– Это банка для цветов, – сказал Мартин. – Как только я выберусь из этой чертовой матрицы, я подарю Вам букет, Дина. Что-то я давно не дарил Вам букетов. Дней пять или даже шесть. Бывает роза красной, фиалка – голубой и так далее.
– Спасибо огромное, – сказала Дина и поболтала пальцем в аквариуме, чтобы Мартину не было так одиноко там сидеть. – Скажите, Мартин, Вам когда-нибудь кажется, что все совсем не так, как надо, хотя все вроде бы так, как надо? И вы совсем не знаете, что не так, потому что кажется, что все так, но на самом деле все очень даже не так?
– Да, – сказал Мартин. – Да, конечно. Скажем, когда я знаю, что вел себя по-свински, хотя об этом больше никто не знает. И ничего плохого не случилось. Но все равно я вел себя по-свински.
– Только не со мной, – сказала Дина. – Со мной Вы всегда ужасно милый.
– Я люблю Вас, Дина, – сказал Мартин.
– Спасибо, миленький Мартин, – сказала Дина. – Правда, спасибо. Спокойной ночи. Спите хорошо.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
– Спасибо огромное, – сказала Дина и поболтала пальцем в аквариуме, чтобы Мартину не было так одиноко там сидеть. – Скажите, Мартин, Вам когда-нибудь кажется, что все совсем не так, как надо, хотя все вроде бы так, как надо? И вы совсем не знаете, что не так, потому что кажется, что все так, но на самом деле все очень даже не так?
– Да, – сказал Мартин. – Да, конечно. Скажем, когда я знаю, что вел себя по-свински, хотя об этом больше никто не знает. И ничего плохого не случилось. Но все равно я вел себя по-свински.
– Только не со мной, – сказала Дина. – Со мной Вы всегда ужасно милый.
– Я люблю Вас, Дина, – сказал Мартин.
– Спасибо, миленький Мартин, – сказала Дина. – Правда, спасибо. Спокойной ночи. Спите хорошо.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
МАРТИН НЕ БОИТСЯ
Глава 1
– Это я! – заявил Лу, на всякий случай насупив брови и приподнявшись на цыпочки.
– Нет, Лу, – укоризненно сказала миссис Робертсон, – это не ты.
– Откуда вы знаете? – разочарованно спросил Лу.
– Потому что я знаю тебя, Лу Смит-Томпсон, с того самого дня, как ты родился, – сказала миссис Робертсон, глядя на детей поверх очков. – В тот день я принесла поздравительную телеграмму от твоих бабушки и дедушки, а твоя мама, такая красавица! – надеюсь, она по-прежнему все такая же красавица, хотя ей, конечно, следовало бы побольше бывать дома, а не бросать двух маленьких ребятишек на старших брата и сестру, – пусть я и должна признать, что Ида, конечно, очень ответственная девушка, да и ваш брат Марк прекрасный молодой человек, – так вот, в тот день, когда ты родился, твоя красавица-мама вышла ко мне за телеграммами, и Марк с нею, и он так вежливо сказал мне: о, миссис Робинсон, хотите подержать моего маленького братика? – и представь себе, Лу Смит-Томпсон, ты обмочил мне всю сумку! Ни одно письмо в Саммервилле в тот день не было доставлено сухим! Так неужели ты думаешь, что я когда-нибудь спутаю тебя хоть с одним молодым человеком на свете, а тем более – с твоим старшим братом?!
Все знали, что когда миссис Робинсон начинала говорить, ей не только подолгу не удавалось остановиться, но и часто случалось сболтнуть лишнего. Дина расхохоталась, Лу залился краской и изо всей силы наступил ей на ногу, и Джереми, самому младшему из Смит-Томпсонов, пришлось буквально вклиниться между Лу и Диной, чтобы избежать Совершенно Жуткой Драки, какие случаются только между самыми лучшими друзьями.
Джереми, Лу, Марк и Ида Смит-Томпсоны жили в Доме с Одной Колонной, а Дина, лучшая подруга Джереми и Лу, жила прямо по соседству. Миссис Робинсон говорила правду: родителям Марка, Иды, Джереми и Лу следовало бы чаще бывать дома. На самом деле они жили в Индии и работали в секретной лаборатории, где занимались совершенно удивительным делом – клонированием. Джереми с Лу очень скучали по маме и папе. И Марк с Идой – тоже, хоть и были уже совсем взрослыми. Родители писали домой часто-часто, но телеграмма… За всю свою жизнь Джереми и Лу не могли припомнить ни одной телеграммы от родителей, а ведь Лу было целых восемь лет! Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее, и дети всерьез разволновались. Вот почему Лу даже попытался выдать себя за Марка, которому и была адресована телеграмма, – сам-то Марк в это время был на работе, оформлял витрины в одном огромном супермаркете, – но старую миссис Робертсон было не провести.
– Нет уж, – сказала миссис Робертсон, – зайду вечером. Если бы дома был кто-нибудь из взрослых, я бы, конечно, отдала телеграмму ему…
И тут Джереми сказал:
– Отдайте ее Мартину!
Дело в том, что в Доме с Одной Колонной жили не только Марк, Ида, Джереми и Лу. Там жил Мартин.
Маритин был слоном. И когда-то его звали не «Мартин», а «Пробирка Семь», потому что родители Марка, Иды, Джереми и Лу вывели его в своей секретной индийской лаборатории и прислали детям «Федексом» под самый Новый год. И ничего не объяснили, а только приложили записочку: «Дорогие дети! Это слон!»
Вы, наверное, оглядываете сейчас свою комнату и думаете: «Это каким же огромным должен быть Дом с Одной Колонной, чтобы в нем мог жить слон!» А вот и нет. Мартин был очень необычным слоном. Представьте себе, размером он был всего-навсего с кошку! Пока, конечно, не начинал волноваться, тут он мог дорасти до размеров самого настоящего слона. И вообще Мартин обладал множеством удивительных свойств, о которых до поры, до времени и сам не подозревал. Например, в один прекрасный день выяснилось, что он может общаться с призраками давно умерших животных. Превращать разные предметы в манную кашу. Дышать под водой. Но все это было не очень важно. Важно было то, что Мартин был очень умным. Добрым. Помешанным на оладьях с вареньем и русских романсах. Умеющим играть на волынке (совершенно отвратительно). И способным любить навсегда. Навсегда и с первого взгляда он полюбил маленькую девочку Дину. Дина отказалась стать его женой, но Мартин любил ее все равно. Он был ее Рыцарем и Боевым Слоном Навеки.
И, конечно, миссис Робертсон была готова отдать телеграмму Мартину. Все, кто знал Мартина (а Мартина знал весь город), испытывали к нему совершенно безграничное доверие.
– Вот здесь и вот здесь, – сказала миссис Робертсон, и Мартин, залезши на приступочку, расписался в почтовой ведомости, а старая миссис Робертсон отдала ему телеграмму и не смогла отказать себе в удовольствии погладить маленького слона по голове. Редко кто мог отказать себе в удовольствии погладить Мартина по голове, у него была большая, круглая, теплая, ушастая голова, рука к этой голове так и тянулась. Впрочем, Мартин был совершенно не против.
– Нет, Лу, – укоризненно сказала миссис Робертсон, – это не ты.
– Откуда вы знаете? – разочарованно спросил Лу.
– Потому что я знаю тебя, Лу Смит-Томпсон, с того самого дня, как ты родился, – сказала миссис Робертсон, глядя на детей поверх очков. – В тот день я принесла поздравительную телеграмму от твоих бабушки и дедушки, а твоя мама, такая красавица! – надеюсь, она по-прежнему все такая же красавица, хотя ей, конечно, следовало бы побольше бывать дома, а не бросать двух маленьких ребятишек на старших брата и сестру, – пусть я и должна признать, что Ида, конечно, очень ответственная девушка, да и ваш брат Марк прекрасный молодой человек, – так вот, в тот день, когда ты родился, твоя красавица-мама вышла ко мне за телеграммами, и Марк с нею, и он так вежливо сказал мне: о, миссис Робинсон, хотите подержать моего маленького братика? – и представь себе, Лу Смит-Томпсон, ты обмочил мне всю сумку! Ни одно письмо в Саммервилле в тот день не было доставлено сухим! Так неужели ты думаешь, что я когда-нибудь спутаю тебя хоть с одним молодым человеком на свете, а тем более – с твоим старшим братом?!
Все знали, что когда миссис Робинсон начинала говорить, ей не только подолгу не удавалось остановиться, но и часто случалось сболтнуть лишнего. Дина расхохоталась, Лу залился краской и изо всей силы наступил ей на ногу, и Джереми, самому младшему из Смит-Томпсонов, пришлось буквально вклиниться между Лу и Диной, чтобы избежать Совершенно Жуткой Драки, какие случаются только между самыми лучшими друзьями.
Джереми, Лу, Марк и Ида Смит-Томпсоны жили в Доме с Одной Колонной, а Дина, лучшая подруга Джереми и Лу, жила прямо по соседству. Миссис Робинсон говорила правду: родителям Марка, Иды, Джереми и Лу следовало бы чаще бывать дома. На самом деле они жили в Индии и работали в секретной лаборатории, где занимались совершенно удивительным делом – клонированием. Джереми с Лу очень скучали по маме и папе. И Марк с Идой – тоже, хоть и были уже совсем взрослыми. Родители писали домой часто-часто, но телеграмма… За всю свою жизнь Джереми и Лу не могли припомнить ни одной телеграммы от родителей, а ведь Лу было целых восемь лет! Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее, и дети всерьез разволновались. Вот почему Лу даже попытался выдать себя за Марка, которому и была адресована телеграмма, – сам-то Марк в это время был на работе, оформлял витрины в одном огромном супермаркете, – но старую миссис Робертсон было не провести.
– Нет уж, – сказала миссис Робертсон, – зайду вечером. Если бы дома был кто-нибудь из взрослых, я бы, конечно, отдала телеграмму ему…
И тут Джереми сказал:
– Отдайте ее Мартину!
Дело в том, что в Доме с Одной Колонной жили не только Марк, Ида, Джереми и Лу. Там жил Мартин.
Маритин был слоном. И когда-то его звали не «Мартин», а «Пробирка Семь», потому что родители Марка, Иды, Джереми и Лу вывели его в своей секретной индийской лаборатории и прислали детям «Федексом» под самый Новый год. И ничего не объяснили, а только приложили записочку: «Дорогие дети! Это слон!»
Вы, наверное, оглядываете сейчас свою комнату и думаете: «Это каким же огромным должен быть Дом с Одной Колонной, чтобы в нем мог жить слон!» А вот и нет. Мартин был очень необычным слоном. Представьте себе, размером он был всего-навсего с кошку! Пока, конечно, не начинал волноваться, тут он мог дорасти до размеров самого настоящего слона. И вообще Мартин обладал множеством удивительных свойств, о которых до поры, до времени и сам не подозревал. Например, в один прекрасный день выяснилось, что он может общаться с призраками давно умерших животных. Превращать разные предметы в манную кашу. Дышать под водой. Но все это было не очень важно. Важно было то, что Мартин был очень умным. Добрым. Помешанным на оладьях с вареньем и русских романсах. Умеющим играть на волынке (совершенно отвратительно). И способным любить навсегда. Навсегда и с первого взгляда он полюбил маленькую девочку Дину. Дина отказалась стать его женой, но Мартин любил ее все равно. Он был ее Рыцарем и Боевым Слоном Навеки.
И, конечно, миссис Робертсон была готова отдать телеграмму Мартину. Все, кто знал Мартина (а Мартина знал весь город), испытывали к нему совершенно безграничное доверие.
– Вот здесь и вот здесь, – сказала миссис Робертсон, и Мартин, залезши на приступочку, расписался в почтовой ведомости, а старая миссис Робертсон отдала ему телеграмму и не смогла отказать себе в удовольствии погладить маленького слона по голове. Редко кто мог отказать себе в удовольствии погладить Мартина по голове, у него была большая, круглая, теплая, ушастая голова, рука к этой голове так и тянулась. Впрочем, Мартин был совершенно не против.
Глава 2
Итак, загадочная телеграмма легла на столик в прихожей дожидаться Марка, а вся компания – Мартин, Дина, Лу и даже вундеркинд Джереми, в свете удивительных событий отказавшийся от чтения «Космографического журнала объединенных университетов штата Миссисиппи», – полезла на крышу смотреть на солнце в закопченные стеклышки и обсуждать возможное содержание родительского послания.
Версии о том, что с Смит-Томпсонами-старшими случилось что-нибудь плохое, компания отмела сразу.
– Ида бы почуяла, – авторитетно сказал Лу. – Она всегда все чует. Она почуяла мой «неуд» по французскому, уж не знаю, как. Я его еще не получил, а она уже почуяла.
– Ты просто с вечера перед контрольной не учился, а собирал свой дурацкий хомякоплав, – заметил Джереми.
– Хомякоплав? – изумился Мартин.
– Ну да! – оживился Лу. – Понимаешь, на колесной тяге. Большие такие колеса. Сажаешь восемьсот хомяков… – …и они поднимают вооруженный бунт, – подхватил Джереми. – Стрельба, то-се. Можно снять чудесный фильм. Такая длинная лестница, знаешь, и по ней бежит толпа вооруженных хомяков…
– Дурак ты, – обиженно заявил Лу.
– Слушайте, – сказала Дина и тюкнула Лу закопченным стеклышком по лбу, – перестаньте говорить глупости. Итак: что может быть в телеграмме?
– Ах, Дина, – сказал Мартин, – если бы Вы все-таки согласились стать моей женой, там было бы написано: «Дорогие Дина и Мартин! Боже Мой! Как мы счастливы! Даже не верится!»
Терпеливая Дина тихонько вздохнула.
– Спроси ее хотя бы после третьего класса, – посоветовал Лу. – Девчонки чем старше, тем сговорчивее.
– Слушайте, я понял. – вдруг сказал Джереми. – Они приезжают.
Несколько секунд все переваривали эту новость. Потом Лу разочарованно протянул:
– Неееее… Они только-только писали, что запустили новую серию этих… ну, этих. Понятно кого. И теперь два месяца ждать. И приедут они только на Рождество. Нет шансов.
– Может, они хотят, чтобы вы приехали? – предположила Дина.
– Уж мы сколько просились, – вздохнул Лу. – Но они против. Говорят, маленькие. И Индия далеко. И вообще это не дело. И там климат и еще что-то. Ну, короче. Да и что за срочность – телеграммой. Нет, нет шансов.
– Я предлагаю подключить дедукцию, – сказал Джереми.
– Я ее еще не доделал, – сказал Лу. – Я даже не знал, что она так называется. Там еще две пружины припаять.
– Лу, – сказал Мартин, – ты мой кумир.
– А? – сказал Лу.
– Лу, – терпеливо сказал Джереми, – я имею виду – давайте воспользуемся логикой.
– Правда, – сказала Дина. – Когда родители последний раз посылали вам телеграмму?
Все задумались.
– Кажется, никогда, – честно сказал Лу.
– А знаете, что? – сказал Джереми. – Телеграмму-то никогда. А вот похожее на телеграмму… Помните, когда прислали Мартина?
– Ужасы срочной доставки, – сказал Мартин, – забудешь тут.
– Я не об этом, – сказал Джереми, – я про записку.
– Была записка! – оживился Лу. – Совсем короткая! Почти телеграмма!
– И что там было? – с интересом спросила Дина.
– Негусто. – вздохнул Мартин. – Там было написано, «Дорогие дети! Это слон!»
– Вообще-то очень телеграммно, – сказала Дина.
– Вот есть у меня чувство, – сказал Джереми, – что и в этот раз речь идет про Мартина.
– Или про другого слона. – заметил Лу. – Может, они хотят прислать нам еще одного слона!
– Эта идея вызывает у меня двойственные чувства, – сказал Мартин, у которого эта идея вызывала двойственные чувства.
И тут из-за поворота вывернула машина.
– Маааарк, Маааааарк! – заорал Лу, – Тебе телеграмаааааа!!!!
– Ну? Ну? Ну? – требовал Лу, подпрыгивая и пытаясь заглянуть Марку через плечо. – Они приезжают? Мы приезжаем? Они пришлют нам еще одного слона? Носорога? Ну?! Ну?! Ну?!!!!!
Марк перечитал телеграмму еще раз, потом еще раз. Потом аккуратно сложил ее вдвое и крикнул: «Ида! Ида! Ида!!» – и быстро пошел на кухню, где Ида как раз заканчивала готовить ужин. Джереми, Лу, Мартин и Дина побежали было за ним, но Марк аккуратно, но вежливо закрыл за собой дверь, и встревоженные друзья так и остались недоуменно переглядываться в коридоре.
А на кухне Марк протянул Иде телеграмму. Ида прочитала ее, потом перечитала, а потом посмотрела на Марка и растерянно спросила:
– Это что же это такое?..
Потому что в телеграмме было написано:
«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ПРОИЗОШЛА УЖАСНАЯ ОШИБКА! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ СЛОНА!»
Версии о том, что с Смит-Томпсонами-старшими случилось что-нибудь плохое, компания отмела сразу.
– Ида бы почуяла, – авторитетно сказал Лу. – Она всегда все чует. Она почуяла мой «неуд» по французскому, уж не знаю, как. Я его еще не получил, а она уже почуяла.
– Ты просто с вечера перед контрольной не учился, а собирал свой дурацкий хомякоплав, – заметил Джереми.
– Хомякоплав? – изумился Мартин.
– Ну да! – оживился Лу. – Понимаешь, на колесной тяге. Большие такие колеса. Сажаешь восемьсот хомяков… – …и они поднимают вооруженный бунт, – подхватил Джереми. – Стрельба, то-се. Можно снять чудесный фильм. Такая длинная лестница, знаешь, и по ней бежит толпа вооруженных хомяков…
– Дурак ты, – обиженно заявил Лу.
– Слушайте, – сказала Дина и тюкнула Лу закопченным стеклышком по лбу, – перестаньте говорить глупости. Итак: что может быть в телеграмме?
– Ах, Дина, – сказал Мартин, – если бы Вы все-таки согласились стать моей женой, там было бы написано: «Дорогие Дина и Мартин! Боже Мой! Как мы счастливы! Даже не верится!»
Терпеливая Дина тихонько вздохнула.
– Спроси ее хотя бы после третьего класса, – посоветовал Лу. – Девчонки чем старше, тем сговорчивее.
– Слушайте, я понял. – вдруг сказал Джереми. – Они приезжают.
Несколько секунд все переваривали эту новость. Потом Лу разочарованно протянул:
– Неееее… Они только-только писали, что запустили новую серию этих… ну, этих. Понятно кого. И теперь два месяца ждать. И приедут они только на Рождество. Нет шансов.
– Может, они хотят, чтобы вы приехали? – предположила Дина.
– Уж мы сколько просились, – вздохнул Лу. – Но они против. Говорят, маленькие. И Индия далеко. И вообще это не дело. И там климат и еще что-то. Ну, короче. Да и что за срочность – телеграммой. Нет, нет шансов.
– Я предлагаю подключить дедукцию, – сказал Джереми.
– Я ее еще не доделал, – сказал Лу. – Я даже не знал, что она так называется. Там еще две пружины припаять.
– Лу, – сказал Мартин, – ты мой кумир.
– А? – сказал Лу.
– Лу, – терпеливо сказал Джереми, – я имею виду – давайте воспользуемся логикой.
– Правда, – сказала Дина. – Когда родители последний раз посылали вам телеграмму?
Все задумались.
– Кажется, никогда, – честно сказал Лу.
– А знаете, что? – сказал Джереми. – Телеграмму-то никогда. А вот похожее на телеграмму… Помните, когда прислали Мартина?
– Ужасы срочной доставки, – сказал Мартин, – забудешь тут.
– Я не об этом, – сказал Джереми, – я про записку.
– Была записка! – оживился Лу. – Совсем короткая! Почти телеграмма!
– И что там было? – с интересом спросила Дина.
– Негусто. – вздохнул Мартин. – Там было написано, «Дорогие дети! Это слон!»
– Вообще-то очень телеграммно, – сказала Дина.
– Вот есть у меня чувство, – сказал Джереми, – что и в этот раз речь идет про Мартина.
– Или про другого слона. – заметил Лу. – Может, они хотят прислать нам еще одного слона!
– Эта идея вызывает у меня двойственные чувства, – сказал Мартин, у которого эта идея вызывала двойственные чувства.
И тут из-за поворота вывернула машина.
– Маааарк, Маааааарк! – заорал Лу, – Тебе телеграмаааааа!!!!
***
– Ну? Ну? Ну? – требовал Лу, подпрыгивая и пытаясь заглянуть Марку через плечо. – Они приезжают? Мы приезжаем? Они пришлют нам еще одного слона? Носорога? Ну?! Ну?! Ну?!!!!!
Марк перечитал телеграмму еще раз, потом еще раз. Потом аккуратно сложил ее вдвое и крикнул: «Ида! Ида! Ида!!» – и быстро пошел на кухню, где Ида как раз заканчивала готовить ужин. Джереми, Лу, Мартин и Дина побежали было за ним, но Марк аккуратно, но вежливо закрыл за собой дверь, и встревоженные друзья так и остались недоуменно переглядываться в коридоре.
А на кухне Марк протянул Иде телеграмму. Ида прочитала ее, потом перечитала, а потом посмотрела на Марка и растерянно спросила:
– Это что же это такое?..
Потому что в телеграмме было написано:
«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ПРОИЗОШЛА УЖАСНАЯ ОШИБКА! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ СЛОНА!»
Глава 3
– Мы послали им телеграмму, но они пока не ответили, – сказала Ида, стараясь смотреть не на Мартина, а куда-нибудь в другое место. Например, сейчас она смотрела на моток проволоки, который Лу умудрился засунуть под кухонный шкаф и потом искал вчера на протяжении целого вечера. – Они обязательно ответят, и выяснится, что это какая-то… какое-то…
– Недоразумение. – сказал Мартин. – Но пока мы меня изолируем. А потом мне скорее всего придется уехать. Я понимаю.
– Это какие-то ужасные глупости, – сказал Марк. – Глупости, вот и все. И вообще – что это за дела – «Верните слона?» Можно подумать, ты какой-то слон!
– Ну, какой-никакой, – заметил Мартин.
– Да нет, – раздраженно сказал Марк, – ты же понимаешь, что я имею в виду. Можно подумать, что ты просто какой-то слон. Ты же не просто слон! Ты же… Ты член семьи!
– Я да, – сказал Мартин. – Но это ничего не меняет. Наверное, я опасен. В конце концов, они меня создали. Им виднее.
– Да ничем ты не опасен! – возмущенно воскликнула Ида.
– Ну, у Аделаиды, например, может быть другой взгляд на этот вопрос, – заметил Мартин.
На секунду все примолкли.
С Аделаидой и правда вышло не очень хорошо. До того, как Мартин стал Советником Премьер-Министра по Детским Вопросам, он работал в детском саду, где и познакомился с лучшей подругой Дины, маленькой девочкой по имени Аделаида. Они с Аделаидой сразу невзлюбили друг друга, и Аделаида, если честно, все норовила как-нибудь задеть бедного Мартина. Но Мартин был не маленькой девочкой, а взрослым слоном, и, конечно, никак не отвечал на ее выпады. Пока не превратил ее в манную кашу. То есть нет, на самом деле, он не превратил Аделаиду в манную кашу, все закончилось хорошо. Но в глубине души Мартин до сих пор подозревал, что будь его воля… Словом, следовало признать: Мартин был в высшей степени необычным существом, и семье Смит-Томпсонов уже пришлось столкнуться со множеством удивительных сюрпризов, о которых даже сам Мартин не имел ни малейшего понятия до поры, до времени. И теперь, после очень тревожной и очень загадочной телеграммы, пришедшей этим утром, можно было предположить только одно: некоторые из еще неведомых свойств Мартина могли оказаться опасными. И проявиться в любой момент.
Это невозможно было себе представить. Но и не думать об этом Марк с Идой просто не имели права.
И Мартин тоже.
– Мартин! – сказал Марк. – Но как же…
– Вообще-то меня зовут «Пробирка семь», – сказал Мартин. – И я думаю, что мне надо собираться.
Ида, внимательно рассматривающая набор ситечек для чая, быстро закрыла глаза.
– Я уверен, что когда он них придет ответная телеграмма… – начал Марк.
– Я думаю, – сказал Мартин, – задумчиво размазывая по скатерти капельку чая, – маленький чемодан, который красный с зеленым, будет как раз. Я хотел бы в дорогу несколько книг и все такое. Мое полотенце (у Мартина было любимое зеленое полотенце с белыми звездами, служившее ему то одеялом, то попоной, то плащом фокусника, то галстуком-бабочкой, а то даже ширмой для кукольных представлений). Что еще? Ну, словом, всякое. Но маленького чемодана хватит, это точно.
В дверь кухни начали колотить три пары маленьких кулаков.
– Эй! – завопил Лу. – Мы тут час сидим, как дураки! Что за свинство! Открывайте немедленно!
Ида, Марк и Мартин переглянулись, Ида шмыгнула носом. Мартин сполз с табуретки. Как ни странно, он совсем не волновался, а то бы он уже вырос до черт знает каких размеров. Нет, он совсем не волновался. Ему просто было очень, очень плохо.
– Я хотел бы поговорить с Диной, – сказал он. – Думаю, ничего ужасного от этого не случится.
– Кажется, во дворе никого нет, сказал Марк.
– Прекрасно, – сказал Мартин. – А если я почувствую, что превращаюсь в злобного гоблина, немедленно разобью себе голову о стенку дома. Обещаю.
– Останется пятно, а нам оттирай, – заметил Марк, направляясь к двери.
– Я подложу полотенце, – сказал Мартин.
Ида всхлипнула и улыбнулась.
– Недоразумение. – сказал Мартин. – Но пока мы меня изолируем. А потом мне скорее всего придется уехать. Я понимаю.
– Это какие-то ужасные глупости, – сказал Марк. – Глупости, вот и все. И вообще – что это за дела – «Верните слона?» Можно подумать, ты какой-то слон!
– Ну, какой-никакой, – заметил Мартин.
– Да нет, – раздраженно сказал Марк, – ты же понимаешь, что я имею в виду. Можно подумать, что ты просто какой-то слон. Ты же не просто слон! Ты же… Ты член семьи!
– Я да, – сказал Мартин. – Но это ничего не меняет. Наверное, я опасен. В конце концов, они меня создали. Им виднее.
– Да ничем ты не опасен! – возмущенно воскликнула Ида.
– Ну, у Аделаиды, например, может быть другой взгляд на этот вопрос, – заметил Мартин.
На секунду все примолкли.
С Аделаидой и правда вышло не очень хорошо. До того, как Мартин стал Советником Премьер-Министра по Детским Вопросам, он работал в детском саду, где и познакомился с лучшей подругой Дины, маленькой девочкой по имени Аделаида. Они с Аделаидой сразу невзлюбили друг друга, и Аделаида, если честно, все норовила как-нибудь задеть бедного Мартина. Но Мартин был не маленькой девочкой, а взрослым слоном, и, конечно, никак не отвечал на ее выпады. Пока не превратил ее в манную кашу. То есть нет, на самом деле, он не превратил Аделаиду в манную кашу, все закончилось хорошо. Но в глубине души Мартин до сих пор подозревал, что будь его воля… Словом, следовало признать: Мартин был в высшей степени необычным существом, и семье Смит-Томпсонов уже пришлось столкнуться со множеством удивительных сюрпризов, о которых даже сам Мартин не имел ни малейшего понятия до поры, до времени. И теперь, после очень тревожной и очень загадочной телеграммы, пришедшей этим утром, можно было предположить только одно: некоторые из еще неведомых свойств Мартина могли оказаться опасными. И проявиться в любой момент.
Это невозможно было себе представить. Но и не думать об этом Марк с Идой просто не имели права.
И Мартин тоже.
– Мартин! – сказал Марк. – Но как же…
– Вообще-то меня зовут «Пробирка семь», – сказал Мартин. – И я думаю, что мне надо собираться.
Ида, внимательно рассматривающая набор ситечек для чая, быстро закрыла глаза.
– Я уверен, что когда он них придет ответная телеграмма… – начал Марк.
– Я думаю, – сказал Мартин, – задумчиво размазывая по скатерти капельку чая, – маленький чемодан, который красный с зеленым, будет как раз. Я хотел бы в дорогу несколько книг и все такое. Мое полотенце (у Мартина было любимое зеленое полотенце с белыми звездами, служившее ему то одеялом, то попоной, то плащом фокусника, то галстуком-бабочкой, а то даже ширмой для кукольных представлений). Что еще? Ну, словом, всякое. Но маленького чемодана хватит, это точно.
В дверь кухни начали колотить три пары маленьких кулаков.
– Эй! – завопил Лу. – Мы тут час сидим, как дураки! Что за свинство! Открывайте немедленно!
Ида, Марк и Мартин переглянулись, Ида шмыгнула носом. Мартин сполз с табуретки. Как ни странно, он совсем не волновался, а то бы он уже вырос до черт знает каких размеров. Нет, он совсем не волновался. Ему просто было очень, очень плохо.
– Я хотел бы поговорить с Диной, – сказал он. – Думаю, ничего ужасного от этого не случится.
– Кажется, во дворе никого нет, сказал Марк.
– Прекрасно, – сказал Мартин. – А если я почувствую, что превращаюсь в злобного гоблина, немедленно разобью себе голову о стенку дома. Обещаю.
– Останется пятно, а нам оттирай, – заметил Марк, направляясь к двери.
– Я подложу полотенце, – сказал Мартин.
Ида всхлипнула и улыбнулась.
Глава 4
– Я уже научила Алису прыгать через скалку, – сказала Дина. Она сидела на скамеечке и качала ногами в синих кроссовках и полосатых носочках. – Правда, пока что ей не хватает… как бы это сказать? Лихости. Она переставляет передние лапы, когда скакалка хлопает ее по носу, а задние приходится переставлять мне. Но знаете, Мартин, это уже гораздо лучше, чем на прошлой неделе, и у нас есть еще неделя, так что все неплохо.
– Дина, – сказал Мартин, – ради бога, скажите, что Вы меня слышали.
Мимо проехал фургончик мороженщика, но Дина даже не подняла на него глаза.
– Правда, прыганья через скакалку, конечно, мало, – сказала она, – но для такой крупной кошки, как Алиса, учиться носить палку как-то даже несолидно. По крайней мере, мне так кажется. Так что придется впечатлять жюри скакалкой и бегом на короткие дистанции. Хорошо бы на длинные, но после двадцати шагов Алиса ложится. Приходится ее волочить.
– Дина, – сказал Мартин. – Пожалуйста. Ну пожалуйста.
Дина замолчала.
– Я же вернусь, – сказал Мартин. – Я Вам обещаю. Я просто все выясню. И переделаюсь, или что там. Ты меня породил, ты меня и переделай, или как там этот принцип должен звучать в наши дни. Я Ваш Рыцарь и Боевой Слон, Дина. Ну пожалуйста.
Но Дина все равно молчала.
– Не молчите, – сказал Мартин. – Я умру.
Но Дина продолжала молчать и по очереди скатывала и раскатывала резинки своих полосатых носочков – то на левой ноге, то на правой. Потом опять на левой. Потом снова на правой.
– Я не думал, что Вам это так важно, – сказал Мартин.
– Мне неважно, – сказала Дина.
– Понимаю. – сказал Мартин.
И тут Дина вдруг вскочила. И закричала:
– Вы ничего не понимаете! Дурацкий слон! Дурацкий идиотский слон! Уезжай куда хочешь к чертовой бабушке в дурацкую Индию! Зачем ты вообще приезжал, дурацкий идиотский слон! Уезжай и никогда больше не приезжай!!!
– Дина! – сказал Мартин и от ужаса и боли стал размером с большую собаку.
– Уезжай к чертовой бабушке! – завопила Дина и бросилась бежать.
И тут Мартин увидел машину.
И понял, что бежит за Диной. Он даже не думал, что можно так бегать.
А потом он увидел, как Дина взлетает в воздух. И почувствовал, что ему страшно больно. Так больно, как будто его тело распалось на части.
А потом стало темно.
– Дина, – сказал Мартин, – ради бога, скажите, что Вы меня слышали.
Мимо проехал фургончик мороженщика, но Дина даже не подняла на него глаза.
– Правда, прыганья через скакалку, конечно, мало, – сказала она, – но для такой крупной кошки, как Алиса, учиться носить палку как-то даже несолидно. По крайней мере, мне так кажется. Так что придется впечатлять жюри скакалкой и бегом на короткие дистанции. Хорошо бы на длинные, но после двадцати шагов Алиса ложится. Приходится ее волочить.
– Дина, – сказал Мартин. – Пожалуйста. Ну пожалуйста.
Дина замолчала.
– Я же вернусь, – сказал Мартин. – Я Вам обещаю. Я просто все выясню. И переделаюсь, или что там. Ты меня породил, ты меня и переделай, или как там этот принцип должен звучать в наши дни. Я Ваш Рыцарь и Боевой Слон, Дина. Ну пожалуйста.
Но Дина все равно молчала.
– Не молчите, – сказал Мартин. – Я умру.
Но Дина продолжала молчать и по очереди скатывала и раскатывала резинки своих полосатых носочков – то на левой ноге, то на правой. Потом опять на левой. Потом снова на правой.
– Я не думал, что Вам это так важно, – сказал Мартин.
– Мне неважно, – сказала Дина.
– Понимаю. – сказал Мартин.
И тут Дина вдруг вскочила. И закричала:
– Вы ничего не понимаете! Дурацкий слон! Дурацкий идиотский слон! Уезжай куда хочешь к чертовой бабушке в дурацкую Индию! Зачем ты вообще приезжал, дурацкий идиотский слон! Уезжай и никогда больше не приезжай!!!
– Дина! – сказал Мартин и от ужаса и боли стал размером с большую собаку.
– Уезжай к чертовой бабушке! – завопила Дина и бросилась бежать.
И тут Мартин увидел машину.
И понял, что бежит за Диной. Он даже не думал, что можно так бегать.
А потом он увидел, как Дина взлетает в воздух. И почувствовал, что ему страшно больно. Так больно, как будто его тело распалось на части.
А потом стало темно.
Глава 5
– А теперь «Сурка!» – попросила Дина, и Мартин спел «Сурка». Дело было теплым воскресным вечером в самом начале осени, только-только начало темнеть, они сидели на крыше, но это была другая крыша, потому что Дом С Одной Колонной давно требовал ремонта, и этим летом они наконец собрались переложить кровлю. Теперь крыша была красной, а посередине был надежно привинчен удобный диван и маленький столик, и Мартин с Диной пили чай с абрикосовым вареньем, потели и отдувались. Потом Дина встала и подошла к краю крыши, и Мартин подошел следом за ней. Дина присела на корточки, а Мартин забрался к ней на колени, и они стали смотреть вниз. Мимо проехал мороженщик, его фургон переливался удивительными цветами, а на крыше извивались длинные антенны. Они улавливали сигналы тех, кто жил в ближайших домах: кому рожок с клубничным шербетом, кому тройной «гляссе», а некоторые были любителями ледяной крошки со вкусом односолодового виски. В доме напротив зажглись окна, и они увидели, как очень похожий на Лу молодой человек и какая-то девушка машут им руками. Дина растерянно посмотрела на Мартина и сказала:
– Я не помню, когда Лу переехал.
Потом она огляделась вокруг и вдруг сказала:
– Мартин? Почему наша крыша красная, а не зеленая?
Она сняла Мартина с колен и медленно поднялась. Она посмотрела на свои взрослые руки с накрашенными ногтями, на незнакомое платье, поднесла к глазам прядь длинных темных волос и испуганно спросила:
– Мартин, что все это такое?
– Это мы, Дина. – Сказал Мартин. – Это же мы.
Потом вдруг рассвело.
– Этого не может быть, – сказал доктор Циммербург и укусил себя за ноготь, – этого не может быть, но это есть. Хотя этого совершенно не может быть. Но это, безусловно, есть.
– Он… умер? – едва слышно спросила Ида.
– Он умер. Но он не умер. – сказал доктор Циммербург и уронил очки. – Понимаете, он ожил.
– Ожил? – медленно переспросил Марк.
– И зажил. То есть зажило. Я хочу сказать, все зажило. Как на собаке. Я имею в виду, на слоне. На вашем слоне все зажило, как на собаке. Вот что я имею в виду, – сказал доктор Циммербург и подпрыгнул.
– Господи, какое счастье! – закричала Ида.
– Подождите, – сказал Марк, – ожил. С ума сойти. Какое счастье. Но как это – ожил?
– Понимаете, – сказал доктор Циммербург и яростно почесал себя в затылке, – кажется, Мартин бессмертный.
– Я не помню, когда Лу переехал.
Потом она огляделась вокруг и вдруг сказала:
– Мартин? Почему наша крыша красная, а не зеленая?
Она сняла Мартина с колен и медленно поднялась. Она посмотрела на свои взрослые руки с накрашенными ногтями, на незнакомое платье, поднесла к глазам прядь длинных темных волос и испуганно спросила:
– Мартин, что все это такое?
– Это мы, Дина. – Сказал Мартин. – Это же мы.
Потом вдруг рассвело.
***
– Этого не может быть, – сказал доктор Циммербург и укусил себя за ноготь, – этого не может быть, но это есть. Хотя этого совершенно не может быть. Но это, безусловно, есть.
– Он… умер? – едва слышно спросила Ида.
– Он умер. Но он не умер. – сказал доктор Циммербург и уронил очки. – Понимаете, он ожил.
– Ожил? – медленно переспросил Марк.
– И зажил. То есть зажило. Я хочу сказать, все зажило. Как на собаке. Я имею в виду, на слоне. На вашем слоне все зажило, как на собаке. Вот что я имею в виду, – сказал доктор Циммербург и подпрыгнул.
– Господи, какое счастье! – закричала Ида.
– Подождите, – сказал Марк, – ожил. С ума сойти. Какое счастье. Но как это – ожил?
– Понимаете, – сказал доктор Циммербург и яростно почесал себя в затылке, – кажется, Мартин бессмертный.
Глава 6
Когда измученные переживаниями и волнением Марк, Ида, Джереми и Лу поздней ночью вернулись из больницы домой, навстречу им с крылечка Дома с Одной Колонной поднялась фигура в аккуратной синей униформе.
– Миссис Робинсон! – изумленно сказал Лу.
– Да уж решила вас дождаться, – сказала старая почтальонша. – Ничего не рассказывайте, все знаю, моя подруга Бетси там старшая медсестра, и уж если она что рассказывает, то будьте уверены, ничего не упустит, я уже еей даже сказала однажды, ты бы, Бетси, как начнешь говорить, думала, когда закончить, а то жить мне не так уж много осталось, могу до конца твоей истории и не дотянуть, – так вот она мне рассказала, как доктор Циммербургт глазам своим не верил, умер бедный слоник, он даже заплакал, ведь его весь город уж так любит, и доктор его сколько лет пользует, а тут ему и говорят: «Доктор, да смотрите же!» – а раночки-то все затягиваются, Бетси мне говорит, медсестра-то чуть даже в обмотрок не хлопнулась, да и доктор тоже с тех пор вроде нормально ходит, а то все возьмет да и подпрыгнет, а Мартин, бедняжечка, как глаза открыл, так сразу, «Дина! Дина! Где Дина?» – Бетси мне говорит, а сама чуть не плачет, бедная девочка, только он ее и спас, но все равно кома есть кома, ох, и не говорите ничего, сама все знаю, дай ей бог, бедной девочке, я буду за нее молиться, так-то.
– Спасибо, миссис Робинсон, – устало сказала Ида.
– Телеграммка-то, – сказала старушка.
– Какая телеграммка? – удивился Марк.
– Ох! – сообразила Ида. – Это, наверное, ответ от мамы с папой. Про Мартина.
– А, – сказал Марк. – Ответ.
– Давайте сюда, – сказал Лу, и на этот раз миссис Робинсон беспрекословно отдала ему телеграмму.
В телеграмме было написано:
«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ОКАЗЫВАЕТСЯ, МАРТИН БЕССМЕРТНЫЙ. ЭТО МОЖЕТ СОЗДАТЬ СЛОЖНЫЕ СИТУАЦИИ.»
Марк пожал плечами, Ида проверила, заперта ли машина, Джереми аккуратно вытер ноги о придверный коврик, миссис Робинсон помахала Смит-Томпсонам на прощанье, Лу скомкал дурацкую телеграмму и сунул ее в задний карман штанов, и все пошли спать.
– Миссис Робинсон! – изумленно сказал Лу.
– Да уж решила вас дождаться, – сказала старая почтальонша. – Ничего не рассказывайте, все знаю, моя подруга Бетси там старшая медсестра, и уж если она что рассказывает, то будьте уверены, ничего не упустит, я уже еей даже сказала однажды, ты бы, Бетси, как начнешь говорить, думала, когда закончить, а то жить мне не так уж много осталось, могу до конца твоей истории и не дотянуть, – так вот она мне рассказала, как доктор Циммербургт глазам своим не верил, умер бедный слоник, он даже заплакал, ведь его весь город уж так любит, и доктор его сколько лет пользует, а тут ему и говорят: «Доктор, да смотрите же!» – а раночки-то все затягиваются, Бетси мне говорит, медсестра-то чуть даже в обмотрок не хлопнулась, да и доктор тоже с тех пор вроде нормально ходит, а то все возьмет да и подпрыгнет, а Мартин, бедняжечка, как глаза открыл, так сразу, «Дина! Дина! Где Дина?» – Бетси мне говорит, а сама чуть не плачет, бедная девочка, только он ее и спас, но все равно кома есть кома, ох, и не говорите ничего, сама все знаю, дай ей бог, бедной девочке, я буду за нее молиться, так-то.
– Спасибо, миссис Робинсон, – устало сказала Ида.
– Телеграммка-то, – сказала старушка.
– Какая телеграммка? – удивился Марк.
– Ох! – сообразила Ида. – Это, наверное, ответ от мамы с папой. Про Мартина.
– А, – сказал Марк. – Ответ.
– Давайте сюда, – сказал Лу, и на этот раз миссис Робинсон беспрекословно отдала ему телеграмму.
В телеграмме было написано:
«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ОКАЗЫВАЕТСЯ, МАРТИН БЕССМЕРТНЫЙ. ЭТО МОЖЕТ СОЗДАТЬ СЛОЖНЫЕ СИТУАЦИИ.»
Марк пожал плечами, Ида проверила, заперта ли машина, Джереми аккуратно вытер ноги о придверный коврик, миссис Робинсон помахала Смит-Томпсонам на прощанье, Лу скомкал дурацкую телеграмму и сунул ее в задний карман штанов, и все пошли спать.
Глава 7
– Много кого видел, – сказал голос, и Мартин посмотрел вниз, пытаясь разглядеть в темноте того, кто к нему обращается. – Собак, понятное, дело, видел, хотя их не пускают. Кошек видел, хомячков, ясное дело, морских свинок. Рыбок видел, их пускают, между прочим, даже в палаты. Один раз видел палочников в банке. Но слона не видел.
– Ты кто? – шепотом спросил Мартин.
– Рузвельт, – сказал голос.
– Лично? – опешил Мартин.
– Нет, призрак, – сказал голос.
– Все совсем плохо, – сказал Мартин. – То есть все и так совсем плохо, но что все настолько плохо… У меня начинается великая депрессия.
– Дурак, – сказал голос, – я не президент. Я собака. У меня просто с лапами были нелады.
– Говорящая собака, – сказал Мартин. – Много лучше.
– На себя посмотри, – сказал Рузвельт. – Я ж тебе говорю – призрак.
– Ах да, – с облегчением сказал Мартин, которому уже случлось беседовать с призраками животных, – здравствуйте, Рузвельт.
– Ты Мартин, – сказал Рузвельт, – я тебя знаю. Ты ее слон.
– Да, – сказал Мартин, – я ее слон.
– Респект, – сказал Рузвельт. – Кто-кто, а я тебя понимаю. Правда, ради меня никто койку во двор ташить не стал.
– Я думаю, – сказал Мартин, – это они все-таки не ради меня, а ради нее.
Дело в том, что разговор Мартина с псом-призраком Рузвельтом происходил в четыре часа утра, и беседовали они действительно на больничном дворе. Потому что когда Мартин узнал, что Дина лежит в коме, он от ужаса и волнения начал расти и едва успел выбежать на больничный двор прежде, чем дорос до размеров самого настоящего слона.
Кома – это очень, очень глубокий сон, такой глубокий, что человека невозможно разбудить никакими способами, пока он не проснется сам. Иногда человек может спать таким образом много лет, а потом проснуться в один день. А иногда такой больной может вообще не проснуться… Поэтому кома – очень опасное состояние. Но врачи считают, что человек в коме не совсем спит. На самом деле он слышит и понимает все, что происходит вокруг него. И поэтому нет ничего лучше, чем когда кто-нибудь очень любящий все время сидит рядом с больным, гладит его руку, рассказывает ему смешные истории, говорит теплые слова и иногда поет про «Сурка» (не очень громко, потому что в больнице не разрешают петь громко).
Мартин успел толкнуть Дину и спасти ее от колес автомобиля, но, падая, Дина сильно ударилась о тротуар. Когда приехала «Скорая помошь», Дина уже была в коме и до сих пор не пришла в себя. Старенькая бабушка Дины не могла провести ночь в больнице, а Динины мама и папа были в отпуске, очень далеко от дома. Сейчас они уже летели через океан, но было понятно, что к Дине они доберутся не раньше следующего вечера. А Мартин наотрез отказывался оставить Дину в больнице и уйти домой. Обычно Мартин уменьшался в размерах, если его гладили по голове, и доктор Циммербург поначалу даже думал приставить к Мартину специальную медсестру, но тревога бедного Мартина была так велика, что ничего не помогало – он все равно оставался огромным. И тогда доктор Циммербург принял беспрецедентное (то есть ни на что не похожее) решение: он разрешил вынести Динину кровать вместе со всеми сложными приборами, трубками и индикаторами прямо в больничный двор, в теплую летнюю ночь, чтобы Мартин мог оставаться рядом с Дамой Своего Сердца.
– Я про тебя наслышан, – сказал Рузвельт.
– Могу себе представить, – мрачно сказал Мартин. – Я тут теперь local celebrity.
– А? – сказал Рузвельт.
– Ты же Рузвельт, а не Буш, – сказал Мартин, – должен быть грамотный. Местная знаменитость, говорю. Не то чтобы это было приятно.
– Да ничего ужасного, – сказал Рузвельт, – я тут тоже был местная знаменитость двадцать лет назад. Мой хозяин тут того. Ну и я того. Только койку, конечно, во двор не поволокли. Да и зима была. Ну и меня, гады, внутрь не пустили. Не положено собак в больницу пускать. Сидел я у него под окном месяц, вся больница меня кормила, только я тебе скажу, все равно это было очень хреновое время.
– И это тоже могу себе представить, – искренне сказал Мартин.
– Ну вот. А потом как он того, я лег и тоже того. И знаешь, так мне хорошо от этого стало.
– Да, – сказал Мартин, – кажется, знаю. Кажется, если что, я тоже того.
– Размечтался, – сказал Рузвельт.
– Ох, – сказал Мартин.
– Извини, – сказал Рузвельт, – я не хотел.
– Ты кто? – шепотом спросил Мартин.
– Рузвельт, – сказал голос.
– Лично? – опешил Мартин.
– Нет, призрак, – сказал голос.
– Все совсем плохо, – сказал Мартин. – То есть все и так совсем плохо, но что все настолько плохо… У меня начинается великая депрессия.
– Дурак, – сказал голос, – я не президент. Я собака. У меня просто с лапами были нелады.
– Говорящая собака, – сказал Мартин. – Много лучше.
– На себя посмотри, – сказал Рузвельт. – Я ж тебе говорю – призрак.
– Ах да, – с облегчением сказал Мартин, которому уже случлось беседовать с призраками животных, – здравствуйте, Рузвельт.
– Ты Мартин, – сказал Рузвельт, – я тебя знаю. Ты ее слон.
– Да, – сказал Мартин, – я ее слон.
– Респект, – сказал Рузвельт. – Кто-кто, а я тебя понимаю. Правда, ради меня никто койку во двор ташить не стал.
– Я думаю, – сказал Мартин, – это они все-таки не ради меня, а ради нее.
Дело в том, что разговор Мартина с псом-призраком Рузвельтом происходил в четыре часа утра, и беседовали они действительно на больничном дворе. Потому что когда Мартин узнал, что Дина лежит в коме, он от ужаса и волнения начал расти и едва успел выбежать на больничный двор прежде, чем дорос до размеров самого настоящего слона.
Кома – это очень, очень глубокий сон, такой глубокий, что человека невозможно разбудить никакими способами, пока он не проснется сам. Иногда человек может спать таким образом много лет, а потом проснуться в один день. А иногда такой больной может вообще не проснуться… Поэтому кома – очень опасное состояние. Но врачи считают, что человек в коме не совсем спит. На самом деле он слышит и понимает все, что происходит вокруг него. И поэтому нет ничего лучше, чем когда кто-нибудь очень любящий все время сидит рядом с больным, гладит его руку, рассказывает ему смешные истории, говорит теплые слова и иногда поет про «Сурка» (не очень громко, потому что в больнице не разрешают петь громко).
Мартин успел толкнуть Дину и спасти ее от колес автомобиля, но, падая, Дина сильно ударилась о тротуар. Когда приехала «Скорая помошь», Дина уже была в коме и до сих пор не пришла в себя. Старенькая бабушка Дины не могла провести ночь в больнице, а Динины мама и папа были в отпуске, очень далеко от дома. Сейчас они уже летели через океан, но было понятно, что к Дине они доберутся не раньше следующего вечера. А Мартин наотрез отказывался оставить Дину в больнице и уйти домой. Обычно Мартин уменьшался в размерах, если его гладили по голове, и доктор Циммербург поначалу даже думал приставить к Мартину специальную медсестру, но тревога бедного Мартина была так велика, что ничего не помогало – он все равно оставался огромным. И тогда доктор Циммербург принял беспрецедентное (то есть ни на что не похожее) решение: он разрешил вынести Динину кровать вместе со всеми сложными приборами, трубками и индикаторами прямо в больничный двор, в теплую летнюю ночь, чтобы Мартин мог оставаться рядом с Дамой Своего Сердца.
– Я про тебя наслышан, – сказал Рузвельт.
– Могу себе представить, – мрачно сказал Мартин. – Я тут теперь local celebrity.
– А? – сказал Рузвельт.
– Ты же Рузвельт, а не Буш, – сказал Мартин, – должен быть грамотный. Местная знаменитость, говорю. Не то чтобы это было приятно.
– Да ничего ужасного, – сказал Рузвельт, – я тут тоже был местная знаменитость двадцать лет назад. Мой хозяин тут того. Ну и я того. Только койку, конечно, во двор не поволокли. Да и зима была. Ну и меня, гады, внутрь не пустили. Не положено собак в больницу пускать. Сидел я у него под окном месяц, вся больница меня кормила, только я тебе скажу, все равно это было очень хреновое время.
– И это тоже могу себе представить, – искренне сказал Мартин.
– Ну вот. А потом как он того, я лег и тоже того. И знаешь, так мне хорошо от этого стало.
– Да, – сказал Мартин, – кажется, знаю. Кажется, если что, я тоже того.
– Размечтался, – сказал Рузвельт.
– Ох, – сказал Мартин.
– Извини, – сказал Рузвельт, – я не хотел.
Глава 8
– Мартин! – сказал доктор Циммербург очень медленно. – Откройте глаза. Не шевелитесь. Слушайте меня. Не шевелитесь.
– А? – сказал Мартин, открыл глаза и дернулся.
– Не шевелитесь! – рявкнул доктор Циммербург. Он стоял на пожарной лестнице, чтобы не беседовать с Мартином снизу вверх. Обеими руками он вцепился в одну из перекладин лестницы. Доктор Циммербург порядочно боялся высоты.
Мартин замер.
– Все в порядке, – ворчливо сообщил доктор Циммербург. – Просто во сне Вы привалились к кровати. Отвалите. То есть отвалитесь, я имею в виду. Иначе вы покалечите даму вашего сердца вместе с кроватью.
– Ой, – сказал Мартин.
– Слушайте меня и медленно отваливайтесь, – сказал доктор Циммербург. – Не поворачивайтесь, не делайте резких движений.
– Хорошо, – сказал Мартин и начал медленно отваливаться. Затекший хвост отозвался острой болью. Мартин застонал.
– Что болит? – испуганно спросил доктор Циммербург.
– Хвост, – сказал Мартин.
– Пошевелите, – велел доктор.
Мартин пошевелил.
– Шевелится, – сообщил он.
– Напугали, – с облегчением сказал доктор. – Слушайте же меня, Мартин. Дина проснулась. Не поворачивайтесь! – рявкнул доктор, – пока только слушайте! Она проснулась, но она очень слаба. Прямым текстом: еще может произойти что угодно. Она в плохом состоянии. Запомните, это серьезно. Пожалуйста, не пугайте ее, не говорите громко, помните, какого вы размера, и не ведите себя, как слон в посудной лавке.
– Доктор, – сказал Мартин.
– Не поворачивайтесь, слушайте меня! У нее очень болит голова, ее тошнит, она останется в больнице, и, возможно, надолго, так что не обещайте ей никаких глупостей, – строго сказал доктор Циммербург.
– Доктор, – сказал Мартин.
– И не пытайтесь уговорить меня отпустить ее домой, и не рассказывайте мне, какой прекрасный уход вы ей обеспечите, потому что до выздоровления еще очень далеко. Все рассказывают, какой прекрасный уход они обеспечат, а потом везут больного кататься на лыжах и ломают ему вторую ногу, и я теряю еще три волоса из оставшихся шести, – со вздохом сказал доктор Циммербург.
– Доктор, – сказал Мартин, – Доктор, можно, я повернусь?
– Дина, – сказал Мартин, – Дина, Дина, Дина, Дина, Дина, Дина.
– Миленький Мартин, – сказала Дина, – Пожалуйста, съешьте хоть печенье. Я не могу больше есть, не обед, а какая-то большая жратва.
– Не могу, – сказал Мартин, – Я слишком взволнован. У меня глаза на мокром месте. Сейчас я высморкаюсь в занавеску и успокоюсь. Дина, я люблю Вас.
– Миленький Мартин, – сказала Дина. – я Вас ужасно люблю. Я бы без Вас пропала. То есть буквально. Мартин, пожалуйста, простите меня, что я кричала. Я просто очень…
– Дина, слушайте, – сказал Мартин, – это все неважно. Важно не это. Важно другое.
– Что? – спросила Дина.
– Только не перебивайте меня, – сказал Мартин. – Слушайте. Я же все понимаю. Я Вас люблю, а Вы меня ужасно любите. Это не одно и то же, но тут ничего не поделаешь. Вы не станете моей женой. Это тоже ничего не поделаешь. Но я уже… как бы это сказать? Понимаете, Дина, у Вас будет своя жизнь. И хорошо, и слава Богу. Она будет прекрасная, потому что Вы прекрасная. Но я готовил себя к тому, что в этой Вашей жизни у меня все-таки будет какое-то место. Полезное Вам место. Будет этот… Томас, и я буду давать Вам дурацкие советы, а Вы, слава богу, не будете их слушаться. А потом будет не Томас, а кто-то еще, и Вы будете слушаться, и тоже получится ничего. Потом какой-нибудь негодяй разобьет Вам сердце, и Вы будете рыдать у меня на плече. А потом Вы разобьете кому-нибудь сердце, и я буду глушить Ваши угрызения совести. Потом я буду соглашаться, что Ваш начальник – скотина. Катать Ваших детей по двору. Ходить с Вашим мужем на рыбалку. И знаете, Дина, это будет хорошая жизнь. Для меня. Я не знаю, понимаете Вы это или нет, но это правда. Вот к чему я себя готовил. И, кажется, хорошо приготовил. Так мне кажется. Но теперь, Дина, все оказалось иначе. Теперь выходит, что будет какой-то момент, когда я – буду. А Вас – не будет.
– Дина, – сказал Мартин, – как я тогда буду жить?
Дина увидела, как из окна больницы доктор Циммербург строго грозит Мартину пальцем. Но Мартин сидел, закрыв морду лапами, и ничего вокруг не замечал.
– Миленький Мартин, – сказала Дина и погладила Мартина по краешку огромного теплого уха, – пожалуйста, не бойтесь. Через месяц мне только-только исполняется восемь лет. У нас еще куча времени.
– А? – сказал Мартин, открыл глаза и дернулся.
– Не шевелитесь! – рявкнул доктор Циммербург. Он стоял на пожарной лестнице, чтобы не беседовать с Мартином снизу вверх. Обеими руками он вцепился в одну из перекладин лестницы. Доктор Циммербург порядочно боялся высоты.
Мартин замер.
– Все в порядке, – ворчливо сообщил доктор Циммербург. – Просто во сне Вы привалились к кровати. Отвалите. То есть отвалитесь, я имею в виду. Иначе вы покалечите даму вашего сердца вместе с кроватью.
– Ой, – сказал Мартин.
– Слушайте меня и медленно отваливайтесь, – сказал доктор Циммербург. – Не поворачивайтесь, не делайте резких движений.
– Хорошо, – сказал Мартин и начал медленно отваливаться. Затекший хвост отозвался острой болью. Мартин застонал.
– Что болит? – испуганно спросил доктор Циммербург.
– Хвост, – сказал Мартин.
– Пошевелите, – велел доктор.
Мартин пошевелил.
– Шевелится, – сообщил он.
– Напугали, – с облегчением сказал доктор. – Слушайте же меня, Мартин. Дина проснулась. Не поворачивайтесь! – рявкнул доктор, – пока только слушайте! Она проснулась, но она очень слаба. Прямым текстом: еще может произойти что угодно. Она в плохом состоянии. Запомните, это серьезно. Пожалуйста, не пугайте ее, не говорите громко, помните, какого вы размера, и не ведите себя, как слон в посудной лавке.
– Доктор, – сказал Мартин.
– Не поворачивайтесь, слушайте меня! У нее очень болит голова, ее тошнит, она останется в больнице, и, возможно, надолго, так что не обещайте ей никаких глупостей, – строго сказал доктор Циммербург.
– Доктор, – сказал Мартин.
– И не пытайтесь уговорить меня отпустить ее домой, и не рассказывайте мне, какой прекрасный уход вы ей обеспечите, потому что до выздоровления еще очень далеко. Все рассказывают, какой прекрасный уход они обеспечат, а потом везут больного кататься на лыжах и ломают ему вторую ногу, и я теряю еще три волоса из оставшихся шести, – со вздохом сказал доктор Циммербург.
– Доктор, – сказал Мартин, – Доктор, можно, я повернусь?
***
– Дина, – сказал Мартин, – Дина, Дина, Дина, Дина, Дина, Дина.
– Миленький Мартин, – сказала Дина, – Пожалуйста, съешьте хоть печенье. Я не могу больше есть, не обед, а какая-то большая жратва.
– Не могу, – сказал Мартин, – Я слишком взволнован. У меня глаза на мокром месте. Сейчас я высморкаюсь в занавеску и успокоюсь. Дина, я люблю Вас.
– Миленький Мартин, – сказала Дина. – я Вас ужасно люблю. Я бы без Вас пропала. То есть буквально. Мартин, пожалуйста, простите меня, что я кричала. Я просто очень…
– Дина, слушайте, – сказал Мартин, – это все неважно. Важно не это. Важно другое.
– Что? – спросила Дина.
– Только не перебивайте меня, – сказал Мартин. – Слушайте. Я же все понимаю. Я Вас люблю, а Вы меня ужасно любите. Это не одно и то же, но тут ничего не поделаешь. Вы не станете моей женой. Это тоже ничего не поделаешь. Но я уже… как бы это сказать? Понимаете, Дина, у Вас будет своя жизнь. И хорошо, и слава Богу. Она будет прекрасная, потому что Вы прекрасная. Но я готовил себя к тому, что в этой Вашей жизни у меня все-таки будет какое-то место. Полезное Вам место. Будет этот… Томас, и я буду давать Вам дурацкие советы, а Вы, слава богу, не будете их слушаться. А потом будет не Томас, а кто-то еще, и Вы будете слушаться, и тоже получится ничего. Потом какой-нибудь негодяй разобьет Вам сердце, и Вы будете рыдать у меня на плече. А потом Вы разобьете кому-нибудь сердце, и я буду глушить Ваши угрызения совести. Потом я буду соглашаться, что Ваш начальник – скотина. Катать Ваших детей по двору. Ходить с Вашим мужем на рыбалку. И знаете, Дина, это будет хорошая жизнь. Для меня. Я не знаю, понимаете Вы это или нет, но это правда. Вот к чему я себя готовил. И, кажется, хорошо приготовил. Так мне кажется. Но теперь, Дина, все оказалось иначе. Теперь выходит, что будет какой-то момент, когда я – буду. А Вас – не будет.
– Дина, – сказал Мартин, – как я тогда буду жить?
Дина увидела, как из окна больницы доктор Циммербург строго грозит Мартину пальцем. Но Мартин сидел, закрыв морду лапами, и ничего вокруг не замечал.
– Миленький Мартин, – сказала Дина и погладила Мартина по краешку огромного теплого уха, – пожалуйста, не бойтесь. Через месяц мне только-только исполняется восемь лет. У нас еще куча времени.