Но вспоминать всех святых было некогда, и он, вскочив, побежал следом за фриаром Туком.
   Тень, отбрасываемая светом смоляного факела, запрыгала по стенам пещеры. В дальнем конце пещеры отец Тук остановился перед большим сундуком, передал Скателоку факел и принялся выгребать из сундука золотые.
   — Ты считай, рябой, не зевай, — приговаривал отец Тук, а Скателок считал и считал, пока число золотых не перевалило за четыре сотни.
   — Ну, теперь хватит, отец Тук. Четыре сотни тут уже есть.
   — А тебе что, жалко? — подмигнул монах. — Нам понадобится — мы всегда добудем.
   Бросив на разостланный плащ ещё две-три пригоршни, он вскинул тяжёлый свёрток на плечи и пошёл к столу.
   — Послушай-ка, Робин, — сказал отец Тук, протягивая деньги гостю, — надо бы нашему рыцарю подарить и сукна на платье.
   — Дельно сказано, святой отец! — откликнулся Робин. — Ступай отмерь по три ярда от каждого цвета.
   Отец Тук прихватил свой лук, чтобы мерить сукно, и не складная тень его кувырком прокатилась по стенам пещеры.
   Стрелок мерил много, а больше того припускал к длине своего лука. От каждого цвета он откроил по куску — малиновый, жёлтый, зелёный, а сверху на них ещё бросил алый, расшитый золотом плащ.
   Сэр Ричард Ли смущённо смотрел, как растёт перед ним гора подарков.
   — Хорошо бы ему ещё коня, — заметил Билль Статли.
   По знаку Робина, он выбежал из пещеры и вернулся тотчас же с вороным жеребцом, который испуганно храпел, упираясь, у входа.
   Скателок привстал на носки и шепнул на ухо фриару Туку:
   — Там, в сундуке, я видал золотые шпоры.
   Отец Тук рассмеялся и таким же шёпотом сообщил Робин Гуду:
   — Скателок говорит, что видел и сундуке золотые шпоры.
   — Ну, тащи их сюда, — кивнул стрелку Робин Гуд. — А ты, Клем из Клю, проводишь сэра в аббатство: не годится доброму рыцарю отправляться в путь без оруженосца.

10. О ТОМ, КАК СЭР РИЧАРД ЛИ ВОЗВРАТИЛ ДОЛГ АББАТУ

   «Ни пяди не увидишь ты! —
   Поклялся тут аббат. —
   Клянусь спасителем моим,
   Что на кресте распят!»

 
   Яркое утреннее солнце поднялось над соломенными крышами города Йорка и заглянуло в узкие окна аббатства святой Марии. Бесчисленные пылинки заплясали в солнечном луча над столом, заваленным свитками пергамента, зазубренными дощечками, и медленным золотым дождём стали сеяться на лиловую рясу аббата, на круглую головку приора и беспокойные руки эконома.
   Откинувшись на спинку скамьи, аббат внимательно выслушивал отчёт о доходах и расходах своих земель. Красноватые глаза его быстро бегали по столбикам цифр, короткие пальцы ощупывали каждую зарубку на деревянных расписках — бирках.
   Эконом говорил ровным, тягучим голосом, и приор то и дело принимался клевать носом, убаюканный долгим докладом.
   Аббат неодобрительно посмотрел на приора и протянул руку к дощечке, покрытой тонким слоем воска.
   — Сколько всего уродилось? — спросил он эконома.
   — Урожая всего сто девяносто восемь квартеров.
   — А сколько получено от наших вилланов из Понтефракта?
   — Сто двадцать шесть квартеров по одной бирке и семьдесят один — по другой.
   — Из Селби?
   — Сорок шесть квартеров три с половиной бушеля.
   — Значит, всего…
   — Четыреста сорок один квартер три с половиной бушеля.
   Острая палочка зачертила по мягкому воску.
   — Правильно: четыреста сорок один и три с половиной. Теперь расход.
   — На засев ста сорока восьми акров — шестьдесят с половиной квартеров. На осенние помочи… На выдачи пастуху овец, свинопасу, плетельщику изгородей… На прокорм собак Гервазия, охотника, в течение целого года… Корм волов от преображения до обретения святого креста, в течение семнадцати недель… Пребенда Генриха, пекаря, который часто приезжал…
   Вздрагивая, отец приор открывал глаза. И тотчас же перед ним, прогоняя сон, начинали кружиться в солнечном луче золотые пылинки. А когда глаза, утомлённые их однообразной игрой, поневоле смыкались, ровный голос эконома убаюкивал слух, снова и снова пересыпая цифры и статьи: двухколесные телеги, бочонки вина из Гамптона, шкуры баранов, головы сыра, галлоны мёда, потравы, пребенды пошлины, оброки, осенние помочи, корм для свиней и уэи шерсти.
   Поспорив с экономом, аббат вызвал брата келаря, чтобы узнать, сколько, было представлено в кладовую орехов и солода.
   — Вы спите, приор! — укоризненно сказал он в перерыве между делами. — Не слишком ли вы умерщвляете свою плоть ночными бдениями и молитвой? А мы тут уже успели рассмотреть почти все отчёты манора. Пора и за трапезу, не так ли? Надо бы вам, приор, побольше вникать в хозяйственные дела. Мне становится трудно одному следить за всеми этими жуликами и обманщиками. А ведь не дальше как завтра к нашим владениям прибавятся земля и замок сэра Ричарда Ли. Год со днём истекает сегодня с тех пор, как мы ссудили ему четыреста золотых.
   — А вы не отсрочите ему уплату долга, аббат? — спросил приор, стряхивая с себя дремоту.
   Аббат вытащил из-под груды пергаментных свитков резные чётки из жёлтой слоновой кости. Он весело рассмеялся.
   — Неужто вы посоветуете мне, приор, лишить святую Марию добра, которое принадлежит ей по праву? Милосердие — великая добродетель, и я могу только хвалить вас за то, что вы и брат крестоносец поделились своим добром с первым встречным бродягой…
   Тут аббат лукаво подмигнул своему собеседнику, а приор сморщился и позеленел при воспоминании о встрече в лесу, о молитве, о бегстве и неожиданном купании в ручье.
   Заметив, что стрела попала в цель, аббат продолжал с усмешкой:
   — Но вы пожертвовали от чистого сердца своё собственное добро, я же пекусь о землях святой Марии. Уж я и судью пригласил сегодня к обеду и лорда шерифа, чтобы покончить с этим делом. Конечно, замок рыцаря стар, и ветер гуляет в нём, как в хлеву, зато буковый лес его накормит желудями хорошее стадо свиней.
   — Но ведь день ещё не кончен, — заметил приор. — Может быть, рыцарь ещё подоспеет.
   — Денег-то взять ему негде. Найдётся ли такой человек во всем северном крае, чтобы поверить четыреста марок голодному рыцарю из Вирисдэля? Может быть, вы, приор, из уважения к его славным предкам… А вот и наши почтенные гости! Благословенны будьте, лорд судья! Благословенны будьте, лорд шериф! Близко ли солнце к закату?
   — Благодарение богу, близко, — ответил королевский судья, отвешивая поклон аббату. — Во всяком случае, солнце ближе к закату, чем сэр Ричард Ли — к обители святой Марии.
   — Прекрасно, прекрасно, лорд судья! Поспешим же за стол, пока не кончился день!
   Пригибаясь, чтобы не стукнуться о низкий косяк, гости прошли вслед за аббатом в трапезную. Монахов не было здесь в эту пору, только два-три послушника дожидались своего пастыря.
   Королевский судья поднял кубок с вином и воскликнул:
   — Я пью за доброго сэра Ричарда Ли из Вирисдэля! За его славных предков и за их добро! За Вирисдэльский замок! За пашни, за луга, за буковый лес, за вилланов сэра Ричарда Ли!
   И лорд шериф йоркский тоже поднял кубок. Но в это время в трапезную вошёл рыцарь Ричард Ли.
   Привратник, отворивший ворота аббатства, впустил во двор всадника в алом плаще, а за ним — оруженосца.
   — Никогда ещё не видывал я такого коня! — воскликнул привратник, любуясь вороным жеребцом.
   А всадники, спрыгнув наземь, сбросили с себя богатые плащи и остались: рыцарь — в изорванной ржавой кольчуге, оруженосец — в заплатанной кожаной куртке. И не успел ещё привратник прийти в себя от изумления, сэр Ричард Ли переступил порог трапезной.
 
   — Благослови вас господь! — сказал он, преклоняя колено. — Святой отец, я пришёл в назначенный день.
   Рука аббата дрогнула, и капля вина прокатилась по его рясе, оставив на бархате серебряный след. Монах впился в рыцаря пристальным взглядом, потом облегчённо вздохнул. Его успокоил нищенский наряд должника.
   — Принёс ты мне деньги, рыцарь? — спросил он резко, не ответив вошедшему на приветствие.
   — Ни пенни, — тихим голосом промолвил сэр Ричард Ли.
   Аббат затрясся от радости. Он долго смеялся, потирая руки и всхлипывая, переглядываясь то с судьёй, то с шерифом йоркским. Потом залпом осушил свой кубок и громко стукнул им по столу.
   — Мы не ошиблись с вами, лорд судья! — воскликнул он, вставая. — Земля Ричарда Ли ближе к святой Марии, чем солнце к закату. Зачем же ты пожаловал сюда, сэр рыцарь, если у тебя нет четырехсот золотых, чтобы заплатить свой долг?
   — Чтобы просить тебя, святой отец, дать мне ещё хоть немного сроку. Именем пречистой девы Марии прошу тебя…
   — Вы слыхали, судья? Именем девы Марии он просит, чтобы мы подарили ему то, что по праву принадлежит деве Марии! Однако ты многого просишь, сэр рыцарь. Что же вы не пьёте, шериф?
   Судья прошёлся по залу и остановился перед Ричардом Ли.
   — Нет, дорогой мой рыцарь, — сказал он, — просить теперь поздно. Если тебе нужен добрый совет, скачи поскорей назад в Вирисдэль попрощаться с землёй и с замком.
   — Так защити меня ты, шериф города Йорка! — вскричал рыцарь. — Не допусти, чтобы я ушёл отсюда нищим!
   — От тебя ли я слышу это, сэр Ричард Ли? С каких это пор гордые саксы гнут шею перед норманнами?
   Даже при этой обиде у старого рыцаря хватило силы сдержаться. Он снова обернулся к аббату.
   — Будь милосерд, святой отец! Распоряжайся моей землёй, как своей, пока я не уплачу тебе долга, но не отнимай её у меня навсегда! Я буду служить тебе простым вилланом. Клянусь Христом, распятым на кресте, я верну тебе долг до последнего пенни!
   Аббат насмешливо покачал головой.
   — У святой Марии довольно есть вилланов, которые пашут получше тебя. А в страдную пору мы выгоним в поле вилланов сэра Ричарда Ли — того, что когда-то владел Вирисдэлем.
   Куда ни обращал глаза рыцарь, он всюду встречал злорадную усмешку. Только приор, верный своей привычке, мирно дремал, спрятавшись за серебряным распятием.
   — Хорошо, коли так! — грозно воскликнул сэр Ричард. — Ты хочешь, монах, чтобы я стал перед тобой на колени? Берегись! Если мне не судьба владеть землёй, мечом я владею отлично. Помни: не поздоровится новым хозяевам Вирисдэля!
   Судья зашептал что-то на ухо аббату. Тот кивнул головой.
   — Послушай, сэр Ричард Ли, — сказал аббат, — ты горячишься напрасно. Четыреста марок были даны тебе под залог твоих владений. Ты не вернул долга в срок. Значит, отныне и земля твоя и замок принадлежат аббатству, и судья и шериф тотчас же могут скрепить наше право подписью и королевской печатью. Но я не хочу обижать тебя. Твой феод стоит больше четырех сотен марок. Поэтому я полагаю, что святая Мария не будет в обиде, если, кроме тех денег, что ты задолжал, я дам тебе ещё сто золотых.
   — А двести не заплатишь? — Сэр Ричард перекинулся взглядом со своим оруженосцем, весёлым Клемом из Клю, который стоял у порога, неподвижный, как статуя. — Может быть, ты подаришь мне ещё двести?
   — Нет, двухсот не могу заплатить. Вот, может быть, нам поможет судья?
   — Пожалуй, — кивнул головой судья. — Добавлю и я пятьдесят. За лужок, что возле буковой рощи…
   — Клянусь святым Вульфстаном, — вскричал тут рыцарь, — много видал я псов, но не видал таких жадных! Так нет же, не владеть моим замком ни судье, ни монаху! Получай, аббат, свой долг — гляди, солнце ещё не село! Считай получше да смотри, хороша ли монета.
   Перехватив из рук Клема из Клю кошель, рыцарь раскрыл его и опрокинул над столом. Закатный луч солнца проскользнул в окно трапезной и зажёг золотые монеты красным огнём.
   Разбуженный переполохом приор полез под стол поднимать скатившуюся на пол монету. А солнце…
   Солнце помедлило ещё немного в небе, чтобы осветить ласковыми лучами двух всадников в ярких плащах, удалявшихся от аббатства святой Марии по дороге, которая ведёт на запад, — счастливого рыцаря Ричарда Ли и его весёлого оруженосца, молодого Клема из Клю.

11. О ТОМ, КАК СЛУЖИЛ РЕЙНОЛЬД ГРИНЛИФ ШЕРИФУ

   И повар Джону отпустил
   Три добрых тумака.
   «Люблю удар, — промолвил Джон, —
   Такого кулака!»

 
   — Где это видано, чтобы до полудня морить людей голодом?
   — А где это видано, чтобы слуга храпел до полудня? Лорд шериф давно на охоте, а ты только сейчас продрал глаза. Будь я на месте шерифа, давно бы…
   — Да накорми меня, старый хрыч! Говорю тебе, я не монах и не намерен поститься!
   — Придётся поститься, пока не вернётся хозяин. Корки хлеба не дам тебе, бездельнику, до его возвращения.
   — Ну хоть горло дай промочить! Неужто жаль тебе кружки эля?
   Ключник повернулся спиной к Рейнольду Гринлифу и, гремя ключами, принялся запирать кладовую.
   — Ладно! Коли так, мы и сами возьмём, — сказал Рейнольд Гринлиф и взмахнул рукой.
   Старик кубарем откатился в сторону. А шерифов слуга ударом ноги вышиб дверь и, пригнувшись, вошёл в чулан.
   Он нацедил себе кружку эля, осушил её и налил вина.
   Ключник, не смея пошевельнуться, сидел на полу, таращил на него глаза и беззвучно шептал молитву.
   Рейнольд Гринлиф обернулся к старику и сказал добродушно:
   — Может, выпьешь со мной, старина? Прямо скажу, неплохое вино у лорда шерифа!
   Но, кроме вина, в чулане было немало припасов. Вытащив из-за пояса нож, Рейнольд Гринлиф отрезал ломоть пшеничного хлеба и снял с крюка копчёный окорок.
   Отправляя в рот кусок за куском, причмокивая да похваливая, пропуская между кусками то кружку эля, то кружку вина, весёлый стрелок и думать забыл о старичке, а тот ползком выбрался вон из коридора, поднялся на ноги и пустился бежать на кухню.
   Широкая тень вдруг совсем заслонила Рейнольду Гринлифу свет.
   Он оторвался от окорока и увидел, что в дверях стоит старший повар лорда шерифа, а из-под локтя у него выглядывает клок серой бороды старого ключника.
   — Хорош слуга, который спит до полудня! — сказал повар так громко, что все пустые бочки и кувшины, какие были в чулане, откликнулись дружным гулом.
   Подняв тяжёлый кулак, повар наотмашь ударил Рейнольда Гринлифа по шее.
   — Уважаю хороший удар! — воскликнул Рейнольд Гринлиф, отправляя в рот новый кусок ветчины.
   — Хорош слуга, который, высадив двери, жрёт в кладовой хозяйское добро!
   И снова загудели горшки и кувшины, и снова тяжёлый кулак опустился на шею Рейнольда Гринлифа.
   — Уважаю хороший кулак! — повторил Рейнольд Гринлиф. — А ну-ка двинь, дружище, по третьему разу!
   — Получай и по третьему! — промолвил повар и дал стрелку такого тумака, что окорок вылетел у него из рук и шлёпнулся на пол.
   — Да твой кулак не хуже моего, как я погляжу! — рассмеялся Рейнольд Гринлиф. — Клянусь святым Вульфстаном, который всадил свой посох в каменный пол, я не покину этого дома, пока мы не померимся с тобой силой, медведь!
   — Это я всегда с удовольствием, — ответил повар. — Да только боюсь, что, пока ты служил шерифу, ты и меч разучился держать в руках.
   — Посмотрим, посмотрим. Бери поскорей свой меч, выходи во двор на просторное место.
   Так сказал повару Рейнольд Гринлиф и отправился во двор дожидаться противника.
   Тот не заставил себя долго ждать.
   — Знавал я, — сказал Рейнольд Гринлиф, отбивая первый удар повара, — знавал я одного парня, — тут он высек сноп искр из его меча, — который так знатно точил мечи, — тут он отпрыгнул в сторону, увёртываясь от удара, — что бросишь пушинку, — получай, приятель! — она упадёт на острие, и…
   Но Рейнольд Гринлиф не докончил своего рассказа, потому что повар оказался хорошим бойцом и тут было не до разговоров. И сила у обоих оказалась равна, и глаз одинаково верен.
   Старый ключник, поварята и все, кто был в доме шерифа, выбежали по двор и только жались к стенам, когда меч ударялся о меч и бойцы, то пятясь, то наседая, окружённые блеском и звоном стали, клубком перекатывались с места на место в облаке пыли, взбитой резкими и неожиданными прыжками.
   Они бились долго, пар валил от обоих, но ни один не был оцарапан мечом. На решительный натиск один отвечал другому таким же напором, на хитрость — хитростью, на уловку — уловкой, на быстроту — быстротой. И кончилась драка тем, что оба бойца расхохотались и сели на землю, посыпанную мелким речным песком.
   — Не часто приходится встречать такого противника! Умел бы ты так же стрелять из лука, весело мы зажили бы с тобой в зелёном лесу. Две сотни марок в год положит тебе Робин Гуд.
   — Ну что же, — ответил повар, — из лука я бью не худо, а лесной костёр мне милее, чем кухонный очаг. Я шерифу не кум и не сват. Только надо нам подкрепиться на дорогу. Ну-ка, старик, выставляй угощение.
   Слуги шерифа поспешно расступились, чтобы пропустить молодцов, а старый ключник побежал вперёд, дребезжа ключами и жалобно тряся бородой.
   Повар усадил с собой за стол всех своих поварят и подручных и без большого труда заставил их выпить за Рейнольда Гринлифа и лесных молодцов. Потом он повёл стрелка к сундуку, в котором шериф хранил свои драгоценные кубки и блюда.
   Три тяжёлых замка висели на сундуке, но приятели сшибли их и выволокли на свет груду серебряной и золотой посуды.
   — Как же мы это все потащим? — приуныл Рейнольд Гринлиф. — Триста фунтов тут будет верных, а нести неловко.
   Но повар добыл два хороших мешка. И друзья вскинули ношу на плечи.
   — Прощай, старина! Не мори людей голодом до полудня! — крикнул стрелок, выходя из ворот шерифова дома.
   — Куда же наш путь лежит, Рейнольд? — спросил его повар.
   — Какой я Рейнольд Гринлиф? Ты зови меня Маленьким Джоном. Путь наш лежит прямо на север. Наш лагерь сейчас в Бернисдэльском лесу.
   Сторожа у северных ворот Ноттингема с удивлением проводили глазами двух шерифовых слуг, которые, распевая удалую песню, позванивая посудой в мешках, прошагали мимо стрельбищного поля и дальше, мимо виселиц, в ту сторону, откуда свежий осенний ветер гнал табуны облаков.
   Солнце село, и молодая луна взошла над лесом.
   Маленький Джон и повар, которого звали Артуром из Бленда, не останавливаясь, шагали вперёд и вперёд по залитой светом дороге.
   Маленький Джон рассказывал своему спутнику о многих отважных делах своего господина: и о том, как весёлый Робин приезжал в Ноттингем торговать горшками и попал на обед к самому шерифу, и о том, как старый король гнался за Робином из Лондона в Шервуд, из Шервуда в Йоркшир, из Йоркшира в Ньюкастль и Бервик, а оттуда через Ланкастер в Честер, и Робин обогнал его на день, явился в Лондон и просил королеву Катерину передать от него привет королю.
   Он рассказал повару о весёлом причетнике фриаре Туке, о Муке, мельниковом сыне, о том, как маленький Скарлет отомстил своему лорду за сына, о том, как Билль Статли спас от смерти слепого Генриха, который учил Робина искусству стрельбы в ту пору, когда был ещё зрячим.
   И у дюжего повара нашлось о чём порассказать Маленькому Джону: о красавице Эллен, которую полюбил он больше жизни, и о том, как в весёлый праздник Майклмас повёл он Эллен к венцу, чтобы священник скрепил любовь, которую давно уже благословили звезды, жаркий стог ячменя и скрипки сверчков. И как господин его, сэр Ральф Мурдах, проиграл в кости его молодую жену — и одной прислужницей больше стало у благородного рыцаря Гая Гисборна.
   У перекрёстка Трех Дубов Маленький Джон вдруг остановился и сбросил с плеч свой мешок.
   — Гляди, — сказал он товарищу, — свежий навоз на земле. Тут кто-то недавно проехал.
   Вдалеке раздался крик совы, предрассветный ветер заскрипел в верхушках деревьев.
   — Ничего не слыхать, — сказал повар.
   — В том-то и дело, — ответил шёпотом Маленький Джон, разглядывая неостывший комок. — Ничего не слыхать, а навоз ещё тёплый. Стащи мешки в ров, а я пойду гляну, кто впереди.
   Он достал стрелу из колчана, свернул с дороги и исчез в темноте.
   Артур из Бленда долго дожидался его, непривычным ухом прислушиваясь к шорохам просыпающегося леса. Во рву было сыро, повар поплотнее запахнул свой плащ и прислонился спиной к обомшелому стволу вывороченного грозой дуба. Он не заметил, как задремал.
 
   — Не время спать, приятель! — раздался над его головой тихий голос.
   Испуганно вздрогнув, повар открыл глаза.
   Маленький Джон стоял перед ним, держа под уздцы двух осёдланных лошадей.
   Третья лошадь стояла за ними, натянув повод, прикрученный к седлу переднего коня.
   Морды всех лошадей были стянуты ремнями, чтобы они не могли заржать.
   — Не время спать, дружище! — повторил стрелок. — Сегодня у нас будет весёлое утро. Там, впереди, засада, я узнал их по шлемам. Это люди Гая Гисборна.
   Сон сразу покинул беглого повара. Одним прыжком он выскочил на середину дороги. Маленький Джон схватил его за руку.
   — Тише! Их трое. Не знаю, кого они ждут, но, кто б это ни был, мы будем драться с ним вместе. На всякий случай я увёл у них лошадей.
   — Так если их трое, чего же нам ждать? Уж троих-то мы скрутим!
   — Постой, я хочу знать, кого они ловят.
   Едва успели товарищи привязать лошадей в густом подлеске, позади по дороге послышался топот. К западне во весь опор скакал всадник в блестящей кольчуге.
   Повар раскрыл уже рот, чтобы окликнуть его, но Маленький Джон успел толкнуть товарища в бок.
   — Постой, не шуми. Остановим его иначе.
   В тот же миг тяжёлая тупая стрела сорвалась с тетивы Маленького Джона, и всадник скатился с коня. Он вскочил на ноги, ища обидчика.
   Маленький Джон спокойно шагнул ему навстречу.
   — Успокойся, малый, — сказал он. — Надеюсь, ты не ушибся и стрела не причинила тебе вреда. Там, впереди, засада. Не тебя ли поджидают люди Гая Гисборна?
   — Люди людьми и засада засадой, — запальчиво крикнул юноша, выхватывая из ножен меч, — а за свою стрелу ты мне ответишь сейчас же, и тебя не спасут от этого шерифовы знаки!
   Маленький Джон провёл рукой по своему плащу, будто хотел стряхнуть с сукна мелкие крестики, украшавшие одежду стрелков ноттингемского гарнизона.
   — Драться с тобой мне некогда, мальчик. Гляди, твой конь всполошил уже засаду. Оружие пригодится нам для серьёзного дела.
   Трое воинов с воловьими рогами на шлемах показались уже на пригорке. Маленький Джон, не дожидаясь, пока враг будет близко, вскинул лук, и стрела, пущенная сильной рукой, пробила кольчугу первого из нападавших.
   Воин повалился ничком; под тяжестью его тела острие вышло у него между лопаток, горбом натянув кольчугу на спине.
   — Не уйдёшь, Энгельрик Ли! — крикнул второй воин Гая Гисборна, налетая на юношу.
   Повар схватился с третьим. И Маленькому Джону оставалось только смотреть на драку, так как повару его помощь была не нужна, а юноша при его приближении крикнул:
   — Оставь, стрелок, я слажу с ним сам!
   Противник, видимо, был сильнее и искуснее юноши; тот едва успевал отражать удары и под стремительным натиском пятился понемногу к краю дороги; наёмник Гая Гисборна теснил его ко рву, повторяя при каждом ударе:
   — Вот тебе плата за Франсуа Тайбуа! Вот тебе плата за Франсуа Тайбуа!..
   Густая белая пыль повисла над местом схватки. Дубовая ветка, отсечённая чьим-то мечом, упала к ногам Маленького Джона.
   В это время воин, дравшийся с поваром, закричал:
   — На помощь, Гильом!
   Откинув в сторону щит, противник юноши нанёс своему врагу последний удар и бросился на помощь товарищу.
   Но он опоздал: тело воина, пятная кровью дорогу, рухнуло к его ногам.
   — Беги, Гильом! — умирая, простонал раненый.
   Тогда воин, которого звали Гильомом, перепрыгнул через тело товарища и пустился бежать.
   Маленький Джон усмехнулся.
   — Бежит хорошо, однако не лучше оленя, — сказал он, не спеша поднимая лук.
   Но стрелять он не стал, потому что тройка мохнатых псов вынырнула из леса, и в этих псах стрелок сразу признал верных спутников фриара Тука.
   Мгновенно перемахнув через ров, собаки настигли беглеца, сбили его с ног и, ощерившись, остановились над своей добычей.
   Угрожая беглецу блестящими клыками, они нетерпеливо поглядывали в сторону леса.
   Наконец показался и сам хозяин.
   — Клянусь святым Кесбертом, — воскликнул отец Тук, выбираясь на дорогу, — у вас была тут добрая потасовка! Что же ты, Маленький Джон, не мог подождать меня?
   — А почём я мог знать, святой отец, что провидение направит твои стопы в эту сторону?
   — Ишь как тебя нарядил шериф! — усмехнулся отец Тук, щупая разукрашенный плащ стрелка. — А это что за молодцы? И почему завязалась драка?
   Маленький Джон хлопнул повара по плечу.
   — Это добрый малый, Артур из Бленда, которому охота пострелять королевских оленей и покрасоваться в зелёном плаще. А этот паренёк сам нам расскажет, как его звать и по какой причине привязались к нему люди Гая Гисборна.
   — Я Эльфер из Сайлса, — сказал юноша, разглядывая разрубленную пониже плеча кольчугу. — А ты — отец Тук. Я, помню, видал тебя в харчевне «Золотой бык».
   — Так вот ты откуда, мальчик! Расскажи, расскажи, как поживает благородный сэр Стефен?
   — Сэр Стефен не смеет высунуть носа из своего манора. С тех пор как вы потрепали на большой дороге ноттингемский отряд, у нас тихо и в Вордене, и в Дэйрволде, и в Сайлсе. Эдвард из Дэйрволда у нас теперь ривом. Он слово боится молвить, потому что у него до сих пор не зажили ребра. Я затем и собрался, чтобы вам обо всём рассказать и повидать Белоручку.
   — А почему же привязались к тебе люди Гая Гисборна? — спросил Маленький Джон.