Головачев Василий. Бес предела

   – Валяй.
   Саблин «выстрелил» ещё раз – с тем же результатом, и ещё раз, и ещё.
   Ворох соломы менять форму не хотел. Правда, соломинки действительно стали многогранными, как и предсказывал Прохор, но, кроме этого, ничего больше с ними не происходило.
   – Кончайте играться, – сказала Юстина. – Малые дети. У нас есть другие вещи.
   – Ставь огурец, – решил Прохор.
   Саблин очистил торец чурбака от кирпичной пыли, положил по центру огурец.
   – Сейчас мы его превратим…
   – В карету, – иронично закончила Юстина, вспомнив известную сказку.
   Прохор прицелился, и солёный огурчик превратился в идеальной формы двойной тетраэдр, склеенный торцами. Вернее, не склеенный, а как бы выросший на грядке с формой двойного тетраэдра. Он был такой же блёкло-зелёный, с беловатыми прожилками, и на огурец походил мало.
   – На карету не похож, – глубокомысленно произнёс Данимир, разглядывая бывший огурец. – Можно откусить?
   – Откуси, вряд ли он потерял вкус огурца.
   Саблин с хрустом откусил острый кончик первого тетраэдра, пожевал, проглотил.
   – Вкусно.
   – Солёный огурец – он и в Африке солёный огурец, – сказал Прохор. – Клади на место.
   – Можно мне? – сделала шаг вперёд Юстина; щёки её запылали, и она сердито сверкнула глазами, как бы предупреждая: попробуйте, пошутите!
   – Конечно, – отступил Прохор.
   Юстина направила эргион на огурец.
   Надкусанный двойной тетраэдр превратился в длинный зеленоватый параллелепипед с чашевидной впадиной на торце.
   – Пенал! – определил Саблин.
   – Я хотела… другое.
   – Ерунда, ты здесь ни при чём, просто диапазон формосуществования огурца допускает и прямоугольные формы. Трансформируй дальше.
   Огурец превратился в додекаэдр. Потом в икосаэдр.
   – Понятно, дальше можно не продолжать, – сказал Прохор. – Спектр огурца укладывается в стандартные платоновы тела. Потом пойдут многогранники, пока не получится шар.
   – А если взять яблоко?
   – Будет то же самое.
   – Я всё-таки попробую. – Юстина взмахнула эргионом, как волшебной палочкой, и превратила мочёное яблоко в нечто, напоминающее гранату-лимонку со множеством выпуклых насечек.
   – Поздравляю, – хрюкнул Саблин, – из вас выйдет прекрасная фея-селекционер.
   Юстина ткнула эргионом в «гранату», и та преобразилась в многогранник с выпуклыми гранями блёклого салатового цвета.
   – Сорок, однако, – сосчитал количество граней Саблин. – Можно откусить?
   – Тебе бы только кусать, – осудил друга Прохор. – Не наелся бабушкиными блинами?
   – Я просто хотел сравнить вкус.
   – Вкус еды изменение формы объекта скорее всего не меняет, ты уже пробовал огурец. Давайте поэкспериментируем с более сложными предметами.
   – Сарай, – предложил Саблин не моргнув глазом.
   – С ума сошёл? – поинтересовалась раскрасневшаяся, вошедшая во вкус Юстина. – А если он развалится и мы его не соберём? Будешь потом ремонтировать?
   – Об этом я не подумал, – почесал затылок Данимир. – Тогда опять-таки начнём с лопаты. Выбор у нас невелик, если честно.
   – Пошли в лес.
   – А в лесу выбор больше? Деревья да птицы.
   – Хорошо, испытаем лопату. Юстик, ты сможешь?
   – Если дополнительных формул не надо…
   – Всё то же самое. А ты, – Прохор посмотрел на Саблина с прищуром, – поищи что-нибудь в сарае.
   Данимир скрылся за дверью сарайчика.
   Прохор вытащил лопату из сугроба, прислонил к чурбаку.
   – Вперёд.
   – К началу спектра?
   – Не имеет значения.
   Юстина прищурила правый глаз, будто находилась в тире и целилась в мишень из пистолета.
   Облачко струения обняло лопату, и это чудесное изобретение человечества из листа фанеры с жестяной кромкой, деревянной ручки и кусочка жести в месте крепления ручки к фанере превратилось в футуристическое изделие скульптора-авангардиста.
   Черенок лопаты остался круглым, но изогнулся ровной дугой. Слегка изогнутый лист фанеры превратился в идеальной формы чашу, прикреплённую к ручке блестящим кружочком металла. Шурупы при этом не выпали, только отвалился изогнутый мыс лопаты, призванный защищать фанеру от задиров.
   Из сарая выглянул Саблин.
   – Что примолкли? – Он увидел чудо-вещь. – Ух ты! Красота какая! Прямо хоть на выставку декоративно-прикладного ремесленничества.
   – Только это уже не лопата, – пробормотал Юстина. – Ковш какой-то.
   – Назад прокрути, импульсы к началу и к концу спектра различаются.
   Юстина закусила губу, вытянула вперёд руку с эргионом, потом вдруг решительно сунула его в карман шубки.
   Тем не менее футуристическая лопата-ковш ожила и превратилась в прежнее неказистое, но очень эффективное орудие для уборки снега. Разве что лежащий на снегу металлический ободок так и остался лежать, не спеша становиться на место. Он явно выпал из поля внимания экспериментаторши.
   – Вот это по-нашему! – одобрительно бросил Саблин. – Хотя я не понял, почему ты спрятала эргион.
   – Сами же говорили, что не обязательно вытаскивать его и целиться, как из снайперки.
   – Нам ДД сказал. Молодец, ты первая проверила тезис.
   Прохор подошёл к Юстине, обнял, прижался к холодной щеке своей щекой, посмотрел в глаза.
   – Ты не представляешь, какая ты молодец!
   – Представляю, – проворчала она с облегчением, подспудно сомневаясь в своих «магических» способностях. – Этот процесс действительно захватывает, не хуже чем игра в карты или в бильярд.
   – Эй, я тут нашёл железяку. – Саблин вынес из сарая ржавый серп. – Раритет. Сделай из него меч.
   Прохор отнял у него серп, положил на чурбак.
   Юстина сосредоточилась, сжав эргион в кулачке, снова сунула руку в карман.
   Серп «поёжился» и превратился в идеально круглое кольцо из металла, насаженное на рукоять.
   – Ничего себе меч! – удивился Саблин. – Эту штуку метать можно, как японский сюрикэн.
   – Иди дальше, – посоветовал Прохор.
   Серп-кольцо превратился в сплошной диск металла.
   – Понятно, спектр режущих предметов данной фигуры реализуется в круглых и плоских формах. Главное, чтобы она резала траву. Интересно, есть у этой пилы предел?
   Юстина продолжала сосредоточенно смотреть на бывший серп, и его круглая модификация начала меняться каждые две-три секунды. Однако форма круга при этом менялась не сильно. Круг с острой кромкой то становился меньше, то расплывался на полметра, то становился вытянутым или кольцеобразным. Стало понятно, что превращаться в другую геометрическую фигуру он не собирается.
   И всё же Юстина упорно пыталась довести эксперимент до логического конца, пока ей это не удалось.
   Спустя несколько минут «дискосерп» внезапно превратился в ажурно-извивчатую конструкцию, напоминавшую кленовый лист.
   Заинтересованные мужчины наклонились над ней.
   – Ну и что это за абстракция? – осведомился Саблин.
   Прохор взял «листосерп» в руки.
   – Чистой воды фрактал!
   – Это то самое, о чём говорил ДД?
   – Фрактал – фигура самоподобия, есть очень красивые формы, глаз не оторвёшь. ДД рассуждал, что Числовселенная более сложна, чем нам кажется, она реализует не только простой арифметический спектр, спектр целых чисел, но и такие математические загибы, как логарифмы, дроби и мнимые числа. Фракталы – один из реализованных вариантов.
   – Не помню, чтобы он такое говорил.
   – Ты выходил.
   – Хорошо, мальчики, это фрактальная конструкция, – напомнила о себе Юстина, – что дальше? Пройти весь спектр до конца?
   – Вряд ли это возможно, – с сомнением сказал Прохор. – Фрактал будет усложняться – и только, у него нет предела. Лучше вернуть серпу прежнюю форму.
   – Вот вы этим и занимайтесь, – отрезала девушка, глянув на часы. – Уже обед скоро, пойду помогу Лукерье Ивановне готовить.
   Она ушла.
   Саблин оценивающе повертел в руках ажурный «серп».
   – Не хочу я обратно крутить, там в сарае ещё с десяток таких же серпов висит. Кстати, нет приёма, чтобы превратить эту штуковину в серп одним усилием, минуя этапы формоспектра?
   – Не знаю, ДД по этому поводу ничего не говорил.
   – Жаль, если такого приёма нет. – Саблин скрылся в сарае и вернулся без серпа. – Продолжим?
   – После обеда, подмёрз я что-то.
   – Правильно, погреться надо. Но захватывает этот процесс как наркотик, Юстя права.
   Оба направились в дом.
   После обеда, в начале третьего, решили прогуляться в лес. Взяли с собой нож, вилку (утаив от бабушки Лукерьи), стакан и перегоревшую электролампочку. Остальные наглядные пособия для экспериментов решили поискать в лесу: шишки еловые, ягоды рябины, кусты и какую-нибудь живность.
   День по-прежнему был насквозь пронизан солнцем, тишина кругом стояла такая, что звенело в ушах, и хотя мороз держался на уровне минус десяти градусов, холода не чувствовали.
   В лес уходила хорошо накатанная дорога. Как пояснила Лукерья Ивановна, это была дорога в соседнее село Липовцы, где располагалась районная школа.
   Поискали тропинку от дороги, уходящую в лес, нашли. По ней, очевидно, ходили в лес жители Ляховцев, за хворостом, корой или опавшими сосновыми иголками, которые все, кто имел живность, использовали в хлевах в качестве подстилки.
   Нашли шишку, превратили её в чешуйчатый тетраэдр, потом в десяток других фигур, схожих чешуями и цветом, хотя чешуи при этом тоже меняли форму по закону Ф-спектра. В конце концов от шишки осталась только труха.
   Маленькая, засыпанная снегом ёлочка долго не хотела изменяться, оставаясь остроносым конусом. Изменялась лишь форма её иголок – от широких лопаточек до узких и длинных игл, превращавших елку в дикобраза. Но в какой-то момент она раскорячилась ажурным многогранником, и Саблин со знанием дела констатировал:
   – Вот вам и новый фрактал! Похоже, все Ф-спектры живых и растительных объектов заканчиваются фракталами. Вон сорока на клёне сидит, на нас смотрит, проверим?
   – Жалко, – неуверенно проговорила Юстина.
   – Чего жалко? Мы же не убивать её собираемся.
   – Всё равно придётся экспериментировать на живом, – поддержал Данимира Прохор. – В этом деле нам нужен железный опыт.
   – Кто начнёт?
   – Я. – Прохор вытянул эргион, потом сунул его в карман, чувствуя ладонью шёлковое тепло многогранника.
   Сорока, сидевшая почти на вершине потерявшего листву клёна, что-то прострекотала, переступила с ноги на ногу… и с шумом полетела вниз слитком чёрно-белой «керамики», бухнулась в снег гирей, ошалело вертя головой. Только была это уже не сорока, не птица, а странное голенастое существо, покрытое не то перьями, не то чешуёй, похожее на карикатурного микродинозавра.
   – Оба-на! – озадаченно сказал Саблин.
   Юстина прижала ладони к щекам.
   «Динозавро-сорока» попыталась взлететь, хлопая крыльями, больше похожими на плавники, побежала от дерева к дереву, но завязла в сугробе.
   – Верни ей крылья! – сказала Юстина.
   – Успеем, пусть потерпит, ворюга. – Прохор «выстрелил», включая процесс формоперехода.
   Странное существо подпрыгнуло, обрастая крыльями. У него стало теперь четыре крыла, а ноги потолстели, увеличиваясь в размерах, мосластые, как у страуса, хотя и не потеряли слой зеленоватых чешуй.
   Птица зашипела, замахала крыльями, однако взлететь снова не смогла, попыталась влезть на дерево, противно заорала.
   Прохор сжал зубы: сороку было жалко, но эксперимент следовало довести до финала, к тому же он надеялся, что вернёт птице её первоначальный облик.
   Следующая трансформация преобразила четырёхкрылую «страусо-сороку» в мохнатую зубастую многоножку с десятком маленьких чёрных и белых крылышек.
   Многоножка открыла пасть, свистнула по-соловьиному, снова попыталась взлететь, однако и на этот раз ей это не удалось. Возможно, для взлёта такому странному зверю требовался разбег, а по снегу разбежаться, даже имея небольшую массу, было трудно.
   Юстина не выдержала.
   – Крути назад!
   Прохор понял, что эксперименты с живыми существами чреваты последствиями. Что же будет с людьми? – подумал он. В каких существ станут они превращаться, случись нужда в переформировании? ДД почему-то не сказал об этом ни слова. Сам не знал?
   Шаг назад по Ф-оси (Прохор уже не напрягался, меняя вектор алгоритма формоперехода, привык) вернул зубастой, крылатой многоножке форму четырёхкрылой птицы.
   Кудахча, как курица, она завязла в сугробе, и последующая трансформация вернула ей первоначальную фигуру сороки.
   Разволновавшаяся птица заскакала по сугробам, взлетела наконец и, натыкаясь на деревья, стрекоча, метнулась прочь, подальше от страшного места.
   Саблин захохотал. Улыбнулась и Юстина.
   – Слава богу, бедная, отмаялась. От таких стрессов она птенцов заводить не сможет.
   – Придёт в себя и забудет, – махнул рукой Саблин. – Что скажете? Опыт можно признать удачным или как?
   – Чтобы так мучить живность, надо быть садистами, – заметила погрустневшая Юстина. – Давайте лучше на чём-нибудь неживом тренироваться.
   Прохор хотел возразить, но встретил её взгляд и передумал. Вытащил лампочку.
   – Кто первый?
   Саблин отобрал у него лампочку, установил на вершине сугроба, наставил на неё палец.
   – Бац!
   Лампочка превратилась в дымный шарик… и рассыпалась стеклянно-металлической пылью.
   Прохор не выдержал, засмеялся, глядя на уморительно-удивлённую физиономию друга, но в это время в ухе клацнул вызов мобильного. Он поднял руку, призывая спутников помолчать.
   – Слушаю.
   – Прохор Кириллович? – раздался в ухе гортанный мужской голос.
   – Он. – Прохор хотел спросить: кто звонит? – но айком выдал цифры номера, и он вспомнил, кому принадлежит голос. – Таглиб?
   Саблин замер, услышав имя, подошёл ближе.
   – Прохор Кириллович, у нас дурные вести, – продолжал приятель Дмитрия Дмитриевича по-английски. – Дмитрий просил передать, что Прохор-третий попал в психиатрическую лечебницу в своём превалитете. Причина неизвестна. Но это ещё не всё. – Араб помолчал. – Вашего восьмого «родственника» сбила машина.
   Прохор сжал зубы. Мысли разбежались, и стоило труда собрать их вместе.
   – Почему, как? Попал в ДТП? Несчастный случай?
   – Я там не был, поговорите с вашим другом Данимиром, пусть сходит туда и проверит.
   – Понял, сделаем. ДД… э-э… Дмитрий Дмитриевич больше ничего не передавал?
   – Он сказал: пусть усиленно тренируются. И ещё он сказал: будь сам мерой того, что происходит.
   – Как? Извините…
   – Это всё. Звоните, если понадоблюсь. – Голос в клипсе мобильного пропал.
   Саблин и Юстина молча разглядывали математика, засмотревшегося на зимний лес.
   – Кто звонил? – не выдержала девушка.
   – Возвращаемся, – очнулся Прохор.
   – Что случилось? Кто звонил?
   – Таглиб, знакомый формонавт, мы познакомились у ДД. Прохор-третий попал в дурдом.
   – Ну и что?
   – А восьмого сбила машина. Насмерть.
   Саблин сыграл желваками.