Страница:
– Все правильно! – глаза Тамбурини лихорадочно заблестели. Мой контраргумент его вовсе не смутил, а, напротив, придал ему уверенности. – И это означает лишь одно: те, кто напал на «Зигфрид», провели дезинфекцию лишь на палубе, а в трюм не совались.
– Чего-чего провели? – набычился Убби. Он был единственным из нас, кому это мудреное слово оказалось незнакомым.
– Тщательную очистку палубы от всего того, чего мы на ней не наблюдаем, – поспешил уточнить Дарио.
Северянина всегда злило, когда собеседник брался говорить с ним на непонятном ученом языке, в котором неотесанный наемник ни бельмеса не понимал. Я тоже ранее не сталкивался с таким понятием, как «дезинфекция». Зато мне были знакомы слова «инфекция» и «дезорганизация». Отняв у второго приставку и прилепив ее к первому, я без проблем решил задачку Дарио и понял, что он хотел нам сказать. Словарная память Убби ничего такого не содержала, да и вообще не имела склонности впитывать бесполезные для хозяина сведения.
– Desinfection? – переспросил Сенатор. – Desinfection от чего? Неужели от всей органики, включая бедных мадам и мсье табуитов, да простят они мне мой цинизм? Но… зачем вдруг вактам это понадобилось? Если бы земная органика была для них опасна, они не прожили бы в нашем мире и часа!
– Боюсь, господа, здесь все сложнее, чем нам кажется. Гораздо, гораздо сложнее, – помрачнев, подытожил Дарио и покрутил в пальцах талисман удачи Зенона. Или, точнее, талисман неудачи, каким он стал, лишившись всех жемчужных бусин. – Мсье де Бодье верно подметил насчет вактов. Они – высокотехнологичные машины, созданные Вседержителями как раз для нынешних земных условий. Вактам не страшна биологическая угроза в лице человека и среды его обитания. А вот их хозяевам на поверхности нашей планеты есть чего опасаться. Ведь недаром они так редко спускаются с вершин своих Столпов. А нападают на людей еще реже. По крайней мере табуитам о подобных случаях неизвестно, а уж мы-то собрали о пришельцах немало информации.
– Не хочешь ли ты сказать, что здесь побывали сами Вседержители?! – усомнился Убби.
– Я не знаю, – честно признался Тамбурини и развел руками. – Но отсутствие следов на земле и присутствие странных снарядов наводит на мысль, что «Зигфрид» был атакован летучим кораблем Вседержителей. На нем же, судя по всему, прибыл и вакт, чьи когти они использовали для прорыва брони строймастера. Но перед тем, как захватчики вторглись в обиталище людей, они провели здесь тщательную стерилизацию…
– Загрызи тебя пес! – Северянин вытаращился на парня так, будто тот вдруг залепил ему пощечину. – Да у тебя мозги вконец перегрелись! Возможно, тела монахов и впрямь уничтожили так, как ты сказал. Но яйца-то им зачем перед этим отрезать?
– Яйца?! – не врубился Дарио и на всякий случай отступил от крепыша-коротыша подальше. – Какие такие яйца, о чем вы? Я ни слова не сказал о яйцах! И даже не намекал ни на что подобное!..
Следующие пару минут наемник и табуит потратили на то, чтобы вновь обрести взаимопонимание. На сей раз Сандаварг споткнулся за тот же камень, только с другой стороны. Это новое, необдуманно брошенное Дарио слово было Убби знакомо. Загвоздка состояла в другом. Ранее северянин слышал о стерилизации не от табуитов, а от коневодов с равнины Демерара, которые называли так одну специфическую ветеринарную процедуру.
Повторно угодивший впросак Убби, однако, не изрек самокритично: «Век живи – век учись!» Он воспринял свою оплошность как истинный северянин. В смысле, порекомендовал Тамбурини то, о чем уже напоминал де Бодье: не выпендриваться и накрепко усвоить, что иногда в разговоре с северянами заумное слово может стать последним словом в жизни того, кто его произнес.
– Ты сказал, что Вседержители редко спускаются со Столпов на своих летучих кораблях, – вернул я к теме получившего очередной жизненный урок парня. – Но за пределами Гексатурма о таких случаях никому не известно. Неужели кому-то из монахов доводилось видеть пришельцев собственными глазами?
– Так и было, – подтвердил Дарио, настороженно косясь на все еще хмурящегося Убби. – Некоторые видели. Вы ведь знаете, что в храме Чистого Пламени мы пользовались многими древними технологиями. И что мои братья часто надевали дыхательные маски, подсоединяли к ним баллоны со сжатым воздухом и поднимались на вершины плато. Довольно часто эти смельчаки забредали так далеко, как никто в Атлантике давным-давно уже не способен. Там-то они и встречались со Вседержителями. За последние полторы сотни лет это происходило трижды.
– И какие же они – Вседержители? – спросил заинтригованный, как все мы, Гуго.
– Они похожи на нас, что само по себе любопытно. Хотя наши ученые и прежде высказывали мысль, что пришельцы, использующие «механические» технологии, могут иметь много точек соприкосновения со здешними формами жизни. В том числе – в строении тел высших представителей земной и инопланетной природы.
– С точки зрения механика, я бы не назвал конструкцию человеческого тела удачной, – заметил Сенатор. – Хотя эволюции, конечно, было в свое время виднее.
– Вседержители напоминают нас лишь в общих чертах, – продолжал Тамбурини. – Во-первых, их рост достигает трех метров. А во-вторых, для перемещения по земной поверхности они используют тяжелые, громоздкие скафандры и глухие шлемы без смотрового стекла. В отличие от самих Вседержителей, их летучие корабли мы видели только издали. Всегда, как только пришелец замечал человека, он доставал какой-то гудящий прибор и грубо отгонял нас. По крайней мере наши исследователи истолковали эти действия как вполне весомую угрозу. А от гудения того прибора всем становилось дурно, и кожа потом на несколько дней покрывалась сыпью.
– То есть дружеское общение между вами и Вседержителями не состоялось? – догадался я.
– Разумеется, мы всячески пытались выйти на контакт. Но увы – так же, как в год Всемирного Затмения, пришельцы категорически отказывались делать это. Впрочем, наблюдать за ними издали нам не возбранялось, и мы составили о них кое-какое общее представление… Если хотите, я расскажу об этом поподробнее. Только место для такой беседы здесь не самое подходящее. Может, сделаем это на «Гольфстриме», за ужином?
– Боюсь, что сегодня за ужином у нас не будет времени на разговоры, – ответил я и глянул в бойницу на багровеющее солнце, что почти достигло западного склона котловины. – Готовьтесь. Впереди нас ждет бессонная и трудная ночка. Никто не будет сидеть без дела, обещаю. Скажу больше, я был бы не прочь привлечь к работе даже дона Балтазара, поскольку лишняя пара рук нам сегодня не помешала бы. Вот только гордый сеньор кабальеро вряд ли согласится замарать с нами за компанию руки.
– Не осмеливался спросить вас прежде, мсье шкипер, – оживился де Бодье, – но раз вы сами завели об этом речь… Нужно ли понимать, что вы хотите демонтировать с «Зигфрида» Неутомимого Трудягу?
– Совершенно верно, mon ami! Мы с вами не в том положении, чтобы проехать мимо бесхозного двигателя безостановочного вращения – ДБВ и не подобрать его. Ни один перевозчик в мире не упустит такой шанс, если обстановка позволяет, – обнадежил я Сенатора. – А если у кого-то есть возражения или замечания, высказывайте их сейчас, пока мы не приступили к работе.
– Я так понимаю, что это – не дружеская просьба, а деловое предложение. – Краснокожий наемник быстро учуял, откуда дует ветер. – Я помогаю вам снимать вашего Трудягу, а ты не забываешь обо мне, ежели тебе повезет найти на него покупателя.
– Не «вашего», а нашего Трудягу, – поправил я северянина. – У тебя на него столько же прав, сколько у прочих членов команды. Кроме, разумеется, моего единоличного права взять с ваших долей прибыли шкиперский процент… Конечно, если такое время вообще когда-нибудь наступит. Так что не будем пока об этом. Давайте сначала сделаем дело, а дальше будет видно.
– Насколько я знаком с вашими законами, – неуверенно подал голос Тамбурини, – у вас принято подбирать брошенную, но способную двигаться технику целиком, а не расклепывать ее на части. Ведь всегда может объявиться тот, кто захочет выкупить вашу находку. Например, ее чудом оставшийся в живых хозяин или его правомочные наследники… Нет, я не возражаю, я просто… хочу уточнить кое-какие детали.
– Да, такое правило есть. Перевозчик, завладевший утерянной в хамаде техникой, должен дать шанс ее бывшему владельцу, если таковой вдруг отыщется, вернуть свою собственность, – не стал я отрицать. – Но в законе имеется оговорка. Брошенный бронекат не разбирается на месте, если среди отыскавших его перевозчиков есть те, кто способен им управлять Если же таких людей в команде нет, шкипер волен поступать по своему усмотрению. У нас, как видишь, людей раз-два и обчелся. Поэтому судьба «Зигфрида» предрешена и не обсуждается. Но даже будь ты способен заменить мсье де Бодье на его посту, я не отправил бы его управлять нашей находкой по одной причине. Этот строймастер уже накликал на себя гнев Вседержителей. И накличет его на нас, если мы пойдем в одном конвое.
– Хотелось бы мне ошибаться, шкипер Проныра, – заметил продолжающий робеть Тамбурини, – но, боюсь, причина гибели «Зигфрида» не является такой уж большой загадкой. Он погиб из-за нас!
– Это еще почему? – удивился я. – Никто не спорит, что нападение Вседержителей на людей – экстраординарное событие! Но если задуматься, что в нем такого невероятного? Живущим возле дороги термитам тоже может казаться, что человеку нет до них дела, раз проезжающие мимо бронекаты не причиняют им вреда. Но если однажды какой-нибудь перевозчик шутки ради раздавит колесом термитник, разве это будет означать, что все перевозчики мира вдруг возненавидели этих насекомых? Хотя, конечно, термитам покажется именно так. Почему пришельцы нападали на нас, мы в курсе. Но с таким же успехом они могут атаковать любой другой бронекат. Просто, как я уже сказал, шутки ради. И мы тут уже ни при чем.
– Если Вседержители напали на «Зигфрид» с целью покуражиться и посмотреть, что у него внутри, почему они осмотрели лишь палубу, но не стали спускаться в трюм? – возразил мне странным вопросом Дарио.
– Да мало ли, почему… – Я замешкался, не понимая, куда он клонит. – Может, на палубе они разузнали все, что нужно, и на том решили закруглиться.
– А может, целью пришельцев был поиск чего-то конкретного? Например, некоего крупногабаритного и тяжелого предмета? Такого, что мог поместиться на палубе строймастера, но не влез бы к нему в трюм. Вот почему трюм налетчиков и не заинтересовал.
– Ты полагаешь, летучий корабль Вседержителей охотится за нашим контейнером и по ошибке атаковал другой бронекат?
– А вам кажется, что подобное невозможно?
Я не нашелся что ответить и задумчиво почесал макушку.
– Поди ж ты! – усмехнулся Убби. – Готов признать, в забитой хламом башке нашего грамотея порой рождаются толковые мысли. А ты случайно еще не придумал, парень, как нам расправиться с этой летучей развалюхой, если она и до нас доберется?
Дарио зябко поежился и огорченно помотал головой.
– Пока что мы знаем одно: легкие орудия Вседержителей пробивают двухсантиметровую броню, но двойной ее слой пробить не могут, – рассудил я, указав на продырявленные борта. – Тяжелые орудия пробивают двойную преграду, но их снаряды вязнут в ней и дальше не пролетают. Толщина бортов истребителя пять сантиметров, а обшивки рубки и моторного отсека – все восемь. Поэтому от обстрела мы худо-бедно защищены. Осталось решить, как нам отбиться от десанта и не позволить ему отрезать наши яйца… пардон – подвергнуть «Гольфстрим» стерилизации. И вот тут мне никакие мысли пока в голову не приходят. Поэтому предлагаю не тратить время на болтовню, а перекусить и приступить к работе. Чем раньше начнем, тем раньше закончим и уедем из этого проклятого места…
Удачно, что полнолуние настало именно сегодня. Двигаться по хорошей дороге при неполной луне еще можно, а вот заниматься мародерством – вряд ли. А особенно трудоемким мародерством, какое предстояло нам.
Снимать с «Зигфрида» его главную ценность – двигатель безостановочного вращения – следовало в последнюю очередь. Без ДБВ кран, лебедки, резаки и помпа строймастера переставали функционировать, а мы еще собирались ими воспользоваться. Поставив «Гольфстрим» рядом с «Зигфридом» так, что они практически соприкоснулись колесами, я посадил де Бодье за пульт управления краном, а мы с Убби заделались стропальщиками. Перво-наперво сняли с мостика и выбросили за борт обломанную верхушку мачты. Расставаться с ней было не жаль. После аварийного сноса мачту уже не восстанавливают, а заменяют новой. Суждено ли мне дожить до этого дня или нет, одной богине Авось известно, но пока придется обходиться без марса. Что, конечно, рискованно, но все же не смертельно.
Избавившись от громоздкого обломка, взялись за контейнер с «черной грязью». Трогать его лишний раз не хотелось, но возить тяжелый груз в таком нетранспортабельном положении – торчащим наискось в пробитой им же дыре, – тоже небезопасно. Поплевав на руки, мы прицепили стропы к опоясывающим ящик хомутам с проушинами и стали мало-помалу вытягивать его из пробоины.
Вскоре столкнулись с первыми трудностями. Раньше на контейнере не было крепежных приспособлений – табуиты присобачили их уже после того, как мы доставили груз в храм Чистого Пламени. Однако от удара о палубу хомуты сбились и перекосились. А когда кран «Зигфрида» потянул двенадцатитонный куб вверх, сделанные на скорую руку крепления попросту отвалились.
Хорошо, что ящик к этому моменту был извлечен из пролома и отнесен чуть вбок. Благодаря этому он грохнулся не обратно в дыру, а рядом с ней. Само собой, грохнулся не так сильно, как в предыдущий раз. Сейчас он висел всего в полуметре над палубой, и второй пробоины в ней, к счастью, не появилось.
Прочность контейнера, который был выкопан несколько веков назад из недр планеты Марс, затем доставлен на Землю и пережил все дальнейшие катаклизмы, оказалась достаточной, чтобы пережить и эту легкую встряску. Вот только цеплять его краном больше было не за что. Впрочем, это уже не представляло для нас неразрешимую задачу. Теперь, когда мы выдернули из «Гольфстрима» эту «занозу», куб стало можно волочить с помощью нашей грузовой лебедки. Что мы и сделали, опутав его тросом и отбуксировав с носовой палубы к обломанной мачте. Сразу за ней контейнер и пристроили, застопорив его так, чтобы он не сдвинулся с места при большом крене бронеката.
Между тем Долорес и Дарио, пригласив с собой Физза (чему тот безмерно обрадовался и даже засиял в ночи от счастья ярче обычного), отправились перебирать содержимое трюма строймастера. А также пополнять наш резервуар, перекачав в него помпой остатки воды из резервуара «Зигфрида». Кавалькада вычерпала его запасы лишь на три четверти. И последняя из них должна была компенсировать нам ту воду, что мы выпили за минувшие полмесяца. Можно было не сомневаться, что трофейная вода не отравлена, хотя при иных обстоятельствах гвардейцы устроили бы нам такую подлянку. Но только не сегодня, когда дон Риего-и-Ордас пил с нами из одного бака, о чем его compañeros, безусловно, не забывали.
По той же причине они не подсыпали яд в провизию, какую Малабонита и Тамбурини отобрали в трюме строймастера и перетащили к нам. Монахи убегали из Гексатурма в большой спешке и запасались едой без особого разбора, хватая со складских полок все подряд. Мы тоже спешили и трудились без передыху, но у нас было время перегрузить к себе часть припасов Рубнера. А чтобы не забивать наш трюм чем попало, Долорес отбирала лишь самые необходимые и свежие продукты. Ради чего ей и Дарио пришлось вскрыть все ящики и в свете фосфоресцирующего Физза осмотреть, а также обнюхать их содержимое.
Как я говорил, никто не остался без работы. Из-за аврала нам пришлось обойтись без дозорного, чьи обязанности мы поделили между собой. Сенатор по мере сил следил за округой с пульта управления краном. Мы с Убби, бегая по палубе, также периодически выглядывали за борт. Малабонита и Дарио бросали взоры на озаренный луной горизонт, перетаскивая с бронеката на бронекат помповые шланги и продуктовые ящики… И у всех на уме были схожие мысли: прав или нет Тамбурини в том, что Вседержители уничтожили «Зигфрид» по ошибке и что на самом деле они охотились на нас…
Когда в инструментах строймастера отпала надобность, настал черед и его Неутомимого Трудяги. Последнее, на что ушли силы этого ДБВ, прежде чем он был отсоединен от трансмиссии – перепиливание креплений станины, которая удерживала на себе двухтонный агрегат. Такой грубый демонтаж объяснялся тем, что даже Убби не сумел открутить вручную огромные крепежные гайки. Что его, привыкшего во всем добиваться победы, изрядно разозлило. И кабы нас не поджимало время, он рычал бы от натуги и ломал гаечные ключи, пока либо не сорвал бы проклятые гайки, либо не перепортил нам весь инструмент.
Прислушавшись все же к моим мольбам сжалиться над оборудованием, изрыгающий проклятья северянин подпустил-таки к нему топчущегося позади Сенатора. Ярый противник подобного варварства, Гуго тоже был вынужден отступить сегодня от своих «технолюбивых» принципов. Он насадил на гибкий раздаточный вал механическую пилу по металлу (отрадно, что Рубнер не забыл прихватить с собой этот незаменимый в дороге инструмент) и, не доверив ее мне, приступил к работе. Я не протестовал. Обращение с такой техникой требовало аккуратности, и опытные руки механика справятся с ней лучше моих, более привыкших к штурвалу, картографическим приборам и карандашу.
Пока Гуго отсоединял раму Трудяги от каркаса «Зигфрида», мы с Сандаваргом развернули грузовую лебедку и протянули трос с одного бронеката на другой. В обычных условиях ДБВ на бронекатах снимаются краном через специальные потолочные люки в моторных отсеках. Но в полевых условиях каждый справляется с этой задачей как может. Нам повезло, что на инженерных машинах двигатель был установлен в центре палубы, прямо напротив трапа. Это облегчало нам демонтаж, позволив просто вытащить ДБВ по сходням волоком.
Поскольку все Трудяги работают безостановочно, перемещать их без станины проблематично. Этому мешает вращающийся на главном (и единственном) валу маховик, да и весит Трудяга, даже самый мелкий, немало. Но, водруженный на станину, он в придачу к ней получает и салазки, на каких его можно буксировать лебедкой на небольшое расстояние. Это мы и собирались проделать, стянув ДБВ на землю, а затем так же по трапу втащив его на «Гольфстрим». Ну а там для важного «гостя» – не такого важного, как дон Балтазар, но тем не менее, – было уже освобождено местечко, где он сможет храниться до поры до времени, никому не мешая.
В загашнике у Рубнера почему-то не оказалось предохранительного кожуха для двигательного маховика. Но у скопидома Сенатора, который был крайне щепетилен в вопросах техники безопасности, такая штуковина всегда лежала про запас. Установив кожух на отсоединенный от трансмиссии маховик, дабы он не нанес кому-нибудь травму, Гуго перепроверил, как мы опутали станину тросом и надежно ли тот закрепили. И только после этого дал добро на перемещение Трудяги к новому, пока что временному, месту жительства…
Я – перевозчик в третьем поколении, и я всегда бываю растроган, глядя, как Трудяг извлекают из утроб бронекатов. Наверное, нечто подобное чувствуют кочевники, когда им приходится вырезать еще теплое сердце из груди сломавшей лодыжку лошади.
Вот, казалось бы, едет себе бронекат. В нем вовсю гудит ДБВ, крутятся шестерни, вращаются валы, двигаются туда-сюда тяги и штанги, лязгают и скрежещут механизмы… Их шумная суета вызывает в колесной махине вибрацию, в которой легко можно ощутить пульс самой настоящей жизни… Даже когда бронекат останавливается, в нем продолжает пульсировать жизнь. Его иностальное сердце, так же как сердце биологического существа, способно работать без остановки в течение всего отмеренного ему судьбой срока. Но едва Неутомимый Трудяга отключается от всех систем и покидает моторный отсек, бронекат превращается в мертвую, недвижимую конструкцию, пригодную разве что для использования ее в качестве оборонительного укрепления…
…Или же он становится грудой брошенного на краю света металлического хлама, как это произошло с «Зигфридом». Говоря по совести, это не Вседержители, а мы нанесли ему последний, смертельный удар. Но разве мы могли поступить иначе? Разве бросит тот же кочевник в хамаде добитую им павшую лошадь, не срезав у нее с костей мясо?..
Все запланированные нами работы были завершены с первыми рассветными лучами солнца. Переправленный на «Гольфстрим» ДБВ занял отведенное ему место и был надежно привязан тросами к бортовым шпангоутам. А также накрыт тентом, поскольку держать на виду этакое сокровище было бы не слишком разумно. Определить степень его износа могли только опытные клепальщики, но Дарио припомнил, что замена двигателя на строймастере проводилась на его памяти. Когда Тамбурини-младшему исполнилось лет семь или восемь, отец учил его читать карты именно по бортовому Атласу «Зигфрида». И все потому, что Рубнеру Атлас был в тот момент не нужен, поскольку альт-селадор проводил капитальный ремонт бронеката перед установкой на него нового Трудяги. Заменить им наш двигатель, чей срок службы исчислялся уже семьюдесятью годами, я не мог. Мощность ДБВ строймастера была раза в полтора меньше, равно как его габариты. Но на рынке Атлантики за такой сравнительно новый экземпляр я мог при необходимости выменять тридцатилетний движок нужного мне класса. Правда, потом мне придется выплатить Гуго, Убби и Дарио причитающуюся им с этой сделки долю уже из собственного кармана…
Впрочем, все это были лишь далекие от реальности мечты. А пока, сняв фуражку, я стоял в скорбном молчании на опущенном трапе строймастера. И, отдавая ему посмертные почести, мысленно пообещал, что буду рассказывать о «Зигфриде» в каждой встреченной нами артели Стервятников. Возможно, какая-нибудь из них заинтересуется брошенным бронекатом и отрядит сюда экспедицию. И окажет ему почести по всем правилам – разберет его на запчасти и не позволит этому творению рук человеческих бесславно сгинуть под наносами песка…
Глава 4
– Чего-чего провели? – набычился Убби. Он был единственным из нас, кому это мудреное слово оказалось незнакомым.
– Тщательную очистку палубы от всего того, чего мы на ней не наблюдаем, – поспешил уточнить Дарио.
Северянина всегда злило, когда собеседник брался говорить с ним на непонятном ученом языке, в котором неотесанный наемник ни бельмеса не понимал. Я тоже ранее не сталкивался с таким понятием, как «дезинфекция». Зато мне были знакомы слова «инфекция» и «дезорганизация». Отняв у второго приставку и прилепив ее к первому, я без проблем решил задачку Дарио и понял, что он хотел нам сказать. Словарная память Убби ничего такого не содержала, да и вообще не имела склонности впитывать бесполезные для хозяина сведения.
– Desinfection? – переспросил Сенатор. – Desinfection от чего? Неужели от всей органики, включая бедных мадам и мсье табуитов, да простят они мне мой цинизм? Но… зачем вдруг вактам это понадобилось? Если бы земная органика была для них опасна, они не прожили бы в нашем мире и часа!
– Боюсь, господа, здесь все сложнее, чем нам кажется. Гораздо, гораздо сложнее, – помрачнев, подытожил Дарио и покрутил в пальцах талисман удачи Зенона. Или, точнее, талисман неудачи, каким он стал, лишившись всех жемчужных бусин. – Мсье де Бодье верно подметил насчет вактов. Они – высокотехнологичные машины, созданные Вседержителями как раз для нынешних земных условий. Вактам не страшна биологическая угроза в лице человека и среды его обитания. А вот их хозяевам на поверхности нашей планеты есть чего опасаться. Ведь недаром они так редко спускаются с вершин своих Столпов. А нападают на людей еще реже. По крайней мере табуитам о подобных случаях неизвестно, а уж мы-то собрали о пришельцах немало информации.
– Не хочешь ли ты сказать, что здесь побывали сами Вседержители?! – усомнился Убби.
– Я не знаю, – честно признался Тамбурини и развел руками. – Но отсутствие следов на земле и присутствие странных снарядов наводит на мысль, что «Зигфрид» был атакован летучим кораблем Вседержителей. На нем же, судя по всему, прибыл и вакт, чьи когти они использовали для прорыва брони строймастера. Но перед тем, как захватчики вторглись в обиталище людей, они провели здесь тщательную стерилизацию…
– Загрызи тебя пес! – Северянин вытаращился на парня так, будто тот вдруг залепил ему пощечину. – Да у тебя мозги вконец перегрелись! Возможно, тела монахов и впрямь уничтожили так, как ты сказал. Но яйца-то им зачем перед этим отрезать?
– Яйца?! – не врубился Дарио и на всякий случай отступил от крепыша-коротыша подальше. – Какие такие яйца, о чем вы? Я ни слова не сказал о яйцах! И даже не намекал ни на что подобное!..
Следующие пару минут наемник и табуит потратили на то, чтобы вновь обрести взаимопонимание. На сей раз Сандаварг споткнулся за тот же камень, только с другой стороны. Это новое, необдуманно брошенное Дарио слово было Убби знакомо. Загвоздка состояла в другом. Ранее северянин слышал о стерилизации не от табуитов, а от коневодов с равнины Демерара, которые называли так одну специфическую ветеринарную процедуру.
Повторно угодивший впросак Убби, однако, не изрек самокритично: «Век живи – век учись!» Он воспринял свою оплошность как истинный северянин. В смысле, порекомендовал Тамбурини то, о чем уже напоминал де Бодье: не выпендриваться и накрепко усвоить, что иногда в разговоре с северянами заумное слово может стать последним словом в жизни того, кто его произнес.
– Ты сказал, что Вседержители редко спускаются со Столпов на своих летучих кораблях, – вернул я к теме получившего очередной жизненный урок парня. – Но за пределами Гексатурма о таких случаях никому не известно. Неужели кому-то из монахов доводилось видеть пришельцев собственными глазами?
– Так и было, – подтвердил Дарио, настороженно косясь на все еще хмурящегося Убби. – Некоторые видели. Вы ведь знаете, что в храме Чистого Пламени мы пользовались многими древними технологиями. И что мои братья часто надевали дыхательные маски, подсоединяли к ним баллоны со сжатым воздухом и поднимались на вершины плато. Довольно часто эти смельчаки забредали так далеко, как никто в Атлантике давным-давно уже не способен. Там-то они и встречались со Вседержителями. За последние полторы сотни лет это происходило трижды.
– И какие же они – Вседержители? – спросил заинтригованный, как все мы, Гуго.
– Они похожи на нас, что само по себе любопытно. Хотя наши ученые и прежде высказывали мысль, что пришельцы, использующие «механические» технологии, могут иметь много точек соприкосновения со здешними формами жизни. В том числе – в строении тел высших представителей земной и инопланетной природы.
– С точки зрения механика, я бы не назвал конструкцию человеческого тела удачной, – заметил Сенатор. – Хотя эволюции, конечно, было в свое время виднее.
– Вседержители напоминают нас лишь в общих чертах, – продолжал Тамбурини. – Во-первых, их рост достигает трех метров. А во-вторых, для перемещения по земной поверхности они используют тяжелые, громоздкие скафандры и глухие шлемы без смотрового стекла. В отличие от самих Вседержителей, их летучие корабли мы видели только издали. Всегда, как только пришелец замечал человека, он доставал какой-то гудящий прибор и грубо отгонял нас. По крайней мере наши исследователи истолковали эти действия как вполне весомую угрозу. А от гудения того прибора всем становилось дурно, и кожа потом на несколько дней покрывалась сыпью.
– То есть дружеское общение между вами и Вседержителями не состоялось? – догадался я.
– Разумеется, мы всячески пытались выйти на контакт. Но увы – так же, как в год Всемирного Затмения, пришельцы категорически отказывались делать это. Впрочем, наблюдать за ними издали нам не возбранялось, и мы составили о них кое-какое общее представление… Если хотите, я расскажу об этом поподробнее. Только место для такой беседы здесь не самое подходящее. Может, сделаем это на «Гольфстриме», за ужином?
– Боюсь, что сегодня за ужином у нас не будет времени на разговоры, – ответил я и глянул в бойницу на багровеющее солнце, что почти достигло западного склона котловины. – Готовьтесь. Впереди нас ждет бессонная и трудная ночка. Никто не будет сидеть без дела, обещаю. Скажу больше, я был бы не прочь привлечь к работе даже дона Балтазара, поскольку лишняя пара рук нам сегодня не помешала бы. Вот только гордый сеньор кабальеро вряд ли согласится замарать с нами за компанию руки.
– Не осмеливался спросить вас прежде, мсье шкипер, – оживился де Бодье, – но раз вы сами завели об этом речь… Нужно ли понимать, что вы хотите демонтировать с «Зигфрида» Неутомимого Трудягу?
– Совершенно верно, mon ami! Мы с вами не в том положении, чтобы проехать мимо бесхозного двигателя безостановочного вращения – ДБВ и не подобрать его. Ни один перевозчик в мире не упустит такой шанс, если обстановка позволяет, – обнадежил я Сенатора. – А если у кого-то есть возражения или замечания, высказывайте их сейчас, пока мы не приступили к работе.
– Я так понимаю, что это – не дружеская просьба, а деловое предложение. – Краснокожий наемник быстро учуял, откуда дует ветер. – Я помогаю вам снимать вашего Трудягу, а ты не забываешь обо мне, ежели тебе повезет найти на него покупателя.
– Не «вашего», а нашего Трудягу, – поправил я северянина. – У тебя на него столько же прав, сколько у прочих членов команды. Кроме, разумеется, моего единоличного права взять с ваших долей прибыли шкиперский процент… Конечно, если такое время вообще когда-нибудь наступит. Так что не будем пока об этом. Давайте сначала сделаем дело, а дальше будет видно.
– Насколько я знаком с вашими законами, – неуверенно подал голос Тамбурини, – у вас принято подбирать брошенную, но способную двигаться технику целиком, а не расклепывать ее на части. Ведь всегда может объявиться тот, кто захочет выкупить вашу находку. Например, ее чудом оставшийся в живых хозяин или его правомочные наследники… Нет, я не возражаю, я просто… хочу уточнить кое-какие детали.
– Да, такое правило есть. Перевозчик, завладевший утерянной в хамаде техникой, должен дать шанс ее бывшему владельцу, если таковой вдруг отыщется, вернуть свою собственность, – не стал я отрицать. – Но в законе имеется оговорка. Брошенный бронекат не разбирается на месте, если среди отыскавших его перевозчиков есть те, кто способен им управлять Если же таких людей в команде нет, шкипер волен поступать по своему усмотрению. У нас, как видишь, людей раз-два и обчелся. Поэтому судьба «Зигфрида» предрешена и не обсуждается. Но даже будь ты способен заменить мсье де Бодье на его посту, я не отправил бы его управлять нашей находкой по одной причине. Этот строймастер уже накликал на себя гнев Вседержителей. И накличет его на нас, если мы пойдем в одном конвое.
– Хотелось бы мне ошибаться, шкипер Проныра, – заметил продолжающий робеть Тамбурини, – но, боюсь, причина гибели «Зигфрида» не является такой уж большой загадкой. Он погиб из-за нас!
– Это еще почему? – удивился я. – Никто не спорит, что нападение Вседержителей на людей – экстраординарное событие! Но если задуматься, что в нем такого невероятного? Живущим возле дороги термитам тоже может казаться, что человеку нет до них дела, раз проезжающие мимо бронекаты не причиняют им вреда. Но если однажды какой-нибудь перевозчик шутки ради раздавит колесом термитник, разве это будет означать, что все перевозчики мира вдруг возненавидели этих насекомых? Хотя, конечно, термитам покажется именно так. Почему пришельцы нападали на нас, мы в курсе. Но с таким же успехом они могут атаковать любой другой бронекат. Просто, как я уже сказал, шутки ради. И мы тут уже ни при чем.
– Если Вседержители напали на «Зигфрид» с целью покуражиться и посмотреть, что у него внутри, почему они осмотрели лишь палубу, но не стали спускаться в трюм? – возразил мне странным вопросом Дарио.
– Да мало ли, почему… – Я замешкался, не понимая, куда он клонит. – Может, на палубе они разузнали все, что нужно, и на том решили закруглиться.
– А может, целью пришельцев был поиск чего-то конкретного? Например, некоего крупногабаритного и тяжелого предмета? Такого, что мог поместиться на палубе строймастера, но не влез бы к нему в трюм. Вот почему трюм налетчиков и не заинтересовал.
– Ты полагаешь, летучий корабль Вседержителей охотится за нашим контейнером и по ошибке атаковал другой бронекат?
– А вам кажется, что подобное невозможно?
Я не нашелся что ответить и задумчиво почесал макушку.
– Поди ж ты! – усмехнулся Убби. – Готов признать, в забитой хламом башке нашего грамотея порой рождаются толковые мысли. А ты случайно еще не придумал, парень, как нам расправиться с этой летучей развалюхой, если она и до нас доберется?
Дарио зябко поежился и огорченно помотал головой.
– Пока что мы знаем одно: легкие орудия Вседержителей пробивают двухсантиметровую броню, но двойной ее слой пробить не могут, – рассудил я, указав на продырявленные борта. – Тяжелые орудия пробивают двойную преграду, но их снаряды вязнут в ней и дальше не пролетают. Толщина бортов истребителя пять сантиметров, а обшивки рубки и моторного отсека – все восемь. Поэтому от обстрела мы худо-бедно защищены. Осталось решить, как нам отбиться от десанта и не позволить ему отрезать наши яйца… пардон – подвергнуть «Гольфстрим» стерилизации. И вот тут мне никакие мысли пока в голову не приходят. Поэтому предлагаю не тратить время на болтовню, а перекусить и приступить к работе. Чем раньше начнем, тем раньше закончим и уедем из этого проклятого места…
Удачно, что полнолуние настало именно сегодня. Двигаться по хорошей дороге при неполной луне еще можно, а вот заниматься мародерством – вряд ли. А особенно трудоемким мародерством, какое предстояло нам.
Снимать с «Зигфрида» его главную ценность – двигатель безостановочного вращения – следовало в последнюю очередь. Без ДБВ кран, лебедки, резаки и помпа строймастера переставали функционировать, а мы еще собирались ими воспользоваться. Поставив «Гольфстрим» рядом с «Зигфридом» так, что они практически соприкоснулись колесами, я посадил де Бодье за пульт управления краном, а мы с Убби заделались стропальщиками. Перво-наперво сняли с мостика и выбросили за борт обломанную верхушку мачты. Расставаться с ней было не жаль. После аварийного сноса мачту уже не восстанавливают, а заменяют новой. Суждено ли мне дожить до этого дня или нет, одной богине Авось известно, но пока придется обходиться без марса. Что, конечно, рискованно, но все же не смертельно.
Избавившись от громоздкого обломка, взялись за контейнер с «черной грязью». Трогать его лишний раз не хотелось, но возить тяжелый груз в таком нетранспортабельном положении – торчащим наискось в пробитой им же дыре, – тоже небезопасно. Поплевав на руки, мы прицепили стропы к опоясывающим ящик хомутам с проушинами и стали мало-помалу вытягивать его из пробоины.
Вскоре столкнулись с первыми трудностями. Раньше на контейнере не было крепежных приспособлений – табуиты присобачили их уже после того, как мы доставили груз в храм Чистого Пламени. Однако от удара о палубу хомуты сбились и перекосились. А когда кран «Зигфрида» потянул двенадцатитонный куб вверх, сделанные на скорую руку крепления попросту отвалились.
Хорошо, что ящик к этому моменту был извлечен из пролома и отнесен чуть вбок. Благодаря этому он грохнулся не обратно в дыру, а рядом с ней. Само собой, грохнулся не так сильно, как в предыдущий раз. Сейчас он висел всего в полуметре над палубой, и второй пробоины в ней, к счастью, не появилось.
Прочность контейнера, который был выкопан несколько веков назад из недр планеты Марс, затем доставлен на Землю и пережил все дальнейшие катаклизмы, оказалась достаточной, чтобы пережить и эту легкую встряску. Вот только цеплять его краном больше было не за что. Впрочем, это уже не представляло для нас неразрешимую задачу. Теперь, когда мы выдернули из «Гольфстрима» эту «занозу», куб стало можно волочить с помощью нашей грузовой лебедки. Что мы и сделали, опутав его тросом и отбуксировав с носовой палубы к обломанной мачте. Сразу за ней контейнер и пристроили, застопорив его так, чтобы он не сдвинулся с места при большом крене бронеката.
Между тем Долорес и Дарио, пригласив с собой Физза (чему тот безмерно обрадовался и даже засиял в ночи от счастья ярче обычного), отправились перебирать содержимое трюма строймастера. А также пополнять наш резервуар, перекачав в него помпой остатки воды из резервуара «Зигфрида». Кавалькада вычерпала его запасы лишь на три четверти. И последняя из них должна была компенсировать нам ту воду, что мы выпили за минувшие полмесяца. Можно было не сомневаться, что трофейная вода не отравлена, хотя при иных обстоятельствах гвардейцы устроили бы нам такую подлянку. Но только не сегодня, когда дон Риего-и-Ордас пил с нами из одного бака, о чем его compañeros, безусловно, не забывали.
По той же причине они не подсыпали яд в провизию, какую Малабонита и Тамбурини отобрали в трюме строймастера и перетащили к нам. Монахи убегали из Гексатурма в большой спешке и запасались едой без особого разбора, хватая со складских полок все подряд. Мы тоже спешили и трудились без передыху, но у нас было время перегрузить к себе часть припасов Рубнера. А чтобы не забивать наш трюм чем попало, Долорес отбирала лишь самые необходимые и свежие продукты. Ради чего ей и Дарио пришлось вскрыть все ящики и в свете фосфоресцирующего Физза осмотреть, а также обнюхать их содержимое.
Как я говорил, никто не остался без работы. Из-за аврала нам пришлось обойтись без дозорного, чьи обязанности мы поделили между собой. Сенатор по мере сил следил за округой с пульта управления краном. Мы с Убби, бегая по палубе, также периодически выглядывали за борт. Малабонита и Дарио бросали взоры на озаренный луной горизонт, перетаскивая с бронеката на бронекат помповые шланги и продуктовые ящики… И у всех на уме были схожие мысли: прав или нет Тамбурини в том, что Вседержители уничтожили «Зигфрид» по ошибке и что на самом деле они охотились на нас…
Когда в инструментах строймастера отпала надобность, настал черед и его Неутомимого Трудяги. Последнее, на что ушли силы этого ДБВ, прежде чем он был отсоединен от трансмиссии – перепиливание креплений станины, которая удерживала на себе двухтонный агрегат. Такой грубый демонтаж объяснялся тем, что даже Убби не сумел открутить вручную огромные крепежные гайки. Что его, привыкшего во всем добиваться победы, изрядно разозлило. И кабы нас не поджимало время, он рычал бы от натуги и ломал гаечные ключи, пока либо не сорвал бы проклятые гайки, либо не перепортил нам весь инструмент.
Прислушавшись все же к моим мольбам сжалиться над оборудованием, изрыгающий проклятья северянин подпустил-таки к нему топчущегося позади Сенатора. Ярый противник подобного варварства, Гуго тоже был вынужден отступить сегодня от своих «технолюбивых» принципов. Он насадил на гибкий раздаточный вал механическую пилу по металлу (отрадно, что Рубнер не забыл прихватить с собой этот незаменимый в дороге инструмент) и, не доверив ее мне, приступил к работе. Я не протестовал. Обращение с такой техникой требовало аккуратности, и опытные руки механика справятся с ней лучше моих, более привыкших к штурвалу, картографическим приборам и карандашу.
Пока Гуго отсоединял раму Трудяги от каркаса «Зигфрида», мы с Сандаваргом развернули грузовую лебедку и протянули трос с одного бронеката на другой. В обычных условиях ДБВ на бронекатах снимаются краном через специальные потолочные люки в моторных отсеках. Но в полевых условиях каждый справляется с этой задачей как может. Нам повезло, что на инженерных машинах двигатель был установлен в центре палубы, прямо напротив трапа. Это облегчало нам демонтаж, позволив просто вытащить ДБВ по сходням волоком.
Поскольку все Трудяги работают безостановочно, перемещать их без станины проблематично. Этому мешает вращающийся на главном (и единственном) валу маховик, да и весит Трудяга, даже самый мелкий, немало. Но, водруженный на станину, он в придачу к ней получает и салазки, на каких его можно буксировать лебедкой на небольшое расстояние. Это мы и собирались проделать, стянув ДБВ на землю, а затем так же по трапу втащив его на «Гольфстрим». Ну а там для важного «гостя» – не такого важного, как дон Балтазар, но тем не менее, – было уже освобождено местечко, где он сможет храниться до поры до времени, никому не мешая.
В загашнике у Рубнера почему-то не оказалось предохранительного кожуха для двигательного маховика. Но у скопидома Сенатора, который был крайне щепетилен в вопросах техники безопасности, такая штуковина всегда лежала про запас. Установив кожух на отсоединенный от трансмиссии маховик, дабы он не нанес кому-нибудь травму, Гуго перепроверил, как мы опутали станину тросом и надежно ли тот закрепили. И только после этого дал добро на перемещение Трудяги к новому, пока что временному, месту жительства…
Я – перевозчик в третьем поколении, и я всегда бываю растроган, глядя, как Трудяг извлекают из утроб бронекатов. Наверное, нечто подобное чувствуют кочевники, когда им приходится вырезать еще теплое сердце из груди сломавшей лодыжку лошади.
Вот, казалось бы, едет себе бронекат. В нем вовсю гудит ДБВ, крутятся шестерни, вращаются валы, двигаются туда-сюда тяги и штанги, лязгают и скрежещут механизмы… Их шумная суета вызывает в колесной махине вибрацию, в которой легко можно ощутить пульс самой настоящей жизни… Даже когда бронекат останавливается, в нем продолжает пульсировать жизнь. Его иностальное сердце, так же как сердце биологического существа, способно работать без остановки в течение всего отмеренного ему судьбой срока. Но едва Неутомимый Трудяга отключается от всех систем и покидает моторный отсек, бронекат превращается в мертвую, недвижимую конструкцию, пригодную разве что для использования ее в качестве оборонительного укрепления…
…Или же он становится грудой брошенного на краю света металлического хлама, как это произошло с «Зигфридом». Говоря по совести, это не Вседержители, а мы нанесли ему последний, смертельный удар. Но разве мы могли поступить иначе? Разве бросит тот же кочевник в хамаде добитую им павшую лошадь, не срезав у нее с костей мясо?..
Все запланированные нами работы были завершены с первыми рассветными лучами солнца. Переправленный на «Гольфстрим» ДБВ занял отведенное ему место и был надежно привязан тросами к бортовым шпангоутам. А также накрыт тентом, поскольку держать на виду этакое сокровище было бы не слишком разумно. Определить степень его износа могли только опытные клепальщики, но Дарио припомнил, что замена двигателя на строймастере проводилась на его памяти. Когда Тамбурини-младшему исполнилось лет семь или восемь, отец учил его читать карты именно по бортовому Атласу «Зигфрида». И все потому, что Рубнеру Атлас был в тот момент не нужен, поскольку альт-селадор проводил капитальный ремонт бронеката перед установкой на него нового Трудяги. Заменить им наш двигатель, чей срок службы исчислялся уже семьюдесятью годами, я не мог. Мощность ДБВ строймастера была раза в полтора меньше, равно как его габариты. Но на рынке Атлантики за такой сравнительно новый экземпляр я мог при необходимости выменять тридцатилетний движок нужного мне класса. Правда, потом мне придется выплатить Гуго, Убби и Дарио причитающуюся им с этой сделки долю уже из собственного кармана…
Впрочем, все это были лишь далекие от реальности мечты. А пока, сняв фуражку, я стоял в скорбном молчании на опущенном трапе строймастера. И, отдавая ему посмертные почести, мысленно пообещал, что буду рассказывать о «Зигфриде» в каждой встреченной нами артели Стервятников. Возможно, какая-нибудь из них заинтересуется брошенным бронекатом и отрядит сюда экспедицию. И окажет ему почести по всем правилам – разберет его на запчасти и не позволит этому творению рук человеческих бесславно сгинуть под наносами песка…
Глава 4
Катиться по дну бывшего Красного моря с тем же комфортом, с каким мы ехали по Суэцкой котловине, уже не получалось. Прежде всего потому, что дно у этой протяженной на юг впадины было довольно своеобразным. В центре по всей ее длине тянулся гигантский разлом, о глубине которого ни табуиты, ни мы даже не догадывались. Он был не таким широким (а значит, и не таким глубоким), как самый знаменитый разлом Атлантики – Пуэрто-Риканский. Но поскольку увидеть его противоположный берег также не удавалось, с виду эти две бездны ничем не отличались одна от другой. Кроме, пожалуй, одной детали: в Красный разлом солнце заглядывало лишь днем, а лежащий вдоль двадцатой параллели Пуэрто-Риканский оно освещало от рассвета до заката.
Мы не могли измерить ширину Красного разлома, чего нельзя было сказать о его длине. Здесь он обыгрывал атлантического «чемпиона» раза в полтора. Нам предстояло проехать по его восточному берегу из конца в конец. И на сей раз нас ожидали иные впечатления, нежели при путешествии по Суэцкому проходу и котловине.
Между подножием Африканского плато и бездной оставался горизонтальный промежуток шириною в среднем около трех километров. Это и был так называемый Змеиный карниз, по которому пролегала гидромагистраль табуитов. Кое-где он сужался до полукилометра, но места для разворота на нем хватало даже танкеру. А карнизом это побережье назвали в сравнении с уходящими в небеса склонами плато и колоссальным разломом. Разделяющая их полоса ровной земли и впрямь выглядела узенькой горной тропкой.
Дышалось здесь уже полной грудью, и о «горной болезни» больше никто не вспоминал. По этой причине Кавалькада прекратила наконец жалеть коней и, пришпорив их, рванула вперед с еще большей прытью. Когда мы, выехав на карниз, отыскали следы копыт, те уже почти занесло песком. И потому нам оставалось лишь горестно вздохнуть и смириться с мыслью о том, что наша встреча с «Геологом Лариным» тоже не будет предвещать ничего хорошего.
Как и любая пролегающая вдоль подножия плато дорога, Змеиный карниз представлял собой неравномерную череду подъемов и спусков. Где-то плавных, а где-то крутых, но не настолько, чтобы их не преодолел залитый под горловину танкер. У края бездны дорожные изгибы становились более пологими, но я опасался подъезжать к ней ближе, чем на выстрел «Сембрадора». Береговую кромку усеивали трещины, среди которых попадались довольно внушительные. Из-за них она постоянно обваливалась, и еще сотню лет назад карниз был явно шире, чем теперь. И курсирующий по нему танкер емкостью шесть тысяч литров отнюдь не способствовал сохранности этого кратчайшего маршрута между Средиземноморьем и Индианой.
Для меня, Гуго и Дарио езда по пересеченной местности стала продолжением нашей напряженной трудовой ночи. Вчерашнее скольжение под горку по гладкой дорожке казалось сегодня сладостным сном. Здесь переключать скорости приходилось так часто, что, даже сменяя друг друга у рычагов, механики едва успевали переводить дух. Моя работа тоже была не мед. Мало того, что я все время орал, срывая голос, в переговорную трубу, так еще и на принятие решений мне отводилось мало времени. Дабы не терять инерцию – наш главный козырь на каменистых подъемах, – я не мог сбавлять скорость всякий раз, когда хотел осмотреться. Въехав на очередную возвышенность, я должен был за считаные секунды сориентироваться в обстановке, прикинуть, на какую передачу перейти, отдать приказ механикам и повернуть штурвал в нужную сторону. Неудивительно, что уже к полудню я чувствовал себя вконец измотанным, а впереди у нас был еще целый день подобных скачек.
Мы не могли измерить ширину Красного разлома, чего нельзя было сказать о его длине. Здесь он обыгрывал атлантического «чемпиона» раза в полтора. Нам предстояло проехать по его восточному берегу из конца в конец. И на сей раз нас ожидали иные впечатления, нежели при путешествии по Суэцкому проходу и котловине.
Между подножием Африканского плато и бездной оставался горизонтальный промежуток шириною в среднем около трех километров. Это и был так называемый Змеиный карниз, по которому пролегала гидромагистраль табуитов. Кое-где он сужался до полукилометра, но места для разворота на нем хватало даже танкеру. А карнизом это побережье назвали в сравнении с уходящими в небеса склонами плато и колоссальным разломом. Разделяющая их полоса ровной земли и впрямь выглядела узенькой горной тропкой.
Дышалось здесь уже полной грудью, и о «горной болезни» больше никто не вспоминал. По этой причине Кавалькада прекратила наконец жалеть коней и, пришпорив их, рванула вперед с еще большей прытью. Когда мы, выехав на карниз, отыскали следы копыт, те уже почти занесло песком. И потому нам оставалось лишь горестно вздохнуть и смириться с мыслью о том, что наша встреча с «Геологом Лариным» тоже не будет предвещать ничего хорошего.
Как и любая пролегающая вдоль подножия плато дорога, Змеиный карниз представлял собой неравномерную череду подъемов и спусков. Где-то плавных, а где-то крутых, но не настолько, чтобы их не преодолел залитый под горловину танкер. У края бездны дорожные изгибы становились более пологими, но я опасался подъезжать к ней ближе, чем на выстрел «Сембрадора». Береговую кромку усеивали трещины, среди которых попадались довольно внушительные. Из-за них она постоянно обваливалась, и еще сотню лет назад карниз был явно шире, чем теперь. И курсирующий по нему танкер емкостью шесть тысяч литров отнюдь не способствовал сохранности этого кратчайшего маршрута между Средиземноморьем и Индианой.
Для меня, Гуго и Дарио езда по пересеченной местности стала продолжением нашей напряженной трудовой ночи. Вчерашнее скольжение под горку по гладкой дорожке казалось сегодня сладостным сном. Здесь переключать скорости приходилось так часто, что, даже сменяя друг друга у рычагов, механики едва успевали переводить дух. Моя работа тоже была не мед. Мало того, что я все время орал, срывая голос, в переговорную трубу, так еще и на принятие решений мне отводилось мало времени. Дабы не терять инерцию – наш главный козырь на каменистых подъемах, – я не мог сбавлять скорость всякий раз, когда хотел осмотреться. Въехав на очередную возвышенность, я должен был за считаные секунды сориентироваться в обстановке, прикинуть, на какую передачу перейти, отдать приказ механикам и повернуть штурвал в нужную сторону. Неудивительно, что уже к полудню я чувствовал себя вконец измотанным, а впереди у нас был еще целый день подобных скачек.