Страница:
– Я встретил там брата Андреаса фон Верта, последнего из «хранителей», командора ордена Святого Креста!
– Что? Андреаса фон Верта?
Нунций захлопал глазами, еще не понимая сказанного, но спустя несколько секунд побледнел. Голос охрип за мгновение, и он прошипел, выталкивая слова из горла:
– Так он не погиб на Каталаунских полях?! Боже мой! Пятнадцать лет, пятнадцать лет прошло… Ты не ошибся?
Такая дикая надежда прозвучала в голосе священника, что Нойман, не мешкая, ответил:
– Это исключено, святой отец! Он дрался там с кастеляном пана Сартского Ярославом Замосцким…
– Убил его?
– Нет, – ответил Нойман, и тут же лицо нунция смертельно побледнело. И купец заторопился, сыпля словами: – Вы меня неправильно поняли. Был не поединок, была обычная драка – командор на моих глазах оглоблей огрел несколько стражников кастеляна, а последнему сломал колено.
– У него что, меча не было?
– Они с кастеляном говорили о какой-то клятве, данной пятнадцать лет тому назад, что брат-командор к нему железом более не прикоснется, но ноги сломает!
– Я вспомнил, – воскликнул нунций, утирая со лба капельки пота. – Такая клятва была дана тогда. И он ее исполнил… Невероятно! Как выглядит сейчас командор Андреас?
– Лет за пятьдесят, лицо в шрамах. Волосы русые, с обильной сединой. С ним юноша, очень похожий на него. Командор один раз назвал его сыном. Одежда у обоих простых воинов, кожаные доспехи, плохонькие мечи. Орденских плащей не было…
– Он не безумец, чтоб в таком одеянии по владениям Сартского разъезжать. Участь брата Зарембы…
– Да, кстати, о нем. Пан кастелян подписал крестоцеловальную грамоту, что обязуется отдаться в руки ордена, если его сюзерен не отпустит в течение недели захваченного им подло рыцаря ордена Зарембу и его людей, честно, купно и оружно. Пан Ярослав такую грамоту подписал и крест на сем целовал. Я присутствовал и собственною рукою писал эти грамоты, ибо у командора письменных принадлежностей не имелось…
– Не может быть!
– Пан кастелян страдал от боли… И от страха – вы знаете, святой отец, как командор умеет его вызывать. А бумага – вот она, – купец достал свиток и с поклоном передал нунцию. – Это копия грамоты, командор специально приказал ее сделать и отдал мне на хранение.
– Он вас узнал?
– Да, еще вечером за столом, как пришел мой обоз. Мы с ним пили вино. Много выпили, очень много, святой отец…
– Я отпускаю тебе этот грех! – с улыбкой произнес нунций. Усталость исчезла, стало радостно на душе, которую обуяла лихорадочная жажда деятельности – новость была ошеломительной.
– Я принял его за странствующего рыцаря, к моему стыду. Я просто не узнал его, в голове не укладывалось, что может произойти такое чудо…
– Все в руках Божьих! – назидательно произнес нунций и перекрестился. Купец тут же последовал его примеру и продолжил говорить:
– Зато он узнал, назвал Нойманом, хотя я раньше сказал ему, что меня зовут Новаком. Я просто был пьян, а потому даже предложил ему сопровождать мой обоз до Праги за десять злотых.
– Ты поскупился, сын мой, – усмехнулся нунций. – С ним были воины, кроме этого юноши?
– Нет, но когда мы услышали звон мечей и выбежали на двор, то командор закричал орденский клич, и мой Арни тут же вмешался, зарубив ляха. А потом сказал мне, что возвращается обратно в орден. Он тоже узнал командора и накинул на того красный плащ – рубашка была порвана, а на груди были видны знаки крестоносца.
– Ты их разглядел? – нунций впился взглядом в своего тайного конфидента, а проще говоря, шпиона.
– Нет, но Ядвижка, что вечер с ним провела, а потом на ночь удалились вместе, сказала о том слуге трактирщика, а мой человек подслушал. Там нанесены были круг, крест и древо. К сожалению, я об этом узнал лишь после схватки во дворе!
– Это командор! – прошептал нунций и стиснул зубы – его колотило от нервного напряжения. – И где он был столько времени?!
– У меня есть соображения по этому поводу, святой отец, – вкрадчиво произнес купец, прекрасно слышавший последние слова. И видя, что нунций ничего не отвечает, а молчание есть знак согласия, то заговорил, принизив голос до шепота.
– На нем простой золотой крестик, но чеканка явно византийская. А цепочка так просто чудо – я такой изящной и тончайшей работы еще не видел. Колечко к колечку, все похожи, а их и разглядеть толком нельзя. И раз крестился он как все ортодоксы – справа налево… Вот тут-то я и призадумался – с чего это германский рыцарь, пусть и обедневший, уж больно плохо был одет, а крестится, как ромей…
– А ведь это объясняет его долгое отсутствие и в какой-то мере внезапное появление!
– Вы имеете в виду «духовную» великого магистра, святой отец?
– Не только ее. Святой престол еще двадцать лет назад…
Нунций не договорил и задумчиво посмотрел на купца – глаза священника приняли странное выражение.
– Ну что ж, сын мой. Ты славно потрудился во благополучие нашей матери церкви. Я отпишу о том в Лиенц. А пока тебе предстоит сделать несколько важных дел, о которых мы сейчас и поговорим…
Глава 7
Глава 8
– Что? Андреаса фон Верта?
Нунций захлопал глазами, еще не понимая сказанного, но спустя несколько секунд побледнел. Голос охрип за мгновение, и он прошипел, выталкивая слова из горла:
– Так он не погиб на Каталаунских полях?! Боже мой! Пятнадцать лет, пятнадцать лет прошло… Ты не ошибся?
Такая дикая надежда прозвучала в голосе священника, что Нойман, не мешкая, ответил:
– Это исключено, святой отец! Он дрался там с кастеляном пана Сартского Ярославом Замосцким…
– Убил его?
– Нет, – ответил Нойман, и тут же лицо нунция смертельно побледнело. И купец заторопился, сыпля словами: – Вы меня неправильно поняли. Был не поединок, была обычная драка – командор на моих глазах оглоблей огрел несколько стражников кастеляна, а последнему сломал колено.
– У него что, меча не было?
– Они с кастеляном говорили о какой-то клятве, данной пятнадцать лет тому назад, что брат-командор к нему железом более не прикоснется, но ноги сломает!
– Я вспомнил, – воскликнул нунций, утирая со лба капельки пота. – Такая клятва была дана тогда. И он ее исполнил… Невероятно! Как выглядит сейчас командор Андреас?
– Лет за пятьдесят, лицо в шрамах. Волосы русые, с обильной сединой. С ним юноша, очень похожий на него. Командор один раз назвал его сыном. Одежда у обоих простых воинов, кожаные доспехи, плохонькие мечи. Орденских плащей не было…
– Он не безумец, чтоб в таком одеянии по владениям Сартского разъезжать. Участь брата Зарембы…
– Да, кстати, о нем. Пан кастелян подписал крестоцеловальную грамоту, что обязуется отдаться в руки ордена, если его сюзерен не отпустит в течение недели захваченного им подло рыцаря ордена Зарембу и его людей, честно, купно и оружно. Пан Ярослав такую грамоту подписал и крест на сем целовал. Я присутствовал и собственною рукою писал эти грамоты, ибо у командора письменных принадлежностей не имелось…
– Не может быть!
– Пан кастелян страдал от боли… И от страха – вы знаете, святой отец, как командор умеет его вызывать. А бумага – вот она, – купец достал свиток и с поклоном передал нунцию. – Это копия грамоты, командор специально приказал ее сделать и отдал мне на хранение.
– Он вас узнал?
– Да, еще вечером за столом, как пришел мой обоз. Мы с ним пили вино. Много выпили, очень много, святой отец…
– Я отпускаю тебе этот грех! – с улыбкой произнес нунций. Усталость исчезла, стало радостно на душе, которую обуяла лихорадочная жажда деятельности – новость была ошеломительной.
– Я принял его за странствующего рыцаря, к моему стыду. Я просто не узнал его, в голове не укладывалось, что может произойти такое чудо…
– Все в руках Божьих! – назидательно произнес нунций и перекрестился. Купец тут же последовал его примеру и продолжил говорить:
– Зато он узнал, назвал Нойманом, хотя я раньше сказал ему, что меня зовут Новаком. Я просто был пьян, а потому даже предложил ему сопровождать мой обоз до Праги за десять злотых.
– Ты поскупился, сын мой, – усмехнулся нунций. – С ним были воины, кроме этого юноши?
– Нет, но когда мы услышали звон мечей и выбежали на двор, то командор закричал орденский клич, и мой Арни тут же вмешался, зарубив ляха. А потом сказал мне, что возвращается обратно в орден. Он тоже узнал командора и накинул на того красный плащ – рубашка была порвана, а на груди были видны знаки крестоносца.
– Ты их разглядел? – нунций впился взглядом в своего тайного конфидента, а проще говоря, шпиона.
– Нет, но Ядвижка, что вечер с ним провела, а потом на ночь удалились вместе, сказала о том слуге трактирщика, а мой человек подслушал. Там нанесены были круг, крест и древо. К сожалению, я об этом узнал лишь после схватки во дворе!
– Это командор! – прошептал нунций и стиснул зубы – его колотило от нервного напряжения. – И где он был столько времени?!
– У меня есть соображения по этому поводу, святой отец, – вкрадчиво произнес купец, прекрасно слышавший последние слова. И видя, что нунций ничего не отвечает, а молчание есть знак согласия, то заговорил, принизив голос до шепота.
– На нем простой золотой крестик, но чеканка явно византийская. А цепочка так просто чудо – я такой изящной и тончайшей работы еще не видел. Колечко к колечку, все похожи, а их и разглядеть толком нельзя. И раз крестился он как все ортодоксы – справа налево… Вот тут-то я и призадумался – с чего это германский рыцарь, пусть и обедневший, уж больно плохо был одет, а крестится, как ромей…
– А ведь это объясняет его долгое отсутствие и в какой-то мере внезапное появление!
– Вы имеете в виду «духовную» великого магистра, святой отец?
– Не только ее. Святой престол еще двадцать лет назад…
Нунций не договорил и задумчиво посмотрел на купца – глаза священника приняли странное выражение.
– Ну что ж, сын мой. Ты славно потрудился во благополучие нашей матери церкви. Я отпишу о том в Лиенц. А пока тебе предстоит сделать несколько важных дел, о которых мы сейчас и поговорим…
Глава 7
– Ответь мне, брат, что точно означают знаки на моей груди. Ведь я ни ухом, ни рылом… Виноват! Совсем не знаю таинства этой загадочной надписи. Вернее, что она обозначает здесь.
– В самом начале идет Крест, он есть у каждого вступившего в орден. Но наносится воину, кои в ордене «служителями» именуются, только после полугода испытательного срока. Затем, если становится «посвященным», то есть опоясанным рыцарем, или даже получившими право на баннер, справа наносили знак «I». Его ставили поверху большой точки, символа «полубрата» – так называют «служителей», оставшихся на второй двенадцатилетний срок, или оруженосцев. Они имеют право на обращение «брат», но в «посвященные» не входят. То привилегия для одних только рыцарей…
– А «хранители»?
– Они ведают всеми делами и тайнами ордена. А потому их мало – девять командоров и четыре главных вершителя – три приора или магистра, и глава нашего ордена.
– Гроссмейстер?
– Так его именуют тевтоны – великим магистром, ты прав. Священники ордена имеют такие же знаки, ибо все мы воевали под знаменами ордена, только сейчас в руках обычного оружия не имеем. Я сам, в первую очередь, воин, но держать в руках меч для меня сейчас грех.
Старый рыцарь расстегнул ворот и обнажил левую половину груди – на ней чуть выше соска шли насквозь ему знакомые синие знаки татуировки I+. Отшельник потер ладонью надпись, а затем немедленно застегнул ворот и тихо сказал Андрею:
– Почти всегда рыцари, которые уже не могли держать в руках оружия, принимали духовный сан и давали обет безбрачия, целибата. Их рукополагает кардинал по благословению папы. Духовного главы ордена у нас нет, его роль выполняет сам его святейшество. Великий магистр занят только военными и мирскими делами. Вот и все наши тайны, если вкратце.
– И что мы имеем? – протянул Андрей, делая в уме нехитрый подсчет. – До Каталауна в ордене было тринадцать «хранителей», девять из которых командовали отрядами, в каждом из которых по три баннера и девять простых «копий». Так?
– Не так! Тринадцать «копий» по десять всадников, ибо все «хранители» воины.
– Хорошо. Исходя из принципа троичности, «посвященных» рыцарей 81, да 27 старших по рангу и имеющих право на баннер братьев. А также 243 «полубрата» или оруженосцев. Верно?
– Ты считаешь хорошо!
– Итого 121 «копье», или чуть более тысячи двухсот всадников. А пехота имелась?
– Нет, только замковая стража из пожилых или увечных воинов. Ими обычно командовал наиболее опытный «служитель» или оруженосец. Зато были конные стрелки, или «синие плащи», как их называют. Им давалось вознаграждение, служили они половину срока. Орденский знак на грудь таким воинам не наносился.
– Были? А что, сейчас их нет?
– Сейчас почти ничего нет. Долгих пятнадцать лет мы пытались возродить орден Креста, но так и не сумели собрать тринадцать рыцарей для капитула, тех, кто отслужил бы в ордене полный двенадцатилетний срок. Князья потому отказали, ссылаясь на наш же регламент, в покровительстве, а без замков и земель, которые мы потеряли везде, кроме Моравии и Богемии, нет ни одного командорства. И рыцари теперь обходят наше знамя, вступая только в «Братство Святой Марии». А самое плохое – это то, что не остался в живых ни один член капитула, а только они могли посвящать в рыцари наших «полубратьев».
– Так сколько же сейчас рыцарей Креста?
– Два «баннера» в моравских и богемских замках, в них всего пять «копий». Я тоже имею право на флаг, вот только у меня нет «копий», кроме моего. И то без рыцаря, – священник тяжело вздохнул. – Я уже не воин. Со мной всего семь орденцев, на «копье» не наберется. Оруженосец Болеслав и пятеро воинов в здешнем замке, у самого Белогорья. Грумуж у родных, трое «синих» тоже, они из здешних селян. Больше никого тут нет.
– Ты баннерный рыцарь, а у тебя нет «копий»? – удивился Андрей.
– Здесь нет, – поправился старик. – Я хотел передать свой флаг брату Карлу… Но он погиб. В Словакии совсем худо. У нас остался только один замок у «Трех дубов», там «копье» брата Вацлава и десяток «синих». Угры опустошили страну, словаки бегут либо в горы, но там не выжить, либо сюда.
– А Замостье?
– Совсем забыл, память плохой стала, – покаянно произнес священник, но бросил на Андрея хитрый взгляд. – Брат Иоганн сейчас там замок держит, а брат Стефан томится в подвале у пана Сартского. Вот и все наши силы, едва с сотню воинов наберем, – священник тяжело вздохнул и понурил голову.
Новоявленный командор чувствовал себя не лучше – он никак не ожидал, что положение настолько скверное. А потому предложение бежать отсюда в Краков было весьма разумное, и он бы его принял без раздумий, если бы не одно но…
– А почему ты здесь живешь?
– Я получил в схватке с паном Сартским тяжелую рану, правая нога была изувечена, и потерял в том бою последнее село ордена по ту сторону от Запретных земель… – Старый рыцарь еще раз тяжело вздохнул, до сих пор переживая за свое давнее поражение от самого злейшего врага ордена, и надолго замолчал.
Андрей подождал и решил сам заговорить:
– Но ведь пан Сартский сюда явится рано или поздно. Ты думаешь, что он пощадит священника?
– Меня он убьет, это точно! Но я погибну в нашем орденском плаще и с оружием в руке. На пороге этого дома… Или на коне в сшибке… А это лучшая участь для крестоносца!
– Ты же говорил, что здесь нет оружия?!
– Говорил, что у меня в руках его нет. В этом я не обманывал. А в доме оружие есть, но о том ты не спрашивал.
Священник тяжело встал, опираясь на стол, медленно подошел к грубо сколоченной полке и достал пару предметов, которые могли хорошо послужить в деле отнимания жизней. Андрей их узнал – короткий шестопер, увесистую булаву и кистень на длинной рукояти с большим, не зубастым шаром на толстой цепи.
– Кровь не желаешь лить? – поинтересовался Андрей, припомнив из истории особенности вооружения воинов-клириков. – Но ведь ими запросто убить можно, переломав кости.
– Это если желаешь убить! А я не хочу. Но покалечить можно запросто. В стычке или бою этого достаточно.
– А если от такого удара умрут?
– То грех не на мне, если Бог ему исцеление не даровал, грешному, что на бедного священника ордена руку поднял. То волк, что в шкуру овцы заблудшей нарядился.
– Резонно, – согласился Андрей и потрогал крупный шарик. – Тяжелый кистень…
– Это не кистень, брат-командор. Тот – баловство для лесных татей и душегубов всяких. Это моргенштерн, «утренняя звезда», как именуют его на рейнских землях. За такое оружие любого смерда или татя на первом же суку повесить можно.
– Моргенштерн не поможет тебе – через пару месяцев пан Сартский двинет сюда шесть сотен воинов. Чем их остановить?
– Нечем, даже если всех орденцев соберем. Ибо против одного нашего воина будет шесть врагов. Но оголять богемские и моравские замки нельзя, хоть по половине «копья», но там оставить. Потому уходи отсюда, брат Андрей, ты единственная надежда крестоносцев.
– А ты останешься?
– Да! Бяла Гура – наше владение, пусть крестьяне и нарушили свои обязательства перед орденом. Но это наша земля! Уйти я не могу, иначе получу клеймо труса…
– Ты хочешь, чтобы это клеймо получил я сам?! – В голосе Андрея звякнул металл. В груди стал закипать гнев.
– Я рад, что не ошибся в тебе, брат, – с лица священника слетела хмурость, а на губах заиграла улыбка. – Теперь я полностью уверен в тебе, в том, что дело ордена в надежных руках. Нужно отстоять Белогорье, и ты должен сделать это. Ты воин, тем паче не нашего мира. Ты знаешь многие военные хитрости, что неизвестны здесь! Не может же быть, чтобы ты не придумал там, где наш разум полностью бессилен?!
– Ну, ты и хитрец!
Андрей рассмеялся, хотя ему было не до смеха – как выстоять при таком чудовищном неравенстве сил. Что можно придумать? Где найти путь не только к спасению, но и к победе?
– Знатная добыча, – проговорил священник, подойдя к оконному проему. Стекла не было, на ночь оно закрывалось ставнем, а потому свежий ветерок колыхал волосы на голове отшельника.
Андрей тоже выглянул – Велемир бросил к кострищу связку птиц, Арни скинул с плеч косулю.
– Теперь мы будем с дичиной! – весело проговорил Андрей. – Хорошие стрелки, не так ли?
– Да, твой сын луком владеет похвально.
– При чем здесь Велемир? Арни добыл косулю…
– Этот честный хитрец ее только сейчас принес. А весь день он ходил за тобой как тень, не отпуская далеко.
– Я ничего не видел и не слышал. – Лицо Андрея покраснело – не может же быть, чтоб так лопухнулся во второй раз.
– И я его не видел и не слышал, – покладисто согласился старик. – Но знал, что Арни где-то близко. Он будет рядом с тобой всегда – это и его выбор, и мой приказ. А отпущение грехов я ему еще ночью дал, заранее.
– Сговорились? – только и смог вымолвить Андрей, ощущая себя дураком. – Тогда я ему устрою. И тебе заодно…
– В самом начале идет Крест, он есть у каждого вступившего в орден. Но наносится воину, кои в ордене «служителями» именуются, только после полугода испытательного срока. Затем, если становится «посвященным», то есть опоясанным рыцарем, или даже получившими право на баннер, справа наносили знак «I». Его ставили поверху большой точки, символа «полубрата» – так называют «служителей», оставшихся на второй двенадцатилетний срок, или оруженосцев. Они имеют право на обращение «брат», но в «посвященные» не входят. То привилегия для одних только рыцарей…
– А «хранители»?
– Они ведают всеми делами и тайнами ордена. А потому их мало – девять командоров и четыре главных вершителя – три приора или магистра, и глава нашего ордена.
– Гроссмейстер?
– Так его именуют тевтоны – великим магистром, ты прав. Священники ордена имеют такие же знаки, ибо все мы воевали под знаменами ордена, только сейчас в руках обычного оружия не имеем. Я сам, в первую очередь, воин, но держать в руках меч для меня сейчас грех.
Старый рыцарь расстегнул ворот и обнажил левую половину груди – на ней чуть выше соска шли насквозь ему знакомые синие знаки татуировки I+. Отшельник потер ладонью надпись, а затем немедленно застегнул ворот и тихо сказал Андрею:
– Почти всегда рыцари, которые уже не могли держать в руках оружия, принимали духовный сан и давали обет безбрачия, целибата. Их рукополагает кардинал по благословению папы. Духовного главы ордена у нас нет, его роль выполняет сам его святейшество. Великий магистр занят только военными и мирскими делами. Вот и все наши тайны, если вкратце.
– И что мы имеем? – протянул Андрей, делая в уме нехитрый подсчет. – До Каталауна в ордене было тринадцать «хранителей», девять из которых командовали отрядами, в каждом из которых по три баннера и девять простых «копий». Так?
– Не так! Тринадцать «копий» по десять всадников, ибо все «хранители» воины.
– Хорошо. Исходя из принципа троичности, «посвященных» рыцарей 81, да 27 старших по рангу и имеющих право на баннер братьев. А также 243 «полубрата» или оруженосцев. Верно?
– Ты считаешь хорошо!
– Итого 121 «копье», или чуть более тысячи двухсот всадников. А пехота имелась?
– Нет, только замковая стража из пожилых или увечных воинов. Ими обычно командовал наиболее опытный «служитель» или оруженосец. Зато были конные стрелки, или «синие плащи», как их называют. Им давалось вознаграждение, служили они половину срока. Орденский знак на грудь таким воинам не наносился.
– Были? А что, сейчас их нет?
– Сейчас почти ничего нет. Долгих пятнадцать лет мы пытались возродить орден Креста, но так и не сумели собрать тринадцать рыцарей для капитула, тех, кто отслужил бы в ордене полный двенадцатилетний срок. Князья потому отказали, ссылаясь на наш же регламент, в покровительстве, а без замков и земель, которые мы потеряли везде, кроме Моравии и Богемии, нет ни одного командорства. И рыцари теперь обходят наше знамя, вступая только в «Братство Святой Марии». А самое плохое – это то, что не остался в живых ни один член капитула, а только они могли посвящать в рыцари наших «полубратьев».
– Так сколько же сейчас рыцарей Креста?
– Два «баннера» в моравских и богемских замках, в них всего пять «копий». Я тоже имею право на флаг, вот только у меня нет «копий», кроме моего. И то без рыцаря, – священник тяжело вздохнул. – Я уже не воин. Со мной всего семь орденцев, на «копье» не наберется. Оруженосец Болеслав и пятеро воинов в здешнем замке, у самого Белогорья. Грумуж у родных, трое «синих» тоже, они из здешних селян. Больше никого тут нет.
– Ты баннерный рыцарь, а у тебя нет «копий»? – удивился Андрей.
– Здесь нет, – поправился старик. – Я хотел передать свой флаг брату Карлу… Но он погиб. В Словакии совсем худо. У нас остался только один замок у «Трех дубов», там «копье» брата Вацлава и десяток «синих». Угры опустошили страну, словаки бегут либо в горы, но там не выжить, либо сюда.
– А Замостье?
– Совсем забыл, память плохой стала, – покаянно произнес священник, но бросил на Андрея хитрый взгляд. – Брат Иоганн сейчас там замок держит, а брат Стефан томится в подвале у пана Сартского. Вот и все наши силы, едва с сотню воинов наберем, – священник тяжело вздохнул и понурил голову.
Новоявленный командор чувствовал себя не лучше – он никак не ожидал, что положение настолько скверное. А потому предложение бежать отсюда в Краков было весьма разумное, и он бы его принял без раздумий, если бы не одно но…
– А почему ты здесь живешь?
– Я получил в схватке с паном Сартским тяжелую рану, правая нога была изувечена, и потерял в том бою последнее село ордена по ту сторону от Запретных земель… – Старый рыцарь еще раз тяжело вздохнул, до сих пор переживая за свое давнее поражение от самого злейшего врага ордена, и надолго замолчал.
Андрей подождал и решил сам заговорить:
– Но ведь пан Сартский сюда явится рано или поздно. Ты думаешь, что он пощадит священника?
– Меня он убьет, это точно! Но я погибну в нашем орденском плаще и с оружием в руке. На пороге этого дома… Или на коне в сшибке… А это лучшая участь для крестоносца!
– Ты же говорил, что здесь нет оружия?!
– Говорил, что у меня в руках его нет. В этом я не обманывал. А в доме оружие есть, но о том ты не спрашивал.
Священник тяжело встал, опираясь на стол, медленно подошел к грубо сколоченной полке и достал пару предметов, которые могли хорошо послужить в деле отнимания жизней. Андрей их узнал – короткий шестопер, увесистую булаву и кистень на длинной рукояти с большим, не зубастым шаром на толстой цепи.
– Кровь не желаешь лить? – поинтересовался Андрей, припомнив из истории особенности вооружения воинов-клириков. – Но ведь ими запросто убить можно, переломав кости.
– Это если желаешь убить! А я не хочу. Но покалечить можно запросто. В стычке или бою этого достаточно.
– А если от такого удара умрут?
– То грех не на мне, если Бог ему исцеление не даровал, грешному, что на бедного священника ордена руку поднял. То волк, что в шкуру овцы заблудшей нарядился.
– Резонно, – согласился Андрей и потрогал крупный шарик. – Тяжелый кистень…
– Это не кистень, брат-командор. Тот – баловство для лесных татей и душегубов всяких. Это моргенштерн, «утренняя звезда», как именуют его на рейнских землях. За такое оружие любого смерда или татя на первом же суку повесить можно.
– Моргенштерн не поможет тебе – через пару месяцев пан Сартский двинет сюда шесть сотен воинов. Чем их остановить?
– Нечем, даже если всех орденцев соберем. Ибо против одного нашего воина будет шесть врагов. Но оголять богемские и моравские замки нельзя, хоть по половине «копья», но там оставить. Потому уходи отсюда, брат Андрей, ты единственная надежда крестоносцев.
– А ты останешься?
– Да! Бяла Гура – наше владение, пусть крестьяне и нарушили свои обязательства перед орденом. Но это наша земля! Уйти я не могу, иначе получу клеймо труса…
– Ты хочешь, чтобы это клеймо получил я сам?! – В голосе Андрея звякнул металл. В груди стал закипать гнев.
– Я рад, что не ошибся в тебе, брат, – с лица священника слетела хмурость, а на губах заиграла улыбка. – Теперь я полностью уверен в тебе, в том, что дело ордена в надежных руках. Нужно отстоять Белогорье, и ты должен сделать это. Ты воин, тем паче не нашего мира. Ты знаешь многие военные хитрости, что неизвестны здесь! Не может же быть, чтобы ты не придумал там, где наш разум полностью бессилен?!
– Ну, ты и хитрец!
Андрей рассмеялся, хотя ему было не до смеха – как выстоять при таком чудовищном неравенстве сил. Что можно придумать? Где найти путь не только к спасению, но и к победе?
– Знатная добыча, – проговорил священник, подойдя к оконному проему. Стекла не было, на ночь оно закрывалось ставнем, а потому свежий ветерок колыхал волосы на голове отшельника.
Андрей тоже выглянул – Велемир бросил к кострищу связку птиц, Арни скинул с плеч косулю.
– Теперь мы будем с дичиной! – весело проговорил Андрей. – Хорошие стрелки, не так ли?
– Да, твой сын луком владеет похвально.
– При чем здесь Велемир? Арни добыл косулю…
– Этот честный хитрец ее только сейчас принес. А весь день он ходил за тобой как тень, не отпуская далеко.
– Я ничего не видел и не слышал. – Лицо Андрея покраснело – не может же быть, чтоб так лопухнулся во второй раз.
– И я его не видел и не слышал, – покладисто согласился старик. – Но знал, что Арни где-то близко. Он будет рядом с тобой всегда – это и его выбор, и мой приказ. А отпущение грехов я ему еще ночью дал, заранее.
– Сговорились? – только и смог вымолвить Андрей, ощущая себя дураком. – Тогда я ему устрою. И тебе заодно…
Глава 8
Тусклый свет через толщу воды… Что-то большое, темное на поверхности… Пузыри воздуха перед глазами… Его собственного воздуха из его собственных легких…
«Мамочка!» – Андрей дернулся к свету, забился, пытаясь вырваться наверх, на поверхность, но неведомая сила опутала все тело и тянула на глубину. Холодная вода сводила судорогой. Андрей вытянул носки в надежде нащупать дно, но под ногами была пустота.
Толстая леска не пускала свою жертву, а все его отчаянные попытки освободиться приводили лишь к тому, что он еще больше запутывался.
Казалось, почудившаяся сперва, промелькнувшая над поверхностью воды тень приняла ясные очертания протянутой руки.
«Туда! Туда!»
Изогнувшись, Андрей в последнем рывке ринулся к спасительному свету, ухватившись со всей силы за протянутую руку.
Воздух! Вдох! Еще один!
Как хорошо!
На мгновение он опешил: вместо привычной теплоты и мягкости человеческой ладони, пусть и загрубевшей, и потной, и мозолистой, любой, но именно ладони, пальцы крепко сжали твердую гладкую кость.
Голова еще ничего не поняла, а тело уже сгруппировалось к броску, реагируя вбитыми намертво инстинктами. Внезапно ноги почувствовали твердое дно, как будто пелена спала с глаз, и Андрей с удивлением увидел, что стоит в воде чуть не по колено. Вместо лески, увлекшей его в воду, он был опутан грязной рыболовной сетью с набившимися ветками и водорослями.
Ухватившись за край, он выбрался на мосток, стряхнул с себя остатки гнилой сети, огляделся. Так и есть: шириной в десять-пятнадцать метров речка, противоположный берег обрывистый и заросший непролазным ивняком.
Мосток, на котором он стоял, небольшой, высотой по пояс, но сложен основательно. На похожем в его деревне бабы полощут белье. Здесь же на досках, порядком почерневших и кое-где уже тронутых гнилью, лежал и дружелюбно скалился скелет.
Большая песчаная коса раньше использовалась для просушки многочисленных сетей. Они и сейчас в беспорядке валялись грязными кучами.
Огромный черный ворон, видимо, потревоживший покойного, отчего рука и соскользнула с доски в воду, чинно прохаживался по песку в десятке шагов от ближней кучи сетей.
Заметив Андрея, он, тяжело взмахнув крыльями, отлетел на пару метров, уселся на днище одной из перевернутых лодок, лежавших на берегу около покосившейся сушилки для сетей, и ударил мощным черным клювом по трухлявой древесине.
– Кар-р!
– И тебе здравствуй!
Андрей присел у скелета: ростом чуть более полутора метров, в истлевших лохмотьях грязной, неузнаваемого уже цвета и фактуры ткани, без обуви и без оружия.
– Ты, дружище, давно тут загораешь?
На ребрах в районе грудины отчетливо видны были следы от, как говорится языком официальных протоколов органов внутренних дел, колюще-режущего предмета.
– Убили давненько, года два, а то и поболее…
Больше никакой информации из беглого осмотра «терпилы» почерпнуть было нельзя.
– Места-то здесь, видимо, совсем глухие: люди не прибрали… Но и зверье не растащило… Странно…
В реке плесканула здоровенная рыбина.
– Да уж, занимательная выдалась у меня рыбалка! – Андрей внимательно огляделся вокруг.
Быстрая речка текла по камням в узкой долине, зажатой с двух сторон высокими горными кряжами. Вверх по течению реки поднимались вдали высокие горные вершины, покрытые зеленью, но кое-где сверкавшие ослепительными белоснежными шапками.
– Кар-р!
– Заткнись!
– Кар-р! Кар-р!
Андрей замахнулся, но ворон не пошевелился.
– Кар-р!
Андрей сделал большой шаг в сторону лодок, еще и еще один, но птица оставалась на месте.
– Вот зараза! Да я тебя…
Слова застряли в глотке от увиденного: за лодками, в небольшой яме, сильно занесенные песком, белели еще несколько скелетов.
«Надо выбираться из этой братской могилы, и поскорее! – Мысли рассерженным роем гудели в голове. – Вынесло же меня бог знает куда! Где же такие места-то у нас? Кругом же люди должны быть… А тут…»
Шевельнувшиеся ветви кустарника заставили Андрея стремительно обернуться. Из ивняка высунулась изящная оленья мордочка. Немного подождав, олениха вышла и направилась к воде, следом за ней скакал пятнистый неуклюжий олененок.
«Ни фига себе! – Андрей завороженно наблюдал за животным. – Это что же творится? Они что, людей не боятся? Откуда у нас олени?»
Олениха нервно пряднула ушами, наклонилась и начала пить. Олененок скакал по песку и воде, поднимая брызги.
– Кар-р!
Внезапно она замерла, подняла голову, вытянула шею, ноздри затрепетали. Андрей не шевелился:
«Зверя почуяла! У меня даже оружия никакого нет… Если волк, то еще есть шансы… А если медведь…»
Олениха повернула голову и встретилась взглядом с Андреем. Через секунду в ее глазах непонимание сменилось страхом, вернее – ужасом. Она изогнулась и с места скакнула в кусты. Олененок скрылся следом.
«Странно!»
Андрей прислушался. Кругом царила такая же мертвая тишина, нарушаемая лишь журчанием речки и редкими плесками рыб.
«Кого же она испугалась? Меня, что ли? Не может быть! Поначалу ведь подошла…»
Непонятный шум отвлек от размышлений. Сначала было сложно определить, что это было, но через пару минут, прислушавшись, Андрей понял: удары в большой барабан сопровождались каким-то странным эханьем. Без долгих раздумий Андрей скользнул в кусты и притаился.
Бум! Дальше как будто тяжелый выдох и снова: «Хэ-эх!» Бум!
Спустя некоторое время из-за поворота реки показался человек, одетый в длинный балахон с закрывающим лицо капюшоном. Человек шел рядом с противоположным берегом. Вода едва доставала ему до колен. В руках он нес длинный высокий шест, увенчанный лошадиным черепом.
Бум! Андрей нервно сглотнул. На груди у шедшего белела связка маленьких человеческих черепов, на поясе были прицеплены и качались в такт шагам, издавая противное звяканье, два серпа.
Бум! Снова: «Хэ-эх!» Следом за импровизированным знаменосцем показалась и основная колонна, при виде которой Андрей почувствовал, что волосы зашевелились на затылке. Барабанщик в таком же балахоне и с черепами на шее задавал ритм этому безумному шествию.
Бум! Хэ-эх! Пять человек хором издавали с каждым шагом это жуткое хэканье.
Бум! Каждый был облачен в странную маску из грубой серой ткани с прорезями для глаз.
«Как у палача!» – Андрей вспомнил детские мультфильмы. Именно в таком мешке на голове и изображался заплечных дел мастер.
Но на этом сравнение с любимыми сказками и заканчивалось: остальной одежды у этой странной компании не имелось, только грязные набедренные повязки.
На груди, на металлических цепях, большие деревянные кресты. У одного вдобавок на голове ни много ни мало венок из прутьев с длинными, частыми колючими шипами. Андрей, приглядевшись, различил, что ткань на маске пропитана пятнами бурого цвета.
«Кровь! Да и венец, скорее всего, терновый, потому как колючая проволока не очень вяжется с… Г-хм!.. с их обликом!»
В руках были плети, которыми они себя одновременно и хлестали. Бум! Удар плетьми! Хэ-эх! И снова бум!
Тот, который в терновом венце, видимо, поскользнулся или наступил босой ногой на острый камень, и колонна остановилась. Кровь текла по рассеченным сильными ударами спинам, каждый их шаг сопровождался стоном, наполненным такой болью, что Андрея передернуло:
«Кто они? Старообрядцы? Сектанты? Хлысты? И главное – зачем они это делают?»
Бум! Барабан снова гулко бухнул, плети взлетели. Хэ-эх!
– Эт домини… Спиритус санкти… Лаудетор Езус… – Андрей разобрал знакомые слова.
– Кар-р! Кар-р!
Ворон взлетел, сделал пару кругов над рекой, сел на мосток и уставился большими, черными, словно крупными бусинами, глазами на людей.
– Кар-р!
– Изыди!
Маленький монах в коричневой рясе, подпоясанный веревкой, завершавший шествие, взмахнул руками.
Ворон взлетел, набрав высоту, стремительно спикировал на монаха, целясь мощным клювом прямо в голову.
Из-за поворота показались еще несколько человек, шедших на небольшом расстоянии от остальных. Четверка мужчин в тускло блестевших металлом куртках, длиннобородые. На поясах, у одного за спиной, длинные ножи или, скорее, короткие мечи.
Ветки и трава мешали ему хорошо разглядеть, но главное Андрей понял сразу: «Воины!»
Шедший впереди вскинул, как показалось Андрею, ружье, но выстрела не последовало. Однако ворон, хрипло каркнув, несколько раз судорожно взмахнул крыльями и упал на песок в нескольких метрах от кустов, в которых лежал Андрей.
Попытавшись подняться, птица неловко забила крыльями, подняв кучу песка, дернулась еще раз и затихла. Из ее спины торчала толстая металлическая стрела. Воины переглянулись между собой, решая, кого отправить за стрелой. Андрей с силой вжался в землю, ожидая, что его непременно обнаружат, как только кто-то подойдет близко к берегу. Один, помоложе, повернулся было, чтобы идти, но резкий окрик остановил его:
– Марек! – Старший повелительно махнул рукой вверх по течению. – Оставь! То поганое!
Язык был очень странный: один из восточнославянских, характерные интонации Андрей уловил сразу, и, что самое интересное, он понимал их речь без затруднений, именно понимал, а не переводил или улавливал по смыслу.
Бум! Хэ-эх!
Колонна продолжила медленное движение вверх по реке. Воины растянулись цепью, один, прикрывавший тыл, зорко оглядывал берега вниз по течению.
Бум! Хэ-эх! Бум!
Постепенно гул барабана становился все тише и тише. Полежав еще минут десять-пятнадцать, Андрей решился встать.
Так и есть! Небольшой, сантиметров тридцать, арбалетный болт! Зазубренный наконечник, пробив перья на груди, хищно блестел каплями вороньей крови.
Андрей потянул, но болт застрял, а птичье тело было необыкновенно плотным и твердым. Он подергал сильнее, но болт не поддавался. Перевернув ворона на спину, он наступил ногами на оба крыла и дернул за наконечник со всей силы. И выдернул…
Выдохшись, Андрей устало опустился на песок. Произошедшее казалось ему дурным сном. Отдышавшись, он стал рассматривать выдернутый из вороньего тела арбалетный болт, стараясь успокоиться.
Однако поводов для спокойствия не было: по сторонам были нанесены глубокие борозды, залитые более светлым по цвету металлом. На граненых плоскостях были нацарапаны кресты и непонятные знаки явно христианского происхождения.
«Та-а-ак! Это, судя по всему, серебро… И на кого они здесь с ним охотятся? – Андрей покосился на берег. – И эти сумасшедшие, занимающиеся самобичеванием…»
– Кар-р!
Судорога прошла по птичьему телу, ворон открыл глаза и уставился немигающим, полным лютой ненависти и злобы, словно человеческим, взглядом на Андрея.
– Тварь!
От неожиданности Никитин отшатнулся. Ворон вывернулся, встрепенулся, перья встопорщились. Прямо на глазах птица раздулась до размеров приличного индюка, здоровая и мощная, словно не ее десять минут назад подстрелили.
Какой комок перьев?! Чудовищный ворон кинулся на него и попытался устрашающим клювом долбануть прямо в глаз. Андрей отшатнулся и врезал кулаком что было силы.
«Мамочка!» – Андрей дернулся к свету, забился, пытаясь вырваться наверх, на поверхность, но неведомая сила опутала все тело и тянула на глубину. Холодная вода сводила судорогой. Андрей вытянул носки в надежде нащупать дно, но под ногами была пустота.
Толстая леска не пускала свою жертву, а все его отчаянные попытки освободиться приводили лишь к тому, что он еще больше запутывался.
Казалось, почудившаяся сперва, промелькнувшая над поверхностью воды тень приняла ясные очертания протянутой руки.
«Туда! Туда!»
Изогнувшись, Андрей в последнем рывке ринулся к спасительному свету, ухватившись со всей силы за протянутую руку.
Воздух! Вдох! Еще один!
Как хорошо!
На мгновение он опешил: вместо привычной теплоты и мягкости человеческой ладони, пусть и загрубевшей, и потной, и мозолистой, любой, но именно ладони, пальцы крепко сжали твердую гладкую кость.
Голова еще ничего не поняла, а тело уже сгруппировалось к броску, реагируя вбитыми намертво инстинктами. Внезапно ноги почувствовали твердое дно, как будто пелена спала с глаз, и Андрей с удивлением увидел, что стоит в воде чуть не по колено. Вместо лески, увлекшей его в воду, он был опутан грязной рыболовной сетью с набившимися ветками и водорослями.
Ухватившись за край, он выбрался на мосток, стряхнул с себя остатки гнилой сети, огляделся. Так и есть: шириной в десять-пятнадцать метров речка, противоположный берег обрывистый и заросший непролазным ивняком.
Мосток, на котором он стоял, небольшой, высотой по пояс, но сложен основательно. На похожем в его деревне бабы полощут белье. Здесь же на досках, порядком почерневших и кое-где уже тронутых гнилью, лежал и дружелюбно скалился скелет.
Большая песчаная коса раньше использовалась для просушки многочисленных сетей. Они и сейчас в беспорядке валялись грязными кучами.
Огромный черный ворон, видимо, потревоживший покойного, отчего рука и соскользнула с доски в воду, чинно прохаживался по песку в десятке шагов от ближней кучи сетей.
Заметив Андрея, он, тяжело взмахнув крыльями, отлетел на пару метров, уселся на днище одной из перевернутых лодок, лежавших на берегу около покосившейся сушилки для сетей, и ударил мощным черным клювом по трухлявой древесине.
– Кар-р!
– И тебе здравствуй!
Андрей присел у скелета: ростом чуть более полутора метров, в истлевших лохмотьях грязной, неузнаваемого уже цвета и фактуры ткани, без обуви и без оружия.
– Ты, дружище, давно тут загораешь?
На ребрах в районе грудины отчетливо видны были следы от, как говорится языком официальных протоколов органов внутренних дел, колюще-режущего предмета.
– Убили давненько, года два, а то и поболее…
Больше никакой информации из беглого осмотра «терпилы» почерпнуть было нельзя.
– Места-то здесь, видимо, совсем глухие: люди не прибрали… Но и зверье не растащило… Странно…
В реке плесканула здоровенная рыбина.
– Да уж, занимательная выдалась у меня рыбалка! – Андрей внимательно огляделся вокруг.
Быстрая речка текла по камням в узкой долине, зажатой с двух сторон высокими горными кряжами. Вверх по течению реки поднимались вдали высокие горные вершины, покрытые зеленью, но кое-где сверкавшие ослепительными белоснежными шапками.
– Кар-р!
– Заткнись!
– Кар-р! Кар-р!
Андрей замахнулся, но ворон не пошевелился.
– Кар-р!
Андрей сделал большой шаг в сторону лодок, еще и еще один, но птица оставалась на месте.
– Вот зараза! Да я тебя…
Слова застряли в глотке от увиденного: за лодками, в небольшой яме, сильно занесенные песком, белели еще несколько скелетов.
«Надо выбираться из этой братской могилы, и поскорее! – Мысли рассерженным роем гудели в голове. – Вынесло же меня бог знает куда! Где же такие места-то у нас? Кругом же люди должны быть… А тут…»
Шевельнувшиеся ветви кустарника заставили Андрея стремительно обернуться. Из ивняка высунулась изящная оленья мордочка. Немного подождав, олениха вышла и направилась к воде, следом за ней скакал пятнистый неуклюжий олененок.
«Ни фига себе! – Андрей завороженно наблюдал за животным. – Это что же творится? Они что, людей не боятся? Откуда у нас олени?»
Олениха нервно пряднула ушами, наклонилась и начала пить. Олененок скакал по песку и воде, поднимая брызги.
– Кар-р!
Внезапно она замерла, подняла голову, вытянула шею, ноздри затрепетали. Андрей не шевелился:
«Зверя почуяла! У меня даже оружия никакого нет… Если волк, то еще есть шансы… А если медведь…»
Олениха повернула голову и встретилась взглядом с Андреем. Через секунду в ее глазах непонимание сменилось страхом, вернее – ужасом. Она изогнулась и с места скакнула в кусты. Олененок скрылся следом.
«Странно!»
Андрей прислушался. Кругом царила такая же мертвая тишина, нарушаемая лишь журчанием речки и редкими плесками рыб.
«Кого же она испугалась? Меня, что ли? Не может быть! Поначалу ведь подошла…»
Непонятный шум отвлек от размышлений. Сначала было сложно определить, что это было, но через пару минут, прислушавшись, Андрей понял: удары в большой барабан сопровождались каким-то странным эханьем. Без долгих раздумий Андрей скользнул в кусты и притаился.
Бум! Дальше как будто тяжелый выдох и снова: «Хэ-эх!» Бум!
Спустя некоторое время из-за поворота реки показался человек, одетый в длинный балахон с закрывающим лицо капюшоном. Человек шел рядом с противоположным берегом. Вода едва доставала ему до колен. В руках он нес длинный высокий шест, увенчанный лошадиным черепом.
Бум! Андрей нервно сглотнул. На груди у шедшего белела связка маленьких человеческих черепов, на поясе были прицеплены и качались в такт шагам, издавая противное звяканье, два серпа.
Бум! Снова: «Хэ-эх!» Следом за импровизированным знаменосцем показалась и основная колонна, при виде которой Андрей почувствовал, что волосы зашевелились на затылке. Барабанщик в таком же балахоне и с черепами на шее задавал ритм этому безумному шествию.
Бум! Хэ-эх! Пять человек хором издавали с каждым шагом это жуткое хэканье.
Бум! Каждый был облачен в странную маску из грубой серой ткани с прорезями для глаз.
«Как у палача!» – Андрей вспомнил детские мультфильмы. Именно в таком мешке на голове и изображался заплечных дел мастер.
Но на этом сравнение с любимыми сказками и заканчивалось: остальной одежды у этой странной компании не имелось, только грязные набедренные повязки.
На груди, на металлических цепях, большие деревянные кресты. У одного вдобавок на голове ни много ни мало венок из прутьев с длинными, частыми колючими шипами. Андрей, приглядевшись, различил, что ткань на маске пропитана пятнами бурого цвета.
«Кровь! Да и венец, скорее всего, терновый, потому как колючая проволока не очень вяжется с… Г-хм!.. с их обликом!»
В руках были плети, которыми они себя одновременно и хлестали. Бум! Удар плетьми! Хэ-эх! И снова бум!
Тот, который в терновом венце, видимо, поскользнулся или наступил босой ногой на острый камень, и колонна остановилась. Кровь текла по рассеченным сильными ударами спинам, каждый их шаг сопровождался стоном, наполненным такой болью, что Андрея передернуло:
«Кто они? Старообрядцы? Сектанты? Хлысты? И главное – зачем они это делают?»
Бум! Барабан снова гулко бухнул, плети взлетели. Хэ-эх!
– Эт домини… Спиритус санкти… Лаудетор Езус… – Андрей разобрал знакомые слова.
– Кар-р! Кар-р!
Ворон взлетел, сделал пару кругов над рекой, сел на мосток и уставился большими, черными, словно крупными бусинами, глазами на людей.
– Кар-р!
– Изыди!
Маленький монах в коричневой рясе, подпоясанный веревкой, завершавший шествие, взмахнул руками.
Ворон взлетел, набрав высоту, стремительно спикировал на монаха, целясь мощным клювом прямо в голову.
Из-за поворота показались еще несколько человек, шедших на небольшом расстоянии от остальных. Четверка мужчин в тускло блестевших металлом куртках, длиннобородые. На поясах, у одного за спиной, длинные ножи или, скорее, короткие мечи.
Ветки и трава мешали ему хорошо разглядеть, но главное Андрей понял сразу: «Воины!»
Шедший впереди вскинул, как показалось Андрею, ружье, но выстрела не последовало. Однако ворон, хрипло каркнув, несколько раз судорожно взмахнул крыльями и упал на песок в нескольких метрах от кустов, в которых лежал Андрей.
Попытавшись подняться, птица неловко забила крыльями, подняв кучу песка, дернулась еще раз и затихла. Из ее спины торчала толстая металлическая стрела. Воины переглянулись между собой, решая, кого отправить за стрелой. Андрей с силой вжался в землю, ожидая, что его непременно обнаружат, как только кто-то подойдет близко к берегу. Один, помоложе, повернулся было, чтобы идти, но резкий окрик остановил его:
– Марек! – Старший повелительно махнул рукой вверх по течению. – Оставь! То поганое!
Язык был очень странный: один из восточнославянских, характерные интонации Андрей уловил сразу, и, что самое интересное, он понимал их речь без затруднений, именно понимал, а не переводил или улавливал по смыслу.
Бум! Хэ-эх!
Колонна продолжила медленное движение вверх по реке. Воины растянулись цепью, один, прикрывавший тыл, зорко оглядывал берега вниз по течению.
Бум! Хэ-эх! Бум!
Постепенно гул барабана становился все тише и тише. Полежав еще минут десять-пятнадцать, Андрей решился встать.
Так и есть! Небольшой, сантиметров тридцать, арбалетный болт! Зазубренный наконечник, пробив перья на груди, хищно блестел каплями вороньей крови.
Андрей потянул, но болт застрял, а птичье тело было необыкновенно плотным и твердым. Он подергал сильнее, но болт не поддавался. Перевернув ворона на спину, он наступил ногами на оба крыла и дернул за наконечник со всей силы. И выдернул…
Выдохшись, Андрей устало опустился на песок. Произошедшее казалось ему дурным сном. Отдышавшись, он стал рассматривать выдернутый из вороньего тела арбалетный болт, стараясь успокоиться.
Однако поводов для спокойствия не было: по сторонам были нанесены глубокие борозды, залитые более светлым по цвету металлом. На граненых плоскостях были нацарапаны кресты и непонятные знаки явно христианского происхождения.
«Та-а-ак! Это, судя по всему, серебро… И на кого они здесь с ним охотятся? – Андрей покосился на берег. – И эти сумасшедшие, занимающиеся самобичеванием…»
– Кар-р!
Судорога прошла по птичьему телу, ворон открыл глаза и уставился немигающим, полным лютой ненависти и злобы, словно человеческим, взглядом на Андрея.
– Тварь!
От неожиданности Никитин отшатнулся. Ворон вывернулся, встрепенулся, перья встопорщились. Прямо на глазах птица раздулась до размеров приличного индюка, здоровая и мощная, словно не ее десять минут назад подстрелили.
Какой комок перьев?! Чудовищный ворон кинулся на него и попытался устрашающим клювом долбануть прямо в глаз. Андрей отшатнулся и врезал кулаком что было силы.