межпозвоночные диски. Джимирик упал и не смог подняться.
– Слабак, – сказал Коре, – поднимите его за ноги и руки. А теперь давите на спину. Вот так, уже вправили. Сейчас тренировка в парах. Удары серии G.
Начинаем с четвертого. Полный контакт.
Вспоминая этот момент позже, Коре не мог понять, как он принял такое решение. С поврежденной спиной Джимирик не мог защититься от четвертого серии G, а значит, был обречен. Устав запрещал подвергать курсантов смертельному риску, если этот риск не оправдывался оперативной обстановкой. Рассуждая логически Коре, с его полной подсознательной кодировкой, мог принять любое решение, кроме такого.
Так погиб Джимирик и Коре отстранили от тренировок.
Не то чтобы жизнь этих ребят дорого стоила, у них не было даже имен, только номера и клички, а номер четвертый из подготовительной группы, по кличке Джимирик, ничем не блистал, – просто Коре, как инструктор, показал свою неспособность и даже недисциплинированность. Последнее могло означать конец карьеры или штрафное задание.
Древние преувеличивали ценность человеческой жизни. Впрочем, это можно понять. Еще в начале двадцать первого каждого отдельного человека нужно было специально зачать, выносить, родить (обычно в муках), затем воспитать и дать ему образование. И только после двадцати или тридцати лет непрерывной заботы индивид становился полноценным человеком. И то не всегда. То, что такой порядок вещей неверен, нам доказывает не только логика, но и наблюдение за природой: например, хозяева океана – акулы поедают собственных детей и, тем не менее, остаются хозяевами океана.
Ценность человеческой жизни падала трижды: в первый раз после того, как женщины перестали рожать и выкармливать, подобно тому, как это делали животные.
Большинство людей стало рождаться в пробирке. Второй раз после изобретения нейропрограммирования и ускоренного обучения. Затраты на воспитание и обучение человека сократились примерно вдесятеро. В третий раз после введения единообразных обучающих программ. Исчезло понятие личности, с которым так носились древние – люди стали одинаковыми, совершенно заменяемыми и лишь получали разные типы профессиональной подготовки. Черты характера, темперамент, способности и прочие различия, столь важные для предков, уже не имели ни малейшего значения. Поэтому так мало ценилась жизнь новичка.
Этот человек просто не нравился с первого взгляда. Коре попросил заменить курсанта и получил отказ.
На первом же теоретическом занятии Джимирик вылепил из пластилина половой орган и поставил его на стол.
– Убрать! – приказал Коре.
Джимирик встал и засунул предмет себе в штаны, чем вызвал обоснованный смех большинства присутствующих.
– Подойдешь ко мне, – приказал Коре.
Во время самоподготовки Джимирик набрал кулинарный рецепт и послал его на все мониторы:
Рецепт кулинарный.Разговора не получилось.
Залить в котилок воды засыпать сто т ириса, добавить туда 7 шт. К… довисти до кипения. зажарить в духовке его же и украсить его зеленью и овощами.
До блюда добавить соус и мозгов его же.
Джимирик явно напрашивался на хорошую расправу, но любая комиссия быстро установила бы, что он ни в чем не виноват. Курсанты имели личную ценность, равную единице, то есть, очень небольшую. Поэтому с ними разрешалость поступать очень вольно, но лишь в пределах устава. Коре уже прошел предварительную кодировку – поэтому он не мог нарушить устав.
На второй день Джимирик принес кошку (кошки в те года еще стоили недорого и даже иногда гуляли беспризорные), принес и запер в шкафчике. Животное рвалось и орало, всполошив весь нулевой этаж. Пришлось вызывать хозяина с занятий.
Джимирик пришел и стал открывать шкафчик. Оказалось, что он забыл код. Замок пришлось ломать; при этом пострадал техник, так как неожиданно включились система охраны; у техника, пораженного электричеством, начался припадок.
Запертый в химподсобке, он перебил банки с химикалиями; произошло возгорание и система отключила и изолировала второй этаж. Этаж оставался изолированным еще семь часов, что нарушило расписание.
Однако, устав позволял хранить в шкафчике любые вещи.
Коре приказал выбросить животное; Джимирик взял кошку, приласкал и попросил зонт. Он не говорил ничего такого, к чему можно было бы придраться, – но сам его голос звучал как оскорбление. Коре не мог нарушить устава – как и все инструкторы, он был кодирован против нарушений. Он мог забыть устав, мог ругать устав, мог хотеть его нарушить, но сделать это на самом деле ему было труднее, чем вывернуться наизнанку. Кодировать психику научились еще в восьмидесятых годах, а в сотых делали это надежно.
Джимирик получил зонт, погладил кошку, притворно всплакнул, насмешив присутствующих, и пошел к лифту. На девятом этаже он привязал к хвосту животного зонт, раскрыл и сбросил кошку вниз – с зонтиком вместо парашюта.
– Вы приказали ее выбросить, – так объяснил он.
В этот же день все электророзетки были засыпанны песком и занятия пришлось отложить на два часа. Виновного не нашли. После первой лекции Коре нашел в своей сумке крысу с расплющенной головой. Анализ показал, что голову расплющивали тисками – теми, что в подвале, а сама крыса была явно из местной подвальной популяции. Отпечатки пальцев на тисках принадлежали трем разным людям, но среди них не было Джимирика.
Во время обеда Коре обнаружил в своей тарелке странные капли и, к счастью, не стал есть. Капли оказалисть ртутью.
– Этого достаточно, чтобы убить человека? – спросил он у лаборанта.
– Нет, но этого достаточно, чтобы подарить человеку головную боль на протяжении следующих двадцати лет.
В этот раз Джимирик имел алиби. За остаток дня произошли следующие события:
Коре на голову свалилась грязная тряпка, застрял лифт, кто-то взломал пустой кейс и помочился туда, унитазы оказались забиты и, как ни странно, дрожжами.
Под вечер Джимирика сильно избили за то, что он читал чужие файлы и оставлял там свои пожелания. Коре, уже начинавший вскипать, на время успокоился.
Может быть впервые в жизни он встретился с вещью, которая была вне пределов его понимания. Психология этого курсанта была так же темна и дика для обычного человека, как психология какого-нибудь инопланетного осьминога. Джимирик не играл и не притворялся; он жил своей привычной жизнью и делал то, к чему, видимо, привык. Коре не мог понять мотивов. Джимирик не имел враждебности ни к своему инструктору, ни к кому-либо другому. Он не был подкуплен или подослан – в этом случае его бы сразу раскусили на тестах. Он не получал никакой пользы от своих выходок. Он не доводил дело до конца, как в случае с ртутью. Но зачем было давить крысу или мочиться в кейс? Коре чувствовал себя так, будто столкнулся с чуждым разумом для которго дважды два всегда равно семи.
Когда на следующее утро он увидел Джимирика со стеклянной банкой на голове (курсант как раз рассказывал, что не может ее снять), он почувствовал, что сдерживаться уже не может.
– Подойди, – сказал он и заставил Джимирика поприветствовать старшего по форме, – нет, не нужно к врачу. Я и сам поставлю диагноз: голова в инородном теле. Видеть можешь? Тогда пошел работать.
Потом он объявил полевые занятия и заставил Джимирика лазить по стендам с банкой на голове. Курсант мог бы сорваться и упасть, но, к счастью, обошлось.
После занятий он приказал Джимирику отжаться сто раз, а потом разбил банку ударом ноги. Он объявил дополнительную тренировку и продемонстрировал на Джимирике захват uik!! от которого невозможно освободиться, и прижал новенького чуть сильнее, чем было нужно. Он хорошо услышал, как захрустели межпозвоночные диски. Джимирик упал и не смог подняться.
– Слабак, – сказал Коре, – поднимите его за ноги и руки. А теперь давите на спину. Вот так, уже вправили. Сейчас тренировка в парах. Удары серии G.
Начинаем с четвертого. Полный контакт.
Вспоминая этот момент позже, Коре не мог понять, как он принял такое решение. С поврежденной спиной Джимирик не мог защититься от четвертого серии G, а значит, был обречен. Устав запрещал подвергать курсантов смертельному риску, если этот риск не оправдывался оперативной обстановкой. Рассуждая логически Коре, с его полной подсознательной кодировкой, мог принять любое решение, кроме такого.
Так погиб Джимирик и Коре отстранили от тренировок.
Не то чтобы жизнь этих ребят дорого стоила, у них не было даже имен, только номера и клички, а номер четвертый из подготовительной группы, по кличке Джимирик, ничем не блистал, – просто Коре, как инструктор, показал свою неспособность и даже недисциплинированность. Последнее могло означать конец карьеры или штрафное задание.
Древние преувеличивали ценность человеческой жизни. Впрочем, это можно понять. Еще в начале двадцать первого каждого отдельного человека нужно было специально зачать, выносить, родить (обычно в муках), затем воспитать и дать ему образование. И только после двадцати или тридцати лет непрерывной заботы индивид становился полноценным человеком. И то не всегда. То, что такой порядок вещей неверен, нам доказывает не только логика, но и наблюдение за природой: например, хозяева океана – акулы поедают собственных детей и, тем не менее, остаются хозяевами океана.
Ценность человеческой жизни падала трижды: в первый раз после того, как женщины перестали рожать и выкармливать, подобно тому, как это делали животные.
Большинство людей стало рождаться в пробирке. Второй раз после изобретения нейропрограммирования и ускоренного обучения. Затраты на воспитание и обучение человека сократились примерно вдесятеро. В третий раз после введения единообразных обучающих программ. Исчезло понятие личности, с которым так носились древние – люди стали одинаковыми, совершенно заменяемыми и лишь получали разные типы профессиональной подготовки. Черты характера, темперамент, способности и прочие различия, столь важные для предков, уже не имели ни малейшего значения. Поэтому так мало ценилась жизнь новичка.
5
Из двух возможностей он выбрал штрафное задание.
– Какова вероятность моего возвращения? – спросил Коре.
Обычно со штрафного возвращался примерно каждый второй. И некоторые из вернувшихся не были пригодны для дальнейшей службы. Еще одним вариантом был медицинский эксперимент, но идти к медикам мало кто соглашался: после экспериментов подопытных латали и они выглядели как новенькие, а уже через несколько лет начинали сдавать. Были и такие, которые не хотели идти на штрафное – их просто увольняли и стирали всю более или менее секретную информацию с их мозгов. Стирали шоком; после шока характер человека всегда менялся.
– Ну, этого тебе никто не скажет. Меньше пятидесяти процентов и больше нуля.
– Насколько больше?
– С тобой идет еще один человек, хороший мастер. Он идет добровольно.
– Фанатик?
– Нет. Просто мастер.
Коре поднял глаза и встретил взгляд полковника – большие голубые глаза без тени чувства. Идеальный военный – машина для побед. Пройдет еще лет десять или пятнадцать пока я сам стану таким, – подумал он. – Если вернусь.
– Собственно, обсуждать нечего, – сказал он, – я, разумеется, согласен. Что это будет, в общих чертах? Придется лететь? Я уже соскучился по звездам и настоящей работе.
– Нет, это на Земле.
Он огорчился. Он по-настоящему любил звезды. Среди звезд сознание расширяется и все видимое пространство до самого края светящейся тьмы вмещается внутри маленькой коробочки черепа, не сворачиваясь при этом. Именно так он и чувствовал, глядя на звезды; еще маленьким мальчиком он убегал на берег ночного океана, чтобы ощутить это. Звездное небо. Отшлифованная до ясного блеска чернота.
– Что же такого особенного осталось на Земле? – спросил он. – Усмирение всяких жабродышащих? Или все-таки медицинский эксперимент? Под маркой настоящей работы?
– Проникновение на территорию противника.
– Вы можете назвать мне такую территорию?
– Осия.
– Но я ничего не знаю об Осии, – удивился Коре. – Я слышал, там реки из кислоты и радиоактивные вулканы. Там труднее выжить, чем на поверхности Луны.
– Какова вероятность моего возвращения? – спросил Коре.
Обычно со штрафного возвращался примерно каждый второй. И некоторые из вернувшихся не были пригодны для дальнейшей службы. Еще одним вариантом был медицинский эксперимент, но идти к медикам мало кто соглашался: после экспериментов подопытных латали и они выглядели как новенькие, а уже через несколько лет начинали сдавать. Были и такие, которые не хотели идти на штрафное – их просто увольняли и стирали всю более или менее секретную информацию с их мозгов. Стирали шоком; после шока характер человека всегда менялся.
– Ну, этого тебе никто не скажет. Меньше пятидесяти процентов и больше нуля.
– Насколько больше?
– С тобой идет еще один человек, хороший мастер. Он идет добровольно.
– Фанатик?
– Нет. Просто мастер.
Коре поднял глаза и встретил взгляд полковника – большие голубые глаза без тени чувства. Идеальный военный – машина для побед. Пройдет еще лет десять или пятнадцать пока я сам стану таким, – подумал он. – Если вернусь.
– Собственно, обсуждать нечего, – сказал он, – я, разумеется, согласен. Что это будет, в общих чертах? Придется лететь? Я уже соскучился по звездам и настоящей работе.
– Нет, это на Земле.
Он огорчился. Он по-настоящему любил звезды. Среди звезд сознание расширяется и все видимое пространство до самого края светящейся тьмы вмещается внутри маленькой коробочки черепа, не сворачиваясь при этом. Именно так он и чувствовал, глядя на звезды; еще маленьким мальчиком он убегал на берег ночного океана, чтобы ощутить это. Звездное небо. Отшлифованная до ясного блеска чернота.
– Что же такого особенного осталось на Земле? – спросил он. – Усмирение всяких жабродышащих? Или все-таки медицинский эксперимент? Под маркой настоящей работы?
– Проникновение на территорию противника.
– Вы можете назвать мне такую территорию?
– Осия.
– Но я ничего не знаю об Осии, – удивился Коре. – Я слышал, там реки из кислоты и радиоактивные вулканы. Там труднее выжить, чем на поверхности Луны.