Шруилл взглянул на нее, не отвечая. Неужели она думает, что может поймать его на удочку, как простого смертного?
   – У этой женщины был муж? – спросил Нурс.
   – Да, Нурс, – сказал Олгуд.
   – Плодоносный союз?
   – Нет, Нурс, – сказал Олгуд, – Стерри.
   – Дайте компенсацию супругу, – сказал Нурс, – Другую женщину, немного отдыха. Дайте ему понять, что она была верна нам.
   Олгуд кивнул и сказал:
   – Мы дадим ему женщину, Нурс, которая будет держать его под постоянным наблюдением.
   Со стороны Калапины послышался смех, – Почему никто не упомянул этого Поттера, генного инженера? – спросила она.
   – Я только собирался это сделать, Калапина, – сказал Олгуд.
   – Кто-нибудь проверял эмбрион? – спросил Шруилл. неожиданно взглянув вверх.
   – Нет, Шруилл, – сказал Олгуд.
   – Почему?
   – Если это согласованное действие, чтобы избежать генетического контроля, Шруилл, мы не хотим, чтобы члены организации знали, что мы их подозреваем, еще не время. Сначала мы должны узнать все об этих людях – Дюранах, их друзьях, Поттере… обо всех.
   – Но ключ ко всему этому делу – эмбрион, – сказал Шруилл, – Что сделано в этом плане? Что это?
   – Это приманка, Шруилл, – сказал Олгуд.
   – Приманка?
   – Да, Шруилл, чтобы узнать, кто еще задействован в этом деле.
   – Но что было сделано в этом плане?
   – Какое это может иметь значение, Шруилл, пока мы можем… до тех пор, пока мы полностью контролируем это.
   – Надеюсь, что за эмбрионом очень тщательно наблюдают, – сказал Нурс.
   – Очень тщательно, Нурс.
   – Пришлите нам фармацевта Свенгаарда, – приказала Калапина.
   – Свенгаарда… Калапина? – спросил Олгуд.
   – Вам необязательно знать зачем, – сказала она, – Просто пришлите его.
   – Да, Калапина.
   Она встала, показывая этим самым, что беседа закончена. Помощники повернулись кругом, все еще размахивая кадилами, готовые теперь сопровождать простых смертных из зала. Но Калапина еще не закончила. Они внимательно посмотрела на Олгуда и сказала:
   – Посмотрите на меня, Макс.
   Он посмотрел на нее внимательно, уловив этот странный, изучающий взгляд в ее глазах.
   – Разве я не красива? – спросила она.
   Олгуд пристально смотрел на нее, стройная фигура, очертания смягчены платьем. Она была красива, как многие женщины оптименов. Но эта красота отталкивала его своим угрожающим совершенством. Она будет жить неопределенное количество лет, уже прожила сорок или пятьдесят тысяч лет. Но однажды его плоть отвергнет медицинские замены и ферментные предписания. Он умрет, а она будет жить все дальше и дальше.
   Его низшая плоть отвергала ее.
   – Вы прекрасны, Калапина, – сказал он.
   – По вашим глазам этого не скажешь, – сказала она.
   – Что ты хочешь, Кал? – спросил Нурс, – Ты хочешь этого… ты хочешь Макса?
   – Я хочу его глаза, – сказала она, – Только его глаза. Нурс посмотрел на Олгуда и сказал:
   – Женщины, – В его голосе чувствовались нотки ложного товарищества.
   Олгуд стоял пораженный. Он еще никогда не слышал такого тона от оптимена.
   – Я начала говорить, – сказала Калапина, – не прерывайте мои слова мужскими шутками. А если на полную чистоту, Макс, что вы чувствуете ко мне?
   – А-ах, даже так, – сказал Нурс. Он кивнул.
   – Я скажу это за вас, – сказала она, так как Олгуд молчал, – Вы обожаете меня. Никогда не забывайте об этом, Макс. Вы обожаете меня, – Она посмотрела на Бумура и Игана, отпустила их жестом руки.
   Олгуд опустил глаза, чувствуя правду в ее словах. Он повернулся и повел Игана и Бумура из зала в сопровождении помощников по бокам.
   Когда они подошли к ступеням, помощники повернули назад и барьер опустился. Иган и Бумур повернули налево, заметив новое здание в конце длинной площадки для прогулок, которая находилась перед зданием администрации. Они увидели стены с навесными бойницами, открытые пространства со вставленными цветными фильтрами, которые отбрасывали красные, синие и зеленые пучки света в окружающее пространство, и они увидели, что здание загородило путь, которым они намерены были выйти из Централа. Неожиданно возведенное здание – еще одна игрушка оптименов. Они увидели его и автоматически выбирали путь, что говорило о том, что они регулярно появляются во владениях оптименов. Казалось, что простые смертные и жители Централа находят выход в лабиринте улиц и проспектов, полагаясь на инстинкт. Это место бросало вызов картографам, потому что оптимены были слишком подвержены изменению и прихоти.
   – Иган.
   Это сзади позвал их Олгуд.
   Они повернулись и подождали, пока он поравняется сними.
   Олгуд остановился прямо перед ними, упер руки в бока и сказал:
   – Вы тоже ее обожаете?
   – Не говорите глупостей, – сказал Бумур.
   – Нет, – сказал Олгуд. Казалось, что глаза его глубоко опустились в глазницы над скулами – Я не принадлежу ни к культу народа, ни к сословию селекционеров. Как я могу обожать ее.
   – Но ведь вы действительно ее обожаете, – сказал Иган, – Да!
   – Они являются настоящей религией нашего мира, – сказал Иган, – вам не обязательно придерживаться культа или носить талисман, чтобы признать это. Калапина так прямо и сказала вам об этом, если существует заговор, то те, кто вовлечены в него, являются еретиками.
   – Разве она это хотела сказать?
   – Конечно.
   – А она должна знать, что делают с еретиками, – сказал Олгуд.
   – Несомненно, – сказал Бумур.

Глава 6

   Свенгаард видел это здание в телепередачах и развлекательных видиках. Он слышал описания Зала Совета – но чтобы самому действительно стоять здесь у карантинной стены с медным сиянием солнечного заката над холмами напротив него… он даже никогда не мечтал об этом.
   Шапки лифтов виднелись, как пласмелдовые бородавки на холме перед ним. Вокруг были другие низкие холмы, а над ними возвышались здания, которые можно было бы принять по ошибке за куски сала.
   Одинокая женщина прошла мимо него по прогулочной дорожке, таща наземную тележку, наполненную узелками странной формы. Свенгаард вдруг поймал себя на том, что ему интересно: что могло быть в этих узелках, но он знал, что не осмелится спросить или проявить неподобающее случаю любопытство.
   Красный треугольник фармацевтического центра сиял на колонне рядом с ним. Он прошел мимо и оглянулся назад на свой эскорт.
   Он проехал половину пути через континент в подземке в вагоне, предоставленном целиком в его распоряжение, не считая сопровождающего, агента Т-Безопасности.
   Свенгаард начал подниматься по ступенькам.
   Централ уже начинал давить на него. Вокруг этого места было какое-то ощущение несчастья. Даже если бы он и подозревал об источнике этого чувства, он не смог бы избавиться от него. Конечно, здесь присутствовали и все те народные небылицы, от которых вы никуда не уйдете, решил он. Простые смертные были, по больше части, люди без легенд или древних мифов, за исключением того, что касалось оптименов. В народной памяти Централ и оптимены совмещались со зловещими признаками, смешанными с благоговейным страхом и низкопоклонством.
   «Зачем меня вызвали?» – спрашивал себя Свенгаард. Агент отказался ответить на этот вопрос.
   Их остановила стена, и сейчас они ждали, молчаливо и нервозно.
   Нервничал даже агент, Свенгаард видел это.
   Зачем они вызвали меня?
   Агент кашлянул и сказал:
   – С протоколом у вас все в порядке?
   – Думаю да, – сказал Свенгаард.
   – Как только войдете в зал, не отставайте от помощников, которые будут сопровождать вас туда. С вами будут беседовать Туеры – Нурс, Шруилл и Калапина. Не забывайте называть их по именам, когда вы будете обращаться к каждому из них индивидуально. Не употребляйте таких слов, как смерть, убить или умереть. Если можете избегайте даже самих этих понятий. Пусть они сами ведут беседу. Лучше всего ничего по своей воле не предпринимать.
   Свенгаард сделал дрожащий вдох.
   «Может быть, они вызвали меня сюда, чтобы предложить мне продвижение? – раздумывал он, – Должно быть, для этого. Я прошел свой испытательный срок под руководством таких людей, как Поттер и Иган. Меня сейчас выдвигают в Централ».
   – И не говорите «доктор», – сказал сопровождающий, – здесь врачей называют фармацевтами или генными инженерами.
   – Я понимаю, – сказал Свенгаард.
   – Олгуд хочет, чтобы вы дали ему полный отчет после беседы, – сказал агент.
   – Да, конечно, – сказал Свенгаард. Карантинный барьер поднялся.
   – Идите в здание, – сказал агент.
   – Вы не идете со мной? – спросил Свенгаард.
   – Не приглашен, – сказал агент. Он повернулся и пошел вниз по ступенькам.
   Свенгаард проглотил комок в горле, вошел в серебряный полумрак портика, перешагнул через порог и очутился в длинном зале с эскортом из шести помощников, трое с каждой стороны, размахивающих кадилами, из которых поднимался розовый дым.
   Доминирующее положение в конце этого зала занимал большой красный шар. В открытом сегменте его сверкали и мигали огни, движущиеся фигуры внутри зачаровывали Свенгаарда.
   Помощники остановили его в двадцати шагах от открытого сегмента, и он посмотрел вверх на Туеров, узнавая их через занавес власти – Нурс в центре, а по бокам Калапина и Шруилл.
   – Я пришел, – сказал Свенгаард, выразив приветствие, которому научил его сопровождающий агент. Он вытер вспотевшие ладони о свою лучшую тунику.
   Заговорил Нурс громовым голосом, – Вы генный инженер, Свенгаард?
   – Да, я Свенгаард… Нурс, – Он сделал глубокий вдох, размышляя о том, заметили ли они заминку, когда он вспомнил, что надо сказать имя оптимена.
   Нурс улыбнулся.
   – Вы ассистировали недавно в операции по генетическим изменениям эмбриона четы по имени Дюран, – сказал Нурс, – Главным инженером операции был Поттер.
   – Да, я был ассистентом, Нурс.
   – Во время этой операции была случайность, – сказала Калапина.
   В голосе ее была странная музыкальная тональность, и Свенгаард понял, что она не задавала вопрос, а напомнила ему деталь, на которую она хотела, чтобы он обратил внимание. И здесь он почувствовал начало величайшего беспокойства.
   – Случайность, да… Калапина, – сказал он.
   – Вы внимательно следили за операцией? – спросил Нурс.
   – Да, Нурс, – И Свенгаард почувствовал, что его внимание переключилось на Шруилла, который сидел там безмолвный и задумчивый.
   – Ну, тогда, – сказала Калапина, – Вы сможете рассказать нам, что скрыл Поттер об этом генетическом изменении.
   Свенгаард понял, что потерял голос. Он смог только потрясти головой.
   – Он ничего не скрыл? – спросил Нурс, – Это вы хотите сказать?
   Свенгаард кивнул.
   – Мы не хотим причинить тебе никакого вреда, Свенгаард, – сказала Калапина, – Ты можешь говорить.
   Свенгаард проглотил ком в горле, откашлялся, – Я, – сказал он, – … не знаю… Я ничего не видел… скрытого, – Он замолчал, затем вспомнил, что ему следует назвать ее имя и сказал – Калапина, – как раз в тот момент, когда начал говорить Нурс.
   Нурс остановился, нахмурился.
   Калапина захихикала.
   Нурс сказал:
   – Но вы же сказали, что следили за генетическими изменениями.
   – Я не смотрел в микроскоп вместе с ним каждую секунду, – сказал Свенгаард, – Нурс. Я… у меня… обязанности ассистента – инструкции компьютерной сестре, работа с ключами питания и т. д.
   – А теперь скажи, была ли компьютерная сестра твоим собственным другом, – приказала Калапина.
   – Я… она бы… – Свенгаард облизнул губы языком, – Чего они хотят?
   – Мы работали вместе ряд лет, Калапина. Я могу сказать, что она была другом. Мы работали вместе.
   – Вы исследовали эмбрион после операции? – спросил Нурс.
   Шруилл сел прямо и уставился на Свенгаарда.
   – Нет, Нурс, – сказал Свенгаард, – В мои обязанности входило обеспечить чан, проверить жизнеобеспечивающие системы Он сделал глубокий вдох. Вероятно, они просто проверяют его, в конце концов… но такие странные вопросы!
   – А теперь скажи, является ли Поттер твоим особым другом, – приказала Калапина.
   – Он один из моих учителей, Калапина, тот, с кем я работал над сложными генетическими проблемами.
   – Но не входил в ваш узкий круг, – сказал Нурс. Свенгаард потряс головой. Он снова почувствовал угрозу.
   Он не знал, чего ему ожидать – тот огромный шар скатится; раздавит его, превратит тело в расщепленные атомы. Но нет, оптимены не могли бы сделать такое. Он изучал их лица, когда они стали четко различимы сквозь занавеси власти, ища какой-нибудь знак. Чистые стерильные лица. Он видел в их чертах генетических творцов – они могли бы быть любыми стерри из народа, если бы не аура таинственности оптименов. Народные слухи говорили, что они являются стерильными по выбору, что в потомстве ОНИ видят начало смерти, но генетические особенности их черт говорили Свенгаарду о другом.
   – Почему вы позвали Поттера для решения именно этой проблемы? – спросил Нурс.
   Свенгаард сделал судорожный вдох и сказал:
   – Он… генетическая конфигурация эмбриона… близкая к опту. Поттер известен в нашей больнице. Он… Я в нем уверен; блестящий хи… генетический инженер.
   – Скажи сейчас, дружен ли ты с другими фармацевтами, – сказала Калапина.
   – Они… Я работаю с ними, когда они приходят в наше здание, – сказал Свенгаард.
   – Калапина, – поправил его Нурс. Ее сотрясал приступ смеха.
   В горле Свенгаарда начала нарастать тугая напряженность. Он начинал сердиться. Что все это значит? Что им больше нечего делать, а только сидеть, насмехаться и задавать вопросы?
   Гнев вернул Свенгаарду контроль над голосом, и он сказал:
   – Я глава генной инженерии только в одном корпусе, Нурс, – простой районный инженер. Я делаю обычные операции. Когда что-либо требует специалиста, я следую инструкции и вызываю специалиста. На этот случай был назначен Поттер.
   – Один из специалистов, – сказал Нурс.
   – Тот, кого я знаю и уважаю, – сказал Свенгаард. Он даже не потрудился добавить имя оптимена.
   – А сейчас скажи, сердишься ли ты, – приказала Калапина, и в ее голосе снова зазвучала музыкальность.
   – Я зол.
   – Скажи почему.
   – Почему я здесь? – спросил Свенгаард, – Что это за допрос? Я что-то сделал не так? Мне высказывается недоверие?
   Нурс наклонился вперед, руки положил на колени, – Ты смеешь задавать нам вопросы?
   Свенгаард пристально посмотрел на оптимена. Несмотря на тон вопроса, квадратное с массивными скулами его лицо казалось разубеждающим, успокаивающим, – Я сделаю все, что могу, чтобы помочь вам, – сказал Свенгаард, – Все. Но как я могу помочь или ответить вам, если я не знаю, чего вы хотите?
   Калапина начала говорить, но остановилась, когда Нурс поднял руку.
   – Наше самое большое желание то, которое мы сказали тебе, – сказал Нурс, – Но, конечно, ты знаешь, что между нами не может быть настоящего разговора. Как можешь ты понять то, что понимаем мы? Может деревянная чаша содержать серную кислоту? Доверяй нам. Мы хотим того, что лучше для тебя.
   Ощущение теплоты и благодарности пронизало все существо Свенгаарда. Конечно, он доверял им. Они были генетической вершиной человечества. Он напомнил себе: «Они власть, которая любит нас, и которая заботится о нас».
   Свенгаард вздохнул:
   – Что вы хотите от меня?
   – Ты ответил на все наши вопросы, – сказал Нурс, – Даже на несказанные.
   – А сейчас ты забудешь все, что произошло здесь между нами, – сказала Калапина, – Ты не повторишь наш разговор никому.
   Свенгаард откашлялся:
   – Никому… Калапина?
   – Никому.
   – Макс Олгуд просил, чтобы я доложил ему… – Максу следует отказать, – сказала она, – Никакого страха, Свенгаард. Мы защитим тебя.
   – Как прикажете, – сказал Свенгаард, – Калапина.
   – Мы вовсе не хотим, чтобы ты думал, что мы неблагодарны за твою верность и службу, – сказал Нурс, – Мы заботимся о твоем добром имени, и пусть ни холодность, ни отчуждение не появляются в твоих глазах. Знай, что наша забота о лучшей доле для всех людей.
   – Да, Нурс, – сказал Свенгаард.
   Это была благодарная речь, тон ее беспокоил Свенгаарда, но она помогла прояснить его разум. Он начал понимать направление их любопытства, ощущать их подозрения. Сейчас эти подозрения стали его подозрениями. Неужели Поттер предал его доверие? Дело с нечаянно уничтоженной лентой не было вовсе случайным. Очень хорошо – преступники заплатят.
   – Сейчас ты можешь идти, – сказал Нурс.
   – С нашим благословением, – сказала Калапина.
   Свенгаард поклонился. Он отметил, что Шруилл не говорил и не двигался во время всей беседы. Свенгаард удивлялся, почему сам по себе этот факт должен быть вдруг таким страшным. Колени его дрожали, когда он повернулся и покинул зал в сопровождении помощников, которые раскачивали кадила с обеих сторон.
   Туеры следили, пока позади Свенгаарда не опустился барьер.
   – Еще один, который не знает, чего достиг Поттер, – сказала Калапина.
   – Вы уверены, что Макс не знает? – спросил Шруилл.
   – Я уверена, – сказала она.
   – Тогда нам следовало бы сказать ему.
   – А если бы мы сказали, то как бы мы узнали? – спросила она.
   – Это Свенгаард, он один из надежных, – сказал Нурс.
   – Говорят, что мы ходим по острию ножа, – сказал Шруилл, – Когда идешь по острию ножа, следует тщательно следить за тем, как ставишь ногу.
   – Что за отвратительная мысль, – сказала Калапина. Она повернулась к Нурсу, – Мой дражайший, ты все еще занимаешься на досуге да Винчи?
   – Его почерк, – сказал Нурс, – Самая точная дисциплина. Я бы не достиг такого и через сорок или пятьдесят лет. Во всяком случае, скоро.
   – При условии, что точно будешь рассчитывать каждый свой шаг, – сказал Шруилл.
   Наконец, Нурс сказал:
   – Иногда, Шруилл, твой цинизм переходит все границы дозволенного, – Он повернулся, изучая все приборы, сенсоры, глазки и дисплеи, расположенные напротив Калапины на внутренней стороне шара, – Сегодня все довольно тихо. Мы можем оставить контроль Шруиллу, Кал, и сходить поплавать и принять сеанс фармакологии.
   – Тонус тела, тонус тела, – пожаловался Шруилл, – Вы когда-нибудь думали о том, чтобы проплыть бассейн двадцать пять раз, вместо двадцати?
   – С недавних пор ты говоришь удивительные вещи, – сказала Калапина, – Ты хочешь, чтобы Нурс нарушил ферментный баланс? Все мои попытки понять тебя потерпели крах.
   – Неудачные попытки, – сказал Шруилл.
   – Мы чем-нибудь можем помочь тебе? – спросила она.
   – Мой цикл погрузил меня в странную монотонность, – сказал Шруилл, – Есть ли какое-либо средство против нее?
   Нурс посмотрел на Шруилла через призматический рефлектор. В последнее время его голос с нотками нытья стал все более раздражающим. Нурс начинал сожалеть о том, что общество требований к вкусам и физическим кондициям объединила их в одну группу с ним. Вероятно, когда закончится срок Туеров… – Монотонность, – сказала Калапина. Она пожала плечами.
   – В хорошей рассчитанной монотонности есть определенный триумф, – сказал Нурс, – Я думаю, это сказал Вольтер.
   – Это прозвучало, как чистейшей воды изречение Нурса, – сказал Шруилл.
   – Иногда я считаю полезным, – сказала Калапина, – призывать благословенную заботу о народе.
   – Даже среди нас? – спросил Шруилл.
   – Только подумайте о судьбе несчастной компьютерной сестры, – сказала она, – Естественно, абстрактно. Вы чувствуете печаль и жалость?
   – Жалость – никчемная эмоция, – сказал Шруилл, – Печаль родственна цинизму. Когда сила вольется в вас, подумайте обо мне здесь.
   Нурс и Калапина встали, вызвали лучи переноса.
   – Желаю эффективности, – сказал Нурс, – Мы должны стремиться к большей эффективности в наших любимцах. Надо, чтобы все протекало более гладко.
   Шруилл посмотрел на них, ожидая лучей. Он хотел только освободиться от надоевшего треска их голосов. Они не поняли главного, они не хотели его понять.
   – Эффективность? – спросила Калапина, – Вероятно, ты прав.
   Шруилл больше не мог сдержать эмоции, которые так и распирали его:
   – Эффективность – это противоположное мастерству. Подумайте об этом.
   Пришли лучи. Нурс и Калапина скользнули вниз и прочь, не отвечая, оставив Шруилла закрывать сегмент. Наконец, он сел один в зелено-сине-красном мигании центра контроля – один, за исключением сверкающих глаз сканеров, задействованных вдоль верхнего кольца шара. Он насчитал из них восемьдесят один, направленных на него и на ответственные центры шара. Восемьдесят один из его собратьев или групп собратьев наблюдают сейчас за ним, за его работой, как он наблюдал за народом и его работой.
   Сканеры доставляли некоторое неудобство Шруиллу. До своей службы в Туерах он не помнил, чтобы он наблюдал когда-либо за центром контроля и его деятельностью. Здесь случалось слишком много болезненного и того, чего даже невозможно было вообразить. Или бывшие ответственные за центр контроля теперь интересовались тем, как новое трио справляется со своими обязанностями? Кто эти те, кто наблюдают?
   Шруилл переключил внимание на приборы. В моменты, подобные этим, он часто чувствовал себя, как Чен Цуаньский Хозяин темной правды, который видел весь мир в зеленой бутылке. Здесь была эта зеленая бутылка – этот шар.
   Мерцание энергетического кольца на ручке трона, и он мог следить затем, как в Марзополисе пара занимается любовью, изучать содержимое в чане эмбриона в великом Лондоне или пустить газ гипноза с заданием приручения в «муравейник» Нового Пекина. Прикосновение к ключу, и он мог анализировать смещение мотивации всей рабочей силы в мегаполисе Рима.
   Порывшись в себе, Шруилл не смог найти импульса, чтобы двинуть ключ хоть одного контроля.
   Он стал вспоминать прошлое, пытаясь припомнить, сколько сканеров следили за работой Туеров в первые годы. Он был уверен, что число их не превышало десять или двенадцать. А сейчас – восемьдесят один.
   «Я должен был бы предупредить их о Свенгаарде, – думал он, – Я мог бы сказать, что мы не должны бы полагаться на предположение, что существует специальное Провидение для дураков. Свенгаард – это дурак, который меня беспокоит».
   Но Нурс и Калапина стали бы защищать Свенгаарда. Он знал об этом. Они бы стали настаивать на том, что он надежен, честен, лоялен. Они могли бы поклясться в этом всем, чем угодно.
   «Всем? – размышлял Шруилл, – Есть ли хоть что-нибудь, чего бы они не рискнули поставить на верность Свенгаарда?»
   Шруилл почти слышал, как Нурс провозглашает: «Наше суждение о Свенгаарде правильное».
   «А это и есть то, – думал Шруилл, – что беспокоит меня. Свенгаард работает на нас… как и Макс, но обожание – это на девять десятых страх».
   Со временем все становится страхом.
   Шруилл взглянул на следящие сканеры и заговорил вслух:
   – Время-время-время… «Пусть они жуют свои жизненно важные вещи», – думал он.

Глава 7

   Место, в которое они пришли, было насосной станцией для системы переработки отходов ситакского Мегаполиса. Оно находилось на уровне тысячи ста футов на линии, которая посылала ирригационную воду побочных продуктов в систему Гранд Кули. Четырехэтажная коробка образцовых труб, компьютерных консолей и многочисленные узкие мостики, ярко освещенная сильными уравновешенными огнями, пульсировала, как гигантские турбины, которые она контролировала.
   Дюраны прошли вниз через подземку для персонала во время вечернего часа пик, двигаясь такими этажами, чтобы легко было убедиться в том, что за ними нет слежки агентов или каких-либо приборов. Они уже прошли без слежки пять отрезков подземки.
   И все же они были внимательны и читали по лицам и жестам людей, которые торопливо проходили мимо. Многие люди были скучными страницами для чтения, они спешили, занятые своими делами. Изредка они обменивались пристальными взглядами с другими курьерами или узнавали официальных лиц низшего ранга, которых послали сюда оптимены с заданиями, которые наполняли их сейчас страхом.
   Никто не обращал внимание на пару загорелых рабочих, которые шли, взявшись за руки, и появились на узком мостике номер пять насосной станции.
   Там Дюраны остановились, чтобы изучить окружающую обстановку. Они были усталыми, в приподнятом настроении, и их немного одолевал священный трепет, оттого что их вызвали в контрольное сердце подпольного Центра Родителей. Запах углеводородов наполнял окружающий воздух. Лизбет принюхалась.
   Их беззвучный разговор сквозь сомкнуты руки носил оттенок напряженности. Гарви старался разубедить ее.
   – Вероятно, это наш Глиссон захотел встретиться с нами, – сказал он.
   – Могут быть и другие Киборги с такими же именами, – сказала она.
   – Маловероятно.
   Он вывел ее на узкий мостик мимо нависающего света. Они свернули по переходу влево мимо двух рабочих, которые записывали показания воздушных приборов, на лицах их были странные тени, которые шли от нижнего освещения.
   Лизбет чувствовала одинокую беззащитность их положения здесь и просигналила:
   – Как мы можем быть уверены в том, что они не следят здесь за нами?
   – Это, должно быть, одно из наших мест, ты же знаешь, – сказал он.
   – А как это можно сделать?
   – Направить сканеры через проверяемые компьютеры, – сказал он, – Тогда опты видят только то, что мы позволяем им видеть.