Страница:
Туда-то и метнулся Сандаварг, вовсе не собирающийся поддаваться на вражескую уловку. Он резко развернулся и, вращая кистенем, налетел на подкрадывающегося сзади пешего противника. Тот не растерялся, перебросил шпагу из правой руки в левую и вознамерился встретить врага финтом с последующей обводной контратакой в печень. И это гвардейцу непременно бы удалось, не ожидай Убби от него такой каверзы. Не закрытый щитом, правый бок Сандаварга казался уязвимым лишь на первый взгляд. Более того, он явно нарочно дразнил таким образом своих противников, дабы те, клюнув на приманку, подставлялись затем под его удары.
Желая достать крепыша эффектным выпадом, кабальеро не учел, с какой виртуозностью тот орудует своим пудовым кистенем. Фехтовальщик был быстр, но раскрученный железный шар оказался быстрее. Он шибанул аккурат в то место, откуда гвардеец собирался контратаковать, и поразил его, что называется, влет. Разве только угодил ему не в голову, а в плечо.
Хрустнула раздробленная кость. Кабальеро, выронив из сломанной руки шпагу, не устоял на ногах и упал. Не настигай Сандаварга всадники, он сразу добил бы противника. Но вместо этого северянин стрелой пронесся мимо него и, перепрыгнув через придавленного лошадью гвардейца, вновь повернулся лицом к преследователям. Кистень в его руке продолжал описывать круги, причем цепь его стала заметно длиннее, а ядро – стремительнее.
Разогнавшимся кабальеро пришлось спешно осаживать коней, дабы не затоптать раненых, за которыми спрятался Убби. Атака в три наскока, которой круглолицый со товарищи планировали его сокрушить, сорвалась. И даже хуже. Вынудив врага замешкаться, свирепый коротыш, не медля ни секунды, перешел в решительное контрнаступление.
Зловещее гудение кистеня, чьи шар и цепь чертили в воздухе один сплошной круг, было слышно даже сквозь брань, крики раненых и конское ржание. Которые стали еще громче после того, как Сандаварг обрушил свое оружие на оставшихся в седлах гвардейцев. Рапидо первого всадника получил по морде гирей и, рухнув на подкосившиеся передние ноги, перебросил седока через голову. Второй наездник нарвался на шипастый снаряд мгновением позже. Попытавшись уклониться, он припал к лошадиной гриве, но ядро все равно угодило ему точно в висок. При этом цепь захлестнула коню шею, и вращение кистеня прекратилось. Впрочем, длина цепи была не слишком велика, и она не опутала скакуна. Мотнув в испуге головой, он шарахнулся назад и сбросил с себя не успевшую сплестись железную петлю. Его мертвый хозяин, застряв ногой в стремени, мешком волочился за ним по земле. А Убби, прикрывшись щитом, сразу укоротил кистень, шустро намотав цепь обратно на предплечье.
Как сказал один древний поэт, описывая столь же древнюю битву: «Смешались в кучу кони, люди…». Скачущий последним, капитан наткнулся именно на такую кучу, разве что невеликую. И вместо того чтобы пустить в ход шпагу, был вынужден направить рапидо в объезд.
Северянин, однако, не спешил ему навстречу. Наоборот, предпочел держать круглолицего на дистанции и тоже припустил вокруг живой свалки, словно играя с ним в догонялки.
Сандаварг не просто убегал – попутно он добивал тех противников, какие еще подавали признаки жизни. Свалившийся с убитой лошади ему под ноги кабальеро успел подняться лишь на четвереньки, после чего получил по темечку кистенем и бездыханный распластался в пыли. Гвардеец, что был придавлен агонизирующим рапидо, высвободил наконец из-под него ногу, которая, к счастью, оказалась даже не сломанной. Впрочем, счастье это было для уцелевшего в падении всадника мимолетным. Он еще лежал на спине, подтягивая сбившийся сапог, как нависший над ним крепыш опустил нижнюю кромку щита прямо бедолаге на горло и перерубил то до самого позвоночника. После чего оглянулся на скачущего следом капитана и с нарочито показным куражом размозжил кистенем голову тому несчастному, кому до этого сломал руку.
За считаные секунды своей кровавой пробежки Убби уравнял с врагами свои шансы на победу. И когда круглолицый его настиг, северянин уже не опасался получить от гвардейцев удар в спину. Шпага капитана звякнула о вовремя подставленный щит, но не сломалась. А Сандаварг, отбив удар, выбросил реверсивным движением руку с кистенем и в последний момент шарахнул им по крестцу проскакавшего мимо рапидо.
Лошадь от такого коварного удара резко села на круп и остановилась. Круглолицый не удержался в седле и повалился назад, но умудрился все же не запутаться в стременах и ловко соскочил с жалобно заржавшего от боли скакуна. А, ступив на землю, сразу принял боевую стойку и набросился на противника.
Растерявший всех бойцов капитан был вне себя от злобы и накрыл северянина целой чередой перемешанных с бранью выпадов. Тот, закрывшись щитом, взялся шаг за шагом пятиться к каменной гряде. Я решил было, что Убби, не успевая размахнуться кистенем, ушел в глухую оборону и отступает. Но он, как выяснилось, опять хитрил и просто делал вид, что стушевался. Чем лишь раззадоривал круглолицего, заставляя его думать, что еще чуть-чуть, и он пробьет защиту противника. Для чего капитану надо лишь собраться с силами, удержать инициативу и не дать Сандаваргу ни секунды на контратаку…
Время шло, однако оборона северянина оставалась непрошибаемой. Кабальеро осознал свою ошибку, когда ощутил, что безостановочные атаки не принесли ему ничего, кроме усталости. Его удары становились все слабее и медлительнее, а сам он раскраснелся и уже не бранился, а лишь хрипел и брызгал слюной. В итоге капитан все же решил поумерить пыл и, пока у него еще не иссякли силы, тоже попробовать поймать северянина на хитрость.
Притворившись, что окончательно выдохся, гвардеец нанес последний, вялый удар и, отскочив назад, занял оборонительную позицию. По его замыслу, враг должен был воспользоваться моментом и без промедления контратаковать. А когда Убби замахнется кистенем, якобы измотанный кабальеро вдруг кинется ему навстречу и, прыгнув на щит, ударит шпагой поверх него прямо Сандаваргу в лицо. Главное, чтобы тот попер напролом, – тогда у него будет меньше шансов уклониться.
Конечно, трудно сказать, что на самом деле думал круглолицый. Возможно, он замышлял вовсе не это, а иное коварство. В одном я был уверен наверняка: вряд ли столь опытный фехтовальщик позволил бы себе так быстро выдохнуться. Убби, надо полагать, тоже в это не верил. Отчего и предпочел очевидной в его ситуации тактике непредсказуемую.
Он и впрямь рванул поначалу в атаку, но не стал размахиваться кистенем, а, подбросив щит, внезапно выпустил его из руки. А затем с силой толкнул его ладонью в противника. Позиция северянина позволяла мне видеть все проделанные им манипуляции. Равно как и манипуляции круглолицего, пытающегося любой ценой не проморгать выпад противника.
Он и не проморгал. По крайней мере, формально. Завидев бросившегося на него врага (а в действительности – летящий по воздуху щит), капитан молниеносно прыгнул ему навстречу, занося клинок для решающего удара. Капитану надо было лишь уцепиться за край щита и ткнуть Убби шпагой в лицо, пока тот не сообразил, что к чему. А если повезет, то ткнуть несколько раз – так вернее. Прыжок и удар! Доля секунды, и неуязвимый краснокожий сразу перестанет быть таковым…
Но случилось непредсказуемое. Шпага, ударившая поверх щита, угодила в пустоту, а сам щит как-то чересчур легко и быстро полетел вниз. Вместо того чтобы повиснуть на нем, круглолицый грохнулся вместе с ним на землю. Прыть кабальеро обернулась сейчас против него. С равным успехом он мог бы просто взять и броситься ниц к ногам северянина. Обидное и более чем дурацкое поражение…
Через секунду Убби уже стоял над опростоволосившимся врагом, наступив своей грубой пяткой на его шпагу.
– Как твое имя, воин? – невозмутимо пробасил Сандаварг, медленно раскручивая кистень.
Распластавшийся перед победителем кабальеро в ответ лишь презрительно плюнул ему на ногу. Кистень в руке Убби сделал последний, самый стремительный оборот, после чего с отвратительным хрустом и чавканьем опустился капитану на голову.
– А тебя как звать, шкипер? – полюбопытствовал затем северянин, повернувшись ко мне и наматывая на руку цепь. Болтающееся на ней ядро было обильно заляпано кровью и прилипшими к нему ошметками мозгов вкупе с костяными осколками.
Я глянул на свою монтировку и, торопливо отшвырнув ее прочь, капитулирующее поднял руки. При всем уважении к дону Риего-и-Ордасу, сейчас я боялся его значительно меньше, чем этого рыжеволосого краснокожего монстра с огромным кистенем. И интуиция подсказывала мне, что потомок отважных Эйнара, Бьорна и Родерига Сандаваргов уже так легко от нас не отвяжется…
Глава 4
Желая достать крепыша эффектным выпадом, кабальеро не учел, с какой виртуозностью тот орудует своим пудовым кистенем. Фехтовальщик был быстр, но раскрученный железный шар оказался быстрее. Он шибанул аккурат в то место, откуда гвардеец собирался контратаковать, и поразил его, что называется, влет. Разве только угодил ему не в голову, а в плечо.
Хрустнула раздробленная кость. Кабальеро, выронив из сломанной руки шпагу, не устоял на ногах и упал. Не настигай Сандаварга всадники, он сразу добил бы противника. Но вместо этого северянин стрелой пронесся мимо него и, перепрыгнув через придавленного лошадью гвардейца, вновь повернулся лицом к преследователям. Кистень в его руке продолжал описывать круги, причем цепь его стала заметно длиннее, а ядро – стремительнее.
Разогнавшимся кабальеро пришлось спешно осаживать коней, дабы не затоптать раненых, за которыми спрятался Убби. Атака в три наскока, которой круглолицый со товарищи планировали его сокрушить, сорвалась. И даже хуже. Вынудив врага замешкаться, свирепый коротыш, не медля ни секунды, перешел в решительное контрнаступление.
Зловещее гудение кистеня, чьи шар и цепь чертили в воздухе один сплошной круг, было слышно даже сквозь брань, крики раненых и конское ржание. Которые стали еще громче после того, как Сандаварг обрушил свое оружие на оставшихся в седлах гвардейцев. Рапидо первого всадника получил по морде гирей и, рухнув на подкосившиеся передние ноги, перебросил седока через голову. Второй наездник нарвался на шипастый снаряд мгновением позже. Попытавшись уклониться, он припал к лошадиной гриве, но ядро все равно угодило ему точно в висок. При этом цепь захлестнула коню шею, и вращение кистеня прекратилось. Впрочем, длина цепи была не слишком велика, и она не опутала скакуна. Мотнув в испуге головой, он шарахнулся назад и сбросил с себя не успевшую сплестись железную петлю. Его мертвый хозяин, застряв ногой в стремени, мешком волочился за ним по земле. А Убби, прикрывшись щитом, сразу укоротил кистень, шустро намотав цепь обратно на предплечье.
Как сказал один древний поэт, описывая столь же древнюю битву: «Смешались в кучу кони, люди…». Скачущий последним, капитан наткнулся именно на такую кучу, разве что невеликую. И вместо того чтобы пустить в ход шпагу, был вынужден направить рапидо в объезд.
Северянин, однако, не спешил ему навстречу. Наоборот, предпочел держать круглолицего на дистанции и тоже припустил вокруг живой свалки, словно играя с ним в догонялки.
Сандаварг не просто убегал – попутно он добивал тех противников, какие еще подавали признаки жизни. Свалившийся с убитой лошади ему под ноги кабальеро успел подняться лишь на четвереньки, после чего получил по темечку кистенем и бездыханный распластался в пыли. Гвардеец, что был придавлен агонизирующим рапидо, высвободил наконец из-под него ногу, которая, к счастью, оказалась даже не сломанной. Впрочем, счастье это было для уцелевшего в падении всадника мимолетным. Он еще лежал на спине, подтягивая сбившийся сапог, как нависший над ним крепыш опустил нижнюю кромку щита прямо бедолаге на горло и перерубил то до самого позвоночника. После чего оглянулся на скачущего следом капитана и с нарочито показным куражом размозжил кистенем голову тому несчастному, кому до этого сломал руку.
За считаные секунды своей кровавой пробежки Убби уравнял с врагами свои шансы на победу. И когда круглолицый его настиг, северянин уже не опасался получить от гвардейцев удар в спину. Шпага капитана звякнула о вовремя подставленный щит, но не сломалась. А Сандаварг, отбив удар, выбросил реверсивным движением руку с кистенем и в последний момент шарахнул им по крестцу проскакавшего мимо рапидо.
Лошадь от такого коварного удара резко села на круп и остановилась. Круглолицый не удержался в седле и повалился назад, но умудрился все же не запутаться в стременах и ловко соскочил с жалобно заржавшего от боли скакуна. А, ступив на землю, сразу принял боевую стойку и набросился на противника.
Растерявший всех бойцов капитан был вне себя от злобы и накрыл северянина целой чередой перемешанных с бранью выпадов. Тот, закрывшись щитом, взялся шаг за шагом пятиться к каменной гряде. Я решил было, что Убби, не успевая размахнуться кистенем, ушел в глухую оборону и отступает. Но он, как выяснилось, опять хитрил и просто делал вид, что стушевался. Чем лишь раззадоривал круглолицего, заставляя его думать, что еще чуть-чуть, и он пробьет защиту противника. Для чего капитану надо лишь собраться с силами, удержать инициативу и не дать Сандаваргу ни секунды на контратаку…
Время шло, однако оборона северянина оставалась непрошибаемой. Кабальеро осознал свою ошибку, когда ощутил, что безостановочные атаки не принесли ему ничего, кроме усталости. Его удары становились все слабее и медлительнее, а сам он раскраснелся и уже не бранился, а лишь хрипел и брызгал слюной. В итоге капитан все же решил поумерить пыл и, пока у него еще не иссякли силы, тоже попробовать поймать северянина на хитрость.
Притворившись, что окончательно выдохся, гвардеец нанес последний, вялый удар и, отскочив назад, занял оборонительную позицию. По его замыслу, враг должен был воспользоваться моментом и без промедления контратаковать. А когда Убби замахнется кистенем, якобы измотанный кабальеро вдруг кинется ему навстречу и, прыгнув на щит, ударит шпагой поверх него прямо Сандаваргу в лицо. Главное, чтобы тот попер напролом, – тогда у него будет меньше шансов уклониться.
Конечно, трудно сказать, что на самом деле думал круглолицый. Возможно, он замышлял вовсе не это, а иное коварство. В одном я был уверен наверняка: вряд ли столь опытный фехтовальщик позволил бы себе так быстро выдохнуться. Убби, надо полагать, тоже в это не верил. Отчего и предпочел очевидной в его ситуации тактике непредсказуемую.
Он и впрямь рванул поначалу в атаку, но не стал размахиваться кистенем, а, подбросив щит, внезапно выпустил его из руки. А затем с силой толкнул его ладонью в противника. Позиция северянина позволяла мне видеть все проделанные им манипуляции. Равно как и манипуляции круглолицего, пытающегося любой ценой не проморгать выпад противника.
Он и не проморгал. По крайней мере, формально. Завидев бросившегося на него врага (а в действительности – летящий по воздуху щит), капитан молниеносно прыгнул ему навстречу, занося клинок для решающего удара. Капитану надо было лишь уцепиться за край щита и ткнуть Убби шпагой в лицо, пока тот не сообразил, что к чему. А если повезет, то ткнуть несколько раз – так вернее. Прыжок и удар! Доля секунды, и неуязвимый краснокожий сразу перестанет быть таковым…
Но случилось непредсказуемое. Шпага, ударившая поверх щита, угодила в пустоту, а сам щит как-то чересчур легко и быстро полетел вниз. Вместо того чтобы повиснуть на нем, круглолицый грохнулся вместе с ним на землю. Прыть кабальеро обернулась сейчас против него. С равным успехом он мог бы просто взять и броситься ниц к ногам северянина. Обидное и более чем дурацкое поражение…
Через секунду Убби уже стоял над опростоволосившимся врагом, наступив своей грубой пяткой на его шпагу.
– Как твое имя, воин? – невозмутимо пробасил Сандаварг, медленно раскручивая кистень.
Распластавшийся перед победителем кабальеро в ответ лишь презрительно плюнул ему на ногу. Кистень в руке Убби сделал последний, самый стремительный оборот, после чего с отвратительным хрустом и чавканьем опустился капитану на голову.
– А тебя как звать, шкипер? – полюбопытствовал затем северянин, повернувшись ко мне и наматывая на руку цепь. Болтающееся на ней ядро было обильно заляпано кровью и прилипшими к нему ошметками мозгов вкупе с костяными осколками.
Я глянул на свою монтировку и, торопливо отшвырнув ее прочь, капитулирующее поднял руки. При всем уважении к дону Риего-и-Ордасу, сейчас я боялся его значительно меньше, чем этого рыжеволосого краснокожего монстра с огромным кистенем. И интуиция подсказывала мне, что потомок отважных Эйнара, Бьорна и Родерига Сандаваргов уже так легко от нас не отвяжется…
Глава 4
Нечего было и думать о том, чтобы просить Фаруха помочь нам избавиться от трупов. Наоборот, после всего, что произошло сегодня у Нэрского Столпа, нам вообще не стоило заезжать к Стервятникам. Среди них наверняка скрывался осведомитель Владычицы Льдов, и Сенегалец об этом подозревал. И если сейчас ее соглядатай мог подтвердить непричастность Фаруха к случившейся здесь бойне, то после нашего появления в поселке у того останется единственный выход: арестовать «Гольфстрим» и нас до прибытия очередной делегации из Антарктиды.
И арестует, потому что иначе дон Балтазар спросит у него, почему он помогал грязным убийцам – сиречь нам – заметать следы преступления. А заодно осведомится, не отыскался ли ненароком на Нэрской равнине неиссякаемый источник воды, раз Сенегалец вздумал напрочь рассориться с хозяйкой водоналивных танкеров. В общем, дабы подобная проруха не сгубила старину Фаруха, о дегустации его хваленого виски нам пришлось категорически забыть.
Хоронить останки шестерых гвардейцев и трех лошадей (двух покалеченных животных Убби тоже из жалости добил) своими силами у нас попросту не было времени. Выжившие рапидо разбежались по округе, и даже успей мы избавиться от улик, вскоре беспризорные скакуны так или иначе прискачут в поселок, к поилке. Поэтому нам пришлось спешно бросить все и рвать когти на восток до того, как весть о случившемся достигнет Стервятников.
Само собой, я никогда не поступил бы так без крайней нужды. Добраться до Сенегальца, все ему объяснить, дождаться дона Балтазара, отдать ему эти треклятые контейнеры и доказать тем самым, что мы непричастны к гибели его людей… Вот что я намеревался предпринять после резни, учиненной этим кровожадным чокнутым северянином. В отличие от него я не псих и вовсе не горю желанием затевать войну с Владычицей Льдов…
Однако все опять обернулось крайне невыгодным для нас образом. Не успели мы прийти в себя, как Сандаварг тут же объявил, что отныне мой буксир принадлежит ему вместе с экипажем и грузом. Всего на один рейс, уточнил при этом Убби, но для меня это было весьма сомнительным утешением. Видеть «Гольфстрим» во власти такого чудовища, даром что временной, я не мог даже в самых страшных своих кошмарах.
На первый вопрос Сандаварга – как меня зовут? – я, в отличие от капитана гвардейцев, ответил без черепно-мозговых последствий. А вот на более щекотливый второй вопрос – куда, загрызи нас пес, подевался наш наниматель Макферсон? – дать ответ было уже не так-то легко. К счастью, пока я подбирал нужные слова, мне на помощь пришел Гуго. Будучи тоже в некотором роде северянином, он счел своим долгом выручить меня на переговорах со своим «земляком». О котором Сенатор – какое удачное совпадение! – был вдобавок мало-мальски наслышан.
– Имеем ли мы честь говорить с тем самым мсье Сандаваргом, чей отец некогда входил в совет старейшин Аркис-Свальбарда? – полюбопытствовал де Бодье, выступив вперед и отпустив крепышу-коротышу учтивый полупоклон.
– Твой слух в порядке, толстяк, – подтвердил тот, протирая кистень ветошью, найденной в седельной сумке одного из своих мертвых врагов. – Я – Убби Сандаварг, сын Эйнара, внук Бьорна и потомок Родерига Сандаваргов. А ты, я вижу, уроженец Аркис-Капетинга – дыры, где пьют самое кислое пойло и дрючат самых дорогих шлюх в мире?
Сенатор, конечно же, не оскорбился. Напротив – представился со всей присущей ему галантностью и отметил, что еще не слышал более лаконичного и емкого описания своей горячо любимой родины.
– Если вы и есть тот человек, с кем мсье Макферсон планировал здесь встретиться, – продолжал Гуго, – боюсь, мы вынуждены сообщить вам пренеприятное известие. Крепитесь, мсье: сломленный неизлечимым недугом, ваш друг покинул бренный мир вчера на рассвете и был погребен в Пуэрто-Риканской бездне, как и подобает, со всеми почестями…
– Не думаю, что эта новость станет для сеньора Убби чересчур тяжким потрясением, – фыркнула Малабонита, окинув взором поле отгремевшего побоища. Я незаметно толкнул ее локтем в бок, дабы помалкивала. Сандаварг не производил впечатление человека, способного терпеть в свой адрес усмешки, даже самые безобидные.
– То-то я гляжу, старика с вами нет, а вы стоите передо мной, словно в дерьмо опущенные, – хмыкнул просветленный северянин. – Однако я рад, что вы не задали деру и мне не пришлось гоняться за вами по Атлантике, дабы познакомить вас с братом Ярнклотом.
– С кем познакомить, прошу прощения? – переспросил де Бодье, расплывшись в вежливой улыбке. Которая вмиг слетела у него с лица, когда крепыш уточнил, кого или, вернее, что он имеет в виду.
– Брат Ярнклот, – пояснил Убби, ткнув пальцем в лежащее у него на ладони шипастое ядро. После чего указал на прислоненный к колесу буксира щит: – А это – брат Ярнскид. Советую также относиться к ним с почтением. Дороже и ближе их у меня сегодня никого нет.
– Как трогательно! – проворчала Долорес, проигнорировав мое давешнее предостережение. – Только вот семейное сходство в упор не прослеживается.
– Мистер Сандаварг! – возмутился я, оттеснив плечом невоздержанную на язык Малабониту. – Присваивать себе чужой товар не входит в наши правила, поэтому не наводите на нас напраслину! Мы, как и вы, тоже, знаете ли, соблюдаем свой кодекс чести! Однако бойня, которую вы здесь учинили, нам категорически не нравится. В цивилизованном мире спорные вопросы так не решаются. Согласен, кабальеро тоже перегнули палку и угрожали нам, но вряд ли они привели бы свои угрозы в исполнение. Если у вас есть документы на этот груз, вам следовало предъявить их гвардейцам. Если нет, но вы все равно считаете себя его владельцем, вы могли бы обратиться лично к дону Балтазару и оспорить этот вопрос с ним. Но убивать посланников Владычицы из-за имущественных разногласий – дело в высшей степени неосмотрительное!
– Да мне плевать, что ты обо всем этом думаешь, Проныра! – ответил северянин. – Во-первых, мертвый старик никакой мне не друг. Я – такой же, как вы, наемник, только нанял меня не Макферсон, а кое-кто другой. Во-вторых, меня послали сюда проследить, чтобы вещи старика доехали до места назначения. И, пока я жив, я в лепешку расшибусь, чтобы они туда доехали, с хозяином или без. И третье: если, загрызи вас пес, вы намерены мне в этом помешать, с вами буду говорить уже не я, а брат Ярнклот. Он, конечно, не так любезен, как этот ваш толстый болтун, но доводы у него всегда железные. Все ясно? Еще вопросы есть?
– Да. – Я немного оклемался от пережитого потрясения и решил, что каким бы скорым на расправу ни был Сандаварг, прогибаться и лебезить перед ним мы не станем. В конце концов, у нас тоже есть гордость, пусть и живущая в извечном конфликте с инстинктом самосохранения. – А ваши братья Ярнклот и Ярнскид умеют управлять буксиром и читать шкиперский Атлас? Это я к чему: ведь если они вдруг обидят кого-то из моего экипажа…
– Этого не случится, если вы выполните все условия вашего договора с Макферсоном, – перебил меня Убби.
– Но ты – не Макферсон, чтобы нами распоряжаться! – выкрикнула у меня из-за спины Долорес. Гуго вжал голову в плечи и отступил от нас на два шага. Видимо, затем, чтобы брат Ярнклот не забрызгал его нашими мозгами.
– Кто эта женщина, которая имеет наглость встревать в мужской разговор? – прищурившись, вгляделся в Малабониту Сандаварг. Такое впечатление, что он лишь сейчас ее заметил. Мне даже стало за нее обидно, ведь Моя Радость всегда казалась мне такой очаровашкой. Да и не только мне. Везде, где бы она ни появилась, всегда невольно притягивала к себе взгляды мужчин.
– Это моя жена Долорес. Она – полноправный член нашей команды, поэтому ей тоже разрешено принимать участие в переговорах, – поспешил я объясниться.
– Давать слово глупой женщине?! О, как же я ненавижу ваши распущенные южные нравы! – признался северянин. – Но раз у вас так заведено, значит, традицию нужно уважать. Как, впрочем, и чужих жен – это уже священная традиция наших краев… Да, женщина, ты абсолютно права: я не Макферсон и не ваш наниматель. Но я – человек, который отвечает за этот груз гораздо больше, чем вы! Поэтому ваши колебания и нерешительность вынуждают меня объявить, что отныне «Гольфстрим» переходит под мое командование, а его шкипер будет выполнять мои приказы всю дорогу отсюда до Гексатурма. Что вам грозит за неподчинение, я уже сказал и не намерен повторяться. А теперь, Проныра, поднимайся со своей командой на борт и приступайте к выполнению ваших прямых обязанностей! И без разговоров, загрызи вас пес! Здесь нам задерживаться не только глупо, но и опасно…
Нэрский Столп скрылся за горизонтом вечером, примерно за полчаса до ночной остановки. Впрочем, его исчезновение не придало мне ни покоя, ни уверенности в завтрашнем дне. У посланных на наш перехват гвардейцев наверняка имелись при себе почтовые голуби. Так что когда Сенегалец отыщет трупы кабальеро, он обязательно отправит дону Балтазару тревожную весточку, где бы тот ни находился. После чего Кавалькада ринется за нами в погоню и будет скакать без отдыха и сна до тех пор, пока нас не настигнет. Демерарские рапидо несут всадников по хамаде сутки напролет, а вот наш тяжелый, неповоротливый «Гольфстрим» может уповать лишь на глаза впередсмотрящего. Какой бы зоркой ни была Малабонита, проницать взором ночь она, увы, не умела.
Настроение у всех, кроме ублюдка Сандаварга, было подавленное. Появлению на борту нового пассажира – или, точнее, захватчика – обрадовался один Физз. Завидев его, вальяжно разлегшегося на крыше рубки, Убби неожиданно подошел к варану и, почтительно склонив перед ним голову, проговорил что-то на непонятном языке, в котором преобладали шипящие и свистящие звуки. Нас это, однако, не слишком удивило. Вся Атлантика наслышана о культовом поклонении северян животным, обладающим способностью фосфоресцировать. Но мы все равно затаили дыхание, предвкушая, что ответит ящер на почтительность Сандаварга. «Херьмо!» – вот как старина Физз без обиняков ее оценит. То-то, поди, после таких слов у краснокожего рожа от злобы вытянется…
Херьмо не херьмо, а рожи в итоге повытягивались у нас. И не от злобы, а от изумления. Варан и впрямь ответил Убби! И не по-человечески, а на том же самом тарабарском языке, на каком обращался к нему захватчик!
И ладно бы этим их коротким разговором священнодействие завершилось! Нет, ящеру этого показалось мало! Прошипев приветствие (или что он там сейчас произнес), он спустился с рубки, подковылял к северянину и, взъерошив чешую, позволил тому почесать ему шею. Что, между прочим, всегда считалось исключительно моей привилегией! Вид у Физза при этом был настолько довольный, как будто раньше, когда я оказывал ему подобную любезность, он лишь из вежливости притворялся, что млеет. И вот в кои-то веки отыскался в Атлантике человек, доставивший ему истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение!
– Предатель! – сжав кулаки, процедил я и демонстративно отвернулся, не желая смотреть на это безобразие. – Ну погоди, старый лежебока, ты еще поклянчишь у меня курадо! До самого Гексатурма будешь одними мотыльками питаться!..
Пристроив неразлучных братьев Ярнклота и Ярнскида в пассажирском кресле, сам захватчик расположился возле них прямо на палубе, подстелив себе под зад лишь тонкое одеяло. Убби достал его и прочие бытовые мелочи из своего вещмешка, что во время стычки с кабальеро дожидался хозяина на вершине холма.
Пожалуй, единственный плюс в ситуации, когда ваш бронекат захватывают северяне, это их хваленая неприхотливость. Они никогда не потребуют от вас обслуживать их по высшему разряду и вообще не станут докучать вам ни просьбами, ни придирками. Я также не сомневался, что несмотря на свое пренебрежение к нам, Сандаварг не побрезгует взять в руки лопату или другой инструмент, когда в его помощи может возникнуть нужда. Ну и, разумеется, за ним еще оставалась охрана груза. Хотя в нашем безысходном положении рассчитывать на кулаки Убби – все равно что отбиваться полотенцем от стаи кактусовых ос. При мысли о доне Балтазаре, перед которым нам вскоре придется держать ответ, мне хотелось подойти к брату Ярнклоту и от отчаяния самому разбить себе голову о его шипастый бок.
Ступив на палубу, разложив вещи и отобрав у нас все оружие вплоть до отверток, наймит отправился изучать наши палубные баллестирады – кормовой и носовой «Сморкачи» и две бортовые «Плаксы». Не сказать, чтобы они привели Сандаварга в восторг, но функция их автоматической перезарядки ему очень понравилась.
Этот механизм представлял собой отходящую от раздаточного узла ДБВ целую систему валов. Они были проведены внутри орудийных стоек и заканчивались храповиками, которые в ходе боя непрерывно вращались. Чтобы натянуть толстые тетивы баллестирад, стрелку стоило лишь нажать на специальную педаль. После чего орудие чуть опускалось на стойке, его червячно-рычажное взводное устройство входило в сцепление с храповиком и выполняло свою работу. После взведения срабатывала автоматика, «Сморкач» либо «Плакса» возвращались посредством пружины на место и отсоединялись от заряжающей системы. А после выстрела все повторялось заново. Такая вот в целом немудреная схема. Однако судя по реакции ознакомившегося с ней северянина, прежде ему не доводилось сталкиваться с подобного рода механизмами.
Пока захватчик вникал в принцип перезарядки баллестирад, Гуго позвал меня к себе якобы для консультации по «одному техническому вопросу». Я застопорил штурвал – впереди по курсу был как раз ровный и прямой участок пути – и спустился в моторный отсек. Взяв для отвода глаз из ящика с запчастями какую-то шестерню, Сенатор сделал вид, будто демонстрирует мне на ней некий дефект, а сам при этом повел речь совсем о другом.
– Неужто вы, мсье шкипер, собираетесь мириться с таким положением дел? – спросил он, нахмурившись и указав глазами на палубу, где по-хозяйски расхаживал Сандаварг. – А если, перемахнув через Срединный хребет, этот тип прикажет нам двигаться не в Гексатурм, а на север? Например, к Исландскому плато, где, по слухам, еще живут остатки таких отморозков, как Убби. Это же как минимум пять тысяч лишних километров туда и столько же назад! И ладно бы оплаченных километров! От Сандаварга мы, ясное дело, награды не дождемся, но ведь и в обратный рейс придется порожняком идти! Или вы считаете, мы найдем себе на безлюдном севере подходящего клиента?
– Я бы на вашем месте, Сенатор, переживал сейчас совсем не об этом, – заметил я, укоризненно покачав головой. – Сомневаюсь, что мы вообще доберемся до Хребта. Уже послезавтра мы будем делать в лучшем случае полторы сотни километров в день – расстояние, которое Кавалькада покроет намного быстрее. Плюс она может передвигаться ночью, а мы – нет. Дон Балтазар настигнет нас еще до каньона Зеленого Мыса. Так что давайте подумаем, как нам отбрехаться от всего этого, когда гвардейцы прикончат северянина. Живым-то он им точно не сдастся, тут и спорить нечего.
– Вот я и думаю, мсье Проныра, а не лучше ли нам самим, как бы это правильнее выразиться… – Де Бодье смутился и уставился на шестерню, словно она могла помочь ему сформулировать мысль. – Хм… ускорить, так сказать, естественный ход событий. Ведь северянин так и так не жилец, вы согласны? Поэтому нет ничего зазорного в том, если мы его… э-э-э… Ну, вы, надеюсь, меня понимаете.
– Безусловно, mon ami, – кивнул я, многозначительно прищурившись. – И каким же образом, по-вашему, мы его э-э-э?..
– Да мало ли есть на свете способов ссадить с палубы неугодного пассажира! – Гуго патологически ненавидел называть вещи своими именами, если они – вещи – имели отношение к умышленному им беззаконию. Когда Сенатор начинал говорить со мной в такой манере, я тоже невольно заражался ею и брался отвечать ему подобными туманными намеками. – Вам что, никогда не доводилось раньше этим заниматься?
– Вы будете смеяться: нет! – честно признался я. – Все прежние пассажиры «Гольфстрима» были, как правило, честными и добропорядочными людьми. Так что прошу вас: не сочтите за труд и просветите меня в этом малознакомом вопросе.
И арестует, потому что иначе дон Балтазар спросит у него, почему он помогал грязным убийцам – сиречь нам – заметать следы преступления. А заодно осведомится, не отыскался ли ненароком на Нэрской равнине неиссякаемый источник воды, раз Сенегалец вздумал напрочь рассориться с хозяйкой водоналивных танкеров. В общем, дабы подобная проруха не сгубила старину Фаруха, о дегустации его хваленого виски нам пришлось категорически забыть.
Хоронить останки шестерых гвардейцев и трех лошадей (двух покалеченных животных Убби тоже из жалости добил) своими силами у нас попросту не было времени. Выжившие рапидо разбежались по округе, и даже успей мы избавиться от улик, вскоре беспризорные скакуны так или иначе прискачут в поселок, к поилке. Поэтому нам пришлось спешно бросить все и рвать когти на восток до того, как весть о случившемся достигнет Стервятников.
Само собой, я никогда не поступил бы так без крайней нужды. Добраться до Сенегальца, все ему объяснить, дождаться дона Балтазара, отдать ему эти треклятые контейнеры и доказать тем самым, что мы непричастны к гибели его людей… Вот что я намеревался предпринять после резни, учиненной этим кровожадным чокнутым северянином. В отличие от него я не псих и вовсе не горю желанием затевать войну с Владычицей Льдов…
Однако все опять обернулось крайне невыгодным для нас образом. Не успели мы прийти в себя, как Сандаварг тут же объявил, что отныне мой буксир принадлежит ему вместе с экипажем и грузом. Всего на один рейс, уточнил при этом Убби, но для меня это было весьма сомнительным утешением. Видеть «Гольфстрим» во власти такого чудовища, даром что временной, я не мог даже в самых страшных своих кошмарах.
На первый вопрос Сандаварга – как меня зовут? – я, в отличие от капитана гвардейцев, ответил без черепно-мозговых последствий. А вот на более щекотливый второй вопрос – куда, загрызи нас пес, подевался наш наниматель Макферсон? – дать ответ было уже не так-то легко. К счастью, пока я подбирал нужные слова, мне на помощь пришел Гуго. Будучи тоже в некотором роде северянином, он счел своим долгом выручить меня на переговорах со своим «земляком». О котором Сенатор – какое удачное совпадение! – был вдобавок мало-мальски наслышан.
– Имеем ли мы честь говорить с тем самым мсье Сандаваргом, чей отец некогда входил в совет старейшин Аркис-Свальбарда? – полюбопытствовал де Бодье, выступив вперед и отпустив крепышу-коротышу учтивый полупоклон.
– Твой слух в порядке, толстяк, – подтвердил тот, протирая кистень ветошью, найденной в седельной сумке одного из своих мертвых врагов. – Я – Убби Сандаварг, сын Эйнара, внук Бьорна и потомок Родерига Сандаваргов. А ты, я вижу, уроженец Аркис-Капетинга – дыры, где пьют самое кислое пойло и дрючат самых дорогих шлюх в мире?
Сенатор, конечно же, не оскорбился. Напротив – представился со всей присущей ему галантностью и отметил, что еще не слышал более лаконичного и емкого описания своей горячо любимой родины.
– Если вы и есть тот человек, с кем мсье Макферсон планировал здесь встретиться, – продолжал Гуго, – боюсь, мы вынуждены сообщить вам пренеприятное известие. Крепитесь, мсье: сломленный неизлечимым недугом, ваш друг покинул бренный мир вчера на рассвете и был погребен в Пуэрто-Риканской бездне, как и подобает, со всеми почестями…
– Не думаю, что эта новость станет для сеньора Убби чересчур тяжким потрясением, – фыркнула Малабонита, окинув взором поле отгремевшего побоища. Я незаметно толкнул ее локтем в бок, дабы помалкивала. Сандаварг не производил впечатление человека, способного терпеть в свой адрес усмешки, даже самые безобидные.
– То-то я гляжу, старика с вами нет, а вы стоите передо мной, словно в дерьмо опущенные, – хмыкнул просветленный северянин. – Однако я рад, что вы не задали деру и мне не пришлось гоняться за вами по Атлантике, дабы познакомить вас с братом Ярнклотом.
– С кем познакомить, прошу прощения? – переспросил де Бодье, расплывшись в вежливой улыбке. Которая вмиг слетела у него с лица, когда крепыш уточнил, кого или, вернее, что он имеет в виду.
– Брат Ярнклот, – пояснил Убби, ткнув пальцем в лежащее у него на ладони шипастое ядро. После чего указал на прислоненный к колесу буксира щит: – А это – брат Ярнскид. Советую также относиться к ним с почтением. Дороже и ближе их у меня сегодня никого нет.
– Как трогательно! – проворчала Долорес, проигнорировав мое давешнее предостережение. – Только вот семейное сходство в упор не прослеживается.
– Мистер Сандаварг! – возмутился я, оттеснив плечом невоздержанную на язык Малабониту. – Присваивать себе чужой товар не входит в наши правила, поэтому не наводите на нас напраслину! Мы, как и вы, тоже, знаете ли, соблюдаем свой кодекс чести! Однако бойня, которую вы здесь учинили, нам категорически не нравится. В цивилизованном мире спорные вопросы так не решаются. Согласен, кабальеро тоже перегнули палку и угрожали нам, но вряд ли они привели бы свои угрозы в исполнение. Если у вас есть документы на этот груз, вам следовало предъявить их гвардейцам. Если нет, но вы все равно считаете себя его владельцем, вы могли бы обратиться лично к дону Балтазару и оспорить этот вопрос с ним. Но убивать посланников Владычицы из-за имущественных разногласий – дело в высшей степени неосмотрительное!
– Да мне плевать, что ты обо всем этом думаешь, Проныра! – ответил северянин. – Во-первых, мертвый старик никакой мне не друг. Я – такой же, как вы, наемник, только нанял меня не Макферсон, а кое-кто другой. Во-вторых, меня послали сюда проследить, чтобы вещи старика доехали до места назначения. И, пока я жив, я в лепешку расшибусь, чтобы они туда доехали, с хозяином или без. И третье: если, загрызи вас пес, вы намерены мне в этом помешать, с вами буду говорить уже не я, а брат Ярнклот. Он, конечно, не так любезен, как этот ваш толстый болтун, но доводы у него всегда железные. Все ясно? Еще вопросы есть?
– Да. – Я немного оклемался от пережитого потрясения и решил, что каким бы скорым на расправу ни был Сандаварг, прогибаться и лебезить перед ним мы не станем. В конце концов, у нас тоже есть гордость, пусть и живущая в извечном конфликте с инстинктом самосохранения. – А ваши братья Ярнклот и Ярнскид умеют управлять буксиром и читать шкиперский Атлас? Это я к чему: ведь если они вдруг обидят кого-то из моего экипажа…
– Этого не случится, если вы выполните все условия вашего договора с Макферсоном, – перебил меня Убби.
– Но ты – не Макферсон, чтобы нами распоряжаться! – выкрикнула у меня из-за спины Долорес. Гуго вжал голову в плечи и отступил от нас на два шага. Видимо, затем, чтобы брат Ярнклот не забрызгал его нашими мозгами.
– Кто эта женщина, которая имеет наглость встревать в мужской разговор? – прищурившись, вгляделся в Малабониту Сандаварг. Такое впечатление, что он лишь сейчас ее заметил. Мне даже стало за нее обидно, ведь Моя Радость всегда казалась мне такой очаровашкой. Да и не только мне. Везде, где бы она ни появилась, всегда невольно притягивала к себе взгляды мужчин.
– Это моя жена Долорес. Она – полноправный член нашей команды, поэтому ей тоже разрешено принимать участие в переговорах, – поспешил я объясниться.
– Давать слово глупой женщине?! О, как же я ненавижу ваши распущенные южные нравы! – признался северянин. – Но раз у вас так заведено, значит, традицию нужно уважать. Как, впрочем, и чужих жен – это уже священная традиция наших краев… Да, женщина, ты абсолютно права: я не Макферсон и не ваш наниматель. Но я – человек, который отвечает за этот груз гораздо больше, чем вы! Поэтому ваши колебания и нерешительность вынуждают меня объявить, что отныне «Гольфстрим» переходит под мое командование, а его шкипер будет выполнять мои приказы всю дорогу отсюда до Гексатурма. Что вам грозит за неподчинение, я уже сказал и не намерен повторяться. А теперь, Проныра, поднимайся со своей командой на борт и приступайте к выполнению ваших прямых обязанностей! И без разговоров, загрызи вас пес! Здесь нам задерживаться не только глупо, но и опасно…
Нэрский Столп скрылся за горизонтом вечером, примерно за полчаса до ночной остановки. Впрочем, его исчезновение не придало мне ни покоя, ни уверенности в завтрашнем дне. У посланных на наш перехват гвардейцев наверняка имелись при себе почтовые голуби. Так что когда Сенегалец отыщет трупы кабальеро, он обязательно отправит дону Балтазару тревожную весточку, где бы тот ни находился. После чего Кавалькада ринется за нами в погоню и будет скакать без отдыха и сна до тех пор, пока нас не настигнет. Демерарские рапидо несут всадников по хамаде сутки напролет, а вот наш тяжелый, неповоротливый «Гольфстрим» может уповать лишь на глаза впередсмотрящего. Какой бы зоркой ни была Малабонита, проницать взором ночь она, увы, не умела.
Настроение у всех, кроме ублюдка Сандаварга, было подавленное. Появлению на борту нового пассажира – или, точнее, захватчика – обрадовался один Физз. Завидев его, вальяжно разлегшегося на крыше рубки, Убби неожиданно подошел к варану и, почтительно склонив перед ним голову, проговорил что-то на непонятном языке, в котором преобладали шипящие и свистящие звуки. Нас это, однако, не слишком удивило. Вся Атлантика наслышана о культовом поклонении северян животным, обладающим способностью фосфоресцировать. Но мы все равно затаили дыхание, предвкушая, что ответит ящер на почтительность Сандаварга. «Херьмо!» – вот как старина Физз без обиняков ее оценит. То-то, поди, после таких слов у краснокожего рожа от злобы вытянется…
Херьмо не херьмо, а рожи в итоге повытягивались у нас. И не от злобы, а от изумления. Варан и впрямь ответил Убби! И не по-человечески, а на том же самом тарабарском языке, на каком обращался к нему захватчик!
И ладно бы этим их коротким разговором священнодействие завершилось! Нет, ящеру этого показалось мало! Прошипев приветствие (или что он там сейчас произнес), он спустился с рубки, подковылял к северянину и, взъерошив чешую, позволил тому почесать ему шею. Что, между прочим, всегда считалось исключительно моей привилегией! Вид у Физза при этом был настолько довольный, как будто раньше, когда я оказывал ему подобную любезность, он лишь из вежливости притворялся, что млеет. И вот в кои-то веки отыскался в Атлантике человек, доставивший ему истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение!
– Предатель! – сжав кулаки, процедил я и демонстративно отвернулся, не желая смотреть на это безобразие. – Ну погоди, старый лежебока, ты еще поклянчишь у меня курадо! До самого Гексатурма будешь одними мотыльками питаться!..
Пристроив неразлучных братьев Ярнклота и Ярнскида в пассажирском кресле, сам захватчик расположился возле них прямо на палубе, подстелив себе под зад лишь тонкое одеяло. Убби достал его и прочие бытовые мелочи из своего вещмешка, что во время стычки с кабальеро дожидался хозяина на вершине холма.
Пожалуй, единственный плюс в ситуации, когда ваш бронекат захватывают северяне, это их хваленая неприхотливость. Они никогда не потребуют от вас обслуживать их по высшему разряду и вообще не станут докучать вам ни просьбами, ни придирками. Я также не сомневался, что несмотря на свое пренебрежение к нам, Сандаварг не побрезгует взять в руки лопату или другой инструмент, когда в его помощи может возникнуть нужда. Ну и, разумеется, за ним еще оставалась охрана груза. Хотя в нашем безысходном положении рассчитывать на кулаки Убби – все равно что отбиваться полотенцем от стаи кактусовых ос. При мысли о доне Балтазаре, перед которым нам вскоре придется держать ответ, мне хотелось подойти к брату Ярнклоту и от отчаяния самому разбить себе голову о его шипастый бок.
Ступив на палубу, разложив вещи и отобрав у нас все оружие вплоть до отверток, наймит отправился изучать наши палубные баллестирады – кормовой и носовой «Сморкачи» и две бортовые «Плаксы». Не сказать, чтобы они привели Сандаварга в восторг, но функция их автоматической перезарядки ему очень понравилась.
Этот механизм представлял собой отходящую от раздаточного узла ДБВ целую систему валов. Они были проведены внутри орудийных стоек и заканчивались храповиками, которые в ходе боя непрерывно вращались. Чтобы натянуть толстые тетивы баллестирад, стрелку стоило лишь нажать на специальную педаль. После чего орудие чуть опускалось на стойке, его червячно-рычажное взводное устройство входило в сцепление с храповиком и выполняло свою работу. После взведения срабатывала автоматика, «Сморкач» либо «Плакса» возвращались посредством пружины на место и отсоединялись от заряжающей системы. А после выстрела все повторялось заново. Такая вот в целом немудреная схема. Однако судя по реакции ознакомившегося с ней северянина, прежде ему не доводилось сталкиваться с подобного рода механизмами.
Пока захватчик вникал в принцип перезарядки баллестирад, Гуго позвал меня к себе якобы для консультации по «одному техническому вопросу». Я застопорил штурвал – впереди по курсу был как раз ровный и прямой участок пути – и спустился в моторный отсек. Взяв для отвода глаз из ящика с запчастями какую-то шестерню, Сенатор сделал вид, будто демонстрирует мне на ней некий дефект, а сам при этом повел речь совсем о другом.
– Неужто вы, мсье шкипер, собираетесь мириться с таким положением дел? – спросил он, нахмурившись и указав глазами на палубу, где по-хозяйски расхаживал Сандаварг. – А если, перемахнув через Срединный хребет, этот тип прикажет нам двигаться не в Гексатурм, а на север? Например, к Исландскому плато, где, по слухам, еще живут остатки таких отморозков, как Убби. Это же как минимум пять тысяч лишних километров туда и столько же назад! И ладно бы оплаченных километров! От Сандаварга мы, ясное дело, награды не дождемся, но ведь и в обратный рейс придется порожняком идти! Или вы считаете, мы найдем себе на безлюдном севере подходящего клиента?
– Я бы на вашем месте, Сенатор, переживал сейчас совсем не об этом, – заметил я, укоризненно покачав головой. – Сомневаюсь, что мы вообще доберемся до Хребта. Уже послезавтра мы будем делать в лучшем случае полторы сотни километров в день – расстояние, которое Кавалькада покроет намного быстрее. Плюс она может передвигаться ночью, а мы – нет. Дон Балтазар настигнет нас еще до каньона Зеленого Мыса. Так что давайте подумаем, как нам отбрехаться от всего этого, когда гвардейцы прикончат северянина. Живым-то он им точно не сдастся, тут и спорить нечего.
– Вот я и думаю, мсье Проныра, а не лучше ли нам самим, как бы это правильнее выразиться… – Де Бодье смутился и уставился на шестерню, словно она могла помочь ему сформулировать мысль. – Хм… ускорить, так сказать, естественный ход событий. Ведь северянин так и так не жилец, вы согласны? Поэтому нет ничего зазорного в том, если мы его… э-э-э… Ну, вы, надеюсь, меня понимаете.
– Безусловно, mon ami, – кивнул я, многозначительно прищурившись. – И каким же образом, по-вашему, мы его э-э-э?..
– Да мало ли есть на свете способов ссадить с палубы неугодного пассажира! – Гуго патологически ненавидел называть вещи своими именами, если они – вещи – имели отношение к умышленному им беззаконию. Когда Сенатор начинал говорить со мной в такой манере, я тоже невольно заражался ею и брался отвечать ему подобными туманными намеками. – Вам что, никогда не доводилось раньше этим заниматься?
– Вы будете смеяться: нет! – честно признался я. – Все прежние пассажиры «Гольфстрима» были, как правило, честными и добропорядочными людьми. Так что прошу вас: не сочтите за труд и просветите меня в этом малознакомом вопросе.