Страница:
И всю ночь напролет ее преследовало смуглое лицо Пэймона.
Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого настойчивого, оскорбляющегося образа, цитируя Бу Джи из Книги Креоса Свободных «Ничего не происходит! Ничего не происходит!» Но наступил новый день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к тем лицам, которые отражались в капельках росы.
Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее сознания или громкий крик ее помощников — все это были бессмысленные крики, но настойчивые в своих требованиях, шум, который она предпочла бы прекратить с помощью лезвия ножа.
Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад на крыше в сторону Защитной стены. Дельта песка открылась ее взору, резко очерченная лучами утреннего солнца. Ей вдруг пришло на ум, что с непривычки глаз мог бы увидеть, что этот широкий веер пополняет течение реки, но это было не более чем место, где ее брат разрушил Защитную стену, открыв дорогу песчаным червям из пустыни, которые привели его Свободных-воинов к потрясающей победе над Императором-предшественником, Шаддамом IV. Теперь широкий канал был заполнен водами на дальней стороне Защитной стены, чтобы блокировать вход песчаному червю. Песчаные черви не решаются бросаться в открытую воду, это убьет их. «А если бы такой барьер был в моем сознании!» — подумала она. Эти мысли заставили ее ощущение головокружения еще дальше уйти от действительности.
Песчаные черви! Песчаные черви!
В ее памяти возникла целая цепь образов песчаного червя: могущественный Шаи-Хулуд, Создатель Свободных, страшный зверь пустынь, чьи излияния включали бесценный спайс. Как все странно — песчаный червь, выросший из той плоской, как подошва, песчаной форели, подумала она. Они казались ей многочисленной толпой в ее сознании. Песчаная форель, распластавшаяся на каменистой почве памяти, создавала жизненные резервуары; они удерживали воду, чтобы могли жить их песчаные черви. Алия почувствовала аналогию: некоторые из «тех» в ее сознании накопили опасную силу, которая могла уничтожить ее.
Снова охрана позвала ее к завтраку, голос уже звучал с нетерпением.
Алия сердито повернулась, делая им знак рукой.
Охрана повиновалась, и дверь в крыше хлопнула.
От звука захлопнувшейся двери, Алия почувствовала, что поймана всем тем, от чего она пыталась избавиться. Другие жизни поднимались ней, как сильный прилив. Каждая претендующая жизнь прижимала свое лицо к центрам ее сознания, управляющим внутренним зрением, — облако лиц. Некоторые представлялись покрытыми пятнами от чесотки, другие были огрубелыми И закопченными, появлялись рты, похожие на мокрые лепешки. Толпа обрушилась на нее потоком, который стремился подхватить ее и закружить.
«Нет, — произнесла она. — Нет… нет… нет…?
Она бы упала прямо на тропу, если бы не скамья, стоявшая рядом, на которую опустилось ее ослабевшее тело. Она попыталась сесть, но из этого ничего не получилось, она распростерлась на холодной пластали, продолжая шептать «нет».
Волна продолжала подниматься в ней.
Она чувствовала, как настроилась, чтобы выказать едва заметное внимание; сознавая весь риск, она была готова к каждому восклицанию, исходящему из этих назойливых ртов, которые кричали внутри ее. Они представляли собой сущую какофонию, требующую ее внимания: «Меня! Меня! Нет, меня!» И она знала, что если хоть раз она обратит внимание, полностью отдастся во власть какого-либо голоса, то потеряется как личность.
Чтобы заметить хоть одно из множества лиц и внять голосу этого лица, ей пришлось бы подчиниться его эгоцентризму, который полностью разделил бы ее существование.
«Предвидение сделает это тебе», — прошептал голос.
Она руками закрыла уши, думая: «Я не предвидящая! Транс не действует на меня!?
Но голос настаивал: «Он мог бы оказывать действие, если бы ты помогла».
«Нет… нет», — шептала она.
Другие голоса тут же вмешались в ее сознание: «Я, Агамемнон, твой предок, требую аудиенции!?
?Нет… нет». Она прижимала руки к ушам, пока не почувствовала боль. Безумная говорильня внутри ее головы вопрошала: «Что стало с Овидом.
Просто это ибад Джона Бартлетта!?
Имена в этом критическом состоянии не имели для нее смысла. Ей хотелось перекричать их, перекричать сразу все голоса, но она не могла найти своего голоса.
Ее охранник, отосланный назад на крышу старшими слугами, еще раз выглянул из дверного проема, находившегося за мимозами, увидел Алию на скамейке и сказал своему напарнику: «А-аа, она отдыхает. Ты заметил, что прошлой ночью она плохо спала! Для нее было бы хорошо принять заху, утреннюю сиесту».
Алия не слышала своего охранника. Ее сознание было захвачено визгливым пением: «Мы — веселые старые птички, ура!». Голоса отдавались при этом внутри ее черепа, и она подумала: «Я схожу с ума. Я теряю рассудок».
Она пошевелила ногой, как будто хотела оттолкнуться от скамейки и побежать. Она почувствовала, что если сможет дать команду своему голосу бежать, то вырвется и освободиться. Она должна убежать, иначе волна внутри ее погрузит ее в молчание, навсегда осквернив ее душу. Но ее тело не подчинится. Самые могущественные силы в Имперской вселенной подчинились бы ее малейшему капризу, но только не ее тело.
Внутренний голос посмеивался: «С одной точки зрения, дитя, каждый случай созидания представляет катастрофу». Это было сказано басом, который своим грохотом отдавал ей в глаза, и снова это хихиканье, как будто говорящий высмеивал свою собственного профанацию. «Мое милое дитя, я помогу тебе, но взамен ты должна помочь мне».
На фоне этого жужжащего шума, который слышался в виде бала, Алия заговорила, стуча зубами: «Кто… кто…?
В сознании она увидела сформировавшееся лицо. Это было улыбающееся лицо, но такое пухлое, что его можно было бы сравнить с лицом ребенка, если бы не этот страстный блеск глаз. Она попыталась стереть его из сознания, но вместо этого ее воображению предстало тело, которое принадлежало этому лицу. Тело было ужасно жирным, оно было укутано в одежду, которая внизу имела выпуклости, потому что это жирное тело требовало дополнительных суспензоров, скрытых под одеждой.
«Видишь ли, — прогремел бас, — это всего-навсего твой дедушка по матери. Ты знаешь меня. Я Барон Владимир Харконнен».
«Ты… ты умер!» — выдавила она.
«Ну, конечно, моя милая. Многие из нас, что внутри тебя, мертвы. Но никто из них в действительности не хочет помочь тебе. Они не понимают тебя».
«Уходи прочь, — умоляла она. — Пожалуйста, уходи».
«Но тебе нужна помощь, внучка», — настаивал голос Барона.
«Как чудесно он выглядит», — подумала она, разглядывая, закрыв глаза, воспроизведенного в ее сознании Барона.
«Я хочу помочь тебе», — подлизывался Барон. — «Все остальные здесь только хотят полностью овладеть твоим сознанием. Любой из них хочет вытеснить тебя. А я хочу только иметь свой маленький укромный уголочек».
И снова другие жуткие образы всколыхнулись в ней, подняли крик. Волна снова стала угрожать, что вот-вот поглотит ее, и она услышала пронзительно кричащий голос своей матери. И Алия подумала: «Она ведь не умерла». «Замолчи», — скомандовал Барон.
Алия почувствовала, что ее собственные желания тоже поддерживают эту команду, это чувство проходило через ее сознание.
Мгновенно наступило внутреннее молчание, как будто ее окунули в ванну с холодной водой, и она почувствовала, что ее сердце, которое стучало как молоток, начало восстанавливать свой прежний нормальный ритм.
Тихо вмешался голос Барона: «Вот видишь? Вместе, мы непобедимы. Ты поможешь мне, а я — тебе».
«Чего… чего ты хочешь?» — прошептала она.
Его лицо, которое она видела сквозь плотно закрытые веки, приняло задумчивое выражение. «Алия, моя любимая внучка, — сказал он. — Я только хочу совсем немного самых простых удовольствий. Предоставляй мне иногда мгновения контакта с твоими чувствами. Дай мне почувствовать хотя бы маленькую часть твоей жизни, ту, например, когда ты будешь заключена в объятия своего возлюбленного. Разве это не маленькая просьба, за которую тебе придется заплатить совсем немного??
«Д-да».
«Хорошо, хорошо», — ликовал Барон. «Взамен, моя милая внучка, я могу служить тебе во многом. Я могу давать тебе советы, помогать тебе. Ты будешь непобедима во всех отношениях: внутри и вне. Ты будешь уничтожать любую оппозицию. История забудет твоего брата и вознесет тебя. Будущее будет принадлежать тебе».
«Ты… не позволишь… кому-то другому превзойти меня??
«Они не смогут противостоять тебе! Поодиночке нас могут победить, но если мы будем вместе, то будем господствовать. Я продемонстрирую. Слушай». И Барон замолчал, унося свой образ, свое внутреннее присутствие.
Больше не вторгалось ни одной памяти, ни одного лица или голоса других жизней.
Алия позволила себе сделать слабый вздох.
Одновременно со вздохом пришла мысль. Она внедрилась в ее сознание, как будто она была ее собственной, но она ощущала присутствие таких голосов, которые стояли за ней.
«Старый Барон был дьяволом. Он убил твоего отца. Он убил бы и тебя с Полом. Он пытался это сделать, но безуспешно».
Она услышала голос Барона, но лицо на этот раз не предстало в ее сознании: «Конечно, я убил бы тебя. Ты разве не стояла на моем пути? Но теперь этот аргумент потерял силу. Ты побелила, дитя! Ты — это новая правда».
Она почувствовала, что кивает ему, и ее щека скользнула по жесткой, шершавой поверхности скамейки.
Его слова были разумны, подумала она. Наставление Бене Джессерит подкрепляло разумный характер этих слов: «Цель аргумента — изменить природу правды».
Да… вот так бы это было представлено Бене Джессерит.
«Точно! — произнес Барон. И продолжил: — И я мертв, в то время, как ты жива. Я не имею бренного существования. Я — просто сама память внутри тебя. И я в твоем распоряжении, ты можешь мной командовать. И как мало я прошу взамен за мудрый совет, который могу дать».
«Что ты советуешь делать мне сейчас?» — спросила она, решив проверить его.
«Тебя беспокоит судебное разбирательство, которым ты занималась прошлой ночью, — сказал ой. — Ты сейчас думаешь, были ли слова Пэймона искренни. Может быть, Джавид увидел в этом Пэймоне угрозу его привилегированному положению. Не эти ли сомнения появились у тебя?» «Д-да».
«И твое сомнение основано на проницательном наблюдение, не так ли? Джавид ведет себя с возрастающим любовным интересом по отношению к твоей персоне. Даже Данкан это заметил, не так ли??
«Да, это так».
?Тогда, очень хорошо. Возьми Джавида к себе в любовники и…?
«Нет!?
«Ты беспокоишься за Данкана? Но твой муж — ментат-мистик. Его не могут затронуть или причинить вред ощущения тела. Неужели ты никогда не чувствовала, как далек он от тебя??
«Н-но он…?
«Данкан, как ментат, должен бы понимать, что ему следует знать прием, который ты применяла для подчинения Джавида».
«Подчинения?..?
«Конечно! Можно было бы использовать опасные инструменты, но их нужно отбросить, если они становятся слишком опасными».
«Тогда… почему нужно… Я имею в виду…?
«А-а-ах, ты маленькая тупица! Не понимаешь ценности, содержащейся в уроке».
«Я не понимаю».
«Ценности, моя дорогая внучка, зависят от их успеха, которая они приносят. Покорность Джавида должна быть безусловной, его принятие твоей власти — абсолютно, и его…?
«Мораль этого урока ускользает…?
«Не будь глупой, внучка! Мораль всегда должна быть основана практически. Возьми, например, Цезаря и всю эту чушь. Победа — бесполезна, если она не отражает твоих глубочайших желаний. Разве это неправда, что ты восхищалась мужественностью Джавида??
Алия стерпела это, не желая признаваться, но ее незащищенность перед этим внутренним наблюдателем вынуждала ее сделать это. «Да-а».
«Хорошо!» Как звонко отдалось это слово в ее голове.
«Теперь мы начинаем понимать друг друга. Когда он будет в твоих руках совершенно беспомощным — в твоей постели, убежденный, что ты ЕГО раба, ты спроси его о Пэймоне. Сделай это шутя, при этом смейся от души. А когда он раскроет обман, воткни ему между ребер криснож.
А-ах, кровь может добавить так много к твоему удов…?
«Нет», — прошептала она, во рту у нее было сухо от ужаса. «Нет… нет… нет!».
«Тогда я это сделаю для тебя, — настаивал Барон. — Это должно быть сделано; ты допустишь это. Если ты только создашь условия, я возьму временно все на себя».
«Нет!?
«Твой страх слишком откровенен, внучка. Моя власть над твоим рассудком может быть только временной. Есть и другие, которые могли бы подражать тебе в совершенстве, что… Но это ты знаешь. Со мной, так, люди сразу же обнаружили бы мое присутствие. Ты же знаешь Закон Свободных об этих одержимых. Тебя сразу бы убили без суда и следствия. Да — даже тебя. А ты знаешь, я не хочу, чтобы это случилось. Ради тебя я буду наблюдать за Джавидом, и как только все будет сделано, я тут же уйду. Тебе надо только…?
«Насколько этот совет хорош??
«Это избавляет тебя от опасного инструмента. И, дитя это устанавливает между нами рабочий контакт, который может только научить тебя правильно судить о будущем, которое…?
«Научить меня??
«Естественно!?
Алия прикрыла глаза ладонями, пытаясь думать, хотя знала, что любая мысль могла быть известна тому, кто присутствовал в ней в данный момент, и что эта мысль могла исходить от этого присутствующего лица и быть воспринята ею как ее собственная.
«Напрасно беспокоишься», — льстиво говорил Барон. «Это Пэймон, он был…?
«Все, что я сделала, было неправильно! Я тогда устала и действовала поспешно. Мне бы следовало поискать подтверждение того, — что…?
«Ты все сделала правильно! Твои решения не могут быть основаны на любом глупом резюме точно также, как это понятие равенства у Атридесов. Вот что не давало тебе покоя, а вовсе не смерть Пэймона. Ты нашла правильное решение! Он представлял собой еще один опасный инструмент. Ты действовала так, чтобы поддержать порядок в своем обществе. Теперь есть повод для принятия решений, не то, что вся эта чушь о справедливости! Не существует такого понятия в мире, как справедливость, одинаковая для всех. Это вносит дисгармонию в общество, когда ты пытаешься достичь этого фальшивого равновесия».
Алия почувствовала удовольствие, потому что поддержали ее решение в отношении Пэймона, но она была шокирована аморальной идеей, которая скрывалась за этим аргументом.
«Справедливость, равная для всех, была создана Атридесами… была…» Она убрала руки от глаз, но ее глаза были все еще закрыты.
«Все твои духовные судьи должны быть убеждены в этой ошибке, убеждал Барон. — Решения должны быть взвешены только в соответствии с укреплением упорядоченного общества. Прошлые цивилизации, которым нет числа, были основаны на вершинах справедливости, равной для всех. Эта глупость разрушает естественные иерархии, которые намного важнее. Любой индивидуум оценивается лишь по его отношению к вашему обществу в целом. Хотя это общество должно быть приведено в порядок с первых логических шагов, ни один не сможет найти в нем места — ни самый низший, ни самый высший. Да, да внучка! Ты должна быть строгой матерью твоего народа. Поддерживать порядок — это твоя обязанность».
«Все, что делал Пол, было…?
«Твой брат-неудачник умер!?
«Так же, как и ты!?
«Да… но со мной это была просто случайность, которая не входила в мои планы. Ладно, давай займемся этим Джавидом, как я тебе все это обрисовал».
При этой мысли тепло разлилось по ее телу, она быстро сказала: «Я должна подумать». И тут же подумала: «Если это будет сделано, то это только поставит Джавида на свое место. Нет необходимости убивать его за это. И только глупец может расправиться с ним… в моей постели».
«Ты с кем говоришь, моя Госпожа?» — спросил голос.
Какое-то мгновение Алия думала, что вторгся другой голос из того множества голосов, что внутри нее, но узнав голос, она открыла глаза. Зиареник Валефор, глава амазонок из охраны Алии, стояла рядом со скамейкой, ее обветренное лицо Свободной было хмурым.
— Я разговаривала с моими внутренними голосами, — сказала Алия, садясь на скамейку. Она чувствовала себя бодрой, затишье этого сумасшедшего внутреннего многоголосья подбадривало ее.
— С вашими внутренними голосами, моя госпожа. Да, — Глаза Зиареник заблестели при этой информации. Все знали, что Святая Алия черпала сведения из внутренних источников, доступных не каждому.
— Приведи Джавида в мое помещение, — сказала Алия. — Мне надо обсудить с ним один серьезный вопрос.
— В ваше помещение, моя госпожа?
— Да! В мои собственные покои.
— Как прикажет моя госпожа.
Охранница повернулась, чтобы исполнить приказание.
— Один момент, — сказана Алия. — Мастер Айдахо уже вернулся из съетча Табр?
— Да, моя госпожа. Он вернулся еще до рассвета, как вы приказывали. Вы хотите, чтобы я послала за ним…
— Нет. Я сама это сделаю. И никто не должен знать, что Джавид доставлен ко мне. Сделай это сама. Это очень серьезное дело.
Охранница дотронулась до крисножа, который был прикреплен к поясу.
— Моя госпожа, разве существует угроза…
— Да, угроза, и Джавид, может быть, находится в самом ее центре.
— Ох, моя госпожа, может быть я не должна приводить…
— Зря! Неужели ты думаешь, что я не умею обращаться с такими?
Хищная улыбка коснулась губ охранницы.
— Простите меня, моя госпожа. Я немедленно приведу его в ваши покои, но… с разрешения моей госпожи, я перед вашей дверью выставлю стражу.
— Только ты, — сказала Алия.
— Да, моя госпожа. Я сейчас же уйду.
Алия кивнула самой себе, глядя вслед удаляющейся амазонке.
Джавид не пользовался любовью среди ее охраны. Еще один признак против него. Но он представлял ценность — очень большую ценность. Он был ключом к Джакуруту, а с этим местом связано…
— Может быть, ты прав, Барон, — прошептала она.
«Вот видишь! — раздался у нее внутри голос. — Ах, что будет приятная служба, которую я сослужу тебе, и это только начало…»
Глава 12
— Меня зовут Муриз, — сказал Свободный с необветренным лицом.
Он сидел на краю скалистого обрыва в тусклом свечении лампы, чей мерцающий свет открывал взору сырые стены и темные дыры, которые являлись коридорами, выходящими из этого места. В одном из коридоров можно было услышать звуки капающей воды, и несмотря на то, что звуки воды символизировали Рай Свободных, шесть собравшихся мужчин, которые смотрели на Муриза, не высказывали особого удовольствия от этого ритмичного капанья.
В помещении висел затхлый запах смерти. Из одного коридора вышел молодой человек лет, может быть, четырнадцати и встал по левую руку Муриза. От гладкой поверхности обнаженного крисножа отражался бледно-желтый свет лампы, когда он взял этот нож и указал им в сторону молодого человека, Муриз сказал:
— Это мой сын, Ассан Тарик, который готов пройти испытание на мужественность.
Муриз прочистил горло, посмотрел на каждого из шести пленников. Они сидели полукругом напротив него, крепко связанные веревками, их ноги тоже были связаны, а руки они держали связанными за спиной. Веревки заканчивались туго затянутой петлей на шее каждого мужчины. Их стилсьюты на шее были разрезаны.
Связанные мужчины снова в упор посмотрели на Муриза. На двух из них была надета свободная одежда, которая указывала, что они были богатыми жителями города Арракина. У этих двоих кожа была более гладкая и светлая, чем у их компаньонов, чьи увядшие и костлявые лица говорили о том, что они родились в пустыне.
Муриз напоминал пустынных жителей, но его глаза были посажены еще глубже, так что в эти глазные впадины, в которых не было видно белков, не проникал даже свет лампы. Его сын представлял собой несформировавшуюся личность мужчины с решительным лицом, которое совсем не скрывало, что внутри него кипели страсти.
— Среди Отверженных у нас есть специальный тест на мужественность, сказал Муриз. — Однажды мой сын станет судьей в Шулохе. Мы должны знать, что он может действовать так, как он должен действовать. Наши судьи не могут забыть Джакуруту и наш день отчаяния. Кразилек, Борьба с Тайфуном, живет в наших сердцах. — Все это было сказано ровным тоном, характерным для ритуальных обрядов. Один из жителей города, с мягкими чертами лица, сидевший напротив Муриза, зашевелился и сказал:
— Ты поступаешь неправильно, угрожая нам и держа нас в качестве пленников. Мы пришли к тебе с миром от уммы.
Муриз кивнул.
— Вы пришли в поисках личного религиозного пробуждения? Хорошо. Вы будете иметь это пробуждение.
Человек с мягкими чертами лица сказал:
— Если мы…
Рядом с ним смуглый Свободный из пустыни огрызнулся:
— Замолчи, глупец! Это похитители воды. Это те, которых, как мы думали, уничтожили.
— Это старая история, — сказал пленник с мягкими чертами лица.
— Джакуруту — это больше, чем история, — сказал Муриз. Он еще раз жестом подал знак своему сыну.
— Я представил Ассана Тарика. Я — арифа в этом месте, твой единственный судья. Моего сына тоже научат обнаруживать демонов. Старые пути — самые лучшие.
— Вот почему нас привели в самую глубь пустыни, — запротестовал человек с мягкими чертами. — Мы выбрали старый путь, блуждая в…
— С оплаченным руководством по выживанию, — сказал Муриз, указывая в строну более смуглых пленников. — Вы бы купили себе путь на небеса? -Муриз взглянул снизу вверх на своего сына.
— Ассан, ты готов?
— Я очень долго думал в ту ночь, когда пришли враги и убили наших людей, — сказал Ассан. Голос выдавал его внутреннее напряжение. — Они должны нам воду.
— Твой отец дает тебе шестерых из них, — сказал Муриз. — Их вода наша. Их тени — наши, твои телохранители навечно. Их тени будут предупреждать тебя о демонах. Они будут твоими рабами, когда ты перейдешь в мир алам ал-митал. Что ты на это скажешь, мой сын?
— Я благодарю своего отца, — сказал Ассан. Он шагнул к нему. — Я принимаю мужественность испытания среди Отверженных. Эта вода — наша вода.
Когда он закончил речь, то направился к пленникам. Начав слева, он схватил мужчину за волосы и вонзил криснож под подбородок прямо в мозги. Это было так искусно проделано, что пролилось минимум крови. Только человек из города Свободных с мягкими чертами лица отчаянно запротестовал, пронзительно крича, когда молодой человек схватил его за волосы. Остальные плюнули на Ассана Тарика, придерживаясь старых традиций, говоря при этом: «Видишь, как мало я ценю свою воду, когда ее отнимают звери!?
Когда с этим было покончено, Муриз тут же хлопнул в ладоши. Пришли помощники и начали убирать тела, вытаскивая в помещение для умерших, где из них должны были взять воду.
Муриз поднялся, посмотрел на сына, который стоял, тяжело дыша, наблюдая, как помощники вытаскивают тела.
— Теперь ты — мужчина, — сказал Муриз. — Вода наших врагов накормит рабов. И, мой сын…
Ассан Тарик быстро повернулся и взглянул на отца. Губы молодого человека были плотно сжаты, уголки рта оттянуты назад, потому что он пытался улыбнуться.
— Проповедник об этом ничего не должен знать, — сказал Муриз.
— Я понял, отец.
— Ты все хорошо сделал, — сказал Муриз. — Те, кто натыкается на Шулох, не должны жить.
— Как скажешь, отец.
— Теперь тебе можно доверять важные дела, — сказал Муриз. — Я горжусь тобой.
Глава 13
— Но как мы можем быть уверены? — спросила Ганима. — Это очень опасно.
Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого настойчивого, оскорбляющегося образа, цитируя Бу Джи из Книги Креоса Свободных «Ничего не происходит! Ничего не происходит!» Но наступил новый день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к тем лицам, которые отражались в капельках росы.
Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее сознания или громкий крик ее помощников — все это были бессмысленные крики, но настойчивые в своих требованиях, шум, который она предпочла бы прекратить с помощью лезвия ножа.
Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад на крыше в сторону Защитной стены. Дельта песка открылась ее взору, резко очерченная лучами утреннего солнца. Ей вдруг пришло на ум, что с непривычки глаз мог бы увидеть, что этот широкий веер пополняет течение реки, но это было не более чем место, где ее брат разрушил Защитную стену, открыв дорогу песчаным червям из пустыни, которые привели его Свободных-воинов к потрясающей победе над Императором-предшественником, Шаддамом IV. Теперь широкий канал был заполнен водами на дальней стороне Защитной стены, чтобы блокировать вход песчаному червю. Песчаные черви не решаются бросаться в открытую воду, это убьет их. «А если бы такой барьер был в моем сознании!» — подумала она. Эти мысли заставили ее ощущение головокружения еще дальше уйти от действительности.
Песчаные черви! Песчаные черви!
В ее памяти возникла целая цепь образов песчаного червя: могущественный Шаи-Хулуд, Создатель Свободных, страшный зверь пустынь, чьи излияния включали бесценный спайс. Как все странно — песчаный червь, выросший из той плоской, как подошва, песчаной форели, подумала она. Они казались ей многочисленной толпой в ее сознании. Песчаная форель, распластавшаяся на каменистой почве памяти, создавала жизненные резервуары; они удерживали воду, чтобы могли жить их песчаные черви. Алия почувствовала аналогию: некоторые из «тех» в ее сознании накопили опасную силу, которая могла уничтожить ее.
Снова охрана позвала ее к завтраку, голос уже звучал с нетерпением.
Алия сердито повернулась, делая им знак рукой.
Охрана повиновалась, и дверь в крыше хлопнула.
От звука захлопнувшейся двери, Алия почувствовала, что поймана всем тем, от чего она пыталась избавиться. Другие жизни поднимались ней, как сильный прилив. Каждая претендующая жизнь прижимала свое лицо к центрам ее сознания, управляющим внутренним зрением, — облако лиц. Некоторые представлялись покрытыми пятнами от чесотки, другие были огрубелыми И закопченными, появлялись рты, похожие на мокрые лепешки. Толпа обрушилась на нее потоком, который стремился подхватить ее и закружить.
«Нет, — произнесла она. — Нет… нет… нет…?
Она бы упала прямо на тропу, если бы не скамья, стоявшая рядом, на которую опустилось ее ослабевшее тело. Она попыталась сесть, но из этого ничего не получилось, она распростерлась на холодной пластали, продолжая шептать «нет».
Волна продолжала подниматься в ней.
Она чувствовала, как настроилась, чтобы выказать едва заметное внимание; сознавая весь риск, она была готова к каждому восклицанию, исходящему из этих назойливых ртов, которые кричали внутри ее. Они представляли собой сущую какофонию, требующую ее внимания: «Меня! Меня! Нет, меня!» И она знала, что если хоть раз она обратит внимание, полностью отдастся во власть какого-либо голоса, то потеряется как личность.
Чтобы заметить хоть одно из множества лиц и внять голосу этого лица, ей пришлось бы подчиниться его эгоцентризму, который полностью разделил бы ее существование.
«Предвидение сделает это тебе», — прошептал голос.
Она руками закрыла уши, думая: «Я не предвидящая! Транс не действует на меня!?
Но голос настаивал: «Он мог бы оказывать действие, если бы ты помогла».
«Нет… нет», — шептала она.
Другие голоса тут же вмешались в ее сознание: «Я, Агамемнон, твой предок, требую аудиенции!?
?Нет… нет». Она прижимала руки к ушам, пока не почувствовала боль. Безумная говорильня внутри ее головы вопрошала: «Что стало с Овидом.
Просто это ибад Джона Бартлетта!?
Имена в этом критическом состоянии не имели для нее смысла. Ей хотелось перекричать их, перекричать сразу все голоса, но она не могла найти своего голоса.
Ее охранник, отосланный назад на крышу старшими слугами, еще раз выглянул из дверного проема, находившегося за мимозами, увидел Алию на скамейке и сказал своему напарнику: «А-аа, она отдыхает. Ты заметил, что прошлой ночью она плохо спала! Для нее было бы хорошо принять заху, утреннюю сиесту».
Алия не слышала своего охранника. Ее сознание было захвачено визгливым пением: «Мы — веселые старые птички, ура!». Голоса отдавались при этом внутри ее черепа, и она подумала: «Я схожу с ума. Я теряю рассудок».
Она пошевелила ногой, как будто хотела оттолкнуться от скамейки и побежать. Она почувствовала, что если сможет дать команду своему голосу бежать, то вырвется и освободиться. Она должна убежать, иначе волна внутри ее погрузит ее в молчание, навсегда осквернив ее душу. Но ее тело не подчинится. Самые могущественные силы в Имперской вселенной подчинились бы ее малейшему капризу, но только не ее тело.
Внутренний голос посмеивался: «С одной точки зрения, дитя, каждый случай созидания представляет катастрофу». Это было сказано басом, который своим грохотом отдавал ей в глаза, и снова это хихиканье, как будто говорящий высмеивал свою собственного профанацию. «Мое милое дитя, я помогу тебе, но взамен ты должна помочь мне».
На фоне этого жужжащего шума, который слышался в виде бала, Алия заговорила, стуча зубами: «Кто… кто…?
В сознании она увидела сформировавшееся лицо. Это было улыбающееся лицо, но такое пухлое, что его можно было бы сравнить с лицом ребенка, если бы не этот страстный блеск глаз. Она попыталась стереть его из сознания, но вместо этого ее воображению предстало тело, которое принадлежало этому лицу. Тело было ужасно жирным, оно было укутано в одежду, которая внизу имела выпуклости, потому что это жирное тело требовало дополнительных суспензоров, скрытых под одеждой.
«Видишь ли, — прогремел бас, — это всего-навсего твой дедушка по матери. Ты знаешь меня. Я Барон Владимир Харконнен».
«Ты… ты умер!» — выдавила она.
«Ну, конечно, моя милая. Многие из нас, что внутри тебя, мертвы. Но никто из них в действительности не хочет помочь тебе. Они не понимают тебя».
«Уходи прочь, — умоляла она. — Пожалуйста, уходи».
«Но тебе нужна помощь, внучка», — настаивал голос Барона.
«Как чудесно он выглядит», — подумала она, разглядывая, закрыв глаза, воспроизведенного в ее сознании Барона.
«Я хочу помочь тебе», — подлизывался Барон. — «Все остальные здесь только хотят полностью овладеть твоим сознанием. Любой из них хочет вытеснить тебя. А я хочу только иметь свой маленький укромный уголочек».
И снова другие жуткие образы всколыхнулись в ней, подняли крик. Волна снова стала угрожать, что вот-вот поглотит ее, и она услышала пронзительно кричащий голос своей матери. И Алия подумала: «Она ведь не умерла». «Замолчи», — скомандовал Барон.
Алия почувствовала, что ее собственные желания тоже поддерживают эту команду, это чувство проходило через ее сознание.
Мгновенно наступило внутреннее молчание, как будто ее окунули в ванну с холодной водой, и она почувствовала, что ее сердце, которое стучало как молоток, начало восстанавливать свой прежний нормальный ритм.
Тихо вмешался голос Барона: «Вот видишь? Вместе, мы непобедимы. Ты поможешь мне, а я — тебе».
«Чего… чего ты хочешь?» — прошептала она.
Его лицо, которое она видела сквозь плотно закрытые веки, приняло задумчивое выражение. «Алия, моя любимая внучка, — сказал он. — Я только хочу совсем немного самых простых удовольствий. Предоставляй мне иногда мгновения контакта с твоими чувствами. Дай мне почувствовать хотя бы маленькую часть твоей жизни, ту, например, когда ты будешь заключена в объятия своего возлюбленного. Разве это не маленькая просьба, за которую тебе придется заплатить совсем немного??
«Д-да».
«Хорошо, хорошо», — ликовал Барон. «Взамен, моя милая внучка, я могу служить тебе во многом. Я могу давать тебе советы, помогать тебе. Ты будешь непобедима во всех отношениях: внутри и вне. Ты будешь уничтожать любую оппозицию. История забудет твоего брата и вознесет тебя. Будущее будет принадлежать тебе».
«Ты… не позволишь… кому-то другому превзойти меня??
«Они не смогут противостоять тебе! Поодиночке нас могут победить, но если мы будем вместе, то будем господствовать. Я продемонстрирую. Слушай». И Барон замолчал, унося свой образ, свое внутреннее присутствие.
Больше не вторгалось ни одной памяти, ни одного лица или голоса других жизней.
Алия позволила себе сделать слабый вздох.
Одновременно со вздохом пришла мысль. Она внедрилась в ее сознание, как будто она была ее собственной, но она ощущала присутствие таких голосов, которые стояли за ней.
«Старый Барон был дьяволом. Он убил твоего отца. Он убил бы и тебя с Полом. Он пытался это сделать, но безуспешно».
Она услышала голос Барона, но лицо на этот раз не предстало в ее сознании: «Конечно, я убил бы тебя. Ты разве не стояла на моем пути? Но теперь этот аргумент потерял силу. Ты побелила, дитя! Ты — это новая правда».
Она почувствовала, что кивает ему, и ее щека скользнула по жесткой, шершавой поверхности скамейки.
Его слова были разумны, подумала она. Наставление Бене Джессерит подкрепляло разумный характер этих слов: «Цель аргумента — изменить природу правды».
Да… вот так бы это было представлено Бене Джессерит.
«Точно! — произнес Барон. И продолжил: — И я мертв, в то время, как ты жива. Я не имею бренного существования. Я — просто сама память внутри тебя. И я в твоем распоряжении, ты можешь мной командовать. И как мало я прошу взамен за мудрый совет, который могу дать».
«Что ты советуешь делать мне сейчас?» — спросила она, решив проверить его.
«Тебя беспокоит судебное разбирательство, которым ты занималась прошлой ночью, — сказал ой. — Ты сейчас думаешь, были ли слова Пэймона искренни. Может быть, Джавид увидел в этом Пэймоне угрозу его привилегированному положению. Не эти ли сомнения появились у тебя?» «Д-да».
«И твое сомнение основано на проницательном наблюдение, не так ли? Джавид ведет себя с возрастающим любовным интересом по отношению к твоей персоне. Даже Данкан это заметил, не так ли??
«Да, это так».
?Тогда, очень хорошо. Возьми Джавида к себе в любовники и…?
«Нет!?
«Ты беспокоишься за Данкана? Но твой муж — ментат-мистик. Его не могут затронуть или причинить вред ощущения тела. Неужели ты никогда не чувствовала, как далек он от тебя??
«Н-но он…?
«Данкан, как ментат, должен бы понимать, что ему следует знать прием, который ты применяла для подчинения Джавида».
«Подчинения?..?
«Конечно! Можно было бы использовать опасные инструменты, но их нужно отбросить, если они становятся слишком опасными».
«Тогда… почему нужно… Я имею в виду…?
«А-а-ах, ты маленькая тупица! Не понимаешь ценности, содержащейся в уроке».
«Я не понимаю».
«Ценности, моя дорогая внучка, зависят от их успеха, которая они приносят. Покорность Джавида должна быть безусловной, его принятие твоей власти — абсолютно, и его…?
«Мораль этого урока ускользает…?
«Не будь глупой, внучка! Мораль всегда должна быть основана практически. Возьми, например, Цезаря и всю эту чушь. Победа — бесполезна, если она не отражает твоих глубочайших желаний. Разве это неправда, что ты восхищалась мужественностью Джавида??
Алия стерпела это, не желая признаваться, но ее незащищенность перед этим внутренним наблюдателем вынуждала ее сделать это. «Да-а».
«Хорошо!» Как звонко отдалось это слово в ее голове.
«Теперь мы начинаем понимать друг друга. Когда он будет в твоих руках совершенно беспомощным — в твоей постели, убежденный, что ты ЕГО раба, ты спроси его о Пэймоне. Сделай это шутя, при этом смейся от души. А когда он раскроет обман, воткни ему между ребер криснож.
А-ах, кровь может добавить так много к твоему удов…?
«Нет», — прошептала она, во рту у нее было сухо от ужаса. «Нет… нет… нет!».
«Тогда я это сделаю для тебя, — настаивал Барон. — Это должно быть сделано; ты допустишь это. Если ты только создашь условия, я возьму временно все на себя».
«Нет!?
«Твой страх слишком откровенен, внучка. Моя власть над твоим рассудком может быть только временной. Есть и другие, которые могли бы подражать тебе в совершенстве, что… Но это ты знаешь. Со мной, так, люди сразу же обнаружили бы мое присутствие. Ты же знаешь Закон Свободных об этих одержимых. Тебя сразу бы убили без суда и следствия. Да — даже тебя. А ты знаешь, я не хочу, чтобы это случилось. Ради тебя я буду наблюдать за Джавидом, и как только все будет сделано, я тут же уйду. Тебе надо только…?
«Насколько этот совет хорош??
«Это избавляет тебя от опасного инструмента. И, дитя это устанавливает между нами рабочий контакт, который может только научить тебя правильно судить о будущем, которое…?
«Научить меня??
«Естественно!?
Алия прикрыла глаза ладонями, пытаясь думать, хотя знала, что любая мысль могла быть известна тому, кто присутствовал в ней в данный момент, и что эта мысль могла исходить от этого присутствующего лица и быть воспринята ею как ее собственная.
«Напрасно беспокоишься», — льстиво говорил Барон. «Это Пэймон, он был…?
«Все, что я сделала, было неправильно! Я тогда устала и действовала поспешно. Мне бы следовало поискать подтверждение того, — что…?
«Ты все сделала правильно! Твои решения не могут быть основаны на любом глупом резюме точно также, как это понятие равенства у Атридесов. Вот что не давало тебе покоя, а вовсе не смерть Пэймона. Ты нашла правильное решение! Он представлял собой еще один опасный инструмент. Ты действовала так, чтобы поддержать порядок в своем обществе. Теперь есть повод для принятия решений, не то, что вся эта чушь о справедливости! Не существует такого понятия в мире, как справедливость, одинаковая для всех. Это вносит дисгармонию в общество, когда ты пытаешься достичь этого фальшивого равновесия».
Алия почувствовала удовольствие, потому что поддержали ее решение в отношении Пэймона, но она была шокирована аморальной идеей, которая скрывалась за этим аргументом.
«Справедливость, равная для всех, была создана Атридесами… была…» Она убрала руки от глаз, но ее глаза были все еще закрыты.
«Все твои духовные судьи должны быть убеждены в этой ошибке, убеждал Барон. — Решения должны быть взвешены только в соответствии с укреплением упорядоченного общества. Прошлые цивилизации, которым нет числа, были основаны на вершинах справедливости, равной для всех. Эта глупость разрушает естественные иерархии, которые намного важнее. Любой индивидуум оценивается лишь по его отношению к вашему обществу в целом. Хотя это общество должно быть приведено в порядок с первых логических шагов, ни один не сможет найти в нем места — ни самый низший, ни самый высший. Да, да внучка! Ты должна быть строгой матерью твоего народа. Поддерживать порядок — это твоя обязанность».
«Все, что делал Пол, было…?
«Твой брат-неудачник умер!?
«Так же, как и ты!?
«Да… но со мной это была просто случайность, которая не входила в мои планы. Ладно, давай займемся этим Джавидом, как я тебе все это обрисовал».
При этой мысли тепло разлилось по ее телу, она быстро сказала: «Я должна подумать». И тут же подумала: «Если это будет сделано, то это только поставит Джавида на свое место. Нет необходимости убивать его за это. И только глупец может расправиться с ним… в моей постели».
«Ты с кем говоришь, моя Госпожа?» — спросил голос.
Какое-то мгновение Алия думала, что вторгся другой голос из того множества голосов, что внутри нее, но узнав голос, она открыла глаза. Зиареник Валефор, глава амазонок из охраны Алии, стояла рядом со скамейкой, ее обветренное лицо Свободной было хмурым.
— Я разговаривала с моими внутренними голосами, — сказала Алия, садясь на скамейку. Она чувствовала себя бодрой, затишье этого сумасшедшего внутреннего многоголосья подбадривало ее.
— С вашими внутренними голосами, моя госпожа. Да, — Глаза Зиареник заблестели при этой информации. Все знали, что Святая Алия черпала сведения из внутренних источников, доступных не каждому.
— Приведи Джавида в мое помещение, — сказала Алия. — Мне надо обсудить с ним один серьезный вопрос.
— В ваше помещение, моя госпожа?
— Да! В мои собственные покои.
— Как прикажет моя госпожа.
Охранница повернулась, чтобы исполнить приказание.
— Один момент, — сказана Алия. — Мастер Айдахо уже вернулся из съетча Табр?
— Да, моя госпожа. Он вернулся еще до рассвета, как вы приказывали. Вы хотите, чтобы я послала за ним…
— Нет. Я сама это сделаю. И никто не должен знать, что Джавид доставлен ко мне. Сделай это сама. Это очень серьезное дело.
Охранница дотронулась до крисножа, который был прикреплен к поясу.
— Моя госпожа, разве существует угроза…
— Да, угроза, и Джавид, может быть, находится в самом ее центре.
— Ох, моя госпожа, может быть я не должна приводить…
— Зря! Неужели ты думаешь, что я не умею обращаться с такими?
Хищная улыбка коснулась губ охранницы.
— Простите меня, моя госпожа. Я немедленно приведу его в ваши покои, но… с разрешения моей госпожи, я перед вашей дверью выставлю стражу.
— Только ты, — сказала Алия.
— Да, моя госпожа. Я сейчас же уйду.
Алия кивнула самой себе, глядя вслед удаляющейся амазонке.
Джавид не пользовался любовью среди ее охраны. Еще один признак против него. Но он представлял ценность — очень большую ценность. Он был ключом к Джакуруту, а с этим местом связано…
— Может быть, ты прав, Барон, — прошептала она.
«Вот видишь! — раздался у нее внутри голос. — Ах, что будет приятная служба, которую я сослужу тебе, и это только начало…»
Глава 12
Это иллюзии популярной истории, которая должна способствовать успешной религии. Злые люди никогда не преуспевают, только храбрые и мужественные заслуживают благотворительности; честность — лучший вид политики; действия говорят о человеке лучше, чем слова; добродетель всегда торжествует; хороший поступок является одновременно вознаграждением; любой плохой человек может быть переделан; религиозные талисманы защищают от власти дьявола; только женщины понимают древние таинства; богатые обречены на несчастье…
Из «Руководства для начинающих».
Защитная Миссионария.
— Меня зовут Муриз, — сказал Свободный с необветренным лицом.
Он сидел на краю скалистого обрыва в тусклом свечении лампы, чей мерцающий свет открывал взору сырые стены и темные дыры, которые являлись коридорами, выходящими из этого места. В одном из коридоров можно было услышать звуки капающей воды, и несмотря на то, что звуки воды символизировали Рай Свободных, шесть собравшихся мужчин, которые смотрели на Муриза, не высказывали особого удовольствия от этого ритмичного капанья.
В помещении висел затхлый запах смерти. Из одного коридора вышел молодой человек лет, может быть, четырнадцати и встал по левую руку Муриза. От гладкой поверхности обнаженного крисножа отражался бледно-желтый свет лампы, когда он взял этот нож и указал им в сторону молодого человека, Муриз сказал:
— Это мой сын, Ассан Тарик, который готов пройти испытание на мужественность.
Муриз прочистил горло, посмотрел на каждого из шести пленников. Они сидели полукругом напротив него, крепко связанные веревками, их ноги тоже были связаны, а руки они держали связанными за спиной. Веревки заканчивались туго затянутой петлей на шее каждого мужчины. Их стилсьюты на шее были разрезаны.
Связанные мужчины снова в упор посмотрели на Муриза. На двух из них была надета свободная одежда, которая указывала, что они были богатыми жителями города Арракина. У этих двоих кожа была более гладкая и светлая, чем у их компаньонов, чьи увядшие и костлявые лица говорили о том, что они родились в пустыне.
Муриз напоминал пустынных жителей, но его глаза были посажены еще глубже, так что в эти глазные впадины, в которых не было видно белков, не проникал даже свет лампы. Его сын представлял собой несформировавшуюся личность мужчины с решительным лицом, которое совсем не скрывало, что внутри него кипели страсти.
— Среди Отверженных у нас есть специальный тест на мужественность, сказал Муриз. — Однажды мой сын станет судьей в Шулохе. Мы должны знать, что он может действовать так, как он должен действовать. Наши судьи не могут забыть Джакуруту и наш день отчаяния. Кразилек, Борьба с Тайфуном, живет в наших сердцах. — Все это было сказано ровным тоном, характерным для ритуальных обрядов. Один из жителей города, с мягкими чертами лица, сидевший напротив Муриза, зашевелился и сказал:
— Ты поступаешь неправильно, угрожая нам и держа нас в качестве пленников. Мы пришли к тебе с миром от уммы.
Муриз кивнул.
— Вы пришли в поисках личного религиозного пробуждения? Хорошо. Вы будете иметь это пробуждение.
Человек с мягкими чертами лица сказал:
— Если мы…
Рядом с ним смуглый Свободный из пустыни огрызнулся:
— Замолчи, глупец! Это похитители воды. Это те, которых, как мы думали, уничтожили.
— Это старая история, — сказал пленник с мягкими чертами лица.
— Джакуруту — это больше, чем история, — сказал Муриз. Он еще раз жестом подал знак своему сыну.
— Я представил Ассана Тарика. Я — арифа в этом месте, твой единственный судья. Моего сына тоже научат обнаруживать демонов. Старые пути — самые лучшие.
— Вот почему нас привели в самую глубь пустыни, — запротестовал человек с мягкими чертами. — Мы выбрали старый путь, блуждая в…
— С оплаченным руководством по выживанию, — сказал Муриз, указывая в строну более смуглых пленников. — Вы бы купили себе путь на небеса? -Муриз взглянул снизу вверх на своего сына.
— Ассан, ты готов?
— Я очень долго думал в ту ночь, когда пришли враги и убили наших людей, — сказал Ассан. Голос выдавал его внутреннее напряжение. — Они должны нам воду.
— Твой отец дает тебе шестерых из них, — сказал Муриз. — Их вода наша. Их тени — наши, твои телохранители навечно. Их тени будут предупреждать тебя о демонах. Они будут твоими рабами, когда ты перейдешь в мир алам ал-митал. Что ты на это скажешь, мой сын?
— Я благодарю своего отца, — сказал Ассан. Он шагнул к нему. — Я принимаю мужественность испытания среди Отверженных. Эта вода — наша вода.
Когда он закончил речь, то направился к пленникам. Начав слева, он схватил мужчину за волосы и вонзил криснож под подбородок прямо в мозги. Это было так искусно проделано, что пролилось минимум крови. Только человек из города Свободных с мягкими чертами лица отчаянно запротестовал, пронзительно крича, когда молодой человек схватил его за волосы. Остальные плюнули на Ассана Тарика, придерживаясь старых традиций, говоря при этом: «Видишь, как мало я ценю свою воду, когда ее отнимают звери!?
Когда с этим было покончено, Муриз тут же хлопнул в ладоши. Пришли помощники и начали убирать тела, вытаскивая в помещение для умерших, где из них должны были взять воду.
Муриз поднялся, посмотрел на сына, который стоял, тяжело дыша, наблюдая, как помощники вытаскивают тела.
— Теперь ты — мужчина, — сказал Муриз. — Вода наших врагов накормит рабов. И, мой сын…
Ассан Тарик быстро повернулся и взглянул на отца. Губы молодого человека были плотно сжаты, уголки рта оттянуты назад, потому что он пытался улыбнуться.
— Проповедник об этом ничего не должен знать, — сказал Муриз.
— Я понял, отец.
— Ты все хорошо сделал, — сказал Муриз. — Те, кто натыкается на Шулох, не должны жить.
— Как скажешь, отец.
— Теперь тебе можно доверять важные дела, — сказал Муриз. — Я горжусь тобой.
Глава 13
Искушенное в жизни человечество может стать примитивным. Что это обозначает на самом деле — то, что образ жизни человечества меняется. Меняются старые ценности, они все больше связываются с новыми, заслоненными растительностью и животными. Это новое существование требует знаний, которые постоянно совершенствуются, тех словесных и взаимосвязанных между собой событий, которые, как правило, имеют отношение к природе. Это требует меры по отношению к силе инерции внутри таких природных систем. Когда человечество добьется таких знаний и такого отношения, это будет называться «примитивным». Обратное положение, разумеется, равноценно: примитивные могут стать искушенными, но при этом не причиняя странного психологического вреда.
Харк ал-Ада.
Комментарий Лито.
— Но как мы можем быть уверены? — спросила Ганима. — Это очень опасно.