Страница:
И вот, наконец, Джама его все-таки поймал. Теперь остается надеяться, что те, кто прикрывал бандита в бегах, не станут помогать ему вырваться на волю. Впрочем, это даже по нынешним беспредельным меркам все же кажется перебором.
Единственно, чего капитан Курмангалеев не мог долго понять, так это смысл работодателю держаться за такого урода. Пришлось лезть чуть не в археологические изыскания. Обнаружились три дружка. Вместе ходили в детский сад. Потом в школу. Потом на танцы. После чего двое пошли в вуз, третий – на зону. Одному из двоих Грязный и прислуживал. Первый шагнул вообще высоко и в данный момент работал в Москве, хотя и оставался в астраханских темах.
Самым печальным результатом изысканий оказалось следующее. Его любимая девушка, Лейла, которая ждала Джаму все годы его флотской жизни, была дочерью работодателя Краснова, Амира Булатова. И одно дело – отказать в некоем одолжении некоему бизнесмену, другое – отцу своей будущей жены, на востоке это все очень непросто.
И все равно Джама отказал.
Остался без Лейлы.
Ладно, чего тоску наводить.
Джама прибавил газу, благо ерик значительно расширился, образуя большую заводь, обильно поросшую лилиями и кувшинками.
Сюда бы с Лейлой.
Но – невозможно.
Последний раз он видел ее два года назад. Уже замужней и с животом. При встрече отвернулась, то ли не желая его видеть, то ли боясь расплакаться.
Джама про себя решил, что следующей встречи постарается избежать.
Подплыв к медленной воде большой заводи, он заглушил мотор, наклонился к реке и вытащил через низкий борт две желтые кувшинки и три белых лилии. Все – с метровыми мокрыми стеблями. Эти – точно не из Красной книги: водной растительности становилось даже слишком много, снасти запутывались.
Скромный букетик предназначался Анюте. Они с Андреем Туровым, мужем-биологом, жили все лето на крошечном острове в низах реки. Что-то важное исследовали. Зимой уезжали в Москву, где, как говорил Андрей, «отписывались». Их научные труды Джама не читал, однако знал, что Андрей давно защитил кандидатскую диссертацию, а Анюта свою готовит. Детей у них пока не было, так что весь пыл уходил на науку. Впрочем, Андрей уже говорил Джаме по телефону, что ситуация с детьми у них скоро должна измениться. В лучшую сторону.
А еще они здорово пели под гитару.
Туровы среди местных считались слегка чокнутыми, но – чокнутыми безвредно. Им на островок привозили молоко и овощи, помогали расставлять на реке их хитрую аппаратуру. И еще удивлялись, как можно лучшую часть жизни отдать комарам и рыбам, имея квартиру в городе Москве.
Туровым же пока все нравилось. Они даже расстраивались, понимая, что, как только появится детеныш, привычную жизнь придется менять. Хотя заводить детеныша уже давно пора: Анюта – женщина крепкая и здоровая, напитанная волжской силой, но годочков ей было столько же, сколько Джаме – тридцать два. Так что этот сезон вполне мог стать последним.
Джама вез ребятам не только лилии.
Еще он купил новых дисков к видику, они просили. И новую гитару – старую в прошлый раз ухитрились оставить рядом с костром.
Капитан собирался прожить у них дня три, благо в хибаре имелось несколько комнатушек, никто никому не мешал.
Джама даже распределил, чем будет заниматься.
Первый вечер – слушать Анютины песни и Андрееву гитару. Поесть вкуснейшей ухи – тоже в программе праздника, Туровы это умеют круче, чем исконные волгари. А потом спать. Даже не до утра – до следующего вечера. Потом поесть и снова спать. Теперь уже до утра.
На третий день Андрюха свозит его на куласе к лотосам, на взморье – там мельче, вода прогрелась, и они уже вовсю цветут. Каждый год Джама с Туровыми едет на них смотреть. И, дай бог, еще не раз увидит и лотосы, и ребят.
Ну а потом – в город. На работу.
Начальник за отловленного Краснова готов дать отпуск. Только Джама не очень представляет, как его будет проводить.
Лейлу не позовешь и к ней не приедешь. На курорт – скучно. Да и не просить же денег у отца или брата.
Нет уж, лучше на работу. Руководство точно не будет возражать – уголовной нечисти в городе достаточно.
Ходу осталось немного, максимум минут тридцать.
Ерик кончился, выйдя на широкий проток. Здесь всегда так: в какую сторону ни пойдешь, встретишь рукав, проток или ерик. Географическая карта похожа на голубую паутину с нанизанными на нее голубенькими же пятнышками озер. По протоку плыть с четверть часа, если быстро. Затем еще столько же – совсем уже запутанными ходами к хижине ребят. Джама затруднился бы объяснить путь на словах, но руки и руль все сделают сами, GPS, с ГЛОНАССом вместе, у любого урожденного волгаря сидит внутри, то ли в мозгу, то ли в сердце.
Вот уже и домик их виден.
Туровский остров совсем невелик, метров сто в диаметре. Круглый и плоский. В половодье его заливает целиком, поэтому домик стоит на высоких деревянных сваях. Растительность под домиком тщательно выкошена – там Туровы тоже ищут какие-то свои научные надобности.
Вообще, Джама ребят и за науку уважает. Это вам не шнобелевские премии. Их труд сразу шел в дело. Джама сам привозил к ним своего родственника, за акватехнологией, которая, до тех пор, пока не подтвердилась практикой, сильно смахивала на фантастику. Но родственник все подтвердил и результаты снял на видео, хотя выглядит оно по-прежнему слегка волшебно. Джама лично приезжал смотреть, как это устроено.
Довольно большое поле. Очень ровное, с крошечным уклоном. По всему полю выкопаны ямы. В ямах – вода: из-за уклона во время половодья заполнять поле очень легко. Ранней весной в ямы высаживается рыбья молодь, то, что здесь называют частик. Кормят как скотину, комбикормом. Ну, не только, конечно. Туровы тут очень многое наисследовали и напридумывали. В итоге к осени в ямах сидят уже совсем немаленькие сазаны и другие рыбины. Остается их достать и продать: родственник возит живую рыбу в город, но на следующий год планирует собственный мини-заводик, чтобы расширять производство.
На этом, кстати, чудеса не кончаются.
На следующий сезон в те же ямы высаживают… помидоры! Удобренные обильным рыбьим пометом, томаты растут быстро, а на вкус и цвет бесподобны. На третий год в ямы снова заселяется рыба.
Короче, молодцы Туровы. Не зря едят свой хлеб. Это вам не нанотехнологии по распиливанию госбюджетов.
Джама мягко въехал носом катера на пологий берег. Собрался привязать его за специально вбитый кол, как вдруг остановился.
Прислушался.
Не было ничего подозрительного.
Разве что – тишина.
У ребят всегда было шумно: либо радио играло, либо разговаривали, либо что-то шкворчало на плите или костре.
Может, уехали куда?
Но вон их лодка, допотопная весельная пластиковая «Пелла» с крошечным электромотором. И тоже не привязана. Рядом – длинный кулас. Больше им уплыть не на чем.
Чудеса.
– Ребята! – крикнул Джама. – Что не встречаете?
Тишина.
Лишь один звук пробивал эту размешанную в теплом воздухе вату.
Как весенняя капель. Только какая-то замедленная.
Джама определил направление.
Напряг глаза.
Под домиком, прямо у сваи, лежала большая жестяная крышка от кастрюли. Вот на нее и капали капли.
Вот они и выдавали странный звук.
Капли были черного цвета. Но Джама уже понял, что это просто обман зрения. И настоящий цвет у них – красный.
– А-а-а-а!!!!! – на весь мир заорал капитан. – Где ты, тварь?!! Я вырву твое сердце!
И в этот момент раздался выстрел.
4. Нижняя Волга, Астрахань. Краснов
5. Москва. Восток столицы. Вокалистка Маша и Ефим Аркадьевич Береславский, отставной рекламист
Единственно, чего капитан Курмангалеев не мог долго понять, так это смысл работодателю держаться за такого урода. Пришлось лезть чуть не в археологические изыскания. Обнаружились три дружка. Вместе ходили в детский сад. Потом в школу. Потом на танцы. После чего двое пошли в вуз, третий – на зону. Одному из двоих Грязный и прислуживал. Первый шагнул вообще высоко и в данный момент работал в Москве, хотя и оставался в астраханских темах.
Самым печальным результатом изысканий оказалось следующее. Его любимая девушка, Лейла, которая ждала Джаму все годы его флотской жизни, была дочерью работодателя Краснова, Амира Булатова. И одно дело – отказать в некоем одолжении некоему бизнесмену, другое – отцу своей будущей жены, на востоке это все очень непросто.
И все равно Джама отказал.
Остался без Лейлы.
Ладно, чего тоску наводить.
Джама прибавил газу, благо ерик значительно расширился, образуя большую заводь, обильно поросшую лилиями и кувшинками.
Сюда бы с Лейлой.
Но – невозможно.
Последний раз он видел ее два года назад. Уже замужней и с животом. При встрече отвернулась, то ли не желая его видеть, то ли боясь расплакаться.
Джама про себя решил, что следующей встречи постарается избежать.
Подплыв к медленной воде большой заводи, он заглушил мотор, наклонился к реке и вытащил через низкий борт две желтые кувшинки и три белых лилии. Все – с метровыми мокрыми стеблями. Эти – точно не из Красной книги: водной растительности становилось даже слишком много, снасти запутывались.
Скромный букетик предназначался Анюте. Они с Андреем Туровым, мужем-биологом, жили все лето на крошечном острове в низах реки. Что-то важное исследовали. Зимой уезжали в Москву, где, как говорил Андрей, «отписывались». Их научные труды Джама не читал, однако знал, что Андрей давно защитил кандидатскую диссертацию, а Анюта свою готовит. Детей у них пока не было, так что весь пыл уходил на науку. Впрочем, Андрей уже говорил Джаме по телефону, что ситуация с детьми у них скоро должна измениться. В лучшую сторону.
А еще они здорово пели под гитару.
Туровы среди местных считались слегка чокнутыми, но – чокнутыми безвредно. Им на островок привозили молоко и овощи, помогали расставлять на реке их хитрую аппаратуру. И еще удивлялись, как можно лучшую часть жизни отдать комарам и рыбам, имея квартиру в городе Москве.
Туровым же пока все нравилось. Они даже расстраивались, понимая, что, как только появится детеныш, привычную жизнь придется менять. Хотя заводить детеныша уже давно пора: Анюта – женщина крепкая и здоровая, напитанная волжской силой, но годочков ей было столько же, сколько Джаме – тридцать два. Так что этот сезон вполне мог стать последним.
Джама вез ребятам не только лилии.
Еще он купил новых дисков к видику, они просили. И новую гитару – старую в прошлый раз ухитрились оставить рядом с костром.
Капитан собирался прожить у них дня три, благо в хибаре имелось несколько комнатушек, никто никому не мешал.
Джама даже распределил, чем будет заниматься.
Первый вечер – слушать Анютины песни и Андрееву гитару. Поесть вкуснейшей ухи – тоже в программе праздника, Туровы это умеют круче, чем исконные волгари. А потом спать. Даже не до утра – до следующего вечера. Потом поесть и снова спать. Теперь уже до утра.
На третий день Андрюха свозит его на куласе к лотосам, на взморье – там мельче, вода прогрелась, и они уже вовсю цветут. Каждый год Джама с Туровыми едет на них смотреть. И, дай бог, еще не раз увидит и лотосы, и ребят.
Ну а потом – в город. На работу.
Начальник за отловленного Краснова готов дать отпуск. Только Джама не очень представляет, как его будет проводить.
Лейлу не позовешь и к ней не приедешь. На курорт – скучно. Да и не просить же денег у отца или брата.
Нет уж, лучше на работу. Руководство точно не будет возражать – уголовной нечисти в городе достаточно.
Ходу осталось немного, максимум минут тридцать.
Ерик кончился, выйдя на широкий проток. Здесь всегда так: в какую сторону ни пойдешь, встретишь рукав, проток или ерик. Географическая карта похожа на голубую паутину с нанизанными на нее голубенькими же пятнышками озер. По протоку плыть с четверть часа, если быстро. Затем еще столько же – совсем уже запутанными ходами к хижине ребят. Джама затруднился бы объяснить путь на словах, но руки и руль все сделают сами, GPS, с ГЛОНАССом вместе, у любого урожденного волгаря сидит внутри, то ли в мозгу, то ли в сердце.
Вот уже и домик их виден.
Туровский остров совсем невелик, метров сто в диаметре. Круглый и плоский. В половодье его заливает целиком, поэтому домик стоит на высоких деревянных сваях. Растительность под домиком тщательно выкошена – там Туровы тоже ищут какие-то свои научные надобности.
Вообще, Джама ребят и за науку уважает. Это вам не шнобелевские премии. Их труд сразу шел в дело. Джама сам привозил к ним своего родственника, за акватехнологией, которая, до тех пор, пока не подтвердилась практикой, сильно смахивала на фантастику. Но родственник все подтвердил и результаты снял на видео, хотя выглядит оно по-прежнему слегка волшебно. Джама лично приезжал смотреть, как это устроено.
Довольно большое поле. Очень ровное, с крошечным уклоном. По всему полю выкопаны ямы. В ямах – вода: из-за уклона во время половодья заполнять поле очень легко. Ранней весной в ямы высаживается рыбья молодь, то, что здесь называют частик. Кормят как скотину, комбикормом. Ну, не только, конечно. Туровы тут очень многое наисследовали и напридумывали. В итоге к осени в ямах сидят уже совсем немаленькие сазаны и другие рыбины. Остается их достать и продать: родственник возит живую рыбу в город, но на следующий год планирует собственный мини-заводик, чтобы расширять производство.
На этом, кстати, чудеса не кончаются.
На следующий сезон в те же ямы высаживают… помидоры! Удобренные обильным рыбьим пометом, томаты растут быстро, а на вкус и цвет бесподобны. На третий год в ямы снова заселяется рыба.
Короче, молодцы Туровы. Не зря едят свой хлеб. Это вам не нанотехнологии по распиливанию госбюджетов.
Джама мягко въехал носом катера на пологий берег. Собрался привязать его за специально вбитый кол, как вдруг остановился.
Прислушался.
Не было ничего подозрительного.
Разве что – тишина.
У ребят всегда было шумно: либо радио играло, либо разговаривали, либо что-то шкворчало на плите или костре.
Может, уехали куда?
Но вон их лодка, допотопная весельная пластиковая «Пелла» с крошечным электромотором. И тоже не привязана. Рядом – длинный кулас. Больше им уплыть не на чем.
Чудеса.
– Ребята! – крикнул Джама. – Что не встречаете?
Тишина.
Лишь один звук пробивал эту размешанную в теплом воздухе вату.
Как весенняя капель. Только какая-то замедленная.
Джама определил направление.
Напряг глаза.
Под домиком, прямо у сваи, лежала большая жестяная крышка от кастрюли. Вот на нее и капали капли.
Вот они и выдавали странный звук.
Капли были черного цвета. Но Джама уже понял, что это просто обман зрения. И настоящий цвет у них – красный.
– А-а-а-а!!!!! – на весь мир заорал капитан. – Где ты, тварь?!! Я вырву твое сердце!
И в этот момент раздался выстрел.
4. Нижняя Волга, Астрахань. Краснов
Иногда мне кажется, что я ненавижу всех.
Весь мир.
Но проходит минута, и я понимаю, что это не так.
Вон сосед мой, Васильич. Жили вместе до первой ходки, семнадцать лет. В крошечной двухкомнатной коммуналке. Ни разу не поссорились.
И после, как откинулся с зоны, – мать-то уехала в свою однушку, – тоже ладили мирно.
Я, кстати, и ее, хоть виню за многое, но ведь не ненавижу.
Скорее надо говорить о том, что это мир ненавидит меня. По крайней мере, те его представители, которые рядом. А я – всего-навсего даю ему отпор.
Сколько было воя, когда я поучаствовал в свадьбе в Волжанке. Сам читал в газетах. А увидел себя в телике – даже гордость какую-то почувствовал.
Да, был бы трезвый – ограничился бы чем-то менее вызывающим. Ну, может, крест бы ему на жирной щеке вырезал, и все. Но разве я начал первым?
Я даже согласен, что нажравшегося гостя можно вытолкать со свадьбы. Но сделай это тихо. Не при всех. Ну, в морду дай.
Только никогда – никогда! – не называй меня вонючим ублюдком.
Я – не ублюдок!
Даже если мать родила меня непонятно от кого. И тем более – не убогий, если смог оттрахать невесту этого здоровяка. Мочить их было не надо, но меня слишком взбесили, сложно было остановиться.
Да ладно, хрен с ними. Они – уже на небе, я тоже могу туда в любой момент попасть. Во всяком случае, это лучше, чем дожить жизнь где-нибудь в поселке Харп, на зоне для пожизненных, видя только грязные бетонные стены да слыша насмешки тупых конвоиров. Уж лучше пуля этого сумасшедшего Джамы.
А он, кстати, мне вполне симпатичен. Такой же неформал, как и я. Только с другим знаком. Про неформалов я немало прочитал, пока сидел – благо, времени хватало.
Ни он, ни я не хотим жить по правилам, придуманным подлецами. Хотим остаться свободными.
И он, и я готовы за эту свободу заплатить. Дорого заплатить.
А еще мы оба ненавидим одного и того же человека. У меня он забрал молодость – а потом и всю жизнь. У безумного мента он отнял невесту. Ну разве это не сближает?
Да, жаль, что мне придется грохнуть капитана.
Но что поделать? Пока тот идет по моему следу – мне спокойно спать не придется. Та еще ищейка. Так что прости, брат Джама, но сегодня ты пойдешь кормить рыб.
Зато обещаю – больно тебе не будет. Ты даже не поймешь, что произошло – ведь вчера ты лично повязал Серегу Грязного и доставил в отдел. А сегодня Серега ждет тебя не дождется с горячим гостинцем в стволе.
Кстати, повязал он меня четко. Джама и в самом деле красавец. Эх, иметь бы такого брата!
Ждал меня в подъезде. Один.
Ткнул куцым «Макаровым» в бок и тихо сказал: «Если хочешь бежать – беги».
Я не хотел. Пока меня не увезли из Астрахани – оставался шанс. Если б побежал или попытался с ним схватиться – шансов бы не осталось ни одного. Я просто чувствовал, как хотелось Джаме всадить в меня все восемь пуль. И вовсе не за премию. А за волнующе-томительное ощущение, что живешь на этой земле не зря.
И здесь мы с ним схожи. Мне обязательно нужно в этой жизни еще кое-что сделать. Чтобы сказать такое про самого себя. С висящим на хвосте Джамой я этого сделать не смогу.
Еще раз – прости, брат. Я буду скучать по тебе.
По моим подсчетам, брат-мент уже должен быть на подходе. Амир никогда ничего не скажет зря. А он сказал – жди его у Туровых. И подробно объяснил где. А чтоб я чего не напутал – я ж убогий, – дал мне хитрый прибор ЖэПээС. Он и привел меня к домику этих уродов. Как будто я, выросший в этих краях, сам бы не справился.
На небо набежала необычная в это время года тучка. По воде и ивам закапали редкие, но крупные капли. Пришлось натянуть брезентуху, неизвестно было, сколько еще придется ждать.
Я точно знал, что прибыл на несколько часов раньше Джамы, и потому не волновался. Биологи меня не интересовали, к тому же баба была сильно брюхатая – даже из-под плаща видно – она вышла на берег с тазиком белья. Я только хотел выяснить, кто дома: остановился, попросил воды. Баба крикнула в дом. Кружку с водой мне вынес муж, щуплый дядька, полускрытый дождевиком.
Я даже лодку не стал привязывать: пить действительно хотелось, а потом уйду за пару километров и вернусь берегом. Ерик здесь неширокий, подожду Джаму и с сорока метров из обреза попаду в братана наверняка. А то, что ученые меня потом опознают, – волновало мало. Меня и так пол-Астрахани способно опознать. Кроме этих идиотов – у них даже телеантенны на домушке не имелось. На что же люди расходуют свою единственную жизнь!
Я попил и уже собрался отчаливать, как спиной почувствовал взгляд.
– Что уставился? – обернулся я к мужичку.
– За полгода – ты четвертый гость, – усмехнулся тот, совершенно не испугавшись. – Троих звал сам. Необычно.
– Ученый, – я почему-то, сам не знаю, потихоньку наливался злобой. Что ему от меня надо? Я же действительно собирался вот-вот отчалить. – Тебе это нужно, голову включать?
– Голову всегда надо держать включенной. – Мужичок, такой умный, был совсем рядом со смертью, но, похоже, об этом не догадывался. – Вряд ли тебе нужен я. Значит, Джама?
– Лучше б ты не включал голову, – устало сказал я. Работы явно прибавлялось.
И все же я недооценил мужичка.
Из-под дождевика показался ствол «Сайги», и, мамой клянусь, если б я опоздал, он бы не промахнулся.
К счастью, я всегда все успеваю.
Обрез прогрохотал так раскатисто, что я начал переживать – не услышит ли кто? К счастью, никто ничего не услышал.
Баба придумала бежать в дом. Другого места на острове, где спрятаться, она не нашла.
Там и осталась. Вместе с идиотом-мужем.
Видит бог, я этого не хотел. Просто никогда не нужно лезть в чужие дела. Проживешь гораздо дольше.
Я отвел лодку, но не за два километра, как планировал вначале, а совсем недалеко, назад, за островок рядом с их домом. Сам же устроился в удобной ямке на берегу, в корнях ветлы. Перезаряженный обрез лежал на ровном корне, глядя черным глазом на хижину.
Ну а теперь мне оставалось только ждать.
Я специально не смотрел на часы, чтобы время не замедлялось. Поэтому Джама прибыл довольно быстро – земля еще не успела просохнуть после короткого дождя. Неспешно проплыл мимо меня, с реки полностью прикрытого ветвями.
Я мог бы грохнуть его сразу. Еще когда тот подплывал. Или когда въехал катером на пологий берег.
Мушки на спиленном стволе не осталось, но я даже Джамины узкие черные усики видел отчетливо. Да и глаза бы тоже разглядел, хотя сейчас мне не хотелось в них смотреть.
Самое правильное было бы – нажать на курок. Для этого все и затевалось. И от этого же зависело гораздо более важное дальнейшее. Я даже привстал на колени, чтоб гарантировать попадание.
Однако – не нажал.
Может, снова ощутил нашу невидимую связь.
А может – это действительно так, – потому, что мне было приятно ощущать свою скрытую силу. Не скрытой хвастаются только тупые амбалы и твари типа Амира Булатова.
Джама все понял сразу. Как – не зайдя в дом, – ума не приложу. Говорю же, красавец.
Он на миг совершенно застыл, а потом взвыл, как волчара:
– Где ты, тварь?!! Я вырву твое сердце!
Глупо, но мне, глядящему на него сквозь прицел, стало страшно. Нужно было стрелять раньше, пока не видел этих бешеных глаз.
И все же выстрелил не я.
Выстрел раздался откуда-то сзади, я вынужден был развернуться – на здоровенной желтой посудине подходил какой-то козел из егерей. Как он меня разглядел? Даже когда я поднялся, меня все равно прикрывали ивы. Глаз у них, конечно, тренированный.
И патронов достаточно. Если бы расстояние было поменьше, мне бы настал конец.
Я выстрелил в егеря, тоже, конечно, не попал. Но, по крайней мере, отбил охоту, стоя, открыто целиться.
Пять секунд быстрого бега – и прыжок в лодку.
Мотор завелся мгновенно, я пронесся мимо обезумевшего мента – не более чем в тридцати метрах. Его рука трижды послала мне проклятье. Но на таких скоростях стрельба из «Макарова» скорее выражение эмоций, чем реальная угроза.
Впрочем, игра на жизнь еще не кончилась.
Теперь за мной гнались оба. И если егеря я не сильно боялся, то братан, коли не помрет, точно спустит с меня живого шкуру.
Я стрелял на ходу, они – тоже.
Ерик петлял, скорость большая, а стрелки еще и лодкой должны были управлять. Поэтому только уток распугивали.
Страха особого я не испытывал.
Скорее, злость на самого себя. И обиду за то, что поставил под угрозу главное дело своей никчемной жизни.
Преследователи наверняка уже предвкушали победу.
Но «ублюдок» Серьга Грязный и здесь оставил их с носом – на очередном крутом повороте я выскочил из лодки, они пронеслись мимо, обдав меня ревом, брызгами и бензиновым перегаром.
Через пару минут они, разумеется, вернутся.
И, может быть, обнаружат место, где я прятал мотоцикл.
Бог им, как говорится, в помощь.
Следующая встреча была на следующее утро, и совсем в ином антураже.
Люблю я это слово – антураж. Когда-то вычитал, и очень оно мне понравилось. Вот мою коммуналку к этому слову привязывать бы не хотелось. Хреновый антураж.
А здесь был самый что ни на есть правильный.
Мы сидели за большим столом в «Гранд Отеле». С большой белой скатертью, между прочим. Правда, без еды, даже без чая.
Про «Гранд Отель» разное в городе говорят. Некоторые – что поставили синюю бетонную глыбу на берег волжского рукава и испортили вид. Уже смешно. Можно подумать, что расположенный здесь же старый порт город украшает.
Другие – что город наконец начал обзаводиться архитектурой мирового класса.
Мне было плевать и на тех, и на других. Но смотреть на синие стеклянные корпуса было приятно и, как выяснилось, побывать внутри оказалось еще приятнее. Особенно радовали огромные панорамные окна, почти что стеклянная стена, сквозь которую были видны катера и буксиры, изредка проходившие по этому рукаву.
Кроме нас, в ресторане не было никого: завтрак кончился, до обеда еще далеко. Бабы в фирменных передниках пытались было начать пылесосить, но Амир на них посмотрел, и все исчезли.
Надо отдать должное этому человеку.
Сволочь и гадина мой одноклассник. Но смелый и четкий.
Нашел где общаться с беглым убийцей. В лучшем отеле города, номер в котором стоит больше средней зарплаты горожанина.
В таком я и провел ночь. Хороший номер. С телевизором и холодильником. И двуспальной широченной кроватью, которую мне категорически запрещено было с кем-то делить. Пришлось послушаться – от Амира сильно зависит мое будущее. Хотя, похоже, его будущее тоже сильно зависит от меня. Я ничуть не сомневаюсь: был бы не нужен – уже давно бы гнил в ментовке. А может – на дне Волги, у моего одноклассника много разных идей, и голова включена постоянно.
– Почему Джама жив? – мрачно спросил Амир.
– Потому что их было четверо, – вяло огрызнулся я.
– Ты же завалил биологов раньше, – не поверил Булатов. – Кстати, не надо было этого делать.
Тварь, будет мне нотации читать.
– Ехал бы сам с обрезом Джаму ловить.
А ведь он мента боится, вдруг дошло до меня. Даже приятно стало. Красавец Джама! Напугал-таки неробкого Амира. Не хочет связываться впрямую с упертым ментом и возможной в дальнейшем кровной местью. Никуда прям-таки без Серьги Грязного. Пусть даже он и ублюдок.
Первым меня ублюдком называл именно Амир. И это тоже никогда не будет забыто.
– Может, Джама тебе нравится? – Умные глаза Амира смотрели, как два пистолета. – Может, ты с ним союза ищешь?
– Избави бог от таких союзников, – показал я свою лояльность – еще одно хорошее вычитанное слово – хозяину.
– Он вчера на Коране поклялся, что вырвет твое сердце, – сказал Амир.
Я вздрогнул.
– И взял отпуск на работе. За два года. Будет тебя искать, – закончил Булатов.
Конечно, я не рассчитывал на любовь Джамы к своей персоне. Но стать главным и единственным врагом безумного мента в данный момент было крайне неприятно. Убил бы меня попозже, месяца через три. За это время я планировал закончить все земные дела.
Эх, не надо было вчера мямлить и сопли жевать. С таким братаном я могу не дожить до «сбычи своих мечт» – так говорил студент из Москвы. Он на четвертом курсе химфака уже самостоятельно производил амфетамин, причем в товарных количествах, очень талантливый молодой человек.
Ладно, надо что-то отвечать.
– Он меня и до этого искал, – спокойно сказал я. – Найдет – убью.
– В прошлый раз тебя тепленьким в ментовку отвел, – напомнил Амир. – Думаешь, просто было тебя на волю выпустить?
– Раз на раз не приходится. – Я не стал вдаваться в дискуссию – тоже словцо московского химика. – Давай думать, как дальше быть.
– Я уж лучше один подумаю, – сказал Амир. – А ты просто выполняй. Так проживешь гораздо дольше.
И снова я не стал спорить. Булатов всегда считал себя самым умным. Не без оснований. Но у меня было достаточно времени для самосовершенствования, много свободных лет и огромная тюремная библиотека. Говорят, революционеры начали собирать свои ряды – и, главное, глобальные идеи – именно в тюрьмах. Так что Амирчику еще предстоят серьезные разочарования.
– Значит, так, – подвел итог мой одноклассник. – В номере тебя будет ждать мой человек.
– Гример? – уточнил я. Вчера один мной немного уже позанимался. Но я бы хотел бо́льших изменений своей внешности, уж слишком многие сейчас будут ею интересоваться.
– И гример тоже, – почему-то мрачно улыбнулся Булатов. – Получишь от него деньги, паспорт, права. Машина будет – «Лада Приора».
– Почему не «крузак»? – поинтересовался я.
– На тебя, мудака, все деньги ушли, – вежливо объяснил Амир. – Дорого нынче из тюрьмы без спроса уходить. И учти: это наша последняя совместная работа.
А то я не знаю, что приговор мне не только менты подписали. Причем Амирчик всю оставшуюся жизнь меня кормить не собирается.
– Где другого Грязного сыщешь? – Я сделал вид, что обиделся.
– Чистого найдем, – усмехнулся мой одноклассник. – Слушай сюда. В Москве нужно будет убрать одного человека.
– Фото, маршруты, – равнодушно сказал я. Довольно банальное дело в наших с Амиром жизненных пересечениях.
– Не надо фото, – сказал Амир. – Леша Полеев.
О, блин!
Тяжелая же у них жизнь!
Как у бессмертного Горца: чтобы жить долго, надо сначала завалить всех своих.
Хотя я не очень удивился.
Даже обрадовался. Лешечка тоже стоял в моих личных планах. А так – стал хорошо оплачиваемым делом, причем на этом этапе Амирчик точно будет не врагом, а союзником.
– О’кей, – кивнул я. – Он мне не родной. Сколько стоит?
– Пятьдесят штук зеленых.
– Несерьезно, – сказал я.
– Ты совсем охамел, – вызверился Амир. – Забыл, кто ты есть?
– Наоборот, помню, – усмехнулся я. Злобы не было. Была некая усталость от общества моего старого друга. Даст бог, когда-нибудь сумею от него избавиться.
– Пятьдесят штук, – еще раз повторил Амир, воткнув в меня два черных ножа своих гляделок. – Плюс двести тысяч деревянных на расходы.
– Черт с тобой, – согласился я. Выбора действительно нет, из Астрахани надо срочно сваливать.
– Есть еще статья дохода, – соблаговолил улыбнуться мой старый друг.
– Какая?
– Партнер просрал маленький икорный бизнес.
– Ну и?..
– Икра на шесть «лимонов» уплыла в столицу. Даже если ее нашли, она не их. Выдоишь что-нибудь – все твое.
– Понятно.
– Жри, что не жалко.
Но шесть миллионов на дороге не валяются, поэтому я тоже все внимательно выслушал и запомнил.
Кроме того, есть крохотная вероятность, что после всех приключений я останусь жив. И в своей новой жизни мне как-то западло быть бедным.
Так что, даже если икру сожрали, я вырву ее у них из глотки.
Впрочем, главное сейчас – не встретиться раньше времени с братаном-ментом. Я по глупости не нажал на спуск. А он – парень умный.
Он нажмет.
Весь мир.
Но проходит минута, и я понимаю, что это не так.
Вон сосед мой, Васильич. Жили вместе до первой ходки, семнадцать лет. В крошечной двухкомнатной коммуналке. Ни разу не поссорились.
И после, как откинулся с зоны, – мать-то уехала в свою однушку, – тоже ладили мирно.
Я, кстати, и ее, хоть виню за многое, но ведь не ненавижу.
Скорее надо говорить о том, что это мир ненавидит меня. По крайней мере, те его представители, которые рядом. А я – всего-навсего даю ему отпор.
Сколько было воя, когда я поучаствовал в свадьбе в Волжанке. Сам читал в газетах. А увидел себя в телике – даже гордость какую-то почувствовал.
Да, был бы трезвый – ограничился бы чем-то менее вызывающим. Ну, может, крест бы ему на жирной щеке вырезал, и все. Но разве я начал первым?
Я даже согласен, что нажравшегося гостя можно вытолкать со свадьбы. Но сделай это тихо. Не при всех. Ну, в морду дай.
Только никогда – никогда! – не называй меня вонючим ублюдком.
Я – не ублюдок!
Даже если мать родила меня непонятно от кого. И тем более – не убогий, если смог оттрахать невесту этого здоровяка. Мочить их было не надо, но меня слишком взбесили, сложно было остановиться.
Да ладно, хрен с ними. Они – уже на небе, я тоже могу туда в любой момент попасть. Во всяком случае, это лучше, чем дожить жизнь где-нибудь в поселке Харп, на зоне для пожизненных, видя только грязные бетонные стены да слыша насмешки тупых конвоиров. Уж лучше пуля этого сумасшедшего Джамы.
А он, кстати, мне вполне симпатичен. Такой же неформал, как и я. Только с другим знаком. Про неформалов я немало прочитал, пока сидел – благо, времени хватало.
Ни он, ни я не хотим жить по правилам, придуманным подлецами. Хотим остаться свободными.
И он, и я готовы за эту свободу заплатить. Дорого заплатить.
А еще мы оба ненавидим одного и того же человека. У меня он забрал молодость – а потом и всю жизнь. У безумного мента он отнял невесту. Ну разве это не сближает?
Да, жаль, что мне придется грохнуть капитана.
Но что поделать? Пока тот идет по моему следу – мне спокойно спать не придется. Та еще ищейка. Так что прости, брат Джама, но сегодня ты пойдешь кормить рыб.
Зато обещаю – больно тебе не будет. Ты даже не поймешь, что произошло – ведь вчера ты лично повязал Серегу Грязного и доставил в отдел. А сегодня Серега ждет тебя не дождется с горячим гостинцем в стволе.
Кстати, повязал он меня четко. Джама и в самом деле красавец. Эх, иметь бы такого брата!
Ждал меня в подъезде. Один.
Ткнул куцым «Макаровым» в бок и тихо сказал: «Если хочешь бежать – беги».
Я не хотел. Пока меня не увезли из Астрахани – оставался шанс. Если б побежал или попытался с ним схватиться – шансов бы не осталось ни одного. Я просто чувствовал, как хотелось Джаме всадить в меня все восемь пуль. И вовсе не за премию. А за волнующе-томительное ощущение, что живешь на этой земле не зря.
И здесь мы с ним схожи. Мне обязательно нужно в этой жизни еще кое-что сделать. Чтобы сказать такое про самого себя. С висящим на хвосте Джамой я этого сделать не смогу.
Еще раз – прости, брат. Я буду скучать по тебе.
По моим подсчетам, брат-мент уже должен быть на подходе. Амир никогда ничего не скажет зря. А он сказал – жди его у Туровых. И подробно объяснил где. А чтоб я чего не напутал – я ж убогий, – дал мне хитрый прибор ЖэПээС. Он и привел меня к домику этих уродов. Как будто я, выросший в этих краях, сам бы не справился.
На небо набежала необычная в это время года тучка. По воде и ивам закапали редкие, но крупные капли. Пришлось натянуть брезентуху, неизвестно было, сколько еще придется ждать.
Я точно знал, что прибыл на несколько часов раньше Джамы, и потому не волновался. Биологи меня не интересовали, к тому же баба была сильно брюхатая – даже из-под плаща видно – она вышла на берег с тазиком белья. Я только хотел выяснить, кто дома: остановился, попросил воды. Баба крикнула в дом. Кружку с водой мне вынес муж, щуплый дядька, полускрытый дождевиком.
Я даже лодку не стал привязывать: пить действительно хотелось, а потом уйду за пару километров и вернусь берегом. Ерик здесь неширокий, подожду Джаму и с сорока метров из обреза попаду в братана наверняка. А то, что ученые меня потом опознают, – волновало мало. Меня и так пол-Астрахани способно опознать. Кроме этих идиотов – у них даже телеантенны на домушке не имелось. На что же люди расходуют свою единственную жизнь!
Я попил и уже собрался отчаливать, как спиной почувствовал взгляд.
– Что уставился? – обернулся я к мужичку.
– За полгода – ты четвертый гость, – усмехнулся тот, совершенно не испугавшись. – Троих звал сам. Необычно.
– Ученый, – я почему-то, сам не знаю, потихоньку наливался злобой. Что ему от меня надо? Я же действительно собирался вот-вот отчалить. – Тебе это нужно, голову включать?
– Голову всегда надо держать включенной. – Мужичок, такой умный, был совсем рядом со смертью, но, похоже, об этом не догадывался. – Вряд ли тебе нужен я. Значит, Джама?
– Лучше б ты не включал голову, – устало сказал я. Работы явно прибавлялось.
И все же я недооценил мужичка.
Из-под дождевика показался ствол «Сайги», и, мамой клянусь, если б я опоздал, он бы не промахнулся.
К счастью, я всегда все успеваю.
Обрез прогрохотал так раскатисто, что я начал переживать – не услышит ли кто? К счастью, никто ничего не услышал.
Баба придумала бежать в дом. Другого места на острове, где спрятаться, она не нашла.
Там и осталась. Вместе с идиотом-мужем.
Видит бог, я этого не хотел. Просто никогда не нужно лезть в чужие дела. Проживешь гораздо дольше.
Я отвел лодку, но не за два километра, как планировал вначале, а совсем недалеко, назад, за островок рядом с их домом. Сам же устроился в удобной ямке на берегу, в корнях ветлы. Перезаряженный обрез лежал на ровном корне, глядя черным глазом на хижину.
Ну а теперь мне оставалось только ждать.
Я специально не смотрел на часы, чтобы время не замедлялось. Поэтому Джама прибыл довольно быстро – земля еще не успела просохнуть после короткого дождя. Неспешно проплыл мимо меня, с реки полностью прикрытого ветвями.
Я мог бы грохнуть его сразу. Еще когда тот подплывал. Или когда въехал катером на пологий берег.
Мушки на спиленном стволе не осталось, но я даже Джамины узкие черные усики видел отчетливо. Да и глаза бы тоже разглядел, хотя сейчас мне не хотелось в них смотреть.
Самое правильное было бы – нажать на курок. Для этого все и затевалось. И от этого же зависело гораздо более важное дальнейшее. Я даже привстал на колени, чтоб гарантировать попадание.
Однако – не нажал.
Может, снова ощутил нашу невидимую связь.
А может – это действительно так, – потому, что мне было приятно ощущать свою скрытую силу. Не скрытой хвастаются только тупые амбалы и твари типа Амира Булатова.
Джама все понял сразу. Как – не зайдя в дом, – ума не приложу. Говорю же, красавец.
Он на миг совершенно застыл, а потом взвыл, как волчара:
– Где ты, тварь?!! Я вырву твое сердце!
Глупо, но мне, глядящему на него сквозь прицел, стало страшно. Нужно было стрелять раньше, пока не видел этих бешеных глаз.
И все же выстрелил не я.
Выстрел раздался откуда-то сзади, я вынужден был развернуться – на здоровенной желтой посудине подходил какой-то козел из егерей. Как он меня разглядел? Даже когда я поднялся, меня все равно прикрывали ивы. Глаз у них, конечно, тренированный.
И патронов достаточно. Если бы расстояние было поменьше, мне бы настал конец.
Я выстрелил в егеря, тоже, конечно, не попал. Но, по крайней мере, отбил охоту, стоя, открыто целиться.
Пять секунд быстрого бега – и прыжок в лодку.
Мотор завелся мгновенно, я пронесся мимо обезумевшего мента – не более чем в тридцати метрах. Его рука трижды послала мне проклятье. Но на таких скоростях стрельба из «Макарова» скорее выражение эмоций, чем реальная угроза.
Впрочем, игра на жизнь еще не кончилась.
Теперь за мной гнались оба. И если егеря я не сильно боялся, то братан, коли не помрет, точно спустит с меня живого шкуру.
Я стрелял на ходу, они – тоже.
Ерик петлял, скорость большая, а стрелки еще и лодкой должны были управлять. Поэтому только уток распугивали.
Страха особого я не испытывал.
Скорее, злость на самого себя. И обиду за то, что поставил под угрозу главное дело своей никчемной жизни.
Преследователи наверняка уже предвкушали победу.
Но «ублюдок» Серьга Грязный и здесь оставил их с носом – на очередном крутом повороте я выскочил из лодки, они пронеслись мимо, обдав меня ревом, брызгами и бензиновым перегаром.
Через пару минут они, разумеется, вернутся.
И, может быть, обнаружат место, где я прятал мотоцикл.
Бог им, как говорится, в помощь.
Следующая встреча была на следующее утро, и совсем в ином антураже.
Люблю я это слово – антураж. Когда-то вычитал, и очень оно мне понравилось. Вот мою коммуналку к этому слову привязывать бы не хотелось. Хреновый антураж.
А здесь был самый что ни на есть правильный.
Мы сидели за большим столом в «Гранд Отеле». С большой белой скатертью, между прочим. Правда, без еды, даже без чая.
Про «Гранд Отель» разное в городе говорят. Некоторые – что поставили синюю бетонную глыбу на берег волжского рукава и испортили вид. Уже смешно. Можно подумать, что расположенный здесь же старый порт город украшает.
Другие – что город наконец начал обзаводиться архитектурой мирового класса.
Мне было плевать и на тех, и на других. Но смотреть на синие стеклянные корпуса было приятно и, как выяснилось, побывать внутри оказалось еще приятнее. Особенно радовали огромные панорамные окна, почти что стеклянная стена, сквозь которую были видны катера и буксиры, изредка проходившие по этому рукаву.
Кроме нас, в ресторане не было никого: завтрак кончился, до обеда еще далеко. Бабы в фирменных передниках пытались было начать пылесосить, но Амир на них посмотрел, и все исчезли.
Надо отдать должное этому человеку.
Сволочь и гадина мой одноклассник. Но смелый и четкий.
Нашел где общаться с беглым убийцей. В лучшем отеле города, номер в котором стоит больше средней зарплаты горожанина.
В таком я и провел ночь. Хороший номер. С телевизором и холодильником. И двуспальной широченной кроватью, которую мне категорически запрещено было с кем-то делить. Пришлось послушаться – от Амира сильно зависит мое будущее. Хотя, похоже, его будущее тоже сильно зависит от меня. Я ничуть не сомневаюсь: был бы не нужен – уже давно бы гнил в ментовке. А может – на дне Волги, у моего одноклассника много разных идей, и голова включена постоянно.
– Почему Джама жив? – мрачно спросил Амир.
– Потому что их было четверо, – вяло огрызнулся я.
– Ты же завалил биологов раньше, – не поверил Булатов. – Кстати, не надо было этого делать.
Тварь, будет мне нотации читать.
– Ехал бы сам с обрезом Джаму ловить.
А ведь он мента боится, вдруг дошло до меня. Даже приятно стало. Красавец Джама! Напугал-таки неробкого Амира. Не хочет связываться впрямую с упертым ментом и возможной в дальнейшем кровной местью. Никуда прям-таки без Серьги Грязного. Пусть даже он и ублюдок.
Первым меня ублюдком называл именно Амир. И это тоже никогда не будет забыто.
– Может, Джама тебе нравится? – Умные глаза Амира смотрели, как два пистолета. – Может, ты с ним союза ищешь?
– Избави бог от таких союзников, – показал я свою лояльность – еще одно хорошее вычитанное слово – хозяину.
– Он вчера на Коране поклялся, что вырвет твое сердце, – сказал Амир.
Я вздрогнул.
– И взял отпуск на работе. За два года. Будет тебя искать, – закончил Булатов.
Конечно, я не рассчитывал на любовь Джамы к своей персоне. Но стать главным и единственным врагом безумного мента в данный момент было крайне неприятно. Убил бы меня попозже, месяца через три. За это время я планировал закончить все земные дела.
Эх, не надо было вчера мямлить и сопли жевать. С таким братаном я могу не дожить до «сбычи своих мечт» – так говорил студент из Москвы. Он на четвертом курсе химфака уже самостоятельно производил амфетамин, причем в товарных количествах, очень талантливый молодой человек.
Ладно, надо что-то отвечать.
– Он меня и до этого искал, – спокойно сказал я. – Найдет – убью.
– В прошлый раз тебя тепленьким в ментовку отвел, – напомнил Амир. – Думаешь, просто было тебя на волю выпустить?
– Раз на раз не приходится. – Я не стал вдаваться в дискуссию – тоже словцо московского химика. – Давай думать, как дальше быть.
– Я уж лучше один подумаю, – сказал Амир. – А ты просто выполняй. Так проживешь гораздо дольше.
И снова я не стал спорить. Булатов всегда считал себя самым умным. Не без оснований. Но у меня было достаточно времени для самосовершенствования, много свободных лет и огромная тюремная библиотека. Говорят, революционеры начали собирать свои ряды – и, главное, глобальные идеи – именно в тюрьмах. Так что Амирчику еще предстоят серьезные разочарования.
– Значит, так, – подвел итог мой одноклассник. – В номере тебя будет ждать мой человек.
– Гример? – уточнил я. Вчера один мной немного уже позанимался. Но я бы хотел бо́льших изменений своей внешности, уж слишком многие сейчас будут ею интересоваться.
– И гример тоже, – почему-то мрачно улыбнулся Булатов. – Получишь от него деньги, паспорт, права. Машина будет – «Лада Приора».
– Почему не «крузак»? – поинтересовался я.
– На тебя, мудака, все деньги ушли, – вежливо объяснил Амир. – Дорого нынче из тюрьмы без спроса уходить. И учти: это наша последняя совместная работа.
А то я не знаю, что приговор мне не только менты подписали. Причем Амирчик всю оставшуюся жизнь меня кормить не собирается.
– Где другого Грязного сыщешь? – Я сделал вид, что обиделся.
– Чистого найдем, – усмехнулся мой одноклассник. – Слушай сюда. В Москве нужно будет убрать одного человека.
– Фото, маршруты, – равнодушно сказал я. Довольно банальное дело в наших с Амиром жизненных пересечениях.
– Не надо фото, – сказал Амир. – Леша Полеев.
О, блин!
Тяжелая же у них жизнь!
Как у бессмертного Горца: чтобы жить долго, надо сначала завалить всех своих.
Хотя я не очень удивился.
Даже обрадовался. Лешечка тоже стоял в моих личных планах. А так – стал хорошо оплачиваемым делом, причем на этом этапе Амирчик точно будет не врагом, а союзником.
– О’кей, – кивнул я. – Он мне не родной. Сколько стоит?
– Пятьдесят штук зеленых.
– Несерьезно, – сказал я.
– Ты совсем охамел, – вызверился Амир. – Забыл, кто ты есть?
– Наоборот, помню, – усмехнулся я. Злобы не было. Была некая усталость от общества моего старого друга. Даст бог, когда-нибудь сумею от него избавиться.
– Пятьдесят штук, – еще раз повторил Амир, воткнув в меня два черных ножа своих гляделок. – Плюс двести тысяч деревянных на расходы.
– Черт с тобой, – согласился я. Выбора действительно нет, из Астрахани надо срочно сваливать.
– Есть еще статья дохода, – соблаговолил улыбнуться мой старый друг.
– Какая?
– Партнер просрал маленький икорный бизнес.
– Ну и?..
– Икра на шесть «лимонов» уплыла в столицу. Даже если ее нашли, она не их. Выдоишь что-нибудь – все твое.
– Понятно.
– Жри, что не жалко.
Но шесть миллионов на дороге не валяются, поэтому я тоже все внимательно выслушал и запомнил.
Кроме того, есть крохотная вероятность, что после всех приключений я останусь жив. И в своей новой жизни мне как-то западло быть бедным.
Так что, даже если икру сожрали, я вырву ее у них из глотки.
Впрочем, главное сейчас – не встретиться раньше времени с братаном-ментом. Я по глупости не нажал на спуск. А он – парень умный.
Он нажмет.
5. Москва. Восток столицы. Вокалистка Маша и Ефим Аркадьевич Береславский, отставной рекламист
Пока ехала в Измайлово – снова на метро, – Мария много чего успела вспомнить.
Вообще студенческие годы, как это ни банально, были прекрасными. Училась она на рекламиста – в «творческом вузе с экономическим уклоном». Это и в самом деле было так: знания маркетолога и менеджера должны были объединиться с творческим инструментарием – дизайн, фото, кино, литература, музыка. Группа собралась большая – в то время специальность была свеженькой и горячей. Функционально – не по алфавиту – она разделялась на три примерно равные доли.
Первая, чуть меньшая, – дебилы и козлы. В основном – мальчики. Богатые папы оплатили учебу – а нередко квартиры и «Кайенны». В институте их обычно не видели, приходили только на сессию.
Попадались настолько глупые, что шли сдавать Ефиму Аркадьевичу. Этот, посверкивая очками, лишь злобно ухмылялся и пленных не брал.
Самые тупые предлагали ему деньги.
Тогда вампирски настроенный препод – особенно если дело происходило утром (у Береславского утро не бывало добрым никогда) – устраивал публичное аутодафе очередному грешнику российского высшего образования. Присутствовать на подобном действе было всегда весело, но иногда даже таких козлов становилось жалко: изысканно вежливый препод использовал свой язык, как гадюка – зубы.
Вторая часть группы была представлена середнячками, обычно – девчонками, желающими перед замужеством получить высшее образование. Они звезд с неба не хватали, но учились честно. С третьего курса и старше многие приходили на экзамен с животиками.
Вообще студенческие годы, как это ни банально, были прекрасными. Училась она на рекламиста – в «творческом вузе с экономическим уклоном». Это и в самом деле было так: знания маркетолога и менеджера должны были объединиться с творческим инструментарием – дизайн, фото, кино, литература, музыка. Группа собралась большая – в то время специальность была свеженькой и горячей. Функционально – не по алфавиту – она разделялась на три примерно равные доли.
Первая, чуть меньшая, – дебилы и козлы. В основном – мальчики. Богатые папы оплатили учебу – а нередко квартиры и «Кайенны». В институте их обычно не видели, приходили только на сессию.
Попадались настолько глупые, что шли сдавать Ефиму Аркадьевичу. Этот, посверкивая очками, лишь злобно ухмылялся и пленных не брал.
Самые тупые предлагали ему деньги.
Тогда вампирски настроенный препод – особенно если дело происходило утром (у Береславского утро не бывало добрым никогда) – устраивал публичное аутодафе очередному грешнику российского высшего образования. Присутствовать на подобном действе было всегда весело, но иногда даже таких козлов становилось жалко: изысканно вежливый препод использовал свой язык, как гадюка – зубы.
Вторая часть группы была представлена середнячками, обычно – девчонками, желающими перед замужеством получить высшее образование. Они звезд с неба не хватали, но учились честно. С третьего курса и старше многие приходили на экзамен с животиками.