Страница:
Не удивляюсь только своей беспринципности, из-за которой не смог добровольно покинуть капитанский пост, хотя после каждого проигранного сезона моя совесть – вернее, ее черствые заплесневелые остатки – подталкивала меня на этот шаг Но эгоист Гроулер упрямо держался за насиженное место, ибо сроднился со своей заслуженной в боях привилегией. Я был незаконнорожденным, отчего в детстве меня лишили права носить отцовскую фамилию, поэтому и имел наглость считать звание «капитан» своим вторым именем. Так что упрямство мое было вполне объяснимо и в какой-то степени простительно.
Тяжкое испытание, которое мне довелось пережить на спортивной арене пять лет назад, оказалось, к сожалению, не последним, что было уготовано капитану Гроулеру в этой жизни. Шок от причастности к нелепой смерти собрата по оружию не шел ни в какое сравнение с ужасами Апокалипсиса, что обрушился на наши головы в это, казалось бы, вполне обычное лето. Тысячелетиями человечество готовилось к наступлению Конца Света, а он, вопреки всем предсказаниям, явился оттуда, откуда его никто и не ожидал…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Азия.
Гигаполис Западная Сибирь.
Эра Великого Объединения
Апокалипсис случился в шесть тридцать утра, поэтому начало такого знаменательного события я банальным образом проспал. Не могу сказать, трубили ли тогда архангелы, но, по всей видимости, – нет. Сплю я чутко, и рев архангельских труб расслышал бы однозначно, Так что переломный момент мировой истории в моей памяти не отложился, хотя впоследствии я ни разу об этом не пожалел. Некогда было жалеть…
Мое последнее воспоминание о Привычном Старом Мире было связано с Сабриной. Она проснулась рано, чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала к инстант-коннектору. Сабрина жила в Баварии, и хоть добираться туда по межконтинентальному хайвэю было от силы полчаса, подруга дожидалась моего пробуждения только по выходным. В остальные дни наше прощание всегда происходило так, как сегодня.
Сабрине было двадцать четыре года, и она спешила на Службу. До отставки ей оставалось еще шесть лет, а потом, как и все отставники, она собиралась всецело отдаться любимому делу, посвятив ему остаток жизни. Так по крайней мере она мне пообещала. В свободное от Службы время Сабрина возглавляла ассоциацию болельщиц команды реалеров «Молот Тора», а в будущем намеревалась создать музей своих кумиров, дабы сберечь память о них на века. Мне, как капитану «Молотов», идея подруги импонировала. Я не сомневался, что у Сабрины все получится – она была чертовски целеустремленной девушкой. Она даже периодически выпрашивала у меня для будущего музея кое-какие личные вещи. Впрочем, в последнее время меня терзали смутные сомнения, что все эти отслужившие свой срок бытовые мелочи не приберегались Сабриной для музея, а расходились по рукам ее многочисленных подруг – таких же, как она, ярых фанаток реал-технофайтинга и его героев.
Традиционный прощальный поцелуй Сабрины в то утро оказался символичным. Словно не она, а целый мир попрощался со мной и исчез в никуда, оставив меня досматривать сладкий предрассветный сон в полном неведении относительно происходящего наяву.
– До завтра, Гроу, – промурлыкала Сабрина, нежно кусая меня за ухо. – И будь другом, смени себе окрестности. Альпы – это такая скука…
«Прощай, Гроулер! – злобно оскалился Привычный Старый Мир. – Прощай, жалкий капитан аутсайдеров! Отныне игры кончились, добро пожаловать в реальность!»
Его циничной усмешки я не разглядел…
Межсезонье в турнирах я любил прежде всего за возможность отоспаться, поэтому редко когда просыпался в эти месяцы раньше полудня. Можно было, конечно, нежиться в постели и дольше, но срабатывал своеобразный инстинкт – едва наступал полдень, меня начинали мучить беспричинные угрызения совести. Находясь в блаженной полудреме, я обзывал себя безвольным слабаком, лежебокой, лентяем и другими справедливыми эпитетами. Средство для успокоения капризной совести существовало – скорейший подъем, тонизирующая камера, полчаса пробежки по кольцеобразному климат-полигону при смоделированном внутри него встречном ветре (спасибо нашему арбитру – он распорядился оборудовать этим дорогостоящим тренажером дом каждого реалера, дабы мы заботились о поддержании турнирной формы и в межсезонье), затем снова тонизирующая камера в сочетании с классическим водяным душем… В общем, через час нытье совести прекращалось и не давало о себе знать вплоть до следующего утра.
Не открывая глаз, я потрогал уже остывшую вторую половину кровати и убедился, что чуда не произошло – Сабрина не осталась. После этого я с некоторым огорчением разомкнул веки и, как обычно, приказал:
– Бэримор, время.
Произошло другое чудо. Бэримор – мой бессменный виртуальный дворецкий, обитавший в системе жизнеобеспечения особняка со дня его постройки, – молчал, словно был живым человеком и по какой-то причине сильно на меня обиделся.
– Бэримор, время! – уже громче повторил я.
Бэримор не реагировал. Уж не умер ли он там случайно у себя в виртомире? Что делать в случае смерти бестелесного дворецкого, я понятия не имел. Оставалась надежда, что виртоличность отключила войс-командер в связи с самопрофилактикой, но раньше Бэримор этим в присутствии хозяина никогда не занимался.
– Бэримор!.. – сострожился я, рывком усаживаясь на кровати. Остатки сна улетучились. – Бэримор, время! Бэримор, свет! Бэримор, сектор новостей! Бэримор, в режим голо-проекции!.. Бэримор, да проснись же наконец!
Совершенный идиотизм – приказывать проснуться тому, кто никогда не спит, однако от растерянности я даже не замечал, что за ерунду выкрикиваю.
Одетый в доисторический сюртук, невозмутимый старик с орлиным носом и окладистой седой бородой – привычная оболочка-скин виртоличности Бэримора, – так и не материализовался передо мной в голо-проекции, хотя, совершенно сбитый с толку, я даже пригрозил заменить его на длинноногую грудастую горничную Матильду – самый популярный скин прислуги в этом году. Мне давно рекомендовали сексапильную Матильду, но я почему-то жалел старину Бэримора и не собирался менять проверенного временем служаку на броскую новинку. Однако теперь, кажется, для этого настал подходящий момент.
Инфоресивер лежал под рукой, в стенной нише. Ничего страшного, сейчас подключусь к «Серебряным Вратам», вызову Контрольную Службу и, если ей не удастся вернуть к жизни Бэримора, потребую заменить старика на Матильду. Знать бы еще, как это делается – раньше по поводу всех возникающих проблем беспокоился сам виртуальный дворецкий. Он следил за порядком, оплачивал счета, закупал пищу, управлял кухонным комбайном и добросовестно выполнял прочие свои обязанности.
Проклиная так некстати почившего в бозе Бэримора, я привычным движением прилепил к виску биомагнит инфоресивера и постарался не моргать, ожидая, когда сенсор считает с радужной оболочки глаза данные моего персон-маркера. После чего «Серебряные Врата» гостеприимно распахнутся для капитана Гроулера, а в ушах зазвучит музыка заставки-приветствия; в нынешнем году это был Бетховен. Затем перед глазами, как обычно, возникнет полупрозрачная вуаль пикчерз-креатора – пикра, – предоставив в мое пользование суфлер войс-командера. На нем – полный перечень дозволенных мне в Открытой зоне виртомира команд. Останется лишь выбрать нужную и ждать помощи…
Меня подстерегал второй сюрприз, тоже не из приятных, – ничего из ожидаемого не произошло. Инфоресивер, он же ключ от «Серебряных Врат», наотрез отказался крепиться к виску и окоченевшим пауком упал рядом со мной на кровать, беспомощно задрав вверх три биомагнитные «лапки» и рамку пикра. Я смотрел на инфоресивер, открыв рот от изумления, ибо, прожив на белом свете тридцать с лишним лет, просто не помнил случая, чтобы ключ когда-либо вел себя подобным образом. Для меня это было равносильно тому, как если бы он не упал на кровать, а взлетел в воздух и прилип к потолку. Возможно, на антигравитационных аттракционах такие фокусы считались в порядке вещей, но только не в моем доме.
Я с опаской переложил ключ на ладонь, будто он и впрямь был впавшим в анабиоз ядовитым тарантулом. Обычно подсвеченные зелеными микролайтерами, сейчас биомагниты ключа были матово-черными, словно покрытыми копотью. Я коснулся их пальцем, все еще не веря в происходящее. Только теперь на меня повеяло холодом первого предчувствия грядущей трагедии: ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО В ПРИНЦИПЕ. Солнце не восходит на западе, а люди не имеют перьев – это аксиома. Инфоресивер работает всегда – это тоже аксиома. Ключ ломается только в случае, если приложить к этому максимум усердия – потоптаться по нему ногами или бросить в огонь.
В любой момент я мог угодить в беду и лишиться зрения или слуха – для игрока в реал-технофайтинг это далеко не призрачная угроза. Однако даже самый простенький инфоресивер легко компенсировал бы мне утраченные чувства. Да что там говорить – для меня ключ всегда олицетворял собой такой же неотъемлемый орган современного человека, как глаза, уши и персон-маркер. Именно посредством инфоресивера я считывал данные с персон-маркера любого встречного незнакомца. Уже через секунду я знал, кто передо мной, его краткую биографию, характер и привычки. Равно как и встречный знал обо мне все что положено.
Но самое главное – ключ открывал для меня «Серебряные Врата». И если простая неисправность инфоресивера приравнивалась к утрате зрения и слуха, утрата связи с «Вратами» была не чем иным, как потерей памяти. Практически полной ее потерей.
Получалось, что в это солнечное летнее утро я одновременно ослеп, оглох и занедужил склерозом.
Я пощелкал ногтем по миниатюрному корпусу инфоресивера и по рамке пикра, лелея надежду, что это поможет. Необъяснимый, почти инстинктивный поступок, над которым я даже не задумался. Мертвый паучок от этого не ожил, что, в общем-то, не стало для меня откровением. Следующим инстинктивным желанием было разнести инфоресивер вдребезги, но от такого вандализма я воздержался. Нельзя унять головную боль, ударяясь лбом о стену – разбитая голова куда хуже мигрени.
– Спокойно, Гроулер, – сказал я себе. – Только спокойно. Проверь-ка еще разок, спишь ты или нет – возможно, тебе просто снится кошмар.
Щипок, которым я немилосердно наградил собственный нос, вернул бы к жизни даже мертвеца. И все же для полной гарантии я ущипнул себя еще пару раз. И только когда из глаз покатились слезы, пришлось с прискорбием констатировать – кошмар происходит наяву. Кряхтя от боли и шмыгая покрасневшим носом, я свесил ноги с кровати и осторожно коснулся ступнями пола. Без привычного Бэримора и незримого присутствия «Серебряных Врат» этот омертвевший дом больше не вызывал у меня доверия.
Пол был холодным, из чего следовало, что система жизнеобеспечения также не функционирует. Впрочем, я этому особо не удивился – после уже пережитых неприятностей поразить меня сегодня еще чем-то было трудно. Так что все дальнейшие сюрпризы, обрушивавшиеся на мою голову, я воспринимал, стиснув зубы. Позволял себе лишь крепко выругаться, и то потому, что молча взирать на происходящее было по силам лишь хладнокровному человеку, каким капитан Гроулер никогда не являлся. А также он не являлся любителем дол-го раздумывать над проблемами, что и позволило ему в дальнейшем с честью выходить из трудных ситуаций Парадоксально, но это так. Всегда и везде рубить с плеча – черта моего характера, ранее считавшаяся скверной, в Жестоком Новом Мире превратилась в истинную добродетель.
Вот в таком состоянии – с горящим от щипков носом и замерзшими от холодного пола ступнями – я и узрел в окно Апокалипсис. Правда, прежде чем он предстал перед глазами во всей своей дикой красе, пришлось опять пойти на варварские методы. Затонированное на ночь золотистой дымкой окно спальни после отказа системы жизнеобеспечения так и продолжало оставаться непрозрачным. Команда, какая обычно отдавалась на этот счет Бэримору, не сработала. Я, конечно, подозревал, что она не сработает, но все равно попробовал – а вдруг?
Никакого «вдруг».
Выбивание окна не входило в мои планы, все случилось непроизвольно Кто бы мог подумать, что на самом деле оконный кварц настолько непрочный – раньше-то я по нему никогда кулаками не стучал. И ведь не со злости ударил, а лишь слегка – авось да поможет. В отличие от инфоресивера, помогло Не так, как ожидалось, но помогло – окно в Жестокий Новый Мир распахнулось, брызнув водопадом осколков под лучами полуденного солнца.
Вот таким – солнечным и теплым – встретил я обещанный тысячелетия назад Апокалипсис. По голубому небу плыли редкие белые облачка, дул ласковый ветерок, вокруг пели птицы Природа радовалась погожему дню и не ведала, что населяющие мир высокоразвитые двуногие создания уже окрестили его Жестоким.
До того как я выбил окно, во мне еще теплилась надежда, что череда престранных неприятностей обрушилась только на мой дом – этакое редчайшее стечение роковых обстоятельств. Но едва передо мной открылась панорама окрестностей, надежда эта канула в небытие
Я жил в престижном мегарайоне Западной Сибири, полностью отведенном под частные владения. Сказать, где именно жил, затрудняюсь: со времен всеобщего упразднения государственных границ и изобретения инстант-коннектора, инскона, послужившего основой основ Единой Транспортной Сети, такими вещами мало кто интересуется Но по характеру местности – невысокие нагорья, чередующиеся с равнинами, – догадывался, что дом мой находился где-то на окраине нашего гигаполиса.
Ближайший отрезок межконтинентального хайвэя инскона пролегал южнее соседнего гигаполиса Алтай – по пятидесятой параллели – и разделял Казахстан на два гигаполиса. Северный и Южный. Идущие к хайвэю магистрали Западной Сибири сливались воедино с алтайскими и уральскими далеко отсюда. Так что помимо скромных «трубопроводов» местной Транс-сети никаких колоссальных, диаметром до полукилометра, линий межконтинентального хайвэя поблизости не наблюдалось и вида не загораживало. Далеко не каждый землянин мог похвастаться пейзажем почти девственной природы у себя за окнами.
Впрочем, имелся-таки один недостаток, который не позволял относить окрестный пейзаж к идиллическому торчащие на горизонте высотные здания соседних, не столь престижных, мегарайонов Западной Сибири. Из-за этого нестройного, окутанного сизой дымкой каменного частокола я был лишен счастья в полной мере созерцать закаты солнца. Однако покидать тихий пригород и переезжать в высотный мегарайон по столь несущественной причине желание, естественно, отсутствовало
И все равно, несмотря на живописные окрестности, я предпочитал пользоваться ландшафт-проектором, который создавал по всему куполу силового поля над моим жилищем панораму настоящей дикой природы. Ландшафт-проекторы имелись в каждом особняке нашего мегарайона, отчего, выйдя за границу своих владений, я всегда наблюдал одно и то же: купола силовых полей соседей, напоминавшие сотни больших пузырей на луже под дождем. Пузыри эти были не просто прозрачными, а переливались всеми цветами радуги. Именно так выглядело при взгляде снаружи голографическое изображение, проецируемое изнутри на защитные купола.
Я постоянно загружал в ландшафт-проекторы что-нибудь альпийское или скандинавское – обожаю суровую, скупую на краски северную природу. Сабрине не нравились мои художественные пристрастия. Она называла их безвкусными и требовала для себя море, пальмы и песок. Я же ненавидел яркое солнце и буйство красок за окном – все это мешало мне нормально отдыхать, а отдыхать я любил в спокойных раздумьях, какие навевали на меня лишь сосны, снега и скалы мрачного севера
Признаться, я уже здорово отвык от естественного, не скрытого виртуальным ландшафтом вида из окна своей спальни. Выстроенные в отдалении друг от друга дома соседей с окружающими их редкими деревьями, идеально прямая и уходящая за горизонт местная магистраль Транс-сети, неширокая речушка, чьи берега отделаны декоративным полимером, стилизованным под стриженую травку .. Еще вчера вечером на этом месте возвышались снеговые шапки гор, искрился радугой далекий водопад, а кряжистые вековые сосны глядели с утесов в воды бурной горной реки – не чета той сонной протоке, что петляла теперь неподалеку, заключенная в полимерное русло. Неудачная метаморфоза, но я горевал по этому поводу недолго. На смену сожалению о погасшем ландшафт-проекторе подоспела очередная порция шокирующих впечатлений.
Ландшафт-проекторы отключились вместе с защитными полями, поэтому привычного, покрытого большими пузырями «водоема» теперь не наблюдалось в помине Простые дома, выстроенные в более или менее одинаковом стиле, и никаких куполов над ними – ни радужных, ни прозрачных. Оставалось только обнести наши особняки архаичными деревянными оградками, и вот вам готовые декорации для исторического виртошоу на тему эры Сепаратизма, а конкретно – девятнадцатого-двадцать первого веков. Мы с Сабриной часто посещали такие шоу в развлекательном секторе «Серебряных Врат». Из того, что мне довелось там увидеть, я понял одно: в те века была не жизнь, а сплошные мучения. По мне, так уж лучше пожить денек-другой во времена, когда о двигателях внутреннего сгорания и слыхом не слыхивали, тогда хоть атмосфера была сродни нашей, а то и чище.
Пропавшие силовые купола больше не защищали наши дома от непрошеных гостей и непогоды, однако позволяли рассмотреть округу более тщательно, постольку теперь не заслоняли множество мелких деталей, Я пригляделся, пытаясь отыскать на улице кого-либо из соседей, но никого поблизости не обнаружил. Откуда-то издалека раздавались взволнованные крики. Кричавший был мне не виден, и тем не менее причина его раздражения являлась понятной. Я и сам был весьма расстроен после всего, что пережил за истекшие пять минут.
Окрест царило безлюдье, даже возле стоянки ботов инскона не маячило ни одного человека. Боты застыли возле стартового шлюза стройной шеренгой, словно патроны в пулеметной ленте. Функционировал ли сам инстант-коннектор, определить было невозможно, но большие информационные пикры возле шлюзов не светились, а сигнальные лайтеры на ускорителях не предупреждали о том, что из шлюза в магистраль стартует очередной бот. Из всего этого я сделал вывод, что Транс-сеть, равно как и виртомир «Серебряных Врат», тоже переживает кризис. Об истинном масштабе кризиса я судил по тому факту, что два великих технических достижения человечества, чья исключительная надежность подтверждалась столетиями безупречной службы, вышли из строя одновременно. Даже мне с моим неоднократно контуженным и сотрясенным на турнирах мозгом хватило ума догадаться: такое совпадение отнюдь не случайно…
Глухой низкий звук, напоминающий далекие раскаты грома, донесся откуда-то с запада. Ничто не предвещало грозу, наоборот, яркое солнце немилосердно било мне в лицо и заставляло щуриться. Я приложил ладонь козырьком ко лбу, пытаясь отыскать вдали причину, что нарушила зловещую тишину сегодняшнего утра.
Причина вскоре отыскалась. Конечно же, это была не гроза. Когда до меня дошло, что я вижу именно то, что вижу, мысль о кошмарном сне снова начала перерождаться в уверенность. Видеть наяву подобные вещи, пусть и издали, – огромное потрясение даже для такого черствого циника, как я.
Что-то огромное и объятое огнем неслось к земле из стратосферы, разваливаясь на части. От испуга я разразился ругательствами и решил было, что это прорвавшийся через Орбитальный Щит метеорит, но уже через секунду понял, что будь это железный подарок с небес то на столь пространное ругательство у меня бы просто не хватило времени. Не слишком стремительно для метеорита падало увиденное мной нечто. Однако тем не менее падало, причем должно было грохнуться где-то поблизости. Не иначе в соседнем мегарайоне…
Перед тем как это произошло, я успел подумать, что было бы неплохо лечь на пол или еще лучше – выбежать из дома. Кто знает, что случится в момент столкновения этой чудовищной штуки с Землей? Будет ли ослепительная вспышка или всесокрушающая ударная волна превратит в пустыню все в радиусе сотни километров? Пришедшая в голову мысль была рациональной, но она безнадежно запоздала – на принятие мер безопасности у меня оставалось полсекунды. Какое тут бегство, и отвернуться-то толком не успеешь…
Поэтому я и не отвернулся, став свидетелем ужасной трагедии, развернувшейся в окне моей спальни.
Оставляя дымный след, нечто врезалось прямо в те высотки, что мешали мне любоваться закатами. Сразу же стали ясны размеры упавшего с небес тела: приблизительно как пара вместе взятых высоток, которые огненное нечто в мгновение ока погребло под собой. Но прежде чем до меня долетел грохот, а место падения окутала завеса пыли, мне удалось рассмотреть, на что было похоже развалившееся тело Очертания его напоминали межпланетный рудовоз, какие бороздят Солнечную систему вот уже несколько веков, снабжая человечество тем, что оно давным-давно подчистую выбрало из недр старушки-Земли. По всей видимости, это и впрямь был рудовоз – иных логичных предположений не имелось.
Удар от столкновения рудовоза с Землей оказался настолько силен, что повлек за собой целую череду разрушений. Еще две из каменных громад, что маячили на горизонте, обрушились, медленно осев в плотных клубах пыли. Остроконечная верхушка одной из них завалилась на третью башню, более низкую и стоявшую практически впритык. Шпиль падающего здания чиркнул по крыше соседки и напрочь снес ей верхние этажи, сооруженные из кварца. Едва различимое отсюда облако кварцевых осколков сверкнуло на солнце подобно водяной пыли. Подкошенная ударом высотка содрогнулась, после чего начала рушиться, как и остальные. Неутихающий раскатистый грохот усилился…
Через полминуты на месте целого квартала высоких каменных башен не осталось ничего, кроме непроглядной пылевой завесы.
Такого шока мне еще не доводилось переживать. Я стоял, парализованный ужасом, с выпученными глазами и разинутым ртом, душа моя от всего увиденного ушла в пятки. В принципе разрушениями меня было не удивить. Случалось, что во время турниров мы, следуя сценариям игры, взрывали и обрушивали на полигонах довольно высокие постройки. Но все они были лишь искусно сооруженными декорациями, несравнимыми с настоящими городскими высотками. Сколько людей погибло под их руинами, даже вообразить было страшно. Я с содроганием ожидал, что вслед за упавшими зданиями начнут рушиться и другие, однако, к моему невероятному облегчению, этого не произошло.
Я поежился: Сабрина проживала в подобном мегарайоне, тоже застроенном высотками. Где сейчас моя подруга и что с ней? Успела ли добраться до Службы или застряла где-нибудь по дороге? Все-таки следовало надеяться, что Сабрина не угодила в неприятности, поскольку чем еще мне было утешаться, кроме этих надежд?
Наконец-то Апокалипсис сбросил маску и явил миру свое подлинное лицо, перекошенное жестокой гримасой убийцы. Руки мои беспомощно опустились, в ногах поселилась слабость, в горле пересохло. Надвигалось нечто ужасающее, и против этого неизведанного я чувствовал себя жалкой букашкой, которая ползет по земле навстречу несущемуся торнадо. Ни убежать от него, ни забиться под камешек было нельзя – надвигающийся торнадо с корнем выдирал деревья и срывал крыши домов. Хотелось что-нибудь срочно предпринять, как-то повлиять на ситуацию, но я не знал, каким образом. Стоять, пялиться в окно, наблюдая, как Привычный Старый Мир летит в тартарары, трястись в ужасе и ожидать, когда явится Спаситель в обличие всемогущего контролера или механического модуля-ремонтника?
А что еще остается? Только сидеть дома, надеяться на лучшее, ждать хороших новостей и пить пиво. Разумеется, пока-то еще холодное – я подозревал, что фростер в баре также приказал долго жить вместе с исчезнувшими Бэримором и прочими благами высокоразвитой цивилизации.
Пока я пялился в разбитое окно и терзался мрачными раздумьями, на юге тоже начали происходить любопытные вещи. Из-за горизонта – откуда-то с окраин гигаполиса Алтай – медленно поднимался столб черного дыма. Дымовой столб был столь плотным и огромным что, когда ветры окончательно развеяли его, он успел подняться до верхних границ тропосферы. Что творилось в той стороне, определить было нельзя. Второй страшный катаклизм, замеченный мной в это утро из окна спальни. Сколько же их бушевало сейчас на планете и сколько случится в ближайшее время?
Пересохшее от волнения горло и взвинченные нервы вернули меня к мыслям о размороженном фростере и медленно нагревающемся в нем пиве. Требовалось срочно успокоиться. Обычно в межсезонье я не позволял себе употреблять спиртные напитки до вечера – в сезон турниров я не баловался ими вовсе, – но сегодня выдался совершенно особый денек. К тому же бар являлся единственным источником пищи, который был в данный момент доступен; завтрак Бэримор приготовить не успел, а с кухонным комбайном, куда дворецкий заряжал пищевые полуфабрикаты, я обращаться не умел.
Тяжкое испытание, которое мне довелось пережить на спортивной арене пять лет назад, оказалось, к сожалению, не последним, что было уготовано капитану Гроулеру в этой жизни. Шок от причастности к нелепой смерти собрата по оружию не шел ни в какое сравнение с ужасами Апокалипсиса, что обрушился на наши головы в это, казалось бы, вполне обычное лето. Тысячелетиями человечество готовилось к наступлению Конца Света, а он, вопреки всем предсказаниям, явился оттуда, откуда его никто и не ожидал…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НОВЫЙ ПАЛЕОЛИТ
«Весьма вероятно наступление невероятного…»
Агафон, древнегреческий трагик
«Где стол был яств, там гроб стоит»
Г Р. Державин «На смерть князя Мещерского».
Азия.
Гигаполис Западная Сибирь.
Эра Великого Объединения
Апокалипсис случился в шесть тридцать утра, поэтому начало такого знаменательного события я банальным образом проспал. Не могу сказать, трубили ли тогда архангелы, но, по всей видимости, – нет. Сплю я чутко, и рев архангельских труб расслышал бы однозначно, Так что переломный момент мировой истории в моей памяти не отложился, хотя впоследствии я ни разу об этом не пожалел. Некогда было жалеть…
Мое последнее воспоминание о Привычном Старом Мире было связано с Сабриной. Она проснулась рано, чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала к инстант-коннектору. Сабрина жила в Баварии, и хоть добираться туда по межконтинентальному хайвэю было от силы полчаса, подруга дожидалась моего пробуждения только по выходным. В остальные дни наше прощание всегда происходило так, как сегодня.
Сабрине было двадцать четыре года, и она спешила на Службу. До отставки ей оставалось еще шесть лет, а потом, как и все отставники, она собиралась всецело отдаться любимому делу, посвятив ему остаток жизни. Так по крайней мере она мне пообещала. В свободное от Службы время Сабрина возглавляла ассоциацию болельщиц команды реалеров «Молот Тора», а в будущем намеревалась создать музей своих кумиров, дабы сберечь память о них на века. Мне, как капитану «Молотов», идея подруги импонировала. Я не сомневался, что у Сабрины все получится – она была чертовски целеустремленной девушкой. Она даже периодически выпрашивала у меня для будущего музея кое-какие личные вещи. Впрочем, в последнее время меня терзали смутные сомнения, что все эти отслужившие свой срок бытовые мелочи не приберегались Сабриной для музея, а расходились по рукам ее многочисленных подруг – таких же, как она, ярых фанаток реал-технофайтинга и его героев.
Традиционный прощальный поцелуй Сабрины в то утро оказался символичным. Словно не она, а целый мир попрощался со мной и исчез в никуда, оставив меня досматривать сладкий предрассветный сон в полном неведении относительно происходящего наяву.
– До завтра, Гроу, – промурлыкала Сабрина, нежно кусая меня за ухо. – И будь другом, смени себе окрестности. Альпы – это такая скука…
«Прощай, Гроулер! – злобно оскалился Привычный Старый Мир. – Прощай, жалкий капитан аутсайдеров! Отныне игры кончились, добро пожаловать в реальность!»
Его циничной усмешки я не разглядел…
Межсезонье в турнирах я любил прежде всего за возможность отоспаться, поэтому редко когда просыпался в эти месяцы раньше полудня. Можно было, конечно, нежиться в постели и дольше, но срабатывал своеобразный инстинкт – едва наступал полдень, меня начинали мучить беспричинные угрызения совести. Находясь в блаженной полудреме, я обзывал себя безвольным слабаком, лежебокой, лентяем и другими справедливыми эпитетами. Средство для успокоения капризной совести существовало – скорейший подъем, тонизирующая камера, полчаса пробежки по кольцеобразному климат-полигону при смоделированном внутри него встречном ветре (спасибо нашему арбитру – он распорядился оборудовать этим дорогостоящим тренажером дом каждого реалера, дабы мы заботились о поддержании турнирной формы и в межсезонье), затем снова тонизирующая камера в сочетании с классическим водяным душем… В общем, через час нытье совести прекращалось и не давало о себе знать вплоть до следующего утра.
Не открывая глаз, я потрогал уже остывшую вторую половину кровати и убедился, что чуда не произошло – Сабрина не осталась. После этого я с некоторым огорчением разомкнул веки и, как обычно, приказал:
– Бэримор, время.
Произошло другое чудо. Бэримор – мой бессменный виртуальный дворецкий, обитавший в системе жизнеобеспечения особняка со дня его постройки, – молчал, словно был живым человеком и по какой-то причине сильно на меня обиделся.
– Бэримор, время! – уже громче повторил я.
Бэримор не реагировал. Уж не умер ли он там случайно у себя в виртомире? Что делать в случае смерти бестелесного дворецкого, я понятия не имел. Оставалась надежда, что виртоличность отключила войс-командер в связи с самопрофилактикой, но раньше Бэримор этим в присутствии хозяина никогда не занимался.
– Бэримор!.. – сострожился я, рывком усаживаясь на кровати. Остатки сна улетучились. – Бэримор, время! Бэримор, свет! Бэримор, сектор новостей! Бэримор, в режим голо-проекции!.. Бэримор, да проснись же наконец!
Совершенный идиотизм – приказывать проснуться тому, кто никогда не спит, однако от растерянности я даже не замечал, что за ерунду выкрикиваю.
Одетый в доисторический сюртук, невозмутимый старик с орлиным носом и окладистой седой бородой – привычная оболочка-скин виртоличности Бэримора, – так и не материализовался передо мной в голо-проекции, хотя, совершенно сбитый с толку, я даже пригрозил заменить его на длинноногую грудастую горничную Матильду – самый популярный скин прислуги в этом году. Мне давно рекомендовали сексапильную Матильду, но я почему-то жалел старину Бэримора и не собирался менять проверенного временем служаку на броскую новинку. Однако теперь, кажется, для этого настал подходящий момент.
Инфоресивер лежал под рукой, в стенной нише. Ничего страшного, сейчас подключусь к «Серебряным Вратам», вызову Контрольную Службу и, если ей не удастся вернуть к жизни Бэримора, потребую заменить старика на Матильду. Знать бы еще, как это делается – раньше по поводу всех возникающих проблем беспокоился сам виртуальный дворецкий. Он следил за порядком, оплачивал счета, закупал пищу, управлял кухонным комбайном и добросовестно выполнял прочие свои обязанности.
Проклиная так некстати почившего в бозе Бэримора, я привычным движением прилепил к виску биомагнит инфоресивера и постарался не моргать, ожидая, когда сенсор считает с радужной оболочки глаза данные моего персон-маркера. После чего «Серебряные Врата» гостеприимно распахнутся для капитана Гроулера, а в ушах зазвучит музыка заставки-приветствия; в нынешнем году это был Бетховен. Затем перед глазами, как обычно, возникнет полупрозрачная вуаль пикчерз-креатора – пикра, – предоставив в мое пользование суфлер войс-командера. На нем – полный перечень дозволенных мне в Открытой зоне виртомира команд. Останется лишь выбрать нужную и ждать помощи…
Меня подстерегал второй сюрприз, тоже не из приятных, – ничего из ожидаемого не произошло. Инфоресивер, он же ключ от «Серебряных Врат», наотрез отказался крепиться к виску и окоченевшим пауком упал рядом со мной на кровать, беспомощно задрав вверх три биомагнитные «лапки» и рамку пикра. Я смотрел на инфоресивер, открыв рот от изумления, ибо, прожив на белом свете тридцать с лишним лет, просто не помнил случая, чтобы ключ когда-либо вел себя подобным образом. Для меня это было равносильно тому, как если бы он не упал на кровать, а взлетел в воздух и прилип к потолку. Возможно, на антигравитационных аттракционах такие фокусы считались в порядке вещей, но только не в моем доме.
Я с опаской переложил ключ на ладонь, будто он и впрямь был впавшим в анабиоз ядовитым тарантулом. Обычно подсвеченные зелеными микролайтерами, сейчас биомагниты ключа были матово-черными, словно покрытыми копотью. Я коснулся их пальцем, все еще не веря в происходящее. Только теперь на меня повеяло холодом первого предчувствия грядущей трагедии: ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО В ПРИНЦИПЕ. Солнце не восходит на западе, а люди не имеют перьев – это аксиома. Инфоресивер работает всегда – это тоже аксиома. Ключ ломается только в случае, если приложить к этому максимум усердия – потоптаться по нему ногами или бросить в огонь.
В любой момент я мог угодить в беду и лишиться зрения или слуха – для игрока в реал-технофайтинг это далеко не призрачная угроза. Однако даже самый простенький инфоресивер легко компенсировал бы мне утраченные чувства. Да что там говорить – для меня ключ всегда олицетворял собой такой же неотъемлемый орган современного человека, как глаза, уши и персон-маркер. Именно посредством инфоресивера я считывал данные с персон-маркера любого встречного незнакомца. Уже через секунду я знал, кто передо мной, его краткую биографию, характер и привычки. Равно как и встречный знал обо мне все что положено.
Но самое главное – ключ открывал для меня «Серебряные Врата». И если простая неисправность инфоресивера приравнивалась к утрате зрения и слуха, утрата связи с «Вратами» была не чем иным, как потерей памяти. Практически полной ее потерей.
Получалось, что в это солнечное летнее утро я одновременно ослеп, оглох и занедужил склерозом.
Я пощелкал ногтем по миниатюрному корпусу инфоресивера и по рамке пикра, лелея надежду, что это поможет. Необъяснимый, почти инстинктивный поступок, над которым я даже не задумался. Мертвый паучок от этого не ожил, что, в общем-то, не стало для меня откровением. Следующим инстинктивным желанием было разнести инфоресивер вдребезги, но от такого вандализма я воздержался. Нельзя унять головную боль, ударяясь лбом о стену – разбитая голова куда хуже мигрени.
– Спокойно, Гроулер, – сказал я себе. – Только спокойно. Проверь-ка еще разок, спишь ты или нет – возможно, тебе просто снится кошмар.
Щипок, которым я немилосердно наградил собственный нос, вернул бы к жизни даже мертвеца. И все же для полной гарантии я ущипнул себя еще пару раз. И только когда из глаз покатились слезы, пришлось с прискорбием констатировать – кошмар происходит наяву. Кряхтя от боли и шмыгая покрасневшим носом, я свесил ноги с кровати и осторожно коснулся ступнями пола. Без привычного Бэримора и незримого присутствия «Серебряных Врат» этот омертвевший дом больше не вызывал у меня доверия.
Пол был холодным, из чего следовало, что система жизнеобеспечения также не функционирует. Впрочем, я этому особо не удивился – после уже пережитых неприятностей поразить меня сегодня еще чем-то было трудно. Так что все дальнейшие сюрпризы, обрушивавшиеся на мою голову, я воспринимал, стиснув зубы. Позволял себе лишь крепко выругаться, и то потому, что молча взирать на происходящее было по силам лишь хладнокровному человеку, каким капитан Гроулер никогда не являлся. А также он не являлся любителем дол-го раздумывать над проблемами, что и позволило ему в дальнейшем с честью выходить из трудных ситуаций Парадоксально, но это так. Всегда и везде рубить с плеча – черта моего характера, ранее считавшаяся скверной, в Жестоком Новом Мире превратилась в истинную добродетель.
Вот в таком состоянии – с горящим от щипков носом и замерзшими от холодного пола ступнями – я и узрел в окно Апокалипсис. Правда, прежде чем он предстал перед глазами во всей своей дикой красе, пришлось опять пойти на варварские методы. Затонированное на ночь золотистой дымкой окно спальни после отказа системы жизнеобеспечения так и продолжало оставаться непрозрачным. Команда, какая обычно отдавалась на этот счет Бэримору, не сработала. Я, конечно, подозревал, что она не сработает, но все равно попробовал – а вдруг?
Никакого «вдруг».
Выбивание окна не входило в мои планы, все случилось непроизвольно Кто бы мог подумать, что на самом деле оконный кварц настолько непрочный – раньше-то я по нему никогда кулаками не стучал. И ведь не со злости ударил, а лишь слегка – авось да поможет. В отличие от инфоресивера, помогло Не так, как ожидалось, но помогло – окно в Жестокий Новый Мир распахнулось, брызнув водопадом осколков под лучами полуденного солнца.
Вот таким – солнечным и теплым – встретил я обещанный тысячелетия назад Апокалипсис. По голубому небу плыли редкие белые облачка, дул ласковый ветерок, вокруг пели птицы Природа радовалась погожему дню и не ведала, что населяющие мир высокоразвитые двуногие создания уже окрестили его Жестоким.
До того как я выбил окно, во мне еще теплилась надежда, что череда престранных неприятностей обрушилась только на мой дом – этакое редчайшее стечение роковых обстоятельств. Но едва передо мной открылась панорама окрестностей, надежда эта канула в небытие
Я жил в престижном мегарайоне Западной Сибири, полностью отведенном под частные владения. Сказать, где именно жил, затрудняюсь: со времен всеобщего упразднения государственных границ и изобретения инстант-коннектора, инскона, послужившего основой основ Единой Транспортной Сети, такими вещами мало кто интересуется Но по характеру местности – невысокие нагорья, чередующиеся с равнинами, – догадывался, что дом мой находился где-то на окраине нашего гигаполиса.
Ближайший отрезок межконтинентального хайвэя инскона пролегал южнее соседнего гигаполиса Алтай – по пятидесятой параллели – и разделял Казахстан на два гигаполиса. Северный и Южный. Идущие к хайвэю магистрали Западной Сибири сливались воедино с алтайскими и уральскими далеко отсюда. Так что помимо скромных «трубопроводов» местной Транс-сети никаких колоссальных, диаметром до полукилометра, линий межконтинентального хайвэя поблизости не наблюдалось и вида не загораживало. Далеко не каждый землянин мог похвастаться пейзажем почти девственной природы у себя за окнами.
Впрочем, имелся-таки один недостаток, который не позволял относить окрестный пейзаж к идиллическому торчащие на горизонте высотные здания соседних, не столь престижных, мегарайонов Западной Сибири. Из-за этого нестройного, окутанного сизой дымкой каменного частокола я был лишен счастья в полной мере созерцать закаты солнца. Однако покидать тихий пригород и переезжать в высотный мегарайон по столь несущественной причине желание, естественно, отсутствовало
И все равно, несмотря на живописные окрестности, я предпочитал пользоваться ландшафт-проектором, который создавал по всему куполу силового поля над моим жилищем панораму настоящей дикой природы. Ландшафт-проекторы имелись в каждом особняке нашего мегарайона, отчего, выйдя за границу своих владений, я всегда наблюдал одно и то же: купола силовых полей соседей, напоминавшие сотни больших пузырей на луже под дождем. Пузыри эти были не просто прозрачными, а переливались всеми цветами радуги. Именно так выглядело при взгляде снаружи голографическое изображение, проецируемое изнутри на защитные купола.
Я постоянно загружал в ландшафт-проекторы что-нибудь альпийское или скандинавское – обожаю суровую, скупую на краски северную природу. Сабрине не нравились мои художественные пристрастия. Она называла их безвкусными и требовала для себя море, пальмы и песок. Я же ненавидел яркое солнце и буйство красок за окном – все это мешало мне нормально отдыхать, а отдыхать я любил в спокойных раздумьях, какие навевали на меня лишь сосны, снега и скалы мрачного севера
Признаться, я уже здорово отвык от естественного, не скрытого виртуальным ландшафтом вида из окна своей спальни. Выстроенные в отдалении друг от друга дома соседей с окружающими их редкими деревьями, идеально прямая и уходящая за горизонт местная магистраль Транс-сети, неширокая речушка, чьи берега отделаны декоративным полимером, стилизованным под стриженую травку .. Еще вчера вечером на этом месте возвышались снеговые шапки гор, искрился радугой далекий водопад, а кряжистые вековые сосны глядели с утесов в воды бурной горной реки – не чета той сонной протоке, что петляла теперь неподалеку, заключенная в полимерное русло. Неудачная метаморфоза, но я горевал по этому поводу недолго. На смену сожалению о погасшем ландшафт-проекторе подоспела очередная порция шокирующих впечатлений.
Ландшафт-проекторы отключились вместе с защитными полями, поэтому привычного, покрытого большими пузырями «водоема» теперь не наблюдалось в помине Простые дома, выстроенные в более или менее одинаковом стиле, и никаких куполов над ними – ни радужных, ни прозрачных. Оставалось только обнести наши особняки архаичными деревянными оградками, и вот вам готовые декорации для исторического виртошоу на тему эры Сепаратизма, а конкретно – девятнадцатого-двадцать первого веков. Мы с Сабриной часто посещали такие шоу в развлекательном секторе «Серебряных Врат». Из того, что мне довелось там увидеть, я понял одно: в те века была не жизнь, а сплошные мучения. По мне, так уж лучше пожить денек-другой во времена, когда о двигателях внутреннего сгорания и слыхом не слыхивали, тогда хоть атмосфера была сродни нашей, а то и чище.
Пропавшие силовые купола больше не защищали наши дома от непрошеных гостей и непогоды, однако позволяли рассмотреть округу более тщательно, постольку теперь не заслоняли множество мелких деталей, Я пригляделся, пытаясь отыскать на улице кого-либо из соседей, но никого поблизости не обнаружил. Откуда-то издалека раздавались взволнованные крики. Кричавший был мне не виден, и тем не менее причина его раздражения являлась понятной. Я и сам был весьма расстроен после всего, что пережил за истекшие пять минут.
Окрест царило безлюдье, даже возле стоянки ботов инскона не маячило ни одного человека. Боты застыли возле стартового шлюза стройной шеренгой, словно патроны в пулеметной ленте. Функционировал ли сам инстант-коннектор, определить было невозможно, но большие информационные пикры возле шлюзов не светились, а сигнальные лайтеры на ускорителях не предупреждали о том, что из шлюза в магистраль стартует очередной бот. Из всего этого я сделал вывод, что Транс-сеть, равно как и виртомир «Серебряных Врат», тоже переживает кризис. Об истинном масштабе кризиса я судил по тому факту, что два великих технических достижения человечества, чья исключительная надежность подтверждалась столетиями безупречной службы, вышли из строя одновременно. Даже мне с моим неоднократно контуженным и сотрясенным на турнирах мозгом хватило ума догадаться: такое совпадение отнюдь не случайно…
Глухой низкий звук, напоминающий далекие раскаты грома, донесся откуда-то с запада. Ничто не предвещало грозу, наоборот, яркое солнце немилосердно било мне в лицо и заставляло щуриться. Я приложил ладонь козырьком ко лбу, пытаясь отыскать вдали причину, что нарушила зловещую тишину сегодняшнего утра.
Причина вскоре отыскалась. Конечно же, это была не гроза. Когда до меня дошло, что я вижу именно то, что вижу, мысль о кошмарном сне снова начала перерождаться в уверенность. Видеть наяву подобные вещи, пусть и издали, – огромное потрясение даже для такого черствого циника, как я.
Что-то огромное и объятое огнем неслось к земле из стратосферы, разваливаясь на части. От испуга я разразился ругательствами и решил было, что это прорвавшийся через Орбитальный Щит метеорит, но уже через секунду понял, что будь это железный подарок с небес то на столь пространное ругательство у меня бы просто не хватило времени. Не слишком стремительно для метеорита падало увиденное мной нечто. Однако тем не менее падало, причем должно было грохнуться где-то поблизости. Не иначе в соседнем мегарайоне…
Перед тем как это произошло, я успел подумать, что было бы неплохо лечь на пол или еще лучше – выбежать из дома. Кто знает, что случится в момент столкновения этой чудовищной штуки с Землей? Будет ли ослепительная вспышка или всесокрушающая ударная волна превратит в пустыню все в радиусе сотни километров? Пришедшая в голову мысль была рациональной, но она безнадежно запоздала – на принятие мер безопасности у меня оставалось полсекунды. Какое тут бегство, и отвернуться-то толком не успеешь…
Поэтому я и не отвернулся, став свидетелем ужасной трагедии, развернувшейся в окне моей спальни.
Оставляя дымный след, нечто врезалось прямо в те высотки, что мешали мне любоваться закатами. Сразу же стали ясны размеры упавшего с небес тела: приблизительно как пара вместе взятых высоток, которые огненное нечто в мгновение ока погребло под собой. Но прежде чем до меня долетел грохот, а место падения окутала завеса пыли, мне удалось рассмотреть, на что было похоже развалившееся тело Очертания его напоминали межпланетный рудовоз, какие бороздят Солнечную систему вот уже несколько веков, снабжая человечество тем, что оно давным-давно подчистую выбрало из недр старушки-Земли. По всей видимости, это и впрямь был рудовоз – иных логичных предположений не имелось.
Удар от столкновения рудовоза с Землей оказался настолько силен, что повлек за собой целую череду разрушений. Еще две из каменных громад, что маячили на горизонте, обрушились, медленно осев в плотных клубах пыли. Остроконечная верхушка одной из них завалилась на третью башню, более низкую и стоявшую практически впритык. Шпиль падающего здания чиркнул по крыше соседки и напрочь снес ей верхние этажи, сооруженные из кварца. Едва различимое отсюда облако кварцевых осколков сверкнуло на солнце подобно водяной пыли. Подкошенная ударом высотка содрогнулась, после чего начала рушиться, как и остальные. Неутихающий раскатистый грохот усилился…
Через полминуты на месте целого квартала высоких каменных башен не осталось ничего, кроме непроглядной пылевой завесы.
Такого шока мне еще не доводилось переживать. Я стоял, парализованный ужасом, с выпученными глазами и разинутым ртом, душа моя от всего увиденного ушла в пятки. В принципе разрушениями меня было не удивить. Случалось, что во время турниров мы, следуя сценариям игры, взрывали и обрушивали на полигонах довольно высокие постройки. Но все они были лишь искусно сооруженными декорациями, несравнимыми с настоящими городскими высотками. Сколько людей погибло под их руинами, даже вообразить было страшно. Я с содроганием ожидал, что вслед за упавшими зданиями начнут рушиться и другие, однако, к моему невероятному облегчению, этого не произошло.
Я поежился: Сабрина проживала в подобном мегарайоне, тоже застроенном высотками. Где сейчас моя подруга и что с ней? Успела ли добраться до Службы или застряла где-нибудь по дороге? Все-таки следовало надеяться, что Сабрина не угодила в неприятности, поскольку чем еще мне было утешаться, кроме этих надежд?
Наконец-то Апокалипсис сбросил маску и явил миру свое подлинное лицо, перекошенное жестокой гримасой убийцы. Руки мои беспомощно опустились, в ногах поселилась слабость, в горле пересохло. Надвигалось нечто ужасающее, и против этого неизведанного я чувствовал себя жалкой букашкой, которая ползет по земле навстречу несущемуся торнадо. Ни убежать от него, ни забиться под камешек было нельзя – надвигающийся торнадо с корнем выдирал деревья и срывал крыши домов. Хотелось что-нибудь срочно предпринять, как-то повлиять на ситуацию, но я не знал, каким образом. Стоять, пялиться в окно, наблюдая, как Привычный Старый Мир летит в тартарары, трястись в ужасе и ожидать, когда явится Спаситель в обличие всемогущего контролера или механического модуля-ремонтника?
А что еще остается? Только сидеть дома, надеяться на лучшее, ждать хороших новостей и пить пиво. Разумеется, пока-то еще холодное – я подозревал, что фростер в баре также приказал долго жить вместе с исчезнувшими Бэримором и прочими благами высокоразвитой цивилизации.
Пока я пялился в разбитое окно и терзался мрачными раздумьями, на юге тоже начали происходить любопытные вещи. Из-за горизонта – откуда-то с окраин гигаполиса Алтай – медленно поднимался столб черного дыма. Дымовой столб был столь плотным и огромным что, когда ветры окончательно развеяли его, он успел подняться до верхних границ тропосферы. Что творилось в той стороне, определить было нельзя. Второй страшный катаклизм, замеченный мной в это утро из окна спальни. Сколько же их бушевало сейчас на планете и сколько случится в ближайшее время?
Пересохшее от волнения горло и взвинченные нервы вернули меня к мыслям о размороженном фростере и медленно нагревающемся в нем пиве. Требовалось срочно успокоиться. Обычно в межсезонье я не позволял себе употреблять спиртные напитки до вечера – в сезон турниров я не баловался ими вовсе, – но сегодня выдался совершенно особый денек. К тому же бар являлся единственным источником пищи, который был в данный момент доступен; завтрак Бэримор приготовить не успел, а с кухонным комбайном, куда дворецкий заряжал пищевые полуфабрикаты, я обращаться не умел.