А Президент собирает мечи в особый ящичек и иногда вечерами перебирает их, рассматривает внимательно – всё надеется найти там секретную кнопочку, от которой из меча выскакивает луч.
   Но нет там нигде кнопочек, там всё как-то по-другому устроено.
   Да и ладно. Всё равно Президент сделает всё как надо. Идеальный Мир он, конечно, не построит, но отдельную справедливость там, где нужно, установит. Если не так, то эдак, не с первого раза, так со второго, не спереди, так сзади. Тихо и не спеша, без зла и без особых искр, хорошую такую, неотвратимую, как бледная и незавидная наша судьба, Справедливость.

Четыре еврея

   Россию придумали четыре Еврея: Левитан, Левитан, Шишкин и Тредиаковский.
   В первые четыре дня каждый придумывал, что умеет: один Левитан придумал русский язык и про то, что жышы пиши через и; второй Левитан – золотую осень и матушку-зиму, блинки и сёмужку, икорку и расстегайчики; Шишкин придумал кудрявые берёзки во ржи, три медведя и три богатыря. Но больше всех придумал, конечно, Тредиаковский: Царя-гороха и Владимира красное-солнышко – для патриархальности, Ивана-грозного – для строгости, Дмитрия-донского – для патриотизма, а Ивана-калиту – просто так для смеху, списал с одного своего знакомого.
   На пятый день евреи сели уже все вместе и стали придумывать разные смешные мелкие штучки: лапти и матрёшку, степь да степь, косоворотку и хохлому. Больше всего хохотали, когда самовар придумывали: просто уссались все от смеха, такая дурацкая получилась вещица.
   На шестой день пошли евреи искать Русских людей. Нашли двух Татаринов – они ели у обочины дороги Лошадиное Копыто.
   – Тебя как зовут? – спросили евреи первого Татарина.
   – Файзулла, – отвечал первый Татарин.
   – Теперь будешь Иван. А тебя как зовут? – спросили второго Татарина.
   – Хайрулла, – отвечал второй Татарин.
   – Теперь будешь Николай, – приказали Евреи.
   – А нам татарам одна хуй, – отвечали Татары равнодушно.
   Затем Евреи поймали в овраге двух девок в полосатых штанах и привели к Русским людям Ивану и Николаю:
   – Вот вам жёны ваши: Алёнушка и Марьюшка. Берите кто какую хочет.
   – А нам поебать, – отвечали первые Русские люди Иван и Николай.
   После этого Евреи пожали друг другу руки, завязали на подбородке пейсы, чтобы не проглотить во сне муху, и легли спать мертвецким сном, ибо сильно уж они утомились, Русь сочиняющи.
 
   Проснулись Евреи ровно через три года, три месяца и тридцать три дня, развязали пейсы и огляделись вокруг. Видят: стоит на пригорке Чорная изба с кривым вокруг забором, и кружит над избой Чорный Ворон.
   Умылись Евреи, постучали в двери, вошли чинно и поклонились низко, как сами придумали: «Мир вам, хозяева дорогие».
   А в избе пасмурно: хозяева водку пьют, салом закусывают, в углу свинья храпит, а рядом с ней копошится свеженародившийся Русский мальчик Васятка с синей пятнистой жопой.
   – Слышь, Микола, – говорит Иван, продолжая резать сало, – а ведь это Жыды к нам пожаловали.
   – Та пийшов ты нахуй, кацап йобаный, – отвечает Микола, зевает, – а то ж я без тебе Жыдов не бачив. Гей, Жыды, гроши е?
   От голоса Миколы на лавке в углу просыпается ещё один совсем новый Русский человек, без имени пока и без отчества, но зато с фамилией: Златокаменный – из немцев, должно быть. Зевает, поправляет на носу круглые очёчки, чешет между лопатками рукояткой нагана:
   – Кто такие? Документы есть? Справка об окрещении в Православную веру?
   А справки-то и нет, справку Евреи забыли придумать.
 
   Вот и расстреляли всех четверых: и первого Левитана, и второго, и Шишкина, и Тредиаковского под кудрявой берёзкой в волнистой ржи. И прошли мимо них косари в лаптях и рубахах, и пролетела над ними сиза горлица, и провыл над ними Серый Волк. И такие вокруг них раскинулись просторы, что сколько ни пей, всё мало. И столько тоски и благодати от земли Русской, что только упасть в эту землю разбитой мордой, прижать её к груди да издохнуть – до того всё хорошо придумали четыре Еврея, пусть и им тоже будет царствие небесное.

Викинги

   В наше с вами время совершенно несправедливо забыта древняя цивилизация Викингов.
   Современный человек про Викингов знает только валькирий и нибелунгов, которых придумал немецко-фашистский композитор Вагнер по специальному заказу Гитлера.
   А между тем много тысяч лет тому назад, когда греки и евреи ещё не придумали ту хуйню, в которой мы сейчас все живём, Викинги создали совершенно другую цивилизацию.
   Например, будучи великими мореплавателями, они открыли, помимо всех известных нам материков, два до сих пор нам неизвестных. Это они первыми установили, что Земля имеет форму кастрюли без крышки, на которой мы живём с обеих сторон.
   Но не только географическими открытиями были славны викинги. Они сделали множество изобретений во всех практически областях знания.
   Но их преследовали постоянные неудачи: выведенная ими путём многолетней селекции неплавающая рыба не сохранилась до наших дней, так как вся утонула. Они первыми вывели живого человека в космос, но он там умер. Созданный Викингами искусственный человек до такой степени не отличался от настоящего, что не было никакого смысла его изготавливать. Первый и последний в мире картофельный лазер съели насекомые, а цветной телеграф так и не удалось запустить из-за отсутствия электричества.
   Викинги пытались передать свои знания другим народам: это они научили другие народы отличать свинину от говядины и рассказали всем об истинном назначении женского клитора, но и эти знания были народами утеряны и забыты.
   В сущности говоря, единственное, что осталось от Викингов в современном мире – это деревянные бухгалтерские счёты, изобретённые Викингами пять тысяч лет назад для катания на них с невысоких гор.

Настоящее Айкидо

   Сейчас уже нет Настоящего Айкидо. В наше время айкидо называется, когда два мудака лупят друг друга пятками в челюсть, или ломают друг другу суставы, или не знаю, чем они там ещё занимаются, не видел никогда.
   А Настоящее Айкидо – оно было совсем другое. Оно заключалось в том, чтобы победить Неприятеля так, чтобы самому не сильно напрягаться. Для этого даже не обязательно с этим Неприятелем встречаться.
   Ну вот, например, идёт к вам Неприятель с топором, чтобы вас зарубить нахуй. А вы живёте в таком месте, что пока Неприятель к вам шёл, он два раза на говнище поскользнулся и в это же говнище ещё и мордой въехал. И отрубил себе от злости палец. Кто победил? Вы, конечно, победили и даже, может быть, про это не узнали. Это и есть самая правильная победа.
 
   Или ещё, допустим, Неприятель решил послать вас по-всякому нахуй. А у вас мобила отключена за неуплату и телефон тоже дома отключен за неуплату, а дверь вы никому не открываете, потому что заебали уже – ходят и ходят. Неприятель в вашу дверь звонил-звонил, барабанил-барабанил, ну и прокусил себе от злости руку. А вы опять его победили.
 
   Ну или ладно, пришлось вам всё-таки выйти на это татами, или как оно там у них называется. И Неприятель тоже вышел, рычит. А вы стоите такой, знаете, босенький, руки в цыпках, носом шмыгаете. Неприятель как на вас посмотрел, так сразу и вспомнил детство своё босоногое, речушку, карасика, мормышку, поплавок из пробки, маму старенькую, которой уж лет пять не звонил, да и заплакал. Махнул на вас рукой и пошёл домой. А по дороге объелся, как в детстве, мороженым, захворал да и окочурился.
   А вы опять, как всегда, победили.
   Другое дело, что нет уже больше таких Мастеров Настоящего Айкидо, пропали все куда-то.
 
   На иного посмотришь – вроде бы и Мастер, но всё равно однажды не уследил, расслабился, задумался, – ну вот уже и валяется на татами с топором в спине и три раза нахуй посланный.

Высшая Справедливость

   Всякий человек, попадающий в зону действия Православия, автоматически становится Православным, даже если сам в гордыне своей почитает себя иудеем, мусульманином, буддистом или вовсе неверующим атеистом, то есть представляет себе земную жизнь совершенно неправильно.
   В частности, он полагает, что всякое его действие должно иметь некоторый логический результат.
   К примеру, такой человек абсолютно уверен, что если он заплатил за горячую воду, то ему достаточно отвернуть кран, и оттуда немедленно потечёт именно горячая вода. А если не заплатил, то, соответственно, не потечёт. Именно так он представляет себе справедливость.
   И не догадывается он, что есть другая, Высшая Справедливость – когда будь ты святой или грешник, полагаешь ли ты себя хозяином мира или же ничтожным червём, трижды ты заслуженный академик или кондуктор трамвая, принц ты или нищий, – всё равно однажды, когда дни станут длинными, а ночи короткими, придёт в неведомое тебе место неизвестный человек и повернёт вентиль. И будешь ты ковырять мизинцем в кране, с тоскою прислушиваясь к тому, как уходят под землю последние капли некогда горячей воды.
   И тщетно роптать, и некому жаловаться, ибо не служит тот человек ни Господу, ни Дьяволу, ни Добру, ни Злу, не простирает он чорные крыла и дышит он не Небесным Огнём, а всего лишь перегаром. И насрать ему глубочайше на Справедливость, и на тебя ему тоже насрать. И на самом деле, вот это и есть единственный правильный способ осуществления этой самой Окончательной Справедливости.
 
   Некоторые же люди в своей гордыне мнят, что можно будто бы обмануть Высшую Справедливость путём установки водогреев, газовых колонок и прочих произведений суетливого инженерного ума. И морщат такие люди нос, с презрением наблюдая потных и вонючих своих соотечественников, смирившихся с неотвратимостью Справедливости.
   Но для Справедливости нет никаких преград – всё равно однажды что-то треснет, вспыхнет, лопнет, и явится к такому человеку всё тот же серый и похмельный Ангел Справедливости. Натопчет этот Ангел по всей квартире цементными своими сапогами и прочтёт над смесителем заклинание, длинное и бессмысленное, как всякая человеческая жизнь. И будут помянуты в этом заклинании лишь простые и важные понятия, такие как Мама и Папа, Хуй и Пизда, Говно и Жопа. И если правильно произнесёт он это заклинание, то треснет и лопнет уже всё окончательно, хлынет ржавая вода и потечёт из унитаза зелёная жижа.
   И не надо морщиться – это вы насрали, родные ваши и близкие, и все, кого вы приручили, и те, кто приручил вас.
   А ещё вы узнаете множество некрасивых слов, таких как Стояк, Сальник, Прокладка и Пакля. И как раз этой самой пакли у похмельного человека с собой нет. А где её, спрашивается, берут, эту паклю? Попробуйте зайти в любой магазин и попросить полкило пакли, обязательно попробуйте. Рвут ли её с ветвей особых деревьев или же растёт она в подземных пещерах? Где находится ключ от тайной комнаты, в которой перекрывают Стояк?
   Никто этого не знает и не узнает никогда. Кроме Ангела, конечно. И поэтому обязаны вы налить ему стакан и дать ему все сокровища, каких он только пожелает, и быть ещё ему благодарны, что взял, не побрезговал.
   И если придутся ему по вкусу ваши подношения, тогда дня через три нарвёт он для вас в тайном месте Пакли, и после этого некоторое время вода в вашем доме будет течь только тогда, когда ей позволят, и из того крана, из которого положено.
 
   Но время это будет не очень продолжительное.

Война и мир

Война

   Война продолжалась ровно двести лет и ещё один день. На второй день солдаты позавтракали горелой пшённой кашей из закопчёных котелков, скатали шинели и разошлись по домам. Полоумный генерал кричал что-то им вслед, размахивая руками, но солдаты даже не обернулись: они торопились поскорее обнять своих постаревших за двести лет жён и приласкать подросших за двести лет детей. У каждого солдата в мешке за спиной лежал пряник для сына, бусы для дочки и платок для жены.
 
   Долго шли солдаты и пришли, наконец, назад к себе в деревню. Но никто не вышел их встретить так, как положено встречать героев – чаркой и слезами.
 
   Тихо было в деревне, и не лаяли даже собаки, а возле каждого покосившегося дома сидели на крылечке старик или старуха. Хотели солдаты узнать у них про жён своих и детей, но ничего не ответили им старики и старухи – сидели неподвижно и молчали, будто мёртвые.
   Постояли солдаты посреди улицы, постояли, да и пошли обратно на Войну, потому что больше им идти было некуда.
   А когда самый последний солдат ушёл из деревни, с крыльца упала первая старуха, потом вторая, потом старик, и очень скоро в деревне не осталось уже совсем никого.
   А солдаты пришли назад в свои окопы, похоронили генерала – всё как положено, с орденами и трикратным ружейным салютом, и Война снова пошла своим чередом.

Хуй войне

   Смешно смотреть на нынешнюю молодёжь.
   Нынешняя молодёжь, например, думает, что если написать на майке «хуй войне», то с этой войной что-то такое случится. Ага. Этой войне уже показывали и хуй, и жопу, и пизду, и ебались против войны, и кололись, и резали вены, а один дедушка даже не ел ничего четыре года – а что толку? Как была война, так и есть, и всегда будет, потому что нет больше никакого другого такого же полезного и, главное, выгодного занятия.
   Да ладно, хуй с ней, с молодёжью, молодёжь, она никогда не бывает хорошая. Ну, а остальные чего? Кто вот из вас умеет хотя бы разобрать автомат Калашникова? Я даже не спрашиваю про собрать. В какую сторону наматываются портянки, а? Что такое антабка? Сколько пальцев должно быть от шапки до бровей – три или четыре? Или, может быть, два? В какую сторону падать ногами, если вспышка слева?
   Утрачены простейшие умения: вскипятить воду при помощи двух гвоздей, прикурить от электрической розетки, не говоря уже про прикурить от лампочки – этого и в хорошие-то времена не всякий умел. Играть на гармошке кто может? Очищать одеколон при помощи железного лома? Да хотя бы выпить одним махом полный стакан ректификата?
   И женщины наши – что они умеют, кроме как подманить неприятеля своим телом? А задушить-то его правильно не умеют, когда он заснёт. Да ещё, чего доброго, к нему привяжутся, детишек от него нарожают, неприятельских. А вот спрятать Партизана, не под койкой и не в шкафу, а так, чтобы он, назло врагу, просидел бы два года в погребе, удовлетворяя и справляя все свои естественные надобности – нет таких женщин, не вижу я их.
   Вот вы, наверное, думаете, что отцы наши и деды победили Гитлера при помощи науки и техники? Хуй! Исключительно благодаря правильной намотке портянок, спирту, гармошке и неказистым женщинам в телогрейках.
   Ведь самое главное – это чтобы неприятель понял, что делать ему здесь абсолютно нехуй.
   Нет, не готовы мы к войне, совершенно не готовы.

Мировое Господство

   Между прочим, далеко не каждый народ может завоевать Мировое Господство. И дело тут не в боевых и тактико-технических характеристиках какого-то народа, а исключительно в климатических условиях.
   Негры, например, никогда не завоюют сибирь, потому что все там простынут, а чукчи не завоюют африку, потому что вспотеют.
   Французы, пока завоёвывали Италию, Грецию и Испанию – всё у них шло хорошо, а в России уже в октябре позорно все помёрзли. Так и остались они в памяти русского народа в виде шаромыжников в дамских капорах и с лошадиной щиколоткой под мышкой.
   Так же никогда не смогут никого завоевать жители Сейшельских островов, где триста пятьдесят солнечных дней в году при температуре двадцать два градуса. Эти жители вообще никогда от своих островов далеко не отплывают, потому что им везде погода очень кажется хуёвая.
   Зато монголы в своё время всех завоевали как раз потому, что у них в пустыне гоби днём плюс тридцать, а ночью минус двадцать, и поэтому им везде хорошо – и в арктике, потому что днём не жарко, и в африке – потому что ночью не холодно.
   Немцам их климат вполне позволяет завоевать мировое господство, и они даже несколько раз пробовали это сделать, но у них ни разу это не получилось, потому что везде за пределами Германии им сильно воняет и бардак.
   Русские тоже запросто могли бы завоевать весь мир, но они и с тем, что есть, тысячу уже лет не знают как разобраться, и опять же, сто грамм фронтовых – это русскому человеку просто смешно. Поэтому русские всегда за мир и лишь бы не было войны.
   Американцы, может быть, когда-нибудь и установят Мировое Господство, но у них есть слабое место – они не умеют воевать без электричества, гамбургеров, кокаколы и медицинской страховки. Поэтому, например, в Ираке у них получается довольно хуевато, потому что у них то свет погаснет, то журнал плейбой не подвезли.
   Удивительно, что китайцы как-то очень уж тихо сидят. Климат-то у них для завоевания Мирового Господства вполне подходящий.

О спорах

   Я вот чего никогда не мог понять – это почему люди между собой спорят.
   То есть, поспорить, конечно, можно: про футбол там или какое пиво лучше. Это и не споры даже, а так, попиздеть.
   Другое дело, когда речь заходит о вещах глубинных и принципиальных. Ну вот, например, один человек говорит другому: «Ты Пидорас и Хуесос!», а ему другой возражает: «Нет, это ты Пидорас и Хуесос!»
   В простых человеческих средах, лишённых наносных культурных излишеств, таких как тюрьма или армия, подобные споры разрешаются очень просто: кто кого отпидорасил и отхуесосил, тот и победил, один-ноль. При этом у проигравшего всегда остаётся возможность подкараулить победителя за инструменталкой с топором и зарубить – ничья, стало быть.
   Однако мы с вами люди все интеллигентные. Нам наше воспитание позволяет пидорасить и хуесосить только устно и письменно. Но ведь понятно, что при помощи логических доводов убедить кого бы то ни было в том, что он Пидорас и Хуесос до такой степени, чтобы тот разрыдался и повесился, абсолютно невозможно.
   Поэтому такие выяснения у культурных людей никогда не происходят один на один. Обязательно нужна публика. Раз нельзя убедить неприятеля, можно убедить зрителей.
   Впрочем, в этом случае победа со счётом 1:0 становится недостижимой, можно победить только со счётом ну, например, 0,63: 0,37. Или, если учесть тех, кто так и не склонился ни на чью сторону, будет, скажем, 0,45: 0,31: 0,24.
   При этом обе стороны, видимо инстинктивно, придерживаются кармических идей: они полагают, что если уговорить как можно больше народу ненавидеть неприятеля, то у него вылезут на голове все волосы и отвалится Хуй. Но и тут все, как обычно, считают победу на пальцах и не учитывают, что сорок пять процентов могут ненавидеть неприятеля кое-как – поненавидели и забыли, зато среди проигравших может найтись такой человек, от чьей ненависти голуби валятся на лету и старушки коченеют на лавочках. Ну и кто победил?
   Глупое, в общем, занятие.
 
   Вот, например, решили американцы разбомбить Саддама Хуссейна.
   Лично мне совершенно наплевать на этого Саддама Хуссейна, я думаю, что может быть его вообще никогда не существовало. Но мне всё равно не нравится, что его решили разбомбить. Не нравится, и всё. У меня есть такое ощущение, что этот Саддам Хуссейн является какой-то важной частью мирового порядка, и если его разбомбить, то очень скоро наступит Конец Света.
   С одной стороны, лично мне это было бы даже удобно: самую приятную часть своей жизни я уже прожил и пожаловаться мне совершенно не на что. Зато душе моей не придётся болтаться нераспределённой после смерти неизвестно где три миллиона лет, дожидаясь Страшного Суда, на котором я надеюсь таки выяснить некоторые спорные моменты из своей жизни.
   А с другой стороны, не все ведь из ныне живущих уже знают, что всё на свете есть суета, пыль и пепел, да что там – некоторые и на горшке ещё толком сидеть не умеют. Получается как-то несправедливо: я успел, а они нет.
   Вот если бы я был Господом Богом, я бы сделал так: раз уж Конец Света, то пусть те, кто уже народился, как-нибудь доживут – это не так уж и долго. Можно было бы даже дать им денег побольше и вообще счастья, сколько стерпят. А новых людей не позволил бы рожать. И когда уже последние старик со старухой обнялись бы костлявыми своими руками и умерли в один день и час, вот тогда можно начинать Первого Ангела и Второго, и Коня Бледного, и Саранчу, и всё такое.
 
   Но я не Господь Бог, и поэтому мне просто не нравится, что американцы разбомбили Саддама Хуссейна.
   Зато другой человек, наоборот, сильно радуется тому, что американцы разбомбили Саддама Хуссейна, при том, что Саддам Хуссейн ему даже не сосед по лестничной площадке. Вот если бы, кстати, американцы разбомбили моих соседей по лестничной площадке, я бы им сказал спасибо. И ещё есть в Москве такое заведение на Тверской, где говорят «в спортивной обуви не пускаем». Пиво они за сто пятьдесят рублей в спортивной обуви на летней площадке наливают, а поссать у них в спортивной обуви нельзя. Их тоже необходимо разбомбить.
   Ну так вот, да, извините. Мечтает, значит, он, чтобы разбомбили. Какие могут быть у человека на это причины? Я не понимаю. А если я чего не понимаю, так я туда и не лезу. Пусть мечтает. Не буду я с этим человеком спорить – всё равно американцы как захотят, так и сделают.
   И вообще я думаю, что мы все до единого в той или иной степени молодцы. Кто-то больше молодец, кто-то меньше, но не будем мелочиться. Нальём, чокнемся, выпьем и закусим. Если не о чем говорить с этой сволочью – помолчим.
   А кто чью маму ебал – это уже не наше с вами собачье дело.

Так победим!

   Вот приезжает генерал в Театр Военных Действий. Самый настоящий генерал – не наёбка из новых и самодельных, а из тех, кто ещё при Хрущёве позабыл мать свою и отца в суворовском училище, при Брежневе закопал краткую молодость жены своей в монгольской пустыне Гоби, а при Андропове вышел в полковники при генштабе с московской пропиской. Из тех, кто солдатика сначала накормит, оденет во всё новое и расцелует крест-накрест, прежде чем в реке утопить.
   Скидывает генерал в гардеробе енотовую свою шинель, получает у гардеробщицы семикратный цейсовский бинокль, расчёсывает перед зеркалом специальной щёточкой усы и выходит на сцену. Зал аплодирует стоя. Адъютанты раскладывают перед генералом на столе с зелёным сукном карту грядущих побед и застывают в углах, держа в вытянутых руках вилки с лимоном.
   Генерал выпивает в почтительной тишине рюмку коньяка СККВ, снимает с вилки лимон, закусывает и собирает на лице своём всю мудрость, накопленную в высшей военной академии и наивысших наисекретнейших спецкурсах для спецгенералов, где изучают такие способы ведения военных действий, после которых уже некому даже будет доложить об одержанной победе, и в гробовой тишине рассматривает карту.
   – Что за ёб вашу мать? – вдруг спрашивает генерал. – Красные флажки вижу, а синие, блядь, где? Где, ёб вашу в жилу господа бога душу мать, неприятель?
   – Неприятель – везде! – докладывает начштаба по стойке смирно.
   – А наступаем куда?
   – Только вперёд, господин генерал!
   – А где у нас перёд?
   – Везде, господин генерал!
   – А отступать куда на заранее подготовленные позиции?
   – Отступать некуда – за нами вся Россия-матушка! Отступать нам запретил наиверховнейший наш трижды наиглавнокомандующий!
   Задумывается генерал и сморкается так долго и громко, как умеют только генералы, в обширный свой носовой платок и ещё дольше рассматривает, чего насморкал. Затем прячет платок в нагрудный карман, под ордена и знаки отличия:
   – Слушай мою, ёб вашу мать, команду! – говорит генерал, располагая все черты своего лица строго параллельно и перпендикулярно линии горизонта. – Поскольку противник у нас везде, то вот тут всё разбомбить, вот тут заминировать и взорвать, а вон там всех окружить и уничтожить!
   – Уничтожить не приказано, – шёпотом подсказывает начштаба, – приказано замочить.
   – Значит, замочить и уничтожить. Когда противник перейдёт в наступление, выманить его на лёд, чтобы он провалился, затем построить редуты и временно сдать Москву. К зиме обеспечить морозы. Они у нас лошадей будут жрать!
   – Они их и так жрут, – почтительно возражает начштаба.
   – Молчать! – орёт генерал. – Ёб вашу мать! Под трибунал пойдёте, на гауптвахту! Двести суток ареста без нижнего белья!
   Начштаба уводят, за кулисами слышен выстрел.
   На сцену выходит новый начштаба, точно такой же, как предыдущий.
   – После полного разгрома неприятеля фланговым ударом берём Измаил, выходим к Эр-Рияду и водружаем над главной мечетью красное знамя. Молчать, блядь! Я, блядь, сказал – красное! Обеспечить Егорова и Кантарию!
   Начштаба хочет что-то возразить – видимо, про Кантарию – но не возражает.
   Вбегает запылённый фельдъегерь:
   – Разрешите доложить! Неприятель прорвался в тыл и захватил макдональдс в Чертаново. В бухте Тикси дизентерия. В Самаре голод. В Петербурге отец изнасиловал дочь.
   Падает и умирает.
   Генерал тяжёлым взглядом смотрит в зал.
   – Так победим, блядь? – спрашивает он угрожающе. Зал встаёт и выходит. На улице зрители строятся в колонну, проходят маршем мимо мавзолея и уходят на фронт. Наиверховнейший трижды наиглавнокомандующий молча смотрит им вслед.