Роман Глушков
Кровавые берега
«Будущее укрыто даже от тех, кто его делает».
Анатоль Франс
«Труднее всего поджечь ад».
Станислав Ежи Лец
Ее знаменитые на всю Атлантику шесть гигантских башен не сдержали натиск армии Владычицы Льдов и, рухнув, открыли врагу путь на перевал Гибралтар. А вскоре прекратил свое существование и орден табуитов, что до сего дня охранял этот единственный проход в Средиземноморскую котловину. Она же – Червоточина: закрытая территория, где, по слухам, до сих пор таятся несметные богатства Брошенного мира. Богатства, к которым воинственные монахи-табуиты подпускали лишь тех обитателей Атлантики, кто пользовался у них исключительным доверием.
Едва первый боевой бронекат Владычицы, прорвав оборону, въехал в крепость, история человечества – или, вернее, его остатков, что еще копошились на дне высохших океанов, – вновь изменила свое течение. И, увы, не в лучшую сторону. Начиная с этого дня от табуитов в мире больше ничего не зависело. Механизированная армада южан при поддержке пехоты и конницы завоевывала Гексатурм, истребляя его бывших хозяев и не оставляя шансов уладить конфликт мирным путем.
Понять агрессора несложно. Загадочный груз, который орден ценой немалых усилий доставил месяцем ранее в крепость, поверг Владычицу Льдов в нешуточное беспокойство. Что задумали табуиты и какие сокровища они раскопали на западной границе мира? Гексатурм был единственным поселением, не покупавшим у Владычицы талый антарктический лед, поскольку у ордена имелся свой секретный источник пресной воды. И если просвещенные монахи, опираясь на технологии эпохи Чистого Пламени, вдруг научат города Атлантики добывать воду самостоятельно, королева Юга утратит над ними власть. Вот почему Гексатурм следовало незамедлительно уничтожить, пускай раньше между Владычицей и табуитами не возникало открытых распрей.
Впрочем, даже знай она о том, что орден не строит против нее козни и не угрожает коммерческой империи Владычицы, вряд ли это что-либо изменило бы. Она давно искала повод разделаться с «неудобными» хозяевами Гибралтара, и они предоставили ей такой повод. Однако главное богатство Червоточины южанам не досталось. Храм Чистого Пламени – святыня, в чьих стенах продолжал гореть огонь и работали древние электрические машины, – был взорван монахами, когда захватчики туда ворвались. Взрыв и порожденная им буря метафламма уничтожили абсолютно все в радиусе пары километров, оставив после себя голую, безжизненную пустыню. При этом погибли не только защитники храма и орденский капитул, но и практически вся конная гвардия Владычицы – Кавалькада, штурмовавшая сокровищницу табуитов.
Генерал капитула, гранд-селадор Тамбурини, тоже пал смертью храбрых при обороне храма. Однако его восемнадцатилетний сын Дарио, а также часть обитателей Гексатурма, удравших в Червоточину прежде, чем крепость была захвачена, уцелели. Где они сегодня скрываются, мы не ведали. Но Тамбурини-младший находился на борту моего «Гольфстрима» целый и невредимый, разве что подавленный и обозленный гибелью отца. Дарио был единственный монах, которого мы – друзья ордена – спасли от разъяренных южан. И в отличие от прочих беглецов он был посвящен во многие тайны табуитов, несмотря на свой юный возраст.
Помимо Дарио, мы везли еще одну спасенную «ценность» – оружие, которое орден готовил для разрушения Столпов Вседержителей. На вид оно являло собой закупоренный кубический контейнер весом двенадцать тонн. Сорвавшись с лебедки при погрузке, в ходе которой мы яростно отбивались от гвардейцев-кабальеро, этот ящик рухнул на палубу и пробил в ней дыру. Где и застрял, словно вдавленная в бумагу кнопка. Просто счастье, что он не лопнул при падении и не выпустил наружу свое адское содержимое – вещество, грамм которого за несколько секунд распылял на атомы пятьдесят тысяч тонн иностали. Учитывая, что наш бронекат весил всего-то триста тонн, мы могли бесследно испариться вместе с храмом еще до того, как грохот разбитого контейнера бы утих. Но храму было суждено простоять еще несколько часов. А мы жили и поныне – спустя пять дней после победы Владычицы Льдов над орденом табуитов.
А вот спасать командира ее гвардейцев, дона Балтазара Риего-и-Ордаса, мы изначально не планировали. И тем не менее этот одиозный человек тоже очутился на «Гольфстриме», что не позволило команданте разделить участь почти всех своих кабальеро.
Разумеется, он стал нашим гостем не по собственной воле. В горячке боя дон Балтазар был оглушен и взят в плен одним из членов нашей команды – головорезом-северянином Убби Сандаваргом. А он не придумал ничего лучше, как втащить важного пленника на палубу и заковать его в цепи. Что повергло в ярость не только команданте, но и всех его еще живых в тот момент compañeros. Они немедля отправили в погоню за удирающим в Червоточину «Гольфстримом» полсотни всадников, чем, сами того не подозревая, сохранили жизнь этим своим братьям по оружию.
Их отряд – все, что осталось сегодня от Кавалькады, – продолжал преследовать нас, словно стая гиен – отбившуюся от стада антилопу. Просто напасть на бронекат-истребитель кабальеро не могли. Они боялись наших баллестирад и роторной катапульты-сепиллы, что перебили бы нападавших до того, как те приблизились к «Гольфстриму». Остановить же иначе колесную махину у них недоставало средств. Все, что делали всадники, это преследовали бронекат на расстоянии, выжидая, когда им представится удобный момент для атаки.
Пока же фортуна улыбалась не гонителям, а гонимым. Она ограждала «Гольфстрим» от поломок и аварий. Также нам удавалось всякий раз находить посреди открытой всем ветрам хамады удобное место для ночлега. Такое, куда гвардейцы не могли подобраться незаметно даже под покровом темноты. Местность, по которой мы двигались, была мне незнакома. Нарисованная Дарио по памяти карта юго-восточной части Средиземноморья являлась слабым подспорьем. Армия Владычицы перекрыла Гибралтар, отрезав нас от родной Атлантики. И теперь мы знали только один путь, позволяющий нам выбраться отсюда. Пролегал он там, где бронекаты адмирала Дирбонта не могли загнать нас в ловушку, и где, по словам Тамбурини-младшего, орден проторил себе дорогу на юг, к антарктическим льдам.
Суэцкий проход – каменный коридор длиной около ста семидесяти километров… Главной трудностью при его преодолении была не его узость, а глубина. Дно этого желоба располагалось гораздо выше дна Червоточины. На том уровне, где воздух довольно разрежен, хотя и не настолько, чтобы убить нас. По крайней мере опыт монахов, возивших по Суэцкому проходу воду из Антарктики в Гексатурм, позволял надеяться, что и мы выдержим это испытание.
И это было лишь первое испытание, какое ожидало нас в диких землях, лежащих к востоку от Африканского плато, на западном краю обширной и неизведанной Индианы…
Часть 1
Последние из Кавалькады
Глава 1
– Наверное, надо поблагодарить Вседержителей за то, что они не захватили Землю лет на сто или двести раньше, – заметил Дарио. Он стоял рядом со мной в шкиперской рубке и глядел на маячившие прямо по курсу ворота Суэцкого прохода, начинающегося в порту древнего города Порт-Саида. – Углубление канала с тридцати пяти до пятидесяти метров завершилось за полвека до года Всемирного Затмения. А до тридцати пяти метров канал углубили столетием раньше, чтобы им могли пользоваться супертанкеры. До этого, чтобы не скрести брюхом по дну, им нужно было сначала переливать часть нефти в другие танкеры и только потом входить в канал. А затем закачивать это топливо обратно. Сколько лишней, дурацкой работы, правда? Но чего не сделаешь ради того, чтобы не огибать Африку!..
Порой болтовня всезнайки Тамбурини (после смерти Тамбурини-старшего мы избавили его сына от фамильной приставки «младший») меня раздражала, и тогда я вежливо просил его помолчать. Но не сегодня. Разговаривая с нами, Дарио пусть ненадолго, но отвлекался от терзающих его мрачных мыслей. Это шло ему на пользу и помогало быстрее смириться с утратой отца.
Остальные члены команды также в общении с парнем проявляли тактичность. Это было нелегко, ведь каждый из нас пребывал на нервах и мог сорваться в любой момент. Кроме, разве что, Сандаварга. Его нынешнее положение дел вполне устраивало. Заштопав свои раны и оклемавшись после боя с Кавалькадой, Убби ждет не дождется, когда ему вновь представится возможность подраться. Он подолгу взирал на преследующий нас отряд гвардейцев и вызывался добровольцем на все ночные вахты, надеясь, что наконец-то враги точно отважатся на нас напасть.
Я тоже чуял, что ждать нам осталось недолго. Только в отличие от северянина вовсе этому не радовался. Кабальеро пустились в погоню не с пустыми руками, но их запасы воды в любом случае иссякнут раньше наших. А где еще в этих краях противник может наполнить свои бурдюки, кроме как из резервуара «Гольфстрима»? Конечно, демерарские рапидо – лошади феноменально выносливые и неприхотливые, но и им не обойтись без питья. Особенно при многодневной скачке по выжженной солнцем хамаде.
Перед нами угроза гибели от жажды в ближайшее время не стояла. Во-первых, наш водяной резервуар был залит доверху всего полмесяца назад, а его емкости хватало, чтобы поить команду из десятерых человек в течение трех месяцев. Нас, включая нашего четвероногого товарища, говорящего варана-броненосца Физза, и пленника, находилось на борту семеро. На сегодняшний день запасы воды на «Гольфстриме» уменьшились процентов на пятнадцать (с учетом того, что недавно с нами путешествовали еще пять монахов, которые затем бросили нас и рванули на помощь воюющим братьям).
Во-вторых, сунувшись в Суэцкий проход, мы въезжали на гидромагистраль табуитов – секретную дорогу, по которой они доставляли воду в обход атлантических кордонов Владычицы. И где-то по этой гидромагистрали двигался сейчас полным ходом танкер «Геолог Владимир Ларин». Его экипаж еще не знал о падении Гексатурма и гибели ордена и, как обычно, вез на север шесть тысяч тонн антарктической воды. Сойти с накатанного маршрута эта махина не могла. Так что в скором времени у нас с ней ожидалась встреча, жаль только, безрадостная.
Последние двенадцать часов мы преодолевали подъем. Он походил на тот, что вел к Гибралтарскому перевалу, только этот уводил нас выше – фактически на край Африканского плато. Дышалось здесь уже тяжело, и ощущения от этого были не самые приятные. Долорес Малабоните – моей жене и нашему впередсмотрящему – пришлось даже спуститься с марсовой мачты. Сидеть на ней при долгой езде в гору и так не доставляло радости. А если вдобавок к этому наблюдателя мучили тошнота и головокружение, оставаться на марсе было еще и опасно. Впрочем, у нас имелся кое-какой опыт работы на подобной высоте. К тому же мы не планировали здесь задерживаться. Развив по Суэцкому желобу скорость, через сутки «Гольфстрим» выберется из него и спустится на Змеиный карниз – дорогу, проложенную по дну бывшего Красного моря, вдоль края глубокого тектонического разлома. Там мы снова задышим полной грудью, ну а пока придется стиснуть зубы, взять себя в руки и немного потерпеть.
Северные Суэцкие ворота были сделаны из экзотического материала – древнего рукотворного камня железобетона. Нынче такими строительными технологиями нигде не пользуются. Почему? Да все по той же причине: для производства цемента необходим огонь – стихия, которая давно переродилась в метафламм и полностью вышла из-под контроля человека. А без цемента не создашь раствор, который застынет и превратится в подобный монумент…
При взгляде с бывшего морского дна бетонные молы, пирсы и укрепления Порт-Саида напоминали крепостные стены. Они были сплошь покрыты трещинами, сколами, а местами выкрашивались большими язвами, ничем не отличаясь в этом плане от обычных скал. Дальше мы наверняка наткнемся на осыпи, но высота берегов канала была не настолько большой, чтобы их обвалы перекрыли желоб поперек. И раз уж по нему проезжал танкер, стало быть, проедем и мы…
– Mio Sol! – окликнула меня Малабонита. Спустившись с мачты, она продолжала нести дозорную вахту, устроившись на крыше шкиперской рубки. – Глянь назад, Mio Sol! К нам – парламентеры!
– Сфистать фсех на палупу! Фрах на хорисонте! Херьмо! Орутия х пою, мать фашу! – немедля встрепенулся сидящий рядом с Долорес Физз, облюбовавший эту крышу на полвека раньше своей соседки. Здесь лежебока-ящер днями грелся на солнцепеке и заряжался солнечным светом, дабы ночью радовать нас сиянием своей фосфоресцирующей чешуи.
Я оглянулся. Действительно, в рядах врагов произошла перемена. Они по-прежнему держались от нас на безопасной дистанции, но несколько гвардейцев отделились от отряда и, пришпорив коней, настигали бронекат, неспособный тягаться в скорости с галопирующими рапидо. Однако это не напоминало атаку, на какую могли дерзнуть самые отчаянные из кабальеро. Их было всего трое, и один из них вздымал над головой флаг. Но не с гербом Владычицы Льдов – синим щитом, перечеркнутым белой волнистой линией, – а одноцветный белый. За счет чего и становилось очевидно: преследователи и впрямь вызывают нас на переговоры.
Известие о парламентерах быстро разлетелось по «Гольфстриму». Спустя полминуты вся команда собралась на мостике и разглядывала скачущих под белым флагом всадников. Прикованный к борту дон Риего-и-Ордас не мог присоединиться к нам, но он вышел из полудремы и, гремя цепями, поднялся на ноги.
Просидев пять дней в кандалах, он подрастерял свой аристократический вид: осунулся, растрепался и оброс щетиной. Но как бы то ни было, его взор все еще был исполнен надменностью. Дон Балтазар ненавидел и презирал нас с тех самых пор, как приговорил нашу компанию к смерти у отрогов Срединного хребта. И пленение нами команданте уж точно не добавило ему любви к такому отродью, как мы.
– Загрызи меня пес, если южане не хотят справиться о здоровье своего драгоценного дона! – пророкотал Сандаварг, победоносно задрав нос. Он не схватился за брата Ярнклота – свой пудовый кистень, поскольку был уверен: это не провокация, а действительно призыв к переговорам. Ведь стоит нам заподозрить неладное, и в следующий миг эту троицу накроет град стрел, о чем кабальеро были осведомлены не хуже нас.
– И как ты намерен поступить с доном Балтазаром? – осведомился я. Пленник по праву принадлежал одному Убби, и только тот мог решить его дальнейшую судьбу. Но какие планы зрели в рыжеволосой голове северянина, он нам пока не сообщил. И вот теперь настал подходящий момент это обсудить.
– Хороший вопрос, Проныра, – отозвался Сандаварг, оглянувшись и смерив свою добычу оценивающим взглядом. – Проще, конечно, вышибить ему мозги, и дело с концом. Но ты ведь понимаешь: я не опущусь до убийства безоружного врага. А тем более если он – величайший из врагов, с какими я сталкивался в жизни!
– Тоже мне проблема! Давай позволим дону Балтазару защищаться: снимем с него кандалы и вручим ему саблю, – предложил я. – Пять дней назад ты его победил, победишь и сегодня. Да он и сам не откажется от попытки взять у тебя реванш.
Присутствие на «Гольфстриме» командира южной гвардии, даром что закованного в цепи, нервировало меня с той самой минуты, когда он очутился у нас на борту. И потому я бы не возражал, вздумай Убби избавить нас от этой потенциальной угрозы. Впрочем, зная нрав нашего краснокожего товарища и традиции его народа, Сандаварг мог сделать это лишь одним способом. Вернее, двумя. Но вряд ли у кабальеро наберется столько денег, чтобы выкупить у похитителя столь высокородного заложника.
– Правильные слова ты говоришь, Проныра. Однако ничего из этого не выйдет, – нахмурившись, отверг мою идею Убби. – Кабальеро так же, как северяне, дерутся в поединках чести только своим боевым оружием. А шпагу дона я, к сожалению, с собой не прихватил. Сам знаешь, не до трофеев тогда было. Любой клинок, какой мы дадим этому южанину, он возьмет в руки лишь при одном условии: если ему представится случай перерезать глотки спящим врагам. Такое ни у кабальеро, ни у северян не возбраняется. Но поединок чести – есть поединок чести, и этим все сказано.
– Извините, что перебиваю вас, мсье! Но если вы намерены побеседовать с парламентерами, не лучше ли сделать это прежде, чем мы въедем в Порт-Саид? – подал голос Гуго де Бодье, наш толстяк-механик и самый благовоспитанный член команды. – Я не настаиваю, а просто напоминаю. Задумай гвардейцы недоброе, в желобе у нас будет гораздо меньше пространства для стрельбы и маневров.
– Вы совершенно правы, mon ami, – согласился я. – Пока мы ничем не рискуем, надо выяснить, какие требования кабальеро нам предъявят… Стоп колеса, мсье де Бодье! Убби, Долорес и Дарио – к баллестирадам! Физз! Знаю, как ты ненавидишь Кавалькаду, но все же прошу, будь любезен, не перебивай шкипера во время переговоров, хорошо?..
Через минуту после того, как я раздал приказы, «Гольфстрим» замер на месте, не доехав до Порт-Саида считаные километры. Трое всадников сразу же перевели коней с галопа на рысь, дабы не нервировать нас, приближаясь к нам на полном скаку. Сам отряд тем временем последовал нашему примеру и тоже прекратил движение, оставшись на недосягаемом для баллестирад расстоянии.
Спустя еще минуту парламентеры догнали «Гольфстрим» и, не опуская флаг, выстроились в ряд так, чтобы я мог видеть и слышать их с мостика.
Мы и кабальеро не испытывали друг к другу почтения, и соблюдать церемонности нам не имело смысла. Единственная уступка, какую мы оказали врагу – согласились его выслушать. На что он в свою очередь обязался не провоцировать нас нарушать парламентерские принципы.
– Эй, вы, на бронекате! Нам необходимо видеть вашего капитана! – не тратя время на ненужное приветствие, обратился к нам один из переговорщиков, по всей видимости, капрал или младший офицер.
– Я – шкипер! – внес я уточнение и махнул рукой, привлекая к себе внимание. – Чем обязан?
– Мы желаем знать, жив ли находящийся у вас на борту полномочный посланник Владычицы Льдов, дон Балтазар Риего-и-Ордас! – потребовал кабальеро. – И если он жив, мы просим дать нам возможность поговорить!
Команданте отлично слышал все, что долетало до него снаружи. Но он, сохраняя достоинство, не стал встревать в переговоры без спроса, а, прислонившись к борту, молча посматривал то на меня, то на северянина.
– Что скажешь, Убби? – переадресовал я вопрос стоящему у баллестирады Сандаваргу. Лично я был не прочь послушать, о чем гвардейцы намерены толковать с нашим пленником, но у его хозяина могло иметься на сей счет иное мнение.
– Ладно, пускай болтают, раз уж испортили ради этого простыню и не побоялись размахивать ею у меня перед носом, – ответил крепыш-коротыш. – Только не с глазу на глаз, а так, чтобы мы слышали каждое их слово!
Я повернулся к буравящему меня взглядом дону Балтазару и подал ему знак, что мы не возражаем.
– Это ты, Анхель? – крикнул команданте, повернувшись к ближайшей открытой бойнице. Подойти к ней пленнику мешали цепи, поэтому ему пришлось общаться с гвардейцами, не показываясь им на глаза.
– Так точно, сеньор, это я! – откликнулся узнанный доном по голосу кабальеро. – Хвала ангелам, вы живы! Compañeros очень обрадуются, когда я принесу им благую весть! Как ваши дела? Эти э-э-э… люди с вами хорошо обращаются?
– Кроме того, что я нахожусь здесь, а вы – снаружи, в остальном у меня все в порядке, спасибо. – Дон Риего-и-Ордас еще не потерял присутствие духа и даже позволял себе иронизировать. – Эти… люди держат себя в рамках приличия, что, безусловно, зачтется им в будущем. Лучше расскажи, что там у вас. Я так понимаю, ты привез новости, которые мне сильно не понравятся.
– Вы абсолютно правы, сеньор… – Голос обрадовавшегося встрече Анхеля вмиг помрачнел и зазвучал тише. – Новости очень плохие. Наверное, вы тоже видели черный всполох, который устроили табуиты, раз предполагаете худшее. И это действительно так, сеньор. Все настолько печально, что я даже не знаю, как вам об этом сообщить…
– Говори без утайки все, что тебе известно! – приказал командир гвардейцев. – Команда этого истребителя раньше нас прознала о том, что планируют монахи, и тебе не скрыть от нее правду. А иначе почему, по-твоему, эти люди рванули из храма задолго до того, как мы его захватили?
– Ваша воля, сеньор! Как вам угодно!.. В общем, выжили лишь пятьдесят три compañeros, включая вас. Это точные сведения. Сразу же после вспышки «би-джи» мы отрядили гонца, капрала Бласко. Он вернулся к стеклянному храму, выяснил, что там стряслось, и нагнал нас по нашим следам спустя трое суток. Как мы и опасались, на месте храма не осталось никого и ничего. Ни единой живой души, ни единого трупа, ни даже руин. Лишь залитое кровавой слизью крошево. Огромное пустое пространство, на котором были растерзаны в пыль сотни человек и лошадей. Бласко сказал, земля там на полметра пропитана кровью, и едва он спешился, как его сапоги утонули в кровавой грязи. Жуткое зрелище, сеньор. Даже поле битвы выглядит лучше, потому что нормальным останкам еще можно оказать последние почести. А какие почести прикажете оказывать кровавому месиву, да еще такой величины?
– Помимо наших братьев и табуитов еще кто-нибудь пострадал? – спросил команданте, понурив голову. Услышанное не стало для него откровением, ведь он догадался о гибели Кавалькады, едва увидев черный всполох. Но даже будучи готовым к трагическому известию, дон Балтазар не сумел воспринять его с бесстрастным лицом.
– Нет, сеньор, больше там никто не погиб, – уточнил парламентер. – Бронекаты адмирала Дирбонта добрались до храма намного позже, где-то за полчаса до капрала Бласко. Но теперь искать в тех местах совершенно нечего. Адмирал приказал возвести на том месте погребальный курган и оставил неподалеку оттуда для нас тайник с припасами. А потом возвратился в крепость разгребать бардак и писать доклад Владычице. Не сегодня завтра она получит его с голубиной почтой, но пока в столице еще ни о чем не знают.
– Много ли у вас воды? – вновь поинтересовался у Анхеля дон Риего-и-Ордас.
– Пока не бедствуем, сеньор. Но, как бы все ни обернулось, мы не вернемся назад, не вызволив вас из плена!
– Не вздумайте подвергать себя такому риску, лейтенант! – запротестовал команданте. – Я не допущу, чтобы из-за меня вы погибли в этих безводных землях от жажды! Спасайте не меня – я получаю достаточно воды, чтобы не умереть. Спасайте себя! Не забывайте, что вы – последние из Кавалькады! Пока вы живы, жива и она! Но если вас не станет, Атлантика лишится единственной силы, которая поддерживала в ней мир, закон и порядок!
– Погодите, сеньор, я вам еще не обо всем доложил! – поспешил объясниться Анхель, пока дон Балтазар не отдал ему официальный приказ о возвращении в Гексатурм. – С водой у нас не так плохо, как вы думаете! Позавчера ночью наш дозор наткнулся на стоянку беглых монахов. Это были несколько женщин и детей, сбежавших на лошадях из Гексатурма. Никакого сопротивления они не оказали, и мы схватили их, почти не прибегая к насилию. Нам показалось любопытным, что беженцы удрали так далеко от крепости. Это могло означать лишь одно: поблизости у них есть убежище с большим запасом воды, которую мы могли бы реквизировать. Однако, припугнув их, мы выяснили кое-что более интересное. Оказывается, сеньор, эта группа пробиралась в некий Суэцкий проход. А по нему она планировала идти навстречу танкеру, который возит ордену воду вдоль восточного склона Африканского плато! И танкер этот якобы в настоящее время едет на север и через неделю достигнет Червоточины…
– Хватит! Больше ни слова! – перебил докладчика команданте. – Можешь ничего не объяснять, я все понял!.. Что ж, раз вы уверены в правдивости этих сведений и в своих силах, значит, дерзайте! Ну а я буду молиться за вас, чтобы вам улыбнулась удача!
– Что вы сделали с теми несчастными монахами, выродки?! – вскричал Дарио, удерживая парламентеров на прицеле баллестирады. – Вы их тоже убили? Убили или нет?! Немедленно отвечайте!
– Успокойся, muchacho! Незачем так волноваться! – подняв руку, попросил Анхель. Он и его спутники балансировали сейчас на волосок от смерти, хотя и сохраняли невозмутимый вид. – Никто из тех табуитов не пострадал. Возможно, мы были с ними немного грубы, но кабальеро не проливают без крайней нужды кровь стариков, женщин и детей! Допросив беженцев, мы забрали у них лишнюю воду, а им оставили ровно столько, чтобы они могли вернуться обратно в Гексатурм. Вы ведь еще не в курсе: адмирал Дирбонт, исполняя волю королевы Юга, объявил амнистию всем женщинам и детям, состоявшим в ордене. По возвращении в крепость им не предъявят обвинений и предложат переселиться в любой из городов Атлантики. Как раз сейчас капитаны бронекатов Дирбонта разбрасывают в Червоточине листовки с этим воззванием. Так что, надеюсь, вскоре многие твои братья и сестры последуют нашему благому совету и перестанут скрываться.
– Как думаете, шкипер Проныра, эти ублюдки говорят правду? – не оборачиваясь, осведомился у меня Тамбурини.
Порой болтовня всезнайки Тамбурини (после смерти Тамбурини-старшего мы избавили его сына от фамильной приставки «младший») меня раздражала, и тогда я вежливо просил его помолчать. Но не сегодня. Разговаривая с нами, Дарио пусть ненадолго, но отвлекался от терзающих его мрачных мыслей. Это шло ему на пользу и помогало быстрее смириться с утратой отца.
Остальные члены команды также в общении с парнем проявляли тактичность. Это было нелегко, ведь каждый из нас пребывал на нервах и мог сорваться в любой момент. Кроме, разве что, Сандаварга. Его нынешнее положение дел вполне устраивало. Заштопав свои раны и оклемавшись после боя с Кавалькадой, Убби ждет не дождется, когда ему вновь представится возможность подраться. Он подолгу взирал на преследующий нас отряд гвардейцев и вызывался добровольцем на все ночные вахты, надеясь, что наконец-то враги точно отважатся на нас напасть.
Я тоже чуял, что ждать нам осталось недолго. Только в отличие от северянина вовсе этому не радовался. Кабальеро пустились в погоню не с пустыми руками, но их запасы воды в любом случае иссякнут раньше наших. А где еще в этих краях противник может наполнить свои бурдюки, кроме как из резервуара «Гольфстрима»? Конечно, демерарские рапидо – лошади феноменально выносливые и неприхотливые, но и им не обойтись без питья. Особенно при многодневной скачке по выжженной солнцем хамаде.
Перед нами угроза гибели от жажды в ближайшее время не стояла. Во-первых, наш водяной резервуар был залит доверху всего полмесяца назад, а его емкости хватало, чтобы поить команду из десятерых человек в течение трех месяцев. Нас, включая нашего четвероногого товарища, говорящего варана-броненосца Физза, и пленника, находилось на борту семеро. На сегодняшний день запасы воды на «Гольфстриме» уменьшились процентов на пятнадцать (с учетом того, что недавно с нами путешествовали еще пять монахов, которые затем бросили нас и рванули на помощь воюющим братьям).
Во-вторых, сунувшись в Суэцкий проход, мы въезжали на гидромагистраль табуитов – секретную дорогу, по которой они доставляли воду в обход атлантических кордонов Владычицы. И где-то по этой гидромагистрали двигался сейчас полным ходом танкер «Геолог Владимир Ларин». Его экипаж еще не знал о падении Гексатурма и гибели ордена и, как обычно, вез на север шесть тысяч тонн антарктической воды. Сойти с накатанного маршрута эта махина не могла. Так что в скором времени у нас с ней ожидалась встреча, жаль только, безрадостная.
Последние двенадцать часов мы преодолевали подъем. Он походил на тот, что вел к Гибралтарскому перевалу, только этот уводил нас выше – фактически на край Африканского плато. Дышалось здесь уже тяжело, и ощущения от этого были не самые приятные. Долорес Малабоните – моей жене и нашему впередсмотрящему – пришлось даже спуститься с марсовой мачты. Сидеть на ней при долгой езде в гору и так не доставляло радости. А если вдобавок к этому наблюдателя мучили тошнота и головокружение, оставаться на марсе было еще и опасно. Впрочем, у нас имелся кое-какой опыт работы на подобной высоте. К тому же мы не планировали здесь задерживаться. Развив по Суэцкому желобу скорость, через сутки «Гольфстрим» выберется из него и спустится на Змеиный карниз – дорогу, проложенную по дну бывшего Красного моря, вдоль края глубокого тектонического разлома. Там мы снова задышим полной грудью, ну а пока придется стиснуть зубы, взять себя в руки и немного потерпеть.
Северные Суэцкие ворота были сделаны из экзотического материала – древнего рукотворного камня железобетона. Нынче такими строительными технологиями нигде не пользуются. Почему? Да все по той же причине: для производства цемента необходим огонь – стихия, которая давно переродилась в метафламм и полностью вышла из-под контроля человека. А без цемента не создашь раствор, который застынет и превратится в подобный монумент…
При взгляде с бывшего морского дна бетонные молы, пирсы и укрепления Порт-Саида напоминали крепостные стены. Они были сплошь покрыты трещинами, сколами, а местами выкрашивались большими язвами, ничем не отличаясь в этом плане от обычных скал. Дальше мы наверняка наткнемся на осыпи, но высота берегов канала была не настолько большой, чтобы их обвалы перекрыли желоб поперек. И раз уж по нему проезжал танкер, стало быть, проедем и мы…
– Mio Sol! – окликнула меня Малабонита. Спустившись с мачты, она продолжала нести дозорную вахту, устроившись на крыше шкиперской рубки. – Глянь назад, Mio Sol! К нам – парламентеры!
– Сфистать фсех на палупу! Фрах на хорисонте! Херьмо! Орутия х пою, мать фашу! – немедля встрепенулся сидящий рядом с Долорес Физз, облюбовавший эту крышу на полвека раньше своей соседки. Здесь лежебока-ящер днями грелся на солнцепеке и заряжался солнечным светом, дабы ночью радовать нас сиянием своей фосфоресцирующей чешуи.
Я оглянулся. Действительно, в рядах врагов произошла перемена. Они по-прежнему держались от нас на безопасной дистанции, но несколько гвардейцев отделились от отряда и, пришпорив коней, настигали бронекат, неспособный тягаться в скорости с галопирующими рапидо. Однако это не напоминало атаку, на какую могли дерзнуть самые отчаянные из кабальеро. Их было всего трое, и один из них вздымал над головой флаг. Но не с гербом Владычицы Льдов – синим щитом, перечеркнутым белой волнистой линией, – а одноцветный белый. За счет чего и становилось очевидно: преследователи и впрямь вызывают нас на переговоры.
Известие о парламентерах быстро разлетелось по «Гольфстриму». Спустя полминуты вся команда собралась на мостике и разглядывала скачущих под белым флагом всадников. Прикованный к борту дон Риего-и-Ордас не мог присоединиться к нам, но он вышел из полудремы и, гремя цепями, поднялся на ноги.
Просидев пять дней в кандалах, он подрастерял свой аристократический вид: осунулся, растрепался и оброс щетиной. Но как бы то ни было, его взор все еще был исполнен надменностью. Дон Балтазар ненавидел и презирал нас с тех самых пор, как приговорил нашу компанию к смерти у отрогов Срединного хребта. И пленение нами команданте уж точно не добавило ему любви к такому отродью, как мы.
– Загрызи меня пес, если южане не хотят справиться о здоровье своего драгоценного дона! – пророкотал Сандаварг, победоносно задрав нос. Он не схватился за брата Ярнклота – свой пудовый кистень, поскольку был уверен: это не провокация, а действительно призыв к переговорам. Ведь стоит нам заподозрить неладное, и в следующий миг эту троицу накроет град стрел, о чем кабальеро были осведомлены не хуже нас.
– И как ты намерен поступить с доном Балтазаром? – осведомился я. Пленник по праву принадлежал одному Убби, и только тот мог решить его дальнейшую судьбу. Но какие планы зрели в рыжеволосой голове северянина, он нам пока не сообщил. И вот теперь настал подходящий момент это обсудить.
– Хороший вопрос, Проныра, – отозвался Сандаварг, оглянувшись и смерив свою добычу оценивающим взглядом. – Проще, конечно, вышибить ему мозги, и дело с концом. Но ты ведь понимаешь: я не опущусь до убийства безоружного врага. А тем более если он – величайший из врагов, с какими я сталкивался в жизни!
– Тоже мне проблема! Давай позволим дону Балтазару защищаться: снимем с него кандалы и вручим ему саблю, – предложил я. – Пять дней назад ты его победил, победишь и сегодня. Да он и сам не откажется от попытки взять у тебя реванш.
Присутствие на «Гольфстриме» командира южной гвардии, даром что закованного в цепи, нервировало меня с той самой минуты, когда он очутился у нас на борту. И потому я бы не возражал, вздумай Убби избавить нас от этой потенциальной угрозы. Впрочем, зная нрав нашего краснокожего товарища и традиции его народа, Сандаварг мог сделать это лишь одним способом. Вернее, двумя. Но вряд ли у кабальеро наберется столько денег, чтобы выкупить у похитителя столь высокородного заложника.
– Правильные слова ты говоришь, Проныра. Однако ничего из этого не выйдет, – нахмурившись, отверг мою идею Убби. – Кабальеро так же, как северяне, дерутся в поединках чести только своим боевым оружием. А шпагу дона я, к сожалению, с собой не прихватил. Сам знаешь, не до трофеев тогда было. Любой клинок, какой мы дадим этому южанину, он возьмет в руки лишь при одном условии: если ему представится случай перерезать глотки спящим врагам. Такое ни у кабальеро, ни у северян не возбраняется. Но поединок чести – есть поединок чести, и этим все сказано.
– Извините, что перебиваю вас, мсье! Но если вы намерены побеседовать с парламентерами, не лучше ли сделать это прежде, чем мы въедем в Порт-Саид? – подал голос Гуго де Бодье, наш толстяк-механик и самый благовоспитанный член команды. – Я не настаиваю, а просто напоминаю. Задумай гвардейцы недоброе, в желобе у нас будет гораздо меньше пространства для стрельбы и маневров.
– Вы совершенно правы, mon ami, – согласился я. – Пока мы ничем не рискуем, надо выяснить, какие требования кабальеро нам предъявят… Стоп колеса, мсье де Бодье! Убби, Долорес и Дарио – к баллестирадам! Физз! Знаю, как ты ненавидишь Кавалькаду, но все же прошу, будь любезен, не перебивай шкипера во время переговоров, хорошо?..
Через минуту после того, как я раздал приказы, «Гольфстрим» замер на месте, не доехав до Порт-Саида считаные километры. Трое всадников сразу же перевели коней с галопа на рысь, дабы не нервировать нас, приближаясь к нам на полном скаку. Сам отряд тем временем последовал нашему примеру и тоже прекратил движение, оставшись на недосягаемом для баллестирад расстоянии.
Спустя еще минуту парламентеры догнали «Гольфстрим» и, не опуская флаг, выстроились в ряд так, чтобы я мог видеть и слышать их с мостика.
Мы и кабальеро не испытывали друг к другу почтения, и соблюдать церемонности нам не имело смысла. Единственная уступка, какую мы оказали врагу – согласились его выслушать. На что он в свою очередь обязался не провоцировать нас нарушать парламентерские принципы.
– Эй, вы, на бронекате! Нам необходимо видеть вашего капитана! – не тратя время на ненужное приветствие, обратился к нам один из переговорщиков, по всей видимости, капрал или младший офицер.
– Я – шкипер! – внес я уточнение и махнул рукой, привлекая к себе внимание. – Чем обязан?
– Мы желаем знать, жив ли находящийся у вас на борту полномочный посланник Владычицы Льдов, дон Балтазар Риего-и-Ордас! – потребовал кабальеро. – И если он жив, мы просим дать нам возможность поговорить!
Команданте отлично слышал все, что долетало до него снаружи. Но он, сохраняя достоинство, не стал встревать в переговоры без спроса, а, прислонившись к борту, молча посматривал то на меня, то на северянина.
– Что скажешь, Убби? – переадресовал я вопрос стоящему у баллестирады Сандаваргу. Лично я был не прочь послушать, о чем гвардейцы намерены толковать с нашим пленником, но у его хозяина могло иметься на сей счет иное мнение.
– Ладно, пускай болтают, раз уж испортили ради этого простыню и не побоялись размахивать ею у меня перед носом, – ответил крепыш-коротыш. – Только не с глазу на глаз, а так, чтобы мы слышали каждое их слово!
Я повернулся к буравящему меня взглядом дону Балтазару и подал ему знак, что мы не возражаем.
– Это ты, Анхель? – крикнул команданте, повернувшись к ближайшей открытой бойнице. Подойти к ней пленнику мешали цепи, поэтому ему пришлось общаться с гвардейцами, не показываясь им на глаза.
– Так точно, сеньор, это я! – откликнулся узнанный доном по голосу кабальеро. – Хвала ангелам, вы живы! Compañeros очень обрадуются, когда я принесу им благую весть! Как ваши дела? Эти э-э-э… люди с вами хорошо обращаются?
– Кроме того, что я нахожусь здесь, а вы – снаружи, в остальном у меня все в порядке, спасибо. – Дон Риего-и-Ордас еще не потерял присутствие духа и даже позволял себе иронизировать. – Эти… люди держат себя в рамках приличия, что, безусловно, зачтется им в будущем. Лучше расскажи, что там у вас. Я так понимаю, ты привез новости, которые мне сильно не понравятся.
– Вы абсолютно правы, сеньор… – Голос обрадовавшегося встрече Анхеля вмиг помрачнел и зазвучал тише. – Новости очень плохие. Наверное, вы тоже видели черный всполох, который устроили табуиты, раз предполагаете худшее. И это действительно так, сеньор. Все настолько печально, что я даже не знаю, как вам об этом сообщить…
– Говори без утайки все, что тебе известно! – приказал командир гвардейцев. – Команда этого истребителя раньше нас прознала о том, что планируют монахи, и тебе не скрыть от нее правду. А иначе почему, по-твоему, эти люди рванули из храма задолго до того, как мы его захватили?
– Ваша воля, сеньор! Как вам угодно!.. В общем, выжили лишь пятьдесят три compañeros, включая вас. Это точные сведения. Сразу же после вспышки «би-джи» мы отрядили гонца, капрала Бласко. Он вернулся к стеклянному храму, выяснил, что там стряслось, и нагнал нас по нашим следам спустя трое суток. Как мы и опасались, на месте храма не осталось никого и ничего. Ни единой живой души, ни единого трупа, ни даже руин. Лишь залитое кровавой слизью крошево. Огромное пустое пространство, на котором были растерзаны в пыль сотни человек и лошадей. Бласко сказал, земля там на полметра пропитана кровью, и едва он спешился, как его сапоги утонули в кровавой грязи. Жуткое зрелище, сеньор. Даже поле битвы выглядит лучше, потому что нормальным останкам еще можно оказать последние почести. А какие почести прикажете оказывать кровавому месиву, да еще такой величины?
– Помимо наших братьев и табуитов еще кто-нибудь пострадал? – спросил команданте, понурив голову. Услышанное не стало для него откровением, ведь он догадался о гибели Кавалькады, едва увидев черный всполох. Но даже будучи готовым к трагическому известию, дон Балтазар не сумел воспринять его с бесстрастным лицом.
– Нет, сеньор, больше там никто не погиб, – уточнил парламентер. – Бронекаты адмирала Дирбонта добрались до храма намного позже, где-то за полчаса до капрала Бласко. Но теперь искать в тех местах совершенно нечего. Адмирал приказал возвести на том месте погребальный курган и оставил неподалеку оттуда для нас тайник с припасами. А потом возвратился в крепость разгребать бардак и писать доклад Владычице. Не сегодня завтра она получит его с голубиной почтой, но пока в столице еще ни о чем не знают.
– Много ли у вас воды? – вновь поинтересовался у Анхеля дон Риего-и-Ордас.
– Пока не бедствуем, сеньор. Но, как бы все ни обернулось, мы не вернемся назад, не вызволив вас из плена!
– Не вздумайте подвергать себя такому риску, лейтенант! – запротестовал команданте. – Я не допущу, чтобы из-за меня вы погибли в этих безводных землях от жажды! Спасайте не меня – я получаю достаточно воды, чтобы не умереть. Спасайте себя! Не забывайте, что вы – последние из Кавалькады! Пока вы живы, жива и она! Но если вас не станет, Атлантика лишится единственной силы, которая поддерживала в ней мир, закон и порядок!
– Погодите, сеньор, я вам еще не обо всем доложил! – поспешил объясниться Анхель, пока дон Балтазар не отдал ему официальный приказ о возвращении в Гексатурм. – С водой у нас не так плохо, как вы думаете! Позавчера ночью наш дозор наткнулся на стоянку беглых монахов. Это были несколько женщин и детей, сбежавших на лошадях из Гексатурма. Никакого сопротивления они не оказали, и мы схватили их, почти не прибегая к насилию. Нам показалось любопытным, что беженцы удрали так далеко от крепости. Это могло означать лишь одно: поблизости у них есть убежище с большим запасом воды, которую мы могли бы реквизировать. Однако, припугнув их, мы выяснили кое-что более интересное. Оказывается, сеньор, эта группа пробиралась в некий Суэцкий проход. А по нему она планировала идти навстречу танкеру, который возит ордену воду вдоль восточного склона Африканского плато! И танкер этот якобы в настоящее время едет на север и через неделю достигнет Червоточины…
– Хватит! Больше ни слова! – перебил докладчика команданте. – Можешь ничего не объяснять, я все понял!.. Что ж, раз вы уверены в правдивости этих сведений и в своих силах, значит, дерзайте! Ну а я буду молиться за вас, чтобы вам улыбнулась удача!
– Что вы сделали с теми несчастными монахами, выродки?! – вскричал Дарио, удерживая парламентеров на прицеле баллестирады. – Вы их тоже убили? Убили или нет?! Немедленно отвечайте!
– Успокойся, muchacho! Незачем так волноваться! – подняв руку, попросил Анхель. Он и его спутники балансировали сейчас на волосок от смерти, хотя и сохраняли невозмутимый вид. – Никто из тех табуитов не пострадал. Возможно, мы были с ними немного грубы, но кабальеро не проливают без крайней нужды кровь стариков, женщин и детей! Допросив беженцев, мы забрали у них лишнюю воду, а им оставили ровно столько, чтобы они могли вернуться обратно в Гексатурм. Вы ведь еще не в курсе: адмирал Дирбонт, исполняя волю королевы Юга, объявил амнистию всем женщинам и детям, состоявшим в ордене. По возвращении в крепость им не предъявят обвинений и предложат переселиться в любой из городов Атлантики. Как раз сейчас капитаны бронекатов Дирбонта разбрасывают в Червоточине листовки с этим воззванием. Так что, надеюсь, вскоре многие твои братья и сестры последуют нашему благому совету и перестанут скрываться.
– Как думаете, шкипер Проныра, эти ублюдки говорят правду? – не оборачиваясь, осведомился у меня Тамбурини.