Сергей Глазьев
Геноцид
От автора
Предлагаемая вниманию читателя работа состоит из трех частей. Первая содержит анализ итогов шести лет «великих потрясений», во второй рассматриваются тенденции формирования нового мирового порядка и места России в нем. И та, и другая характеризуют современное состояние России и направления ее социально-экономической эволюции. Третья часть посвящена перспективам развития страны и содержит характеристику основных направлений политики экономического роста, ориентированной на активизацию конкурентных преимуществ российской экономики, ее внутренних резервов и возможностей, оптимальную интеграцию в мирохозяйственные связи. В ней рассмотрены все еще сохраняющиеся возможности восстановления могущества и благополучия России на фоне мрачных тенденций последних лет. При обосновании политики экономического роста показана альтернативность вариантов развития экономики и общества в целом, обусловленность катастрофических результатов последних шести лет сознательной политикой властвовавшей в стране олигархии. Использование ею власти для личного обогащения обернулось фактическим геноцидом в отношении русского народа.
Банкротство проводившейся политики саморазрушения производительных сил страны 17 августа 1998 г. открыло возможности для смены экономического курса в направлении подъема производства и народного благосостояния, создания условий для экономического роста и повышения конкурентоспособности российской экономики. Отстранение от власти ведущих организаторов политики геноцида и ослабление влияния паразитировавшей на финансовых спекуляциях олигархии вследствие саморазрушения созданного ими режима присвоения национального богатства страны наряду с крахом системы государственных финансов создают возможность для возрождения российской государственности и перехода от политики разрушения и геноцида к политике созидания в национальных интересах.
Каждая из частей работы имеет самостоятельное значение. Их объединение в одной книге призвано показать выбор, перед которым стоит страна: либо мы будем пассивно подчиняться навязанной извне обманом и подкупом самоубийственной политике саморазрушения и колонизации России, либо сосредоточим политическую волю здоровых сил общества на переломе катастрофических для страны и русского народа тенденций и перейдем к научно обоснованной стратегии экономического роста, подъема народного благосостояния, восстановления духовной мощи и научно-технического потенциала государства Российского.
Банкротство проводившейся политики саморазрушения производительных сил страны 17 августа 1998 г. открыло возможности для смены экономического курса в направлении подъема производства и народного благосостояния, создания условий для экономического роста и повышения конкурентоспособности российской экономики. Отстранение от власти ведущих организаторов политики геноцида и ослабление влияния паразитировавшей на финансовых спекуляциях олигархии вследствие саморазрушения созданного ими режима присвоения национального богатства страны наряду с крахом системы государственных финансов создают возможность для возрождения российской государственности и перехода от политики разрушения и геноцида к политике созидания в национальных интересах.
Каждая из частей работы имеет самостоятельное значение. Их объединение в одной книге призвано показать выбор, перед которым стоит страна: либо мы будем пассивно подчиняться навязанной извне обманом и подкупом самоубийственной политике саморазрушения и колонизации России, либо сосредоточим политическую волю здоровых сил общества на переломе катастрофических для страны и русского народа тенденций и перейдем к научно обоснованной стратегии экономического роста, подъема народного благосостояния, восстановления духовной мощи и научно-технического потенциала государства Российского.
Часть I.
Геноцид
Произошедший 17 августа 1998 г. крах проводившейся с 1992 г. политики радикальных реформ требует подведения итогов новой российской революции. После саморазрушения производительных сил, экономической и финансовой системы страны мы вновь стоим перед историческим выбором. На этот раз, возможно, окончательным. Смена правительства в сентябре 1998 г. и ослабление позиций проводников политики колонизации России создает возможности для осуществления этого выбора исходя из национальных интересов нашей страны. Важно, чтобы принимаемые при этом решения были осознанными. Для этого эпоха революционных преобразований (которую мы определяем с момента распада СССР в 1991 г. до финансового краха 17 августа 1998 г.) должна получить объективную оценку. Политика саморазрушения экономической системы государства, проводившаяся в России под видом либеральных экономических реформ с 1992 г., вышла за рамки законности и приобрела характер экономического геноцида широких слоев населения в результате государственного переворота в сентябре – октябре 1993 г.
После расстрела российского парламента в начале октября 1993 г. победившие революционеры почувствовали полную безнаказанность за любые совершаемые ими действия и развернули реформы в направлении личного обогащения: беззаконие и коррупция стали синонимами приватизации государственного имущества и бюджетно-финансовой политики. Поэтому в политико-правовом отношении отсчет политики геноцида следует вести с октября 1993 г., когда узурпировавшие власть революционеры взяли на себя всю полноту ответственности за формирование и проведение социально-экономической политики. Получив все возможности для реализации своих намерений, они последовательно осуществляли под прикрытием рыночных реформ политику присвоения национального богатства страны и ее колонизации в интересах международного капитала, обернувшуюся катастрофическими последствиями для русского народа.
В обществе до сих пор не сформировано целостное мнение о результатах и эффективности проводившихся революционных преобразований. Сторонники проводившейся политики ставят ей в заслугу внешние эффекты – отсутствие очередей, насыщение спроса, свободу каждого делать все что угодно. Оппоненты говорят о чудовищном экономическом спаде, социальной катастрофе, охватившей большую часть населения, росте преступности и фактической утрате независимости страны. Одни определяют смысл переживаемых лишений как «трансформационный спад», списывая их на некие объективные причины, другие – как «системный кризис», отводя решающее значение в его возникновении проводившемуся курсу экономических преобразований.
Между тем, точное определение содержания осуществлявшейся с момента распада Союза и начала радикальных реформ в 1992 г. вплоть до 17 августа 1998 г. политики важно не только для осмысления произошедшего, но и для правильного планирования будущего. Это определение должно отражать не только объективно-фактографическую, но и ценностно-смысловую интерпретацию проводившейся в стране политики, давая в то же время ее правовую оценку. Оно должно быть сделано в точных юридических терминах, определяющих ответственность власти перед обществом, чтобы каждый гражданин имел четкое представление о том, что происходит в стране. Адекватная оценка произошедших изменений и сложившегося положения необходима также для выработки конструктивной программы действий, нацеленной на устранение угроз национальной безопасности и преодоление кризиса. Таким точным определением, как показано ниже, является используемое в международном праве понятие «геноцид».
После расстрела российского парламента в начале октября 1993 г. победившие революционеры почувствовали полную безнаказанность за любые совершаемые ими действия и развернули реформы в направлении личного обогащения: беззаконие и коррупция стали синонимами приватизации государственного имущества и бюджетно-финансовой политики. Поэтому в политико-правовом отношении отсчет политики геноцида следует вести с октября 1993 г., когда узурпировавшие власть революционеры взяли на себя всю полноту ответственности за формирование и проведение социально-экономической политики. Получив все возможности для реализации своих намерений, они последовательно осуществляли под прикрытием рыночных реформ политику присвоения национального богатства страны и ее колонизации в интересах международного капитала, обернувшуюся катастрофическими последствиями для русского народа.
В обществе до сих пор не сформировано целостное мнение о результатах и эффективности проводившихся революционных преобразований. Сторонники проводившейся политики ставят ей в заслугу внешние эффекты – отсутствие очередей, насыщение спроса, свободу каждого делать все что угодно. Оппоненты говорят о чудовищном экономическом спаде, социальной катастрофе, охватившей большую часть населения, росте преступности и фактической утрате независимости страны. Одни определяют смысл переживаемых лишений как «трансформационный спад», списывая их на некие объективные причины, другие – как «системный кризис», отводя решающее значение в его возникновении проводившемуся курсу экономических преобразований.
Между тем, точное определение содержания осуществлявшейся с момента распада Союза и начала радикальных реформ в 1992 г. вплоть до 17 августа 1998 г. политики важно не только для осмысления произошедшего, но и для правильного планирования будущего. Это определение должно отражать не только объективно-фактографическую, но и ценностно-смысловую интерпретацию проводившейся в стране политики, давая в то же время ее правовую оценку. Оно должно быть сделано в точных юридических терминах, определяющих ответственность власти перед обществом, чтобы каждый гражданин имел четкое представление о том, что происходит в стране. Адекватная оценка произошедших изменений и сложившегося положения необходима также для выработки конструктивной программы действий, нацеленной на устранение угроз национальной безопасности и преодоление кризиса. Таким точным определением, как показано ниже, является используемое в международном праве понятие «геноцид».
1. Определения
Напомним, что наша страна присоединилась в 1954 г. к международной конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказании за него». Согласно конвенции, геноцидом признается преступление, совершаемое «с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». В конвенции специально подчеркивается, что геноцид совсем не обязательно подразумевает применение физического насилия и ведение войны. В качестве инструментов преступления конвенция, в частности, выделяет «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее», и «меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы» [1].
Хотя определение геноцида включает элемент намерения, т.е. сознательного совершения преступления против больших групп населения, на практике не всегда политика геноцида осознается ее проводниками и уж тем более открыто не декларируется. Она может прикрываться вполне респектабельными лозунгами реформ на благо общества в целях свободы и социальной справедливости. Многие фактические соучастники преступлений могут «не замечать» реальных последствий своих действий, искренне считая себя героями и благодетелями человечества. Не случайно наиболее чудовищные в мировой истории акты геноцида проводились «во имя» самых благородных и привлекательных для общества целей. Геноцид французской революции против влиятельных слоев общества и последовавших после нее наполеоновских войн осуществлялся во имя идей «свободы, равенства, братства». Геноцид коренного населения Северной Америки проводился во имя прогресса. Геноцид духовенства, дворянства, купечества и крестьянства в 1917–1937 гг. был организован в России во имя всеобщей справедливости и счастья. И даже осуществленный гитлеровцами этнический геноцид против всех народов Европы был обоснован утопическими идеями формирования породы «сверхчеловека».
Парадоксальным идеологическим «прикрытием» последней волны геноцида в отношении населения России в 1992–1998 гг. стала доктрина «общечеловеческих ценностей», центральное место в которой занимает концепция приоритета прав человека в государственном устройстве и политике. Ее проводников не смущало то, что реализация доктрины осуществлялась путем последовательного нарушения прав подавляющего большинства граждан России на труд, образование, благополучие, на саму жизнь. А вместо общечеловеческих ценностей добра, мира и справедливости вследствие реально проводившейся в России политики насаждались человеконенавистнические ценности вражды, стяжательства, разврата, насилия, зла и произвола. В этом смысле духовные и отчасти генетические предшественники организаторов современной российской революции – вожди двух революций 1917 года и гражданской войны – имеют «достойных» последователей. Восемь десятилетий назад геноцид населения России, стоивший в конечном счете русскому народу, как и предупреждал Ф.М. Достоевский, 100 млн. голов (уничтоженных и неродившихся людей), был развязан под идеологическим прикрытием «преодоления вековой отсталости России», построения «цивилизованного», а затем и «самого передового» общества, всеобщего братства, равенства, счастья.
Геноцид населения России 1992–1998 гг. велся под прикрытием идей и видимости демократии, с использованием тех же лозунгов свободы и равенства, приближения к «цивилизованным» странам. Искаженное и зачастую прямо противоположное по смыслу осуществление провозглашаемых позитивных ценностей не должно дискредитировать их истинной сущности. Нет никаких сомнений в том, что заговорщики, свергнувшие царя, руководители «красного террора», а также их современные последователи, рядящиеся в тогу демократов и либералов, действовали не в соответствии, а вопреки провозглашаемым ими ценностям. Реальной движущей ими идеей была ненависть к России и русской культуре, стремление сокрушить нашу цивилизацию, превратив русских, по выражению Троцкого, в «белых рабов».
Нынешние преемники этого ведущего организатора гражданской войны в России отличаются от него только по форме провозглашаемых ценностей, смысл революции остается тем же – разрушение России. По своему разрушительному эффекту для производительных сил страны избранная для осуществления революционных преобразований форма приватизации не уступает национализации и реквизиции имущества в эпоху военного коммунизма. Да и по реальному содержанию производственных отношений осуществленная нынешними революционерами массовая приватизация госсобственности столь же далека от характерного для реальных рыночных отношений института частной собственности, как развернутая их духовными предшественниками сеть лагерей отличается от принципов социалистического соревнования трудовых коллективов.
Как видим, идеологическое прикрытие для революционного разрушения страны выбирается по ситуации – в зависимости от состояния общественного сознания формируется адекватная массовому настроению социальная утопия. Затем во имя ее внедрения общество раскалывается на враждующие группы, ослепленные идейным антагонизмом, уничтожающие себя и страну в изнурительном противоборстве и расчищающие пространство для заказчиков революционного процесса. Поэтому отделение существа актов геноцида от прикрывающей их идеологии, разоблачение лживости вождей, исполнителей и апологетов политики геноцида, организующих раскол общества и гражданскую войну на самоуничтожение есть важнейшая задача каждого честного исследователя и публициста. Ведь геноцид – это преступление, совершаемое против больших масс людей целой армией исполнителей. Организовать этих исполнителей можно только имея соответствующую анестезирующую человеческую совесть идеологию, которая оправдывает совершаемые ими преступления «благородными» целями и представляет жертв геноцида как нелюдей или по меньшей мере неполноценных людей. Чтобы осуществить геноцид, армия исполнителей должна усвоить идеи, разрешающие массовые преступления и принуждающие к ним, в свете которых идеологи геноцида воспринимаются исполнителями как пророки. Сами же исполнители чувствуют себя миссионерами великой идеи переустройства общества и перестают воспринимать своих жертв в качестве подобных себе людей. Содержание этих идей может быть разным, но их общей особенностью является деление людей на две категории – избранных миссионеров и прочих, подлежащих «перевоспитанию», уничтожению или обращению в рабов.
Так, многие религиозные войны в прошлом оправдывались пониманием «избранности» носителей соответствующей веры, идеологи которой выдавали себя за пророков, а приверженцев традиционных взглядов рассматривали как неполноценных людей. Гражданская война в России оправдывалась пониманием «классовых врагов», как «мироедов» и «живорезов», достойных только уничтожения, а всего общества как подлежащего тотальному перевоспитанию. Вторая мировая война оправдывалась фашистскими идеологами своим расовым превосходством, неполноценностью других народов, несоответствием их представителей понятию «нового» человека. Современные революционеры – радикальные реформаторы в России и в большинстве других республик разрушенного Союза оправдывают совершенные в ходе реформы преступления против населения и государственные перевороты неполноценностью бывшего социалистического общества и большинства составлявших его людей. Последние приносятся в жертву ради якобы ожидаемого в будущем повышения экономической эффективности и благосостояния. Общественные обязательства государства и социальные гарантии отменяются во имя фантомов макроэкономической стабилизации и создания кажущихся условий для процветания в будущем.
В действительности же, как будет показано ниже, субъективный смысл проводившейся с 1992 по 1998 г. политики для режиссеров новой российской революции заключался в самоуничтожении России, а для большинства ее проводников сводился к банальному самообогащению, формированию привилегированной прослойки «новых русских», как правило, не относящих себя к русскому народу и ощущающих себя новым господствующим классом. Субъективное мироощущение идеологов современной революции в России по своей ненависти и презрению к народу собственной страны сильно напоминает гитлеровскую пропаганду или троцкистскую агитацию своего времени. Достаточно вспомнить комментарии многих из них во время расстрела российского парламента или разгона демонстраций протеста – насилие власти оправдывалось представлением жертв как неполноценных, агрессивных, враждебных всему прогрессивному «недочеловеков». Навсегда запятнали себя некоторые «деятели культуры» и журналисты, поддержавшие расстрел Верховного Совета. Не случайно политическую риторику ведущих российских средств массовой информации специалисты сравнивают с геббельсовской пропагандой.
По отношению к людям, отстаивающим национальные интересы России и требующим выполнения от правительства социальных гарантий, идеологи властвующей олигархии демонстрируют такое же зоологическое неприятие, как гитлеровские нацисты к иноплеменникам, а к народу в целом – отношение как к «быдлу», которое можно обманывать и обворовывать, по отношению к которому «все дозволено». Соответственно, акты насилия против политических противников режима преподносятся как героические подвиги, присвоение государственного имущества властвующей олигархией – как прогрессивная реформа, а обнищание населения в результате проводившейся макроэкономической политики объясняется его неполноценностью, неспособностью своевременно приспосабливаться к «прогрессивной реформе».
В связи с этим примечательны некоторые советы, которые дававшиеся российским руководителям их «либерально и демократично» мыслящими консультантами: один известный польский экономист-либерал рекомендовал сопровождать радикальную реформу демонстрацией порнографических фильмов по телевидению и продажей дешевого алкоголя на улицах для расслабления молодежи и отвлечения ее внимания, а также для деморализации населения и смягчения настроений социального протеста в отношении политики «шоковой терапии». Его российский коллега пытался внушить кандидату в президенты от демократической оппозиции, что люди старше 40 лет принципиально неспособны «правильно» воспринять реформу и объективно являются неполноценными, обреченными на жалкое существование и поэтому недостойными какого-либо сочувствия. В свете нашего духовного склада, основанного на гуманистической русской культуре, кажется невероятной человеконенавистническая мотивация идеологов и организаторов радикальной ломки российского общества. Их обвиняют в некомпетентности, бездарности, коррумпированности, списывая наши беды на персональные недостатки отдельных представителей правящей олигархии. Это так лишь отчасти, и не это главное. Совершению массовых преступлений всегда сопутствует расцвет всех человеческих пороков, прорывающихся в состоянии социального хаоса. Но не они направляют движение исторического процесса. Нам пора понять, что дело не в случайных проявлениях человеческой мерзости в высших слоях господствующей олигархии.
Мы второй раз в течение этого столетия столкнулись с врагами русской культуры и цивилизации, относящимися к нам в лучшем случае так, как плохой охотник относится к стаду животных. Для идеологов современной революции, как и для их духовных предшественников, организовавших переворот 1917 г., развязавших мировую и гражданскую войны во втором десятилетии нынешнего века, наш народ и наша страна есть не более чем объект наживы, а запланированное порабощение их требует уничтожения русского культурного генотипа. Поэтому в отношении нас «все дозволено». Поэтому действия, квалифицируемые в гражданском обществе как преступления, в отношении России восхваляются как подвиги реформаторов. Поэтому вместо конкурентной рыночной среды мы получили господство криминала, вместо правового государства – олигархию и прислуживающую ей коррумпированную бюрократию, вместо свободы слова – тотальную дезинформацию, вместо расцвета творчества – деморализацию населения, вместо экономического роста – колонизацию.
Следует заметить, что идеология, устанавливающая принципиальные различия в правах (в реальном, а не юридическом смысле) разных групп людей, весьма распространена не только в прошлых, но и в современных социальных системах. Возрождение института рабства в Чечне, претензии на мировое господство американской финансовой олигархии, дискриминация арабского населения в Израиле, русских в Эстонии и Латвии, колонизация России компрадорскими кланами по идеологии разделения общества на полноценных и второсортных людей (согласно которой первым в отношении вторых «все дозволено») сродни практике расизма, этнической или религиозной дискриминации прошлых веков. Во многих идеологических системах разделение общества на избранных и всех остальных с присвоением первыми всех прав вторых является неоспоримой нормой. Спектр этих систем очень широк – от примитивного тюремно-лагерного деления общества на «паханов» и «шестерок» до наукообразной школы классовой борьбы в «научном коммунизме» и прошедшей через века и страны идеологии «избранного народа».
Идеологические системы, обосновывающие разделение общества на привилегированную (полноценную) и бесправную (неполноценную, ущербную) части с предоставлением первым морального права на любые формы эксплуатации и насилия в отношении вторых, играли и продолжают играть большую роль в реальной практике общественных отношений. Такие идеологические системы могут исповедоваться как открыто (что происходит обычно в периоды войн, требующих массовой мобилизации людей на организованное убийство граждан враждебных государств и, следовательно, обоснования ущербности последних), так и скрыто (среди считающих себя избранными групп, руководствующихся «двойной» моралью). В последнем случае за ширмой официальной идеологии равенства для широких масс властвующие или претендующие на привилегированное положение группы на практике исповедуют свою особую идеологию избранности, снимающую моральные ограничения и разрешающую преступления против остальной части общества. В социальной психологии мобилизующее значение, которое для любой социальной группы имеет противопоставление «мы – они», хорошо известно. На этом основано формирование и самосохранение каждой нации, каждого клана, каждой борющейся за власть группы. Разумеется, это противопоставление вовсе необязательно принимает антагонистический характер и еще реже переходит в фазу войны с целью взаимного истребления.
Вместе с тем, в большинстве известных общественных систем противопоставление властвующей элиты и остального общества имело фундаментальное значение в структурировании социальных связей и поддержании механизма господства привилегированного меньшинства над неорганизованным большинством. В течение почти всей истории человечества это было нормой, обосновывавшей рабовладение, крепостничество, открытое социальное неравенство. Не является это редкостью и сейчас, встречаясь в самых разных социальных системах – от тоталитарных до демократических. В частности, многократно заклейменная позором практика разделения социалистического общества на привилегированную номенклатуру и всех остальных схожа в этом смысле с доминирующей в странах так называемой развитой демократии реальной практикой кланового формирования правящей элиты, структурируемой семейными связями, престижными клубами, масонскими ложами, религиозно-этническими общинами.
В нашей истории вопреки народно-религиозной философии соборности практическая организация общества в разное время характеризовалась весьма жесткими формами противостояния правящей элиты и народных масс. При этом в периоды социальных революций идеология, обосновывающая привилегированное положение обновленной правящей элиты, носила русофобствующий, антинародный характер. Так, в частности, было в эпоху Петра I, в период свержения Самодержавия и последовавшей за этим гражданской войны. В эпоху коллективизации и ГУЛАГа, вплоть до победы СССР в Великой Отечественной войне, русофобия составляла важнейший элемент самоопределения правящей элиты. Аналогичная ситуация наблюдается и в современной структуризации нового правящего класса, возникающего на почве разложения Советской империи. Антинародное самоопределение правящей элиты в смысле противопоставления себя большинству населения и обоснования на этой основе своего морального (а иногда и юридического) права на господство и привилегии является в мировой истории скорее нормой, чем исключением.
Первоначально претензия на господство строилась, как правило, на этнической основе (так, в частности, создавались первые империи – Древнегреческая, Римская, Могольская, Инкская, в которых власть закреплялась за привилегированным этническим меньшинством). Впоследствии при формировании великих империй, требовавших широкой социальной базы для поддержания власти элиты, доминирующим стал религиозный принцип, во многом снимающий остроту социальных противопоставлений (Византийская, Арабская, Священная Римская, Российская империи).
Новое время продемонстрировало большое разнообразие идеологических оснований в механизмах воспроизводства правящих элит как на страновом, так и на международном уровнях. Правилом при этом стало формирование и поддержание двойной идеологии общественного устройства: одна идеология (всеобщего равенства, свободы и справедливости) – для широких масс, другая (обосновывающая право элиты на господство, привилегии и вседозволенность) – для элитарных групп. Последние при этом могут исповедовать разную идеологию в зависимости от своего положения в механизме власти – от народных представителей (в органах государственной власти) до этнических землячеств и семейных кланов (со своей скрытой формой самоорганизации и собственной системой моральных норм) и, наконец, масонских лож и сект (с тайной формой самоорганизации, особыми обязательствами перед членами и вседозволенностью в отношении непосвященных).
К сожалению, у нас короткая историческая память и крайне слабое понимание реальных механизмов власти в современных демократических обществах. В силу свойственных русской культуре идеалов социальной справедливости, гуманизма, правды и добра, реальная картина управления обществом остается скрытой от общественного сознания, которое легко мифологизируется и направляется современными приемами массовой пропаганды и внушения. Идеология фашизма не укладывается в голове у русского человека, трижды спасавшего Европу и мир от порабощения и истребления монгольской ордой, наполеоновской армией и гитлеровскими войсками. Но именно подобная идеология антирусской направленности характерна для революционеров-реформаторов, захвативших и удерживавших власть в 1992–1998 гг. При всей ее противоестественности для нашего мировоззрения необходимо признать, что теоретики и практики такой идеологии, присвоившие наше национальное богатство и изгадившие нашу страну, не рассматривают нас как полноценных людей и в соответствии со своими убеждениями считают себя вправе творить в отношении населения России что угодно – от присвоения общественного имущества до организации гражданских войн и переворотов, развращения детей и деморализации общества. Пока мы не усвоим этот урок, мы обречены на вырождение, а страна – на колонизацию. Надо знать, с кем имеешь дело, и действовать соответственно. Если бы наши отцы и деды пытались хлебом-солью задобрить гитлеровских или наполеоновских захватчиков с тем, чтобы те не грабили наши города и села, то едва ли мы сегодня имели бы возможность даже говорить на родном языке. Мы же на протяжении почти семи лет разрушительной революции своей пассивностью и покорностью потворствовали политике геноцида собственного народа.
Хотя определение геноцида включает элемент намерения, т.е. сознательного совершения преступления против больших групп населения, на практике не всегда политика геноцида осознается ее проводниками и уж тем более открыто не декларируется. Она может прикрываться вполне респектабельными лозунгами реформ на благо общества в целях свободы и социальной справедливости. Многие фактические соучастники преступлений могут «не замечать» реальных последствий своих действий, искренне считая себя героями и благодетелями человечества. Не случайно наиболее чудовищные в мировой истории акты геноцида проводились «во имя» самых благородных и привлекательных для общества целей. Геноцид французской революции против влиятельных слоев общества и последовавших после нее наполеоновских войн осуществлялся во имя идей «свободы, равенства, братства». Геноцид коренного населения Северной Америки проводился во имя прогресса. Геноцид духовенства, дворянства, купечества и крестьянства в 1917–1937 гг. был организован в России во имя всеобщей справедливости и счастья. И даже осуществленный гитлеровцами этнический геноцид против всех народов Европы был обоснован утопическими идеями формирования породы «сверхчеловека».
Парадоксальным идеологическим «прикрытием» последней волны геноцида в отношении населения России в 1992–1998 гг. стала доктрина «общечеловеческих ценностей», центральное место в которой занимает концепция приоритета прав человека в государственном устройстве и политике. Ее проводников не смущало то, что реализация доктрины осуществлялась путем последовательного нарушения прав подавляющего большинства граждан России на труд, образование, благополучие, на саму жизнь. А вместо общечеловеческих ценностей добра, мира и справедливости вследствие реально проводившейся в России политики насаждались человеконенавистнические ценности вражды, стяжательства, разврата, насилия, зла и произвола. В этом смысле духовные и отчасти генетические предшественники организаторов современной российской революции – вожди двух революций 1917 года и гражданской войны – имеют «достойных» последователей. Восемь десятилетий назад геноцид населения России, стоивший в конечном счете русскому народу, как и предупреждал Ф.М. Достоевский, 100 млн. голов (уничтоженных и неродившихся людей), был развязан под идеологическим прикрытием «преодоления вековой отсталости России», построения «цивилизованного», а затем и «самого передового» общества, всеобщего братства, равенства, счастья.
Геноцид населения России 1992–1998 гг. велся под прикрытием идей и видимости демократии, с использованием тех же лозунгов свободы и равенства, приближения к «цивилизованным» странам. Искаженное и зачастую прямо противоположное по смыслу осуществление провозглашаемых позитивных ценностей не должно дискредитировать их истинной сущности. Нет никаких сомнений в том, что заговорщики, свергнувшие царя, руководители «красного террора», а также их современные последователи, рядящиеся в тогу демократов и либералов, действовали не в соответствии, а вопреки провозглашаемым ими ценностям. Реальной движущей ими идеей была ненависть к России и русской культуре, стремление сокрушить нашу цивилизацию, превратив русских, по выражению Троцкого, в «белых рабов».
Нынешние преемники этого ведущего организатора гражданской войны в России отличаются от него только по форме провозглашаемых ценностей, смысл революции остается тем же – разрушение России. По своему разрушительному эффекту для производительных сил страны избранная для осуществления революционных преобразований форма приватизации не уступает национализации и реквизиции имущества в эпоху военного коммунизма. Да и по реальному содержанию производственных отношений осуществленная нынешними революционерами массовая приватизация госсобственности столь же далека от характерного для реальных рыночных отношений института частной собственности, как развернутая их духовными предшественниками сеть лагерей отличается от принципов социалистического соревнования трудовых коллективов.
Как видим, идеологическое прикрытие для революционного разрушения страны выбирается по ситуации – в зависимости от состояния общественного сознания формируется адекватная массовому настроению социальная утопия. Затем во имя ее внедрения общество раскалывается на враждующие группы, ослепленные идейным антагонизмом, уничтожающие себя и страну в изнурительном противоборстве и расчищающие пространство для заказчиков революционного процесса. Поэтому отделение существа актов геноцида от прикрывающей их идеологии, разоблачение лживости вождей, исполнителей и апологетов политики геноцида, организующих раскол общества и гражданскую войну на самоуничтожение есть важнейшая задача каждого честного исследователя и публициста. Ведь геноцид – это преступление, совершаемое против больших масс людей целой армией исполнителей. Организовать этих исполнителей можно только имея соответствующую анестезирующую человеческую совесть идеологию, которая оправдывает совершаемые ими преступления «благородными» целями и представляет жертв геноцида как нелюдей или по меньшей мере неполноценных людей. Чтобы осуществить геноцид, армия исполнителей должна усвоить идеи, разрешающие массовые преступления и принуждающие к ним, в свете которых идеологи геноцида воспринимаются исполнителями как пророки. Сами же исполнители чувствуют себя миссионерами великой идеи переустройства общества и перестают воспринимать своих жертв в качестве подобных себе людей. Содержание этих идей может быть разным, но их общей особенностью является деление людей на две категории – избранных миссионеров и прочих, подлежащих «перевоспитанию», уничтожению или обращению в рабов.
Так, многие религиозные войны в прошлом оправдывались пониманием «избранности» носителей соответствующей веры, идеологи которой выдавали себя за пророков, а приверженцев традиционных взглядов рассматривали как неполноценных людей. Гражданская война в России оправдывалась пониманием «классовых врагов», как «мироедов» и «живорезов», достойных только уничтожения, а всего общества как подлежащего тотальному перевоспитанию. Вторая мировая война оправдывалась фашистскими идеологами своим расовым превосходством, неполноценностью других народов, несоответствием их представителей понятию «нового» человека. Современные революционеры – радикальные реформаторы в России и в большинстве других республик разрушенного Союза оправдывают совершенные в ходе реформы преступления против населения и государственные перевороты неполноценностью бывшего социалистического общества и большинства составлявших его людей. Последние приносятся в жертву ради якобы ожидаемого в будущем повышения экономической эффективности и благосостояния. Общественные обязательства государства и социальные гарантии отменяются во имя фантомов макроэкономической стабилизации и создания кажущихся условий для процветания в будущем.
В действительности же, как будет показано ниже, субъективный смысл проводившейся с 1992 по 1998 г. политики для режиссеров новой российской революции заключался в самоуничтожении России, а для большинства ее проводников сводился к банальному самообогащению, формированию привилегированной прослойки «новых русских», как правило, не относящих себя к русскому народу и ощущающих себя новым господствующим классом. Субъективное мироощущение идеологов современной революции в России по своей ненависти и презрению к народу собственной страны сильно напоминает гитлеровскую пропаганду или троцкистскую агитацию своего времени. Достаточно вспомнить комментарии многих из них во время расстрела российского парламента или разгона демонстраций протеста – насилие власти оправдывалось представлением жертв как неполноценных, агрессивных, враждебных всему прогрессивному «недочеловеков». Навсегда запятнали себя некоторые «деятели культуры» и журналисты, поддержавшие расстрел Верховного Совета. Не случайно политическую риторику ведущих российских средств массовой информации специалисты сравнивают с геббельсовской пропагандой.
По отношению к людям, отстаивающим национальные интересы России и требующим выполнения от правительства социальных гарантий, идеологи властвующей олигархии демонстрируют такое же зоологическое неприятие, как гитлеровские нацисты к иноплеменникам, а к народу в целом – отношение как к «быдлу», которое можно обманывать и обворовывать, по отношению к которому «все дозволено». Соответственно, акты насилия против политических противников режима преподносятся как героические подвиги, присвоение государственного имущества властвующей олигархией – как прогрессивная реформа, а обнищание населения в результате проводившейся макроэкономической политики объясняется его неполноценностью, неспособностью своевременно приспосабливаться к «прогрессивной реформе».
В связи с этим примечательны некоторые советы, которые дававшиеся российским руководителям их «либерально и демократично» мыслящими консультантами: один известный польский экономист-либерал рекомендовал сопровождать радикальную реформу демонстрацией порнографических фильмов по телевидению и продажей дешевого алкоголя на улицах для расслабления молодежи и отвлечения ее внимания, а также для деморализации населения и смягчения настроений социального протеста в отношении политики «шоковой терапии». Его российский коллега пытался внушить кандидату в президенты от демократической оппозиции, что люди старше 40 лет принципиально неспособны «правильно» воспринять реформу и объективно являются неполноценными, обреченными на жалкое существование и поэтому недостойными какого-либо сочувствия. В свете нашего духовного склада, основанного на гуманистической русской культуре, кажется невероятной человеконенавистническая мотивация идеологов и организаторов радикальной ломки российского общества. Их обвиняют в некомпетентности, бездарности, коррумпированности, списывая наши беды на персональные недостатки отдельных представителей правящей олигархии. Это так лишь отчасти, и не это главное. Совершению массовых преступлений всегда сопутствует расцвет всех человеческих пороков, прорывающихся в состоянии социального хаоса. Но не они направляют движение исторического процесса. Нам пора понять, что дело не в случайных проявлениях человеческой мерзости в высших слоях господствующей олигархии.
Мы второй раз в течение этого столетия столкнулись с врагами русской культуры и цивилизации, относящимися к нам в лучшем случае так, как плохой охотник относится к стаду животных. Для идеологов современной революции, как и для их духовных предшественников, организовавших переворот 1917 г., развязавших мировую и гражданскую войны во втором десятилетии нынешнего века, наш народ и наша страна есть не более чем объект наживы, а запланированное порабощение их требует уничтожения русского культурного генотипа. Поэтому в отношении нас «все дозволено». Поэтому действия, квалифицируемые в гражданском обществе как преступления, в отношении России восхваляются как подвиги реформаторов. Поэтому вместо конкурентной рыночной среды мы получили господство криминала, вместо правового государства – олигархию и прислуживающую ей коррумпированную бюрократию, вместо свободы слова – тотальную дезинформацию, вместо расцвета творчества – деморализацию населения, вместо экономического роста – колонизацию.
Следует заметить, что идеология, устанавливающая принципиальные различия в правах (в реальном, а не юридическом смысле) разных групп людей, весьма распространена не только в прошлых, но и в современных социальных системах. Возрождение института рабства в Чечне, претензии на мировое господство американской финансовой олигархии, дискриминация арабского населения в Израиле, русских в Эстонии и Латвии, колонизация России компрадорскими кланами по идеологии разделения общества на полноценных и второсортных людей (согласно которой первым в отношении вторых «все дозволено») сродни практике расизма, этнической или религиозной дискриминации прошлых веков. Во многих идеологических системах разделение общества на избранных и всех остальных с присвоением первыми всех прав вторых является неоспоримой нормой. Спектр этих систем очень широк – от примитивного тюремно-лагерного деления общества на «паханов» и «шестерок» до наукообразной школы классовой борьбы в «научном коммунизме» и прошедшей через века и страны идеологии «избранного народа».
Идеологические системы, обосновывающие разделение общества на привилегированную (полноценную) и бесправную (неполноценную, ущербную) части с предоставлением первым морального права на любые формы эксплуатации и насилия в отношении вторых, играли и продолжают играть большую роль в реальной практике общественных отношений. Такие идеологические системы могут исповедоваться как открыто (что происходит обычно в периоды войн, требующих массовой мобилизации людей на организованное убийство граждан враждебных государств и, следовательно, обоснования ущербности последних), так и скрыто (среди считающих себя избранными групп, руководствующихся «двойной» моралью). В последнем случае за ширмой официальной идеологии равенства для широких масс властвующие или претендующие на привилегированное положение группы на практике исповедуют свою особую идеологию избранности, снимающую моральные ограничения и разрешающую преступления против остальной части общества. В социальной психологии мобилизующее значение, которое для любой социальной группы имеет противопоставление «мы – они», хорошо известно. На этом основано формирование и самосохранение каждой нации, каждого клана, каждой борющейся за власть группы. Разумеется, это противопоставление вовсе необязательно принимает антагонистический характер и еще реже переходит в фазу войны с целью взаимного истребления.
Вместе с тем, в большинстве известных общественных систем противопоставление властвующей элиты и остального общества имело фундаментальное значение в структурировании социальных связей и поддержании механизма господства привилегированного меньшинства над неорганизованным большинством. В течение почти всей истории человечества это было нормой, обосновывавшей рабовладение, крепостничество, открытое социальное неравенство. Не является это редкостью и сейчас, встречаясь в самых разных социальных системах – от тоталитарных до демократических. В частности, многократно заклейменная позором практика разделения социалистического общества на привилегированную номенклатуру и всех остальных схожа в этом смысле с доминирующей в странах так называемой развитой демократии реальной практикой кланового формирования правящей элиты, структурируемой семейными связями, престижными клубами, масонскими ложами, религиозно-этническими общинами.
В нашей истории вопреки народно-религиозной философии соборности практическая организация общества в разное время характеризовалась весьма жесткими формами противостояния правящей элиты и народных масс. При этом в периоды социальных революций идеология, обосновывающая привилегированное положение обновленной правящей элиты, носила русофобствующий, антинародный характер. Так, в частности, было в эпоху Петра I, в период свержения Самодержавия и последовавшей за этим гражданской войны. В эпоху коллективизации и ГУЛАГа, вплоть до победы СССР в Великой Отечественной войне, русофобия составляла важнейший элемент самоопределения правящей элиты. Аналогичная ситуация наблюдается и в современной структуризации нового правящего класса, возникающего на почве разложения Советской империи. Антинародное самоопределение правящей элиты в смысле противопоставления себя большинству населения и обоснования на этой основе своего морального (а иногда и юридического) права на господство и привилегии является в мировой истории скорее нормой, чем исключением.
Первоначально претензия на господство строилась, как правило, на этнической основе (так, в частности, создавались первые империи – Древнегреческая, Римская, Могольская, Инкская, в которых власть закреплялась за привилегированным этническим меньшинством). Впоследствии при формировании великих империй, требовавших широкой социальной базы для поддержания власти элиты, доминирующим стал религиозный принцип, во многом снимающий остроту социальных противопоставлений (Византийская, Арабская, Священная Римская, Российская империи).
Новое время продемонстрировало большое разнообразие идеологических оснований в механизмах воспроизводства правящих элит как на страновом, так и на международном уровнях. Правилом при этом стало формирование и поддержание двойной идеологии общественного устройства: одна идеология (всеобщего равенства, свободы и справедливости) – для широких масс, другая (обосновывающая право элиты на господство, привилегии и вседозволенность) – для элитарных групп. Последние при этом могут исповедовать разную идеологию в зависимости от своего положения в механизме власти – от народных представителей (в органах государственной власти) до этнических землячеств и семейных кланов (со своей скрытой формой самоорганизации и собственной системой моральных норм) и, наконец, масонских лож и сект (с тайной формой самоорганизации, особыми обязательствами перед членами и вседозволенностью в отношении непосвященных).
К сожалению, у нас короткая историческая память и крайне слабое понимание реальных механизмов власти в современных демократических обществах. В силу свойственных русской культуре идеалов социальной справедливости, гуманизма, правды и добра, реальная картина управления обществом остается скрытой от общественного сознания, которое легко мифологизируется и направляется современными приемами массовой пропаганды и внушения. Идеология фашизма не укладывается в голове у русского человека, трижды спасавшего Европу и мир от порабощения и истребления монгольской ордой, наполеоновской армией и гитлеровскими войсками. Но именно подобная идеология антирусской направленности характерна для революционеров-реформаторов, захвативших и удерживавших власть в 1992–1998 гг. При всей ее противоестественности для нашего мировоззрения необходимо признать, что теоретики и практики такой идеологии, присвоившие наше национальное богатство и изгадившие нашу страну, не рассматривают нас как полноценных людей и в соответствии со своими убеждениями считают себя вправе творить в отношении населения России что угодно – от присвоения общественного имущества до организации гражданских войн и переворотов, развращения детей и деморализации общества. Пока мы не усвоим этот урок, мы обречены на вырождение, а страна – на колонизацию. Надо знать, с кем имеешь дело, и действовать соответственно. Если бы наши отцы и деды пытались хлебом-солью задобрить гитлеровских или наполеоновских захватчиков с тем, чтобы те не грабили наши города и села, то едва ли мы сегодня имели бы возможность даже говорить на родном языке. Мы же на протяжении почти семи лет разрушительной революции своей пассивностью и покорностью потворствовали политике геноцида собственного народа.