— Вам неизвестно, когда он ушел добровольцем в армию?
— Нет, ничего не знаю.
— И где погиб? Мне говорили латыши, что он сражался в Латышской дивизии и пал смертью храбрых. Ему было 18 лет...
— Не знаю, не знаю... Он был хороший мальчик... Вы напишете о нем, о Яне Карловиче?
Я расскажу все, что знаю, о смерти командарма невидимого фронта. Потому что перестройкой и гласностью с этой темы сняты все прежние запреты. Потому что мы отказались наконец от сокрытия правды, сверхсекретности. Никогда впредь не будем мы путать военную, государственную тайну с засекречиванием ошибок и преступлений сталинщины. Десталинизация — сегодня острие перестройки, свидетельство очищения и покаяния...
Пусть заключительные главы «Командарма невидимого фронта» станут реквиемом Яну Берзину.
ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ НА ЛУБЯНКЕ
— Нет, ничего не знаю.
— И где погиб? Мне говорили латыши, что он сражался в Латышской дивизии и пал смертью храбрых. Ему было 18 лет...
— Не знаю, не знаю... Он был хороший мальчик... Вы напишете о нем, о Яне Карловиче?
Я расскажу все, что знаю, о смерти командарма невидимого фронта. Потому что перестройкой и гласностью с этой темы сняты все прежние запреты. Потому что мы отказались наконец от сокрытия правды, сверхсекретности. Никогда впредь не будем мы путать военную, государственную тайну с засекречиванием ошибок и преступлений сталинщины. Десталинизация — сегодня острие перестройки, свидетельство очищения и покаяния...
Пусть заключительные главы «Командарма невидимого фронта» станут реквиемом Яну Берзину.
ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ НА ЛУБЯНКЕ
Начальник Разведывательного управления РККА армейский комиссар второго ранга Ян Карлович Берзин был арестован в ночь на 29 ноября 1937 года как «враг народа». Группу ареста возглавлял полковник государственной безопасности. Берзина везли в тюрьму. Везли на «эмке». Полковник сидел рядом с водителем, двое «ассистентов» в форме НКВД с пистолетами в руках — на заднем сиденье справа и слева от арестованного. Проехали мимо Кремля, по улице 25-го Октября. Наверное, вспомнил «враг народа» ту памятную ночь, когда брал он Зимний...
Вход через первый подъезд по звонку, через могучие створки двери. Не дверь, а пасть дракона. Полковник исчез. «Ассистенты» провели арестованного в зал ожидания с десятком боксов в два ряда. Бокс — коробка, точнее, клетка со столиком и стулом.
Входят двое в белых халатах. Но язык показать не просят, градусник не ставят.
— Раздевайтесь!
Берзин раздевается догола. Содержимое карманов вываливают на стол, тщательно, заученно обыскивают всю одежду, хромовые сапоги. Ощупывают с пристрастием и голое тело, словно имеют дело с контрабандистом в таможне. Царские каратели и жандармы были гораздо менее дотошными. Составляют опись. Велят Берзину подписать ее. Забирают все, что было в карманах, в том числе лекарства. «Белые халаты» передают арестованного дежурному лейтенанту НКВД. Дежурный уводит бывшего командарма невидимого фронта по длинным гулким коридорам во внутреннюю тюрьму Лубянки. Запирает в крохотной одиночной камере с железной койкой и «иудиным глазом» — смотровым глазком в двери.
Через несколько бессонных часов в шесть утра окрик надзирателя:
— Встать! Вынести парашу!
Берзин берет парашу в руки и идет за надзирателем в уборную.
— Три минуты! — гаркнул надзиратель. Потом — умывальник:
— Две минуты!
В семь завтрак. Тюремщик приносит кружку бурды, похожей на желудевый кофе, и пайку черного хлеба.
Дежурный капитан ведет Берзина по бесконечным переходам внутренней тюрьмы к коридорам Наркомата внутренних дел. На полпути передает другому дежурному, который ведет его на допрос в кабинет человека с тремя ромбами в петлицах. Это Фриновский, заместитель Ежова. Кабинет его роскошен.
— Вы, Берзин, — говорит замнаркома, — главарь крупной банды шпионов и диверсантов, свившей гнездо в Генштабе Красной Армии. К тому же вы руководитель латышской националистической контрреволюционной организации. Отпираться бесполезно: мы знаем все ваши связи в империалистических странах — от разведки гитлеровского гестапо до фашистской разведки Ульманиса в вашей родной Латвии. Вы ведь наполовину немец, не так ли?
На стене за столом замнаркома щурит глаза Иосиф Виссарионович Сталин.
«Банда Берзина»... Отныне и до конца своей жизни будет Берзин слышать эти чудовищные слова. А в «шоколадном домике» на Знаменке его преемник будет регулярно проклинать «вражескую контрреволюционную банду» на собраниях сотрудников Разведупра, созданного Берзиным.
Берзин виновным себя в создании банды не признает.
— Ничего, — бросает Фриновский, — ты у меня быстро расколешься!
В камере Берзин шагал взад-вперед. Ложиться на койку строго запрещается. Но можно присесть на табурет. В 22.00 — отбой. Лампа над головой горит всю ночь. Спать положено лицом к глазку. Руки по швам поверх хлипкого одеяла.
В 22.00 следующего дня Берзина повели к следователю. Допрос снимали в небольшой комнате с письменным столом для следователя и столиком и табуреткой для подследственного.
— Руки на стол! Отвечайте на вопросы анкеты: фамилия, имя, отчество!..
Следователь удивляется, услышав, что Берзин состоит в партии большевиков с 1905 года. Заполнив анкету, требует:
— Расскажите, как вы сколотили контрреволюционную банду!..
Допрос продолжается до 5.30 утра. Потом — в камеру. А в 6.00 надзиратель рявкает: «Встать!» Парашу в руки и шагом марш в сортир...
В 22.00 снова начинается ночной допрос. Приходит полковник, начальник следственного отдела, материт Берзина. После его накачки следователь запретил Берзину садиться на табурет. До утра — на ногах. В камере Берзин повалился на койку. Но надзиратель тут же: «Встать!»
Следователь начал применять обычные на Лубянке приемы, заставлял Берзина подписать протокол допроса с показаниями, будто бы он действительно организовал в Разведупре шпионскую и диверсионную банду.
— Вы забываете, что у вас есть семья, — шантажирует следователь, — молодая красивая жена, сын, сестры, брат. Неужели вы хотите их всех погубить, ваших близких, любимых вами людей?! Ведь если их объявят ЧСИР[42], им несдобровать в лагерях...
Да, следователь знал, как бередить самые болезненные раны.
То был поистине окаянный год. Апогей разнузданнейшего террора — не против «изменников Родины» и «врагов народа», не против «шпионов и диверсантов», как их называли, а против цвета народа и его вооруженных сил. И Берзин не мог этого не понимать.
Для батрацкого сына Берзина не была безразлична огульная коллективизация, унесшая жизни миллионов крестьян. Интернационалист от рождения, сын латыша и немки, Берзин с особой остротой переживал начатый Сталиным разгром Коминтерна.
Еще в Испании Берзин, он же генерал Гришин, внимательнейшим образом следил за начавшимся в январе 1937 г. процессом Ю. Пятакова, Г. Сокольникова, К. Радека, Л. Серебрякова и других видных деятелей партии, обвинявшихся в измене Родине, шпионаже, диверсиях. Сразу же после процесса были сняты со своих постов H. И. Бухарин и А. И. Рыков. Февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) на основании следственных материалов НКВД исключил из состава ЦК и членов партии Бухарина и Рыкова. Они были арестованы и обвинены в террористической, шпионской и диверсионно-вредительской деятельности. А 15 марта 1938 года следователь в тюрьме злорадно объявил старому большевику Берзину, что Бухарин и другие участники «право-троцкистского блока» по приговору советского суда расстреляны. Быть может, ему показали свежие газеты — «Правду», «Известия», которые столько лет редактировал именно он, Бухарин!
Газеты были полны сообщениями о процессе: «Право-троцкистскую банду мало расстрелять!.. Вышинский распутает жуткий клубок преступлений... Пламенная любовь к Сталину становится еще более пламенной...» Казахский акын вдохновенно пел: «Фашистских ублюдков, убийц и бандитов, скорей эту черную сволочь казнить, и чумные трупы, как падаль, зарыть!»
Берзин вспоминал, что именно Бухарин наиболее резко выступил против теории Сталина об обострении классовой борьбы по мере успехов социалистического строительства. Сталинская теория, говорил он в 1929 году, смешивает временный этап обострения борьбы с общим ходом развития. Она «возводит самый факт теперешнего обострения классовой борьбы в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми».
Процессами 30-х годов Сталин открыл войну против всех, кто стоял на пути к установлению его личной диктатуры.
Вновь и вновь вспоминал Берзин пророческие слова, сказанные в июне 1926 года Феликсом Дзержинским: неверный курс руководства партии может привести к тому, что «страна найдет тогда своего диктатора — похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме».
Вспоминался 1934-й год, убийство Кирова, сомнения тех дней у старого чекиста Берзина... Ведь убийство Кирова стало взрывателем массового террора... Кто поджег бикфордов шнур? Неужели Сталин своей неизменной тлеющей трубкой?!
Сидя на Лубянке с ноября 1937 до июля 1938 года, Берзин не успел узнать масштабы сталинского террора против Красной Армии. А террор будет длиться до начала Великой Отечественной войны и не прекратится с ее началом: в 1941 году будут расстреляны герои — соратники Берзина по испанской войне Г. М. Штерн, Я. В. Смушкевич, П. Рычагов, И. И. Проскуров,Д. Г. Павлов, назначенный перед войной командующим Белорусским особым военным округом... Не окончился террор и после войны, до самой смерти величайшего террориста всех времен и народов. Даже по предварительному подсчету назовут такие ошеломительные цифры жертв предвоенной бойни: трое Маршалов Советского Союза из пяти, 13 из 15 командующих армиями, 50 из 57 командующих корпусами, 154 из 186 командиров дивизий, всего — 35 — 40 тыс. командиров РККА[43]. За все время Великой Отечественной войны не уничтожил Гитлер столько представителей старшего и высшего офицерского корпуса Красной Армии.
После гибели Яна Берзина Сталин сменит нескольких начальников Разведупра. Возьмем для примера одного из них — Ивана Иосифовича Проскурова, откроем послужной список в его личном деле. Нет уже ни ссылок в царское время, ни членства в обществах старых большевиков или политкаторжан. Проскуров был поначалу батраком, как и Берзин, у немцев-колонистов, в знаменитом селе Хортица на Днепре. Потом — чернорабочийвагранщик, председатель райпрофсоюза, студент рабфака и Института механизации и электрификации сельского хозяйства в Харькове, курсант школы военных летчиков в Сталинграде, инструктор-летчик в Москве, в 1934 году — командир корабля 20-й тяжелой бомбардировочной авиационной эскадрильи, потом — командир отряда эскадрильи. С сентября 1936 по май 1938 года — особая служебная командировка. В Испании он стал подопечным Берзина — генерала Гришина. Берзина «взяли», а Проскуров, которого он представил к званию Героя Советского Союза, командует скоростной бомбардировочной авиабригадой.
Дальше — быстрый рост в связи с разгромом в своей стране «сталинских соколов», героев испанского неба: командующий 2-й армией особого назначения, зам. наркома обороны СССР, начальник Разведупра РККА (с апреля 1939 по апрель 1940 года). Из партийно-политической характеристики видно: опытный командир-авиатор, член ВКП(б) с 1927 года, депутат Верховного Совета СССР, трижды орденоносец, «преданный коммунист делу партии Ленина-Сталина». И никакого опыта агентурной и любой другой разведки, кроме, пожалуй, авиационной. То есть никакого сравнения с тем военным чекистом Берзиным, которого в Разведупр послал Дзержинский. Выдвиженец 30-х годов...
И таких выдвиженцев в канун войны было от 35 до 40 тысяч, соответственно числу безвинно расстрелянных командиров. Это миф, что выдвиженцы сразу оправдали себя. Наши Вооруженные Силы заплатили за сталинские преступления новыми реками крови, кровью солдат тех полков и дивизий, которыми командовали вчерашние средние командиры.
И. И. Проскуров, прекрасный летчик (но не разведчик), назначенный Сталиным на пост начальника Разведупра РККА, был затем по его же приказу арестован и расстрелян. Семья И. И. Проскурова 26 марта 1960 года получила справку из Главной военной прокуратуры, в которой сказано: «Дело в отношении Проскурова Ивана Иосифовича, 1907 года рождения, прекращено 11 мая 1954 года за отсутствием в его действиях состава преступления. Проскуров И. И. полностью реабилитирован».
Еще одна судебная ошибка? Нет, преступная система: ни в чем не повинных патриотов и героев Сталин и его камарилья заставляли платить за свои ошибки. И преступления их росли в геометрической прогрессии.
Террор был главным орудием Сталина, а НКВД — исполнителем этого террора.
Ян Карлович Берзин, он же генерал Гришин, главный военный советник республиканской Испании, всерьез столкнулся с действиями НКВД в сражающейся Испании. Его двухтысячное войско военных советников играло важную роль в национально-революционной войне. Это был звездный час движения интернационализма. Мадрид и Гвадалахара помнят победы отважных интербригад над фашистами. Но вскоре «колонна» НКВД, появившаяся в Испании, стала опаснее фашистской «пятой колонны». Эти люди подчинялись непосредственно генеральному комиссару государственной безопасности Ежову. Берзин посылал из Мадрида и Валенсии шифрорадиограммы в Центр, протестуя против их пагубных действий, против психоза шпиономании, против раскола антифашистских рядов.
В сентябре 1936 года представителем НКВД в Испании был назначен майор Никольский (Орлов), бывший до того зам. начальника транспортного управления НКВД. В том же сентябре Ягода был снят с поста наркома внутренних дел и вместо него назначен Ежов. Ягода оказался «не на высоте» в деле разоблачения «врагов народа».
С приходом Ежова машина «разоблачения» заработала вовсю. В Испании Никольский, следуя методам, применявшимся НКВД в своей стране, выслеживал и уничтожал «врагов народа». Берзин не понимал, почему его тревожные сигналы об этом не имели никакого отклика. Советский посол М. Розенберг, которого отозвали в Москву, словно в воду канул — еще одна жертва «ежовых рукавиц». Никольский готовил акции против троцкистов и анархистов, намереваясь ликвидировать их руководителей. Против этих действий напрасно протестовало правительство республиканской Испании. «Классовыми врагами», «шпионами всех империалистических разведок» была набита старинная тюрьма в Алькала-де-Энаресе, родном городе великого гуманиста Сервантеса. В преддверии суда над маршалом Тухачевским и семью высшими советскими военачальниками в Москве представитель НКВД в Испании занимался ликвидацией «подозрительных» офицеров и генералов Республики.
В 1938 году Никольский, предчувствуя новую волну расправ над работниками НКВД (когда Ежова сменил Берия), перебежал на Запад. Так появился на свет «генерал Александр Орлов», опубликовавший в Нью-Йорке в 1953 году антисоветскую книжку «Секретная история преступлений Сталина». Орлов неплохо заработал на ней.
Бежал на Запад и другой видный сотрудник НКВД — Вальтер Кривицкий, также хорошо знакомый Берзину. Его путь был сложнее. Он работал в свое время с Дзержинским, затем с Артузовым, был руководителем западноевропейской агентуры советской разведки. Начавшиеся репрессии в Красной Армии, прежде всего арест Тухачевского и других высших советских военачальников, заставили его обратиться к руководству НКВД. 23 мая 1937 года, писал в воспоминаниях Кривицкий, собираясь вернуться в Гаагу на свой разведывательный пост, он зашел в кабинет заместителя наркома внутренних дел Фриновского и спросил его, чем объяснить массовые аресты командиров Красной Армии. Как может он, Кривицкий, работать за границей, не зная, что происходит в его собственной стране? Фриновский возбужденно ответил, что раскрыт заговор, какого не знала еще история. Заговор в Красной Армии!
Через полгода Кривицкий, опасаясь за свою жизнь, остался на Западе. Там была издана его книга «Я был агентом Сталина», ставшая бестселлером. В 1940 году труп Кривицкого с простреленной головой был найден в вашингтонском отеле «Белвью». Длинные руки Сталина и Берии добрались до беглеца, как добрались они в том же году на том же континенте до Троцкого.
Чекист-разведчик поляк Игнаций Райсс, старый большевик, восстал против сталинских преступлений и написал письмо «единственному и незаменимому», обвиняя его в убийстве Зиновьева, Каменева и еще 14 видных коммунистов, осужденных по процессу «троцкистскозиновьевского террористического центра» 1936 года. Письмо это сохранилось, публиковалось за рубежом и сегодня, на мой взгляд, заслуживает особого внимания. Оно не менее значительно, чем знаменитое письмо Сталину Ф. Раскольникова.
«Письмо, которое я Вам сегодня отправляю, мне следовало написать давно, в тот день, когда те шестнадцать человек были убиты в подвалах Лубянки по команде „Отца народов“. Тогда я смолчал. Не поднял я голос и после следующих убийств...
До сего времени я следовал за Вами — отныне не сделаю ни шага. Здесь наши пути расходятся. Тот, кто молчит и сейчас, становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма... За плечами у меня шестнадцать лет подпольной работы; это не мелочь — но у меня еще достаточно сил, чтобы начать сначала. Потому что спасение социализма нуждается в «Новом начале»... Я возвращаюсь к свободе. Назад к Ленину, его учению и делу.
P.S. В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за заслуги перед пролетарской революцией. Я возвращаю его Вам».
Вот какой выбор сделал Игнаций Райсс. Он не доверил письмо почте. Он передал его знакомой, жене работника торгпредства в Париже, а та — представителю НКВД. По следу Райсса кинулись трое. Его изрешетили дюжиной пуль в начале сентября 1937 года под Лозанной.
Одно из самых страшных дел «ежовщины» — «дело» Тухачевского. В советской печати уже подробно рассказывалось, как в недрах разведывательных органов фашистской Германии были состряпаны документы, предназначенные для того, чтобы скомпрометировать высшее советское командование. Они послужили детонатором в создании «дела Тухачевского». В начале мая 1937 года фальшивка о «заговоре Тухачевского» была передана представителю НКВД[44].
13 мая был арестован ответственный сотрудник Разведупра РККА А. X. Артузов, дзержинец, один из выдающихся деятелей советской разведки. Когда Берзин, рискуя жизнью, спешил из Испании с поддельными документами через Западную Европу в Москву, Артузов под пытками «признал», что заговор в Красной Армии возглавляет некто Тургуев. Следователь, обеспечивший это ценное признание, конечно же был осведомлен, что под этой фамилией Тухачевский ездил в 1931 году в берлинскую командировку.
Ежов приказал арестовать M. H. Тухачевского и ряд других высших военачальников Красной Армии. 19 мая следователь по особо важным делам Ушаков, он же Ушиминский, преподнес Ежову подарок: «расколол» комкора Бориса Фельдмана, начальника Главупра РККА. Как писал сам Ушиминский: «Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним в кабинете и к вечеру 19 мая Фельдман написал заявление о заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других».
М. Н. Тухачевский, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, А. И. Корк, Р. П. Эйдеман, Б. М. Фельдман, В. К. Путна, а также В. М. Примаков, арестованный еще в 1936 году, были обвинены в особо опасных государственных преступлениях, предусмотренных статьями 58-1б, 58-8, 58-11 Уголовного кодекса РСФСР: измена Родине, шпионаж, террор, создание контрреволюционной заговорщической организации. И все они были соратниками Берзина!
Ведь именно Берзин оформлял дела Иеронима Петровича Уборевича, посланного в Германию Генштабом РККА, Ионы Эммануиловича Якира, учившегося там же в академии Генерального штаба, командарма 2-го ранга Августа Ивановича Корка, бывшего и.о. советского военного атташе в Берлине, многое сделавшего для Разведуправления РККА, Витовта Казимировича Путны, которого он командировал военным атташе в Лондон...
Об этом ему напомнят уже на Лубянке. А в июне 1937 года командарм Берзин знакомил работников Разведупра с приказом Наркома обороны СССР Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова № 96 от 12 июня 1937 года: «С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный Совет при Народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного Совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом внутренних дел предательской, контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии».
Берзин читал, мертвея: 11 июня Специальное судебное присутствие «признало всех подсудимых виновными во всех предъявленных обвинениях...» и постановило: «всех подсудимых лишить воинских званий и приговорить всех к высшей мере наказания — расстрелу»[45]. В ту же ночь приговор был приведен в исполнение.
Леопольд Треппер, о котором я уже рассказывал, писал о Берзине в своей книге «Большая игра»: как мыслящий человек да еще и гроссмейстер разведки Берзин в последний год своей жизни «все понимал».
«С генералом Берзиным, — писал Треппер, — я встретился вновь после его возвращения из Испании. Он мне показался совершенно другим человеком. Он уже знал, что Тухачевский и весь его генеральный штаб арестован, а затем расстрелян. Он не сомневался, что „доказательства“ против них могли быть только фальшивыми. Все это очень взволновало его. Берзин был слишком умен, чтобы питать какие-либо иллюзии насчет своей личной судьбы. Волна, смывшая его товарищей, накатывалась и на него. Вопреки грозившей ему опасности, он вернулся в Москву по собственной инициативе, чтобы заявить Сталину протест против избиения коммунистов, совершаемого в Испании сотрудниками НКВД.
Берзин знал, что действуя таким образом, он сам подписывает себе смертный приговор. Глубоко принципиальный коммунист, сознающий всю меру своей ответственности, он не мог молча наблюдать, как вследствие безоговорочно осуждаемых им действий исчезают лучшие кадры, которых он сам отбирал и пестовал. И хотя время было против него, он все же хотел во что бы то ни стало использовать оставшийся ему срок, чтобы хоть както быть полезным людям»[46].
После Великой Отечественной войны НКВД арестует советских разведчиков Шандора Радо, Леопольда Треппера и их помощников. Треппер и Радо пройдут все круги ГУЛАГа: они были приговорены к 15 и 10 годам лишения свободы. Освободили их только после смерти Сталина, в 1954 году.
С «делом» Тухачевского перекликается «дело» И. А. Пятницкого. Старый большевик, агент «Искры», Иосиф Аронович Пятницкий («Осип») был близким соратником Ленина. После создания Коминтерна он стал одним из его главных руководителей, был секретарем и членом Исполкома Коминтерна. Обладая большими организаторскими способностями, он подбирал и формировал кадры Коминтерна во всех странах. В начале 1937 года Пятницкого арестовали и предали суду как «германского шпиона». Все документы, доказывающие «виновность» Пятницкого, были фальшивками, сфабрикованными германской контрразведкой. Нацисты задумали использовать царящую в Советском Союзе шпиономанию для того, чтобы сотворить «германского агента», будто бы пробравшегося в руководящую партийную верхушку. Но почему их выбор остановился именно на Пятницком? По очень простой причине: немцы знали, что через Пятницкого они нанесут удар по всему управлению кадров Коминтерна.
В Германии Пятницкого хорошо знали: после Октябрьской революции вместе с Радеком он ездил туда с секретной миссией. Гестапо в 30-х годах арестовало двух активистов КПГ, командированных Коминтерном. Обоих агентов удалось перевербовать. Один из них по заданию гестапо сообщил в НКВД, что имеет доказательства предательской деятельности некоторых руководителей Коминтерна. Затем при его участии в Москву было переправлено досье на Пятницкого, «доказывающее», будто после Первой мировой войны тот вошел в контакт с одной из германских разведслужб. В атмосфере, господствовавшей тогда в Москве, этого было вполне достаточно, чтобы осудить старого революционера. Машина была пущена в ход, а ее маховик завертелся как бы уже сам по себе. Вместе с Пятницким исчезли сотни ответственных работников Коминтерна. То была одна из лучших услуг, которые Сталин оказал Гитлеру!
...Берзина все чаще вызывали из камеры на допросы. Его обвиняли в «военно-фашистском заговоре» и в причастности к деятельности так называемого «центра латышской фашистско-шпионской организации».
С каждой новой очной ставкой все больше падал духом Берзин. Следователь вызывал всех руководителей Разведупра: Урицкого, Давыдова, Никонова, Стиггу. Мужественные разведчики держатся стойко, хотя все они избиты, окровавлены, глаза запали в черных глазницах. Все руководство Разведупра переселил Ежов на Лубянку, всех обвинил в измене Родине, шпионаже в пользу тех разведок, против которых они столько лет вели непримиримую войну. Им предъявляли «доказательства» — показания других арестованных — того, что Берзин и его помощники в Разведупре были членами антисталинского заговора, стремились с помощью империалистических разведок взорвать изнутри Советское государство, восстановить власть помещиков и буржуазии!
Вход через первый подъезд по звонку, через могучие створки двери. Не дверь, а пасть дракона. Полковник исчез. «Ассистенты» провели арестованного в зал ожидания с десятком боксов в два ряда. Бокс — коробка, точнее, клетка со столиком и стулом.
Входят двое в белых халатах. Но язык показать не просят, градусник не ставят.
— Раздевайтесь!
Берзин раздевается догола. Содержимое карманов вываливают на стол, тщательно, заученно обыскивают всю одежду, хромовые сапоги. Ощупывают с пристрастием и голое тело, словно имеют дело с контрабандистом в таможне. Царские каратели и жандармы были гораздо менее дотошными. Составляют опись. Велят Берзину подписать ее. Забирают все, что было в карманах, в том числе лекарства. «Белые халаты» передают арестованного дежурному лейтенанту НКВД. Дежурный уводит бывшего командарма невидимого фронта по длинным гулким коридорам во внутреннюю тюрьму Лубянки. Запирает в крохотной одиночной камере с железной койкой и «иудиным глазом» — смотровым глазком в двери.
Через несколько бессонных часов в шесть утра окрик надзирателя:
— Встать! Вынести парашу!
Берзин берет парашу в руки и идет за надзирателем в уборную.
— Три минуты! — гаркнул надзиратель. Потом — умывальник:
— Две минуты!
В семь завтрак. Тюремщик приносит кружку бурды, похожей на желудевый кофе, и пайку черного хлеба.
Дежурный капитан ведет Берзина по бесконечным переходам внутренней тюрьмы к коридорам Наркомата внутренних дел. На полпути передает другому дежурному, который ведет его на допрос в кабинет человека с тремя ромбами в петлицах. Это Фриновский, заместитель Ежова. Кабинет его роскошен.
— Вы, Берзин, — говорит замнаркома, — главарь крупной банды шпионов и диверсантов, свившей гнездо в Генштабе Красной Армии. К тому же вы руководитель латышской националистической контрреволюционной организации. Отпираться бесполезно: мы знаем все ваши связи в империалистических странах — от разведки гитлеровского гестапо до фашистской разведки Ульманиса в вашей родной Латвии. Вы ведь наполовину немец, не так ли?
На стене за столом замнаркома щурит глаза Иосиф Виссарионович Сталин.
«Банда Берзина»... Отныне и до конца своей жизни будет Берзин слышать эти чудовищные слова. А в «шоколадном домике» на Знаменке его преемник будет регулярно проклинать «вражескую контрреволюционную банду» на собраниях сотрудников Разведупра, созданного Берзиным.
Берзин виновным себя в создании банды не признает.
— Ничего, — бросает Фриновский, — ты у меня быстро расколешься!
В камере Берзин шагал взад-вперед. Ложиться на койку строго запрещается. Но можно присесть на табурет. В 22.00 — отбой. Лампа над головой горит всю ночь. Спать положено лицом к глазку. Руки по швам поверх хлипкого одеяла.
В 22.00 следующего дня Берзина повели к следователю. Допрос снимали в небольшой комнате с письменным столом для следователя и столиком и табуреткой для подследственного.
— Руки на стол! Отвечайте на вопросы анкеты: фамилия, имя, отчество!..
Следователь удивляется, услышав, что Берзин состоит в партии большевиков с 1905 года. Заполнив анкету, требует:
— Расскажите, как вы сколотили контрреволюционную банду!..
Допрос продолжается до 5.30 утра. Потом — в камеру. А в 6.00 надзиратель рявкает: «Встать!» Парашу в руки и шагом марш в сортир...
В 22.00 снова начинается ночной допрос. Приходит полковник, начальник следственного отдела, материт Берзина. После его накачки следователь запретил Берзину садиться на табурет. До утра — на ногах. В камере Берзин повалился на койку. Но надзиратель тут же: «Встать!»
Следователь начал применять обычные на Лубянке приемы, заставлял Берзина подписать протокол допроса с показаниями, будто бы он действительно организовал в Разведупре шпионскую и диверсионную банду.
— Вы забываете, что у вас есть семья, — шантажирует следователь, — молодая красивая жена, сын, сестры, брат. Неужели вы хотите их всех погубить, ваших близких, любимых вами людей?! Ведь если их объявят ЧСИР[42], им несдобровать в лагерях...
Да, следователь знал, как бередить самые болезненные раны.
То был поистине окаянный год. Апогей разнузданнейшего террора — не против «изменников Родины» и «врагов народа», не против «шпионов и диверсантов», как их называли, а против цвета народа и его вооруженных сил. И Берзин не мог этого не понимать.
Для батрацкого сына Берзина не была безразлична огульная коллективизация, унесшая жизни миллионов крестьян. Интернационалист от рождения, сын латыша и немки, Берзин с особой остротой переживал начатый Сталиным разгром Коминтерна.
Еще в Испании Берзин, он же генерал Гришин, внимательнейшим образом следил за начавшимся в январе 1937 г. процессом Ю. Пятакова, Г. Сокольникова, К. Радека, Л. Серебрякова и других видных деятелей партии, обвинявшихся в измене Родине, шпионаже, диверсиях. Сразу же после процесса были сняты со своих постов H. И. Бухарин и А. И. Рыков. Февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) на основании следственных материалов НКВД исключил из состава ЦК и членов партии Бухарина и Рыкова. Они были арестованы и обвинены в террористической, шпионской и диверсионно-вредительской деятельности. А 15 марта 1938 года следователь в тюрьме злорадно объявил старому большевику Берзину, что Бухарин и другие участники «право-троцкистского блока» по приговору советского суда расстреляны. Быть может, ему показали свежие газеты — «Правду», «Известия», которые столько лет редактировал именно он, Бухарин!
Газеты были полны сообщениями о процессе: «Право-троцкистскую банду мало расстрелять!.. Вышинский распутает жуткий клубок преступлений... Пламенная любовь к Сталину становится еще более пламенной...» Казахский акын вдохновенно пел: «Фашистских ублюдков, убийц и бандитов, скорей эту черную сволочь казнить, и чумные трупы, как падаль, зарыть!»
Берзин вспоминал, что именно Бухарин наиболее резко выступил против теории Сталина об обострении классовой борьбы по мере успехов социалистического строительства. Сталинская теория, говорил он в 1929 году, смешивает временный этап обострения борьбы с общим ходом развития. Она «возводит самый факт теперешнего обострения классовой борьбы в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми».
Процессами 30-х годов Сталин открыл войну против всех, кто стоял на пути к установлению его личной диктатуры.
Вновь и вновь вспоминал Берзин пророческие слова, сказанные в июне 1926 года Феликсом Дзержинским: неверный курс руководства партии может привести к тому, что «страна найдет тогда своего диктатора — похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме».
Вспоминался 1934-й год, убийство Кирова, сомнения тех дней у старого чекиста Берзина... Ведь убийство Кирова стало взрывателем массового террора... Кто поджег бикфордов шнур? Неужели Сталин своей неизменной тлеющей трубкой?!
Сидя на Лубянке с ноября 1937 до июля 1938 года, Берзин не успел узнать масштабы сталинского террора против Красной Армии. А террор будет длиться до начала Великой Отечественной войны и не прекратится с ее началом: в 1941 году будут расстреляны герои — соратники Берзина по испанской войне Г. М. Штерн, Я. В. Смушкевич, П. Рычагов, И. И. Проскуров,Д. Г. Павлов, назначенный перед войной командующим Белорусским особым военным округом... Не окончился террор и после войны, до самой смерти величайшего террориста всех времен и народов. Даже по предварительному подсчету назовут такие ошеломительные цифры жертв предвоенной бойни: трое Маршалов Советского Союза из пяти, 13 из 15 командующих армиями, 50 из 57 командующих корпусами, 154 из 186 командиров дивизий, всего — 35 — 40 тыс. командиров РККА[43]. За все время Великой Отечественной войны не уничтожил Гитлер столько представителей старшего и высшего офицерского корпуса Красной Армии.
После гибели Яна Берзина Сталин сменит нескольких начальников Разведупра. Возьмем для примера одного из них — Ивана Иосифовича Проскурова, откроем послужной список в его личном деле. Нет уже ни ссылок в царское время, ни членства в обществах старых большевиков или политкаторжан. Проскуров был поначалу батраком, как и Берзин, у немцев-колонистов, в знаменитом селе Хортица на Днепре. Потом — чернорабочийвагранщик, председатель райпрофсоюза, студент рабфака и Института механизации и электрификации сельского хозяйства в Харькове, курсант школы военных летчиков в Сталинграде, инструктор-летчик в Москве, в 1934 году — командир корабля 20-й тяжелой бомбардировочной авиационной эскадрильи, потом — командир отряда эскадрильи. С сентября 1936 по май 1938 года — особая служебная командировка. В Испании он стал подопечным Берзина — генерала Гришина. Берзина «взяли», а Проскуров, которого он представил к званию Героя Советского Союза, командует скоростной бомбардировочной авиабригадой.
Дальше — быстрый рост в связи с разгромом в своей стране «сталинских соколов», героев испанского неба: командующий 2-й армией особого назначения, зам. наркома обороны СССР, начальник Разведупра РККА (с апреля 1939 по апрель 1940 года). Из партийно-политической характеристики видно: опытный командир-авиатор, член ВКП(б) с 1927 года, депутат Верховного Совета СССР, трижды орденоносец, «преданный коммунист делу партии Ленина-Сталина». И никакого опыта агентурной и любой другой разведки, кроме, пожалуй, авиационной. То есть никакого сравнения с тем военным чекистом Берзиным, которого в Разведупр послал Дзержинский. Выдвиженец 30-х годов...
И таких выдвиженцев в канун войны было от 35 до 40 тысяч, соответственно числу безвинно расстрелянных командиров. Это миф, что выдвиженцы сразу оправдали себя. Наши Вооруженные Силы заплатили за сталинские преступления новыми реками крови, кровью солдат тех полков и дивизий, которыми командовали вчерашние средние командиры.
И. И. Проскуров, прекрасный летчик (но не разведчик), назначенный Сталиным на пост начальника Разведупра РККА, был затем по его же приказу арестован и расстрелян. Семья И. И. Проскурова 26 марта 1960 года получила справку из Главной военной прокуратуры, в которой сказано: «Дело в отношении Проскурова Ивана Иосифовича, 1907 года рождения, прекращено 11 мая 1954 года за отсутствием в его действиях состава преступления. Проскуров И. И. полностью реабилитирован».
Еще одна судебная ошибка? Нет, преступная система: ни в чем не повинных патриотов и героев Сталин и его камарилья заставляли платить за свои ошибки. И преступления их росли в геометрической прогрессии.
Террор был главным орудием Сталина, а НКВД — исполнителем этого террора.
Ян Карлович Берзин, он же генерал Гришин, главный военный советник республиканской Испании, всерьез столкнулся с действиями НКВД в сражающейся Испании. Его двухтысячное войско военных советников играло важную роль в национально-революционной войне. Это был звездный час движения интернационализма. Мадрид и Гвадалахара помнят победы отважных интербригад над фашистами. Но вскоре «колонна» НКВД, появившаяся в Испании, стала опаснее фашистской «пятой колонны». Эти люди подчинялись непосредственно генеральному комиссару государственной безопасности Ежову. Берзин посылал из Мадрида и Валенсии шифрорадиограммы в Центр, протестуя против их пагубных действий, против психоза шпиономании, против раскола антифашистских рядов.
В сентябре 1936 года представителем НКВД в Испании был назначен майор Никольский (Орлов), бывший до того зам. начальника транспортного управления НКВД. В том же сентябре Ягода был снят с поста наркома внутренних дел и вместо него назначен Ежов. Ягода оказался «не на высоте» в деле разоблачения «врагов народа».
С приходом Ежова машина «разоблачения» заработала вовсю. В Испании Никольский, следуя методам, применявшимся НКВД в своей стране, выслеживал и уничтожал «врагов народа». Берзин не понимал, почему его тревожные сигналы об этом не имели никакого отклика. Советский посол М. Розенберг, которого отозвали в Москву, словно в воду канул — еще одна жертва «ежовых рукавиц». Никольский готовил акции против троцкистов и анархистов, намереваясь ликвидировать их руководителей. Против этих действий напрасно протестовало правительство республиканской Испании. «Классовыми врагами», «шпионами всех империалистических разведок» была набита старинная тюрьма в Алькала-де-Энаресе, родном городе великого гуманиста Сервантеса. В преддверии суда над маршалом Тухачевским и семью высшими советскими военачальниками в Москве представитель НКВД в Испании занимался ликвидацией «подозрительных» офицеров и генералов Республики.
В 1938 году Никольский, предчувствуя новую волну расправ над работниками НКВД (когда Ежова сменил Берия), перебежал на Запад. Так появился на свет «генерал Александр Орлов», опубликовавший в Нью-Йорке в 1953 году антисоветскую книжку «Секретная история преступлений Сталина». Орлов неплохо заработал на ней.
Бежал на Запад и другой видный сотрудник НКВД — Вальтер Кривицкий, также хорошо знакомый Берзину. Его путь был сложнее. Он работал в свое время с Дзержинским, затем с Артузовым, был руководителем западноевропейской агентуры советской разведки. Начавшиеся репрессии в Красной Армии, прежде всего арест Тухачевского и других высших советских военачальников, заставили его обратиться к руководству НКВД. 23 мая 1937 года, писал в воспоминаниях Кривицкий, собираясь вернуться в Гаагу на свой разведывательный пост, он зашел в кабинет заместителя наркома внутренних дел Фриновского и спросил его, чем объяснить массовые аресты командиров Красной Армии. Как может он, Кривицкий, работать за границей, не зная, что происходит в его собственной стране? Фриновский возбужденно ответил, что раскрыт заговор, какого не знала еще история. Заговор в Красной Армии!
Через полгода Кривицкий, опасаясь за свою жизнь, остался на Западе. Там была издана его книга «Я был агентом Сталина», ставшая бестселлером. В 1940 году труп Кривицкого с простреленной головой был найден в вашингтонском отеле «Белвью». Длинные руки Сталина и Берии добрались до беглеца, как добрались они в том же году на том же континенте до Троцкого.
Чекист-разведчик поляк Игнаций Райсс, старый большевик, восстал против сталинских преступлений и написал письмо «единственному и незаменимому», обвиняя его в убийстве Зиновьева, Каменева и еще 14 видных коммунистов, осужденных по процессу «троцкистскозиновьевского террористического центра» 1936 года. Письмо это сохранилось, публиковалось за рубежом и сегодня, на мой взгляд, заслуживает особого внимания. Оно не менее значительно, чем знаменитое письмо Сталину Ф. Раскольникова.
«Письмо, которое я Вам сегодня отправляю, мне следовало написать давно, в тот день, когда те шестнадцать человек были убиты в подвалах Лубянки по команде „Отца народов“. Тогда я смолчал. Не поднял я голос и после следующих убийств...
До сего времени я следовал за Вами — отныне не сделаю ни шага. Здесь наши пути расходятся. Тот, кто молчит и сейчас, становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма... За плечами у меня шестнадцать лет подпольной работы; это не мелочь — но у меня еще достаточно сил, чтобы начать сначала. Потому что спасение социализма нуждается в «Новом начале»... Я возвращаюсь к свободе. Назад к Ленину, его учению и делу.
P.S. В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за заслуги перед пролетарской революцией. Я возвращаю его Вам».
Вот какой выбор сделал Игнаций Райсс. Он не доверил письмо почте. Он передал его знакомой, жене работника торгпредства в Париже, а та — представителю НКВД. По следу Райсса кинулись трое. Его изрешетили дюжиной пуль в начале сентября 1937 года под Лозанной.
Одно из самых страшных дел «ежовщины» — «дело» Тухачевского. В советской печати уже подробно рассказывалось, как в недрах разведывательных органов фашистской Германии были состряпаны документы, предназначенные для того, чтобы скомпрометировать высшее советское командование. Они послужили детонатором в создании «дела Тухачевского». В начале мая 1937 года фальшивка о «заговоре Тухачевского» была передана представителю НКВД[44].
13 мая был арестован ответственный сотрудник Разведупра РККА А. X. Артузов, дзержинец, один из выдающихся деятелей советской разведки. Когда Берзин, рискуя жизнью, спешил из Испании с поддельными документами через Западную Европу в Москву, Артузов под пытками «признал», что заговор в Красной Армии возглавляет некто Тургуев. Следователь, обеспечивший это ценное признание, конечно же был осведомлен, что под этой фамилией Тухачевский ездил в 1931 году в берлинскую командировку.
Ежов приказал арестовать M. H. Тухачевского и ряд других высших военачальников Красной Армии. 19 мая следователь по особо важным делам Ушаков, он же Ушиминский, преподнес Ежову подарок: «расколол» комкора Бориса Фельдмана, начальника Главупра РККА. Как писал сам Ушиминский: «Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним в кабинете и к вечеру 19 мая Фельдман написал заявление о заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других».
М. Н. Тухачевский, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, А. И. Корк, Р. П. Эйдеман, Б. М. Фельдман, В. К. Путна, а также В. М. Примаков, арестованный еще в 1936 году, были обвинены в особо опасных государственных преступлениях, предусмотренных статьями 58-1б, 58-8, 58-11 Уголовного кодекса РСФСР: измена Родине, шпионаж, террор, создание контрреволюционной заговорщической организации. И все они были соратниками Берзина!
Ведь именно Берзин оформлял дела Иеронима Петровича Уборевича, посланного в Германию Генштабом РККА, Ионы Эммануиловича Якира, учившегося там же в академии Генерального штаба, командарма 2-го ранга Августа Ивановича Корка, бывшего и.о. советского военного атташе в Берлине, многое сделавшего для Разведуправления РККА, Витовта Казимировича Путны, которого он командировал военным атташе в Лондон...
Об этом ему напомнят уже на Лубянке. А в июне 1937 года командарм Берзин знакомил работников Разведупра с приказом Наркома обороны СССР Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова № 96 от 12 июня 1937 года: «С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный Совет при Народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного Совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом внутренних дел предательской, контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии».
Берзин читал, мертвея: 11 июня Специальное судебное присутствие «признало всех подсудимых виновными во всех предъявленных обвинениях...» и постановило: «всех подсудимых лишить воинских званий и приговорить всех к высшей мере наказания — расстрелу»[45]. В ту же ночь приговор был приведен в исполнение.
Леопольд Треппер, о котором я уже рассказывал, писал о Берзине в своей книге «Большая игра»: как мыслящий человек да еще и гроссмейстер разведки Берзин в последний год своей жизни «все понимал».
«С генералом Берзиным, — писал Треппер, — я встретился вновь после его возвращения из Испании. Он мне показался совершенно другим человеком. Он уже знал, что Тухачевский и весь его генеральный штаб арестован, а затем расстрелян. Он не сомневался, что „доказательства“ против них могли быть только фальшивыми. Все это очень взволновало его. Берзин был слишком умен, чтобы питать какие-либо иллюзии насчет своей личной судьбы. Волна, смывшая его товарищей, накатывалась и на него. Вопреки грозившей ему опасности, он вернулся в Москву по собственной инициативе, чтобы заявить Сталину протест против избиения коммунистов, совершаемого в Испании сотрудниками НКВД.
Берзин знал, что действуя таким образом, он сам подписывает себе смертный приговор. Глубоко принципиальный коммунист, сознающий всю меру своей ответственности, он не мог молча наблюдать, как вследствие безоговорочно осуждаемых им действий исчезают лучшие кадры, которых он сам отбирал и пестовал. И хотя время было против него, он все же хотел во что бы то ни стало использовать оставшийся ему срок, чтобы хоть както быть полезным людям»[46].
После Великой Отечественной войны НКВД арестует советских разведчиков Шандора Радо, Леопольда Треппера и их помощников. Треппер и Радо пройдут все круги ГУЛАГа: они были приговорены к 15 и 10 годам лишения свободы. Освободили их только после смерти Сталина, в 1954 году.
С «делом» Тухачевского перекликается «дело» И. А. Пятницкого. Старый большевик, агент «Искры», Иосиф Аронович Пятницкий («Осип») был близким соратником Ленина. После создания Коминтерна он стал одним из его главных руководителей, был секретарем и членом Исполкома Коминтерна. Обладая большими организаторскими способностями, он подбирал и формировал кадры Коминтерна во всех странах. В начале 1937 года Пятницкого арестовали и предали суду как «германского шпиона». Все документы, доказывающие «виновность» Пятницкого, были фальшивками, сфабрикованными германской контрразведкой. Нацисты задумали использовать царящую в Советском Союзе шпиономанию для того, чтобы сотворить «германского агента», будто бы пробравшегося в руководящую партийную верхушку. Но почему их выбор остановился именно на Пятницком? По очень простой причине: немцы знали, что через Пятницкого они нанесут удар по всему управлению кадров Коминтерна.
В Германии Пятницкого хорошо знали: после Октябрьской революции вместе с Радеком он ездил туда с секретной миссией. Гестапо в 30-х годах арестовало двух активистов КПГ, командированных Коминтерном. Обоих агентов удалось перевербовать. Один из них по заданию гестапо сообщил в НКВД, что имеет доказательства предательской деятельности некоторых руководителей Коминтерна. Затем при его участии в Москву было переправлено досье на Пятницкого, «доказывающее», будто после Первой мировой войны тот вошел в контакт с одной из германских разведслужб. В атмосфере, господствовавшей тогда в Москве, этого было вполне достаточно, чтобы осудить старого революционера. Машина была пущена в ход, а ее маховик завертелся как бы уже сам по себе. Вместе с Пятницким исчезли сотни ответственных работников Коминтерна. То была одна из лучших услуг, которые Сталин оказал Гитлеру!
...Берзина все чаще вызывали из камеры на допросы. Его обвиняли в «военно-фашистском заговоре» и в причастности к деятельности так называемого «центра латышской фашистско-шпионской организации».
С каждой новой очной ставкой все больше падал духом Берзин. Следователь вызывал всех руководителей Разведупра: Урицкого, Давыдова, Никонова, Стиггу. Мужественные разведчики держатся стойко, хотя все они избиты, окровавлены, глаза запали в черных глазницах. Все руководство Разведупра переселил Ежов на Лубянку, всех обвинил в измене Родине, шпионаже в пользу тех разведок, против которых они столько лет вели непримиримую войну. Им предъявляли «доказательства» — показания других арестованных — того, что Берзин и его помощники в Разведупре были членами антисталинского заговора, стремились с помощью империалистических разведок взорвать изнутри Советское государство, восстановить власть помещиков и буржуазии!