Страница:
К жестокому ответу добавили жесткую беседу с шейхом, «курирующим» террористов. Ему прямым текстом объяснили, что произойдет с ним, с его мечетью, с его родственниками и единомышленниками, если трое оставшихся в живых наших не вернутся в посольство. Поскольку шейх уже знал о содержимом посылки, он счел за лучшее «способствовать» возвращению похищенных…
Василий Федорович уезжал из Ливана со сложными чувствами. Он успел полюбить эту страну и ее жителей. И именно там он начал сомневаться, что деятельность советских руководителей этой стране полезна. И только ли этой…
Под Белгородом перекусили и, объехав его по окружной дороге, подошли к российско-украинской границе. Василий Федорович пошушукался и с теми, и с этими погранцами, в результате чего границу проскочили, как по маслу. И без прошлогодних поборов.
За Харьковом начиналась шикарная дорога, на которой в прошлом году Ефим испугал Теофилло.
Перед самым съездом на трассу на хвосте их «Ауди» повис преследователь: темно-синяя или черная мощная иномарка, в темноте было не разобрать.
Береславский встревожился, справедливо предположив, что за ним гонятся. Он разбудил деда и сообщил о своем открытии. Ефим шел около 140 километров в час. Иномарка его догоняла.
— Это наши, — сначала сказал Ивлиев. Но потом, оценив довольно резкие маневры преследователя, а главное — разглядев в свой хитрый инфракрасный бинокль экипаж, Василий Федорович коротко приказал: — Гони.
Ефим погнал. Выехав на трассу, широкую и гладкую (правда, уже менее гладкую, чем год назад), Береславский дал по газам. Здесь это было можно. Редкие встречные машины, идущие по удаленной метров на сорок встречной полосе, не слепили глаза. А знаки, постоянно ограничивающие скорость 80 километрами в час, никогда особо его не останавливали.
Преследователи сразу «провалились» в темноту. Скоро и свет фар исчез.
— Порядок, — констатировал Ивлиев. Но Ефим чувствовал, что его старший товарищ чем-то расстроен: видно, что-то пошло не по его планам.
…Береславский летел по скоростной трассе довольно долго. Он прикинул, что за каждые полчаса такого «полета» уходил от предполагаемого противника не менее чем на пятьдесят километров.
Старик снова закемарил, слегка даже прихрапывая.
Ефим не очень испугался погони. В лице Ивлиева он видел официальную поддержку своего рискованного, в общем-то, предприятия. А значит, преследователи — пусть и из мощной, но неофициальной организации. В чужой стране им должно быть сложнее ловить их.
Дорога описала большой вираж, и внезапно впереди, слева показался край восходящего светила. Поскольку солнце, как правило, восходит на востоке, а не на западе, сюжет с уходящей вдаль «бетонкой», освещаемый первыми лучами солнца, мог и не повториться.
Береславский тормознул, достал фотокамеру и вышел ловить мгновение.
Проснувшийся Ивлиев некоторое время не мог понять, в чем дело. Сообразив, наконец, что это беснуется творческая натура Береславского, старик пришел в ярость.
— У нас на хвосте непонятно кто, а ты тут с фотоаппаратом.
— Ты говорил, это твои друзья, — невозмутимо парировал Ефим, выбирая лучшую точку съемки.
— Они догонят и сделают из нас котлету, — пугал дед.
— Значит, у тебя скверные друзья, — по подсчетам Ефима, машина преследователей никак не могла быть ближе, чем в полусотне километров.
Ивлиев, поняв, что все его попытки образумить полоумного фотографа, тщетны, сел в машину и, набычившись, ждал.
Вдали показался отблеск фар (машины по трассе шли чрезвычайно редко). Хотя Береславский и понимал, что это не может быть погоня, — рано еще, — но на психику подействовало, и он, щелкнув затвором камеры последний раз, уселся за руль.
— Нажарют задницу, будешь знать, — пробурчал старик.
— Может, эти снимки станут единственным полезным делом в этой поездке, — предположил Ефим.
— Типун тебе на язык, — пожелал ему старик и отвернулся.
…До Запорожья доехали без приключений и на очень высокой скорости, хотя, сойдя с широкой трассы, про 250 км/час можно было не вспоминать. Странное дело, однако Ефим не только не устал, но даже в сон его не тянуло. Перевозбудился, наверное. Он понимал, что если в его руках окажется искомая всеми информация, то убивать его станет и глупо, и даже опасно. А шанс получить эту информацию был реальный.
У Запорожья попали в небольшую рукотворную пробку: украинская ДАИ пропускала машины сквозь «фильтр». К «Ауди» подскочила целая компания великовозрастных мойщиков окон. Их было четверо, и они были профессионально экипированы: «брызгалки» для воды, «брызгалки» для шампуня, тряпки для мойки и отдельно салфетки для протирки.
Береславский не любил навязчивый сервис, а кроме того, еще не имел украинских гривен. Поэтому, открыв окно, предупредил ребят:
— Мне — не надо!
Те, не слушая, бросились надраивать стекла и фары.
— Не надо мыть! — жестче сказал Ефим. — Я не заплачу!
— Заплатишь, — улыбнулся их предводитель. — Куда ж ты денешься-то? С разбитым лобовым… — и отогнул полу куртки, продемонстрировав «финку».
Вот на угрозы Береславский всегда «велся» легко. Пусть их и четверо, пусть лбы здоровые. Он уже набрал воздух для грубого ответа, как его тронул за локоть старик:
— Я заплачу.
— Вот и ладушки, — усмехнулся главарь, сверкнув «фиксой». Он в трудовом процессе не участвовал, осуществляя, похоже, другие функции.
Когда помывка закончилась, Фиксатый подошел к правому окну. Старик нажал кнопку: стекло ушло вниз.
— Давай деньги, дед!
— Какие деньги? — удивился Ивлиев.
— Ты, что, шутишь, что ли? — нагнулся к окну Фиксатый. — Так до могилы не доживешь, — и сам захохотал своей шутке.
Смеялся он недолго. Ефим даже заметить не успел, как рука Ивлиева взлетела вверх. Держа тремя пальцами вымогателя за нос, как крокодил — слоненка, дед втянул его голову в салон.
Тот даже закричать не мог, лишь кривился от боли. Но старику этого было мало. Он прикрыл стекло, слегка придушив бандюка. После этого отпустил его нос.
— Проехай чуток, — скомандовал дед.
Ефим с удовольствием выполнил указание, благо «пробка» немного проползла вперед.
— Пустите меня, — хрипел еще совсем недавно грозный мужчинка.
— А волшебное слово? — намекнул Ивлиев.
— Пожалуйста, пустите, — простенал тот. И для убедительности добавил давно забытое, вытащенное из самых глубин подсознания, — я больше не буду.
— Другое дело, — сказал подполковник запаса, вновь взял гражданина за нос и освободил его шею. Потом, не отпуская, левой рукой отогнул полу куртки и дал полюбоваться на своего «Стечкина».
— Ты понял? — строго спросил он.
— Да, — ответил командир мойщиков.
— Больше не балуй.
— Нет-нет!
Дед отпустил придурка, и Ефим проехал вперед, в зеркальце наблюдая, как мойщики окружили пострадавшего. «Вряд ли этот эпизод прибавит ему авторитета», — подумал он.
Проехав наконец «пробку», они с огорчением отметили, что ее длина уменьшилась: значит, их преследователи потеряют здесь меньше времени. Следовательно, нужно опять торопить табун, сидевший под капотом их «Ауди». Уж больно подозрительно было, с какой легкостью их отыскали. Да еще в другой стране. Значит, рассчитывать надо не на «спрятаться», а на «убежать».
Перекоп прошли без приключений и быстро. Крым встретил их редким в это время природным катаклизмом: моросью и холодом. Как будто не в Крым приехали, а в Арктику. В деревнях над трубами курчавились дымки: отмороженный народ немножко подтапливал, чтоб вконец не обледенеть. Но это их не волновало: в машине было достаточно тепло.
В Джанкое свернули налево, на Феодосию. Оставалась все-таки надежда, что преследователи не знают конечный пункт следования.
Дальше все было удивительно легко и просто. Сразу нашли деревню Николаевку. Сразу нашли беглых соседей Орловых.
Они почивали сладким послеобеденным сном. В углу комнаты горел камин, создавая в доме и уют, и подходящий климат.
Ефим и сам бы сейчас не отказался вздремнуть в такой располагающей обстановке. Да недосуг.
— Где документы? — спокойно спросил Ивлиев у парочки. Береславский вздрогнул: если бы так спросили его, он бы, наверно, «раскололся».
Эти тоже не строили из себя героев. Женщина была потверже, а мужик, причитая и всхлипывая, рассказывал все, что знал. Уж больно внезапен был переход от сна в одной постели с красивой женщиной к перспективе быть умерщвленным из огромного пистолета страшного старика.
Он говорил без остановки. Ничего особенного. Помогал ряду известных деятелей собирать деньги на политику. Помогал открывать счета. Помогал вывозить сотни тысяч и даже миллионы за границу. Сам не бизнесмен. Просто нужный всем человек.
Последнее поручение — курьерское. Почти туризм. Плевое дело. Съездить в Швейцарию, отдать деньги, получить дискетку.
Там, на встрече в пустынном парке, Разноглазый сначала взял дискетку, а когда «связь», работник банковского управления, склонился над кейсом с деньгами, присутствовавшая на свидании женщина ударила его по склоненному затылку. Обмотанный в ткань тяжелый металлический сувенир она припасла заранее.
— Это все она, — истерично плакал Разноглазый. — Я даже не предполагал, что она так сделает!
Женщина презрительно молчала.
— Почему не вернул дискету в России? — спросил Ивлиев.
— Боялся, — всхлипывая, ответил мужчина. — Тот мог нажаловаться. Не убили же мы его. Не нужны мне эти файлы, вон они, возьмите. — Он показал рукой на стоящий рядом ноутбук. — Дискета в дисководе.
— А деньги где? — В Ефиме проснулся бизнесмен. Может, не зря страдал?
— Украли. — Мужчина произнес это так отрешенно, что Береславский поверил. — Там же, в Швейцарии.
— А ты думал, только у нас жулики? — захохотал довольный Ивлиев. Он, похоже, тоже поверил. Опыт у него немалый. А о деньгах старый не переживал: об этом заботился Ефим и его нынешние хозяева.
— Я потому и вернулся, — уже спокойнее сказал Разноглазый. — Жизнь там дорогая. А здесь кое-что оставалось. Мелочи, конечно, — торопливо поправился он.
Женщина за это время не произнесла ни слова, только зло посматривала на дуло ивлиевского пистолета.
— Вот что, Ефим, — сказал Ивлиев. — Сними копию и уничтожь память. Это можно?
— Легко. Расформатирую винчестер и привет.
— Вот-вот. Форматируй, а потом в печь бросим. — Подполковник находил старые методы, может быть, менее элегантными, но не менее надежными. — И еще. Не вздумай делать две копии. Только одну дискету, понял? Уж в этом я разбираюсь.
— Ладно, — покорно согласился Береславский. — Одну так одну.
Он сделал все, как велел Ивлиев и под строгим его присмотром. После того как ноутбук и оставшиеся дискеты были брошены в камин, дед сразу успокоился и занялся тем, что было для него на данный момент главным: связыванием найденной супружеской четы. Лишь после этого он забрал у Ефима дискету с данными.
Черную «БМВ», — а она все-таки была черной и «БМВ», — они увидели издалека, примерно за километр. Преследователи съезжали с шоссе на большак, пересекавший убранное поле и ведущий к Николаевке. Хуже было другое: за «БМВ» вплотную присоседился джип «Паджеро», и было очевидно, что они идут боевой парой.
Дед принял решение мгновенно. Он развернулся, поднял рычажок и раскрыл двери.
— А ну, вылезайте! — заорал Ивлиев пленникам. Ефим притормозил. Они, подгоняемые огромным пистолетом подполковника, неловко выбрались из машины.
Василий Федорович еще раз перегнулся назад и закрыл за ними дверь.
— Теперь — только вперед!
Ефима тоже разобрал азарт. «Ауди» рванула вперед, а «БМВ», в отличие от продолжавшего движение «Паджеро», наоборот, остановилась, и оттуда выскочили трое. Они явно были вооружены.
Теперь все решала скорость. Не так-то просто попасть в железяку, пролетающую даже на неровной гравийной дорожке за секунду более полусотни метров!
— Открой свою дырку! — заорал Ивлиев. Ефим не сразу понял, что речь идет о люке. — И дай мне свой пистолет!
«Вот же старый черт! Все знает ЧК!» — Береславский молча протянул ему «Глок».
— Урр-рра-аа-а!!! — заорал спецназовец, и на сближении открыл огонь из двух пистолетов. Огневой контакт длился секунды три. Может — пять. Гильзы железным дождем грохотали по крыше «Ауди».
Ефим не сразу сообразил, что они уже прорвались. И что лобового стекла на его машине больше нет. «Шестьсот баксов», — машинально отметил он. Но, главное — если бы не очки, не мог бы вести машину.
Он посмотрел в зеркало. «БМВ» живописно горела, а джип, подобрав недавних ивлиевских пленников и экипаж «БМВ», разворачивался вслед за ними.
— Понял, как надо работать? — орал Ивлиев. — Ты небось уже маму звал!
Это было неправдой. Испугаться Ефим попросту не успел. Но спорить не хотелось.
— Давай в Феодосию, — скомандовал Ивлиев. За 36 оставшихся до Феодосии километров они здорово оторвались от менее быстроходного джипа.
— Все. Расходимся, — сказал уже в городе Ивлиев. — Ты дальше не играешь. Пистолет я тебе отдаю, однако думаю, ты теперь вообще уже никого не интересуешь. Но без нужды не светись. Зайди в любой пансионат. Отдохни недельку.
— По моему паспорту? А если они меня будут искать?
— Не жужжи! Во-первых, тебя никто не будет искать. Они теперь будут искать меня. Во-вторых, вот твой паспорт! — С первой страницы на Ефима смотрело его лицо, но фамилия была — Джапаридзе! И вот тебе телефон! — Он протянул листок бумаги с цифрами. — Если прижмет — позвони, тебе помогут. И брось свой драндулет. Другой купишь. — Старик, выдав все ценные указания, бодрой рысцой побежал к домам.
Береславский остался один и в полной растерянности. Он никак не ожидал такого развития событий.
В городе Феодосии было сыро и холодно. В машине с выбитым лобовым стеклом, соответственно, так же. Вместо солнца на небе была какая-то серая хрень — любимое выражение Марины Ивановны.
Внезапно остро захотелось к себе в кабинет. Подальше от приключений. Чтоб с включенным обогревателем. И чтоб Марина Ивановна принесла чай. С пирожным.
Ефиму стало себя жалко. Но просто сидеть в машине было холодно. И, не дай бог, джип окажется шустрее, чем хотелось бы. Правда, в городе, пусть и небольшом, сразу его все равно не найти.
Он осмотрелся. Слева тянулись длинные ряды гаражей. Все автолюбители сидели по домам. Лишь один мужик, сильно в возрасте, холил своего древнего «Запорожца» — 968-й, с «ушами», «инвалидная» модель. Точно такой, — только семилетний, а не двадцатипятилетний, — был куплен Ефимом в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году, на деньги, подаренные родственниками к его первой свадьбе. За семьсот рублей.
Ефим подъехал к гаражу престарелого автолюбителя.
— Здравствуйте, — поздоровался он.
— Здравствуй, коли не шутишь, — степенно ответил дед. На его груди звенели медали. Наверное, за русско-японскую войну.
— Хорошая у вас машина, — подольстился Ефим. — Я на такой пять лет отъездил.
— А я без малого тридцать.
— И все на ходу?
— Хочешь попробовать? — предложил военный автолюбитель.
— Хочу купить, — неожиданно для самого себя заявил Ефим.
— У богатых свои причуды, — улыбнулся старик. — Двести долларов — и она твоя. Прицепишь к своей — и в Москву.
— А можно я пока свою у вас в гараже оставлю?
— Что у тебя приключилось? — посерьезнел дед. Чем-то он напоминал Ивлиева. Спокойствием, что ли?
— С бандюками сцепился, — почти честно ответил Береславский.
— Не платишь?
— И не буду.
— И правильно, — подытожил ветеран. — Оставляй тачку. Забирай мою.
— Деньги можно потом отдам, когда за машиной приеду?
— Не проблема. А как с документами на «Запорожец»?
— Скажу, потерял. Такие не угоняют.
— Это ты зря, — обиделся дед. — Хорошая машина. Давай хоть доверенность напишу. Бесплатно. У меня сын — нотариус.
— Хорошо, — согласился Береславский, раздумывая, на какую фамилию лучше. Но тут в глазах его потемнело.
Очнулся он в гараже ветерана. Точнее, на антресолях, пристроенных дедом. Туда вела узкая лестница, и как мужик затащил наверх его килограммы, оставалось загадкой. Сверху он видел оцарапанную крышу своей машины. От самодельного электрического «козла» шло приятное тепло. Ворота гаража были закрыты.
— Я сутки почти за рулем, — виновато оправдывался Ефим.
— Я в твои годы трое суток мог не спать, — резанул правду-матку ветеран. — Ты пухлый больно, изнеженный. Вот и скопытился.
— А как меня сюда…
— С Коляном. Колян, поднимайся.
Колян был примерно таким же, только без медалей. Зато — в наколках.
Он залез наверх.
— Ездили тут, спрашивали про «Ауди».
— На «Паджеро»?
— На «козле» импортном. Мы сказали — на Джанкой ушла.
— А они?
— В погоню! — Колян резанул рукой воздух.
В общем, в этот вечер Ефим никуда не поехал. Стал третьим в хорошей компании. А наутро, с доверенностью на Джапаридзе, попрощавшись с ветераном (Колян еще не подошел), Ефим почапал на «Запорожце» в сторону Родины.
Откровенно говоря, разница чувствовалась. Но «запор» честно делал 90 км/час, и к тому же его ни разу не затормозили милиционеры.
С первой же «междугородки» позвонил домой Володе, водителю. Дал адрес деда, велел выдать ему 800 баксов, потом — срочно отремонтировать и пригнать в Москву «Ауди».
Не прошло и суток, как Береславский подкатывал к Москве. А к следующему утру в столицу въехала и его «Ауди» со вставленным лобовым стеклом.
ГЛАВА 26
Василий Федорович уезжал из Ливана со сложными чувствами. Он успел полюбить эту страну и ее жителей. И именно там он начал сомневаться, что деятельность советских руководителей этой стране полезна. И только ли этой…
Под Белгородом перекусили и, объехав его по окружной дороге, подошли к российско-украинской границе. Василий Федорович пошушукался и с теми, и с этими погранцами, в результате чего границу проскочили, как по маслу. И без прошлогодних поборов.
За Харьковом начиналась шикарная дорога, на которой в прошлом году Ефим испугал Теофилло.
Перед самым съездом на трассу на хвосте их «Ауди» повис преследователь: темно-синяя или черная мощная иномарка, в темноте было не разобрать.
Береславский встревожился, справедливо предположив, что за ним гонятся. Он разбудил деда и сообщил о своем открытии. Ефим шел около 140 километров в час. Иномарка его догоняла.
— Это наши, — сначала сказал Ивлиев. Но потом, оценив довольно резкие маневры преследователя, а главное — разглядев в свой хитрый инфракрасный бинокль экипаж, Василий Федорович коротко приказал: — Гони.
Ефим погнал. Выехав на трассу, широкую и гладкую (правда, уже менее гладкую, чем год назад), Береславский дал по газам. Здесь это было можно. Редкие встречные машины, идущие по удаленной метров на сорок встречной полосе, не слепили глаза. А знаки, постоянно ограничивающие скорость 80 километрами в час, никогда особо его не останавливали.
Преследователи сразу «провалились» в темноту. Скоро и свет фар исчез.
— Порядок, — констатировал Ивлиев. Но Ефим чувствовал, что его старший товарищ чем-то расстроен: видно, что-то пошло не по его планам.
…Береславский летел по скоростной трассе довольно долго. Он прикинул, что за каждые полчаса такого «полета» уходил от предполагаемого противника не менее чем на пятьдесят километров.
Старик снова закемарил, слегка даже прихрапывая.
Ефим не очень испугался погони. В лице Ивлиева он видел официальную поддержку своего рискованного, в общем-то, предприятия. А значит, преследователи — пусть и из мощной, но неофициальной организации. В чужой стране им должно быть сложнее ловить их.
Дорога описала большой вираж, и внезапно впереди, слева показался край восходящего светила. Поскольку солнце, как правило, восходит на востоке, а не на западе, сюжет с уходящей вдаль «бетонкой», освещаемый первыми лучами солнца, мог и не повториться.
Береславский тормознул, достал фотокамеру и вышел ловить мгновение.
Проснувшийся Ивлиев некоторое время не мог понять, в чем дело. Сообразив, наконец, что это беснуется творческая натура Береславского, старик пришел в ярость.
— У нас на хвосте непонятно кто, а ты тут с фотоаппаратом.
— Ты говорил, это твои друзья, — невозмутимо парировал Ефим, выбирая лучшую точку съемки.
— Они догонят и сделают из нас котлету, — пугал дед.
— Значит, у тебя скверные друзья, — по подсчетам Ефима, машина преследователей никак не могла быть ближе, чем в полусотне километров.
Ивлиев, поняв, что все его попытки образумить полоумного фотографа, тщетны, сел в машину и, набычившись, ждал.
Вдали показался отблеск фар (машины по трассе шли чрезвычайно редко). Хотя Береславский и понимал, что это не может быть погоня, — рано еще, — но на психику подействовало, и он, щелкнув затвором камеры последний раз, уселся за руль.
— Нажарют задницу, будешь знать, — пробурчал старик.
— Может, эти снимки станут единственным полезным делом в этой поездке, — предположил Ефим.
— Типун тебе на язык, — пожелал ему старик и отвернулся.
…До Запорожья доехали без приключений и на очень высокой скорости, хотя, сойдя с широкой трассы, про 250 км/час можно было не вспоминать. Странное дело, однако Ефим не только не устал, но даже в сон его не тянуло. Перевозбудился, наверное. Он понимал, что если в его руках окажется искомая всеми информация, то убивать его станет и глупо, и даже опасно. А шанс получить эту информацию был реальный.
У Запорожья попали в небольшую рукотворную пробку: украинская ДАИ пропускала машины сквозь «фильтр». К «Ауди» подскочила целая компания великовозрастных мойщиков окон. Их было четверо, и они были профессионально экипированы: «брызгалки» для воды, «брызгалки» для шампуня, тряпки для мойки и отдельно салфетки для протирки.
Береславский не любил навязчивый сервис, а кроме того, еще не имел украинских гривен. Поэтому, открыв окно, предупредил ребят:
— Мне — не надо!
Те, не слушая, бросились надраивать стекла и фары.
— Не надо мыть! — жестче сказал Ефим. — Я не заплачу!
— Заплатишь, — улыбнулся их предводитель. — Куда ж ты денешься-то? С разбитым лобовым… — и отогнул полу куртки, продемонстрировав «финку».
Вот на угрозы Береславский всегда «велся» легко. Пусть их и четверо, пусть лбы здоровые. Он уже набрал воздух для грубого ответа, как его тронул за локоть старик:
— Я заплачу.
— Вот и ладушки, — усмехнулся главарь, сверкнув «фиксой». Он в трудовом процессе не участвовал, осуществляя, похоже, другие функции.
Когда помывка закончилась, Фиксатый подошел к правому окну. Старик нажал кнопку: стекло ушло вниз.
— Давай деньги, дед!
— Какие деньги? — удивился Ивлиев.
— Ты, что, шутишь, что ли? — нагнулся к окну Фиксатый. — Так до могилы не доживешь, — и сам захохотал своей шутке.
Смеялся он недолго. Ефим даже заметить не успел, как рука Ивлиева взлетела вверх. Держа тремя пальцами вымогателя за нос, как крокодил — слоненка, дед втянул его голову в салон.
Тот даже закричать не мог, лишь кривился от боли. Но старику этого было мало. Он прикрыл стекло, слегка придушив бандюка. После этого отпустил его нос.
— Проехай чуток, — скомандовал дед.
Ефим с удовольствием выполнил указание, благо «пробка» немного проползла вперед.
— Пустите меня, — хрипел еще совсем недавно грозный мужчинка.
— А волшебное слово? — намекнул Ивлиев.
— Пожалуйста, пустите, — простенал тот. И для убедительности добавил давно забытое, вытащенное из самых глубин подсознания, — я больше не буду.
— Другое дело, — сказал подполковник запаса, вновь взял гражданина за нос и освободил его шею. Потом, не отпуская, левой рукой отогнул полу куртки и дал полюбоваться на своего «Стечкина».
— Ты понял? — строго спросил он.
— Да, — ответил командир мойщиков.
— Больше не балуй.
— Нет-нет!
Дед отпустил придурка, и Ефим проехал вперед, в зеркальце наблюдая, как мойщики окружили пострадавшего. «Вряд ли этот эпизод прибавит ему авторитета», — подумал он.
Проехав наконец «пробку», они с огорчением отметили, что ее длина уменьшилась: значит, их преследователи потеряют здесь меньше времени. Следовательно, нужно опять торопить табун, сидевший под капотом их «Ауди». Уж больно подозрительно было, с какой легкостью их отыскали. Да еще в другой стране. Значит, рассчитывать надо не на «спрятаться», а на «убежать».
Перекоп прошли без приключений и быстро. Крым встретил их редким в это время природным катаклизмом: моросью и холодом. Как будто не в Крым приехали, а в Арктику. В деревнях над трубами курчавились дымки: отмороженный народ немножко подтапливал, чтоб вконец не обледенеть. Но это их не волновало: в машине было достаточно тепло.
В Джанкое свернули налево, на Феодосию. Оставалась все-таки надежда, что преследователи не знают конечный пункт следования.
Дальше все было удивительно легко и просто. Сразу нашли деревню Николаевку. Сразу нашли беглых соседей Орловых.
Они почивали сладким послеобеденным сном. В углу комнаты горел камин, создавая в доме и уют, и подходящий климат.
Ефим и сам бы сейчас не отказался вздремнуть в такой располагающей обстановке. Да недосуг.
— Где документы? — спокойно спросил Ивлиев у парочки. Береславский вздрогнул: если бы так спросили его, он бы, наверно, «раскололся».
Эти тоже не строили из себя героев. Женщина была потверже, а мужик, причитая и всхлипывая, рассказывал все, что знал. Уж больно внезапен был переход от сна в одной постели с красивой женщиной к перспективе быть умерщвленным из огромного пистолета страшного старика.
Он говорил без остановки. Ничего особенного. Помогал ряду известных деятелей собирать деньги на политику. Помогал открывать счета. Помогал вывозить сотни тысяч и даже миллионы за границу. Сам не бизнесмен. Просто нужный всем человек.
Последнее поручение — курьерское. Почти туризм. Плевое дело. Съездить в Швейцарию, отдать деньги, получить дискетку.
Там, на встрече в пустынном парке, Разноглазый сначала взял дискетку, а когда «связь», работник банковского управления, склонился над кейсом с деньгами, присутствовавшая на свидании женщина ударила его по склоненному затылку. Обмотанный в ткань тяжелый металлический сувенир она припасла заранее.
— Это все она, — истерично плакал Разноглазый. — Я даже не предполагал, что она так сделает!
Женщина презрительно молчала.
— Почему не вернул дискету в России? — спросил Ивлиев.
— Боялся, — всхлипывая, ответил мужчина. — Тот мог нажаловаться. Не убили же мы его. Не нужны мне эти файлы, вон они, возьмите. — Он показал рукой на стоящий рядом ноутбук. — Дискета в дисководе.
— А деньги где? — В Ефиме проснулся бизнесмен. Может, не зря страдал?
— Украли. — Мужчина произнес это так отрешенно, что Береславский поверил. — Там же, в Швейцарии.
— А ты думал, только у нас жулики? — захохотал довольный Ивлиев. Он, похоже, тоже поверил. Опыт у него немалый. А о деньгах старый не переживал: об этом заботился Ефим и его нынешние хозяева.
— Я потому и вернулся, — уже спокойнее сказал Разноглазый. — Жизнь там дорогая. А здесь кое-что оставалось. Мелочи, конечно, — торопливо поправился он.
Женщина за это время не произнесла ни слова, только зло посматривала на дуло ивлиевского пистолета.
— Вот что, Ефим, — сказал Ивлиев. — Сними копию и уничтожь память. Это можно?
— Легко. Расформатирую винчестер и привет.
— Вот-вот. Форматируй, а потом в печь бросим. — Подполковник находил старые методы, может быть, менее элегантными, но не менее надежными. — И еще. Не вздумай делать две копии. Только одну дискету, понял? Уж в этом я разбираюсь.
— Ладно, — покорно согласился Береславский. — Одну так одну.
Он сделал все, как велел Ивлиев и под строгим его присмотром. После того как ноутбук и оставшиеся дискеты были брошены в камин, дед сразу успокоился и занялся тем, что было для него на данный момент главным: связыванием найденной супружеской четы. Лишь после этого он забрал у Ефима дискету с данными.
Черную «БМВ», — а она все-таки была черной и «БМВ», — они увидели издалека, примерно за километр. Преследователи съезжали с шоссе на большак, пересекавший убранное поле и ведущий к Николаевке. Хуже было другое: за «БМВ» вплотную присоседился джип «Паджеро», и было очевидно, что они идут боевой парой.
Дед принял решение мгновенно. Он развернулся, поднял рычажок и раскрыл двери.
— А ну, вылезайте! — заорал Ивлиев пленникам. Ефим притормозил. Они, подгоняемые огромным пистолетом подполковника, неловко выбрались из машины.
Василий Федорович еще раз перегнулся назад и закрыл за ними дверь.
— Теперь — только вперед!
Ефима тоже разобрал азарт. «Ауди» рванула вперед, а «БМВ», в отличие от продолжавшего движение «Паджеро», наоборот, остановилась, и оттуда выскочили трое. Они явно были вооружены.
Теперь все решала скорость. Не так-то просто попасть в железяку, пролетающую даже на неровной гравийной дорожке за секунду более полусотни метров!
— Открой свою дырку! — заорал Ивлиев. Ефим не сразу понял, что речь идет о люке. — И дай мне свой пистолет!
«Вот же старый черт! Все знает ЧК!» — Береславский молча протянул ему «Глок».
— Урр-рра-аа-а!!! — заорал спецназовец, и на сближении открыл огонь из двух пистолетов. Огневой контакт длился секунды три. Может — пять. Гильзы железным дождем грохотали по крыше «Ауди».
Ефим не сразу сообразил, что они уже прорвались. И что лобового стекла на его машине больше нет. «Шестьсот баксов», — машинально отметил он. Но, главное — если бы не очки, не мог бы вести машину.
Он посмотрел в зеркало. «БМВ» живописно горела, а джип, подобрав недавних ивлиевских пленников и экипаж «БМВ», разворачивался вслед за ними.
— Понял, как надо работать? — орал Ивлиев. — Ты небось уже маму звал!
Это было неправдой. Испугаться Ефим попросту не успел. Но спорить не хотелось.
— Давай в Феодосию, — скомандовал Ивлиев. За 36 оставшихся до Феодосии километров они здорово оторвались от менее быстроходного джипа.
— Все. Расходимся, — сказал уже в городе Ивлиев. — Ты дальше не играешь. Пистолет я тебе отдаю, однако думаю, ты теперь вообще уже никого не интересуешь. Но без нужды не светись. Зайди в любой пансионат. Отдохни недельку.
— По моему паспорту? А если они меня будут искать?
— Не жужжи! Во-первых, тебя никто не будет искать. Они теперь будут искать меня. Во-вторых, вот твой паспорт! — С первой страницы на Ефима смотрело его лицо, но фамилия была — Джапаридзе! И вот тебе телефон! — Он протянул листок бумаги с цифрами. — Если прижмет — позвони, тебе помогут. И брось свой драндулет. Другой купишь. — Старик, выдав все ценные указания, бодрой рысцой побежал к домам.
Береславский остался один и в полной растерянности. Он никак не ожидал такого развития событий.
В городе Феодосии было сыро и холодно. В машине с выбитым лобовым стеклом, соответственно, так же. Вместо солнца на небе была какая-то серая хрень — любимое выражение Марины Ивановны.
Внезапно остро захотелось к себе в кабинет. Подальше от приключений. Чтоб с включенным обогревателем. И чтоб Марина Ивановна принесла чай. С пирожным.
Ефиму стало себя жалко. Но просто сидеть в машине было холодно. И, не дай бог, джип окажется шустрее, чем хотелось бы. Правда, в городе, пусть и небольшом, сразу его все равно не найти.
Он осмотрелся. Слева тянулись длинные ряды гаражей. Все автолюбители сидели по домам. Лишь один мужик, сильно в возрасте, холил своего древнего «Запорожца» — 968-й, с «ушами», «инвалидная» модель. Точно такой, — только семилетний, а не двадцатипятилетний, — был куплен Ефимом в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году, на деньги, подаренные родственниками к его первой свадьбе. За семьсот рублей.
Ефим подъехал к гаражу престарелого автолюбителя.
— Здравствуйте, — поздоровался он.
— Здравствуй, коли не шутишь, — степенно ответил дед. На его груди звенели медали. Наверное, за русско-японскую войну.
— Хорошая у вас машина, — подольстился Ефим. — Я на такой пять лет отъездил.
— А я без малого тридцать.
— И все на ходу?
— Хочешь попробовать? — предложил военный автолюбитель.
— Хочу купить, — неожиданно для самого себя заявил Ефим.
— У богатых свои причуды, — улыбнулся старик. — Двести долларов — и она твоя. Прицепишь к своей — и в Москву.
— А можно я пока свою у вас в гараже оставлю?
— Что у тебя приключилось? — посерьезнел дед. Чем-то он напоминал Ивлиева. Спокойствием, что ли?
— С бандюками сцепился, — почти честно ответил Береславский.
— Не платишь?
— И не буду.
— И правильно, — подытожил ветеран. — Оставляй тачку. Забирай мою.
— Деньги можно потом отдам, когда за машиной приеду?
— Не проблема. А как с документами на «Запорожец»?
— Скажу, потерял. Такие не угоняют.
— Это ты зря, — обиделся дед. — Хорошая машина. Давай хоть доверенность напишу. Бесплатно. У меня сын — нотариус.
— Хорошо, — согласился Береславский, раздумывая, на какую фамилию лучше. Но тут в глазах его потемнело.
Очнулся он в гараже ветерана. Точнее, на антресолях, пристроенных дедом. Туда вела узкая лестница, и как мужик затащил наверх его килограммы, оставалось загадкой. Сверху он видел оцарапанную крышу своей машины. От самодельного электрического «козла» шло приятное тепло. Ворота гаража были закрыты.
— Я сутки почти за рулем, — виновато оправдывался Ефим.
— Я в твои годы трое суток мог не спать, — резанул правду-матку ветеран. — Ты пухлый больно, изнеженный. Вот и скопытился.
— А как меня сюда…
— С Коляном. Колян, поднимайся.
Колян был примерно таким же, только без медалей. Зато — в наколках.
Он залез наверх.
— Ездили тут, спрашивали про «Ауди».
— На «Паджеро»?
— На «козле» импортном. Мы сказали — на Джанкой ушла.
— А они?
— В погоню! — Колян резанул рукой воздух.
В общем, в этот вечер Ефим никуда не поехал. Стал третьим в хорошей компании. А наутро, с доверенностью на Джапаридзе, попрощавшись с ветераном (Колян еще не подошел), Ефим почапал на «Запорожце» в сторону Родины.
Откровенно говоря, разница чувствовалась. Но «запор» честно делал 90 км/час, и к тому же его ни разу не затормозили милиционеры.
С первой же «междугородки» позвонил домой Володе, водителю. Дал адрес деда, велел выдать ему 800 баксов, потом — срочно отремонтировать и пригнать в Москву «Ауди».
Не прошло и суток, как Береславский подкатывал к Москве. А к следующему утру в столицу въехала и его «Ауди» со вставленным лобовым стеклом.
ГЛАВА 26
Белоснежный «Граф Кутузов» рассекал широким носом легкую волжскую волну. Волна и в самом деле была волжской, хотя за иллюминаторами пока проплывали московские окраины.
Настроение у всех было приподнятое. Впереди — два дня путешествия Москва-Волга. Приятное общество, приятный повод. Пятьдесят пять лет уважаемому человеку — Павлу Анатольевичу Благовидову. Хотя по военному билету он так и остался полковником, но по влиянию и респекту явно тянул на генерала. За глаза многие так его и звали.
Недаром все, получившие приглашения на банкет, не преминули им воспользоваться. За право оплатить аренду теплохода боролись три бизнесмена. И победитель считал потраченные деньги самым удачным вложением года.
Один из чиновников даже был вынужден отказаться от присутствия на свадьбе родного сына. Понесенные моральные потери он рассчитывал полностью возместить решением своего весьма болезненного вопроса. Если бы Павел Анатольевич захотел, вопрос был бы решен в одно касание. Даже не росчерком пера, а устным указанием помощнику. Судя по полученному приглашению, чиновник вполне мог надеяться на положительное решение. А сын… Что сын, он поймет. Большой уже. В конце концов все, что делал и делает чиновник, делается именно для сына.
Только один человек, получив именное приглашение, поблагодарил, но не приехал. Г-н Дурашев отказался самым вежливым образом. Что и следовало предполагать. Кесарю — кесарево, а быку — бычье. Но Благовидов не обиделся. Он и сам на месте Дурашева поступил бы так же. К тому же история учит, что господа нередко недооценивают возможности слуг. А пятьдесят пять — это не девяносто. По крайней мере, так считал Павел Анатольевич.
Кроме полутора сотен гостей и охраны, на борту было примерно столько же членов экипажа. Народ сновал по всем четырем палубам речного красавца: от нижней, идущей над машинным отделением, до люксовой, на которую выходило всего несколько дверей суперкают. В одной из таких кают разместился сам Благовидов со своей девушкой.
Павел Анатольевич с умилением оглядел ладную фигуру подруги. Имя ей дано точно — Мила. «Генерал» обнял ее за талию, привлек к себе. Мила, как всегда, не возражала, прижалась всей грудью, нежно коснулась губами его лица. Но — только на секунду. Она сегодня была очень занятой. На нее были возложены большинство хозяйственных проблем.
— Давай, действуй, красотка, — хлопнул ее по тугой заднице Благовидов. Она улыбнулась и пошла к выходу: надо было проверить, все ли закупленное привезли. За еду отвечал камбуз и команда, но выпивка была на ее плечах.
Павел Анатольевич удовлетворенно улыбнулся. В 55 принято подводить итоги, пусть и промежуточные.
Его итогами можно было гордиться. Хозяйство отлажено и функционирует, как часы. Дурашев не зря инвестирует в это направление. Без службы Благовидова многие проблемы просто не могли бы быть решены.
Даже «прокол» с бухгалтером вот-вот будет «зашит». Того, кого нужно, уже почти отыскали под Феодосией. Помог, как ни странно, «ковбой» из «Беора», которого не смог пристрелить взбесившийся Беланов и который опять опередил всех. Правда, это уже не страшно: шустрый директор был опознан под под Харьковом, и ему либо уже сели на хвост, либо это произойдет в самом ближайшем будущем.
Наградить его, что ли? Он и его дружок-бухгалтер утерли нос многим профессионалам, доставив Благовидову немало неприятных минут. Кампания в СМИ и сегодня не спадает. Но все концы обрублены, так что пусть Бухгалтер становится народным героем.
Лишь бы Дурашев получил документы, о которых так печется. Неплохо бы иметь их копию для своих нужд. «Генерал» пока ничего не сделал в этом направлении: слишком опасно. Однако кто знает, как сложится ситуация завтра?
Работа — очень важная для настоящего мужчины вещь. Тем не менее думать о делах не хотелось. То ли мимо проплывающие пейзажи расслабляли, то ли устал за последние нервные деньки. «Генерал» потянулся. Лучше думать о личной жизни.
Тем более в личной жизни тоже порядок. Лучше и быть не могло. Мила, радость нечаянная, его действительно любила. Благовидов и не думал, что это еще возможно. Любовь молодой женщины, казалось, молодила и его. Он как будто скинул с плеч лет пятнадцать!
И никто не бросит в него камень. В отличие от других, он не расстался со своей женой. Мать его ребенка и бабушка его внука может быть спокойна за свою безбедную старость. У нее есть все, о чем только может мечтать пожилая женщина.
Себя Павел Анатольевич пожилым не считал, и, как мог, доказывал это Милочке. Благо «Виагра» и впрямь делала чудеса. Мила даже сердилась: она боялась за его здоровье и была готова сократить собственные удовольствия, лишь бы не навредить ему. Но «генерал» только отмахивался: от жизни следует брать все. Слишком уж она короткая.
Зато — замечательная. Особенно в последнее время. Он на секунду представил себе жизнь полковника КГБ с двумя женами. Просто смешно. До первого парткома. Хотя, казалось бы, как это отражается на деловых качествах? У некоторых исторических личностей и по четыреста жен было. И ничего, справлялись. И с женами, и с государственными делами.
Нет, сейчас все стало разумнее. Если и захочет Дурашев с ним когда-нибудь расстаться, то уж точно не за двоеженство.
Павел Анатольевич откинулся на спинку кресла. Еще полчасика посидит и пойдет к гостям. За окном уже шли зеленые подмосковные плесы, и вот-вот должна была состояться первая «зеленая» стоянка. Там надо будет непременно окунуться. Сентябрьская вода отнюдь не пугала моложавого и подтянутого «генерала».
* * *
Среди веселых и нарядных людей был лишь один человек, совсем не разделявший общего настроя. Хотя он был приглашен лично юбиляром, гость не питал к хозяину торжества никаких добрых чувств. Более того, он собирался лишить того жизни при первом же удобном случае.
Андрей Беланов сидел на корме, на технической палубе, рядом с лебедками, и обдумывал план покушения. Он впервые работал в таких сложных условиях. И дело даже не в двадцати охранниках, многих из которых Андрей знал в лицо. А в его личном самочувствии. Ранение, нанесенное ему Кунгуренко в подъезде этой суки, — Беланов скривился от злобы, хотя умом понимал, что Танька по большому счету ни при чем, — оказалось тяжелее, чем он поначалу предположил.
Андрей предпринял все необходимые меры. Обколол новокаином и почистил рану. Сделал несколько иньекций антибиотиков. Тщательно и грамотно перевязал — орудовать одной рукой было самым трудным.
Но боль, особенно в первые сутки, была адской. Уж на что Андрей терпелив — и то не выдержал, «ширнулся», как последний «наркоша», благо героин для подкармливания всякой швали у него имелся всегда.
Сейчас, конечно, полегче. Но Беланов много бы отдал, чтобы вернуть своему телу прежнюю легкость и подвижность.
Ладно, чем располагаем, тем и работаем.
Решение убить Благовидова пришло в голову сразу, как только понял, что его машина заминирована. Потом оно оформилось в четкий план. Попутно Беланов даровал жизнь Бухгалтеру и его семье. Ведь конкретно против него они не выступали, а стало быть, на дальнейшее его жизненное везение провалы в работе с ними влиять не могли. Иное дело — Благовидов и лысая сволочь из «Беора». Беланов никогда не был антисемитом, и для пользы дела был готов ладить хоть с дьяволом, но теперь он мысленно приладил к имевшемуся фото Береславского поганый картавый голос с местечковым акцентом. И этот пархатый клоун пока что выигрывает у него, Беланова! Если б не он, не было бы конфликта с Благовидовым. Если б не он, Беланов не потерял бы свои лучшие кадры. Псих убит, Свистун, наверняка, тоже. Нет, масон-рекламист должен быть уничтожен. Иначе удача отвернется от Беланова навсегда!
Настроение у всех было приподнятое. Впереди — два дня путешествия Москва-Волга. Приятное общество, приятный повод. Пятьдесят пять лет уважаемому человеку — Павлу Анатольевичу Благовидову. Хотя по военному билету он так и остался полковником, но по влиянию и респекту явно тянул на генерала. За глаза многие так его и звали.
Недаром все, получившие приглашения на банкет, не преминули им воспользоваться. За право оплатить аренду теплохода боролись три бизнесмена. И победитель считал потраченные деньги самым удачным вложением года.
Один из чиновников даже был вынужден отказаться от присутствия на свадьбе родного сына. Понесенные моральные потери он рассчитывал полностью возместить решением своего весьма болезненного вопроса. Если бы Павел Анатольевич захотел, вопрос был бы решен в одно касание. Даже не росчерком пера, а устным указанием помощнику. Судя по полученному приглашению, чиновник вполне мог надеяться на положительное решение. А сын… Что сын, он поймет. Большой уже. В конце концов все, что делал и делает чиновник, делается именно для сына.
Только один человек, получив именное приглашение, поблагодарил, но не приехал. Г-н Дурашев отказался самым вежливым образом. Что и следовало предполагать. Кесарю — кесарево, а быку — бычье. Но Благовидов не обиделся. Он и сам на месте Дурашева поступил бы так же. К тому же история учит, что господа нередко недооценивают возможности слуг. А пятьдесят пять — это не девяносто. По крайней мере, так считал Павел Анатольевич.
Кроме полутора сотен гостей и охраны, на борту было примерно столько же членов экипажа. Народ сновал по всем четырем палубам речного красавца: от нижней, идущей над машинным отделением, до люксовой, на которую выходило всего несколько дверей суперкают. В одной из таких кают разместился сам Благовидов со своей девушкой.
Павел Анатольевич с умилением оглядел ладную фигуру подруги. Имя ей дано точно — Мила. «Генерал» обнял ее за талию, привлек к себе. Мила, как всегда, не возражала, прижалась всей грудью, нежно коснулась губами его лица. Но — только на секунду. Она сегодня была очень занятой. На нее были возложены большинство хозяйственных проблем.
— Давай, действуй, красотка, — хлопнул ее по тугой заднице Благовидов. Она улыбнулась и пошла к выходу: надо было проверить, все ли закупленное привезли. За еду отвечал камбуз и команда, но выпивка была на ее плечах.
Павел Анатольевич удовлетворенно улыбнулся. В 55 принято подводить итоги, пусть и промежуточные.
Его итогами можно было гордиться. Хозяйство отлажено и функционирует, как часы. Дурашев не зря инвестирует в это направление. Без службы Благовидова многие проблемы просто не могли бы быть решены.
Даже «прокол» с бухгалтером вот-вот будет «зашит». Того, кого нужно, уже почти отыскали под Феодосией. Помог, как ни странно, «ковбой» из «Беора», которого не смог пристрелить взбесившийся Беланов и который опять опередил всех. Правда, это уже не страшно: шустрый директор был опознан под под Харьковом, и ему либо уже сели на хвост, либо это произойдет в самом ближайшем будущем.
Наградить его, что ли? Он и его дружок-бухгалтер утерли нос многим профессионалам, доставив Благовидову немало неприятных минут. Кампания в СМИ и сегодня не спадает. Но все концы обрублены, так что пусть Бухгалтер становится народным героем.
Лишь бы Дурашев получил документы, о которых так печется. Неплохо бы иметь их копию для своих нужд. «Генерал» пока ничего не сделал в этом направлении: слишком опасно. Однако кто знает, как сложится ситуация завтра?
Работа — очень важная для настоящего мужчины вещь. Тем не менее думать о делах не хотелось. То ли мимо проплывающие пейзажи расслабляли, то ли устал за последние нервные деньки. «Генерал» потянулся. Лучше думать о личной жизни.
Тем более в личной жизни тоже порядок. Лучше и быть не могло. Мила, радость нечаянная, его действительно любила. Благовидов и не думал, что это еще возможно. Любовь молодой женщины, казалось, молодила и его. Он как будто скинул с плеч лет пятнадцать!
И никто не бросит в него камень. В отличие от других, он не расстался со своей женой. Мать его ребенка и бабушка его внука может быть спокойна за свою безбедную старость. У нее есть все, о чем только может мечтать пожилая женщина.
Себя Павел Анатольевич пожилым не считал, и, как мог, доказывал это Милочке. Благо «Виагра» и впрямь делала чудеса. Мила даже сердилась: она боялась за его здоровье и была готова сократить собственные удовольствия, лишь бы не навредить ему. Но «генерал» только отмахивался: от жизни следует брать все. Слишком уж она короткая.
Зато — замечательная. Особенно в последнее время. Он на секунду представил себе жизнь полковника КГБ с двумя женами. Просто смешно. До первого парткома. Хотя, казалось бы, как это отражается на деловых качествах? У некоторых исторических личностей и по четыреста жен было. И ничего, справлялись. И с женами, и с государственными делами.
Нет, сейчас все стало разумнее. Если и захочет Дурашев с ним когда-нибудь расстаться, то уж точно не за двоеженство.
Павел Анатольевич откинулся на спинку кресла. Еще полчасика посидит и пойдет к гостям. За окном уже шли зеленые подмосковные плесы, и вот-вот должна была состояться первая «зеленая» стоянка. Там надо будет непременно окунуться. Сентябрьская вода отнюдь не пугала моложавого и подтянутого «генерала».
* * *
Среди веселых и нарядных людей был лишь один человек, совсем не разделявший общего настроя. Хотя он был приглашен лично юбиляром, гость не питал к хозяину торжества никаких добрых чувств. Более того, он собирался лишить того жизни при первом же удобном случае.
Андрей Беланов сидел на корме, на технической палубе, рядом с лебедками, и обдумывал план покушения. Он впервые работал в таких сложных условиях. И дело даже не в двадцати охранниках, многих из которых Андрей знал в лицо. А в его личном самочувствии. Ранение, нанесенное ему Кунгуренко в подъезде этой суки, — Беланов скривился от злобы, хотя умом понимал, что Танька по большому счету ни при чем, — оказалось тяжелее, чем он поначалу предположил.
Андрей предпринял все необходимые меры. Обколол новокаином и почистил рану. Сделал несколько иньекций антибиотиков. Тщательно и грамотно перевязал — орудовать одной рукой было самым трудным.
Но боль, особенно в первые сутки, была адской. Уж на что Андрей терпелив — и то не выдержал, «ширнулся», как последний «наркоша», благо героин для подкармливания всякой швали у него имелся всегда.
Сейчас, конечно, полегче. Но Беланов много бы отдал, чтобы вернуть своему телу прежнюю легкость и подвижность.
Ладно, чем располагаем, тем и работаем.
Решение убить Благовидова пришло в голову сразу, как только понял, что его машина заминирована. Потом оно оформилось в четкий план. Попутно Беланов даровал жизнь Бухгалтеру и его семье. Ведь конкретно против него они не выступали, а стало быть, на дальнейшее его жизненное везение провалы в работе с ними влиять не могли. Иное дело — Благовидов и лысая сволочь из «Беора». Беланов никогда не был антисемитом, и для пользы дела был готов ладить хоть с дьяволом, но теперь он мысленно приладил к имевшемуся фото Береславского поганый картавый голос с местечковым акцентом. И этот пархатый клоун пока что выигрывает у него, Беланова! Если б не он, не было бы конфликта с Благовидовым. Если б не он, Беланов не потерял бы свои лучшие кадры. Псих убит, Свистун, наверняка, тоже. Нет, масон-рекламист должен быть уничтожен. Иначе удача отвернется от Беланова навсегда!