Страница:
Это был единственный раз, когда Джерри увидел Никки по-настоящему грустной, всё остальное время она по-прежнему радовалась жизни. На следующий день Джерри долго и с удовольствием смотрел, как хохочущая Никки пытается догнать на коляске убегающую по лужайке игривую Тамми. Когда девочка, радостная и раскрасневшаяся, подъехала к нему, он сказал серьёзно:
– Наверное, быть счастливым – это талант. Можно радоваться жизни, сидя в инвалидной коляске, живя в пещере и питаясь травой, а можно остаться мрачным ипохондриком, имея всё, что только можно себе представить… И как тебе удаётся быть такой весёлой?
Запыхавшаяся Никки вскинула на Джерри синие глаза и неожиданно принялась отвечать на этот, в общем-то, риторический вопрос.
– После аварии я долго барабанила в покорёженную дверь рубки – пока окончательно не поняла, что родители больше не выйдут оттуда. Но я не могла представить их мёртвыми… – сказала Никки, странно побледнев. – Тогда я решила для себя, что они там живы, но по-особенному: выйти не могут, но волнуются и следят за мной. Я стала думать, что мои мама и папа хотели бы от меня в нынешнем положении. И гениально решила, что они хотели бы, чтобы я ХОЮШО СЕБЯ ВЕЛА: ела три раза в день – пусть даже эту мерзкую, но полезную кашу! Чистила зубы, умывалась, заправляла постель, делала гимнастику… А ещё они были бы рады, если бы я читала книжки, рисовала, играла, смеялась – невзирая на сломанную шею и одиночество. Если я буду это всё делать, то они будут довольны, если нет – то они расстроятся…
Девочка провела рукой по погрустневшему лицу.
– Может, это мне подсказал Робби, который умён, как трёхсотлетняя черепаха… но до сих пор поражаюсь, как я смогла в то время понять – интуитивно и простыми словами! – главную истину этого мира: все родители хотят, чтобы их дети были счастливы.
Никки посмотрела, прищурившись, на зелёную лужайку с оленями.
– Дети для родителей – это их бессмертная душа, протянутая в будущее с надеждой на счастье. Если ты посмел стать несчастным, то ты не оправдал их ожиданий… Понимаешь?.. Предал их самые главные в жизни – и в смерти – надежды… Это я, конечно, сейчас так формулирую… А тогда… я загнала свой скулёж куда-то очень глубоко и стала назло всему радоваться жизни – может, сама научилась, или у моих родителей оказалась весёлая бессмертная душа… – бодро закончила Никки свой рассказ. – Теперь ты лучше понимаешь, почему я такая? – спросила она у Джерри и звонко рассмеялась, поразив его этим смехом чуть ли не больше, чем самим рассказом.
Потом она залезла в карман рюкзака, где хранилось множество интересных штучек, и достала маленькую игрушку – тёмно-рыжего коккер-спаниеля. Девочка завела её малозаметным ключом и поставила на землю. Раздалось тихое жужжание, и собачка зашагала вперёд, гордо держа голову и высоко поднимая передние лапы.
– Подарок родителей и мой талисман-хранитель, – сказала Никки. – Замечательный и несгибаемый Смелый Пёс. Он ходит только вперёд – и с таким непокорным видом, что душе становится легче. Будто говорит: «Нас никому не остановить!»
Джерри попросил разрешения и внимательно рассмотрел собачку.
– Тонкая работа! – похвалил он Смелого Пса. – Механическая игрушка такой сложности – большая редкость.
– Это не игрушка, – серьёзно возразила Никки.
Ещё две недели пролетели на крыльях махаонов.
Никки в сопровождении Джерри облазила весь сад и всё здание госпиталя, загорела и поправилась. Однажды Джерри заметил провод, идущий от Робби к Никки.
– Этот старый абак, – девочка, усмехнувшись, указала на Робби, – таскается со мной повсюду не просто так. При аварии корабля у меня сломался позвоночник в районе шеи и настал полный паралич, – она говорила об этом спокойно, даже улыбаясь, – но Робби, железный мудрец, – сам еле живой! – сумел быстро мобилизовать уцелевшего ремонтного робота, восстановить с его помощью часть энергосети и подготовить операционную…
Никки засмеялась:
– Джерри, ты бы видел шприц в огромной клешне ремонтника! Умора!.. Так вот, Робби удачно ввел чип с протезом нервной ткани в мой позвоночник. Но контроль над телом оказался полностью утерян. Разрезанный многожильный кабель починили, но схему соединения проводов забыли!
Девочка снова развеселилась от сравнения своего позвоночника с кабелем.
– Робби сам подключился к нейрочипу, и мы стали учиться двигать ногами и руками – я думала, как поднимаю правую руку, а он запоминал положение её нерва и искал ему соответствие в… другом конце кабеля. В конце концов у нас всё получилось, но теперь я хожу и дышу только благодаря процессору Робби. Я представляю, как моя рука чешет нос, а он делает это за меня, – хихикнула Никки. – Впрочем, факт, что мои нервные сигналы проходят через процессор Робби, для меня совершенно незаметен.
Потрясённый Джерри слушал Никки не дыша. «Парень, – спросил он сам себя, – кажется, ты считал себя самым несчастным человеком на свете?»
Однажды утром Джерри и Никки оказались за столом одни – ещё неделю назад Пятнистый Сэм уехал домой, в кратер Циолковского, а вчера родители любопытной Тоны увезли её на Землю, в Аризону. Никки задумчиво посмотрела на пустые места за столом.
– Моя медицинская страховка кончается, – сказала она. – Большая Тереза вчера строго спросила, кто может забрать меня отсюда. Но я не знаю никаких родственников на Луне или на астероидах, да и вообще их, кажется, нет. Тогда Тереза сказала, что директор госпиталя велел отправить мой файл в Детскую комиссию или Центр новой семьи… что-то в этом роде. Как-то странно она прятала при этом глаза… В любом случае, я совсем не хочу иметь новых родителей. У меня уже есть и мама, и папа – и, хотя они умерли, я-то знаю, что они у меня есть, и я их очень люблю… Понимаешь?
Кафе опустело, но они продолжали сидеть за столом.
– Понимаю… мне тоже некуда деваться… – вздохнул Джерри. – И я тоже не хочу в чужую семью, я слишком… взрослый, чтобы начинать всё заново…
Они помолчали.
– Я хочу рассказать тебе, как это случилось… – вдруг решившись, с большим трудом продолжил Джерри. – Три года назад мама с отцом поехали в театр, оставив меня дома… И на их автомобиль налетел кибергрузовик, потерявший управление… Мама умерла, а отец попал в госпиталь. Когда папа вышел из больницы, он забрал меня, и мы улетели на Луну, на отдалённую обсерваторию, где никто, кроме нас, не жил. Он очень изменился после маминой смерти и много времени стал проводить со мной – играл, развлекал, учил математике, строил со мной самодельных роботов. Наверное, он тоже видел во мне мамину бессмертную душу… Отец бросил свою работу, а он был известный математик; никуда сам не ездил и меня не отпускал – я даже в школе учился заочно и без особого прилежания. Но этой зимой, перед Рождеством, он вдруг отправил меня в Архимед-Сити, к своему старому другу, у которого два сына примерно моего возраста. Мы неплохо проводили время, а через две недели в папину обсерваторию попал крупный метеорит… – Голос Джерри перехватило.
– Метеорит попал в обсерваторию?! – ужаснулась Никки. – Невероятный случай!
– От неё ничего не осталось – лишь глубокий кратер… – с трудом продолжил Джерри, глядя в стол. – Когда я увидел эту яму в иллюминатор, я… потерял контроль над собой, бил кого-то… даже кусался и хотел там остаться, чтобы меня высадили… и меня привезли в этот госпиталь.
Джерри поднял голову и посмотрел на Никки тоскливыми глазами раненого оленя. На его впалых щеках лежали глубокие тени. Она положила на его судорожно сжатые руки свою небольшую крепкую ладошку со старыми шрамами.
– Джерри, ты можешь сделать для них только одно – стать счастливым, – сказала Никки, – помни, что только в тебе жива бессмертная душа твоих родителей…
– Я впервые смог рассказать о них… – Джерри прерывисто вздохнул. – Ты одна сможешь меня понять, потому что ты тоже одна на этом свете.
– Одиночество – страшная штука, я знаю это… – кивнула Никки. – Но сейчас нас двое, а это совсем, со-овсем, со-о-овсем другое дело!
И она толкнула его в плечо жёстким кулачком.
Грустное лицо Джерри смягчилось слабой улыбкой. А Никки с удовольствием подумала, что Джерри, улыбаясь, становится совсем другим человеком…
Глава 3
– Наверное, быть счастливым – это талант. Можно радоваться жизни, сидя в инвалидной коляске, живя в пещере и питаясь травой, а можно остаться мрачным ипохондриком, имея всё, что только можно себе представить… И как тебе удаётся быть такой весёлой?
Запыхавшаяся Никки вскинула на Джерри синие глаза и неожиданно принялась отвечать на этот, в общем-то, риторический вопрос.
– После аварии я долго барабанила в покорёженную дверь рубки – пока окончательно не поняла, что родители больше не выйдут оттуда. Но я не могла представить их мёртвыми… – сказала Никки, странно побледнев. – Тогда я решила для себя, что они там живы, но по-особенному: выйти не могут, но волнуются и следят за мной. Я стала думать, что мои мама и папа хотели бы от меня в нынешнем положении. И гениально решила, что они хотели бы, чтобы я ХОЮШО СЕБЯ ВЕЛА: ела три раза в день – пусть даже эту мерзкую, но полезную кашу! Чистила зубы, умывалась, заправляла постель, делала гимнастику… А ещё они были бы рады, если бы я читала книжки, рисовала, играла, смеялась – невзирая на сломанную шею и одиночество. Если я буду это всё делать, то они будут довольны, если нет – то они расстроятся…
Девочка провела рукой по погрустневшему лицу.
– Может, это мне подсказал Робби, который умён, как трёхсотлетняя черепаха… но до сих пор поражаюсь, как я смогла в то время понять – интуитивно и простыми словами! – главную истину этого мира: все родители хотят, чтобы их дети были счастливы.
Никки посмотрела, прищурившись, на зелёную лужайку с оленями.
– Дети для родителей – это их бессмертная душа, протянутая в будущее с надеждой на счастье. Если ты посмел стать несчастным, то ты не оправдал их ожиданий… Понимаешь?.. Предал их самые главные в жизни – и в смерти – надежды… Это я, конечно, сейчас так формулирую… А тогда… я загнала свой скулёж куда-то очень глубоко и стала назло всему радоваться жизни – может, сама научилась, или у моих родителей оказалась весёлая бессмертная душа… – бодро закончила Никки свой рассказ. – Теперь ты лучше понимаешь, почему я такая? – спросила она у Джерри и звонко рассмеялась, поразив его этим смехом чуть ли не больше, чем самим рассказом.
Потом она залезла в карман рюкзака, где хранилось множество интересных штучек, и достала маленькую игрушку – тёмно-рыжего коккер-спаниеля. Девочка завела её малозаметным ключом и поставила на землю. Раздалось тихое жужжание, и собачка зашагала вперёд, гордо держа голову и высоко поднимая передние лапы.
– Подарок родителей и мой талисман-хранитель, – сказала Никки. – Замечательный и несгибаемый Смелый Пёс. Он ходит только вперёд – и с таким непокорным видом, что душе становится легче. Будто говорит: «Нас никому не остановить!»
Джерри попросил разрешения и внимательно рассмотрел собачку.
– Тонкая работа! – похвалил он Смелого Пса. – Механическая игрушка такой сложности – большая редкость.
– Это не игрушка, – серьёзно возразила Никки.
Ещё две недели пролетели на крыльях махаонов.
Никки в сопровождении Джерри облазила весь сад и всё здание госпиталя, загорела и поправилась. Однажды Джерри заметил провод, идущий от Робби к Никки.
– Этот старый абак, – девочка, усмехнувшись, указала на Робби, – таскается со мной повсюду не просто так. При аварии корабля у меня сломался позвоночник в районе шеи и настал полный паралич, – она говорила об этом спокойно, даже улыбаясь, – но Робби, железный мудрец, – сам еле живой! – сумел быстро мобилизовать уцелевшего ремонтного робота, восстановить с его помощью часть энергосети и подготовить операционную…
Никки засмеялась:
– Джерри, ты бы видел шприц в огромной клешне ремонтника! Умора!.. Так вот, Робби удачно ввел чип с протезом нервной ткани в мой позвоночник. Но контроль над телом оказался полностью утерян. Разрезанный многожильный кабель починили, но схему соединения проводов забыли!
Девочка снова развеселилась от сравнения своего позвоночника с кабелем.
– Робби сам подключился к нейрочипу, и мы стали учиться двигать ногами и руками – я думала, как поднимаю правую руку, а он запоминал положение её нерва и искал ему соответствие в… другом конце кабеля. В конце концов у нас всё получилось, но теперь я хожу и дышу только благодаря процессору Робби. Я представляю, как моя рука чешет нос, а он делает это за меня, – хихикнула Никки. – Впрочем, факт, что мои нервные сигналы проходят через процессор Робби, для меня совершенно незаметен.
Потрясённый Джерри слушал Никки не дыша. «Парень, – спросил он сам себя, – кажется, ты считал себя самым несчастным человеком на свете?»
Однажды утром Джерри и Никки оказались за столом одни – ещё неделю назад Пятнистый Сэм уехал домой, в кратер Циолковского, а вчера родители любопытной Тоны увезли её на Землю, в Аризону. Никки задумчиво посмотрела на пустые места за столом.
– Моя медицинская страховка кончается, – сказала она. – Большая Тереза вчера строго спросила, кто может забрать меня отсюда. Но я не знаю никаких родственников на Луне или на астероидах, да и вообще их, кажется, нет. Тогда Тереза сказала, что директор госпиталя велел отправить мой файл в Детскую комиссию или Центр новой семьи… что-то в этом роде. Как-то странно она прятала при этом глаза… В любом случае, я совсем не хочу иметь новых родителей. У меня уже есть и мама, и папа – и, хотя они умерли, я-то знаю, что они у меня есть, и я их очень люблю… Понимаешь?
Кафе опустело, но они продолжали сидеть за столом.
– Понимаю… мне тоже некуда деваться… – вздохнул Джерри. – И я тоже не хочу в чужую семью, я слишком… взрослый, чтобы начинать всё заново…
Они помолчали.
– Я хочу рассказать тебе, как это случилось… – вдруг решившись, с большим трудом продолжил Джерри. – Три года назад мама с отцом поехали в театр, оставив меня дома… И на их автомобиль налетел кибергрузовик, потерявший управление… Мама умерла, а отец попал в госпиталь. Когда папа вышел из больницы, он забрал меня, и мы улетели на Луну, на отдалённую обсерваторию, где никто, кроме нас, не жил. Он очень изменился после маминой смерти и много времени стал проводить со мной – играл, развлекал, учил математике, строил со мной самодельных роботов. Наверное, он тоже видел во мне мамину бессмертную душу… Отец бросил свою работу, а он был известный математик; никуда сам не ездил и меня не отпускал – я даже в школе учился заочно и без особого прилежания. Но этой зимой, перед Рождеством, он вдруг отправил меня в Архимед-Сити, к своему старому другу, у которого два сына примерно моего возраста. Мы неплохо проводили время, а через две недели в папину обсерваторию попал крупный метеорит… – Голос Джерри перехватило.
– Метеорит попал в обсерваторию?! – ужаснулась Никки. – Невероятный случай!
– От неё ничего не осталось – лишь глубокий кратер… – с трудом продолжил Джерри, глядя в стол. – Когда я увидел эту яму в иллюминатор, я… потерял контроль над собой, бил кого-то… даже кусался и хотел там остаться, чтобы меня высадили… и меня привезли в этот госпиталь.
Джерри поднял голову и посмотрел на Никки тоскливыми глазами раненого оленя. На его впалых щеках лежали глубокие тени. Она положила на его судорожно сжатые руки свою небольшую крепкую ладошку со старыми шрамами.
– Джерри, ты можешь сделать для них только одно – стать счастливым, – сказала Никки, – помни, что только в тебе жива бессмертная душа твоих родителей…
– Я впервые смог рассказать о них… – Джерри прерывисто вздохнул. – Ты одна сможешь меня понять, потому что ты тоже одна на этом свете.
– Одиночество – страшная штука, я знаю это… – кивнула Никки. – Но сейчас нас двое, а это совсем, со-овсем, со-о-овсем другое дело!
И она толкнула его в плечо жёстким кулачком.
Грустное лицо Джерри смягчилось слабой улыбкой. А Никки с удовольствием подумала, что Джерри, улыбаясь, становится совсем другим человеком…
Глава 3
ЖЕЛЕЗНЫЙ ДРОВОСЕК
Никки лихо вкатилась в лифт, едва не впилившись в большое зеркало. Затормозив коляску так, что её занесло юзом, она нажала кнопку этажа кафетерия. Пока лифт гудел, в его зеркальную стену Никки успела скорчить с десяток преотличнейших рож. Кабина остановилась на такой кошмарной рожище, что её решено было обязательно показать Джерри. Ха! Он помрёт от зависти!
Никки выкатилась из открывшихся дверей и удивилась – это оказался не кафетерий, а технический этаж, заставленный полками, ящиками и громоздкими аппаратами. Она здесь ни разу не была. Вряд ли тут можно позавтракать… не ту кнопку она нажала, что ли? Не успела она с любопытством оглядеться, как двери лифта закрылись и он уехал. Никки развернула кресло и нажала кнопку вызова, но та не зажглась. Девочка безрезультатно попробовала ещё и ещё раз, потом осмотрелась вокруг внимательнее: лифтовая дверь только одна, других выходов не видно.
Сзади раздался лязг, и Никки обернулась. По проходу двигался здоровенный ремонтный робот с плазменным резаком в одной руке и гвоздемётом в другой. Бочкообразная грудь, голова с сейф и длинные конечности со стальными клешнями. Ремонтник грохотал огромными плоскостопыми ножищами всё ближе и смотрел выпуклыми фасеточными глазами прямо на девочку.
Она громко и весело спросила:
– Скажи, пожалуйста, Железный Дровосек, как мне попасть в кафетерий?
Робот-невежа не ответил, но резак в его клешне вдруг включился на полную мощность и выпустил синий шипящий клинок. Никки хорошо знала этот плазморез, он здорово выручил её при перестройке оранжереи. Она почувствовала неладное и попятилась в проход между ящиками.
В ответ робот вскинул гвоздемёт и выстрелил в девочку грохочущей очередью крупных гвоздей! Привязанная к коляске Никки успела лишь вскрикнуть и дать креслу максимальный задний ход. Гвозди прожужжали в воздухе стаей железных шмелей, а один больно цапнул её в плечо, оставив глубокий касательный прорез.
А-АХ!
Все сомнения исчезли: ремонтник сошёл с ума, хотя Никки никогда о таком заболевании роботов не слышала. Она успела отъехать, а когда между ней и Железным Дровосеком оказался стеллаж, быстро развернула кресло и рванула в глубь склада на предельной скорости.
– РОББИ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, ЧЁРТ ПОБЕРИ?! – закричала Никки.
– Не знаю! – честно признался её друг.
Никки мчалась между штабелями коробок, следя за врагом в зеркало заднего обзора, которое раньше всегда её смешило: зачем оно на инвалидном кресле? Когда робот появился в проходе, она резко свернула в ближайший коридор и чудом избежала следующей очереди здоровенных гвоздей – кажется, пятидюймовых. Железные стрелы громко простучали по стеллажам, по шляпку вонзаясь в толстые стенки ящиков. Один из гвоздей срикошетировал о металлическую пластину массивного прибора и сердито прогудел у Никки над самой головой, больно выдернув прядь волос.
Почему этот Дровосек к ней привязался?! Девочка чувствовала себя совершенно беспомощной в этом кресле, её сердце бешено стучало. Никки нажала на ходу красную кнопку на коммуникаторе коляски и попыталась позвать кого-нибудь на помощь, но на вызов никто не отвечал. «Это не случайность, это охота за мной!» – мелькнула отчаянная мысль, и Никки свернула в другой проход, не дожидаясь появления робота в обзорном зеркале. Есть ли у него инфравизор? Если это охота, то должен быть. Значит, от робота спрятаться нельзя – он загонит Никки в тупик и прикончит.
– Робби, зови на помощь!
– Сразу позвал, как только этот урод начал стрелять, – откликнулся Робби, – но лифт заблокирован, как и все двери на этаж. Охрана уже пробивается сюда! Надо продержаться несколько минут.
– Он меня убьёт за несколько секунд! Ты можешь его остановить? – Она снова резко свернула, но топот разогнавшегося робота раздавался всё ближе.
– Я пытаюсь всё время, – ответил Робби, – но его каналы связи отключены, он замкнут сам на себя!
– Ч-чёрт!
Сердце Никки бушевало, как лесная птица в клетке, в венах звенел адреналин. «Думай, Никки, думай! Железную сволочь надо стреножить. Такую махину ничем механическим не проймешь… разве трактором его придавить, мерзавца… как-нибудь ослепить… краской?.. но у него сенсоры по всему телу… электрическим разрядом ударить?»
Пот заливал глаза, а рубашка намокала кровью раненого плеча. Никки свернула два раза подряд – и очутилась между высокими стеллажами, плотно заставленными ящиками. Она услышала лязганье робота по соседнему проходу и затихла, очень надеясь, что Дровосек её потеряет за стеной приборных упаковок. Но ремонтник остановился как раз напротив Никки и, ни секунды не сомневаясь, стал пробиваться к ней сквозь стеллажи. Робот ломал ящики и балки легко, как буйвол кустарник.
Над головой Никки закачался контейнер, и девочка снова устремилась в полутёмный проход. Ящик с грохотом рухнул сзади, и стеклянно-металлические детали со щедрым звоном разлетелись по полу. В зеркале коляски Никки увидела грозную фигуру, выбравшуюся из разгромленных стеллажей. Под тяжёлыми ногами хрустела электронная требуха разбитых приборов.
– Ищи его слабое место! – крикнула она Робби, на всей скорости подъезжая к концу стеллажной стены.
Сзади снова загремели выстрелы. Никки, как смогла, увернулась от длинной очереди гвоздей и едва не опрокинулась на повороте. Надо что-то предпринимать! Она резко тормознула перед полками с инструментами. Несколько секунд – и её колени были полны гаечных ключей и молотков. Она ещё успела прихватить пару пластиковых банок с краской, когда ей пришлось снова убегать от преследователя. Чуть позже Никки остановилась на развилке коридоров, развернулась и стала ожидать появления робота.
Она успела свернуть крышки с банок, и тут башмаки робота загромыхали совсем близко. Никки, не дожидаясь его появления, с силой метнула в проход гаечный ключ, потом и молоток. И отправила туда же банку с краской. Робот выскочил из-за угла, увидел Никки и нацелил на неё гвоздемёт.
Гаечный ключ с безрезультатным грохотом ударил в металлическую скулу, зато массивный молоток сочно впечатался в правый фасеточный глаз робота и оставил густую сетку трещин – пусть подпрограмма самосохранения в этой железной репе немного поразмыслит! Первая банка с краской пролетела мимо головы, зато второй снаряд, брошенный уже не наугад, врезался в грудь робота, смялся и выплеснул фонтан серой жижи ему прямо в лицо, полностью залив другой, неповреждённый глаз.
Никки, не ожидая, когда до робота долетят остальные железяки, быстро развернулась. Сзади раздался грохот очереди из гвоздемёта. Не помогла краска! Несколько острых импровизированных снарядов попали в её коляску, а один стальной стержень, пробив пластиковую спинку кресла, глубоко вонзился Никки под лопатку.
Она вскрикнула от боли, изо всех сил надавила на пульт управления и свернула за спасительный угол.
– Можно его взять электрическим разрядом? – в панике крикнула Никки.
– Да! Хорошее напряжение на голову его замкнёт! – ответил мудрый, но беспомощный Робби.
Одежда на спине Никки пропитывалась кровью, остриё вонзившегося под лопатку гвоздя причиняло нестерпимую боль, от которой голова плыла и всё вокруг качалось. Мчась по очередному проходу и лавируя между сваленным на пол оборудованием, Никки с ужасом увидела, как в конце прохода из полумрака проступает стена.
– Это тупик!!
Она на полной скорости летела к безвыходному концу коридора и лихорадочно пыталась придумать какой-нибудь спасительный трюк, но в мутную голову ничего не приходило. В метрах пяти от стены кресло всё-таки натолкнулось на разбросанный хлам и опрокинулось. Силовые захваты умной машинки решили, что лучше разомкнуться, чем сломать ей кости, и Никки вылетела из кресла.
Она шлёпнулась с размаху на пол, по инерции проехала на животе до стены и врезалась в неё раненым плечом. Адская боль! Кровь из ран на спине и на плече заструилась сильнее, но Никки, цепляясь рюкзаком с Робби за какие-то углы, быстро поползла вдоль стены, забиваясь как можно глубже под контейнеры.
Робот настиг опрокинутую коляску и стал в упор кромсать её из гвоздемёта, одновременно орудуя плазменным резаком. Никки, с ужасом оглядываясь на этого психа, доползла до стены, увидела на ней высоковольтную розетку и сбила её ударом тяжёлой штуковины со стеллажа. Выхватив из кармана рюкзака серебристые перчатки, Никки надела их и засунула руки прямо в голые электрические контакты. Раздался треск, и запахло палёным пластиком.
Через пару минут запас гвоздей у железного маньяка кончился, а расстрелянное кресло превратилось в тёмного дымящегося ежа. Робот наклонился и внимательно рассмотрел результат своих действий. Он даже поднял длинными лапами обгорелые остатки коляски и поднес их к повреждённым глазам, близорукая скотина! В конце концов кибер осознал, что в кресле никого нет, и снова переключился на поиск.
Яркая трескучая электрическая дуга немедленно привлекла его внимание, он снова увидел Никки и радостно устремился к ней. Скорчившейся в углу девочке уже некуда было бежать или ползти. Робота отделяли от неё два метра полок с приборами, и он с грохотом стал пробиваться к Никки, орудуя могучими клешнями, которые сами по себе являлись грозным оружием. Здоровенный ремонтник легко ломал рамы стеллажей, нагруженных оборудованием. Полки рушились вокруг Никки, грозя её раздавить или изувечить.
Она стоически переносила сыплющиеся удары, не двигаясь с места и совершая плавные и сложные движения пальцами в серебристых перчатках. В ладонях у неё билось электрическое пламя, брызгая во все стороны искрами.
Робот отбросил последние балки, отделявшие его от Никки, и занёс над ней потрескивающее голубое лезвие плазменного резака.
Никки осторожно, как чашку с водой, подняла ладони навстречу роботу, раскрыла их и сильно дунула. Из её рук ослепительной бабочкой выпорхнул искрящийся жёлтый шар размером с теннисный мяч и устремился к Железному Дровосеку.
Тот отшатнулся, но было уже поздно: шаровая молния ласково прильнула к его лицу – раздался мощный взрыв. Фасеточные глаза робота лопнули, и осколки засыпали съёжившуюся Никки. Металлические части головы Дровосека мгновенно раскалились, а пластиковые запузырились и почернели. Плазменный резак погас, и огромный робот ремонтник застыл мёртвым закопчённым истуканом.
Стало тихо, и Никки услышала далёкие удары в дверь. Девочка медленно приподнялась среди обломков и застонала от боли в израненном теле. Осторожно переведя дыхание, она хрипло спросила у Робби:
– Как ты?
– Не беспокойся, со мной всё в порядке. Ты – молодец, неплохо справилась. Слышишь удары? Сейчас прибудут… эти спасатели. – В голосе Робби явственно прозвучала странная для компьютера ирония.
Воняло горелой краской и пластмассой. Никки с трудом привалилась к стене, чувствуя, как течёт по спине кровь и кружится голова.
– Ничего себе сходила на завтрак…
С топотом приближались люди. Впереди бежал человек в униформе и с пистолетом – увесистый, но быстрый и опасный в движениях. За ним шлёпали пятеро охранников госпиталя. В конце процессии рысила Большая Тереза с парой врачей.
– Что за погром вы здесь устроили? – властно гаркнул подбежавший человек, видимо начальник охраны.
Никки потрясённо уставилась на его покрасневшую физиономию с колючими глазками, потом перевела взгляд на подоспевшую Большую Терезу и сказала слабым голосом:
– Тереза, и такие идиоты работают в вашей охране?
Старший охранник аж перекосился от оскорбления, но его оттеснили взволнованные врачи, подняли Никки на руки и понесли к заработавшему лифту.
– Вас вызовут для объяснений! – рявкнул сзади охранник с колючими глазами. – И вам долго придётся расплачиваться за нанесённый ущерб!
Никкины раны зашили и обработали в блоке интенсивной терапии под причитания Большой Терезы. Та хотела прописать ей постельный режим в той же палате, но Никки категорически отказалась. Она не чувствовала себя в безопасности в помещении, код от которого знали десятки людей.
Возле дверей комнаты, где Никки делали перевязку, девочку ждал потрясённый и бледный Джерри, беспрерывно ерошащий и без того взлохмаченные волосы.
– Я больше никогда не оставлю тебя одну в этом госпитале! – выпалил он и встал с самым решительным видом возле её нового инвалидного кресла.
– Спасибо, – устало улыбнулась Никки, – пошли завтракать… или обедать… ужасно есть хочется… особенно пить… – слабо бормотала она на ходу, – обычное дело после кровопотери… помню, я жутко порезалась в оранжерее…
Не успели они закончить с едой – Никки еле шевелилась от усталости и ранений, – как с грохотом распахнулась дверь кафетерия и вошли трое: давешний начальник с эскортом из двух охранников. Свирепы и опасны – настоящие громилы.
Никки что-то прошептала Робби и выпрямилась в ожидании. Трое громил угрожающе обступили стол – высокие, как башни, в серо-зелёной униформе с золотыми шевронами и с пистолетами на ремнях, – и начальник охраны громко заявил:
– Следуйте за нами! Вы должны немедленно пройти в мой кабинет и дать полный отчёт о случившемся!
Очевидно – привык к беспрекословному повиновению.
– Сегодня я занята, – и Никки допила своё обычное кьянти, стараясь движением рук не тревожить повязку на спине.
– Вы разгромили склад, уничтожили ценного робота и отказываетесь дать объяснения?! – опешил главный громила. – Я заявил об этом случае вандализма в комиссию по правонарушениям несовершеннолетних. Вам скоро придётся переселиться из госпиталя в хорошо охраняемый лагерь для юных преступников!
Никки хранила молчание.
Охранник посмотрел на стол, схватил пустой бокал и внимательно обнюхал его.
– Вы ещё и малолетняя алкоголичка? Очень хорошо! Это дополняет общую картину вашей социопатии.
Джерри вскочил на ноги и сжал кулаки, хотя весил раза в два меньше начальника.
– Спокойно, Джерри, – это легкий случай, я справлюсь сама, – сказала без следа иронии Никки. Она в упор рассматривала охранника; от этого презрительного синего взгляда его колючие глаза дрогнули в припухших веках и Даже попытались вильнуть в сторону.
Недолгая пауза прервалась коротким бипом из рюкзака, и Никки не спеша заявила старшему охраннику:
– Я дам нужные объяснения завтра, в десять часов утра. Но не в вашем кабинете, а у директора госпиталя и в присутствии Лунной полиции.
– При чём тут полиция? – нахмурился начальник охраны. – Кто её вызвал?
– Это я обратилась к властям, а теперь убирайтесь вон – вы мне мешаете обедать. У меня аллергия на болванов, да и морда у вас, братец, препротивнейшая.
Кругом раздался дружный смех. Начальник охраны заскрежетал зубами и стиснул кулаки размером с две тыквы. Он обернулся и увидел, что на него обращены десятки скалящихся детских лиц, а его собственные подчинённые смущённо крутят головами и отводят глаза, пытаясь прогнать с физиономий невольные ухмылки.
– Хорошо же! – яростно зашипел он. – Завтра я вызову людей из колонии несовершеннолетних уголовников, и вы, мисс алкоголичка… – вы даже не представляете, как быстро окажетесь за решеткой!
Он круто развернулся и, топая, вышел из комнаты вместе со своими гвардейцами.
Никки потянулась к кофейной чашке и отпила глоток. После стычки с охранником она стала выглядеть, как ни странно, бодрее.
– Джерри, – спросила Никки, – как можно перепрограммировать ремонтного робота для нападения на человека?
Джерри стоял и с ненавистью смотрел на закрывшуюся за охранниками дверь. Услышав Никки, он плюхнулся на стул и с трудом разжал кулаки.
– Это невозможно, – произнёс он глухим, прерывающимся от волнения, голосом. – Во все главные процессоры мобильных роботов встроены защитные программы. Они запрещают роботу нападать на человека или наносить ему вред. Эти правила вшиты в хард при изготовлении, их нельзя перепрограммировать в принципе…
– Давай признаем, что это возможно – клянусь Юпитером, я свидетель! – и пожалуйста, подумай, как это могло быть сделано, – сказала Никки, – ты же у нас эксперт по роботам.
Джерри польщённо улыбнулся и надолго задумался. Вокруг них посетители кафе бурно обсуждали утренние события.
– Возможны только два варианта… – наконец заговорил Джерри.
Никки хмыкнула:
– Ну вот, то – невозможно, то – сразу два варианта!
– … первый вариант – кто-то обладает достаточным могуществом, чтобы изготавливать свои процессоры и вшивать в них нелегальные правила. Это о-очень дорого, да ещё надо вытащить старый процессор из робота и засунуть вместо него новый чип. Это как поменять пломбу на зубе живого тигра: голова робота похожа на хороший сейф, который охраняется самим роботом. Только компания-производитель ремонтника знает, как добраться до процессора, тем более – заменить его. Второй вариант проще – кто-то обманул робота.
– То есть? Как можно обмануть безмозглого болвана?
– Роботы могут перепрограммироваться для различных работ, не входящих в конфликт с зашитыми в хард императивами. Ему нельзя скомандовать – убей человека с такой-то внешностью. Он не послушается незаконного приказа и даже вызовет полицию. Но можно попробовать перестроить зрение робота. Насколько я помню, данные с телеобъективов этого ремонтника обрабатываются периферийными процессорами. В эти чипы заложены лишь программы автоматической классификации объектов. Чтобы робот напал на человека, нужно, чтобы видеочип, распознав изображение девочки с рыжими волосами, не рассуждая, заменил его и передал в главный мозг изображение собаки или крокодила. Против убийства животных центральный процессор не имеет запретов.
Никки выкатилась из открывшихся дверей и удивилась – это оказался не кафетерий, а технический этаж, заставленный полками, ящиками и громоздкими аппаратами. Она здесь ни разу не была. Вряд ли тут можно позавтракать… не ту кнопку она нажала, что ли? Не успела она с любопытством оглядеться, как двери лифта закрылись и он уехал. Никки развернула кресло и нажала кнопку вызова, но та не зажглась. Девочка безрезультатно попробовала ещё и ещё раз, потом осмотрелась вокруг внимательнее: лифтовая дверь только одна, других выходов не видно.
Сзади раздался лязг, и Никки обернулась. По проходу двигался здоровенный ремонтный робот с плазменным резаком в одной руке и гвоздемётом в другой. Бочкообразная грудь, голова с сейф и длинные конечности со стальными клешнями. Ремонтник грохотал огромными плоскостопыми ножищами всё ближе и смотрел выпуклыми фасеточными глазами прямо на девочку.
Она громко и весело спросила:
– Скажи, пожалуйста, Железный Дровосек, как мне попасть в кафетерий?
Робот-невежа не ответил, но резак в его клешне вдруг включился на полную мощность и выпустил синий шипящий клинок. Никки хорошо знала этот плазморез, он здорово выручил её при перестройке оранжереи. Она почувствовала неладное и попятилась в проход между ящиками.
В ответ робот вскинул гвоздемёт и выстрелил в девочку грохочущей очередью крупных гвоздей! Привязанная к коляске Никки успела лишь вскрикнуть и дать креслу максимальный задний ход. Гвозди прожужжали в воздухе стаей железных шмелей, а один больно цапнул её в плечо, оставив глубокий касательный прорез.
А-АХ!
Все сомнения исчезли: ремонтник сошёл с ума, хотя Никки никогда о таком заболевании роботов не слышала. Она успела отъехать, а когда между ней и Железным Дровосеком оказался стеллаж, быстро развернула кресло и рванула в глубь склада на предельной скорости.
– РОББИ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, ЧЁРТ ПОБЕРИ?! – закричала Никки.
– Не знаю! – честно признался её друг.
Никки мчалась между штабелями коробок, следя за врагом в зеркало заднего обзора, которое раньше всегда её смешило: зачем оно на инвалидном кресле? Когда робот появился в проходе, она резко свернула в ближайший коридор и чудом избежала следующей очереди здоровенных гвоздей – кажется, пятидюймовых. Железные стрелы громко простучали по стеллажам, по шляпку вонзаясь в толстые стенки ящиков. Один из гвоздей срикошетировал о металлическую пластину массивного прибора и сердито прогудел у Никки над самой головой, больно выдернув прядь волос.
Почему этот Дровосек к ней привязался?! Девочка чувствовала себя совершенно беспомощной в этом кресле, её сердце бешено стучало. Никки нажала на ходу красную кнопку на коммуникаторе коляски и попыталась позвать кого-нибудь на помощь, но на вызов никто не отвечал. «Это не случайность, это охота за мной!» – мелькнула отчаянная мысль, и Никки свернула в другой проход, не дожидаясь появления робота в обзорном зеркале. Есть ли у него инфравизор? Если это охота, то должен быть. Значит, от робота спрятаться нельзя – он загонит Никки в тупик и прикончит.
– Робби, зови на помощь!
– Сразу позвал, как только этот урод начал стрелять, – откликнулся Робби, – но лифт заблокирован, как и все двери на этаж. Охрана уже пробивается сюда! Надо продержаться несколько минут.
– Он меня убьёт за несколько секунд! Ты можешь его остановить? – Она снова резко свернула, но топот разогнавшегося робота раздавался всё ближе.
– Я пытаюсь всё время, – ответил Робби, – но его каналы связи отключены, он замкнут сам на себя!
– Ч-чёрт!
Сердце Никки бушевало, как лесная птица в клетке, в венах звенел адреналин. «Думай, Никки, думай! Железную сволочь надо стреножить. Такую махину ничем механическим не проймешь… разве трактором его придавить, мерзавца… как-нибудь ослепить… краской?.. но у него сенсоры по всему телу… электрическим разрядом ударить?»
Пот заливал глаза, а рубашка намокала кровью раненого плеча. Никки свернула два раза подряд – и очутилась между высокими стеллажами, плотно заставленными ящиками. Она услышала лязганье робота по соседнему проходу и затихла, очень надеясь, что Дровосек её потеряет за стеной приборных упаковок. Но ремонтник остановился как раз напротив Никки и, ни секунды не сомневаясь, стал пробиваться к ней сквозь стеллажи. Робот ломал ящики и балки легко, как буйвол кустарник.
Над головой Никки закачался контейнер, и девочка снова устремилась в полутёмный проход. Ящик с грохотом рухнул сзади, и стеклянно-металлические детали со щедрым звоном разлетелись по полу. В зеркале коляски Никки увидела грозную фигуру, выбравшуюся из разгромленных стеллажей. Под тяжёлыми ногами хрустела электронная требуха разбитых приборов.
– Ищи его слабое место! – крикнула она Робби, на всей скорости подъезжая к концу стеллажной стены.
Сзади снова загремели выстрелы. Никки, как смогла, увернулась от длинной очереди гвоздей и едва не опрокинулась на повороте. Надо что-то предпринимать! Она резко тормознула перед полками с инструментами. Несколько секунд – и её колени были полны гаечных ключей и молотков. Она ещё успела прихватить пару пластиковых банок с краской, когда ей пришлось снова убегать от преследователя. Чуть позже Никки остановилась на развилке коридоров, развернулась и стала ожидать появления робота.
Она успела свернуть крышки с банок, и тут башмаки робота загромыхали совсем близко. Никки, не дожидаясь его появления, с силой метнула в проход гаечный ключ, потом и молоток. И отправила туда же банку с краской. Робот выскочил из-за угла, увидел Никки и нацелил на неё гвоздемёт.
Гаечный ключ с безрезультатным грохотом ударил в металлическую скулу, зато массивный молоток сочно впечатался в правый фасеточный глаз робота и оставил густую сетку трещин – пусть подпрограмма самосохранения в этой железной репе немного поразмыслит! Первая банка с краской пролетела мимо головы, зато второй снаряд, брошенный уже не наугад, врезался в грудь робота, смялся и выплеснул фонтан серой жижи ему прямо в лицо, полностью залив другой, неповреждённый глаз.
Никки, не ожидая, когда до робота долетят остальные железяки, быстро развернулась. Сзади раздался грохот очереди из гвоздемёта. Не помогла краска! Несколько острых импровизированных снарядов попали в её коляску, а один стальной стержень, пробив пластиковую спинку кресла, глубоко вонзился Никки под лопатку.
Она вскрикнула от боли, изо всех сил надавила на пульт управления и свернула за спасительный угол.
– Можно его взять электрическим разрядом? – в панике крикнула Никки.
– Да! Хорошее напряжение на голову его замкнёт! – ответил мудрый, но беспомощный Робби.
Одежда на спине Никки пропитывалась кровью, остриё вонзившегося под лопатку гвоздя причиняло нестерпимую боль, от которой голова плыла и всё вокруг качалось. Мчась по очередному проходу и лавируя между сваленным на пол оборудованием, Никки с ужасом увидела, как в конце прохода из полумрака проступает стена.
– Это тупик!!
Она на полной скорости летела к безвыходному концу коридора и лихорадочно пыталась придумать какой-нибудь спасительный трюк, но в мутную голову ничего не приходило. В метрах пяти от стены кресло всё-таки натолкнулось на разбросанный хлам и опрокинулось. Силовые захваты умной машинки решили, что лучше разомкнуться, чем сломать ей кости, и Никки вылетела из кресла.
Она шлёпнулась с размаху на пол, по инерции проехала на животе до стены и врезалась в неё раненым плечом. Адская боль! Кровь из ран на спине и на плече заструилась сильнее, но Никки, цепляясь рюкзаком с Робби за какие-то углы, быстро поползла вдоль стены, забиваясь как можно глубже под контейнеры.
Робот настиг опрокинутую коляску и стал в упор кромсать её из гвоздемёта, одновременно орудуя плазменным резаком. Никки, с ужасом оглядываясь на этого психа, доползла до стены, увидела на ней высоковольтную розетку и сбила её ударом тяжёлой штуковины со стеллажа. Выхватив из кармана рюкзака серебристые перчатки, Никки надела их и засунула руки прямо в голые электрические контакты. Раздался треск, и запахло палёным пластиком.
Через пару минут запас гвоздей у железного маньяка кончился, а расстрелянное кресло превратилось в тёмного дымящегося ежа. Робот наклонился и внимательно рассмотрел результат своих действий. Он даже поднял длинными лапами обгорелые остатки коляски и поднес их к повреждённым глазам, близорукая скотина! В конце концов кибер осознал, что в кресле никого нет, и снова переключился на поиск.
Яркая трескучая электрическая дуга немедленно привлекла его внимание, он снова увидел Никки и радостно устремился к ней. Скорчившейся в углу девочке уже некуда было бежать или ползти. Робота отделяли от неё два метра полок с приборами, и он с грохотом стал пробиваться к Никки, орудуя могучими клешнями, которые сами по себе являлись грозным оружием. Здоровенный ремонтник легко ломал рамы стеллажей, нагруженных оборудованием. Полки рушились вокруг Никки, грозя её раздавить или изувечить.
Она стоически переносила сыплющиеся удары, не двигаясь с места и совершая плавные и сложные движения пальцами в серебристых перчатках. В ладонях у неё билось электрическое пламя, брызгая во все стороны искрами.
Робот отбросил последние балки, отделявшие его от Никки, и занёс над ней потрескивающее голубое лезвие плазменного резака.
Никки осторожно, как чашку с водой, подняла ладони навстречу роботу, раскрыла их и сильно дунула. Из её рук ослепительной бабочкой выпорхнул искрящийся жёлтый шар размером с теннисный мяч и устремился к Железному Дровосеку.
Тот отшатнулся, но было уже поздно: шаровая молния ласково прильнула к его лицу – раздался мощный взрыв. Фасеточные глаза робота лопнули, и осколки засыпали съёжившуюся Никки. Металлические части головы Дровосека мгновенно раскалились, а пластиковые запузырились и почернели. Плазменный резак погас, и огромный робот ремонтник застыл мёртвым закопчённым истуканом.
Стало тихо, и Никки услышала далёкие удары в дверь. Девочка медленно приподнялась среди обломков и застонала от боли в израненном теле. Осторожно переведя дыхание, она хрипло спросила у Робби:
– Как ты?
– Не беспокойся, со мной всё в порядке. Ты – молодец, неплохо справилась. Слышишь удары? Сейчас прибудут… эти спасатели. – В голосе Робби явственно прозвучала странная для компьютера ирония.
Воняло горелой краской и пластмассой. Никки с трудом привалилась к стене, чувствуя, как течёт по спине кровь и кружится голова.
– Ничего себе сходила на завтрак…
С топотом приближались люди. Впереди бежал человек в униформе и с пистолетом – увесистый, но быстрый и опасный в движениях. За ним шлёпали пятеро охранников госпиталя. В конце процессии рысила Большая Тереза с парой врачей.
– Что за погром вы здесь устроили? – властно гаркнул подбежавший человек, видимо начальник охраны.
Никки потрясённо уставилась на его покрасневшую физиономию с колючими глазками, потом перевела взгляд на подоспевшую Большую Терезу и сказала слабым голосом:
– Тереза, и такие идиоты работают в вашей охране?
Старший охранник аж перекосился от оскорбления, но его оттеснили взволнованные врачи, подняли Никки на руки и понесли к заработавшему лифту.
– Вас вызовут для объяснений! – рявкнул сзади охранник с колючими глазами. – И вам долго придётся расплачиваться за нанесённый ущерб!
Никкины раны зашили и обработали в блоке интенсивной терапии под причитания Большой Терезы. Та хотела прописать ей постельный режим в той же палате, но Никки категорически отказалась. Она не чувствовала себя в безопасности в помещении, код от которого знали десятки людей.
Возле дверей комнаты, где Никки делали перевязку, девочку ждал потрясённый и бледный Джерри, беспрерывно ерошащий и без того взлохмаченные волосы.
– Я больше никогда не оставлю тебя одну в этом госпитале! – выпалил он и встал с самым решительным видом возле её нового инвалидного кресла.
– Спасибо, – устало улыбнулась Никки, – пошли завтракать… или обедать… ужасно есть хочется… особенно пить… – слабо бормотала она на ходу, – обычное дело после кровопотери… помню, я жутко порезалась в оранжерее…
Не успели они закончить с едой – Никки еле шевелилась от усталости и ранений, – как с грохотом распахнулась дверь кафетерия и вошли трое: давешний начальник с эскортом из двух охранников. Свирепы и опасны – настоящие громилы.
Никки что-то прошептала Робби и выпрямилась в ожидании. Трое громил угрожающе обступили стол – высокие, как башни, в серо-зелёной униформе с золотыми шевронами и с пистолетами на ремнях, – и начальник охраны громко заявил:
– Следуйте за нами! Вы должны немедленно пройти в мой кабинет и дать полный отчёт о случившемся!
Очевидно – привык к беспрекословному повиновению.
– Сегодня я занята, – и Никки допила своё обычное кьянти, стараясь движением рук не тревожить повязку на спине.
– Вы разгромили склад, уничтожили ценного робота и отказываетесь дать объяснения?! – опешил главный громила. – Я заявил об этом случае вандализма в комиссию по правонарушениям несовершеннолетних. Вам скоро придётся переселиться из госпиталя в хорошо охраняемый лагерь для юных преступников!
Никки хранила молчание.
Охранник посмотрел на стол, схватил пустой бокал и внимательно обнюхал его.
– Вы ещё и малолетняя алкоголичка? Очень хорошо! Это дополняет общую картину вашей социопатии.
Джерри вскочил на ноги и сжал кулаки, хотя весил раза в два меньше начальника.
– Спокойно, Джерри, – это легкий случай, я справлюсь сама, – сказала без следа иронии Никки. Она в упор рассматривала охранника; от этого презрительного синего взгляда его колючие глаза дрогнули в припухших веках и Даже попытались вильнуть в сторону.
Недолгая пауза прервалась коротким бипом из рюкзака, и Никки не спеша заявила старшему охраннику:
– Я дам нужные объяснения завтра, в десять часов утра. Но не в вашем кабинете, а у директора госпиталя и в присутствии Лунной полиции.
– При чём тут полиция? – нахмурился начальник охраны. – Кто её вызвал?
– Это я обратилась к властям, а теперь убирайтесь вон – вы мне мешаете обедать. У меня аллергия на болванов, да и морда у вас, братец, препротивнейшая.
Кругом раздался дружный смех. Начальник охраны заскрежетал зубами и стиснул кулаки размером с две тыквы. Он обернулся и увидел, что на него обращены десятки скалящихся детских лиц, а его собственные подчинённые смущённо крутят головами и отводят глаза, пытаясь прогнать с физиономий невольные ухмылки.
– Хорошо же! – яростно зашипел он. – Завтра я вызову людей из колонии несовершеннолетних уголовников, и вы, мисс алкоголичка… – вы даже не представляете, как быстро окажетесь за решеткой!
Он круто развернулся и, топая, вышел из комнаты вместе со своими гвардейцами.
Никки потянулась к кофейной чашке и отпила глоток. После стычки с охранником она стала выглядеть, как ни странно, бодрее.
– Джерри, – спросила Никки, – как можно перепрограммировать ремонтного робота для нападения на человека?
Джерри стоял и с ненавистью смотрел на закрывшуюся за охранниками дверь. Услышав Никки, он плюхнулся на стул и с трудом разжал кулаки.
– Это невозможно, – произнёс он глухим, прерывающимся от волнения, голосом. – Во все главные процессоры мобильных роботов встроены защитные программы. Они запрещают роботу нападать на человека или наносить ему вред. Эти правила вшиты в хард при изготовлении, их нельзя перепрограммировать в принципе…
– Давай признаем, что это возможно – клянусь Юпитером, я свидетель! – и пожалуйста, подумай, как это могло быть сделано, – сказала Никки, – ты же у нас эксперт по роботам.
Джерри польщённо улыбнулся и надолго задумался. Вокруг них посетители кафе бурно обсуждали утренние события.
– Возможны только два варианта… – наконец заговорил Джерри.
Никки хмыкнула:
– Ну вот, то – невозможно, то – сразу два варианта!
– … первый вариант – кто-то обладает достаточным могуществом, чтобы изготавливать свои процессоры и вшивать в них нелегальные правила. Это о-очень дорого, да ещё надо вытащить старый процессор из робота и засунуть вместо него новый чип. Это как поменять пломбу на зубе живого тигра: голова робота похожа на хороший сейф, который охраняется самим роботом. Только компания-производитель ремонтника знает, как добраться до процессора, тем более – заменить его. Второй вариант проще – кто-то обманул робота.
– То есть? Как можно обмануть безмозглого болвана?
– Роботы могут перепрограммироваться для различных работ, не входящих в конфликт с зашитыми в хард императивами. Ему нельзя скомандовать – убей человека с такой-то внешностью. Он не послушается незаконного приказа и даже вызовет полицию. Но можно попробовать перестроить зрение робота. Насколько я помню, данные с телеобъективов этого ремонтника обрабатываются периферийными процессорами. В эти чипы заложены лишь программы автоматической классификации объектов. Чтобы робот напал на человека, нужно, чтобы видеочип, распознав изображение девочки с рыжими волосами, не рассуждая, заменил его и передал в главный мозг изображение собаки или крокодила. Против убийства животных центральный процессор не имеет запретов.