Гофман Отто. Лазутчик

   — Это предприятие должен исполнить я! — вскрикнул Эдуард. — Может быть, мне удастся спасти бедную Мабель!
   — Нет, нет, мой милый! — сказал лазутчик, который тотчас же начал снимать верхнее платье, а томагавк и нож заткнул за пояс, чтобы с этим оружием приступить к исполнению своего отчаянного предприятия. — Оставайтесь здесь и наблюдайте за дикими, а меня пустите, и вы увидите, я сделаю все, что в состоянии сделать человек! Я не обещаю вам непременно спасти девушку, потому что не все делается по нашему желанию, но, во всяком случае, я могу сделать больше, нежели вы: вас негодяи скорее откроют и убьют или же сожгут на костре. Еще одно слово, — прибавил он, обращаясь ко всем. — Я советую вам быть как можно осторожнее, чтобы дикари не захватили бы и вас всех. Не удаляйтесь слишком от острова, чтобы я при возвращении мог найти плот; если же вы услышите на земле крик или вой, тогда вы легко убедитесь, что меня или поймали краснокожие, или убили; тогда не старайтесь меня спасти, но заботьтесь только о сохранении своей жизни. Итак, отдадим себя на волю Божию! — заключил он свои предостережения и увещевания. — Если мы больше не увидимся и мне придется расстаться с жизнью, то скажите лазутчикам и пограничным жителям, что Питер-Дьявол умер, честно исполняя свою обязанность.
   — Бог да сохранит и благословит вас! Возвращайтесь скорее и с хорошими вестями о Мабель! — вскричал Эдуард, пожимая своей дрожащей рукой железную руку охотника.
   — Поручаю вас Богу, да сохранит Он вас! — прибавил скупой на слова, но добросердечный дядя Амос.
   Пожав всем руки и выслушав искренние пожелания, Питер пошел спокойным и твердым шагом к тому углу плота, который обращен был к острову. Здесь он оставался несколько минут неподвижно, обратив свой взор на темную землю, видневшуюся вдали; но всюду царствовала полная тишина и незаметно было ни малейшего признака индейцев.
   — Черти совещаются, как бы удобнее поймать нас, — проворчал он наконец. — Если это в самом деле так, то у старого Питера дело пойдет на лад!
   С этими словами он сел на край Плота и бесшумно соскользнул в воду.
   Для такого опытного пловца, как Питер, переплыть расстояние между плотом и островом было делом нескольких минут. Доплыв до густых кустов, невдалеке от места их прежней стоянки он остановился, чтобы решить, выйти ли ему сейчас на берег и пройти через остров или лучше вплавь добраться до другой стороны, где, по его мнению, должны были находиться украденная лодка или челноки индейцев.
   Так как на последнее потребовалось бы гораздо больше времени, чем идти прямой дорогой вдоль острова, и к тому же тут он мог скорее открыть индейцев и выведать что-нибудь относительно их дальнейших планов, то он и решил выйти тотчас же на берег и попытать свое искусство лазутчика под зелеными сводами деревьев, где он провел большую часть своей жизни и одержал немало блистательных побед.

Глава седьмая

   Решившись идти через остров, Питер без шума вскарабкался на берег, приложил ухо к земле и оставался в таком положении несколько секунд. Затем он осторожно поднялся и направился через кусты, крадучись, как кошка, неслышными шагами. Таким образом он скоро достиг вершины холма, где стоял блокгауз, не слыша ни малейшего звука и не заметив ни единого человеческого существа на острове.
   — Неужели проклятые трусы успели уже отчалить и увезти девушку? — подумал Питер. — Да, мне кажется, что это так. Скверно!
   Отсутствие смертельных врагов весьма беспокоило бесстрашного охотника, потому что хотя он и его друзья в этом случае и были вне всякой опасности, но зато все его планы — освободить пленницу и причинить какой-нибудь вред индейцам — рушились.
   Внутренне досадуя, старый охотник выпрямился во весь рост и уже не так осторожно пошел скорым шагом по острову: но едва прошел он шагов двадцать, как ему послышался какой-то шум.
   — Ага! — проговорил он про себя. — Вот они, негодяи! Что такое они делают? — прибавил он через минуту, когда повторился прежний звук. — Я должен это исследовать.
   И, как змея, пополз далее по тому направлению, откуда слышался шум. Он скоро достиг прогалины, образовавшейся вследствие вырубки деревьев, употребленных на постройку блокгауза и плота, и тут разрешилась загадка. Посреди прогалины, при свете звезд, заметил он шесть или семь Темных фигур, молча стоявших перед тремя или четырьмя другими, которые своими топорами выкапывали углубление в земле.
   — Они хоронят своих мертвецов, — прошептал Питер. — Вот почему я ничего так долго не знал о них. Ну что ж, с Богом, могу сказать, умершие вполне заслужили свою участь. Если бы вы только знали, — продолжал он с яростной усмешкой, — кто смотрит на вас теперь, вы бы забыли о моем скальпе; не правда ли, господа краснокожие? Но успокойтесь и радуйтесь, со мной нет шести или восьми храбрых лазутчиков, а то вы бы запели другую песню! К несчастью, Теперь мне приходится скрываться, как трусу.
   После этого лазутчик оставил прогалину и спустился к западному берегу острова, которого и достиг без малейших приключений.
   Так как он не открыл тут ни врага, ни лодки, то решил еще раз поискать ее, плывя вдоль берега. Он поспешно скользнул в волны и направился к северной оконечности озера. Но едва он проплыл футов пятнадцать по этому направлению, как, к величайшей своей радости, при повороте около берегового выступа увидел ту самую лодку, которую индейцы украли у него или, вернее, у его друзей.
   Питер хотел было выразить свою радость обычным торжественным криком; тотчас же вспомнил, что этим может разрушить весь свой план и погубить ту, которую ему так сильно хотелось спасти, а потому он сдержал шумные изъявления своего восторга и принялся внимательно и пытливо вглядываться в лодку, на которой, как ему показалось, была темная фигура индейца; но он мог и ошибиться, принимая тень дерева за человека. Хотя старому охотнику и очень хотелось завладеть снова лодкой, но долговременный опыт в борьбе с индейцами подсказал ему, что не следует торопиться, а потому, сохраняя полнейшее спокойствие, он начал приближаться к желанной цели с медлительностью улитки, останавливаясь каждую минуту, и, наконец, достиг кормы лодки.
   Тут лазутчик без малейшего шума, затаив дыхание, поднялся над водой: сначала над бортом показалась темная масса его волос, потом лоб и, наконец, глаза, так что он мог вполне разглядеть лодку.
   Не оставалось никакого сомнения: лодка, которую он увидел, было то самое судно, которым он сам управлял два дня назад.
   Там посредине стояло маленькое укрепление, выстроенное на Мауме. Но теперь приходилось решить вопрос: совершенно ли покинули лодку индейцы или же она охраняется ими? Хотя Питер очень внимательно рассматривал ее через борт, но все предметы представлялись в неясных очертаниях, кроме одного укрепления, которое мешало ему видеть переднюю часть судна, где, может быть, стоял или лежал один из страшных врагов.
   Лазутчик осторожно взобрался на корму, перелез через борт и соскользнул вниз; все это он сделал без малейшего шума и уже намеревался ползти далее, как вдруг ясно услышал какой-то особенный, странный звук, как будто чей-то подавленный стон; вслед за этим лодка покачнулась, — казалось, кто-то прыгнул в нее, и послышались легкие, поспешные человеческие шаги.
   Как мы уже знаем, Питер был не трусливого десятка, но он обладал присущим каждому человеку свойством самосохранения и потому вовсе не желал быть замеченным врагами, которые, наверное, не пощадили бы его. Мысль потерпеть неудачу теперь, когда он находился уже у самой цели, когда задуманное им предприятие, которое должно было увеличить его славу, наполовину уже исполнено, — эта мысль страшила смелого охотника более, нежели его внезапная смерть. Но, может быть, еще не все потеряно. Питер судорожно сжал нож в руке и, не двигаясь, устремил свой взор на узкие доски, положенные для порядка около укрепления.
   Вдруг он увидел темную фигуру индейца, появившуюся в узком проходе, обошедшую укрепление и снова исчезнувшую в узком проходе с другой стороны. Выждав несколько минут, чтобы дать время производившему осмотр индейцу возвратиться на свой пост, Питер осторожно пополз вперед и скоро достиг левого бокового прохода, между блокгаузом и бортом лодки. Отсюда он заметил дикого, который стоял на передней части лодки, опираясь на мушкет, и был здесь единственным сторожем. Замыслив кровавое дело, лазутчик вытащил из-за пояса томагавк, взял его в одну руку, а в другую нож, затем, постепенно выпрямившись во весь рост, он неслышными шагами, которые сделали бы честь пантере, двинулся дальше, пока наконец не очутился на расстоянии фута от врага. Тут он поднял томагавк, взмахнул им высоко над головой, прицелился и изо всей силы опустил его на голову индейца. Страшное оружие с глухим звуком пробило череп дикаря и вонзилось в мозг. Несчастный повалился без крика, без вздоха.
   Вторым движением белого было одним взмахом ножа перерезать канат, которым была привязана лодка, затем схватить длинное весло, и несколько мгновений спустя лодка была уже на довольно большом расстоянии от берега.
   Только теперь предался лазутчик радости по случаю счастливого исхода трудного предприятия и разразился сердечным, но тихим смехом, который, впрочем, скоро прервался, и Питер стал серьезен, так как до ушей его долетел тихий, подавленный стон, который не на шутку испугал охотника.
   «Что это такое? — подумал Питер, быстро оглядывая ближайшие окрестности. — Надеюсь, это не нечистая сила, впрочем, я все-таки, не задумываясь, поеду дальше».
   Подобно всем людям своего сословия, Питер был очень суеверен и вследствие этого боялся невинного человеческого духа больше, нежели живого. Первой его мыслью было, что это дух убитого им индейца, но он тут же вспомнил, что слышал этот же самый звук, еще когда враг его был жив. Тогда пришло ему на ум, что на борту был убит белый и что дух умершего вследствие внезапной смерти, а также настоящего печального положения не может теперь найти себе покоя.
   — Если это отец молодого человека, то есть, вернее сказать, его дух, — заключил Питер, оправившись от мимолетного страха, — то я думаю, что, чем скорее я возвращу лодку ее владельцам, тем скорее он успокоится, а я и подавно: воевать с живыми я могу, с мертвецом же нет, благодарю!
   Лишь только наш суеверный друг додумался до этого в высшей степени мудрого заключения, он поспешил привести в исполнение мнимое желание духа. Первым делом он нагнулся, желая выбросить за борт лежавшего возле него мертвеца, но едва он до него дотронулся, как в третий раз послышался ему стон, на этот раз гораздо протяжнее, громче и болезненнее.
   Теперь старый охотник был серьезно поражен. Он быстро отскочил от трупа убитого и с неприятным чувством вглядываясь в темноту, ожидая, что вот-вот предстанет перед ним грозное привидение.
   Его загорелое лицо побелело, дрожь пробежала по всему телу, волосы на голове поднялись дыбом.
   — Если ты дух умершего, — начал он, наконец, стараясь скрыть от самого себя дрожание своего голоса, — и тоскуешь по своим родственникам, то успокойся и замолчи. Я устрою все дело! — Едва промолвил он эти слова, как дух отвечал ему новыми вздохами и стонами, которые, казалось, выходили из каюты.
   — Гм! — проговорил лазутчик, между тем как новая мысль мелькнула у него в голове. — Мне кажется, я разыграл настоящего дурака, приняв старого, больного индейца за дух седовласого белого. Это я уж лучше сохраню про себя, а то если в форте Дефианс узнают об этом промахе Питера-Дьявола, то я сделаюсь посмешищем на всю жизнь. Я загляну туда, и если там окажется живой человек, то мы сыграем в другую игру.
   Говоря это, Питер осторожно приблизился к входу в каюту, которая была заперта широким бревном.
   — Кто там? — тихо спросил он и принялся сбивать запор.
   Несколько жалобных звуков и тихий шум внутри были единственным ответом. Этого было довольно, чтобы успокоить Питера; он был убежден, что дух, двигаясь, не мог производить шума.
   В одно мгновение щеколда слетела с двери, одна рука лазутчика осторожно просунулась в отверстие, в другой он держал нож, приготовленный на случай внезапного нападения. Старый охотник тихо водил рукой туда и сюда, пока не дотронулся до какого-то мягкого предмета, похожего на вьющиеся волосы девушки. Питер вскочил словно пораженный молнией, выругал себя набитым дураком, затем поспешно просунул голову и плечи в узкое отверстие и вытащил оттуда не духа и не индейца, а Мабель Дункан, связанную по рукам и ногам и с заткнутым ртом.
   — Нет! Представьте себе, это девушка! Да, она Мабель Дункан. Ура! И как я мог принять ваш нежный голос за голос привидения или индейца! — вскричал Питер, не помня себя от радости.
   Он поспешил разрезать веревки, связывавшие Мабель, и освободить ее рот от втиснутого туда куска дерева.
   — Да благословит вас Бог, Питер! Да благословит вас Бог! — были первые слова Мабели, когда она была в состоянии говорить. — Благодарение Богу за такое чудесное спасение! — прибавила она, опускаясь на колени, сложила руки и подняла к нёбу глаза, полные слез.
   — Но где мои друзья, Питер? — спросила она после минутного молчания. — Скажите, что с ними? Где они? Убиты или захвачены в плен? Что-нибудь да случилось с ними, иначе вы не были бы здесь одни.
   — Ничуть не бывало, — отвечал лазутчик. — Они все на плоту, спаслись от красных чертей, и ни один из них не получил ни одной царапины. Я оставил их на плоту, сам же переплыл на остров, чтобы посмотреть, нельзя ли опять возвратить лодку, на которой мы бы так спокойно переплыли, озеро.
   — Но где же теперь мои друзья? — допрашивала Мабель, все еще дрожа от волнения.
   — Я уже сказал вам, что они на плоту, недалеко от того места, где мы высадились на этот остров.
   — Так поспешите, Питер! Ради Бога скорее поспешим к ним и спасем их, если можно! — умоляла Мабель, в отчаянии ломая руки.
   — Что хотите вы этим сказать, мисс? — спросил Питер. — Лодка теперь в наших руках, и потому ваши родные в полнейшей безопасности.
   — Но вы не знаете, — живо возразила Мабель, — что часть индейцев на трех или четырех челноках отправились с целью захватить наших друзей.
   — Черт возьми! — вскричал с беспокойством лазутчик и поспешил к рулю.
   Лодка, покачиваясь на волнах, поплыла, увлекаемая слабым течением.
   — Если у негодяев более одного человека, — начал он, — то будет другая страшная битва. Во всяком случае, — прибавил он, рассуждая сам с собой, — индейцы во время бури, спасшей нас от преследования, успели выстругать несколько челноков; при их многочисленности им, конечно, было трудно переправиться через озеро, в это время подоспели индейские лазутчики с нашей украденной лодкой, и они привязали к ней челноки сзади. Дело ясно как божий день!
   — Слушайте! — прошептала Мабель, внезапно прерывая его размышления.
   — А! — промолвил лазутчик в ту же самую секунду. — Выстрелы! Это ружья наших.
   — Слышите ли вы также дьявольский крик наших врагов, — отвечала Мабель, опускаясь на колени и закрывая лицо руками. — О Боже, защити их! — молвила она голосом, полным скорби. — Ах, я боюсь, что уже поздно. Все погибли, все, все!
   Питер Брасси, привыкший ко всему в продолжение своей исполненной опасностей жизни, не мешал плакать своей спутнице и направил лодку так, чтобы она плыла вдоль песчаного берега острова. Потом он позвал Мабель, прося помочь ему.
   Девушка, очнувшись от тупого отчаяния, услышав просьбу лазутчика, покорно подошла к нему.
   — О небо, сжалься над нами! — вскричала она, снова услыша доносившийся по ветру, отвратительный вой дикарей вместе с громом выстрелов, которому вторил еще более ужасный крик краснокожих, оставшихся на острове.
   Эти последние, услыхав голоса лазутчика и Мабели, догадались, что с воином, поставленным сторожить, что-то случилось; им показалось очень подозрительным его молчание даже и тогда, когда до них ясно доносились голоса их врагов.
   — О Боже, все погибло, все погибло! Мои бедные родные убиты!
   — Не унывайте, мисс, — утешал ее лазутчик. — Мы, может быть, еще справимся с краснокожими. Теперь же вы возьмитесь за руль и держите его в этом направлении, а я тем временем подниму парус и посмотрю, что можно сделать для их спасения.
   Едва Мабель наложила на руль свою дрожавшую руку, как лазутчик, уже поднявший парус, разразился целым потоком ругательств, восклицаний, криков, постоянно изменяя интонацию голоса, желая этим дать знать, что к сражавшимся идет порядочное подкрепление. После этого он закричал изо всех сил, но уже своим натуральным голосом:
   — Мужайтесь, товарищи, мужайтесь! Я добыл лодку и иду к вам на помощь!
   В ответ ему ветер донес как бы слабый крик, который тотчас же был заглушен выстрелами мушкетов, и ружей, и воплем дикарей, так что Питер не был уверен, действительно ли это был отклик на его ободрение. Между тем дикари, бывшие на острове, достигли того места, где оставили лодку, не найдя ее, они испустили яростный крик и сделали наудачу три или четыре выстрела.
   — Войте и стреляйте, сколько хотите, дьявольское отродье! — вскричал Питер. — И тратьте бесполезно порох: лодке не бывать в ваших руках.
   Услышав продолжительный торжествующий крик, который донесся со стороны нападавших индейцев, Питер остановился как вкопанный. Когда же выстрелы мгновенно прекратились и затем наступила мертвая тишина, он продолжал огорченным тоном:
   — Мы придем слишком поздно. Проклятые кровожадные собаки все-таки взяли верх. Ах, если бы мог я тотчас же перенестись к ним! Но это невозможно, и поэтому нечего больше и говорить. Бедные люди, если они еще не убиты и не скальпированы, то им плохо придется, но, вероятно, они уже погибли, а с ними и женщины.
   — О Питер! — дрожащим голосом вскричала Мабель. — Что означает эта тишина? Кто из них победил, как вы думаете?
   — Подождите минуточку, мисс, я все объясню вам, — сказал лазутчик.
   С этими словами он нагнулся к убитому индейцу, сорвал с его плеча мешочек с перьями и пороховницу, а труп бросил в озеро, волны которого, разомкнувшись на мгновение, закрылись над ним.
   «Ты довольно-таки помучил бедную девушку!» — проворчал охотник сквозь зубы.
   Затем снова обратился к Мабели:
   — Вы спрашиваете, мисс, что означает наступившая тишина; мне очень больно сказать вам, что она, по моим соображениям, не предвещает ничего хорошего.
   — О милосердный Боже! — простонала Мабель, ломая руки. — Итак, вы думаете, что все мои друзья или убиты, или попали в плен?
   — Я боюсь, что так, бедная девушка! — возразил Питер тоном сочувствия. — Но все-таки не следует отчаиваться, — прибавил он, заметив исказившееся от ужаса, бледное лицо Мабели. — Бывают в жизни и счастливые случаи. Иногда кажется, гибель твоя уже решена, ан, смотришь, как-нибудь вывернешься — и цел, и невредим.
   Да вот вас, мисс, мы недавно считали безвозвратно погибшей, а теперь вы сидите у меня в лодке, в то время как другие находятся в безвыходном положении.
   Но эти слова мало утешали Мабель.
   — Боже мой! — вздохнула она. — Зачем ты пощадил из всех лишь одну меня?! Если моих друзей нет уже в живых, тогда, Небесный Отец, сжалься надо мной, возьми и меня к себе, жизнь без них принесет мне только горе и тревоги.
   С этими словами она опустилась на скамью и дала полную волю своему отчаянию.
   Лодка быстро подвигалась по течению и скоро проплыла мимо места прежней остановки. Питер стоял на своем посту, стараясь разглядеть, нет ли где плота, который он оставил здесь; он все-таки питал слабую надежду спасти несчастных беглецов. Вдруг услышал он странный крик.
   — Что бы это такое было? — пробормотал он.
   — Что это, Питер? — спросила Мабель, быстро выпрямляясь; она тоже слышала крик.
   — Я не могу верно определить этот звук, мисс, — отвечал лазутчик. — Это какой-то совершенно особый звук. Что он означает, я сам не понимаю. Будем сидеть как можно тише, может быть, он еще повторится.
   И действительно, когда лодка стала скользить, не производя ни малейшего шума, звук повторился; он походил на глухой крик боли и страха.
   — О, милосердное небо! Может быть, кто-нибудь из наших друзей, — прошептала Мабель, схватив грубую руку своего спутника.
   — Верно, — заметил встревоженный Питер. — Но только теперь спрячьтесь, а я крикну: кто знает, что там такое, ведь красные черти изобретательны на всякие хитрости и засады.
   — Эй! — закричал он громовым голосом. — Кто там?
   — Питер, помогите! — был слабый ответ.
   Этого было довольно для смелого охотника. С быстротой молнии подобрал он парус и, не медля ни секунды, прыгнул через борт в воду.
   — Подайте еще знак! — вскричал он, удаляясь от лодки.
   — Здесь! — отвечал слабый голос невдалеке. — Здесь!
   — Хорошо, хорошо! — возразил лазутчик. — Я вижу вашу голову: она то подымается, то опускается. Продолжайте барахтаться, через минуту я буду около вас.
   В несколько сильных взмахов мускулистых рук Питер достиг выбивавшегося из сил пловца, который неминуемо пошел бы ко дну без его помощи.
   Атлету-охотнику не стоило труда плыть к лодке вместе со спасенным.
   — Кто это, Питер? — спросила Мабель, перевешиваясь за борт лодки.
   — Великий Боже! Чей это голос? — вскричал спасенный, взбираясь на судно с помощью Питера.
   — Ура, ура! — загремел радостный крик влезавшего за ним лазутчика, который только теперь узнал голос Эдуарда Штанфорта, потому что во время плавания Эдуард не произнес ни слова.
   — Погодите, дайте мне хорошенько рассмотреть вас, — вскричал он, проведя грубой рукой по лицу пришельца. — Да, это он! Ура! А я счел его за старого господина. Ах я баранья шапка!
   Мы не станем описывать радостной сцены свидания молодых людей, которые вследствие несчастья своих родственников были предоставлены теперь самим себе, и перейдем к Питеру, занявшему свое место у руля и оттуда с нескрываемым удовольствием смотревшего на тех, которые были обязаны ему своим спасением.
   Но видя наконец, что излияниям радости между Эдуардом и Мабелью не предвидится конца, старый охотник потерял терпение.
   — Я думаю, молодой человек, — начал он, — вы поделитесь с нами подробностями вашего столкновения с индейцами и вашего бегства от них. Мы слышали выстрелы и вой красных негодяев, но не могли поспеть к вам вовремя. Вы слышали, как я кричал?
   — Да, — отвечал Эдуард, — я слышал, как вы кричали, что достали лодку и идете на помощь, и это заставило меня в последнюю минуту, когда уже всякая надежда была потеряна, покинуть плот и сделать попытку доплыть до вас.
   — Ну, стало быть, все-таки мой крик принес какую-то пользу, — заметил сухо Брасси.
   — Дело было так, — начал Эдуард свой рассказ. — После того как вы оставили нас, чтобы совершить свое отважное предприятие, мы отплыли от берега приблизительно на пятнадцать футов и остановились. Напряженно и со страхом всматривались мы в темноту, каждую секунду ожидая услышать ужасный крик врагов; но минута проходила за минутой — все было спокойно. Между тем как все мы осмотрели по направлению к острову, мне послышался легкий шум с противоположной стороны. Я поспешил туда и увидел три темных предмета, которые с величайшей быстротой подвигались к нам. Крикнув остальным, что мы должны ожидать нападения, тотчас выстрелил и получил в ответ целый град пуль, сопровождавшийся страшным воем. Остальное я едва помню. Дело, было ночью, я находился в сильном возбуждении среди наступившего дикого смятения. Спустя немного я потерял из виду Пелега и видел, как упал дядя Амос. В отчаянии с топором в руке бросился я на кучку индейцев, столпившихся на одном пункте и пытавшихся вскарабкаться к нам на плот.
   В этот момент вы закричали, и я услышал радостную весть, что вы вновь завладели лодкой и спешите к нам на помощь. Ободренный вашим криком, я стал действовать энергично, стараясь отстоять плот до вашего прибытия; но когда я увидел вновь приближавшуюся толпу индейцев и сообразил, что буду либо убит, либо захвачен в плен, то мысль о возможности спасти женщин, если мне удастся доплыть до вас и сохранить свою свободу, внезапно мелькнула в моем уме. Я раньше слыхал, что дикие никогда тотчас же не убивают женщин; поэтому я поспешил на край плота, бросился в волны и плыл под водой, насколько хватило сил. Когда я опять вынырнул, то слышал, как индейцы возвестили свою победу долгим, торжественным криком. После этого на месте страшной битвы наступила мертвая тишина. Остальное недолго рассказать: я был утомлен битвой, к тому же платье мешало мне плыть, силы мои быстро истощались, и я позвал на помощь.
   Увы! Я не слыхал ни одного утешительного звука; приходилось покориться своей судьбе. Но вдруг я заметил какой-то темный предмет, который счел за давно желанную лодку. Надежда на близкую помощь придала мне силы, я крикнул вторично, стараясь удержаться над водой. В то же мгновение я услышал ваш ответ и словно в тумане увидел, что вы, Питер, плывете ко мне. Я совершенно изнемогал, и не подоспей вы в это время, я не мог бы продержаться на воде еще и минуты. Друг мой, — заключил Эдуард дрожащим голосом, схватив грубую руку лазутчика. — Я не знаю, как благодарить вас за свое и ее спасение, — продолжал он, указывая на девушку. — И если я это когда-нибудь забуду, то пусть Господь накажет меня.