Гете Иоганн. Новелла

---------------------------------------------------------------
Johann Wolfgang Goethe "Novelle"
Перевод Н. Ман
Гете Иоганн Вольфганг. Собрание сочинений в 10-ти томах. Т.6. Романы и
повести.
Под общ.ред.А.Аникста и Н.Вильмонта М., "Худож.лит.", 1978.
OCR & Spellcheck - Ostashko
_______________________________


Густой осенний туман с утра окутывал обширный двор княжеского замка, но
сквозь его редеющую завесу уже неясно различалась суета конных и пеших
охотников. Торопливые сборы близстоящих были видны довольно отчетливо; кто
отпускал, кто подтягивал стремена, кто подавал ружье или патроны, кто
пристегивал ягдташ, меж тем как собаки от нетерпения едва не валили с ног
псаря, державшего их на своре. Изредка вскидывалась лошадь, норовистая по
природе или пришпоренная ездоком, желавшим, даже в полумраке, покрасоваться
перед другими. Приходилось, однако, ждать князя, долго прощавшегося с
молодой супругой.
Лишь недавно вступившие в брак, они уже наслаждались счастливым
единением душ. Оба характера живого и деятельного, старались вникнуть в
склонности и помыслы друг друга. Отец князя еще дожил до счастливой
уверенности, что все его ближайшие сотрудники проводят свои дни в усердной
деятельности, в неустанных трудах и заботах и что никто из них не станет
предаваться веселью, прежде чем не исполнит своего долга.
Насколько все это сбылось, можно было судить теперь, когда народ начал
стекаться на оживленный торг, собственно, уже заслуживавший названия
ярмарки. Накануне князь с княгиней проехались верхом среди наваленного
грудами товара, и он обратил ее внимание на то, как бойко здесь торгуют
жители гор с жителями равнины; так князь наглядно знакомил жену с
производительностью принадлежащих ему земель
Хотя сам князь проводил почти все эти дни со своими советниками за
обсуждением неотложных дел и всего усерднее работал с министром финансов,
права егермейстера тоже оставались в силе, и невозможно было устоять перед
соблазном, когда тот предложил воспользоваться чудесной осенней погодой для
выезда на охоту, которая не раз уже откладывалась, и устроить наконец
долгожданный и редкий праздник для себя и для съехавшихся гостей.
Княгиня с неудовольствием осталась дома; но что поделаешь, охотники
решили проникнуть высоко в горы и всполошить мирных обитателей тамошних
лесов нежданным воинственным набегом.
Прощаясь, князь посоветовал жене совершить прогулку верхом в
сопровождении принца Фридриха, его дяди. "Я оставляю тебе, - сказал он, -
еще и нашего Гонорио в качестве шталмейстера и камер-юнкера; он обо всем
позаботится". С этими словами князь стал спускаться по лестнице, на ходу
отдавая распоряжения статному молодому человеку; затем он ускакал со всеми
гостями и свитой.
Княгиня, помахав платком супругу, пока тот еще находился во дворе
замка, удалилась во внутренние покои, откуда открывался широкий вид на горы,
вид тем более прекрасный, что замок стоял высоко над рекой, а потому куда бы
ни обратился взор, всюду ему встречались разнообразные, величественные
ландшафты. Она подошла к превосходному княжескому телескопу, наставленному
еще накануне, когда собравшиеся, мирно беседуя, разглядывали поверх
кустарников, гор и лесных вершин высокие руины древнего родового замка,
четко вырисовывавшиеся при вечернем освещении; в эти часы огромные массивы
света и тени давали наиболее ясное представление о величественном памятнике
былых времен. Сегодня утром сквозь увеличительные стекла особенно яркой
казалась осенняя окраска многоразличных деревьев, в течение долгих лет
свободно и беспрепятственно росших среди полуразрушенных стен. Молодая
женщина опустила телескоп несколько ниже - в направлении пустынной
каменистой равнины, по которой должна была промчаться охота; она терпеливо
ждала этого мгновения и не обманулась в своих ожиданиях. Сквозь ясные и
сильно увеличивающие стекла телескопа ее заблестевшие глаза отчетливо
разглядели князя и обер-шталмейстера; она даже не удержалась, чтобы еще раз
не помахать им платком, заметив, или, вернее, угадав, что они на мгновение
придержали лошадей и оглянулись на ее окна.
Но здесь доложили о дядюшке, принце Фридрихе, который и не замедлил
войти в сопровождении придворного художника, державшего в руках большую
папку.
- Любезная племянница,- произнес этот бодрый пожилой господин,- мы
принесли вам виды старого замка; они запечатлены с разных сторон, дабы
наглядно показать, как эта могучая твердыня веками сопротивлялась
воздействию времени и погоды и как все-таки местами подались, а кое-где и
вовсе рухнули ее стены. Мы уже кое-что предприняли, стараясь сделать
доступнее эти дебри, а большего и не требуется, чтобы привести в изумление и
восторг любого путника, любого из наших гостей.
Раскладывая перед нею отдельные листы, принц продолжал:
- Здесь, у конца хода, прорытого под крепостными стенами, перед нами
вдруг вырастает скала, одна из самых неприступных во всей этой горной цепи;
ее венчает башня, но кто отважится сказать, где здесь кончается природа и
начинается искусство, рукомесло. Подальше, в стороне, видны стены,
примыкающие к башне, и укрепления, которые уступами окружают ее. Хотя
правильнее было бы сказать, что эти древние вершины окружает лес. Вот уже
полтора века не раздавался здесь стук топора, и повсюду разрослись
исполинские деревья; подступы к стенам преграждают стволы и корпи высоких
кленов, корявых дубов и стройных пихт, так что нам пришлось долго ломать
голову над возможностью проложить здесь хотя бы самые извилистые тропинки.
Взгляните, как превосходно сумел ваш художник уловить все характерное, как
отчетливо воссоздал он на бумаге разнопородность стволов и корней,
сплетающихся среди каменьев, или могучих суков, пробившихся сквозь
расселины. Эта неповторимая чаща - единственное, случайно уцелевшее место,
где еще виден след суровой борьбы между давно почившими людьми и вечно
живой, неустанно творящей природой.
Вынув из папки другой лист, принц продолжал:
- А что вы скажете о дворе, доступ к которому преградили развалины
надвратной башни? С незапамятных времен не ступала по нему нога человека. Мы
решили проникнуть во двор сбоку, проломили стену, взорвали некоторые своды и
таким образом проложили удобный, хотя и потайной ход. Расчищать двор изнутри
не было надобности, так как он расположен на скалистом плато, которое
выровняла сама природа; впрочем, исполинские деревья и здесь умудрились
пустить корни. Они росли медленно, но упорно, и ветви их проникли в галереи,
где некогда расхаживали рыцари; через двери и окна они вторглись даже в
сводчатые залы, и мы не собираемся изгонять их оттуда; раз они стали здесь
господами, так пусть ими и остаются. Разметая многолетний настил сухих
листьев, мы открыли столь удивительно ровную, естественную поверхность, что
подобной, пожалуй, не сыщется нигде в мире.
Есть там и еще нечто весьма примечательное, в чем стоит убедиться
собственными глазами. На ступенях, ведущих в главную башню, некогда пустил
корни клен. Подымаясь наверх, чтобы насладиться необъятными просторами,
открывающимися с ее зубцов, мы с трудом протиснулись мимо него. Но, и
взобравшись туда, все еще оставались в тени его ветвей. Ибо клен и есть то
самое дерево, которое на удивление людям высоко вздымается над всей округой.
Итак, давайте от души поблагодарим нашего любезного художника,
сумевшего запечатлеть это на бумаге так, что кажется, будто мы все видим
собственными глазами. Он тратил на работу лучшие часы дня и лучшие дни
времен года, неделями живя среди этого мира. Там мы постарались устроить
премилое жилье для него и для сторожа, которого отрядили ему в помощники. Вы
не поверите, дорогая, сколь прекрасные виды открываются оттуда на всю
округу, на двор и стены Замка. Теперь, когда рисунки уже ясны и отчетливы,
ему будет удобнее закончить их здесь, внизу. Этими картинами мы украсим
садовый павильон, чтобы каждый, кто восхищается нашими по линейке разбитыми
цветниками, беседками и тенистыми аллеями, почувствовал бы желанье
уединиться там, наверху, созерцая рядом со старым, неподвижным, неподатливым
также и новое - гибкое, влекущее, победоносное!
Вошел Гонорио и доложил, что лошади поданы; княгиня, оборотясь к
дядюшке, сказала:
- Давайте поедем туда, наверх, чтобы я могла полюбоваться в
действительности тем, что вы мне сейчас показали. Я слышу об этой затее с
тех пор, как живу здесь, но лишь теперь мне захотелось своими глазами
увидеть то, что, по рассказам, мне казалось немыслимым, да и сейчас, на
рисунке, все еще кажется неправдоподобным.
- Повремените, моя милая,- возразил принц,- вы видели здесь то, чем все
это может стать и станет; сейчас еще многое только в зачатке. Искусство
должно достигнуть совершенства, чтобы не устыдиться природы.
- Ну, так поедемте наверх, хотя бы до подножия горы: мне сегодня очень
хочется вволю насладиться простором.
- Как вам будет угодно,- отвечал принц.
- И поедемте через город,- продолжала молодая женщина,- через рыночную
площадь, которая из-за бесчисленного множества лавок и балаганов походит
теперь не то на маленький город, не то на военный лагерь. Кажется, там
сосредоточены и выставлены напоказ все потребности и занятия жителей нашего
княжества; вдумчивый наблюдатель видит все, что потребляет, а также, что
производит человек, временами даже начинает казаться, что деньги никому не
нужны, ибо любая сделка может быть совершена путем обмена. Да так оно,
собственно, и есть. После того как князь вчера навел меня на эти мысли, мне
приятно сознавать, что у нас, на рубеже гор и равнины, столь очевидны нужды
и потребности жителей того и другого края. Во что только горцы не превращают
дерево своих лесов, чего только не изготовляют из железа; жители же равнины
встречают их товарами столь разнообразными, что иногда не поймешь, из чего
они сделаны и для чего предназначены.
- Я знаю,- отвечал принц,- мой племянник всему этому уделяет сугубое
внимание. Теперь, осенью, конечно, важнее приобретать, чем сбывать; ведь
осенние запасы являются основой как общегосударственного, так и самого
мелкого домашнего хозяйства. Не гневайтесь на меня, любезнейшая, но я очень
неохотно езжу по ярмарке; на каждом шагу тебя останавливают, задерживают, да
к тому же мне всякий раз представляется ужасное бедствие, навеки выжженное в
моем воображении: я снова вижу, как гибнут в огне груды товаров и прочего
добра... Я и сам едва...
- Не стоит упускать лучших часов,- перебила его княгиня: достойный
старик уже не раз повергал ее в трепет подробнейшим описанием этого
бедствия. Когда-то давно, путешествуя, он остановился в лучшей гостинице па
площади, где как раз шумела ярмарка. Очень усталый, он лег в постель, а
ночью в ужасе проснулся от криков и пламени, уже бившегося о стены дома.
Княгиня торопливо вскочила на свою любимую лошадь и вместо того, чтобы,
выехав через задние ворота, направить ее вверх, двинулась через передние под
гору, увлекая за собою поневоле покорного спутника. Ибо кто поступился бы
удовольствием ехать подле нее, кто бы с радостью не последовал за ней? Ведь
и Гонорио добровольно отказался от давно вожделенной охоты, чтобы, оставшись
дома, служить только ей одной.
По ярмарочной площади, как и следовало ожидать, они ехали медленно,
шагом; но прелестная всадница оживляла любую задержку веселыми, остроумными
замечаниями.
- Я все твержу вчерашний урок, - говорила она, - раз уж нам приходится
испытывать свое терпение.
И вправду, толпа так плотно обступила их, что они с трудом продвигались
вперед. Народ любовался юной княгиней; улыбки на многих лицах говорили о
том, как им приятно, что первая дама страны в то же время самая красивая и
привлекательная.
Вмешавшись в толпу, стояли здесь горцы, обитатели мирных хижин,
затерянных среди скал, ельника и сосняка, и жители равнины, что явились
сюда, оставив свои холмы, нивы и луга, а также ремесленники из маленьких
городков и прочий люд. Окинув их внимательным взглядом, княгиня заметила
своему спутнику, что все здесь, кто бы они ни были, израсходовали на свои
платья больше, чем надобно, сукна, полотна и лент на отделку. Видно, для
того чтобы понравиться друг другу, и женщины и мужчины хотят выглядеть как
можно более пышно и солидно.
- Не будем порицать их за это,- отвечал дядюшка,- на что бы человек ни
тратил свои избытки, ему это доставляет радость, особенно же приятно
украсить себя, одеться понаряднее.
Княгиня молча кивнула ему в знак согласия. Так они мало-помалу
выбрались из толчеи на окраину города, где позади палаток и лавок виднелся
большой дощатый балаган. Не успели они его заметить, как до их ушей донесся
грозный рев. Видимо, настал час кормления выставленных там напоказ диких
зверей. Все заглушало могучее рыканье льва - глас лесов и пустынь. Лошади
шарахнулись, у всадников невольно мелькнула мысль о том, как страшно
возвещает о себе царь пустыни здесь, среди мирных хлопот и трудов
цивилизованного мира. Когда они поравнялись с балаганом, им бросились в
глаза огромные пестрые картины, на которых ярчайшими красками были
намалеваны заморские звери с целью внушить мирному обывателю непреодолимое
желание взглянуть на них. Огромный свирепый тигр прыгал на мавра, готовясь
растерзать его; лев стоял поодаль, величавый и важный, словно не находя себе
достойной добычи; другие диковинные пестрые звери рядом с этими исполинами
уже не привлекали особого внимания.
- На обратном пути,- сказала княгиня,- мы сойдем здесь и полюбуемся на
редких гостей.
- Удивительно,- вставил принц,- что страшное всегда возбуждает
человека. Там, в балагане, тигр спокойно лежит в своей клетке, а здесь его
заставляют бросаться на мавра, чтобы мы думали, будто и в этих стенах увидим
такого же свирепого хищника. Неужели мало в мире убийств, пожаров, гибели и
разрушений? А ведь странствующие певцы на каждом углу поют о них. Видно,
добрым людям надо сперва испытать немалый страх, чтобы потом почувствовать
радость и усладу спокойной жизни.
Если в душах наших всадников еще оставалось какое-то жуткое чувство,
вызванное этими устрашающими картинами, оно медленно развеялось, как только
они, миновав городские ворота, очутились среди прекрасной и радостной
природы. Дорога шла сперва вдоль реки; поток, сначала узкий и могущий нести
лишь утлые лодки, в дальнейшем ширился и, сохраняя все то же наименование,
орошал уже иные страны. Медленно поднимаясь в гору, они проезжали мимо
заботливо выращенных парков и фруктовых садов. Немного далее их взорам
открылись возделанные поля - благоденствующий край. Но вот наших путников
стали привечать сначала редкий кустарник, а затем и лесные кущи;
прелестнейшие виды, куда ни глянь, освежали и радовали их взор. Бархатистые
луга, расстилавшиеся у подножия горы, лишь недавно скошенные во второй раз,
орошались веселым и обильным потоком, низвергавшимся с горной вершины.
Дальше дорога вела к более высокому и открытому месту, которого всадники
достигли после довольно крутого подъема. Но и оттуда возвышавшийся над
скалами и верхушками дерев старый замок - цель их паломничества - открылся
им еще только вдали, за перелесками. А позади, - ибо, добравшись сюда,
невозможно было не оглянуться, - сквозь ветви высоких деревьев виднелись
слева - княжеский дворец, освещенный лучами утреннего солнца, и красиво
застроенная верхняя часть города, слегка замутненная дымом, справа - нижний
город, река с ее извивами, луга, мельницы и плодородная долина.
Вдосталь налюбовавшись этим видом, или, вернее, как это часто бывает
при созерцании природы с такой высоты, лишь теперь ощутив желание увидать
еще более дальние, еще менее ограниченные горизонты, они въехали на широкое
каменистое плато, откуда могучие руины предстали перед ними, подобные
увенчанному зеленью пику. Глубоко внизу, у его подножия, росло несколько
старых раскидистых дерев. Продолжая продвигаться вперед, они приблизились к
замку с самой крутой и неприступной стороны. Здесь испокон веков высились
могучие скалы, не подверженные переменам, стойкие и неколебимые; глыбы,
отколовшиеся от них, лежали мощными пластами или хаотично громоздились друг
на друга, казалось, преграждая подступ даже храбрейшему. Но кручи и
стремнины, видимо, всегда манят молодость; брать приступом, завоевывать,
покорять - наслаждение для юных сил. Княгиня склонялась совершить эту
попытку, Гонорио всегда был готов следовать за нею, не возражал и
принц-дядюшка, опасаясь прослыть немощным старцем. Лошадей решено было
оставить внизу под деревьями, а самим взбираться до того места, где выступ
могучей скалы образовывал естественную площадку. Вид, открывавшийся оттуда,
был, собственно, почти уже видом с птичьего полета и тешил взор своей
живописностью.
Солнце, близившееся к зениту, все заливало ясным светом: княжеский
дворец с его флигелями, куполами и башнями выглядел отсюда еще
величественнее; верхний город простирался во всю длину, под ним виднелся
нижний, а в подзорную трубу можно было различить даже лавки на базарной
площади. Гонорио, по обыкновению, не преминул захватить с собой этот
полезный инструмент. Они разглядывали в него реку вверх и вниз по течению,
пересеченную местность - гористую по одну сторону площадки и слегка пологую,
всю в волнистых холмах, плодородную долину - по другую, и далее бесчисленное
множество селений - ибо уже давно вошло в обычай, стоя здесь, заводить спор
о том, сколько их отсюда можно увидеть.
Над бескрайними далями простиралась та ясная тишина, которая царит в
полдень, когда, как говаривали древние, пан уснул и вся природа затаила
дыханье, боясь разбудить его.
- Уже не в первый раз,- сказала княгиня,- я замечаю, что при таком
широком кругозоре природа кажется столь мирной и светлой, словно нигде не
происходит ничего дурного. Но стоит только вернуться в обитель человека, и
всегда надо с чем-то бороться, спорить, что-то сглаживать и примирять.
Гонорио, тем временем разглядывавший город в подзорную трубу,
воскликнул:
- Смотрите! Смотрите! На ярмарке занимается пожар!
Они обернулись и заметили небольшие клубы дыма; пламя растворялось в
дневном свете. "Огонь распространяется!" - восклицали они, передавая трубу
из рук в руки; впрочем, зоркая княгиня видела бедствие и невооруженным
глазом. Время от времени уже вспыхивало алое пламя, клубами взвивался дым.
- Надо возвращаться,- сказал принц.- Как это печально. Я всегда боялся
во второй раз пережить такое несчастье.
Когда они сошли вниз и направились к лошадям, княгиня предложила
старику:
- Скачите вперед и возьмите с собой конюха, а мне оставьте Гонорио, мы
тотчас последуем за вами.
Дядюшка понял, сколь разумно, более того - необходимо было принять это
предложение, и двинулся вниз так быстро, как то позволял каменистый голый
склон.
Когда княгиня села па лошадь, Гонорио обратился к ней:
- Прошу вас, ваша светлость, поезжайте медленно! Все противопожарные
приспособления как во дворце, так и в городе находятся в полном порядке;
этот случай, пусть нежданный и чрезвычайный, не вызовет смятения. А быстрая
езда по мелким камням и низкой траве небезопасна; все равно, покуда мы
доберемся, огонь будет уже потушен.
Княгиня ему не поверила; она видела, что дым становится все гуще, ей
даже почудилось, что где-то блеснула молния и послышался удар грома. В
воображении молодой женщины разом возникли, к несчастью, слишком глубоко
воспринятые, страшные картины из рассказов почтенного дядюшки о некогда им
пережитом пожаре на ярмарке.
И правда, ужасен был этот случай, когда в ночную пору на большой и
тесной ярмарке огонь стал охватывать одну лавку за другой, прежде чем
спавшие в этих непрочных строениях люди успели очнуться от глубокого сна;
нежданное и негаданное, это бедствие на всю жизнь оставило в душе
воспоминание и боязливое чаяние повторного несчастья. Принц, едва успевший
смежить глаза, подбежал к окну и увидел площадь, всю озаренную зловещим
светом, и перекрестные языки пламени, справа и слева рвавшиеся навстречу
тучам. Дома на базарной площади, освещенные заревом, казалось, уже тлеют и
вот-вот, вспыхнув, рассыплются в прах; внизу огонь бушевал неудержимо:
скрипели доски, трещала дранка, куски холста взлетали вверх; оставшиеся от
них страшные лоскутья с рваными, еще пылающими концами носились в воздухе,
словно злые духи в своей стихии, они непрестанно меняли образ и в неистовом
плясе пожирали друг друга, чтобы тотчас же вновь возникнуть из жара и
пламени. Но вот уже люди, пронзительно крича, бросились спасать первое, что
попадалось им под руку; слуги и работники вместе с хозяевами пытались
уволочь уже охваченные пламенем тюки, сорвать остатки товаров с горящих
прилавков и запаковать их в ящики, которые в конце концов все же оставляли
на добычу торопливому пламени. Стоило кому-нибудь взмолиться, чтобы огонь
хоть на мгновение утих и дал ему опомниться, как с воем налетающее пламя уже
охватывало все его добро. Часть площади пылала и накалялась, другая - еще
была погружена в ночную тьму. Упорные и сильные волей люди яростно боролись
с не менее яростным врагом. Перед внутренним взором княгини, к несчастью,
вновь возникла вся эта бешеная сумятица; светлый утренний воздух как бы
омрачился, луга и лес приняли странный, жуткий вид.
Очутившись в мирной долине, они не обратили внимания на ее освежающую
прохладу и едва успели отъехать на несколько шагов от весело журчащего
ключа, здесь, в долине, разливавшегося вольным ручьем, как княгиня внизу, в
кустарнике, заметила диковинного зверя, в котором тотчас же признала тигра;
он изготовился к прыжку, точь-в-точь как тот, намалеванный на стене
балагана. Когда к мерещившимся ей страшным картинам присоединилась еще и
эта, она совсем растерялась.
- Спасайтесь, княгиня! Спасайтесь! - вскричал Гонорио.
Она повернула лошадь по направлению к крутому откосу, с которого они
только что съехали. А юноша ринулся навстречу зверю, выхватил пистолет и
выстрелил, когда счел расстояние достаточно близким. К несчастью, он
промахнулся, тигр отпрянул, лошадь шарахнулась, и разъяренный зверь
беспрепятственно продолжал свой путь в гору по следу княгини. Она гнала
лошадь что есть силы вверх по каменистой круче, не думая о том, что
благородное животное, непривычное к такому напряжению, не выдержит.
Непрестанно понукаемая испуганной всадницей, лошадь споткнулась об
осыпавшийся грунт раз, другой и, наконец, обессилев, пала наземь. Молодая
женщина решительно и ловко соскочила с седла; лошадь поднялась, но тигр уже
приближался, правда не особенно быстро. Неровная почва и острые камни
задерживали его натиск, и только то, что Гонорио по пятам гнался за ним,
видимо, подстрекало и раздражало его. Тигр и всадник одновременно достигли
того места, где княгиня стояла подле лошади; Гонорио пригнулся, выстрелил и
на этот раз попал прямо в голову хищнику; тот немедленно рухнул. Только
теперь, когда он лежал распростертый во всю длину, можно было разглядеть ту
устрашающую мощь, от которой ныне осталась одна лишь телесная оболочка.
Гонорио спрыгнул с лошади, уперся коленями в зверя; сдерживая его последние
содрогания, он правой рукой занес над ним охотничий нож. Юноша был
прекрасен, движения его стремительны; таким видела его княгиня во время игр
с копьем или кольцами. Так же точно попадал он тогда на всем скаку в голову
турка, насаженную на кол, в лоб под тюрбаном, или, мчась на копе, поднимал с
земли голову мавра. Он был весьма искусен во всех этих упражнениях. И как же
ему это сейчас пригодилось!
- Кончайте его,- сказала княгиня,- я боюсь, что он поранит вас своими
когтями.
- Прошу прощения,- отвечал юноша,- ему уже не встать, а я не хочу
портить шкуру, которая зимой будет украшать ваши сани.
- Не кощунствуйте,- прервала его княгиня,- все, что есть благочестивого
в глубине наших сердец, пробуждается с такие минуты.
- Я никогда не был благочестивее, чем сейчас,- воскликнул Гонорио.-
Оттого я и думаю о радости: эта шкура дорога мне лишь потому, что будет
сопровождать вас в ваших увеселениях.
- Она бы всегда напоминала мне эти страшные мгновения,- возразила
молодая женщина.
- Простите,- отвечал юноша, и щеки его запылали,- Это все-таки более
невинный трофей, чем оружие поверженного врага, которое торжественно
проносят перед победителем.
- Глядя на нее, я всегда буду помнить вашу отвагу, вашу ловкость. Я
думаю, не стоит и говорить о том, что вы всю жизнь можете рассчитывать на
милость князя и на мою благодарность! Но встаньте! Он уже мертв, надо
подумать, как быть дальше. Встаньте же!
- Раз я уже преклонил колена, что во всякое другое время было бы мне
запрещено, то дозвольте же еще попросить вас о том снисхождении, той
милости, которые мне обещаны. Я уже неоднократно обращался к вашему
августейшему супругу с просьбой об отпуске, о разрешении предпринять далекое
путешествие. Тот, кто имеет счастье сидеть за вашим столом, кому дарована
честь занимать ваших гостей, тот должен повидать мир. Путешественники
стекаются к вам со всех сторон, и когда речь заходит о каком-нибудь городе,
о какой-нибудь значительной точке в другой части света, к вашему покорному