Герберт Фрэнк. Мессия Дюны

   Внезапно Скайтейл отметил, что во время этого рассказа музыка прекратилась. Его беспокоило, что он не мог точно определить момент, когда это произошло.
   Будто продолжая свою невысказанную мысль, Фарок вдруг проговорил:
   — Каждый вход строго охраняется. В крепость Императора нет доступа. — В этом ее слабость, — сказал Скайтейл.
   Фарок вытянул шею, вглядываясь в него.
   — Доступ есть, — пояснил Скайтейл. — Если большинство людей — я надеюсь, Император входит в их число, — думают иначе, в этом и заключается наше преимущество. — Он потер лицо, ощущая несоответствие избранной им внешности. Молчание музыканта его тревожило. Означало ли это, что сын Фарока закончил передачу? Разумеется, это был естественный способ сообщения, сжатого и переданного с музыкой. Оно теперь запечатлено в нервной системе Скайтейла и в нужный момент будет выдано благодаря дистрансу, вживленному в кору его головного мозга. Если сообщение передано, он стал вместилищем новых сведений, сосудом, заполненным данными: все звенья заговора на Арракисе, имена, условные фразы — словом, вся жизненно важная информация.
   — У нас здесь женщина, — сказал Фарок. — Хотите увидеть ее?
   — Я ее видел, — ответил Скайтейл. — Я ее очень внимательно изучил. Где она?
   Фарок щелкнул пальцами.
   Юноша взял инструмент, наложил на него смычок. Зазвучала воющая музыка семуты. И как будто привлеченная этими звуками, из двери позади музыканта появилась молодая женщина в голубом платье. Наркотическая тупость заполняла ее абсолютно синие глаза. Свободная, привыкшая к спайсу, а теперь захваченная чужеземным пороком. Слушая музыку семуты, она ни в чем не отдавала себе отчета.
   — Дочь Отейна, — сказал Фарок. — Мой сын дает ей наркотик, надеясь, несмотря на свою слепоту, получить женщину своего племени. Как видите, это напрасная победа: семута захватила все, что он мог приобрести.
   — Знает ли об этом ее отец? — спросил Скайтейл.
   — Она и сама не знает. Мой сын снабжает ее ложными воспоминаниями, которыми она объясняет свои посещения. Она считает, что любит его. Так думает и ее семья. Ее родные сердятся, так как он калека, но не хотят вмешиваться.
   Музыка снова прекратилась.
   По сигналу музыканта девушка села рядом с ним, наклонилась и слушала, что он ей шепчет.
   — Что вы с ней сделаете? — спросил Фарок.
   Скайтейл еще раз осмотрелся.
   — Кто еще есть в доме? — спросил он.
   — Больше никого, — ответил Фарок. — Вы не ответили, что собираетесь сделать с этой женщиной. Мой сын хочет знать.
   Как бы собираясь ответить, Скайтейл протянул правую руку. Из рукава высунулась сверкающая игла и погрузилась в шею Фарока. Не было ни вскрика, ни даже изменения позы. Через минуту старику предстояло умереть, а сейчас он сидел неподвижно, парализованный ядом.
   Скайтейл неторопливо встал и подошел к слепому музыканту. Тот продолжал что-то нашептывать девушке, когда и его коснулась игла.
   Скайтейл изменил свою внешность и взял девушку за руку.
   — Что, Фарок? — спросила она.
   — Мой сын устал и хочет отдохнуть, — ответил Скайтейл. — Идем. Ты должна вернуться домой.
   — Мы так хорошо говорили, — сказала девушка. — Мне кажется, я убедила взять его глаза тлейлаксу. Тогда он снова станет мужчиной.
   — Разве я не говорил это уже неоднократно? — спросил Скайтейл, подталкивая ее во внутреннее помещение.
   Он с гордостью отметил, что голос точно соответствовал новым чертам лица: это был голос старого Свободного, который уже был мертв. Скайтейл вздохнул. «Я сделал это не без сожаления, — подумал он, — и жертвы, бесспорно, знали об опасности».
   Теперь ему предстояло заняться девушкой.

Глава 5

   «Империя не испытывает отсутствия цели во время своего создания. Лишь когда она утверждается, цель утрачивается и заменяется ритуалом».
   ?Изречения Муад Диба" принцессы Ирулэн.

   Алия понимала, что предстоящее собрание Имперского Совета будет напряженным. Она чувствовала растущее противостояние во всем: в том, что Ирулэн не смотрит на Чани, как нервно Стилгар перебирает бумаги, как хмурится идол, глядя на Корбу.
   Она сидела в самом конце золотого стола Совета и видела в балконное окно пыльный свет полудня.
   Корба, замолчавший, когда она вошла, продолжал разговор с Полом:
   — Я хочу сказать, милорд, что сейчас не так много богов, как было раньше.
   Алия рассмеялась, откинув назад голову. От резкого движения черный капюшон ее абы упал, открывая синие, без белков, «спайсовые» глаза, овальное, как у матери, лицо под шапкой бронзовых волос, маленький нос, широкий, благородного рисунка, рот.
   Щеки Корбы приобрели цвет его оранжевого одеяния. Он посмотрел на Алию — разгневанный лысый гном, кипящий негодованием.
   — Вы знаете, что говорят о вашем брате? — спросил он.
   — Я знаю, что говорят о вашем Квизарате, — парировала Алия. — Вы не боги, вы шпионы богов. Посрамленный Корба взглянул на Императора, ища поддержки. Так как тот промолчал, Корба обиженно произнес:
   — Мы действуем по предписанию Муад Диба, чтобы он знал правду о своем народе и чтобы народ знал правду о Нем. — Шпионы, — повторила Алия.
   Корба оскорбленно поджал губы.
   Пол взглянул на сестру, удивляясь, почему она провоцирует Корбу. И вдруг увидел, что Алия превратилась в женщину, прекрасную в своей юной невинности. Он удивился, что до сих пор не замечал этого. Ей скоро будет шестнадцать, этой Преподобной Матери — без материнства, девственной жрице, объекту безмолвного поклонения суеверных масс — Алии Нож.
   — Сейчас не время для легкомысленных замечаний твой сестры, — сказала Ирулэн.