Конструктор шевельнулся еще раз, похожий на кита, всплывшего на мелководье, и на глазах тысяч изумленных людей разделился на две части. Одна из них превратилась в широкий, укутанный в синее призрачное пламя, конус, а вторая перестала светиться и словно растворилась в ночи, исчезла из глаз.
Ничейная полоса
Ничейная полоса
Багровая мгла сгустилась до плотности желе, последние звезды погасли, задавленные тьмой, исчезли и паутинки света, соединяющие звезды, все поглотил мрак, физически ощутимый, как вязкая засасывающая трясина; стало трудно дышать…
Железовский подхватился с кровати, сделал движение к нише в стене, где лежал пистолет, сообразил, что сигнала тревоги не последовало, и только потом открыл глаза.
В комнате было темно, однако он ясно различал в стенах тепловые коммуникации — красивую сеточку алого свечения, электропитание — пульсирующие голубоватые прожилки, и более толстый рукав подвода энергии к пирамиде «домового» — розовато-сиренево-желтый пучок. А на фоне фиолетовой гладкой плоскости дрожало еще одно пятно света — не то скелет человека, не то фантом «динго».
Комиссар сел на кровати, свесив ноги на пол, и попытался раз глядеть видение, не прибегая к освещению спальни. Страха не было, только любопытство, ожидание какого-то сюрприза и ощущение, что в комнате плачет ребенок.
Призрак в углу комнаты усилил свечение, и одновременно Аристарх почувствовал, как чьи-то пальцы погладили его затылок, про никли под черепную коробку, тронули мозг! Более странного ощущения он еще не испытывал. Это не было похоже на пси-обмен, попытку пробить мысленный блок или подчинить волю с помощью внешней гипноиндукции, скорее кто-то пытался прочитать не мысли, а эмоции хозяина.
Вспыхнул свет — Железовский опомнился, собрался, приобретая способность к анализу ситуации, и успел заметить странную фигуру — не, то глыбу ноздреватого известняка, не то кипу мха зеленовато-бурого цвета. Однако видение держалось всего долю секунды и растаяло, всхлипнув напоследок совершенно по-детски. Все непривычные ощущения исчезли, только одно не исчезло — слабый, но отчетливый запах свежескошенной травы.
Железовский нащупал клипс пси-рации и связался с дежурным залом, где коротали время дежурства Баренц и Кий-Коронат.
— У вас все в порядке?
— А тебе что, сон приснился плохой? — быстро спросил Баренц.
Комиссар помедлил, принюхиваясь, проговорил:
— У вас там в зале сеном не пахнет случайно?
— Значит, и ты видел? — проворчал Кий-Коронат.
— Галлюцинациями не страдаю, это физическое явление. Что заметил координатор?
— В том-то и дело, что ничего. Защита не нарушена, никаких полевых аномалий не отмечено, а мы получили уже девять сообщений о появлении «привидений».
— Ты десятый.
— Что они наблюдали?
— Кто что, в зависимости от фантазии и состояния. Юра По левой, например, увидел стеклянный сосуд с жидкостью, Шохор женщину, хотя и весьма необычного вида, Новиков громадного хариуса… и так далее. А ты?
Железовский снова помедлил, потом лег.
— Разбирайтесь, я спать хочу. И опросите не только оперативную зону. но и всю Систему.
— Ты думаешь, это… он?
— Спросите у Грехова. — Аристарх отцепил рацию, повернулся на бок, подумал: неужели моей фантазии хватает только на глыбу известняка? — И уснул, как в яму провалился, он был измучен.
Настя грезила с открытыми глазами, не снимая с головы эмкан связи с компьютером, и, подчиняясь ее вольной мысли, виом послушно воспроизводил странные картины: море фиолетовых трав со столбами дыма, поле под дождем из молний, вулканический конус в процессе вспучивания, плюющийся мыльными пузырями, — и в каждой из картин сквозь фон проступало смутно мужское лицо с закрытыми глазами…
«Ратибор», — беззвучно прошептали губы девушки, и невидимая кисть фантомпреобразователя послушно начертала имя на склоне вулкана и в каждом «мыльном пузыре».
— Прекрати отвлекаться, — пробирался в мозг тихий, но сердитый пси-вызов Сахангирея, сидевшего в центральном «думательном» боксе лаборатории. — О чем задумалась? Еще раз уйдешь на параллели, сниму с программы.
— Снимай, — ответила Анастасия равнодушно. И вдруг ей показалось, что кто-то смотрит в спину, внимательно, с настороженным любопытством, ожидающе… Она резко развернула кресло и увидела у двери в лабораторию светящееся облачко с более светлыми прожилками внутри. В голове словно повеяло свежим ветром, так что от холода свело кожу на затылке. Чья-то осторожная рука легонько сжала мозг и тут же отпустила, оставив ощущение глухой тоски и разочарования. Словно кто-то постучался в окно робко и, тут же испугавшись, отдернул руку, от прянул и затаился. Пси-вызов, поняла Настя, отгородившись от внешних пси-излучений стеной мыслеблока, пытаясь понять, грезится ей световая вуаль или нет. «Кто здесь?» — позвала она мыс ленно.
Световое облачко вздрогнуло, как вода в луже от брошенного камня, засветилось ярче, сворачиваясь в фигуру человека с плывущим нечетким лицом, которая постепенно обрела плотность и цветовую насыщенность.
— Ратибор! — прошептала девушка непослушными губами, протянула руки навстречу человеку. — Ратиборушка мой!..
— Что ты сказала? — скрипнул, как ножом по стеклу, псиголос Сахангирея. — Кто там с тобой?
В то же мгновение призрак Ратибора Берестова пропал, словно по мановению волшебной палочки, оставив слабый запах свежескошенного сена. Чувство невосполнимой утраты завладело Настей, так что на глазах навернулись слезы. Она попыталась вытереть их, чтобы убедиться — никого в лаборатории нет, а слезы все лились и лились, соленые, как кровь, и такие же горячие…
Заведующий лабораторией эфанализа Института внеземных Культур почуял неладное и примчался через полминуты, но увидел только плачущую Анастасию: глаза ее были закрыты, лицо словно окаменело, а по мокрым дорожка на щеках бежали прозрачные горошины, собирались у губ и срывались на пол…
— Кто у тебя был? — спросил озадаченный Сахангирей.
— Берестов, — по складам, почти неслышно, прошептала девушка. — Уйди, пожалуйста, Коста, я сейчас… успокоюсь. Сахангирей почесал в затылке.
— Ну и дела… Могу поклясться, что и я… чушь какая-то! Мы что же, оба сошли с ума, что ли?
Он с сомнением огляделся, еще раз посмотрел на Демидову, пожал плечами и вышел.
В лаборатории отчетливо прозвучал сигнал вызова личного видео. Настя вздрогнула, широко открыв глаза, скомандовала микро-интелмату браслета ответить на вызов, и над черным квадратиком виома выросло миниатюрное объемное изображение серьезного молодого человека с волосами черными, отливающими синью, как вороново крыло.
— Егор! — проглотила слезы Настя. — Это ты?
— А кто же еще? — кивнул учитель. — Не похож? Что это мы куксимся?
— Похоже, я дошла до ручки: показалось, что вошел Ратибор. Вот и разнюнилась. — Она шмыгнула носом. — Я слабая, да?
Егор покачал головой, сохраняя серьезный вид.
— Когда это случилось?
— Да только что. — Настя рассказала о появлении «призрака», заметно успокаиваясь.
— Ясно. — Егор потеребил мочку уха. — Что-то здесь не так. Две минуты назад я тоже видел странное привидение… похожее на Ратибора. И тоже перед этим думал о нем. Ты никому не рассказывала о происшедшем?
— Не-ет… — Настя вспомнила а Сахангирее. — Шеф прибегал… когда я плакала. Знаешь, он, по-моему, сказал что-то похожее на «мы оба сошли с ума». Может быть, и ему примстилось что-нибудь удивительное?
— Спасибо за информацию, Настена. Придется связаться кое с кем из профессионалов, это явно по их части. Звони, если что, и пореже уходи в бездеятельный самоанализ, покой тебе вреден. Бальмонт в свое время писал: «Я знаю, что есть два бога: бог покоя и бог движения. Я люблю их обоих. Но я не долго медлю с первым. Я побыл с ним. Довольно. Я вижу быстрые блестящие глаза. Магнит моей души! Я слышу свист ветра. Я слышу пенье струн. Молот близ горнов. Раскаты мировой музыки». — Егор вдруг остановился и, помолчав, закончил неожиданно. — Не вздумай только напроситься в команду Железовского, тебе там, за Плутоном, делать нечего. До связи.
Изображение свернулось в радужную нить света, втянулось в браслет.
— До связи, шаман, — вздохнула Настя, расслабляясь.
«Пузырь» превратился в макет когга в одну десятую натуральной величины — два метра в высоту, два по периметру кормы, и повернул к людям «ухо» главной деформационной антенны. Снова на голову Забавы обрушилась «волна кипящей воды», просачиваясь в мозг, ища незаблокированные «щели» и «дыры». Реакция женщины была мгновенной, она всегда держала себя максимально собранной и была готова ко всем неожиданностям, но ее ответный пси-выпад гнева и ярости пришелся на пустое место: «макет когга» исчез, будто выключили проектор, посеяв в душах людей сомнение в реальности виденного. Запахло травой.
Заместитель рассмеялся не очень искренне.
— Кто-то пошутил с «динго», а может, в парке работает автоматика развлечений. Мы с тобой разговаривали о возможностях погранслужбы, а координатор парка подслушал и выдал игровой фантом.
Забава зорко огляделась, отмечая, что некоторые из посетите лей парка, видимые в просветы между деревьями и кустами, ведут себя возбужденно, и вызвала дежурного по отделу безопасности (рацию компьютерной связи она не снимала ни днем, ни ночью):
— Срочную связь с опером-прима дать можете?
— Индекс срочности? Он находился за пределами Системы.
— Знаю. Индекс «сто».
— Ждите.
— Ты что? — проговорил заместитель, меняясь в лице. — Кто-то просто пошутил…
— Шутками здесь не пахнет, — оборвала его Боянова. — Разве что это шутки Конструктора, он уже вошел в Систему. А мы ждем… у моря погоды…
— Соответствует. Кто старший дубль-состава?
— Баренц.
— Ярополк, это Боянова. Я только что была свидетелем необычного происшествия…
— "Призрак"? Я имею в виду голографический фантом.
— Д-да… впрочем, не совсем, «призрак» был с пси-сопровождением.
— Значит, они добрались и до Земли. Мы думали, это местное явление, связанное с близостью Конструктора. Дьявольщина!
— Кто — они?
— Никто толком не знает. Аристарх тоже.
— Савичу говорили?
— Ему лично показалось, что призрак походил на кровать.
— Что?!
— Он давно не отдыхал, а «призраки» удивительно точно угадывают желания, яркие мысленные образы.
— Может быть, это и в самом деле деятельность Конструктора? Так сказать, психологическое тестирование человечества?
— Твое предположение уже запоздало, первым его сформулировал твой «роденовский мыслитель». А сообщения множатся, как пузырьки мыльной пены. Вероятно, это действительно фортель Конструктора, недаром он разделился на две части перед появлением «привидения».
— Не пора включать «полундру»?
— Кий-Коронат предлагал, но Аристарх ответил одной фразой: не гони лошадей. Кстати, Грехов его поддержал. Знаешь, что он сказал? Пора вам наконец научиться выделять ситуации, действительно требующие максимального напряжения и организованности.
— Поняла. Конец связи.
Забава задумчиво дотронулась до первых клейких листочков на ветке тополя, глубоко вдохнула свежий весенний воздух. Апрельский лес был похож на рисунок акварелью: нежно-зеленое и туманно-серое пространство, заполненное тишиной пробуждающейся жизни, будило древнюю родовую память, воскрешая ностальгические грезы по ушедшему в прошлое миру детства. Недаром потянуло из кабинета на природу, подумала Забава, борясь с желанием полностью расслабиться хотя бы на несколько минут, пока она не одна. Грехов прав, надо научиться отличать периоды спокойного бытия от периодов бешеной гонки за острыми ощущениями. Жить в постоянном напряжении не может никто, даже интрасенс.
Она пошла по дорожке к выходу из парка, забыв, что заместитель ждет ее заключения, потом наконец расслышала, как растерянный собеседник безуспешно пытается что-то спросить, обгоняя ее и заглядывая в лицо.
— Что?.. Извини, Павел.
— Я не понял, вы серьезно о Конструкторе? Он на Земле?!
— Явление Конструктора народу… — пробормотала Боянова, очнулась окончательно, тряхнула головой. — Похоже, у «спасителей» Конструктора появился лишний повод для раздувания религиозной истерии. Не завидую безопасникам-наземникам. Помчались в Совет, Паша, все меняется.
Не было торжественных или выспренных речей и заявлений, не было шапкозакидательских призывов к «войне» или панических воплей о необходимости повального бегства за пределы Системы, пружина ожидания чудовищных и непредсказуемых событий сжалась до таких пределов, за которыми уже не было места суете и словословию. Это, конечно, не означало, что все участники совещания были единодушны в обсуждении единственно правильного решения, но они не предлагали и заведомо невыполнимых или откровенно спекулятивных решений, кожей ощущая присутствие чужого в своем космическом доме.
Больше всего споров разгорелось не по поводу — что делать, ясно было и так, что Конструктора необходимо остановить любой ценой еще до земной орбиты, дальше ему ходу не было, дальней шее его продвижение означало гибель основной базы человечества, гибель цивилизации, ибо вряд ли колонии у других звезд смогли бы сохранить технологический потенциал без помощи извне, — нет, основная дискуссия развернулась по вопросу, далекому от объяснений; что означают «привидения», посетившие практически каждого человека в Системе и усилившие отрицательные массовые эмоции у некоторых слоев населения Земли.
Мнения ученых, философов, глобалистов и экспертов разделились, а так как дискуссия грозила затянуться, председатель совещания предложил отложить обсуждение проблемы до появления новых данных. Решено было сохранить в Системе режим ГО, под готовить слой пространства в поясе астероидов между орбитами Юпитера и Марса в качестве «ничейной полосы» для последних Экспериментов по остановке Конструктора, если он не остановится сам, и в качестве последней меры готовить операцию «экстремум», то есть глобальную эвакуацию населения Земли и Марса, для чего срочно начать строительство станций метро на пригодных для жизни планетах ближайшего звездного окружения.
Ситуация требовала чрезвычайных мер, и к управлению ресурсами человечества был привлечен весь интеллект-потенциал цивилизации, способный в считанные часы перестроить работу всех служб и производственных сфер Земли. Но больше всего забот свалилось на голову наземной службы общественной безопасности, ответственной за здоровое психологическое и моральное состояние трудовых коллективов и каждого человека в отдельности. И если космическая безопасность точно знала свои задачи и опиралась на помощь пограничников, то наземная служба оказалась перед проблемой тушения пожара паники и остановки поднявшейся вместе с ней волной преступлений: Земля не была свободна от накипи и грязи подонков, лжецов, лентяев, эгоистов, властолюбцев, карьеристов и прочих мерзавцев, «необходимых» эволюции социума для воспроизведения широкого спектра человеческих характеров, и многие из них заранее выбрали для себя «курортные зоны» подальше от Земли, овладевая с боем станциями метро межзвездных линий. Дело осложнилось еще и появлением во всех регионах планеты сотен мистических и религиозных сект «в защиту вернувшегося Вседержителя», что умело инспирировалось пропагандистами «Общества по спасению Конструктора». В моду вошел неокреационизм — идеалистическое учение о сотворении мира Конструктором. Началось свое образное аджорнаменто {20}, только теперь в качестве «апостола-мученика» теологи вознесли не бога, а разумное сверхсущество, создавая культ нового современного бога, абсолютно не похожего на сынов Адама и Евы. Боевики этих сект не стеснялись в применении методов и приемов по обработке умов и доставляли безопасникам все больше хлопот.
Скрепя сердце, Забава Боянова осталась на Земле, изредка позволяя себе короткие сеансы связи с Железовским, жившим со своим штабом на спейсере «Клондайк» в непосредственной близости от Конструктора. Аристарх понимал ситуацию не хуже и не звал женщину на помощь в трудные моменты, хотя мог себе признаться, как ему жестоко ее недостает.
Третье явление «посла Конструктора» или К-гостя, как стали называть его фантомов, застало комиссара в столовой спейсера, где он в одиночестве поглощал не то обед, не то ужин: маринованные грибы, черепаховый суп, котлеты по-киевски, клюквенный морс.
«Призрак» объявился за столом в виде полупрозрачной медузы в рост человека, под взглядом продолжавшего жевать Аристарха начал уплотняться, трансформироваться, приобретать осмысленные формы, пока не превратился в человека, в копию Габриэля Грехова. На Железовского повеяло холодным отрезвляющим ветром властной, всепокоряющей силы, способной сломить любое сопротивление. Натиск пси-волны был жесток, но не долог: встретив сопротивление, «призрак» прекратил атаку, оставив только волнующийся фон, воспринимавшийся комиссаром как слабые всплески тоски, разочарования, надежды и любопытства.
По шуму в эфире Аристарх понял, что одновременно с его гостем появились гости и у остальных людей контингента тревожных сил. Он мог вызвать обойму усиления и попытаться захватить «посла», но, во-первых, такие попытки уже предпринимались и не привели к успеху, а во-вторых, хотелось самому разгадать этот феномен, поговорить с ним, выяснить причины появления и преследуемые цели.
Лже-Грехов напротив усмехнулся совсем по-греховски.
— Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
— Я не боюсь.
— Вы лично — да, но многие боятся. Почему?
— Не все способны освободиться от догмата стереотипов, многое зависит от воспитания, запасов знания и культуры, да и просто от эмоционального состояния. К тому же нам некогда особенно вдаваться в анализ причин, приведших к возвращению Конструктора, потому что его возвращение — реальная угроза жизни. Если бы не это…
— А разве гостей встречают так, как встречаете вы — вытаскивая меч из ножен?
— Мы не знаем, чего он хочет, а на вопросы Он не отвечает. И мы принимаем меры необходимой обороны, не больше.
Гость снова усмехнулся, хмуро, с иронией; фигура его мерцала и плыла.
— Т-конус, например?
— Я был против строительства Т-конуса, но не потому, что эта мера превышала предел допустимой обороны, а потому, что она была экономически невыгодна и неэффективна. Хотя он, кстати, свое дело сделал.
— Неужели вы так ненавидите Конструктора, что готовы его уничтожить любой ценой, вместо того, чтобы найти приемлемую для обеих сторон альтернативу?
Железовский выпил стакан морса, отставил стакан.
— У нас нет ненависти к нему, — сказал он тихо и медленно.
— Но и любви нет, — так же тихо обронил гость. — Вы до сих пор не поняли, что он болен, травмирован, причем настолько, что вряд ли возможно полное исцеление. А равнодушие и любопытство — что вы чувствуете в лучшем случае — не панацея от болезней. И от одиночества.
— Но если вы, его посол, так хорошо понимаете ситуацию, почему же Конструктор не остановится, раз уж мы продолжаем упорствовать в заблуждении, считая, что он способен разрушить наш дом?
— Все не так просто, как вы себе представляете. — Лицо псевдо-Грехова засветилось, заколебалось, волна дрожи превратила его в плоское белое пятно, хотя голое продолжал звучать, — Вы правильно оценили наше предназначение, мы и а самом деле послы, направленные для оценки ситуации и вашего отношения к Конструктору, но представьте себе такую картину: осажденная крепость, причем крепость колоссальная, со множеством башен и строений, и в каждом из них — гарнизон защитников со своим командиром; командиры — а их много! — непрерывно шлют гонцов за пределы крепости, за подмогой; гонцы пробираются сквозь рать осаждающих, подмоги не находят, а когда возвращаются, то попадают не в те башни, не к тем командирам, которые их посылали… Вопрос: кто им поверит, чужим? Кто оценит их информацию, если у каждого командира свой образ мыслей, свое понимание вещей, свой опыт, и координация их действий пока невозможна, хотя и защищают они одну крепость?
Железовский молчал.
Гость исчез, бесшумно и неэффектно, без грома и вспышек, был — и нет его. Разве что запах остался — запах сена, хотя на самом деле это был просто след физиологического эффекта сопротивления, остающийся у людей после контакта с К-гостем. Пропал и пси-фон, ощутимо материальный, как висящий над головой камень. Аристарх, отдыхая, понаблюдал, как стол убирает посуду, потом встрепенулся и направился в свою каюту принимать душ, от неожиданного для себя напряжения он был мокрый от шеи до пяток.
— Что у других? — спросил он из каюты, переодеваясь.
— Информация обрабатывается, — ответил координатор. — Время посещения колеблется от нескольких секунд до двух минут, диалоги можно предварительно свести к трем смысловым группам: отношения людей между собой, их отношение к Конструктору и прогноз последствий остановки Конструктора в «ничейной по лосе».
— Субъект контакта у всех одинаковый или снова Конструктор использовал личные эмоции каждого?
— В большинстве своем это реализации свежих воспоминаний о конкретном человеке.
Железовский кивнул сам себе: перед посещением нежданного гостя он думал о Грехове.
— Где проконсул?
— Его «пакмак» в зоне риска не наблюдается.
— То есть? — удивился Аристарх.
— Возле Конструктора его нет.
— Ушел в систему? Пришвартовался к базовой погранзаставе? Где он?
— Информации не имею. В мою задачу наблюдение за Греховым не входило.
— Дела-а! — Железовский покачал головой. — Объявите розыск, понадобится — подключите «синхро» спас-службы, в том чис ле и земную. Что слышно о К-мигрантах?
— Два когга вертятся в зоне, ведем наблюдение. По-видимому, они тоже пытаются вступить в контакт с Конструктором. Спейсер «Афанеор» с их командой тоже кружит неподалеку в режиме «инкогнито», изредка отмечаем его «следы».
— Два конвоя с юго-запада {21}, — вмешался в пси-разговор доклад пограничника-наблюдателя; доносились и другие сообщения и пере говоры, но тихо, на пределе слышимости, создавая пульсирующий фон живого эфира.
— Каковы прогнозы на сутки?
— Через час Конструктор вплотную подойдет к системе Нептуна, но уже и теперь заметны изменения орбит его дальних спутников, — Мартин подумал и добавил на всякий случай. — Все население базовых станций и погранпостов эвакуировано.
— Хорошо, — буркнул Железовский. — Предупредите дежурных, я готов к смене. Я просил найти кобру пограслужбы Демина.
— Ждет в зале десанта.
— Пусть готовится к дежурству, включите его в оперативную связь.
— Наблюдаю очередь роидов — двадцать одну штуку с юго-запада, — доложил наблюдатель.
— Савича на связь.
Лидер исследователей отозвался почти тотчас же:
— На приеме.
— Как вы объясните маневры чужан? Я имею в виду их «пулеметные очереди» по Конструктору.
— Мы проверили две таких «очереди», дистанционно, внутри кораблей находятся только мертвые чужане, нет ни одного живого. Может быть, они используют Конструктора в качестве экологически чистого кладбища?
— Это шутка?
— Отнюдь, одна из гипотез. Есть и другая: роиды транспортируют Конструктору еду, «консервы», так сказать, ведь мертвый роид по сути — область пространства с иными свойствами, метрикой, энергозапасом.
— А почему Конструктор «очереди» пропускает, а конвои нет?
— Конвои — это дело рук «серых призраков», они могут чего-то не учитывать или же у них иные задачи.
— Благодарю за разъяснения, — с иронией сказал Железовский. — Почему до сих пор нет доклада о разгадке тайны свободного передвижения К-мигрантов по системе «привязанного» метро?
— Проблема не решена.
— Прошу принять все меры в соответствии с тревожной ситуацией. — Железовский вызвал отсчет времени: его дежурство начина лось через четверть часа. — Вы поняли?
— Да, — ответил Савич, не считая нужным оправдываться.
— Конец связи.
В дежурном зале комиссар появился собранным и готовым к любым неприятным событиям, привычно настроив себя на режим дли тельного нервного напряжения.
Хакан Рооб — он бы оператором-прима — встал молча, похлопал комиссара по плечу и вышел. Его напарник — осоловелый заместитель Баренца, тоже уступил место Демину без обычной шутливой пикировки, устав до полного изнеможения, — столько энергии и сил отнимал у людей четырехчасовой сеанс непрерывного стресса.
Железовский подхватился с кровати, сделал движение к нише в стене, где лежал пистолет, сообразил, что сигнала тревоги не последовало, и только потом открыл глаза.
В комнате было темно, однако он ясно различал в стенах тепловые коммуникации — красивую сеточку алого свечения, электропитание — пульсирующие голубоватые прожилки, и более толстый рукав подвода энергии к пирамиде «домового» — розовато-сиренево-желтый пучок. А на фоне фиолетовой гладкой плоскости дрожало еще одно пятно света — не то скелет человека, не то фантом «динго».
Комиссар сел на кровати, свесив ноги на пол, и попытался раз глядеть видение, не прибегая к освещению спальни. Страха не было, только любопытство, ожидание какого-то сюрприза и ощущение, что в комнате плачет ребенок.
Призрак в углу комнаты усилил свечение, и одновременно Аристарх почувствовал, как чьи-то пальцы погладили его затылок, про никли под черепную коробку, тронули мозг! Более странного ощущения он еще не испытывал. Это не было похоже на пси-обмен, попытку пробить мысленный блок или подчинить волю с помощью внешней гипноиндукции, скорее кто-то пытался прочитать не мысли, а эмоции хозяина.
Вспыхнул свет — Железовский опомнился, собрался, приобретая способность к анализу ситуации, и успел заметить странную фигуру — не, то глыбу ноздреватого известняка, не то кипу мха зеленовато-бурого цвета. Однако видение держалось всего долю секунды и растаяло, всхлипнув напоследок совершенно по-детски. Все непривычные ощущения исчезли, только одно не исчезло — слабый, но отчетливый запах свежескошенной травы.
Железовский нащупал клипс пси-рации и связался с дежурным залом, где коротали время дежурства Баренц и Кий-Коронат.
— У вас все в порядке?
— А тебе что, сон приснился плохой? — быстро спросил Баренц.
Комиссар помедлил, принюхиваясь, проговорил:
— У вас там в зале сеном не пахнет случайно?
— Значит, и ты видел? — проворчал Кий-Коронат.
— Галлюцинациями не страдаю, это физическое явление. Что заметил координатор?
— В том-то и дело, что ничего. Защита не нарушена, никаких полевых аномалий не отмечено, а мы получили уже девять сообщений о появлении «привидений».
— Ты десятый.
— Что они наблюдали?
— Кто что, в зависимости от фантазии и состояния. Юра По левой, например, увидел стеклянный сосуд с жидкостью, Шохор женщину, хотя и весьма необычного вида, Новиков громадного хариуса… и так далее. А ты?
Железовский снова помедлил, потом лег.
— Разбирайтесь, я спать хочу. И опросите не только оперативную зону. но и всю Систему.
— Ты думаешь, это… он?
— Спросите у Грехова. — Аристарх отцепил рацию, повернулся на бок, подумал: неужели моей фантазии хватает только на глыбу известняка? — И уснул, как в яму провалился, он был измучен.
Настя грезила с открытыми глазами, не снимая с головы эмкан связи с компьютером, и, подчиняясь ее вольной мысли, виом послушно воспроизводил странные картины: море фиолетовых трав со столбами дыма, поле под дождем из молний, вулканический конус в процессе вспучивания, плюющийся мыльными пузырями, — и в каждой из картин сквозь фон проступало смутно мужское лицо с закрытыми глазами…
«Ратибор», — беззвучно прошептали губы девушки, и невидимая кисть фантомпреобразователя послушно начертала имя на склоне вулкана и в каждом «мыльном пузыре».
— Прекрати отвлекаться, — пробирался в мозг тихий, но сердитый пси-вызов Сахангирея, сидевшего в центральном «думательном» боксе лаборатории. — О чем задумалась? Еще раз уйдешь на параллели, сниму с программы.
— Снимай, — ответила Анастасия равнодушно. И вдруг ей показалось, что кто-то смотрит в спину, внимательно, с настороженным любопытством, ожидающе… Она резко развернула кресло и увидела у двери в лабораторию светящееся облачко с более светлыми прожилками внутри. В голове словно повеяло свежим ветром, так что от холода свело кожу на затылке. Чья-то осторожная рука легонько сжала мозг и тут же отпустила, оставив ощущение глухой тоски и разочарования. Словно кто-то постучался в окно робко и, тут же испугавшись, отдернул руку, от прянул и затаился. Пси-вызов, поняла Настя, отгородившись от внешних пси-излучений стеной мыслеблока, пытаясь понять, грезится ей световая вуаль или нет. «Кто здесь?» — позвала она мыс ленно.
Световое облачко вздрогнуло, как вода в луже от брошенного камня, засветилось ярче, сворачиваясь в фигуру человека с плывущим нечетким лицом, которая постепенно обрела плотность и цветовую насыщенность.
— Ратибор! — прошептала девушка непослушными губами, протянула руки навстречу человеку. — Ратиборушка мой!..
— Что ты сказала? — скрипнул, как ножом по стеклу, псиголос Сахангирея. — Кто там с тобой?
В то же мгновение призрак Ратибора Берестова пропал, словно по мановению волшебной палочки, оставив слабый запах свежескошенного сена. Чувство невосполнимой утраты завладело Настей, так что на глазах навернулись слезы. Она попыталась вытереть их, чтобы убедиться — никого в лаборатории нет, а слезы все лились и лились, соленые, как кровь, и такие же горячие…
Заведующий лабораторией эфанализа Института внеземных Культур почуял неладное и примчался через полминуты, но увидел только плачущую Анастасию: глаза ее были закрыты, лицо словно окаменело, а по мокрым дорожка на щеках бежали прозрачные горошины, собирались у губ и срывались на пол…
— Кто у тебя был? — спросил озадаченный Сахангирей.
— Берестов, — по складам, почти неслышно, прошептала девушка. — Уйди, пожалуйста, Коста, я сейчас… успокоюсь. Сахангирей почесал в затылке.
— Ну и дела… Могу поклясться, что и я… чушь какая-то! Мы что же, оба сошли с ума, что ли?
Он с сомнением огляделся, еще раз посмотрел на Демидову, пожал плечами и вышел.
В лаборатории отчетливо прозвучал сигнал вызова личного видео. Настя вздрогнула, широко открыв глаза, скомандовала микро-интелмату браслета ответить на вызов, и над черным квадратиком виома выросло миниатюрное объемное изображение серьезного молодого человека с волосами черными, отливающими синью, как вороново крыло.
— Егор! — проглотила слезы Настя. — Это ты?
— А кто же еще? — кивнул учитель. — Не похож? Что это мы куксимся?
— Похоже, я дошла до ручки: показалось, что вошел Ратибор. Вот и разнюнилась. — Она шмыгнула носом. — Я слабая, да?
Егор покачал головой, сохраняя серьезный вид.
— Когда это случилось?
— Да только что. — Настя рассказала о появлении «призрака», заметно успокаиваясь.
— Ясно. — Егор потеребил мочку уха. — Что-то здесь не так. Две минуты назад я тоже видел странное привидение… похожее на Ратибора. И тоже перед этим думал о нем. Ты никому не рассказывала о происшедшем?
— Не-ет… — Настя вспомнила а Сахангирее. — Шеф прибегал… когда я плакала. Знаешь, он, по-моему, сказал что-то похожее на «мы оба сошли с ума». Может быть, и ему примстилось что-нибудь удивительное?
— Спасибо за информацию, Настена. Придется связаться кое с кем из профессионалов, это явно по их части. Звони, если что, и пореже уходи в бездеятельный самоанализ, покой тебе вреден. Бальмонт в свое время писал: «Я знаю, что есть два бога: бог покоя и бог движения. Я люблю их обоих. Но я не долго медлю с первым. Я побыл с ним. Довольно. Я вижу быстрые блестящие глаза. Магнит моей души! Я слышу свист ветра. Я слышу пенье струн. Молот близ горнов. Раскаты мировой музыки». — Егор вдруг остановился и, помолчав, закончил неожиданно. — Не вздумай только напроситься в команду Железовского, тебе там, за Плутоном, делать нечего. До связи.
Изображение свернулось в радужную нить света, втянулось в браслет.
— До связи, шаман, — вздохнула Настя, расслабляясь.
* * *
Забава Боянова стоя разговаривала с заместителем в парке на площади Славы, когда ЭТО произошло: рядом, за кустами роз, возник переливчатый метровый шар — мыльный пузырь, да и только! — стал расти и трансформироваться в подобие радужного конуса с волнующейся поверхностью. Одновременно с этим и Забава и ее собеседник почувствовали беззвучный толчок по нервам — словно волна морская накатила на берег и схлынула, оставив на песке клочья пены.«Пузырь» превратился в макет когга в одну десятую натуральной величины — два метра в высоту, два по периметру кормы, и повернул к людям «ухо» главной деформационной антенны. Снова на голову Забавы обрушилась «волна кипящей воды», просачиваясь в мозг, ища незаблокированные «щели» и «дыры». Реакция женщины была мгновенной, она всегда держала себя максимально собранной и была готова ко всем неожиданностям, но ее ответный пси-выпад гнева и ярости пришелся на пустое место: «макет когга» исчез, будто выключили проектор, посеяв в душах людей сомнение в реальности виденного. Запахло травой.
Заместитель рассмеялся не очень искренне.
— Кто-то пошутил с «динго», а может, в парке работает автоматика развлечений. Мы с тобой разговаривали о возможностях погранслужбы, а координатор парка подслушал и выдал игровой фантом.
Забава зорко огляделась, отмечая, что некоторые из посетите лей парка, видимые в просветы между деревьями и кустами, ведут себя возбужденно, и вызвала дежурного по отделу безопасности (рацию компьютерной связи она не снимала ни днем, ни ночью):
— Срочную связь с опером-прима дать можете?
— Индекс срочности? Он находился за пределами Системы.
— Знаю. Индекс «сто».
— Ждите.
— Ты что? — проговорил заместитель, меняясь в лице. — Кто-то просто пошутил…
— Шутками здесь не пахнет, — оборвала его Боянова. — Разве что это шутки Конструктора, он уже вошел в Систему. А мы ждем… у моря погоды…
— Соответствует. Кто старший дубль-состава?
— Баренц.
— Ярополк, это Боянова. Я только что была свидетелем необычного происшествия…
— "Призрак"? Я имею в виду голографический фантом.
— Д-да… впрочем, не совсем, «призрак» был с пси-сопровождением.
— Значит, они добрались и до Земли. Мы думали, это местное явление, связанное с близостью Конструктора. Дьявольщина!
— Кто — они?
— Никто толком не знает. Аристарх тоже.
— Савичу говорили?
— Ему лично показалось, что призрак походил на кровать.
— Что?!
— Он давно не отдыхал, а «призраки» удивительно точно угадывают желания, яркие мысленные образы.
— Может быть, это и в самом деле деятельность Конструктора? Так сказать, психологическое тестирование человечества?
— Твое предположение уже запоздало, первым его сформулировал твой «роденовский мыслитель». А сообщения множатся, как пузырьки мыльной пены. Вероятно, это действительно фортель Конструктора, недаром он разделился на две части перед появлением «привидения».
— Не пора включать «полундру»?
— Кий-Коронат предлагал, но Аристарх ответил одной фразой: не гони лошадей. Кстати, Грехов его поддержал. Знаешь, что он сказал? Пора вам наконец научиться выделять ситуации, действительно требующие максимального напряжения и организованности.
— Поняла. Конец связи.
Забава задумчиво дотронулась до первых клейких листочков на ветке тополя, глубоко вдохнула свежий весенний воздух. Апрельский лес был похож на рисунок акварелью: нежно-зеленое и туманно-серое пространство, заполненное тишиной пробуждающейся жизни, будило древнюю родовую память, воскрешая ностальгические грезы по ушедшему в прошлое миру детства. Недаром потянуло из кабинета на природу, подумала Забава, борясь с желанием полностью расслабиться хотя бы на несколько минут, пока она не одна. Грехов прав, надо научиться отличать периоды спокойного бытия от периодов бешеной гонки за острыми ощущениями. Жить в постоянном напряжении не может никто, даже интрасенс.
Она пошла по дорожке к выходу из парка, забыв, что заместитель ждет ее заключения, потом наконец расслышала, как растерянный собеседник безуспешно пытается что-то спросить, обгоняя ее и заглядывая в лицо.
— Что?.. Извини, Павел.
— Я не понял, вы серьезно о Конструкторе? Он на Земле?!
— Явление Конструктора народу… — пробормотала Боянова, очнулась окончательно, тряхнула головой. — Похоже, у «спасителей» Конструктора появился лишний повод для раздувания религиозной истерии. Не завидую безопасникам-наземникам. Помчались в Совет, Паша, все меняется.
* * *
Конструктор углубился в пространство Солнечной системы на пятьдесят миллионов километров, и Совет безопасности собрался вновь, чтобы решить его, а заодно судьбу и человечества.Не было торжественных или выспренных речей и заявлений, не было шапкозакидательских призывов к «войне» или панических воплей о необходимости повального бегства за пределы Системы, пружина ожидания чудовищных и непредсказуемых событий сжалась до таких пределов, за которыми уже не было места суете и словословию. Это, конечно, не означало, что все участники совещания были единодушны в обсуждении единственно правильного решения, но они не предлагали и заведомо невыполнимых или откровенно спекулятивных решений, кожей ощущая присутствие чужого в своем космическом доме.
Больше всего споров разгорелось не по поводу — что делать, ясно было и так, что Конструктора необходимо остановить любой ценой еще до земной орбиты, дальше ему ходу не было, дальней шее его продвижение означало гибель основной базы человечества, гибель цивилизации, ибо вряд ли колонии у других звезд смогли бы сохранить технологический потенциал без помощи извне, — нет, основная дискуссия развернулась по вопросу, далекому от объяснений; что означают «привидения», посетившие практически каждого человека в Системе и усилившие отрицательные массовые эмоции у некоторых слоев населения Земли.
Мнения ученых, философов, глобалистов и экспертов разделились, а так как дискуссия грозила затянуться, председатель совещания предложил отложить обсуждение проблемы до появления новых данных. Решено было сохранить в Системе режим ГО, под готовить слой пространства в поясе астероидов между орбитами Юпитера и Марса в качестве «ничейной полосы» для последних Экспериментов по остановке Конструктора, если он не остановится сам, и в качестве последней меры готовить операцию «экстремум», то есть глобальную эвакуацию населения Земли и Марса, для чего срочно начать строительство станций метро на пригодных для жизни планетах ближайшего звездного окружения.
Ситуация требовала чрезвычайных мер, и к управлению ресурсами человечества был привлечен весь интеллект-потенциал цивилизации, способный в считанные часы перестроить работу всех служб и производственных сфер Земли. Но больше всего забот свалилось на голову наземной службы общественной безопасности, ответственной за здоровое психологическое и моральное состояние трудовых коллективов и каждого человека в отдельности. И если космическая безопасность точно знала свои задачи и опиралась на помощь пограничников, то наземная служба оказалась перед проблемой тушения пожара паники и остановки поднявшейся вместе с ней волной преступлений: Земля не была свободна от накипи и грязи подонков, лжецов, лентяев, эгоистов, властолюбцев, карьеристов и прочих мерзавцев, «необходимых» эволюции социума для воспроизведения широкого спектра человеческих характеров, и многие из них заранее выбрали для себя «курортные зоны» подальше от Земли, овладевая с боем станциями метро межзвездных линий. Дело осложнилось еще и появлением во всех регионах планеты сотен мистических и религиозных сект «в защиту вернувшегося Вседержителя», что умело инспирировалось пропагандистами «Общества по спасению Конструктора». В моду вошел неокреационизм — идеалистическое учение о сотворении мира Конструктором. Началось свое образное аджорнаменто {20}, только теперь в качестве «апостола-мученика» теологи вознесли не бога, а разумное сверхсущество, создавая культ нового современного бога, абсолютно не похожего на сынов Адама и Евы. Боевики этих сект не стеснялись в применении методов и приемов по обработке умов и доставляли безопасникам все больше хлопот.
Скрепя сердце, Забава Боянова осталась на Земле, изредка позволяя себе короткие сеансы связи с Железовским, жившим со своим штабом на спейсере «Клондайк» в непосредственной близости от Конструктора. Аристарх понимал ситуацию не хуже и не звал женщину на помощь в трудные моменты, хотя мог себе признаться, как ему жестоко ее недостает.
Третье явление «посла Конструктора» или К-гостя, как стали называть его фантомов, застало комиссара в столовой спейсера, где он в одиночестве поглощал не то обед, не то ужин: маринованные грибы, черепаховый суп, котлеты по-киевски, клюквенный морс.
«Призрак» объявился за столом в виде полупрозрачной медузы в рост человека, под взглядом продолжавшего жевать Аристарха начал уплотняться, трансформироваться, приобретать осмысленные формы, пока не превратился в человека, в копию Габриэля Грехова. На Железовского повеяло холодным отрезвляющим ветром властной, всепокоряющей силы, способной сломить любое сопротивление. Натиск пси-волны был жесток, но не долог: встретив сопротивление, «призрак» прекратил атаку, оставив только волнующийся фон, воспринимавшийся комиссаром как слабые всплески тоски, разочарования, надежды и любопытства.
По шуму в эфире Аристарх понял, что одновременно с его гостем появились гости и у остальных людей контингента тревожных сил. Он мог вызвать обойму усиления и попытаться захватить «посла», но, во-первых, такие попытки уже предпринимались и не привели к успеху, а во-вторых, хотелось самому разгадать этот феномен, поговорить с ним, выяснить причины появления и преследуемые цели.
Лже-Грехов напротив усмехнулся совсем по-греховски.
— Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
— Я не боюсь.
— Вы лично — да, но многие боятся. Почему?
— Не все способны освободиться от догмата стереотипов, многое зависит от воспитания, запасов знания и культуры, да и просто от эмоционального состояния. К тому же нам некогда особенно вдаваться в анализ причин, приведших к возвращению Конструктора, потому что его возвращение — реальная угроза жизни. Если бы не это…
— А разве гостей встречают так, как встречаете вы — вытаскивая меч из ножен?
— Мы не знаем, чего он хочет, а на вопросы Он не отвечает. И мы принимаем меры необходимой обороны, не больше.
Гость снова усмехнулся, хмуро, с иронией; фигура его мерцала и плыла.
— Т-конус, например?
— Я был против строительства Т-конуса, но не потому, что эта мера превышала предел допустимой обороны, а потому, что она была экономически невыгодна и неэффективна. Хотя он, кстати, свое дело сделал.
— Неужели вы так ненавидите Конструктора, что готовы его уничтожить любой ценой, вместо того, чтобы найти приемлемую для обеих сторон альтернативу?
Железовский выпил стакан морса, отставил стакан.
— У нас нет ненависти к нему, — сказал он тихо и медленно.
— Но и любви нет, — так же тихо обронил гость. — Вы до сих пор не поняли, что он болен, травмирован, причем настолько, что вряд ли возможно полное исцеление. А равнодушие и любопытство — что вы чувствуете в лучшем случае — не панацея от болезней. И от одиночества.
— Но если вы, его посол, так хорошо понимаете ситуацию, почему же Конструктор не остановится, раз уж мы продолжаем упорствовать в заблуждении, считая, что он способен разрушить наш дом?
— Все не так просто, как вы себе представляете. — Лицо псевдо-Грехова засветилось, заколебалось, волна дрожи превратила его в плоское белое пятно, хотя голое продолжал звучать, — Вы правильно оценили наше предназначение, мы и а самом деле послы, направленные для оценки ситуации и вашего отношения к Конструктору, но представьте себе такую картину: осажденная крепость, причем крепость колоссальная, со множеством башен и строений, и в каждом из них — гарнизон защитников со своим командиром; командиры — а их много! — непрерывно шлют гонцов за пределы крепости, за подмогой; гонцы пробираются сквозь рать осаждающих, подмоги не находят, а когда возвращаются, то попадают не в те башни, не к тем командирам, которые их посылали… Вопрос: кто им поверит, чужим? Кто оценит их информацию, если у каждого командира свой образ мыслей, свое понимание вещей, свой опыт, и координация их действий пока невозможна, хотя и защищают они одну крепость?
Железовский молчал.
Гость исчез, бесшумно и неэффектно, без грома и вспышек, был — и нет его. Разве что запах остался — запах сена, хотя на самом деле это был просто след физиологического эффекта сопротивления, остающийся у людей после контакта с К-гостем. Пропал и пси-фон, ощутимо материальный, как висящий над головой камень. Аристарх, отдыхая, понаблюдал, как стол убирает посуду, потом встрепенулся и направился в свою каюту принимать душ, от неожиданного для себя напряжения он был мокрый от шеи до пяток.
— Что у других? — спросил он из каюты, переодеваясь.
— Информация обрабатывается, — ответил координатор. — Время посещения колеблется от нескольких секунд до двух минут, диалоги можно предварительно свести к трем смысловым группам: отношения людей между собой, их отношение к Конструктору и прогноз последствий остановки Конструктора в «ничейной по лосе».
— Субъект контакта у всех одинаковый или снова Конструктор использовал личные эмоции каждого?
— В большинстве своем это реализации свежих воспоминаний о конкретном человеке.
Железовский кивнул сам себе: перед посещением нежданного гостя он думал о Грехове.
— Где проконсул?
— Его «пакмак» в зоне риска не наблюдается.
— То есть? — удивился Аристарх.
— Возле Конструктора его нет.
— Ушел в систему? Пришвартовался к базовой погранзаставе? Где он?
— Информации не имею. В мою задачу наблюдение за Греховым не входило.
— Дела-а! — Железовский покачал головой. — Объявите розыск, понадобится — подключите «синхро» спас-службы, в том чис ле и земную. Что слышно о К-мигрантах?
— Два когга вертятся в зоне, ведем наблюдение. По-видимому, они тоже пытаются вступить в контакт с Конструктором. Спейсер «Афанеор» с их командой тоже кружит неподалеку в режиме «инкогнито», изредка отмечаем его «следы».
— Два конвоя с юго-запада {21}, — вмешался в пси-разговор доклад пограничника-наблюдателя; доносились и другие сообщения и пере говоры, но тихо, на пределе слышимости, создавая пульсирующий фон живого эфира.
— Каковы прогнозы на сутки?
— Через час Конструктор вплотную подойдет к системе Нептуна, но уже и теперь заметны изменения орбит его дальних спутников, — Мартин подумал и добавил на всякий случай. — Все население базовых станций и погранпостов эвакуировано.
— Хорошо, — буркнул Железовский. — Предупредите дежурных, я готов к смене. Я просил найти кобру пограслужбы Демина.
— Ждет в зале десанта.
— Пусть готовится к дежурству, включите его в оперативную связь.
— Наблюдаю очередь роидов — двадцать одну штуку с юго-запада, — доложил наблюдатель.
— Савича на связь.
Лидер исследователей отозвался почти тотчас же:
— На приеме.
— Как вы объясните маневры чужан? Я имею в виду их «пулеметные очереди» по Конструктору.
— Мы проверили две таких «очереди», дистанционно, внутри кораблей находятся только мертвые чужане, нет ни одного живого. Может быть, они используют Конструктора в качестве экологически чистого кладбища?
— Это шутка?
— Отнюдь, одна из гипотез. Есть и другая: роиды транспортируют Конструктору еду, «консервы», так сказать, ведь мертвый роид по сути — область пространства с иными свойствами, метрикой, энергозапасом.
— А почему Конструктор «очереди» пропускает, а конвои нет?
— Конвои — это дело рук «серых призраков», они могут чего-то не учитывать или же у них иные задачи.
— Благодарю за разъяснения, — с иронией сказал Железовский. — Почему до сих пор нет доклада о разгадке тайны свободного передвижения К-мигрантов по системе «привязанного» метро?
— Проблема не решена.
— Прошу принять все меры в соответствии с тревожной ситуацией. — Железовский вызвал отсчет времени: его дежурство начина лось через четверть часа. — Вы поняли?
— Да, — ответил Савич, не считая нужным оправдываться.
— Конец связи.
В дежурном зале комиссар появился собранным и готовым к любым неприятным событиям, привычно настроив себя на режим дли тельного нервного напряжения.
Хакан Рооб — он бы оператором-прима — встал молча, похлопал комиссара по плечу и вышел. Его напарник — осоловелый заместитель Баренца, тоже уступил место Демину без обычной шутливой пикировки, устав до полного изнеможения, — столько энергии и сил отнимал у людей четырехчасовой сеанс непрерывного стресса.