В распахнутое окно врывается удар колокола. Маэстро Джоли окидывает растрепанную шеренгу острым взглядом:
— Время вышла. Я в ужасе. Таких неумех еще не учил. Толку не будет! Что ж, папробую… Ты, ты, ты, ты… и ты. Астаньтесь, вам пару слов скажу. Астальные — праваливайте. Кагда следующий урок? Послезавтра? Вот да послезавтра и праваливайте. Видеть вас тошна, ей-богу.
Никто не пробует задержаться. Кажется, этим лоботрясам так же тошно видеть маэстро Джоли, как ему их… На что они потратили свою жизнь до этого дня, хотел бы я знать! Дворянин, не умеющий шпагу взять, ха! Если они здесь все такие, удивляюсь, как Таргала до сих пор стоит… нет, но ведь отец тоже отсюда! Наверное, это нам с Лекой так несусветно повезло, попали в компанию остолопов, дубин стоеросовых… Маэстро оглядывает оставшихся.
— Вас, если хатите, буду учить всерьез. Вы можете, толк будет. Залатой с носа за урок.
— Я не могу, — вздыхает парень рядом со мной. — Денег нет.
— Жаль. Ладна… абращу на тебя внимание на общих уроках. Иди.
— Я тоже пойду, — бурчит другой. — Мне без надобности.
— Как хочешь.
Нас осталось трое — мы с Лекой и парень, с которым я стоял в паре. Маэстро смотрит на него:
— Карел, верна?
— Да, маэстро Джоли. Спасибо. Честно говоря, давно хотел с вами заниматься.
— Пальщен, — насмешливо отзывается маэстро. — А вы?
— Лека.
— Серега.
— Двенадцать Земель?
— Нет, — отвечает Лека. — Мама оттуда, вот и дала родные имена. Да мы ничего, привыкли.
— Хатите начать сегодня?
— Да! — в один голос произносим мы.
Маэстро улыбается:
— У меня свабодные два часа с шести. Жду здесь.
В зал входит следующая группа.
— До вечера, маэстро, — говорит Карел. — Пошли, ребята, я угощаю! Клянусь Светом Господним, нам есть что отметить!
— Только не в «Пьяного поросенка»! — отзывается Лека.
— Вот еще, в эту дыру, — усмехается Карел. — Нет, нас ждет «Веселый вагант»!
— Живей, живей! — доносится из-за закрытых дверей зала ехидный голос маэстро Джоли. — Шевелись, аболтусы, здесь вам не лекция!
— Вы даже не представляете, как нам повезло, — продолжает Карел. — Я уже два года мечтал устроиться учеником к маэстро, но вы ведь слышали его: не важно, кто ты, важно, что ты можешь. А я от природы не слишком ловок.
— Тренировался? — одобрительно спрашивает Лека.
— Ох, еще как! — Карел смеется. Смех его, пожалуй, резок — но заразителен. — А ты, парень, молодец! Серега, да? Честно, мне понравилось!
— Мне тоже. Я ведь первый раз так выложился. Даже не думал, что так могу! Не знаю, Карел, каков ты от природы, но меня заставил из шкуры вывернуться, серьезно тебе говорю!
— А то ты меня не заставил, — снова смеется Карел.
Мы выходим в калитку на Веселого Ваганта — и Карел кивает на вывеску через два дома: огромная кружка с пенным элем поверх толстой закрытой книги.
— Значит, так: это самое приличное заведение в окрестностях Университета, здесь можно напиваться, но не принято буянить. Предупреждаю сразу, потому что единожды отличившихся второй раз сюда попросту не пустят. Мне было бы несказанно жаль потерять доверие здешнего хозяина.
— Поняли, — отвечает Лека. — По чести сказать, я на все готов, лишь бы не пришлось снова переться в «Пьяного поросенка».
«Веселый вагант» и вправду выглядит приличным заведением. Чисто, никакого тебе дыма, вони, копоти… аромат жаркого, белобрысая девчушка-хохотушка снует с подносом, разносит эль, отшучивается от назойливых ухажеров.
— Мой любимый столик. — Карел машет рукой, показывая куда-то в полутемный угол. — Как всегда, свободен. Мари, солнышко, приветствую! Три эля! И перекусить, пожалуй.
— Жаркое? Баранье, с чесноком. — Мари кокетливо улыбается — всем сразу и никому в отдельности.
— Жаркое? — переспрашивает Карел. — Честно говоря, я голоден, как… как свора голодных псов, не меньше!
— Еще бы, — ухмыляется Лека.
Девчонка кивает и убегает на кухню. Очень скоро на столе перед нами красуются три глубокие тарелки, остро пахнущие бараниной и чесноком, три кружки с элем, блюдо с сыром и хлебом.
— Недурно, — бормочет Лека.
— А то! Я же говорил, приличное заведение! — Карел отхлебывает эля и принимается за жаркое. Мы с Лекой и не думаем отставать — тем более и эль, и жаркое, в самом деле, оказываются очень даже недурны.
— Карел, как ты считаешь… — Лека отодвигает в сторону полупустую кружку — третью — и окидывает одобрительным взглядом не то остатки сыра, не то пробегавшую мимо хохотушку. — Удачу надо ловить за хвост?
— А то!
— Тогда предлагаю вот что. К Нечистому в задницу дурацкие «Уложения», побоку генеалогию… и танцы тоже туда же. Маэстро, думаю, только рад будет встречаться с нами каждый день, а я считаю, что учебные часы надо занять тем, чему, в самом деле, хочешь научиться.
— Заниматься фехтованием днем… — Карел допивает свой эль, вскидывает над головой руку и звонко щелкает пальцами: — Повтори, детка! Хорошая мысль, да… только Рене — та еще сволочь, настучит ректору… Я-то отверчусь, а вам несдобровать.
— Нам? — переспрашивает Лека. — Нам несдобровать? Ха! В гробу я видал твоего Рене вместе сего «Уложениями». Так по рукам?
— По рукам, — решительно подтверждает Карел. Кого же он мне напоминает? — Правда, ну ее к Нечистому, такую учебу. Раньше еще законоведение было, математика, морское дело, история, торговля, управление хозяйством… Все разваливается, и Университет тоже. Приличные наставники давно разбежались. Жаль, что я не родился лет на десять раньше. А лучше на двадцать.
ТРИ ДРУГА, ТРИ ВАГАНТА
— Я помню вчерашний наш разговор, светлейший отец Николас, — Мишо Серебряная Струна на миг склоняет голову, — но все-таки хочу довести до конца то сказание, что услышал в Ич-Диаре. Хотя бы потому, что приблизился к той поре жизни принца Карела, о которой всяк говорит по-своему, и не узнать уже, где правда, а где домыслы. Отец Николас, улыбнувшись, кивает. — Между тем, — кашлянув, начинает менестрель, — Карел не покинул родную страну, как думал король. Ведь в душе своей оставался он вассалом отца своего и будущим королем. И он отправился странствовать по Таргале в поисках пути спасения для нее. И те беды, что видел он, и разоренные деревни, и опустелые поместья, и разбойники, от коих приходилось ему отбиваться, лишь укрепляли его в желании вернуть мир с Подземельем. Но настал день, когда переполнилась чаша горестей в душе Карела, и понял он, что мало толку в благих помыслах, пока дела не подкрепляют их. В тот день Карел стал искать встречи с врагами отца своего.
Мишо обводит глазами притихшую братию. Все здесь знали сказание о святом Кареле, все уже поняли, к чему ведет неторопливое повествование лучший менестрель Золотого полуострова. Как раз к тому, о чем всяк в Таргале говорит по-своему… И как же повернет дело Серебряная Струна? В такие минуты Мишо вполне осознает свою власть!
— Однако другая встреча была ему суждена. Случилось так, что сначала принц столкнулся на горной дороге, в опустошенных войною краях, с родичем, сыном Марготы, сводной своей сестры, королевы Двенадцати Земель. Принц Валерий ехал с посольством в Корварену — и в предгорьях, у горы Зеленчаковой, повстречал одинокого путника, бредущего из последних сил, потерявшего коня, измученного незажившими ранами.
Мишо улыбается.
— Впрочем, некоторые менестрели полуострова утверждают, что Карел просто поехал встречать посольство. А кое-кто считает, что и посольство, и Карел встретились уже в Подземелье. Как знать? Важно одно: они все-таки встретились…
Менестрель отхлебывает и продолжает:
— Они были очень разные, два родича-принца. Карел унаследовал могучую стать отца, его пристальный взгляд и злую усмешку и нравом обладал столь же горячим и неистовым. А Валерий, сын Марготы и внук Лютого, был легок в кости, хоть и силен, и на мир смотрел с открытой и ясной улыбкой. Если позволено мне будет сравнение, скажу так: Карел напоминал то скалу, то яростное пламя, Валерий же — быстрый веселый ручей. Но одним оказались они схожи — благородством помыслов и поступков, и безудержной отвагой, и воинским мастерством. И эта схожесть свела двух принцев в миг опасности и сдружила до конца их дней.
Брат Серж смотрит на Анже. Парень сидит среди послушников и слушает на первый взгляд с тем же внимательным благоговением, что и остальные, — но глаза его насмешливо щурятся, а губы дрожат в тщетных попытках удержать улыбку.
Вовсе не так они встретились, думаю я. Не так красиво и героически, как рассказывают менестрели… просто и буднично. Самым обычным образом, как и пристало молодым парням. И Валерий не с посольством, и Карел не в изгнании. Вместе фехтуют, вместе пьют. Еще, пожалуй, по девкам вместе отправятся.
Я понимаю вдруг, что завидую им. Их свободе, шпаге в руке, великим делам впереди. И пусть грешно это, завидовать, — но я совсем не стыжусь. Их жизнь имела смысл… не зря ведь помнят о ней спустя столько лет. А кто вспомнит обо мне?
Идут дни, похожие один на другой, как дождевые капли. Лека и Серега не ходят больше ни на лекции мэтра Рене, ни на уроки танцев. Утром отправляются бродить по Корварене с Ясеком, к обеду идут в Университет — на урок маэстро Джоли. Два часа работы шпагой, посиделки в «Веселом ваганте» с Карелом, вечер… впрочем, об этом лучше не надо.
Однажды Корварена расцветает флагами с королевским гербом, в Университете отменяют занятия, и на перекрестки выкатывают бочки с вином из королевских подвалов: король Анри вручает принцу Карелу меч наследника и первого вассала и объявляет о его помолвке. Совершеннолетие наследника трона случается не каждый день и даже не каждый год, и Корварена добросовестно гудит с утра до поздней ночи. В тот день Ясек встречается с Васюриным связным и приносит пачку писем. Леке — от отца, Сереге — от матери и сестры, Ясеку — от матери и, как ни странно, Стешки. Письма читают и перечитывают почти целый день. Потом обмениваются новостями, потом идут бродить по пьяному насквозь городу, спускаются на набережную, смотрят на золотую от закатного солнца Реньяну и говорят о Славышти.
На следующий день с Карелом встречаются не у маэстро, как обычно, а на улице Яблонь, за час до занятий. Он бредет, хмуро глядя под ноги, почему-то в форменном гвардейском берете, лиловом с бело-фиолетовым кантом, и сам весь бледный до лиловости, до странности мятый, с опухшими глазами, настолько непохожий на себя обычного, что Серый насмешливо свистит, а Лека сочувственно спрашивает:
— Напраздновался, что ль?
— Ненавижу, — стонет Карел. — Свет Господень, ну кто придумал эти праздники… Посольства, гости, речи, посвящения… Убил бы! У меня ж руки трясутся, я не то что шпагу, вилку не удержу! Я ж даже не поспал…
— Стой, стой, стой… Карел! Так это ты, выходит, принц?
— А ты не знал? — Карел останавливается и смотрит на Леку со странным выражением робкого счастья в опухших глазах.
— А откуда б я знал? — разводит руками Лека. — Никто мне, извини, не доложил, с кем я пьянствую!
— Ну, прости. — Карел ехидно фыркает, и все трое дружно хохочут.
— Умойся, — советует Серега. — А лучше — в Реньяну окунись. С головой. Серьезно тебе говорю. Знаешь, как сразу взбодришься?
— Бр-р-р. — Карел ежится. Растирает ладонями лицо. — Хотел бы я знать, хоть один кабак открыт в такую рань, после вчерашнего разгула?
— Дома не мог?
— Да я сбежал, даже завтрака не дождался… А давайте, в самом деле, к Реньяне спустимся?
— Ну-ну, — усмехается Серега.
Реньяна, сморщенная холодным утренним ветром, стыло-серая, желания купаться не вызывает. Карел спускается к воде, долго плещет себе в лицо, фыркает. Вытирается беретом, буркнув под нос:
— А, плевать…
— Ну, теперь ты выглядишь малость получше, — заявляет Лека. — Тяжелое дело праздники. Сочувствую. Давай постучимся к «Веселому ваганту», авось постоянным посетителям не откажут в раннем завтраке.
С того дня, я вижу, Карел совсем по-другому смотрит на своих товарищей по урокам фехтования. Бывает, бродит вместе с ними по Корварене, рассказывая что-то, показывая любимые уголки столицы. И вечерние похождения трех вагантов все чаще бывают общими. Пожалуй, только теперь их отношения подобны настоящей дружбе.
Непохоже, что до этих дней были у принца Карела друзья… уж очень внове оказывается для него все, что несет простая, без всяких задних мыслей приязнь. И то сказать, сокурсники его никак не походят на людей, с которыми приятно общаться чистому душой человеку…
На компанию, каждый день с шумом идущую в «Пьяного поросенка», Карел смотрит с откровенной брезгливостью. Как-то выцедил сквозь зубы:
— Ворье… падальщики. Тянут последнее из своих вассалов, гребут все, до чего могут безнаказанно дотянуться, — и ради чего? Ужраться до поросячьего визга и пойти по девкам. И плевать, что будет завтра или через год.
Флер войны висит над столицей короля Анри. В упадке пребывает не только Университет… можно даже сказать — не столько.
В оружейных рядах торгуют дрянными ножами. Заезжий купец-ханджар, окруженный любопытствующими, ломит за степной булат совершенно запредельную цену. С обиходным товаром, на первый взгляд, дело обстоит лучше — но мадам Урсула как-то говорит, что такой посуды, как раньше, сейчас не найдешь и днем с огнем.
Хлебный рынок удручает пустотой. Загоны для скота так давно стоят пустыми, что даже запах выветрился.
— Откуда трактирщики берут продукты? — удивляется однажды Серега.
— Кто-то ездит по деревням, — пожимает плечами Карел, — кто на купцов надеется. А сколько их попросту закрылись, ты знаешь? Люди не живут… они ждут худшего и гадают, какой будет зима. Я помню, что за карнавалы устраивались в Корварене на осеннее равноденствие… Последний был пять лет назад, но уже тогда я понял — что-то случилось в мире, потому что тот карнавал ни в какое сравнение не шел с прежними.
Я перебираю дни осени, отыскивая важное. Я слушаю обрывки разговоров: о Таргале, о гномах, о безнадежно проигранной войне… Да, принц Карел считал войну проигранной. И уж ему-то было не все равно, что станется с Таргалой завтра или через год!
— Этой весной нам надо ждать еще одной войны, — мрачно говорит он. — Нас придут завоевывать, а мы не сможем защищаться! Да и не станем. Тем, кто переживет эту зиму, будет все равно. Двенадцать Земель или Великая империя… Может, даже Ольв, если наберется наглости. Видит Господь, сил у него хватит… много ли на нас нужно теперь.
Лека слушает хмуро. Ему хочется открыться… Он ценит дружбу Карела и предвидит неприятный разговор, когда тот узнает правду. Тем более что Карел прав… во всем прав.
Утро обещало славный солнечный денек, и вот, поди ж ты… Разгоряченные двухчасовым уроком маэстро Джоли, мы высовываемся на улицу — и шарахаемся от проливного дождя и леденящего ветра.
Подходит маэстро, фыркает сердитым котом.
— Адалжить плащи, парни?
— Хорошо бы, — клацая зубами, отвечает Карел.
— Ну так пашли.
Впервые мы входим в комнату маэстро за фехтовальным залом. Я мельком, скрывая невежливое любопытство, оглядываюсь.
Стол, простые деревянные стулья, огромный шкаф, железная печка… оружие — в стойках, по стенам, даже на столе.
— Тепло, — блаженно выдыхает Карел, подходя к печке.
— Любишь пагреться?
— Еще как.
Лека подходит к столу. Говорит:
— Какой жестокий кинжал.
Вслед за ним я осторожно трогаю необычно зазубренный край аспидно-черного клинка.
— Нож кланаваго убийцы, — бурчит маэстро. — В самам деле чуть не стоил мне жизни. Нарочно не убираю далеко — харошее напоминание.
— О чем?!
— Аб астарожности. Я тагда сапляком был… думал, недастойно мастера клинка азираться по старанам, даже если точна знаешь, что нападут. Между прочим, ка мне вчера мэтр Рене падхадил. Пагаварить.
— Обо мне? — оглядывается от печки Карел. — Чего это принц вместо его уложений искусство боя изучает? Маэстро Джоли, вы не догадались отправить его жаловаться сразу королю?
— Я ему предлажил выяснить, кто прав, исхадя из его же улажений, — скалится маэстро. — И даже уступил выбар аружия. Но он саслался на разницу в возрасте и ламату в кастях.
Мы дружно хохочем.
— Так его, — стонет Карел.
В дверь заглядывает кто-то из старшекурсников:
— Маэстро Джоли, мы пришли.
— Сейчас. — Маэстро ныряет в шкаф, вытягивает три плотных плаща с капюшонами. — Ладна, парни, берите, и да завтра.
— Спасибо, маэстро! — Карел накидывает плащ и вдруг хмурится: — Да, если вдруг мэтр Рене возникнет еще раз, прошу, скажите мне! Я ему, заразе, так о себе напомню…
Теперь непогода беснуется напрасно.
— Благословенна будь запасливость маэстро, — смеется Лека, подставляя лицо дождю. — И теплый кров «Веселого ваганта», крошка Мари, горячее жаркое… Пожалуй, нам надо поторопиться!
Из «Ваганта» уходим нескоро. Очень уж неохота брести домой сквозь непогоду, очень уж уютно горят здесь свечи, и эль сегодня кажется особенно вкусным. Но, может быть, мы зря засиделись.
Дождь все так же хлещет наотмашь, и ветер так же рвет плащи, но теперь к непогоде прибавилась сумрачная мгла слишком быстро наступившего вечера. Нам-то с Лекой хорошо, думаю я, а вот Карелу топать и топать… Мы останавливаемся у дверей дома мадам Урсулы.
— До завтра, — отвернув лицо от ливня, прощается Карел.
— Не хочешь коня взять? — предлагает Лека.
— Дойду, — отмахивается Карел.
Уже через какой-то десяток шагов его плотная фигура растворяется в прошитых дождем сумерках. Лека берется за дверной молоток и говорит:
— Неспокойно мне, Серый. Кошки душу дерут. Зря мы его отпустили.
Я смотрю вслед Карелу… Где же он? Будь дело в Славышти, я поднял бы Леку на смех. Но Корварена…
— Знаешь, — говорю, — лучшее, что можем мы сделать сейчас, — пойти следом. Но сначала забеги домой и возьми амулеты. А я постою здесь… послушаю. Этот город, Лека… Не знаю, что тебе в нем нравится! Меня он тревожит, и только.
Лека кивает и колотит в дверь.
Через пару минут мы бежим вдогонку Карелу. Мгла сгустилась, кажется, еще больше, — но теперь, с «глазом совы», мы прекрасно видим каждую щель в булыжной мостовой, каждую трещинку в кладке стен… даже — каждую каплю дождя. И, вывернув из переулка на улицу Яблонь, сразу видим вдалеке Карела.
Он идет против ветра, пригнувшись и придерживая капюшон… На какой-то миг моя тревога и Лекины дерущие душу кошки кажутся, в самом деле, смешными. И тут Лека, вскрикнув, рвется вперед: поперек дороги перед Карелом возникают низкие коренастые силуэты.
Карел не сразу их замечает. Проходит еще несколько шагов. Останавливается. Пятится, рвет из ножен шпагу…
Не чуя ног, оскальзываясь, я все-таки удивляюсь — в который раз! — его шпаге. Уже видны все детали схватки, лица напавших… Это вот и есть — гномы?! Но постойте, те, которых видели мы в дороге, не слишком-то похожи на этих! Широкие ладони сжимают не то длинные топоры, не то короткие алебарды… сеть… сеть?! Что ж они, живьем хотят?! Но шпага Карела, Тень, оправдывает свое имя. Даже «глазом совы» ее почти невозможно разглядеть. Смазанная полоска тьмы, тень в тени, оружие бретера и авантюриста, но не принца… Вот она разрубила сеть, ушла из-под удара гномьего… как, кстати, эта штука называется?
— Карел, сзади! — ору я. Лека молча наддает. Нам чуть-чуть осталось, совсем чуть-чуть… Карел прыгает вбок, оступается… как он мог оступиться?! Снова Тень встречается с сетью… Ближний к Карелу гном подсекает длинным древком ноги принца, и… Карел летит в одну сторону, Тень — в другую… Взметнулась над упавшим сеть… Лека хватает ее, рвет на себя, встречает шпагой дернувшегося вперед гнома. Становится над Карелом, давая ему время подняться. Я иду по кругу, вьюном, не задерживаясь ради схватки с кем-то одним, отвлекая внимание, опасаясь скрещивать шпагу с широкими лезвиями знаменитой гномьей стали, но, успевая — прах меня забери, успевая! — чиркнуть кончиком клинка то руку, то оскаленную страшную рожу, а то и горло. Не ахти какие вояки из этих подземельных… видно, другим сильны, раз Анри до сих пор их не раздавил!
И только я так думаю — странное оцепенение начинает сковывать руки. Немеют пальцы, ладонь сжимает эфес, но не чувствует его… Гномьи чары? Ох, как я испугался!..
Но я ведь вижу — вижу и шпагу в своей руке, и подходящие цели для удара! — и если поначалу я бил, лишь бы попасть, создавая кутерьму и сутолоку, то теперь — начинаю убивать.
Леденея от страха, понимая — не выстоим… их ведь еще десятка два, откуда только понабежали… и они расступаются, перестают лезть в ближний бой, а оцепенение все сильней, руки наливаются тяжестью, легкий — легкий?! — кожаный колет не дает вздохнуть, плащ давит на плечи каменной плитой… Грохочут копыта, и голос Карела: «Сюда, сюда! Ко мне!» У него длинный кинжал в руке, стоят с Лекой спина к спине… Гномы невесть как исчезают, словно растворяются в каменной кладке монастырской стены, и подоспевшие гвардейцы видят только нас троих. И — трупы. С десяток, пожалуй, убитых подземельных. Вот и ладно, не плащом же маэстро клинок обтирать…
Оцепенение проходит. Вдыхаю полной грудью дождь и студеный ветер, разжимаю побелевшие пальцы. Шпага вползает в ножны неохотно. Ну да — первое ее настоящее дело…
— Мой принц! Вы целы?
— Вроде да. Вы вовремя, лейтенант. Лека, Серега… как вы-то здесь оказались?!
— Скажи спасибо его кошкам, — киваю на Леку.
— Каким кошкам? — растерянно переспрашивает Карел.
— А тем, что душу ему драть начали. — Я глупо улыбаюсь. Напряжение неравного боя выходит дрожью. Вот вам Корварена — шкатулка с двойным дном, город, источенный гномьими ходами… Откуда ждать нападения в другой раз?
Гвардейцы обшаривают улицу, чуть ли не носами водят по стене… Карел подбирает Тень, шепчет:
— Цела, моя хорошая!..
Мир, казавшийся цельным во время схватки, распадается на кусочки, разрозненные, но вполне реальные: Лека, все еще сжимающий шпагу, с обрывком сети в левой руке; темная лужа под гномьим трупом; дождь, нудный и равнодушный; конь, фыркающий и переступающий копытами; глаза Карела под сползшим на лоб беретом: «Если б не вы…»
Острый взгляд лейтенанта и его чуть дрожащий голос:
— Думаю, мой принц, вам стоит пригласить своих друзей во дворец. Как ни крути, а без их помощи…
И — почти беззвучный шепот Леки:
— Влипли!
— Они могли убить меня… успели бы запросто. Но эти сети… — Карела трясет. Да, по чести говоря, и не только его! — Сэр Оливер, они хотели захватить в плен принца Таргалы! Боже мой, представляю, что сказал бы отец!
— Боюсь, не представляешь, — бурчит в седые усы капитан королевских гвардейцев. — Боюсь, и я не представляю…
Широкая парадная лестница устлана ковром поверх искрящегося мрамора, наши быстрые шаги почти не слышны. Странно, но во дворце тоже малолюдно. Собственно, пока нам не встретилось ни души, кроме дежурных гвардейцев. Впрочем, время позднее…
— Клянусь Светом Господним, если б не Лека с Серегой да матушкин амулет, вам бы и представлять не пришлось!
— Уж это точно… узнал бы доподлинно.
— А что за амулет? — спрашивает Лека.
— Охранительный, специально от гномьего колдовства. Сюда… — Карел сворачивает в открывающийся с площадки небольшой зальчик, открывает упрятанную за тяжелой бархатной портьерой дверь и пропускает нас вперед. — Ну вот, теперь вы мои гости. Располагайтесь. — Мокрый плащ летит на пол, Карел выдергивает из-под ворота шнурок — серебро и изумруды, немного похоже на тот шнурок, что прячется сейчас под рукавом Лекиного камзола. — Мне матушка сделала, давно уже. А то б, пока вы прибежали, меня как раз бы уволочь успели. Ты разве не почуял гномьи чары?
— Нет, — растерянно отвечает Лека.
— Я почуял… — Меня пробирает запоздалая дрожь. — Еще как почуял, прах меня забери! Страшная штука. Еще немного, и я бы просто сдох на месте…
Слуга в цветах короны — незаметная тень — уносит плащи. Другой — тише привидения — ставит на стол тяжко груженный поднос. Запах — слюнки текут. Третий расставляет стеклянные бокалы, распечатывает бутыль. Честно говоря, это беззвучное мельтешение действует на нервы.
— Все свободны, — резко кидает Карел. Берет бутыль, разливает на четверых знаменитое «имперское розовое». Рука его подрагивает.
— Ребята… Серега, Лека… спасибо.
Пьем. Терпкое, сладкое с горчинкой… огонь и брызги, полуденное солнце и утренний ветер. Дрожь отпускает. Зато наваливается отодвинутая до поры усталость. Уютные у Карела кресла, здесь бы и заснул…
— Как это было? — Сэр Оливер подается вперед. — Что ты чувствовал, парень?
— Руки онемели… Я шпагу даже не ощущал, бьюсь — а как будто не я бьюсь. Будто я в камень превращаюсь… — Меня передергивает, даже вспоминать жутко, только думаю: нет, вовремя помощь подоспела, ох как вовремя!
— Да… — Капитан горбится, опускает глаза. — Карел, мальчик мой, ты прав… они хотели захватить вас. Не сдох бы ты, парень. Просто двигаться бы не смог, и повязали б тебя как миленького. Ты гляди какие… Свет Господень, ведь на лету сообразили!
— Что? — спрашивает Карел.
— Время вышла. Я в ужасе. Таких неумех еще не учил. Толку не будет! Что ж, папробую… Ты, ты, ты, ты… и ты. Астаньтесь, вам пару слов скажу. Астальные — праваливайте. Кагда следующий урок? Послезавтра? Вот да послезавтра и праваливайте. Видеть вас тошна, ей-богу.
Никто не пробует задержаться. Кажется, этим лоботрясам так же тошно видеть маэстро Джоли, как ему их… На что они потратили свою жизнь до этого дня, хотел бы я знать! Дворянин, не умеющий шпагу взять, ха! Если они здесь все такие, удивляюсь, как Таргала до сих пор стоит… нет, но ведь отец тоже отсюда! Наверное, это нам с Лекой так несусветно повезло, попали в компанию остолопов, дубин стоеросовых… Маэстро оглядывает оставшихся.
— Вас, если хатите, буду учить всерьез. Вы можете, толк будет. Залатой с носа за урок.
— Я не могу, — вздыхает парень рядом со мной. — Денег нет.
— Жаль. Ладна… абращу на тебя внимание на общих уроках. Иди.
— Я тоже пойду, — бурчит другой. — Мне без надобности.
— Как хочешь.
Нас осталось трое — мы с Лекой и парень, с которым я стоял в паре. Маэстро смотрит на него:
— Карел, верна?
— Да, маэстро Джоли. Спасибо. Честно говоря, давно хотел с вами заниматься.
— Пальщен, — насмешливо отзывается маэстро. — А вы?
— Лека.
— Серега.
— Двенадцать Земель?
— Нет, — отвечает Лека. — Мама оттуда, вот и дала родные имена. Да мы ничего, привыкли.
— Хатите начать сегодня?
— Да! — в один голос произносим мы.
Маэстро улыбается:
— У меня свабодные два часа с шести. Жду здесь.
В зал входит следующая группа.
— До вечера, маэстро, — говорит Карел. — Пошли, ребята, я угощаю! Клянусь Светом Господним, нам есть что отметить!
— Только не в «Пьяного поросенка»! — отзывается Лека.
— Вот еще, в эту дыру, — усмехается Карел. — Нет, нас ждет «Веселый вагант»!
— Живей, живей! — доносится из-за закрытых дверей зала ехидный голос маэстро Джоли. — Шевелись, аболтусы, здесь вам не лекция!
— Вы даже не представляете, как нам повезло, — продолжает Карел. — Я уже два года мечтал устроиться учеником к маэстро, но вы ведь слышали его: не важно, кто ты, важно, что ты можешь. А я от природы не слишком ловок.
— Тренировался? — одобрительно спрашивает Лека.
— Ох, еще как! — Карел смеется. Смех его, пожалуй, резок — но заразителен. — А ты, парень, молодец! Серега, да? Честно, мне понравилось!
— Мне тоже. Я ведь первый раз так выложился. Даже не думал, что так могу! Не знаю, Карел, каков ты от природы, но меня заставил из шкуры вывернуться, серьезно тебе говорю!
— А то ты меня не заставил, — снова смеется Карел.
Мы выходим в калитку на Веселого Ваганта — и Карел кивает на вывеску через два дома: огромная кружка с пенным элем поверх толстой закрытой книги.
— Значит, так: это самое приличное заведение в окрестностях Университета, здесь можно напиваться, но не принято буянить. Предупреждаю сразу, потому что единожды отличившихся второй раз сюда попросту не пустят. Мне было бы несказанно жаль потерять доверие здешнего хозяина.
— Поняли, — отвечает Лека. — По чести сказать, я на все готов, лишь бы не пришлось снова переться в «Пьяного поросенка».
«Веселый вагант» и вправду выглядит приличным заведением. Чисто, никакого тебе дыма, вони, копоти… аромат жаркого, белобрысая девчушка-хохотушка снует с подносом, разносит эль, отшучивается от назойливых ухажеров.
— Мой любимый столик. — Карел машет рукой, показывая куда-то в полутемный угол. — Как всегда, свободен. Мари, солнышко, приветствую! Три эля! И перекусить, пожалуй.
— Жаркое? Баранье, с чесноком. — Мари кокетливо улыбается — всем сразу и никому в отдельности.
— Жаркое? — переспрашивает Карел. — Честно говоря, я голоден, как… как свора голодных псов, не меньше!
— Еще бы, — ухмыляется Лека.
Девчонка кивает и убегает на кухню. Очень скоро на столе перед нами красуются три глубокие тарелки, остро пахнущие бараниной и чесноком, три кружки с элем, блюдо с сыром и хлебом.
— Недурно, — бормочет Лека.
— А то! Я же говорил, приличное заведение! — Карел отхлебывает эля и принимается за жаркое. Мы с Лекой и не думаем отставать — тем более и эль, и жаркое, в самом деле, оказываются очень даже недурны.
— Карел, как ты считаешь… — Лека отодвигает в сторону полупустую кружку — третью — и окидывает одобрительным взглядом не то остатки сыра, не то пробегавшую мимо хохотушку. — Удачу надо ловить за хвост?
— А то!
— Тогда предлагаю вот что. К Нечистому в задницу дурацкие «Уложения», побоку генеалогию… и танцы тоже туда же. Маэстро, думаю, только рад будет встречаться с нами каждый день, а я считаю, что учебные часы надо занять тем, чему, в самом деле, хочешь научиться.
— Заниматься фехтованием днем… — Карел допивает свой эль, вскидывает над головой руку и звонко щелкает пальцами: — Повтори, детка! Хорошая мысль, да… только Рене — та еще сволочь, настучит ректору… Я-то отверчусь, а вам несдобровать.
— Нам? — переспрашивает Лека. — Нам несдобровать? Ха! В гробу я видал твоего Рене вместе сего «Уложениями». Так по рукам?
— По рукам, — решительно подтверждает Карел. Кого же он мне напоминает? — Правда, ну ее к Нечистому, такую учебу. Раньше еще законоведение было, математика, морское дело, история, торговля, управление хозяйством… Все разваливается, и Университет тоже. Приличные наставники давно разбежались. Жаль, что я не родился лет на десять раньше. А лучше на двадцать.
ТРИ ДРУГА, ТРИ ВАГАНТА
1. Мишо Серебряная Струна, менестрель
— Я помню вчерашний наш разговор, светлейший отец Николас, — Мишо Серебряная Струна на миг склоняет голову, — но все-таки хочу довести до конца то сказание, что услышал в Ич-Диаре. Хотя бы потому, что приблизился к той поре жизни принца Карела, о которой всяк говорит по-своему, и не узнать уже, где правда, а где домыслы. Отец Николас, улыбнувшись, кивает. — Между тем, — кашлянув, начинает менестрель, — Карел не покинул родную страну, как думал король. Ведь в душе своей оставался он вассалом отца своего и будущим королем. И он отправился странствовать по Таргале в поисках пути спасения для нее. И те беды, что видел он, и разоренные деревни, и опустелые поместья, и разбойники, от коих приходилось ему отбиваться, лишь укрепляли его в желании вернуть мир с Подземельем. Но настал день, когда переполнилась чаша горестей в душе Карела, и понял он, что мало толку в благих помыслах, пока дела не подкрепляют их. В тот день Карел стал искать встречи с врагами отца своего.
Мишо обводит глазами притихшую братию. Все здесь знали сказание о святом Кареле, все уже поняли, к чему ведет неторопливое повествование лучший менестрель Золотого полуострова. Как раз к тому, о чем всяк в Таргале говорит по-своему… И как же повернет дело Серебряная Струна? В такие минуты Мишо вполне осознает свою власть!
— Однако другая встреча была ему суждена. Случилось так, что сначала принц столкнулся на горной дороге, в опустошенных войною краях, с родичем, сыном Марготы, сводной своей сестры, королевы Двенадцати Земель. Принц Валерий ехал с посольством в Корварену — и в предгорьях, у горы Зеленчаковой, повстречал одинокого путника, бредущего из последних сил, потерявшего коня, измученного незажившими ранами.
Мишо улыбается.
— Впрочем, некоторые менестрели полуострова утверждают, что Карел просто поехал встречать посольство. А кое-кто считает, что и посольство, и Карел встретились уже в Подземелье. Как знать? Важно одно: они все-таки встретились…
Менестрель отхлебывает и продолжает:
— Они были очень разные, два родича-принца. Карел унаследовал могучую стать отца, его пристальный взгляд и злую усмешку и нравом обладал столь же горячим и неистовым. А Валерий, сын Марготы и внук Лютого, был легок в кости, хоть и силен, и на мир смотрел с открытой и ясной улыбкой. Если позволено мне будет сравнение, скажу так: Карел напоминал то скалу, то яростное пламя, Валерий же — быстрый веселый ручей. Но одним оказались они схожи — благородством помыслов и поступков, и безудержной отвагой, и воинским мастерством. И эта схожесть свела двух принцев в миг опасности и сдружила до конца их дней.
Брат Серж смотрит на Анже. Парень сидит среди послушников и слушает на первый взгляд с тем же внимательным благоговением, что и остальные, — но глаза его насмешливо щурятся, а губы дрожат в тщетных попытках удержать улыбку.
2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Вовсе не так они встретились, думаю я. Не так красиво и героически, как рассказывают менестрели… просто и буднично. Самым обычным образом, как и пристало молодым парням. И Валерий не с посольством, и Карел не в изгнании. Вместе фехтуют, вместе пьют. Еще, пожалуй, по девкам вместе отправятся.
Я понимаю вдруг, что завидую им. Их свободе, шпаге в руке, великим делам впереди. И пусть грешно это, завидовать, — но я совсем не стыжусь. Их жизнь имела смысл… не зря ведь помнят о ней спустя столько лет. А кто вспомнит обо мне?
3. Осенняя Корварена
Идут дни, похожие один на другой, как дождевые капли. Лека и Серега не ходят больше ни на лекции мэтра Рене, ни на уроки танцев. Утром отправляются бродить по Корварене с Ясеком, к обеду идут в Университет — на урок маэстро Джоли. Два часа работы шпагой, посиделки в «Веселом ваганте» с Карелом, вечер… впрочем, об этом лучше не надо.
Однажды Корварена расцветает флагами с королевским гербом, в Университете отменяют занятия, и на перекрестки выкатывают бочки с вином из королевских подвалов: король Анри вручает принцу Карелу меч наследника и первого вассала и объявляет о его помолвке. Совершеннолетие наследника трона случается не каждый день и даже не каждый год, и Корварена добросовестно гудит с утра до поздней ночи. В тот день Ясек встречается с Васюриным связным и приносит пачку писем. Леке — от отца, Сереге — от матери и сестры, Ясеку — от матери и, как ни странно, Стешки. Письма читают и перечитывают почти целый день. Потом обмениваются новостями, потом идут бродить по пьяному насквозь городу, спускаются на набережную, смотрят на золотую от закатного солнца Реньяну и говорят о Славышти.
На следующий день с Карелом встречаются не у маэстро, как обычно, а на улице Яблонь, за час до занятий. Он бредет, хмуро глядя под ноги, почему-то в форменном гвардейском берете, лиловом с бело-фиолетовым кантом, и сам весь бледный до лиловости, до странности мятый, с опухшими глазами, настолько непохожий на себя обычного, что Серый насмешливо свистит, а Лека сочувственно спрашивает:
— Напраздновался, что ль?
— Ненавижу, — стонет Карел. — Свет Господень, ну кто придумал эти праздники… Посольства, гости, речи, посвящения… Убил бы! У меня ж руки трясутся, я не то что шпагу, вилку не удержу! Я ж даже не поспал…
— Стой, стой, стой… Карел! Так это ты, выходит, принц?
— А ты не знал? — Карел останавливается и смотрит на Леку со странным выражением робкого счастья в опухших глазах.
— А откуда б я знал? — разводит руками Лека. — Никто мне, извини, не доложил, с кем я пьянствую!
— Ну, прости. — Карел ехидно фыркает, и все трое дружно хохочут.
— Умойся, — советует Серега. — А лучше — в Реньяну окунись. С головой. Серьезно тебе говорю. Знаешь, как сразу взбодришься?
— Бр-р-р. — Карел ежится. Растирает ладонями лицо. — Хотел бы я знать, хоть один кабак открыт в такую рань, после вчерашнего разгула?
— Дома не мог?
— Да я сбежал, даже завтрака не дождался… А давайте, в самом деле, к Реньяне спустимся?
— Ну-ну, — усмехается Серега.
Реньяна, сморщенная холодным утренним ветром, стыло-серая, желания купаться не вызывает. Карел спускается к воде, долго плещет себе в лицо, фыркает. Вытирается беретом, буркнув под нос:
— А, плевать…
— Ну, теперь ты выглядишь малость получше, — заявляет Лека. — Тяжелое дело праздники. Сочувствую. Давай постучимся к «Веселому ваганту», авось постоянным посетителям не откажут в раннем завтраке.
С того дня, я вижу, Карел совсем по-другому смотрит на своих товарищей по урокам фехтования. Бывает, бродит вместе с ними по Корварене, рассказывая что-то, показывая любимые уголки столицы. И вечерние похождения трех вагантов все чаще бывают общими. Пожалуй, только теперь их отношения подобны настоящей дружбе.
Непохоже, что до этих дней были у принца Карела друзья… уж очень внове оказывается для него все, что несет простая, без всяких задних мыслей приязнь. И то сказать, сокурсники его никак не походят на людей, с которыми приятно общаться чистому душой человеку…
На компанию, каждый день с шумом идущую в «Пьяного поросенка», Карел смотрит с откровенной брезгливостью. Как-то выцедил сквозь зубы:
— Ворье… падальщики. Тянут последнее из своих вассалов, гребут все, до чего могут безнаказанно дотянуться, — и ради чего? Ужраться до поросячьего визга и пойти по девкам. И плевать, что будет завтра или через год.
Флер войны висит над столицей короля Анри. В упадке пребывает не только Университет… можно даже сказать — не столько.
В оружейных рядах торгуют дрянными ножами. Заезжий купец-ханджар, окруженный любопытствующими, ломит за степной булат совершенно запредельную цену. С обиходным товаром, на первый взгляд, дело обстоит лучше — но мадам Урсула как-то говорит, что такой посуды, как раньше, сейчас не найдешь и днем с огнем.
Хлебный рынок удручает пустотой. Загоны для скота так давно стоят пустыми, что даже запах выветрился.
— Откуда трактирщики берут продукты? — удивляется однажды Серега.
— Кто-то ездит по деревням, — пожимает плечами Карел, — кто на купцов надеется. А сколько их попросту закрылись, ты знаешь? Люди не живут… они ждут худшего и гадают, какой будет зима. Я помню, что за карнавалы устраивались в Корварене на осеннее равноденствие… Последний был пять лет назад, но уже тогда я понял — что-то случилось в мире, потому что тот карнавал ни в какое сравнение не шел с прежними.
Я перебираю дни осени, отыскивая важное. Я слушаю обрывки разговоров: о Таргале, о гномах, о безнадежно проигранной войне… Да, принц Карел считал войну проигранной. И уж ему-то было не все равно, что станется с Таргалой завтра или через год!
— Этой весной нам надо ждать еще одной войны, — мрачно говорит он. — Нас придут завоевывать, а мы не сможем защищаться! Да и не станем. Тем, кто переживет эту зиму, будет все равно. Двенадцать Земель или Великая империя… Может, даже Ольв, если наберется наглости. Видит Господь, сил у него хватит… много ли на нас нужно теперь.
Лека слушает хмуро. Ему хочется открыться… Он ценит дружбу Карела и предвидит неприятный разговор, когда тот узнает правду. Тем более что Карел прав… во всем прав.
4. Карел, наследный принц Таргалы
Утро обещало славный солнечный денек, и вот, поди ж ты… Разгоряченные двухчасовым уроком маэстро Джоли, мы высовываемся на улицу — и шарахаемся от проливного дождя и леденящего ветра.
Подходит маэстро, фыркает сердитым котом.
— Адалжить плащи, парни?
— Хорошо бы, — клацая зубами, отвечает Карел.
— Ну так пашли.
Впервые мы входим в комнату маэстро за фехтовальным залом. Я мельком, скрывая невежливое любопытство, оглядываюсь.
Стол, простые деревянные стулья, огромный шкаф, железная печка… оружие — в стойках, по стенам, даже на столе.
— Тепло, — блаженно выдыхает Карел, подходя к печке.
— Любишь пагреться?
— Еще как.
Лека подходит к столу. Говорит:
— Какой жестокий кинжал.
Вслед за ним я осторожно трогаю необычно зазубренный край аспидно-черного клинка.
— Нож кланаваго убийцы, — бурчит маэстро. — В самам деле чуть не стоил мне жизни. Нарочно не убираю далеко — харошее напоминание.
— О чем?!
— Аб астарожности. Я тагда сапляком был… думал, недастойно мастера клинка азираться по старанам, даже если точна знаешь, что нападут. Между прочим, ка мне вчера мэтр Рене падхадил. Пагаварить.
— Обо мне? — оглядывается от печки Карел. — Чего это принц вместо его уложений искусство боя изучает? Маэстро Джоли, вы не догадались отправить его жаловаться сразу королю?
— Я ему предлажил выяснить, кто прав, исхадя из его же улажений, — скалится маэстро. — И даже уступил выбар аружия. Но он саслался на разницу в возрасте и ламату в кастях.
Мы дружно хохочем.
— Так его, — стонет Карел.
В дверь заглядывает кто-то из старшекурсников:
— Маэстро Джоли, мы пришли.
— Сейчас. — Маэстро ныряет в шкаф, вытягивает три плотных плаща с капюшонами. — Ладна, парни, берите, и да завтра.
— Спасибо, маэстро! — Карел накидывает плащ и вдруг хмурится: — Да, если вдруг мэтр Рене возникнет еще раз, прошу, скажите мне! Я ему, заразе, так о себе напомню…
Теперь непогода беснуется напрасно.
— Благословенна будь запасливость маэстро, — смеется Лека, подставляя лицо дождю. — И теплый кров «Веселого ваганта», крошка Мари, горячее жаркое… Пожалуй, нам надо поторопиться!
Из «Ваганта» уходим нескоро. Очень уж неохота брести домой сквозь непогоду, очень уж уютно горят здесь свечи, и эль сегодня кажется особенно вкусным. Но, может быть, мы зря засиделись.
Дождь все так же хлещет наотмашь, и ветер так же рвет плащи, но теперь к непогоде прибавилась сумрачная мгла слишком быстро наступившего вечера. Нам-то с Лекой хорошо, думаю я, а вот Карелу топать и топать… Мы останавливаемся у дверей дома мадам Урсулы.
— До завтра, — отвернув лицо от ливня, прощается Карел.
— Не хочешь коня взять? — предлагает Лека.
— Дойду, — отмахивается Карел.
Уже через какой-то десяток шагов его плотная фигура растворяется в прошитых дождем сумерках. Лека берется за дверной молоток и говорит:
— Неспокойно мне, Серый. Кошки душу дерут. Зря мы его отпустили.
Я смотрю вслед Карелу… Где же он? Будь дело в Славышти, я поднял бы Леку на смех. Но Корварена…
— Знаешь, — говорю, — лучшее, что можем мы сделать сейчас, — пойти следом. Но сначала забеги домой и возьми амулеты. А я постою здесь… послушаю. Этот город, Лека… Не знаю, что тебе в нем нравится! Меня он тревожит, и только.
Лека кивает и колотит в дверь.
Через пару минут мы бежим вдогонку Карелу. Мгла сгустилась, кажется, еще больше, — но теперь, с «глазом совы», мы прекрасно видим каждую щель в булыжной мостовой, каждую трещинку в кладке стен… даже — каждую каплю дождя. И, вывернув из переулка на улицу Яблонь, сразу видим вдалеке Карела.
Он идет против ветра, пригнувшись и придерживая капюшон… На какой-то миг моя тревога и Лекины дерущие душу кошки кажутся, в самом деле, смешными. И тут Лека, вскрикнув, рвется вперед: поперек дороги перед Карелом возникают низкие коренастые силуэты.
Карел не сразу их замечает. Проходит еще несколько шагов. Останавливается. Пятится, рвет из ножен шпагу…
Не чуя ног, оскальзываясь, я все-таки удивляюсь — в который раз! — его шпаге. Уже видны все детали схватки, лица напавших… Это вот и есть — гномы?! Но постойте, те, которых видели мы в дороге, не слишком-то похожи на этих! Широкие ладони сжимают не то длинные топоры, не то короткие алебарды… сеть… сеть?! Что ж они, живьем хотят?! Но шпага Карела, Тень, оправдывает свое имя. Даже «глазом совы» ее почти невозможно разглядеть. Смазанная полоска тьмы, тень в тени, оружие бретера и авантюриста, но не принца… Вот она разрубила сеть, ушла из-под удара гномьего… как, кстати, эта штука называется?
— Карел, сзади! — ору я. Лека молча наддает. Нам чуть-чуть осталось, совсем чуть-чуть… Карел прыгает вбок, оступается… как он мог оступиться?! Снова Тень встречается с сетью… Ближний к Карелу гном подсекает длинным древком ноги принца, и… Карел летит в одну сторону, Тень — в другую… Взметнулась над упавшим сеть… Лека хватает ее, рвет на себя, встречает шпагой дернувшегося вперед гнома. Становится над Карелом, давая ему время подняться. Я иду по кругу, вьюном, не задерживаясь ради схватки с кем-то одним, отвлекая внимание, опасаясь скрещивать шпагу с широкими лезвиями знаменитой гномьей стали, но, успевая — прах меня забери, успевая! — чиркнуть кончиком клинка то руку, то оскаленную страшную рожу, а то и горло. Не ахти какие вояки из этих подземельных… видно, другим сильны, раз Анри до сих пор их не раздавил!
И только я так думаю — странное оцепенение начинает сковывать руки. Немеют пальцы, ладонь сжимает эфес, но не чувствует его… Гномьи чары? Ох, как я испугался!..
Но я ведь вижу — вижу и шпагу в своей руке, и подходящие цели для удара! — и если поначалу я бил, лишь бы попасть, создавая кутерьму и сутолоку, то теперь — начинаю убивать.
Леденея от страха, понимая — не выстоим… их ведь еще десятка два, откуда только понабежали… и они расступаются, перестают лезть в ближний бой, а оцепенение все сильней, руки наливаются тяжестью, легкий — легкий?! — кожаный колет не дает вздохнуть, плащ давит на плечи каменной плитой… Грохочут копыта, и голос Карела: «Сюда, сюда! Ко мне!» У него длинный кинжал в руке, стоят с Лекой спина к спине… Гномы невесть как исчезают, словно растворяются в каменной кладке монастырской стены, и подоспевшие гвардейцы видят только нас троих. И — трупы. С десяток, пожалуй, убитых подземельных. Вот и ладно, не плащом же маэстро клинок обтирать…
Оцепенение проходит. Вдыхаю полной грудью дождь и студеный ветер, разжимаю побелевшие пальцы. Шпага вползает в ножны неохотно. Ну да — первое ее настоящее дело…
— Мой принц! Вы целы?
— Вроде да. Вы вовремя, лейтенант. Лека, Серега… как вы-то здесь оказались?!
— Скажи спасибо его кошкам, — киваю на Леку.
— Каким кошкам? — растерянно переспрашивает Карел.
— А тем, что душу ему драть начали. — Я глупо улыбаюсь. Напряжение неравного боя выходит дрожью. Вот вам Корварена — шкатулка с двойным дном, город, источенный гномьими ходами… Откуда ждать нападения в другой раз?
Гвардейцы обшаривают улицу, чуть ли не носами водят по стене… Карел подбирает Тень, шепчет:
— Цела, моя хорошая!..
Мир, казавшийся цельным во время схватки, распадается на кусочки, разрозненные, но вполне реальные: Лека, все еще сжимающий шпагу, с обрывком сети в левой руке; темная лужа под гномьим трупом; дождь, нудный и равнодушный; конь, фыркающий и переступающий копытами; глаза Карела под сползшим на лоб беретом: «Если б не вы…»
Острый взгляд лейтенанта и его чуть дрожащий голос:
— Думаю, мой принц, вам стоит пригласить своих друзей во дворец. Как ни крути, а без их помощи…
И — почти беззвучный шепот Леки:
— Влипли!
5. Королева Нина
— Они могли убить меня… успели бы запросто. Но эти сети… — Карела трясет. Да, по чести говоря, и не только его! — Сэр Оливер, они хотели захватить в плен принца Таргалы! Боже мой, представляю, что сказал бы отец!
— Боюсь, не представляешь, — бурчит в седые усы капитан королевских гвардейцев. — Боюсь, и я не представляю…
Широкая парадная лестница устлана ковром поверх искрящегося мрамора, наши быстрые шаги почти не слышны. Странно, но во дворце тоже малолюдно. Собственно, пока нам не встретилось ни души, кроме дежурных гвардейцев. Впрочем, время позднее…
— Клянусь Светом Господним, если б не Лека с Серегой да матушкин амулет, вам бы и представлять не пришлось!
— Уж это точно… узнал бы доподлинно.
— А что за амулет? — спрашивает Лека.
— Охранительный, специально от гномьего колдовства. Сюда… — Карел сворачивает в открывающийся с площадки небольшой зальчик, открывает упрятанную за тяжелой бархатной портьерой дверь и пропускает нас вперед. — Ну вот, теперь вы мои гости. Располагайтесь. — Мокрый плащ летит на пол, Карел выдергивает из-под ворота шнурок — серебро и изумруды, немного похоже на тот шнурок, что прячется сейчас под рукавом Лекиного камзола. — Мне матушка сделала, давно уже. А то б, пока вы прибежали, меня как раз бы уволочь успели. Ты разве не почуял гномьи чары?
— Нет, — растерянно отвечает Лека.
— Я почуял… — Меня пробирает запоздалая дрожь. — Еще как почуял, прах меня забери! Страшная штука. Еще немного, и я бы просто сдох на месте…
Слуга в цветах короны — незаметная тень — уносит плащи. Другой — тише привидения — ставит на стол тяжко груженный поднос. Запах — слюнки текут. Третий расставляет стеклянные бокалы, распечатывает бутыль. Честно говоря, это беззвучное мельтешение действует на нервы.
— Все свободны, — резко кидает Карел. Берет бутыль, разливает на четверых знаменитое «имперское розовое». Рука его подрагивает.
— Ребята… Серега, Лека… спасибо.
Пьем. Терпкое, сладкое с горчинкой… огонь и брызги, полуденное солнце и утренний ветер. Дрожь отпускает. Зато наваливается отодвинутая до поры усталость. Уютные у Карела кресла, здесь бы и заснул…
— Как это было? — Сэр Оливер подается вперед. — Что ты чувствовал, парень?
— Руки онемели… Я шпагу даже не ощущал, бьюсь — а как будто не я бьюсь. Будто я в камень превращаюсь… — Меня передергивает, даже вспоминать жутко, только думаю: нет, вовремя помощь подоспела, ох как вовремя!
— Да… — Капитан горбится, опускает глаза. — Карел, мальчик мой, ты прав… они хотели захватить вас. Не сдох бы ты, парень. Просто двигаться бы не смог, и повязали б тебя как миленького. Ты гляди какие… Свет Господень, ведь на лету сообразили!
— Что? — спрашивает Карел.