– Мы знаем, сколько крестоносцев сейчас в Белогорье? Можем ли мы быть уверены, что орден не получит помощи? Одно дело воевать их месяцем раньше, но сейчас-то совершенно иной расклад. Я думаю, что известие о фон Верте уже получено в Кракове, а чешский король и так неровно дышит к орденцам. И что еще хуже – мы не знаем, как отнесется церковь. А если булла? Начни мы войну, а нас отлучат? К ордену, как мухи на дерьмо, сразу слетятся сотни рыцарей и воинов!
   Властный магнат только засопел в ответ, стиснув кулаки до хруста. Он был гневным и жестоким человеком, но умел прислушиваться к доводам рассудка и понял, что с претворением в жизнь заветных планов следует повременить. Сартский произнес лязгающим голосом:
   – Хорошо, я сделаю так, как ты сказал. Отпущу Зарембу со всеми его крестоносцами и с дарами…
   – И отправишь в Бяло Гуру Завойского с извинениями. И Зденека от себя, я поехать не могу, к сожалению.
   – А это еще зачем?
   – Ты полностью поменяешь свое отношение к ордену на людях – все должны видеть, что ты в фон Верте души не чаешь. А потому со Зденеком отправь богатые дары. Очень богатые, с оружием. Ведь будущему врагу мечи в подарок не везут?
   – К чему ты клонишь?
   Вопрос был задан подбодряющим тоном – магнат уже прикидывал, как будет выполнять предложенные кастеляном меры.
   – Я слышал, что на Висле появились два хирда нурманов?
   – В одном полсотни воинов, в другом полная сотня. Идут за Карпаты, пограбить магометан. Угры богато живут!
   – Маловато их для похода…
   – А кто из наших князей пустит по Висле таких отъявленных негодяев в большом числе?! Да и для грабежа идут, не для войны. Хотя вои превосходные, каждый из них трех наших стоит.
   – И десяти крестьян, – вкрадчивым голосом добавил кастелян. И негромко предложил, усмехнувшись: – Они нам будут нужны!
   – Ты сдурел?! У меня казны на это отребье не хватит! Да и что скажут паны – с язычниками на папских крестоносцев идти?! Да легче самому зарезаться…
   – Разве я так говорил? – Кастелян лукаво прищурился, и негодующий страх с пана Сартского разом смыло. Он буквально впился в глазами своего хитрого подручного, лихорадочно соображая, куда же тот клонит.
   – А вот если нурманский ярл пойдет в Словакию через Бяло Гуру? Дорога то прямая, да люди ему подскажут и мзду дадут. А если пограбят северные поганцы там все, пожгут, орденцев перебьют?! Их же от грабежа не удержать никак! А полон уграм продадут…
   – А я отомщу за гибель моего друга, командора ордена Святого Креста фон Верта! – торжественным голосом, но со злой усмешкой произнес Сартский и захохотал. – Ну ты и выдумщик, Ярослав!
   – А у меня должок пану Андреасу остался, – Кастелян похлопал ладонью по лубку, в который была заключена искалеченная нога.
   – Через два месяца и выплатишь! К этому времени кость срастется и в седле сидеть будешь… И знаешь что?! Я Зденека в Белогорье посылать не буду! Я сам поеду с паном Завойским, одарю фон Верта, и мы там заключим с орденом «вечный мир»… Ха-ха, ну и голова у тебя, Ярослав!

Глава 4

   – Откуда у тебя этот меч? – охрипшим голосом спросил священник, завороженно взирая на сталь.
   – Как он ко мне попал, ты хотел спросить?
   – Да, мне хотелось бы знать, как он нашел твои руки!
   – Нашел? – вот тут удивился Андрей, с недоумением посмотрев на старика. И ответил, как было на самом деле:
   – Несколько дней тому назад беглый словак, шайку которого мы истребили, слезно попросил принять его в орден. И показал нам, где лежит труп орденского стрелка в синем плаще с белым крестом, при котором разбойники и нашли этот меч.
   – Стрелка ордена? Они убили его?
   – Нет, он умер до них, от ран. Тати даже похоронили его в расщелине, заложив камнями. Вместе с мечом, вот только без ножен…
   – Да то и понятно! – только усмехнулся в ответ бывший рыцарь. – Если бы настоящие ножны имелись, они бы сейчас вместо этого убожества и хранили святыню…
   – Святыню?! – Изумление прорвалось помимо воли.
   – Да, – просто ответил старик, но тему, к великому огорчению Андрея, развивать не стал, а спросил, пристально глядя прямо в глаза:
   – Как стрелок вез сей меч?
   – Прокоп сказал, что клинок был завернут в мешковину. Тати ее развернули, посмотрели, но их главарь самолично снова завернул меч и спрятал его под камнями, где и стрелка.
   – Почему он так сделал?
   – Сказал, что попытаться продать такой меч – самый близкий путь к самоубийству, – усмехнулся Андрей.
   – Умен… – Священник пожал плечами и усмехнулся: – Но глуп, что в разбойники пошел.
   – Что это за меч? – Андрей вернулся к интересующему его вопросу.
   – Я тебе отвечу, но позже. Ты видел труп стрелка?
   – Да.
   – Каков он?
   – Разложение тронуло. Рука запомнилась, правая. Изуродована…
   – Десница?! – воскликнул старик. – Нет мизинца, а безымянный вывернут в сторону. Вот так?
   Священник отвел палец в сторону под углом и даже потряс кистью перед глазами Андрея. Немного подумав, тот кивнул, соглашаясь.
   – Это не стрелок ордена, – тихо ответил бывший рыцарь и почернел лицом. – Это брат Карл…
   – Рыцарь? Твой друг?
   – Да. И если он один, переодетый, вез эту святыню, то значит, мы потеряли в Словакии еще один замок. Где вы его нашли?
   – От Пятничного тракта прямо на юг, влево от Запретных земель, если от трактира считать.
   – Сюда вез, – горестно вздохнул священник. – Бедный, бедный Карл… Его замок не устоял, хотя мы отправили помощь…
   – «Копье» рыцаря Стефана Зарембы, что сейчас находится в плену у пана Сартского?
   Старик только кивнул в ответ. На почерневшем лице светились глаза, а по пыльной щеке поползла слеза, оставив чистую дорожку и спрятавшись в густой, с седыми прядями бороде.
   Андрей молчал, глядя на искреннее горе – что такое потеря друзей, он хорошо знал. И, желая отвлечь священника от переживаемого горя, тихо повторил свой вопрос, что сильно заинтересовал его.
   – Чей это меч?
   – Иоанна Златоуста, – просто и коротко ответил старик.
   – Святого? – Удивление было искренним.
   – Нет, тогда он был еще язычником и полководцем. Великолепным воином. А святым он стал позже, после того как в его руки попал этот меч. Перед завоеванием Никеи магометанами этот меч, что хранился в церкви, увезли. А папа передал его позже нашему магистру. Он хранился в одном из орденских замков в Словакии. Каком – неважно. Они все, кроме последнего оставшегося, захвачены уграми. Бедный, бедный Карл…
   – А ножны где?
   – Их не было, и каковы они, никто не знает. Но если они соединятся с клинком, то будет чудо…
   – Даже так?
   – Есть одно пророчество…
   – Какое?
   – Зачем тебе это знать?! – усмехнулся старик, встопорщив бороду, и Андрей понял, что тот ему ничего не скажет. Или ответит, но не правду, а если и оную, то не всю. Потому задал другой вопрос, мучавший его сегодня с самого утра:
   – Для чего ты меня облачил в эти латы, отец?
   – Не отец я тебе, брат-командор…
   Не договорив, старик бросил на него испытующий взгляд. Такой, что у Андрея пробежали мурашки по коже. Он понял, что отказаться не имеет права – «Раз попала собака в колесо, пищи, но беги!», а плечами пожал, как бы говоря – куда деваться. Видно, совсем худо обстоят дела у ордена Святого Креста, раз за первого встречного хватаются!
   – Встань на колено!
   Священник словно прочитал его мысли и резанул взглядом. Потом взял меч и воткнул его в землю, впереди стоящего на одном колене Андрея.
   – Клянусь верой и правдой вечно служить ордену Святого Креста, пока не оставят меня силы!
   – Клянусь Господом нашим!
   – Клянусь возвратить ордену Святого Креста былую силу и славу! Клянусь приложить все свои силы, чтобы изгнать из христианской земли неверных и не опускать меч свой, пока не будет этого на нашей многострадальной святой земле, осененной Иисусом Христом!
   – Клянусь Господом нашим!
   – Твоя клятва ордену Святого Креста принята! Во имя Отца, Сына и святого Духа! Аминь! Встань, брат-командор, и теперь возьми сей меч, святыню христианскую, и носи его доблестно по освященному праву! Он достойно сражался за христианскую веру!
   – Аминь! – повторил за священником Андрей взволнованным голосом. Он поднялся с колена, вытащил меч из земли, отер лезвие и нежно поцеловал серебристую в лучах солнца сталь.
   Губы словно обожгло кипятком, и он отшатнулся. Колючие мурашки от похолодевших губ побежали электрическим током по всему телу, и в голове словно взорвалось солнце, ослепив на мгновение ярким, плазменным, чистым светом.
   Андрей открыл глаза, поморгал – казалось, он даже стал лучше видеть. Или краски окружающего мира стали ярче? Он потряс головой, словно спросонок, и взглянул на старика. Тот, повернувшись к нему спиной, копался в своей торбе, разыскивая или перекладывая там что-то.
   «Ни фига себе, тряхнуло! – Андрей покосился на спину старого рыцаря. – Хорошо, что он ничего не видел!»
   Старик, выудив из недр своей сумы баклагу с водой, уселся на камень:
   – А теперь помоги мне навьючить оружие на коней!
   Отхлебнув воды, он как ни в чем не бывало прикрыл глаза и задремал, не заметив вопрошающий взгляд Никитина.
   «А мне предложить?»
   Андрей сглотнул тягучей слюной по сухому, словно рашпиль, пыльному горлу так и не заданный вопрос и заковылял к лошадям. Он чувствовал себя ужасно, если не сказать хуже.
   Два пуда доспеха изрядно утяжелили его тело, теперь движения давались с трудом. Сопя и кряхтя, он принялся за дело, мысленно подбадривая себя крепким словцом.
   Пару раз, бросив искоса взгляд на дремлющего под солнцем старика, Андрею показалось, что он уловил запрятанную в бороде усмешку и хитрый прищур из-под ресниц.
   «Ага! – матерясь про себя, Андрей тащил к коню очередную охапку металла. – Зашибись развлекалово придумал, старый пень! Типа проверка для салаги! Курс молодого бойца!»
   Однако куча доспехов рано или поздно должна была закончиться, и Андрей измученно взирал на одиноко лежащее на земле рыцарское копье.
   Поднять его было целым делом: организм, заключенный в консервную банку доспеха, категорически отказывался низко наклоняться. Максимально согнувшись, Андрей лишь смог коснуться железными перчатками чаши злосчастного копья.
   Прикинув, что очередная попытка наклониться, чтобы поднять копье, может закончиться позорным падением, Андрей решил присесть, однако также потерпел фиаско. Покосившись на старика, все еще старательно изображавшего из себя спящего, Андрей зашипел от злости:
   «Твою мать, тоже мне, сэнсэй хренов! А я чего, всю жизнь мечтал, что ли, в эти ваши рыцари попасть? А меня, вообще, кто спрашивал…»
   Взгляд остановился на притороченной уже к седлу секире, и в голове мелькнула идея. Так и есть: использовав закругленное хищно-острое лезвие, он смог подцепить копье за древко и, наконец, поднять. Двухсполовинойметровый дрын выглядел впечатляюще! И весил так же!
   Кое-как, гремя и лязгая, он волоком потащил копье к коню. Через четверть часа мучений Андрей навьючил коня, прикрепив в довершение сверху рыцарское копье.
   В полном изнеможении он захотел было опуститься на землю, но тут почувствовал спиной насмешливый взгляд старого рыцаря.
   «Сдохну, но не упаду! Я все превозмогу, не такое видывал! Я буду носить это железо, как свою обычную и привычную одежду. Не дождетесь!»
   Однако тело протестовало: полный рыцарский доспех оказался в раза два тяжелее прежней «зброи», да еще неудобные наколенники с набедренниками, да сапоги с железными вставками и пластинами сильно мешали, утяжеляя ноги.
   – Я этот доспех носил с утра до вечера и дрался в нем часами!
   Легким, пружинящим шагом, словно сбросив лет так дцать, священник подошел к Андрею и положил руку на плечо. Словно пудовая гиря потянула плечо вниз, и Андрей заскрипел зубами, пытаясь сохранить равновесие.
   – Ты должен научиться его вначале таскать, потом носить, а затем просто не станешь замечать тяжесть. На это может уйти два месяца, но ты привыкнешь за пару недель. Ведь ты командор ордена Креста, а не изнеженный женщинами недоросль-шляхтич! А сейчас держи поводья коня, я возьму другого, и пойдем обратно до кельи. Там я честно отвечу на все твои вопросы, мой командор…
   Старик наклонился и неожиданно выпрямился – Андрей уловил только быстрое, как молния, движение и ощутил, как неизвестно откуда-то взявшийся клинок уткнулся ему в щеку.
   – А если бы в глаз попал, брат?! – только и смог выдавить он из себя, глядя на серебристую сталь кинжала.
   – Ты сейчас должен быть внимателен, брат-командор. Твоей смерти будут желать очень многие, и любая оплошность дорого обойдется не только тебе, но и всему ордену. – Старик упрятал кинжал в сутану, Андрей так и не понял, откуда тот выхватил смертоносное оружие.
   – После Каталауна мы в одночасье потеряли двух командоров, последних… Они не были в битве, но одного рука убийцы настигла в замке. Это был единственный предатель среди братьев…
   – Я думаю, что их было больше, – Андрей усмехнулся. – Второй командор ведь тоже скоропостижно скончался? И почти одновременно. Такое совпадение слишком подозрительно. Похоже на яд! Да и орденские замки по Эльбе быстро заняли. Слишком быстро, словно кто-то открыл ворота. Похоже, что в них не могли не быть изменники! Да и полный разгром ордена слишком подозрителен – такое ощущение, словно его подставили! Да и мор, что обрушился на Запретные ныне земли, имел странную избирательность – ведь эти села в большинстве своем были орденские!
   Андрей смотрел на старика, а тот несколько раз еле заметно вздрогнул, словно каждое слово разило его ножом в сердце. Значит, он был близок к истине в своих размышлениях, переварив ту скудную информацию, что успел собрать за это короткое время.
   – Я не ошибся, это судьба! – пробормотал под нос священник и быстро развернул один сверток. Достал оттуда большой алый плащ с нашитым белым крестом. И, подойдя вплотную, бережно накинул его на плечи Андрея. Вздохнул тяжко, медленно завязал тесемки, щелкнул пряжкой. Пристально посмотрел в глаза.
   – Пойдем в келью, брат-командор. Нас ждет долгий разговор…

Глава 5

   Дорога запомнилась Андрею одним сплошным кошмаром, он шел в почти бессознательном состоянии, еле волоча тяжеленные ноги. Тело горело от тяжести и жары, пот лился струями, как кран с горячей водой в русской бане. Только одно его несколько утешало – тяжесть равномерно облегала тело, а шлем с оружием были на коне, иначе бы он чувствовал себя намного хреновей, что еще очень мягко сказано.
   Но все же он дошел, чуть не падая, уже на полном издыхании. Привалился всей спиной к дереву и первой попавшейся под руку холстиной стал медленно утирать пот. А заодно обрадовался – Арни с ребятами ушли на целый день и не видят его позорища.
   Священник усмехнулся, сам привязал и разгрузил коней. Потом подошел к насмерть уставшему Андрею и характерным знаком руки, шевеля пальцами вверх, велел тому подняться с земли. Хоть было очень тяжело это сделать, но со второй ожесточенной попытки Андрею удалось подняться на дрожащие от усталости ноги.
   Старый рыцарь стал снимать с него доспехи, а Андрей, сжав до боли зубы, всячески помогал в этом разоблачении. Лишь спустя некоторое время он сумел наконец вздохнуть полной грудью – чудовищная тяжесть упала с натертых броней плеч.
   Сидя в полном расслаблении на траве, Андрей неожиданно вспомнил старый забытый анекдот и громко расхохотался. Священник с недоумением глянул на него.
   – Почему ты смеешься, брат-командор?
   – Да вот, историю одну вспомнил. Сейчас расскажу. Однажды встретились как-то в большой пустыне два человека, один нес огромную, тяжелую клетку, а второй мужик еле тащил на плече длинную рельсу. Ну, эта штука такая из железа, в две оглобли длиной, жутко тяжелая. Разговорились между собой и, разумеется, коснулись вопроса о своих ношах – мол, для чего их таскают. Тут первый клетку с натруженных плеч сбросил и говорит с оптимизмом в голосе:
   – Я льва увижу и сразу в клетку залезу, и железную дверцу за собой закрою – эта мохнатая тварь ни за что меня не съест, только свои зубы обломает. Ну а ты, путник, зачем рельсу несешь?
   – А я льва увижу, так сразу же во все свои силы от него дёру даю. А как тяжело станет, я тут же сразу рельсу на песок бросаю – ни один лев не догонит, так легко мне бежать становится!
   Он снова прыснул смешком и впервые увидел, как по-детски может смеяться старый рыцарь, закидывая назад голову, а на лице от жизнерадостного смеха исчезли на это очень короткое время все морщины.
   – Я не смеялся уже почти двадцать лет, и этот смех есть доброе предзнаменование, брат-командор. Пока не вернулись эти юноши, я скажу тебе сразу – теперь по регламенту ордена Креста я в твоем полном распоряжении и готов выполнить любой твой приказ! Кроме одного – того, что противоречит принятому мной сану.
   Тут священник серьезно посмотрел прямо в глаза Андрея и стал чеканить слова:
   – Ты последний оставшийся командор – сейчас ты единственный «хранитель», а потому глава ордена Святого Креста. И на тебе теперь лежит вся ответственность. Ты должен будешь возродить наш рыцарский орден, чтоб он воспрянул, как феникс из пепла. А это тяжелая задача, ведь орден обескровлен и слаб, большинство польских панов и немецких баронов – наши лютые враги. Я буду помогать тебе по мере моих скромных сил и знаний. Можешь на меня полностью положиться.
   – Почему ты так решил, брат? И как тебя зовут? Ты так и не назвал мне своего имени.
   – Сейчас паства называет меня отец Павел. В миру звали меня Любомир, я из захваченного ныне басурманами славного Киева, что Куйябой стал. Я из полян. В детстве стал холопом, попал в Богемию, где взял в руки меч и беглым вступил в орден, ставший моим спасением. Через пятнадцать лет получил серебряный пояс оруженосца, «полу-брата», как их называют. Вскоре на поле боя с уграми командор Ульрих фон Райхенау посвятил меня в рыцари, так я стал братом. У меня нет и никогда не будет детей, тем паче жены, да и родных, что остались на Днепре. Орден есть моя единственная семья и привязанность. Я не могу служить ему мечом, но рука может держать крест. Сейчас мне уже полных 62 года, следующей весной может быть на год больше. Вот только будет ли…
   Священник на секунду замялся, глаза гневно сверкнули, а уголки рта собрались в кривой улыбке.
   – Сюда придут со своим воинством паны Завойский и Сартский. Прости Господи им злодеяния, ибо они не ведают, что творят! – Отец Павел перекрестился. – Мы все тут погибнем! Неминуемо! А потому не стоит рисковать – ты должен немедленно уходить в Краков, там есть наш замок Замостье, и чехи – давние союзники ордена. А оттуда в Богемию или Моравию, где у нас есть пять замков. Там ты и все твои люди нужны до зарезу. Ты последняя надежда ордена…
   – Погоди торопиться, брат Павел! – несколько невежливо перебил священника Андрей. – Куда и зачем мне уходить – это я сам решу. Хочу только получить от тебя честный и прямой ответ – только поэтому ты признал меня командором ордена?
   – Ну и хватка у тебя, брат Андрей. Я рад, что в тебе не ошибся, – старый рыцарь улыбнулся, но его голос построжал, – не потому я признал тебя командором! Будь это так – сам убил бы!
   Глаза старика загорелись нешуточным гневом, а у Андрея захолонуло сердце – такой дед убил бы сразу и не поморщился. Матерый вояка и до того, как красный плащ на сутану сменил, немало крови пролил.
   – Грешно сомневаться в Божественном провидении. И не мне, скорбному, это делать! Ты воин и попал сюда с другого мира. Так?
   – Так, – с этим трудно было спорить.
   – Ты удивительно похож на командора Андреаса фон Верта, и обликом, словно близнец его, и жизнью, в которой красной нитью прошла война с неверными, как и у него! Орденскую наколку тебе сделал твой друг, воин. И нанес ее, как нашу, а не как принятую в твоем времени…
   – Так он пьян был до изумления!
   – Вот это и оно. – Священник назидательно помахал пальцем и непроизвольно шмыгнул носом, отчего Андрею показалось, что отец Павел в молодости был не дурак выпить. А тот, словно подтвердив промелькнувшую мысль, произнес:
   – Если вино во зло, то пробуждает темные желания, что таятся в каждом из нас. Но если в добро, то человек творит во благо Господа нашего! Так и тот воин водил рукою своею, выполняя Его Предначертание. И так же, как я, тот воин искалечен в бою. Ты мне говорил, я запомнил.
   – Ты прав, – после минутного размышления согласился Андрей, хотя ему такое предположение вначале показалось диким.
   – А ты, прозябая без трудов ратных в сельце убогом, заново сам взялся речь германскую да ляшскую учить. Зачем тебе она там нужна, если иноплеменников днем с огнем не найдешь?! Что, просто так или…
   – Или, – с трудом, но согласился Андрей, вспомнив, как терзался на пенсии и прозябал. И как мечтал вырваться! Допросился…
   – И попав сюда, ты сразу встретил собственного сына, да-да, своего! Ты оплатил чужие, но свои счеты! Жаль только, что не прибил там Замосцкого – он еще нам много пакостей доставит. Что, просто так оглоблю схватил и стал ему ноги ломать, а не мозги вышибать?!
   Андрей вздохнул – слишком много появилось совпадений. Как в той притче про упертого праведника во время потопа и посланные ему для спасения плот, лодку и корабль. А священник продолжал загибать пальцы, перейдя на левую руку.
   – В трактире к тебе на помощь пришел орденец! Тебя нашел этот меч! Что, просто так он на пути попался? А может, ты к нему?! Еще перечислять или хватит таких «совпадений»?! И, наконец, есть пророчество святого Феофана – мне ли ему противиться?!
   Старик чуть не сорвался в крик, покраснев и напирая широкой, отнюдь не дедовской грудью, тыкая пальцем – «Он меня за Фому неверующего держит, еще и морду мне набьет за упрямство!». От таких мыслей оторвало его знакомое слово, и Никитин сразу насторожился.
   – А что это за пророчество? – Андрей был заинтригован, услышав это имя во второй раз.
   – А вот этого тебе знать нельзя. Если пророчество про тебя, то оно исполнится по воле Господа, и тогда зачем тебе его знать? Если же нет, то тем более незачем разум и душу смущать, подгоняя откровение под свои действия?! Ведь так, брат-командор?
   – Так, – выдавил из себя согласие Андрей, он не мог не признать резонность сказанных ему слов. Теперь для него все стало ясным.

Глава 6

   – Отец Бонифаций!
   Мягкий голос служки вывел папского нунция из дремоты, в которую он незаметно погрузился после тяжелого ночного бдения. Хотел поработать над бумагами, присланными из австрийского Лиенца, где находилась резиденция его святейшества папы Александра, да не смог устоять перед зовом уставшей плоти. Уснул, уткнувшись носом в бумаги.
   – Прибыл купец Иоганн Нойман. Просит аудиенции.
   – Нойман?! Зови немедленно!
   Известие, желанное и столь нужное, взбодрило священника и окончательно прогнало остатки сна. Он даже потряс головой, словно собака, отряхивающая воду, придя от данной процедуры в должное состояние.
   Дверь в кабинет отворилась, и в него упругим шагом вошел долгожданный вестник в запыленной одежде. Встал на колени и приложился сухими губами к протянутой ладони.
   – Здравствуйте, святой отец! – купец поднялся на ноги и замер в ожидании. Нунций чуть улыбнулся краешками губ.
   – Я вижу, у вас важные известия для меня, что вы не задержались ни на один час. Вы сильно торопились, герр Нойман, и я ценю ваше рвение.
   – Очень важные, святой отец…
   – Князь Святослав принял наше предложение?
   – Он его отверг категорически, святой отец!
   – Значит, княгиня Ольга…
   – Она во Пскове, но за ней пригляд, и она уже не имеет прежнего влияния. Единственное, что позволил ее властный сын, так это возвести Десятинную церковь для нее, нескольких бояр, что приняли веру, да приезжих купцов. Христиан во Пскове почти нет.
   – Тогда причина вашей спешки для меня ясна – князь Роговолт Полоцкий решил в пику новгородскому князю принять веру.
   – Нет, святой отец. Князь отказал нам, хотя строить церковь разрешил. Его единственная дочь Рогнеда принять христианство не пожелала.
   – И вы спешили только для того, чтобы сообщить мне эти пренеприятные известия?! – Нунций раздраженно поморщился. – Могли бы хоть переодеться, время есть – такие худые новости не к спеху. Да и нет нужды ставить в известность Лиенц.
   В голосе нунция лязгнул металл, а в глазах, прежде кротких, промелькнула опасная молния. Однако Нойман отнюдь не испугался, он давно работал на церковь и знал себе цену. Купец улыбнулся победно, почти как триумфатор, отчего нунций чуть не вскочил с жесткого дубового кресла.
   – Да не томите мне душу! Новости, что вы привезли, не стоили и порванного в дороге сапога. А вы сильно торопились, Иоганн! А потому заклинаю вас – не испытывайте мое терпение! Оно небезгранично…
   – Несколько дней назад на Пятницком тракте в постоялом дворе, что у Запретных земель…
   Нойман сделал выжидательную паузу, наклонился прямо к уху нунция и тихо произнес:
   – Я встретил там брата Андреаса…
   – Какого брата? Вашего? Что вы мне плетете, Нойман?! Вы с ума не сошли часом?
   Нунций в раздражении сыпал словами, а Нойман мстительно улыбнулся – он недолюбливал этого импульсивного отца церкви, которому прямо мешал этот южный итальянский характер, но очень ценил его другие качества, а потому докончил, чеканя каждое слово по отдельности: