Страница:
– А кто из детективов вел дело?
– М-м... а, вот, нашла. Детективы Ванн и Данливи.
– Я свяжусь с ними, – пообещала Риццоли. – Попробую выяснить, помнят ли они подробности.
– Спасибо, Стелла! – крикнул Бристол и взглянул на Йошиму, который уже держал фотоаппарат: – Можно приступать.
Йошима начал фотографировать мозг, чтобы запечатлеть его состояние в момент, предшествующий его извлечению из костяного дома. Вот где покоятся воспоминания всей жизни, думала Маура, глядя на блестящие складки серого вещества. Алфавит детства. Четырежды четыре – шестнадцать. Первый поцелуй, первая влюбленность, первая несчастная любовь. Все это оседает в виде групп РНК-посредников в этом сложном сплетении нейронов. Несмотря на то, что память – биохимический процесс, именно она определяет индивидуальность человека.
Несколько взмахов скальпеля – и Эйб высвободил мозг; он понес его в обеих руках, словно бесценное сокровище, на столик из нержавеющей стали. Он не станет анатомировать его сегодня, а просто поместит отмокать в тазик с формалином, чтобы заняться им позже. Впрочем, и без изучения под микроскопом повреждения были налицо; о них свидетельствовали кровяные пятна на поверхности.
– Итак, входная рана у нас на левом виске, – подытожила Риццоли.
– Да, и отверстия на коже и кости черепа идеально совпадают, – ответил Эйб.
– Это подтверждает, что мы имеем дело с прямым выстрелом в височную часть головы.
Эйб кивнул.
– Вероятно, убийца целился через водительское окно. Оно было открыто, так что стекло не могло исказить траекторию пули.
– Значит, она сидела за рулем, – начала размышлять Риццоли. – Теплый вечер. Окно открыто. Восемь часов, темнеет. Он подходит к машине. Наводит на нее дуло пистолета и стреляет. – Джейн встряхнула головой. – Зачем?
– Ее сумочку он не забрал, – сказал Эйб.
– Выходит, не грабеж, – согласился Фрост.
– Остается преступление на почве страсти. Или заказное убийство. – Риццоли взглянула на Мауру. Ну вот, опять эта вероятность целенаправленного убийства!
"Ту ли цель поразил убийца? "
Эйб опустил мозг в ковш с формалином.
– Пока никаких сюрпризов, – постановил он, возвращаясь к столу, чтобы начать препаровку органов шеи.
– Вы будете проводить токсикологическое исследование? – поинтересовалась Риццоли.
Эйб пожал плечами.
– Можно, конечно, но я не уверен, что есть необходимость. Причина смерти очевидна. – Он кивнул на экран проектора, где поблескивал шестигранник пули. – У вас есть какие-то иные соображения? Почему вы заинтересовались токсикологией? Разве в машине обнаружили наркотики или какую-то атрибутику?
– Нет, ничего. В машине все чисто. Ну, если не считать крови.
– И вся кровь принадлежит жертве?
– В любом случае, вся кровь третьей группы, резус-фактор положительный.
Эйб взглянул на Йошиму.
– Ты проверил нашу девушку?
Йошима кивнул.
– Все сходится. У нее третья группа, резус-фактор положительный.
На Мауру никто не посмотрел. Никто не заметил, как задрожал ее подбородок, как судорожно она глотнула воздух. Она резко отвернулась, чтобы никто не увидел ее лица, и, развязав маску, рывком сдернула ее.
Когда доктор Айлз направилась к мусорной корзине, Эйб окликнул ее:
– Мы тебя уже утомили, Маура?
– Это все проклятый джет-лэг, – сказала она, стягивая халат. – Пожалуй, уйду домой пораньше. До завтра, Эйб.
Она сбежала из секционного зала, даже не оглянувшись.
Она остановилась у супермаркета. В ее холодильнике было пусто, и, чтобы не питаться сегодня вечером тунцом и мороженым горошком, следовало зайти в магазин. Маура испытала облегчение от возможности сосредоточиться на покупках. С маниакальным упорством она заполняла продуктовую тележку. Размышлять о еде и о том, что приготовить на неделю, было гораздо безопаснее. "Хватит думать о кровяных брызгах и женских органах в стальных лотках. Мне нужны грейпфруты и яблоки. И, по-моему, здесь хорошие баклажаны". Она взяла пучок свежего базилика и жадно вдохнула его пряный аромат, который, пусть даже на минуту, чудесным образом перебил запахи морга. После недели легкой французской пищи ей особенно сильно захотелось специй. "Сегодня, – решила она, – я приготовлю тайский зеленый карри, такой острый, чтобы обжигал рот".
Дома она переоделась в шорты и футболку и кинулась к плите. Потягивая охлажденное белое бордо, она резала цыпленка, лук и чеснок. Вскоре кухня наполнилась ароматом жасминового риса. Думать о крови группы III с положительным резус-фактором и темноволосой женщине было некогда – в кастрюле закипело масло. Пора загружать цыпленка и пасту карри. А потом опорожнить туда банку кокосового молока. Она накрыла кастрюлю крышкой и установила медленный огонь. Посмотрела в кухонное окно и вдруг увидела свое отражение на стекле.
"Я очень похожа на нее. Вылитая она".
Холодок пробежал по спине, словно из окна смотрело вовсе не ее собственное отражение, а некий призрак. Крышка на кастрюле задрожала от поднимающегося пара. Это призраки пытаются вырваться наружу. Стараются привлечь ее внимание.
Она выключила газ, подошла к телефону и набрала номер пейджера, который знала наизусть.
Спустя мгновение Джейн Риццоли перезвонила. Фоном ее голосу служили отдаленные телефонные звонки. Значит, Риццоли звонила не из дома, а, вероятно, все еще сидела за своим рабочим столом в главном управлении на Шредер-Плаза.
– Извините, что надоедаю, – сказала Маура. – Просто мне нужно кое-что узнать у вас.
– У вас все нормально?
– Все хорошо. Я просто хочу знать о ней кое-что еще.
– Об Анне Джессоп?
– Да. Вы сказали, что у нее было массачусетское водительское удостоверение.
– Верно.
– Какая дата рождения в нем указана?
– Что?
– Сегодня в секционном зале вы сказали, что ей сорок лет. В какой день она родилась?
– Зачем это вам?
– Пожалуйста, скажите. Мне просто нужно знать.
– Хорошо. Не вешайте трубку.
До слуха Мауры донеслось шуршание страниц, а затем в трубке раздался голос Риццоли:
– Согласно водительскому удостоверению она родилась двадцать пятого ноября.
Маура молчала.
– Вы еще слушаете? – забеспокоилась Риццоли.
– Да.
– В чем проблема, доктор? Что происходит?
Маура судорожно сглотнула.
– Мне нужна ваша помощь, Джейн. Я понимаю, это может показаться бредом.
– Попытайтесь объяснить.
– Я хочу, чтобы в лаборатории сравнили мою ДНК и ее.
Отдаленные телефонные звонки смолкли, и на том конце провода установилась тишина.
– Еще раз. Я что-то не поняла, – наконец произнесла Риццоли.
– Я хочу знать, соответствует ли ДНК Анны Джессоп моей ДНК.
– Послушайте, я согласна, сходство поразительное...
– Дело не только в нем.
– Что еще вы имеете в виду?
– У нас одна группа крови. Третья, резус-фактор положительный.
– И как вы думаете, у скольких еще людей третья группа, резус-фактор положительный? – вполне резонно возразила Риццоли. – У десяти процентов населения, так ведь?
– И дата ее рождения. Вы сказали, что она родилась двадцать пятого ноября. Джейн, я родилась в этот же день.
Повисло гробовое молчание.
– Слушайте, у меня от этой информации волосы под мышками дыбом встали, – мягко проговорила Риццоли.
– Теперь вы понимаете, почему я хочу сделать этот анализ? Все в ней – начиная с внешности, группы крови, даты рождения... – Маура запнулась. – Она – это я. Я хочу знать, откуда она родом. Я хочу знать, кто эта женщина.
Повисла долгая пауза. Потом Риццоли сказала:
– Ответить на этот вопрос, похоже, сложнее, чем мы думали.
– Почему?
– Сегодня днем мы получили выписку с ее кредитной карты. И выяснилось, что счет для ее "Мастеркард" открыт всего полгода назад.
– И что из этого?
– Водительское удостоверение выдано четыре месяца назад. А номерным знакам ее автомобиля всего-то три месяца.
– А что ее место жительства? Она ведь жила в Брайтоне, так ведь? Вы уже наверняка говорили с соседями.
– Вчера поздно вечером мы наконец связались с хозяйкой дома. Она говорит, что сдала квартиру Анне Джессоп три месяца назад. Она впустила нас в квартиру.
– И что?
– Квартира пуста, доктор. Ни мебели, ни сковородки, даже зубной щетки нет. Кто-то оплатил кабельное телевидение и телефон, но жильцов там не было.
– А что соседи?
– Никто ее не видел. Они назвали ее призраком.
– Но ведь раньше она жила где-то. И наверняка у нее был другой банковский счет...
– Мы проверяли. И не нашли никаких более ранних сведений об этой женщине.
– И что это значит?
– Это значит, – сказала Риццоли, – что еще полгода назад Анны Джессоп не существовало.
4
– М-м... а, вот, нашла. Детективы Ванн и Данливи.
– Я свяжусь с ними, – пообещала Риццоли. – Попробую выяснить, помнят ли они подробности.
– Спасибо, Стелла! – крикнул Бристол и взглянул на Йошиму, который уже держал фотоаппарат: – Можно приступать.
Йошима начал фотографировать мозг, чтобы запечатлеть его состояние в момент, предшествующий его извлечению из костяного дома. Вот где покоятся воспоминания всей жизни, думала Маура, глядя на блестящие складки серого вещества. Алфавит детства. Четырежды четыре – шестнадцать. Первый поцелуй, первая влюбленность, первая несчастная любовь. Все это оседает в виде групп РНК-посредников в этом сложном сплетении нейронов. Несмотря на то, что память – биохимический процесс, именно она определяет индивидуальность человека.
Несколько взмахов скальпеля – и Эйб высвободил мозг; он понес его в обеих руках, словно бесценное сокровище, на столик из нержавеющей стали. Он не станет анатомировать его сегодня, а просто поместит отмокать в тазик с формалином, чтобы заняться им позже. Впрочем, и без изучения под микроскопом повреждения были налицо; о них свидетельствовали кровяные пятна на поверхности.
– Итак, входная рана у нас на левом виске, – подытожила Риццоли.
– Да, и отверстия на коже и кости черепа идеально совпадают, – ответил Эйб.
– Это подтверждает, что мы имеем дело с прямым выстрелом в височную часть головы.
Эйб кивнул.
– Вероятно, убийца целился через водительское окно. Оно было открыто, так что стекло не могло исказить траекторию пули.
– Значит, она сидела за рулем, – начала размышлять Риццоли. – Теплый вечер. Окно открыто. Восемь часов, темнеет. Он подходит к машине. Наводит на нее дуло пистолета и стреляет. – Джейн встряхнула головой. – Зачем?
– Ее сумочку он не забрал, – сказал Эйб.
– Выходит, не грабеж, – согласился Фрост.
– Остается преступление на почве страсти. Или заказное убийство. – Риццоли взглянула на Мауру. Ну вот, опять эта вероятность целенаправленного убийства!
"Ту ли цель поразил убийца? "
Эйб опустил мозг в ковш с формалином.
– Пока никаких сюрпризов, – постановил он, возвращаясь к столу, чтобы начать препаровку органов шеи.
– Вы будете проводить токсикологическое исследование? – поинтересовалась Риццоли.
Эйб пожал плечами.
– Можно, конечно, но я не уверен, что есть необходимость. Причина смерти очевидна. – Он кивнул на экран проектора, где поблескивал шестигранник пули. – У вас есть какие-то иные соображения? Почему вы заинтересовались токсикологией? Разве в машине обнаружили наркотики или какую-то атрибутику?
– Нет, ничего. В машине все чисто. Ну, если не считать крови.
– И вся кровь принадлежит жертве?
– В любом случае, вся кровь третьей группы, резус-фактор положительный.
Эйб взглянул на Йошиму.
– Ты проверил нашу девушку?
Йошима кивнул.
– Все сходится. У нее третья группа, резус-фактор положительный.
На Мауру никто не посмотрел. Никто не заметил, как задрожал ее подбородок, как судорожно она глотнула воздух. Она резко отвернулась, чтобы никто не увидел ее лица, и, развязав маску, рывком сдернула ее.
Когда доктор Айлз направилась к мусорной корзине, Эйб окликнул ее:
– Мы тебя уже утомили, Маура?
– Это все проклятый джет-лэг, – сказала она, стягивая халат. – Пожалуй, уйду домой пораньше. До завтра, Эйб.
Она сбежала из секционного зала, даже не оглянувшись.
* * *
Домой Маура ехала как в тумане. Только когда впереди замаячили окраины Бруклина, ее немного отпустило. Только тогда ей удалось вырваться из лассо тягостных мыслей, которые крутились в ее голове. "Не думай о вскрытии. Выброси все это из головы. Подумай об обеде, о чем угодно, только не о том, что видела сегодня".Она остановилась у супермаркета. В ее холодильнике было пусто, и, чтобы не питаться сегодня вечером тунцом и мороженым горошком, следовало зайти в магазин. Маура испытала облегчение от возможности сосредоточиться на покупках. С маниакальным упорством она заполняла продуктовую тележку. Размышлять о еде и о том, что приготовить на неделю, было гораздо безопаснее. "Хватит думать о кровяных брызгах и женских органах в стальных лотках. Мне нужны грейпфруты и яблоки. И, по-моему, здесь хорошие баклажаны". Она взяла пучок свежего базилика и жадно вдохнула его пряный аромат, который, пусть даже на минуту, чудесным образом перебил запахи морга. После недели легкой французской пищи ей особенно сильно захотелось специй. "Сегодня, – решила она, – я приготовлю тайский зеленый карри, такой острый, чтобы обжигал рот".
Дома она переоделась в шорты и футболку и кинулась к плите. Потягивая охлажденное белое бордо, она резала цыпленка, лук и чеснок. Вскоре кухня наполнилась ароматом жасминового риса. Думать о крови группы III с положительным резус-фактором и темноволосой женщине было некогда – в кастрюле закипело масло. Пора загружать цыпленка и пасту карри. А потом опорожнить туда банку кокосового молока. Она накрыла кастрюлю крышкой и установила медленный огонь. Посмотрела в кухонное окно и вдруг увидела свое отражение на стекле.
"Я очень похожа на нее. Вылитая она".
Холодок пробежал по спине, словно из окна смотрело вовсе не ее собственное отражение, а некий призрак. Крышка на кастрюле задрожала от поднимающегося пара. Это призраки пытаются вырваться наружу. Стараются привлечь ее внимание.
Она выключила газ, подошла к телефону и набрала номер пейджера, который знала наизусть.
Спустя мгновение Джейн Риццоли перезвонила. Фоном ее голосу служили отдаленные телефонные звонки. Значит, Риццоли звонила не из дома, а, вероятно, все еще сидела за своим рабочим столом в главном управлении на Шредер-Плаза.
– Извините, что надоедаю, – сказала Маура. – Просто мне нужно кое-что узнать у вас.
– У вас все нормально?
– Все хорошо. Я просто хочу знать о ней кое-что еще.
– Об Анне Джессоп?
– Да. Вы сказали, что у нее было массачусетское водительское удостоверение.
– Верно.
– Какая дата рождения в нем указана?
– Что?
– Сегодня в секционном зале вы сказали, что ей сорок лет. В какой день она родилась?
– Зачем это вам?
– Пожалуйста, скажите. Мне просто нужно знать.
– Хорошо. Не вешайте трубку.
До слуха Мауры донеслось шуршание страниц, а затем в трубке раздался голос Риццоли:
– Согласно водительскому удостоверению она родилась двадцать пятого ноября.
Маура молчала.
– Вы еще слушаете? – забеспокоилась Риццоли.
– Да.
– В чем проблема, доктор? Что происходит?
Маура судорожно сглотнула.
– Мне нужна ваша помощь, Джейн. Я понимаю, это может показаться бредом.
– Попытайтесь объяснить.
– Я хочу, чтобы в лаборатории сравнили мою ДНК и ее.
Отдаленные телефонные звонки смолкли, и на том конце провода установилась тишина.
– Еще раз. Я что-то не поняла, – наконец произнесла Риццоли.
– Я хочу знать, соответствует ли ДНК Анны Джессоп моей ДНК.
– Послушайте, я согласна, сходство поразительное...
– Дело не только в нем.
– Что еще вы имеете в виду?
– У нас одна группа крови. Третья, резус-фактор положительный.
– И как вы думаете, у скольких еще людей третья группа, резус-фактор положительный? – вполне резонно возразила Риццоли. – У десяти процентов населения, так ведь?
– И дата ее рождения. Вы сказали, что она родилась двадцать пятого ноября. Джейн, я родилась в этот же день.
Повисло гробовое молчание.
– Слушайте, у меня от этой информации волосы под мышками дыбом встали, – мягко проговорила Риццоли.
– Теперь вы понимаете, почему я хочу сделать этот анализ? Все в ней – начиная с внешности, группы крови, даты рождения... – Маура запнулась. – Она – это я. Я хочу знать, откуда она родом. Я хочу знать, кто эта женщина.
Повисла долгая пауза. Потом Риццоли сказала:
– Ответить на этот вопрос, похоже, сложнее, чем мы думали.
– Почему?
– Сегодня днем мы получили выписку с ее кредитной карты. И выяснилось, что счет для ее "Мастеркард" открыт всего полгода назад.
– И что из этого?
– Водительское удостоверение выдано четыре месяца назад. А номерным знакам ее автомобиля всего-то три месяца.
– А что ее место жительства? Она ведь жила в Брайтоне, так ведь? Вы уже наверняка говорили с соседями.
– Вчера поздно вечером мы наконец связались с хозяйкой дома. Она говорит, что сдала квартиру Анне Джессоп три месяца назад. Она впустила нас в квартиру.
– И что?
– Квартира пуста, доктор. Ни мебели, ни сковородки, даже зубной щетки нет. Кто-то оплатил кабельное телевидение и телефон, но жильцов там не было.
– А что соседи?
– Никто ее не видел. Они назвали ее призраком.
– Но ведь раньше она жила где-то. И наверняка у нее был другой банковский счет...
– Мы проверяли. И не нашли никаких более ранних сведений об этой женщине.
– И что это значит?
– Это значит, – сказала Риццоли, – что еще полгода назад Анны Джессоп не существовало.
4
Когда Риццоли вошла в заведение Джей Пи Дойла, его завсегдатаи уже толпились вокруг барной стойки. Большинство постоянных посетителей были полицейскими, которые за пивом и орешками делились друг с другом байками о похождениях на службе. Расположенный неподалеку от полицейской подстанции Ямайка-Плейн, бар Дойла был, наверное, самой безопасной пивной в городе. Одно неверное движение – и на тебя обрушится сразу с десяток копов. Джейн знала всю эту братию, и ее здесь тоже хорошо знали. Полицейские расступились перед беременной коллегой, и на нескольких лицах промелькнули ухмылки, когда она словно пароход вклинилась в их ряды, неся впереди себя огромный живот.
– Бог мой, Риццоли, – выкрикнул кто-то, – ты все толстеешь?
– Да. – Она рассмеялась. – Но в отличие от тебя к августу я снова буду тощей.
Она направилась к детективам Ванну и Данливи, которые стояли у барной стойки и махали ей руками. Сэм и Фродо[4] – такое прозвище приклеилось к этой парочке. Тощий и толстый – они работали вместе так давно, что стали вести себя как супружеская пара со стажем и, возможно, проводили больше времени друг с другом, чем со своими женами. Риццоли редко видела их порознь и даже думала, что недалек тот день, когда они станут одеваться как близнецы.
Они улыбнулись и приветствовали ее одинаковыми пинтами "Гиннеса".
– Эй, Риццоли, – начал Ванн.
– ... ты опоздала, – продолжил Данливи.
– Мы уже по второй...
– ... Будешь с нами?
Господи, каждый из них мог закончить мысль другого!
– Здесь слишком шумно, – сказала она. – Пошли в другой зал.
Они направились в обеденный зал, за излюбленный столик под ирландским флагом. Данливи и Ванн расположились на одной скамейке напротив Джейн. Она подумала о своем напарнике Барри Фросте, милом парне, даже замечательном – правда, у них не было ничего общего. В конце рабочего дня каждый из них шел своей дорогой. Они симпатизировали друг другу, но слишком тесное общение Риццоли вряд ли вынесла бы. Во всяком случае, не смогла бы проводить с Фростом столько времени, сколько проводят вдвоем эти парни.
– Так у тебя жертва с "Черным когтем"? – уточнил Данливи.
– Да, обнаружили вчера вечером в Бруклине, – сказала она. – Это первый "Коготь" после вашего дела. Сколько лет прошло, года два?
– Да, около того.
– Оно закрыто?
– Закрыто и похоронено, – усмехнулся Данливи.
– Кто стрелял?
– Парень по имени Антонин Леонов. Украинский иммигрант, пешка, метившая в дамки. Русская мафия рано или поздно добралась бы до него, но мы арестовали его раньше.
– Идиот тот еще, – фыркнул Ванн. – Даже не подозревал, что мы его пасем.
– А с чего вы взялись его пасти? – поинтересовалась Джейн.
– Поступил сигнал, что он ждет партию наркотиков из Таджикистана, – объяснил Данливи. – Героин. Мы сидели у него на хвосте почти неделю, а он нас так и не вычислил. Короче, он привел нас к дому сообщника, Василия Титова. Тот, должно быть, разозлил Леонова или что-то в этом роде. Мы видели, как Леонов зашел в дом Титова. Потом прогремели выстрелы, и Леонов вышел.
– Тут мы его и сцапали, – вставил Ванн. – Я же говорю, идиот.
Данливи торжествующе поднял кружку с пивом.
– Короче, все было ясно. Преступник схвачен на месте с оружием. Мы были свидетелями. Не знаю, с чего ему вдруг пришло в голову доказывать свою невиновность. Суду присяжных потребовалось меньше часа, чтобы вынести приговор.
– Он так и не сказал вам, откуда у него эти пули? – спросила Риццоли.
– Шутишь? – удивился Ванн. – Он вообще ничего нам не сказал. Он с трудом говорил по-английски, но слово "Миранда"[5] знал назубок.
– Мы провели обыск в его доме, проверили его делишки, – продолжил Данливи. – У него на складе нашли, между прочим, около восьми ящиков с "Черным когтем". Как тебе это нравится? Понятия не имею, как ему удалось заполучить такой арсенал, но запас, конечно, внушительный. – Данливи пожал плечами. – Вот, собственно, и все по этому Леонову. Честно говоря, я не вижу, как он может быть связан с вашим огнестрелом.
– За пять лет в наших краях "Черный коготь" использовали всего дважды, – возразила она. – В вашем случае и в моем.
– Ну, наверное, какое-то количество этих пуль еще крутится на черном рынке. Проверь на eBay[6]. Я знаю только одно: мы взяли Леонова, и надолго. – Данливи осушил свою пинту. – Так что у тебя стрелял кто-то другой.
Это было и так понятно. Разборки между русскими мафиози двухлетней давности вряд ли могли иметь отношение к убийству Анны Джессоп. Выходит, пуля "Черный коготь" никуда не вывела.
– Дадите посмотреть дело Леонова? – попросила она. – Мне все-таки хочется взглянуть.
– Завтра будет у тебя на столе.
– Спасибо, ребята. – Джейн неуклюже выбралась из-за стола.
– Когда разродишься? – спросил Ванн, кивая на ее живот.
– Не очень скоро.
– Знаешь, ребята тут делают ставки. На пол ребенка.
– Шутишь.
– Уже поставили семьдесят баксов на девочку и сорок на мальчика.
– И двадцать баксов на третий вариант, – хихикнул Ванн.
"Хватит упражняться в кун-фу, слышишь меня?"
Джейн швырнула сумочку и ключи на кухонный столик, скинула у двери туфли и повесила форменный пиджак на спинку стула. Два дня назад ее муж Габриэль уехал в Монтану в составе бригады ФБР, расследующей дело о тайных складах оружия. С его отъездом в квартире воцарилась прежняя уютная анархия, правившая здесь до свадьбы. Пока не вселился Габриэль, который ввел некоторое подобие дисциплины. Впрочем, чего можно ожидать от бывшего морского пехотинца? У него даже кастрюли и сковородки были рассортированы по размеру.
В спальне она увидела свое отражение. Джейн едва узнавала себя – щекастую, неуклюжую, с огромным животом в безразмерных брюках для беременных. "Когда я умудрилась исчезнуть? – подумала она. – Или я все еще здесь, прячусь где-то в этом бесформенном теле?" Она принялась разглядывать незнакомку в зеркале, вспоминая о том, каким плоским был когда-то ее живот. Ей не нравилось располневшее лицо, по-детски розовые щеки. Габриэль называл это сиянием беременности, пытаясь убедить жену в том, что она вовсе не похожа на лоснящуюся самку кита. "Эта женщина не я, – думала Риццоли. – Она не может быть копом, который вышибает двери и ловит преступников".
Джейн плюхнулась на кровать, расставив руки словно птица, готовая взлететь. Белье пахло Габриэлем. "Я соскучилась по тебе", – подумала она. Нет, не таким должен быть брак. Две профессии, двое помешанных на работе людей. Габриэль в разъездах, она дома одна. Но ведь она с самого начала знала, что будет нелегко. Что будет много таких ночей, как сегодня, когда работа разлучит их. Она хотела опять позвонить ему, но сегодня утром они уже два раза общались по телефону, и эти разговоры были весьма разорительны.
Да черт с ними, с деньгами.
Она перекатилась на бок, приподнялась и уже потянулась к телефону, стоявшему на тумбочке, но вдруг раздался звонок. Она удивленно взглянула на определитель. Номер был незнакомым – не Габриэля.
Она сняла трубку.
– Алло.
– Детектив Риццоли? – произнес мужской голос.
– Да, слушаю.
– Прошу прощения за поздний звонок. Я только что вернулся в город и...
– Кто это говорит?
– Детектив Баллард, Ньютонское полицейское управление. Я так понимаю, вы возглавляете расследование по вчерашнему убийству в Бруклине. Жертва по имени Анна Джессоп.
– Да, верно.
– В прошлом году я вел одно дело. В нем фигурировала женщина по имени Анна Джессоп. Не знаю, та ли это женщина, но...
– Вы сказали, что вы из ньютонской полиции?
– Да.
– Вы могли бы опознать мисс Джессоп, если бы увидели ее останки?
Последовала пауза.
– Думаю, это необходимо. Мне нужно убедиться в том, что это она.
– А если окажется, что это она?
– Тогда я знаю, кто ее убил.
"Полицейский до мозга костей", – решила она.
– Вы готовы? – спросила Риццоли. Ньютонский детектив кивнул, и она обратилась к секретарю: – Доктор Бристол уже внизу?
– Да, он как раз заканчивает вскрытие. Просил, чтобы вы спускались.
На лифте они спустились в вестибюль морга, где в шкафчиках хранились бахилы, маски и бумажные колпаки. Сквозь большое смотровое окно они могли видеть секционный зал, где доктор Бристол и Йошима работали над трупом костлявого старика. Бристол заметил их и приветственно помахал рукой.
– Еще десять минут! – сказал он.
Риццоли кивнула.
– Мы подождем.
Бристол только что сделал надрез кожи черепа. И теперь отделял ее от кости, разрушая лицо.
– Ненавижу эту часть вскрытия, – сказала Риццоли. – Когда они начинают уродовать лицо. Остальное еще терпимо.
Баллард промолчал. Джейн взглянула на него и заметила, как напряглась у него спина, а на лице появилось выражение мрачной стойкости. Поскольку он не занимался расследованием убийств, в морге ему вряд ли приходилось бывать часто и предстоящее зрелище наверняка вызывало у него ужас. Она вспомнила свой первый визит в секционный зал во время учебы в академии. Единственная женщина, она была ниже всех шестерых мускулистых курсантов мужского пола. Все ждали, что девчонка не выдержит и сбежит. Но она заняла место в первом ряду, в самом центре и даже ни разу не поморщилась, пока шло вскрытие. А вот самый крепкий из курсантов побледнел и, шатаясь, опустился на ближайший стул. Интересно, а вдруг то же самое произойдет и с Баллардом? В свете флуоресцентных ламп его кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.
Между тем в секционном зале Йошима начал отпиливать свод черепа. Казалось, звук, производимый движущимся лезвием при соприкосновении с костью, доконал Балларда. Он отвернулся от смотрового окна и принялся разглядывать коробки с перчатками разных размеров, расставленные на полках. Риццоли не сочувствовала ему. Стыдно такому мужественному с виду парню расклеиваться на глазах у женщины-полицейского.
Она сунула ему табуретку, а затем подвинула еще одну для себя.
– Мне сейчас тяжеловато подолгу стоять на ногах.
Баллард уселся, явно испытывая облегчение оттого, что можно не смотреть на пилу.
– Это ваш первый? – спросил он, кивая на живот.
– Ага.
– Мальчик или девочка?
– Не знаю. Мы будем рады в любом случае.
– Я тоже так думал, когда родилась моя дочь. Десять пальчиков на руках и десять на ногах – вот все, о чем я мечтал... – Он немного помолчал и с трудом сглотнул, когда снова заработала пила.
– И сколько сейчас вашей девочке? – спросила Риццоли, пытаясь отвлечь его.
– Четырнадцать, из молодых да ранних. Теперь нам уже не до смеха.
– Да, трудный возраст.
– Видите, сколько у меня седых волос?
Риццоли рассмеялась.
– Моя мама тоже всегда так делала. Показывала на свою голову и говорила: "Эти седые волосы – на твоей совести". Должна признаться, в четырнадцать лет я не была ангелом. Что поделаешь, переходный возраст.
– Да, и к тому же у нас свои проблемы. В прошлом году мы с женой разъехались. Кэти разрывается между нами. Двое работающих родителей, два дома.
– Должно быть, это очень тяжело для ребенка.
К счастью, пила смолкла. Риццоли видела, как Йошима отделяет свод черепа, а Бристол осторожно достает из черепной коробки мозг. Баллард не смотрел в секционный зал, сосредоточив внимание на Риццоли.
– Трудно, наверное, да? – произнес он.
– О чем вы?
– Работать в полиции. Ну, в вашем положении.
– По крайней мере теперь никто не заставляет меня вышибать двери.
– Моя жена только начинала работать в полиции, когда забеременела.
– Она тоже из ньютонского управления?
– Нет, из бостонского. Ее хотели сразу же отстранить от дежурств. Но она сказала, что беременность имеет свои преимущества. Преступники становятся любезнее.
– Преступники? Со мной они не любезничают.
В соседней комнате Йошима уже зашивал труп, орудуя иглой и кетгутом, словно портной смерти, который оттачивает свое мастерство не на полотне, а на мертвых человеческих тканях. Бристол снял перчатки, помыл руки и, тяжело передвигаясь, вышел навстречу посетителям.
– Извините, что заставил вас ждать. Вскрытие немного затянулось. У этого парня опухоли по всей брюшной полости, но он никогда не обращался к врачам. Что ж, в итоге достался мне. – Он протянул Балларду еще влажную мясистую руку. – Детектив, я так понимаю, вы пришли посмотреть наш огнестрел.
Риццоли заметила, как напрягся Баллард.
– Детектив Риццоли попросила меня сделать это.
Бристол кивнул.
– Что ж, пойдемте. Она в морозильной камере.
Патологоанатом провел их через секционный зал к другой двери, которая вела в морозильное отделение. Оно напоминало обычное помещение для хранения мяса с температурными датчиками и массивной стальной дверью. На стене висела таблица с указанием времени доставки трупов. Старик, которого только что вскрывал Бристол, тоже фигурировал в списке; его привезли вчера в одиннадцать часов вечера. Вряд ли нашлись бы желающие попасть в такой реестр.
Бристол открыл дверь, и наружу вырвались несколько облачков пара. Детективы шагнули в помещение, и от запаха охлажденного мяса Риццоли едва не стошнило. Забеременев, Риццоли утеряла способность адаптироваться к омерзительным запахам: стоило ей почувствовать дух разложения, как она оказывалась у ближайшего умывальника. На этот раз ей удалось сдержать приступ тошноты, и она с мрачной решимостью принялась изучать ряд стоявших перед ними каталок. Там было пять трупов, упакованных в белые пластиковые мешки.
Бристол стал изучать прикрепленные к мешкам ярлыки. У четвертого трупа он остановился.
– Вот наша девушка, – сказал Эйб и расстегнул мешок до середины, открывая верхнюю часть туловища с уже зашитым У-образным надрезом. Еще один портняжный шедевр Йошимы.
Когда расстегнули мешок, Риццоли взглянула не на мертвую женщину, а на Рика Балларда. Он молча смотрел на труп. Судя по всему, зрелище повергло его в шок.
– Ну? – спросил Бристол.
Баллард моргнул, словно вышел из транса.
– Это она, – выдохнул он.
– Вы абсолютно уверены?
– Да. – Баллард с трудом сглотнул. – Что же случилось? Что вам удалось обнаружить?
Бристол взглянул на Риццоли, как бы испрашивая разрешение на разглашение информации. Она кивнула.
– Одиночный выстрел в левый висок, – начал Эйб, указывая на входную рану. – Сильные повреждения левого полушария, а также обеих теменных долей большого мозга вследствие внутричерепного рикошета. Обширное внутричерепное кровоизлияние.
– Это единственная рана?
– Верно. Смерть наступила мгновенно.
– Бог мой, Риццоли, – выкрикнул кто-то, – ты все толстеешь?
– Да. – Она рассмеялась. – Но в отличие от тебя к августу я снова буду тощей.
Она направилась к детективам Ванну и Данливи, которые стояли у барной стойки и махали ей руками. Сэм и Фродо[4] – такое прозвище приклеилось к этой парочке. Тощий и толстый – они работали вместе так давно, что стали вести себя как супружеская пара со стажем и, возможно, проводили больше времени друг с другом, чем со своими женами. Риццоли редко видела их порознь и даже думала, что недалек тот день, когда они станут одеваться как близнецы.
Они улыбнулись и приветствовали ее одинаковыми пинтами "Гиннеса".
– Эй, Риццоли, – начал Ванн.
– ... ты опоздала, – продолжил Данливи.
– Мы уже по второй...
– ... Будешь с нами?
Господи, каждый из них мог закончить мысль другого!
– Здесь слишком шумно, – сказала она. – Пошли в другой зал.
Они направились в обеденный зал, за излюбленный столик под ирландским флагом. Данливи и Ванн расположились на одной скамейке напротив Джейн. Она подумала о своем напарнике Барри Фросте, милом парне, даже замечательном – правда, у них не было ничего общего. В конце рабочего дня каждый из них шел своей дорогой. Они симпатизировали друг другу, но слишком тесное общение Риццоли вряд ли вынесла бы. Во всяком случае, не смогла бы проводить с Фростом столько времени, сколько проводят вдвоем эти парни.
– Так у тебя жертва с "Черным когтем"? – уточнил Данливи.
– Да, обнаружили вчера вечером в Бруклине, – сказала она. – Это первый "Коготь" после вашего дела. Сколько лет прошло, года два?
– Да, около того.
– Оно закрыто?
– Закрыто и похоронено, – усмехнулся Данливи.
– Кто стрелял?
– Парень по имени Антонин Леонов. Украинский иммигрант, пешка, метившая в дамки. Русская мафия рано или поздно добралась бы до него, но мы арестовали его раньше.
– Идиот тот еще, – фыркнул Ванн. – Даже не подозревал, что мы его пасем.
– А с чего вы взялись его пасти? – поинтересовалась Джейн.
– Поступил сигнал, что он ждет партию наркотиков из Таджикистана, – объяснил Данливи. – Героин. Мы сидели у него на хвосте почти неделю, а он нас так и не вычислил. Короче, он привел нас к дому сообщника, Василия Титова. Тот, должно быть, разозлил Леонова или что-то в этом роде. Мы видели, как Леонов зашел в дом Титова. Потом прогремели выстрелы, и Леонов вышел.
– Тут мы его и сцапали, – вставил Ванн. – Я же говорю, идиот.
Данливи торжествующе поднял кружку с пивом.
– Короче, все было ясно. Преступник схвачен на месте с оружием. Мы были свидетелями. Не знаю, с чего ему вдруг пришло в голову доказывать свою невиновность. Суду присяжных потребовалось меньше часа, чтобы вынести приговор.
– Он так и не сказал вам, откуда у него эти пули? – спросила Риццоли.
– Шутишь? – удивился Ванн. – Он вообще ничего нам не сказал. Он с трудом говорил по-английски, но слово "Миранда"[5] знал назубок.
– Мы провели обыск в его доме, проверили его делишки, – продолжил Данливи. – У него на складе нашли, между прочим, около восьми ящиков с "Черным когтем". Как тебе это нравится? Понятия не имею, как ему удалось заполучить такой арсенал, но запас, конечно, внушительный. – Данливи пожал плечами. – Вот, собственно, и все по этому Леонову. Честно говоря, я не вижу, как он может быть связан с вашим огнестрелом.
– За пять лет в наших краях "Черный коготь" использовали всего дважды, – возразила она. – В вашем случае и в моем.
– Ну, наверное, какое-то количество этих пуль еще крутится на черном рынке. Проверь на eBay[6]. Я знаю только одно: мы взяли Леонова, и надолго. – Данливи осушил свою пинту. – Так что у тебя стрелял кто-то другой.
Это было и так понятно. Разборки между русскими мафиози двухлетней давности вряд ли могли иметь отношение к убийству Анны Джессоп. Выходит, пуля "Черный коготь" никуда не вывела.
– Дадите посмотреть дело Леонова? – попросила она. – Мне все-таки хочется взглянуть.
– Завтра будет у тебя на столе.
– Спасибо, ребята. – Джейн неуклюже выбралась из-за стола.
– Когда разродишься? – спросил Ванн, кивая на ее живот.
– Не очень скоро.
– Знаешь, ребята тут делают ставки. На пол ребенка.
– Шутишь.
– Уже поставили семьдесят баксов на девочку и сорок на мальчика.
– И двадцать баксов на третий вариант, – хихикнул Ванн.
* * *
Переступив порог своей квартиры, Риццоли почувствовала, как ребенок толкнул ее ножкой. Успокойся, малыш, подумала она. Ты и так весь день меня колошматил, а теперь намерен продолжить это ночью? Она не знала, кого носит под сердцем – мальчика, девочку или кого-то еще; но знала наверняка, что ребенок рвется наружу."Хватит упражняться в кун-фу, слышишь меня?"
Джейн швырнула сумочку и ключи на кухонный столик, скинула у двери туфли и повесила форменный пиджак на спинку стула. Два дня назад ее муж Габриэль уехал в Монтану в составе бригады ФБР, расследующей дело о тайных складах оружия. С его отъездом в квартире воцарилась прежняя уютная анархия, правившая здесь до свадьбы. Пока не вселился Габриэль, который ввел некоторое подобие дисциплины. Впрочем, чего можно ожидать от бывшего морского пехотинца? У него даже кастрюли и сковородки были рассортированы по размеру.
В спальне она увидела свое отражение. Джейн едва узнавала себя – щекастую, неуклюжую, с огромным животом в безразмерных брюках для беременных. "Когда я умудрилась исчезнуть? – подумала она. – Или я все еще здесь, прячусь где-то в этом бесформенном теле?" Она принялась разглядывать незнакомку в зеркале, вспоминая о том, каким плоским был когда-то ее живот. Ей не нравилось располневшее лицо, по-детски розовые щеки. Габриэль называл это сиянием беременности, пытаясь убедить жену в том, что она вовсе не похожа на лоснящуюся самку кита. "Эта женщина не я, – думала Риццоли. – Она не может быть копом, который вышибает двери и ловит преступников".
Джейн плюхнулась на кровать, расставив руки словно птица, готовая взлететь. Белье пахло Габриэлем. "Я соскучилась по тебе", – подумала она. Нет, не таким должен быть брак. Две профессии, двое помешанных на работе людей. Габриэль в разъездах, она дома одна. Но ведь она с самого начала знала, что будет нелегко. Что будет много таких ночей, как сегодня, когда работа разлучит их. Она хотела опять позвонить ему, но сегодня утром они уже два раза общались по телефону, и эти разговоры были весьма разорительны.
Да черт с ними, с деньгами.
Она перекатилась на бок, приподнялась и уже потянулась к телефону, стоявшему на тумбочке, но вдруг раздался звонок. Она удивленно взглянула на определитель. Номер был незнакомым – не Габриэля.
Она сняла трубку.
– Алло.
– Детектив Риццоли? – произнес мужской голос.
– Да, слушаю.
– Прошу прощения за поздний звонок. Я только что вернулся в город и...
– Кто это говорит?
– Детектив Баллард, Ньютонское полицейское управление. Я так понимаю, вы возглавляете расследование по вчерашнему убийству в Бруклине. Жертва по имени Анна Джессоп.
– Да, верно.
– В прошлом году я вел одно дело. В нем фигурировала женщина по имени Анна Джессоп. Не знаю, та ли это женщина, но...
– Вы сказали, что вы из ньютонской полиции?
– Да.
– Вы могли бы опознать мисс Джессоп, если бы увидели ее останки?
Последовала пауза.
– Думаю, это необходимо. Мне нужно убедиться в том, что это она.
– А если окажется, что это она?
– Тогда я знаю, кто ее убил.
* * *
Еще до того как детектив Рик Баллард достал свое удостоверение, Риццоли догадалась, что этот человек из полиции. Как только она вошла в приемную бюро судмедэкспертизы, он сразу же встал по стойке "смирно". Взгляд его ярко-голубых глаз был прямым, русые волосы аккуратно подстрижены, а рубашка по-военному идеально отглажена. Своей сдержанностью и уверенностью он напоминал Габриэля, а его твердый взгляд, казалось, говорил: на меня можно положиться. Ей вдруг на мгновение захотелось выглядеть привлекательной и иметь прежнюю тонкую талию. Во время приветствий – пока они жали друг другу руки, а она рассматривала его удостоверение – Джейн чувствовала, что Рик изучает ее лицо."Полицейский до мозга костей", – решила она.
– Вы готовы? – спросила Риццоли. Ньютонский детектив кивнул, и она обратилась к секретарю: – Доктор Бристол уже внизу?
– Да, он как раз заканчивает вскрытие. Просил, чтобы вы спускались.
На лифте они спустились в вестибюль морга, где в шкафчиках хранились бахилы, маски и бумажные колпаки. Сквозь большое смотровое окно они могли видеть секционный зал, где доктор Бристол и Йошима работали над трупом костлявого старика. Бристол заметил их и приветственно помахал рукой.
– Еще десять минут! – сказал он.
Риццоли кивнула.
– Мы подождем.
Бристол только что сделал надрез кожи черепа. И теперь отделял ее от кости, разрушая лицо.
– Ненавижу эту часть вскрытия, – сказала Риццоли. – Когда они начинают уродовать лицо. Остальное еще терпимо.
Баллард промолчал. Джейн взглянула на него и заметила, как напряглась у него спина, а на лице появилось выражение мрачной стойкости. Поскольку он не занимался расследованием убийств, в морге ему вряд ли приходилось бывать часто и предстоящее зрелище наверняка вызывало у него ужас. Она вспомнила свой первый визит в секционный зал во время учебы в академии. Единственная женщина, она была ниже всех шестерых мускулистых курсантов мужского пола. Все ждали, что девчонка не выдержит и сбежит. Но она заняла место в первом ряду, в самом центре и даже ни разу не поморщилась, пока шло вскрытие. А вот самый крепкий из курсантов побледнел и, шатаясь, опустился на ближайший стул. Интересно, а вдруг то же самое произойдет и с Баллардом? В свете флуоресцентных ламп его кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.
Между тем в секционном зале Йошима начал отпиливать свод черепа. Казалось, звук, производимый движущимся лезвием при соприкосновении с костью, доконал Балларда. Он отвернулся от смотрового окна и принялся разглядывать коробки с перчатками разных размеров, расставленные на полках. Риццоли не сочувствовала ему. Стыдно такому мужественному с виду парню расклеиваться на глазах у женщины-полицейского.
Она сунула ему табуретку, а затем подвинула еще одну для себя.
– Мне сейчас тяжеловато подолгу стоять на ногах.
Баллард уселся, явно испытывая облегчение оттого, что можно не смотреть на пилу.
– Это ваш первый? – спросил он, кивая на живот.
– Ага.
– Мальчик или девочка?
– Не знаю. Мы будем рады в любом случае.
– Я тоже так думал, когда родилась моя дочь. Десять пальчиков на руках и десять на ногах – вот все, о чем я мечтал... – Он немного помолчал и с трудом сглотнул, когда снова заработала пила.
– И сколько сейчас вашей девочке? – спросила Риццоли, пытаясь отвлечь его.
– Четырнадцать, из молодых да ранних. Теперь нам уже не до смеха.
– Да, трудный возраст.
– Видите, сколько у меня седых волос?
Риццоли рассмеялась.
– Моя мама тоже всегда так делала. Показывала на свою голову и говорила: "Эти седые волосы – на твоей совести". Должна признаться, в четырнадцать лет я не была ангелом. Что поделаешь, переходный возраст.
– Да, и к тому же у нас свои проблемы. В прошлом году мы с женой разъехались. Кэти разрывается между нами. Двое работающих родителей, два дома.
– Должно быть, это очень тяжело для ребенка.
К счастью, пила смолкла. Риццоли видела, как Йошима отделяет свод черепа, а Бристол осторожно достает из черепной коробки мозг. Баллард не смотрел в секционный зал, сосредоточив внимание на Риццоли.
– Трудно, наверное, да? – произнес он.
– О чем вы?
– Работать в полиции. Ну, в вашем положении.
– По крайней мере теперь никто не заставляет меня вышибать двери.
– Моя жена только начинала работать в полиции, когда забеременела.
– Она тоже из ньютонского управления?
– Нет, из бостонского. Ее хотели сразу же отстранить от дежурств. Но она сказала, что беременность имеет свои преимущества. Преступники становятся любезнее.
– Преступники? Со мной они не любезничают.
В соседней комнате Йошима уже зашивал труп, орудуя иглой и кетгутом, словно портной смерти, который оттачивает свое мастерство не на полотне, а на мертвых человеческих тканях. Бристол снял перчатки, помыл руки и, тяжело передвигаясь, вышел навстречу посетителям.
– Извините, что заставил вас ждать. Вскрытие немного затянулось. У этого парня опухоли по всей брюшной полости, но он никогда не обращался к врачам. Что ж, в итоге достался мне. – Он протянул Балларду еще влажную мясистую руку. – Детектив, я так понимаю, вы пришли посмотреть наш огнестрел.
Риццоли заметила, как напрягся Баллард.
– Детектив Риццоли попросила меня сделать это.
Бристол кивнул.
– Что ж, пойдемте. Она в морозильной камере.
Патологоанатом провел их через секционный зал к другой двери, которая вела в морозильное отделение. Оно напоминало обычное помещение для хранения мяса с температурными датчиками и массивной стальной дверью. На стене висела таблица с указанием времени доставки трупов. Старик, которого только что вскрывал Бристол, тоже фигурировал в списке; его привезли вчера в одиннадцать часов вечера. Вряд ли нашлись бы желающие попасть в такой реестр.
Бристол открыл дверь, и наружу вырвались несколько облачков пара. Детективы шагнули в помещение, и от запаха охлажденного мяса Риццоли едва не стошнило. Забеременев, Риццоли утеряла способность адаптироваться к омерзительным запахам: стоило ей почувствовать дух разложения, как она оказывалась у ближайшего умывальника. На этот раз ей удалось сдержать приступ тошноты, и она с мрачной решимостью принялась изучать ряд стоявших перед ними каталок. Там было пять трупов, упакованных в белые пластиковые мешки.
Бристол стал изучать прикрепленные к мешкам ярлыки. У четвертого трупа он остановился.
– Вот наша девушка, – сказал Эйб и расстегнул мешок до середины, открывая верхнюю часть туловища с уже зашитым У-образным надрезом. Еще один портняжный шедевр Йошимы.
Когда расстегнули мешок, Риццоли взглянула не на мертвую женщину, а на Рика Балларда. Он молча смотрел на труп. Судя по всему, зрелище повергло его в шок.
– Ну? – спросил Бристол.
Баллард моргнул, словно вышел из транса.
– Это она, – выдохнул он.
– Вы абсолютно уверены?
– Да. – Баллард с трудом сглотнул. – Что же случилось? Что вам удалось обнаружить?
Бристол взглянул на Риццоли, как бы испрашивая разрешение на разглашение информации. Она кивнула.
– Одиночный выстрел в левый висок, – начал Эйб, указывая на входную рану. – Сильные повреждения левого полушария, а также обеих теменных долей большого мозга вследствие внутричерепного рикошета. Обширное внутричерепное кровоизлияние.
– Это единственная рана?
– Верно. Смерть наступила мгновенно.