Глуховцев Всеволод. Пурпурный занавес

Эдуард Байков, Всеволод Глуховцев
Пурпурный занавес

   «Там, где кончаются дороги
   И обрываются мосты,
   Какие дьяволы и боги
   К нам ринутся из темноты?»

Вадим Шефнер

Часть I
«Рубиновые врата»

   «Человек, который все снова не черпал бы из сна подкрепления для своих ослабевших сил, привел бы свою жизнь к разрушению; точно так же и рассмотрение мира, не оплодотворяемое познанием сокровенного, должно привести к запустению».

Рудольф Штайнер

1

   Балконная дверь, которую он дергал, никак не поддавалась, и Николай стал опасаться, что рвани он еще раз – и вылетит к черту треснутое стекло. Он оставил в покое ручку, отступил в комнату и огляделся.
   Надо бы поискать что-нибудь этакое. Порыться в кладовке, осмотреть ящики массивного платяного шкафа. Наверняка у дядьки какой-никакой инструмент имелся… или правильнее – имеется?
   Несколько секунд он поразмышлял над этим грамматическим нюансом: в каком времени описывать имущество покойника? В настоящем или прошедшем?.. Затем мысль ушла, так и не разрешившись. У него проснулся интерес к поискам вообще – покопаться в дядином барахле, авось да найдется что-нибудь занятное.
   Поймав себя на этой мысли, Николай усмехнулся – детство еще в заднице играет, пионерская зорька… Он распахнул узкую дверцу кладовки и сразу натолкнулся на искомое. В фанерных ящиках из-под посылок был сложен разный инструмент. Тут же обнаружилось то, что нужно. Стамеска с широким лезвием – вот она, лучше не придумаешь.
   Балконная дверь в квартире не открывалась, похоже, черт-те сколько месяцев. Да и зачем, действительно, одинокому больному пенсионеру шастать зимой на балкон? А вот зачем, скажите на милость, лезть туда же молодому человеку, после смерти старика неожиданно ставшему наследником маломальского, но имущества: однокомнатной квартиры на последнем этаже девятиэтажного дома? Деловитость ли собственника, осматривающего свои владения, или пустое любопытство зеленого еще, несмотря на свои двадцать пять, детины?.. А может, просто-напросто во всем виновата весна – отсюда, с высоты она ведь кажется такой пленительной, какою никогда не бывает на земле. Даже сквозь пыльные стекла видна она, если не во всей своей красе и силе, то уж такой, что заставляет во что бы то ни стало отодрать присохшую к косяку дверь – только б взглянуть вдаль, вдохнуть неизъяснимо волнующий воздух апреля!
   Осмотрев стамеску и опробовав пальцем острие, Николай удовлетворено кивнул. Годится! Вернулся к балконному входу, взялся за дверную ручку и… И дверь легко подалась. Новый хозяин обомлел – что за шуточки?! Привиделось, что ли?..
   Нет, не могло привидеться. Это же было, наяву: он, Николай дергал ручку, стучал по двери – а ей хоть бы хны! И вдруг – чуть тронул, она как от дуновения ветра, раз… Не веря себе, снова закрыл дверь. Постоял, выждал немного на всякий случай. Взялся, потянул на себя – открылась как миленькая. Чертовщина какая-то!
   Он усмехнулся и шагнул на балкон.
   Весна, весна!.. Вот теперь она предстала перед ним во всю ширь, и можно вдохнуть ее аромат полной грудью. Нельзя сказать, что Николай был каким-то эстетом, не шибко чувствовал и красоту природы, однако на его месте проняло бы и самого толстокожего. Девятиэтажка располагалась не то, чтоб на окраине, но несколько в стороне от городского шума и пыли: когда-то, лет тридцать с лишком назад, вдоль речной излучины протянули длиннющую магистраль, Проспект, соединивший южную и северную части города. Вначале проспект этот напоминал деревню в одну улицу – пяти– и девятиэтажки вытянулись ровным строем в единственный ряд вдоль проезжей части. Со временем, конечно, жилой массив раздался в стороны, но ненамного. Мешали естественные преграды: проспект прошел по косогору, к востоку продолжался лесной подъем, а к западу шел такой же лесной спуск к реке. По этому пологому спуску дома сползли метров на четыреста, разом остановившись у кручи. Дядькин дом как раз и высился на этой самой границе, отчего с балкона было видно чуть ли не полмира.
   Горизонт почти терялся в нежнейшей сизой дымке, и такая же призрачная еще, даже не зеленая, а только намеком на будущую зелень, дымка покрывала лес по обе стороны реки. Стояли те самые чудные деньки, когда почки на ветвях слегка приоткрылись – так, что если смотреть на одно дерево, то ничего не заметишь, а если взглянуть издали и сверху, охватив взглядом весь этот осиновый, кленовый, тополевый и еще какой там окоем – вот тут и почуешь едва уловимый, дразнящий, тревожащий, зовущий куда-то налет весны. А небо над миром! – ясно-голубое, а все-таки что-то от зимних непогод осталось в нем, не все ушло, еще дотаивает, стекая по своду к земле, и оттого горизонт неразборчив в легком тумане…
   Да, Николай Гордеев не был художественно одаренной натурой. Вряд ли он проникся всей той красотой, что явилась его взору. Но не ощутить ее, вкупе с лесным свежим ветерком, он, конечно, не мог – потому долго стоял очарованный, глубоко дышал, а после достал сигареты, зажигалку и закурил. Дымил. Смотрел, даже глаза его увлажнились на ветру. Не хотелось уходить отсюда.
   Хотя сам балкон… Сначала у Николая возникло благое желание осмотреть тамошнее имущество, но как вышел, да увидал вековую пыль да грязь… только плюнул про себя и решил, что еще найдет время для наведения порядка.
   Затянувшись в последний раз, он щелчком отправил окурок в долгий полет и собрался уже было вернуться в комнату, но на мгновение задержался, сам не понимая, почему. Пошарил взглядом по балкону – внимание молодого человека привлек сундук в дальнем углу. Древний на вид, окованный железом, с выгнутой старомодно-солидной крышкой, с висячим замком. Это слегка рассмешило его: если в сундуке хранится что-то ценное, то зачем вытаскивать его на балкон? А если там вздор, на кой ляд запирать крышку на замок?..
   Николай присел на корточки перед старинным дивом, потрогал внушительный замок, потянул. Ничего. Хмыкнул, отряхнув руки, решил – надо будет ключи поискать. Не взламывать же его…
   И тут вдруг что-то громыхнуло наверху. Николай так и вскочил. Что там?!
   Он увидел небо с одиноким рваным облаком, обрез крыши, летящую птицу. Ничего… На крыше, наверное, кто-то шляется, мало ли придурков на свете!
   Гордеев не стал ломать голову над подобными ребусами. Еще раз отряхнул ладони и вернулся в квартиру, вмиг забыв о всяких непонятных звуках-стуках. Но только не о сундуке. Пожалуй, сейчас и займется поиском ключей, а заодно проведет инвентаризацию дядиного имущества. Все-таки есть в нас что-то от клептоманов – любим шарить в чужих вещах. Впрочем, теперь все барахло в квартире по праву принадлежало ему, единственному наследнику Гордеева Михаила Евграфовича – старшего брата отца, Григория Евграфовича. Родной племяш, других не было, как и своих детей. Так и помер дядька бобылем. Так что вещички-то совсем не чужие!
   Николай деловито огляделся – с чего начать? Ну, конечно же, со шкафа. И начал.
   В последующий час с небольшим новый хозяин инспектировал территорию своего хозяйства. Среди разного хлама, место которому, честно говоря, на помойке, ключей, увы, не нашлось. А любопытство разгорелось еще больше! И решил так: раз нет ключей, так найду отмычку. Вернее, уже нашёл.
   Со стамеской и молотком в руках он вышел на балкон, приблизился к реликту, и тут взгляд его наткнулся на висящую сбоку от сундука на гвоздике связку ключей.
   Николай мог поклясться, что еще час назад ее здесь не было! Он присел, смотрел с обалделым видом, как мальчишка, угодивший в Диснейленд. Чудеса?.. Но долго он над этим голову не ломал. Взял в руки связку, стал рассматривать.
   Сюрпризы новоселья всё не кончались. Из четырёх ключей лишь один выглядел целым, у остальных бородки были аккуратно спилены неизвестно кем и за какой надобностью. На проволочном кольце болтались какие-то жалкие огрызки.
   Решив ничему не удивляться, Гордеев отделил целый ключ, вставил в скважину – подошел как родной! – и провернул его. Раздался громкий щелчок, замок отвалился, Николай снял его и откинул крышку.
   Сундук был пуст, если не считать нескольких ржавых гвоздей на дне, рассыпанных вперемешку со скрепками, кнопками и пуговицами. Да еще в углу тускло поблескивал брегет без цепочки – с первого же взгляда молодой человек определил грошовую стоимость часов. Таких штамповок пруд пруди. Разочаровано присвистнув, он подцепил часы и вернулся в комнату. Тайна дядиного сундука была раскрыта, азарт кладоискателя весь ушёл впустую, как пар в свисток.
   Николай плюхнулся в старое продавленное кресло. Взвесил на ладони луковицу – тяжеловата для карманных часов. Небрежно поднял крышку… И брови его взлетели вверх.
   Нет, ну что за день приколов такой?!
   Вместо положенных двенадцати делений на циферблате были проставлены тринадцать цифр! Гордеев даже отвернулся. Помотал головой, зажмурился, вновь глянул – все то же, чертова дюжина часовых делений и всего одна стрелка, стоящая на цифре восемь. Ахинея какая-то!
   Николай поднёс часы к уху. Молчат. Он потряс их, опять послушал. Глухо.
   Так, а как их заводить?.. Стал крутить, рассматривать, и ничего похожего на колёсико завода или хотя бы дырочку для ключа не нашел.
   Он и сам не заметил, как задумался. И от дум этих его отвлек неожиданный звонок в дверь. Кого там еще черт принес?..
   Оказалась соседка с первого этажа, пожилая женщина – старшая по подъезду. Проводила опрос жильцов на предмет установки металлической двери с домофоном. Услышав сумму взноса, Николай без раздумий согласился. Может, хоть бомжей да шпаны не будет в подъезде! Соседка тоже была довольна тем, что новый жилец оказался такой покладистый… Они вежливо поулыбались друг другу, попрощались, и тётенька зашаркала тапочками к лифту.
   После этого визита Николай собрал часть мусора и ненужного старья в пакеты и вынес на площадку меж этажами. Кидая мешки в мусоропровод, услышал, как со скрипом отворилась дверь рядом с его квартирой. Топ-топ-топ, послышались шаги – человек спускался к нему. Николай обернулся.
   Небритый плюгавый мужичок в майке и неимоверно растянутых на коленях спортивных штанах, руки и грудь усеяны наколками. На лиловых губах змеилась усмешка, в маленьких глазках тоже мелькало что-то хитрое.
   – Здоров! Ты чё, новый жилец, что ли будешь?
   Николай молча кивнул.
   – Сын или кто?
   – Племянник.
   «Зек» понимающе хмыкнул, протянул жилистую руку:
   – Василий, – и добавил, – из пятьдесят третьей.
   – Николай, – пожал тот сухую пятерню.
   В следующие четверть часа они стояли на лестничной клетке, курили, солидно беседуя обо всем понемножку.
   – Район хороший у вас, – заметил между прочим Николай. – Лес, воздух!.. Классно.
   – Х-хэ! – хрипло хохотнул сосед. – Хороший… Ты, видать, не слыхал, чего у нас тут творится?
   – А чего?
   – Район-то, может быть, хоть и тихий, да только здесь-то черти и водятся!
   Молодой человек вопросительно уставился на нового знакомца.
   – Точно тебе говорю.
   Василий наклонился к собеседнику, таинственно понизил голос:
   – Маньяк тут у нас объявился. Колбасит кого ни попадя – слыхал, может?
   Николай начал смутно припоминать что-то о серии нераскрытых убийств в городе, случившихся за последний месяц – местные новости по ТВ он никогда не смотрел, а газеты читал от случая к случаю.
   – Что-то слышал краем уха, – сдержанно молвил он.
   – Семерых уже замочил, – так же таинственно сообщил Василий.
   – Баб?
   Тот вновь хохотнул.
   – Если бы… То есть, и баб тоже, но последние двое были два чувака, молодые, вот как ты. Так что-о…
   Коля лишь пожал плечами: мол, ну и что?
   – Что! Поосторожнее ходи по вечерам, не ровен час…
   – Ну, – усмехнулся Николай, – если он только не вампир или еще какая там нечисть. А всякий другой пусть только сунется – враз рога поотшибаю.
   – Смотри, – покачал головой татуированный, – наше дело предупредить. А крутизной-то больно не выпендривайся, не таких обламывали. На каждую хитрую задницу найдется, сам знаешь…
   – Знаю, – покривился Николай, разговор ему разонравился. – Ладно, бывай, сосед. Дел невпроворот.
   – Бывай, – сощурился Вася.
   Николай вернулся к себе.
   Разговор оставил какой-то неприятный осадок в душе. При чем тут маньяк? И чего его бояться! Гордеев парень не в дровах найденный, как-никак, а в десантуре оттрубил два года – вначале водителем БМД, затем за баранкой «уазика», возил командира части. Само собой и подготовку специальную прошел, в рукопашной кого хочешь мог вырубить… Он подошел к старому дядиному трюмо, оглядел себя – высокий, плечистый, мускулистый. Пусть ЕГО маньяки боятся, мать их так!
   Внезапно за балконной дверью снова что-то грохнуло, да так, что Николай вздрогнул. Он разозлился на себя, выскочил на балкон – оказалось, крышка от сундука, оставленного им распахнутым, с грохотом захлопнулась сама по себе. Списать все на проделки ветра не получалось – тяжела крышечка-то. Опять чертовщина! Может, здесь полтергейст поселился?
   – Эй, дядя Миша? Это ты, что ли? Не помер?.. – оглядываясь по сторонам, пробормотал молодой человек.
   Он шутил, конечно, но голос предательски дрогнул.
   Николай представил себе дядьку в виде бесплотного духа, призрака, который никак не хочет угомониться на том свете, в своем новом качестве, вот и тревожит честных людей. От этого стало и смешно и как-то неловко.

2

   Гордеев почувствовал, что ему не хватает воздуху. То ли атмосфера тяжелая в доме, то ли на душе как-то неспокойно, а только потянуло его на улицу, где ветер, простор, суета и гомон.
   Вышел из квартиры, спустился по лестнице – небольшая разминка, а то всё за баранкой приходится торчать. Уже скоро ходить разучится…
   Весна ощущалась и внизу, на земле. Николай не спеша прохаживался по микрорайону, обследовал окрестные дворы, улочки, переулки. И… всё время чувствовал себя неуютно.
   Да что такое, в самом деле?! На душе будто кошки скребут… Откуда им взяться, этим самым треклятым кошкам-то?.. Всё вроде путем, особых проблем нет и не предвидится. Лишь бы не было войны – он усмехнулся, вспомнив расхожую фразу. Но столбик настроения упорно сползал к нулю.
   Теперь и весело светящее солнце не радовало, и щебетанье оживших птах не склоняло к радостным мыслям. Неужели чертов сосед накаркал? Маньяк этот якобы где-то рядом ходит-бродит, жертву, значица, очередную ищет…
   А хоть бы и так, ему-то какое до всего этого дело? Он, Николай, не сыщик, и не психиатр судебный, чтобы думку горькую думать. Ну их всех к лешему! У меня – полный порядок.
   Подумал так и быстро зашагал к дому, уже не любуясь пробуждением природы. По пути свернул к газетному киоску, газет прикупить с криминальной хроникой – хоть раньше никогда не интересовался подобной макулатурой.
   У самого киоска, подходя, загляделся на красотку в мини-юбке и столкнулся с парнем в спортивной куртке. Пробормотал: «Извините». В ответ – ухмылка. Смейся, смейся, хрен моржовый, сам-то ведь не без греха поди – на телок молодых тоже облизываешься! Если, конечно, не из этих…
   Оставшийся день Гордеев бесцельно прошатался по квартире, благо заказов не было, а значит и работы тоже – Николай занимался частными грузоперевозками. Строил приятные планы на будущее: сделать ремонт, обставиться новой мебелью. За окном смеркалось, когда он собрал нехитрый ужин; утолив голод, расположился перед телевизором, перескакивал с канала на канал.
   Вдруг он вскочил и прибавил громкость. Диктор местных новостей говорил о нашумевших в городе серийных убийствах.
   – …остаются нераскрытыми… – диктор сделал паузу и соответствующее моменту скорбное лицо. Затем легонько вздохнул, прояснился, поправил очки и уже другим голосом произнес:
   – Сегодня у нас в студии гость. Это известный аналитик-криминалист, постоянный ведущий рубрики «Криминальный спектр» Бородулин Евгений Петрович.
   Камера повернула влево и явила широкое бородатое лицо, чем-то неуловимо располагающее к себе. Серый пиджак тесновато сидел на грузной неуклюжей фигуре, но поклон отвесил телезрителям бородач ловко, прямо-таки по-светски – ясно, что не первый раз он на экране.
   Ведущий повернулся к нему:
   – Евгений Петрович! Думаю, что нам всем важно услышать ваше мнение по этому делу.
   Бородулин бегло улыбнулся, откашлялся и начал:
   – Здравствуйте, уважаемые зрители. Ну, что я могу сказать? То, что действует самый настоящий маньяк – не подлежит сомнению. Другой вопрос: кем он может быть и каковы его мотивы?.. Его жертвами стали за какой-то месяц семеро – одна молодая женщина, двое пожилых мужчин и четверо молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Как видим, половой и возрастной разброс достаточно широк. Но есть и определённые закономерности. Убийства совершены через равные промежутки – спустя три дня на четвертый после предыдущего. Нападает преступник, как правило, в безлюдных местах города, при этом район совершения преступлений четко локализован – это микрорайон Черемхово. Но самое главное, – здесь аналитик даже приподнял палец, – способ совершения преступления.
   – Вот как! – ненужно встрял ведущий. – И что же это за способ?
   Гость кивнул:
   – Убийца умерщвляет свои жертвы, всегда нанося им два смертельных удара: в грудь – в область сердца, и в горло острым продольным металлическим предметом. А перед этим он «отключает» человека ударом по шее или темени.
   – Простите, – вновь возник очкарик, – как вы сказали: продольным металлическим… Если понятнее?
   – Если понятнее, то это обоюдоострое колюще-режущее оружие, предположительно кинжал. Или морской кортик.
   – Так, так… А насчёт «отключает»?
   – Он всегда наносит удар сзади чем-то относительно мягким, вероятнее всего, резиновой дубинкой. То есть почерк всех этих преступлений совершенно одинаков… Это, полагаю, поможет следствию создать… ну, скажем так, и физический и психологический портрет данного субъекта.
   – Угу… – телевизионщик вроде бы задумался, сдвинул брови и спросил: – Простите, вот вы сказали: удар сзади. Значит, он ухитряется как-то бесшумно подкрасться со спины?
   – Совершенно верно, – бородач помрачнел. – Это ещё одна из характерных черт, и очень странная черта… Но впрочем, мы тут начинаем вторгаться в область оперативных тайн.
   – Хорошо, хорошо, – легко согласился ведущий. – Ну, а портрет, про который вы начали? Он – не секретный?
   Аналитик чуть усмехнулся:
   – Думаю, нет. Вероятнее всего, со следователями, ведущими дознание, уже плотно работают психологи и психиатры. Я же по своему разумению могу лишь дать предположительный портрет. Он таков: убийца, скорее всего, является мужчиной молодого или среднего возраста – от двадцати до сорока лет; он крепко сложен, владеет приемами рукопашного боя; он, несомненно, личность психопатическая, но при этом хорошо организованная, он аккуратен и педантичен; вероятно, имеет высшее образование и… извините, следующее соображение я оставлю при себе, оно слишком смелое.
   – Опять оперативная тайна?
   – Нет, моя собственная.
   – Вы нас интригуете… Но я, конечно, не смею настаивать. Скажите, пожалуйста, вот что: неужели вам удалось составить данное описание на основании тех сведений об убийствах, что просочились в прессу?
   – В основном да, но не только.
   – Поясните?
   – Пусть это тоже останется моей маленькой тайной…
   Диктор хотел что-то сказать, но тут ему, видимо, просигналили из-за камеры, он только развёл руками:
   – Мы бы ещё рады были побеседовать с Евгением Петровичем, но как сами понимаете, эфирное время ограничено, и мы вынуждены сейчас сделать рекламную паузу. Оставайтесь с нами!
   И пошла реклама.
   Гордеев выключил телевизор, откинулся на спинку кресла.
   Вот ведь не было печали. Откуда такие уроды берутся?..
   Николай попытался понять, что двигало этим изувером, ради чего тот закалывал людей? Осуществлял некий, лишь ему понятный план? Или время от времени слышал «голос», заставлявший убивать и убивать?.. Рехнулся на сексуальной почве? Но тогда почему не насиловал, не кромсал свои жертвы, не мучил… Он просто резал людей, точно и аккуратно. За каким хреном?.. Да разве поймешь логику психопата!
   Николай оставил неприятную тему, решив, все же перед сном навести порядок хотя бы в кладовке. Легко поднялся, зевнул, потянулся, и направился в прихожую. По пути заметил треснутое стекло в наружной форточке и взял себе на заметку – в ближайшие же дни заказать и заменить, равно как и стекло балконной двери.
   Подойдя к кладовке, отворил дверцу. Та жалобно скрипнула.
   И ледяным холодом пронзило все тело, оборвалось дыхание – внутри стоял человек.
   Мгновение! – и испуг улетучился. Николай чуть не рассмеялся нервно. Со страху он принял висящую на крючке дядину шляпу, под ней пальто на плечиках и еще ниже – сапоги за человеческую фигуру. Тьфу ты, твою мать!
   Нервишки пошаливают, точно. С чего бы это? Впечатление от недавней смерти? Квартира, где стоял гроб с покойником?.. Но ведь это же дядя, родной дядюшка, при жизни – часовщик из мастерской, рядовой гражданин, житель города. Не чернокнижник же он, в конце концов, не колдун?!
   В гудок все эти суеверия и предрассудки! Так и тронуться можно, того и гляди, крыша поедет… Тут лучше всего тяпнуть сто грамм и на боковую. Но Коля не был любителем крепкого, пивком-то, если и баловался, то редко.
   Редко… Редко, да метко. А вот сейчас, пожалуй, как раз тот случай.
   Недолго думая, Гордеев оделся и вышел из дома, направил стопы к «комку» неподалеку. Потом ещё немного прогулялся, а спустя полчаса уже прихлебывал прохладное пиво на кухне, хрустел чипсами.
   Дурь прошла, ему стало стыдно и смешно. Вон какой лоб вымахал, а зашугался темного угла, как пацан, наслушавшийся страшных историй на ночь… Тут он припомнил эти все истории из своего детства, про «чёрную руку», про зловещего соседа, и развеселился совсем.
   – Вот так-то, Николай Григорьевич, – неизвестно зачем сказал он и сделал большой глоток.
   И что-то со звоном грохнулось в прихожей.
   Николай поперхнулся, едва не выронил бокал из рук. Сердце подпрыгнуло!
   Он ринулся из кухни и остолбенел.
   По всему полу были рассыпаны осколки зеркала.
   С минуту Гордеев стоял, глядя на пустую раму трюмо, на разгром на полу, затем механически повернулся, принес с кухни веник с совком и принялся так же машинально заметать мусор – руки противно тряслись.
   Потом он несколько пришёл в себя.
   Вот чёртова квартирка!.. Все, завтра же надо будет пригласить батюшку из церкви, пусть освятит. Сам-то он нехристь некрещеный, вот заодно и потолкует на сей предмет со святым отцом.
   Так разволновался, что вышел на балкон, долго стоял там, курил, смотрел на огромный, в полнеба закат. Вроде бы успокаивался.
   Выкурил три сигареты. Затянувшись глубоко в последний раз, он шумно выдохнул дым, сплюнул за перила, сказал вслух:
   – Ладно.
   И вернулся на кухню.
   Допивал свое пиво, пялился в окно. То ли думал о чём-то, то ли нет. Багряный сполох заката постепенно втягивался, втягивался за горизонт… и вот осталась от него тонкая полоска и желтовато-бледный отсвет над ней. И пиво кончилось.
   Был первый час, когда Николай лёг. Сон никак не шел, хоть ты тресни. Ворочался, ворочался… Дурацкие происшествия не шли из головы.
   Где-то в районе двух он все же начал было засыпать, как вдруг загудел в ночной тишине лифт, поднимающийся откуда-то снизу. У Николая в полудреме промелькнула вялая мысль, что надо бы поставить вторую металлическую дверь снаружи, а еще оббить и наружную и внутреннюю поролоном и дерматином – для звукоизоляции и утепления. Дверь его квартиры располагалась ближе всех к лифту – тот был еще старого образца.
   Он уже почти успел снова задремать, когда чертов лифт, наконец, с жутким грохотом остановился на их, последнем этаже.
   «Вот сволочь», – сонно подумал Николай и поневоле прислушался к звукам снаружи.
   Для того чтобы покинуть кабину, пассажиру лифта нужно было распахнуть створки, затем открыть решетчатую металлическую дверь и выйти. Чтобы зайти – то же самое, только в обратном порядке.
   Из лифта никто не выходил, как и не входил в него. Вновь воцарилась глубокая тишина.
   Николай лежал, оцепенев, сна ни в одном глазу. Пошли весёлые картинки: как в кабине лифта молча стоит покойник-дядька и сквозь все преграды смотрит на своего живого племянника, занявшего его квартиру.
   А может, там затаился тот самый маньяк! Ждет, когда новый хозяин уснет и тогда… Что тогда? Вломится к нему, вышибет дверь или вскроет замки? От этих мыслей Николай похолодел. Он сейчас раздет, вял с полусна и безоружен. Бери его тепленьким прямо в постели. А хлипкая дверь и пара допотопных замков – не помеха.
   Что же это такое?! Кто вызвал лифт, почему не заходит? Или не выходит? Да кто он, этот НЕКТО?!
   Нужно встать и подойти к двери. Посмотреть в глазок – подъезд должен быть освещен, во всяком случае, он подметил, что на их этаже горела лампочка.
   Преодолев подленькое чувство страха, молодой человек поднялся и, осторожно ступая, направился к входной двери. Глянул в глазок и тут же отпрянул, кожа покрылась мурашками – темень в подъезде стояла чернее ночи. Такое ощущение, что ни один из девяти этажей не был освещен. Может, электричество вырубили?
   Рука потянулась к выключателю и тут же отдёрнулась. Он вспомнил: лифт! Ведь лифт работает, значит…