В у к о л (даёт). Возврати. А то ты возьмёшь коробку и - пропал! А я с больной ногой хожу, ищу - где спички?
П о т е х и н. Если у тебя ревматизм - иди и ляг в постель. Это лучше, чем сидеть ночью на воздухе. (Уходит, забыв отдать спички.)
В у к о л (толкнув Самоквасова). Видишь? Женись скорее. В семьдесят лет у тебя будет сын доктор, культурный человек... Очень удобно! Отберёт у тебя спички, а ты... да-а... (Помолчав.) Заметь, какой странный язык у нас: мы говорим - сидеть на воздухе. Какие лёгкие люди, подумаешь! Или - пройти курс университета. (Кивая головой в сторону, куда ушёл сын.) Вот - он прошёл, насквозь прошёл... и это не особенно задело его...
С а м о к в а с о в (неохотно). Какой ты...
В у к о л. Болтун?
С а м о к в а с о в. Нет... как это? Мизантроп...
В у к о л (с некоторой гордостью). Я, брат, не мизантроп, а скептик... Мало у нас скептиков. Это признак, что мы недостаточно умны...
С а м о к в а с о в (усмехаясь). Ты вот говоришь, а я не понимаю зачем?
(Елена и Зина выходят, Самоквасов встал, давая им дорогу.)
Е л е н а. Господа, пожалуйста, помогите Константину перенести сундуки...
С а м о к в а с о в. Иду! Ты бы сидел, скептик.
В у к о л (идя за ним). Сыро... Потомок прав.
Е л е н а (лаская Зину). Ляг иди, может, уснёшь.
З и н а. Нет, не хочу... я боюсь, что усну.
Е л е н а. Боишься?
З и н а. Мне - стыдно. Я не чувствую горя, утраты... я так странно, стыдно спокойна! Развязалась петля... я могу не лгать, не насиловать себя... мне не надо казаться нежной и любящей... Это хорошо и - нехорошо...
Е л е н а (улыбаясь). Вот - слышал бы тебя Константин...
З и н а. Нет, не говори ему! Я не хочу, чтобы он считал меня бесчувственной... я так уважаю его!
П о т е х и н (подходя). Вам необходимо свидетельство о смерти, я сейчас напишу. (Проходит в дом.)
З и н а. Как он это сказал!.. Когда он подходит близко ко мне, я ощущаю прикосновение какой-то тяжести... Лена, я не кажусь тебе бессердечной?
Е л е н а. Перестань об этом. Тебе двадцать лет.
М а с т а к о в (в дверях). Елена, иди сюда! (Когда она подошла, он возмущённо шепчет.) Слушай, какого чёрта Николай рычит на меня? Стоит под носом и сверкает белками... что ему нужно?
Е л е н а (уходя). Я сейчас, Зина.
М а с т а к о в (идя за нею). Возмутительно!
(Зина утомлённо потянулась, наклонила к лицу ветку дерева, обоняет её запах. Вздрогнула, взглянув на занавешенное окно, пугливо отряхает руки.)
С а м о к в а с о в (с шалью в руке). Возьмите-ка, сыро!
З и н а. Спасибо! Какой вы заботливый.
С а м о к в а с о в (расцветая). Ну... это не я... это ваша мама велела мне. Хорошая у вас мама!
З и н а (кивая головой). Да.
С а м о к в а с о в (волнуясь). Вообще, женщины - самое лучшее... Особенно теперь, когда наш брат... несколько раскис. Знаете, мне можно поверить, - я женщин видел! Я очень плохо, очень грубо жил... немногое могу вспомнить без стыда за себя... и, если было что хорошее, чистое в моей жизни, - это были вы... женщины... Готов молиться: да сохранит их господь бог, ибо нет у него среди русского племени ничего лучше женщин!
П о т е х и н (выходя). Ого! Вот как?
С а м о к в а с о в (оборачиваясь к нему). Ах... это вы! Конечно - не согласны? Желаете спорить?
П о т е х и н. Не время и не место.
С а м о к в а с о в (горячо). Ироническим возгласам - место, а правдивому свидетельству - не место? Почему-с?
П о т е х и н (проходя мимо него). Вы, точно влюблённый, вспыхиваете... что с вами, а?
С а м о к в а с о в. Ничего особенного, благодарю вас! Вы как себя чувствуете? Вот, Зиночка, посмотрите: вчера он призывал народ - вперёд, на бой с судьбой, а сегодня, извольте видеть, - разочарованному чужды все обольщенья прежних дней! 3 и н а. Не надо сердиться!
С а м о к в а с о в. Но ведь это же... это обман... это - игра людьми...
П о т е х и н (раскуривая сигару). Чего вы так волнуетесь? Попросите, и - вам снова дадут место в полиции... (Отходит.)
Зина (болезненно). Ой, доктор... что это вы!
С а м о к в а с о в (задыхаясь). Вот... культурный человек... а? Благородно, а?
З и н а. Он... может быть, он нездоров?
С а м о к в а с о в. Да-с... паралич души у него... Нет, извините... мы все - злые, грубые... и ничего не любим... ни друг друга, ни себя самих, ни родину... У нас в жилах течёт дурная, холопья кровь... мы ещё не пережили крепостного права... мы - изнутри рабы...
В у к о л (выходит - Зине). Вас мать зовёт. Ты что, Мирон?
С а м о к в а с о в (показывая кулак). Сын твой...
В у к о л. Ага!
С а м о к в а с о в. Когда-нибудь я его...
В у к о л (глядя в темноту). Никто не любит моего потомка.
С а м о к в а с о в. А он? Он кого любит? Умеет он любить?
В у к о л. Не знаю. Не спрашивал.
С а м о к в а с о в. Спроси... да!
(Потехин подходит. Самоквасов, фыркнув, ушёл в комнаты.)
В у к о л. Ты что обижаешь людей?
П о т е х и н. Давай походим, отец.
В у к о л. Нога не позволяет ходить.
П о т е х и н. Ах, да... Вот что - я уезжаю... С поездом в пять пятнадцать. (Вынимает бумажник.) Вот деньги.. Потом ещё пришлю... если будут.
В у к о л. Значит, надолго... А служба?
П о т е х и н. Брошу.
В у к о л. Ты, может, на Кавказ собрался?
П о т е х и н. Почему на Кавказ?
В у к о л. Бывало, люди в твоём положении на Кавказ ездили.
П о т е х и н. Не понимаю.
В у к о л. Влюбился?
П о т е х и н (хмуро поглядел в лицо отца и усмехнулся). Н-ну?
В у к о л. Безнадёжно?
П о т е х и н. Далее!
В у к о л (принимая деньги). Ты лучше в Сибирь поезжай.
П о т е х и н. Зачем?
В у к о л. Наживёшь денег. Когда люди противны - необходимо иметь много денег.
П о т е х и н. Скажи тут всем этим, что я получил телеграмму... спешно вызвали в город к больному.
В у к о л. А зачем лгать?
П о т е х и н. Верно. К чёрту! Прощай.
В у к о л. Давай обнимемся...
П о т е х и н (обнимая). Прощай! Трудно жить, старик.
В у к о л. Не удался ты у меня!
П о т е х и н. И ты тоже не очень удался.
В у к о л. Ну, всего доброго! Стреляться не думаешь?
П о т е х и н (усмехаясь). До этого не дошло ещё.
В у к о л. То-то! Ты - в брюнеток влюбляйся, у них больше темперамента, и они быстрее решают...
П о т е х и н. Брось! Не балагурь.
В у к о л. Я - серьёзно. Я это наблюдал. Женись на еврейке - самое спокойное дело. Они - плодовитые, хозяйство любят... пойдут у тебя дети, и завертится тихонько эдакое колесо...
П о т е х и н (усмехаясь). Всё сказал?
В у ко л (отпуская его руку). Не плохо говорю! Прощай...
(Потехин уходит. Старик садится на ступени, качая головой, и что-то шепчет вслед сыну. Выходит Медведева, усталая.)
М е д в е д е в а. Закусить хотите? Там самовар готов. Спать никто не ложится. Где доктор-то? Устал он...
В у к о л. Да, устал. Рановато несколько, а вот - устал...
М е д в е д е в а. Ну, вы всегда двоесмысленно говорите.
В у к о л. Уехал он. Просил кланяться всем. В Сибирь уехал.
М е д в е д е в а. Вы что, батюшка, бредите?
В у к о л (махнув рукой). На Кавказ.
М е д в е д е в а. Ещё куда?
В у к о л. Не знаю.
М е д в е д е в а (вздохнув). Эх вы, чудаки! Поглядишь на вас - так станет жалко всех! Туда же, шутки шутят, будто им весело... притворяются умными да будто гордыми... совестясь друг пред другом слабостей своих... А вам бы просто сойтись дружненько, да поговорить, да поплакать над собой, не стыдясь... нечего роли-то играть... публика-то разошлась уж... одни вы остались... одни!
В у к о л. Я в спектакле не принимал участия... я сам - публика.
М е д в е д е в а. Каждый поодиночке тоскует смертно, стыдится всяко... а на людях - пыжится, серьёзное лицо делает... куда уж! А вы поближе друг ко другу, поближе...
В у к о л. Премудрая - довольно! Это меня не касается. А вот что, добрая баба-яга... ведь сын-то у меня в самом деле исчез...
М е д в е д е в а (равнодушно). Куда?
В у к о л. Может быть - в Африку, может - ко всем чертям...
М е д в е д е в а (недоверчиво). Фокусничаете вы с ним, батюшка... Идите-ка чай пить. (Идёт с ним в дом - встречу им Мастаков и Зина.) Слышали - доктор-то? Уехал!
М а с т а к о в. И прекрасно! Нужды в нём ни у кого нет. (Зине.) Мы походим немножко, да?
З и н а. Пожалуйста. Очень душно, и голова кружится.
М а с т а к о в (не зная, о чём говорить). Может, вам нужно принять каких-нибудь капель?
З и н а (улыбаясь). Каких же?
М а с т а к о в. Не знаю. (Вздохнул.) Елена никогда не принимает лекарств. А вот Ольга Владимировна пьёт какие-то капли. Иногда от неё пахнет чем-то оглушающим... вроде эфира. И духи у неё... убийственно крепкие...
З и н а (с интересом). Вам нравится она?
М а с т а к о в. Она? Гм... Д-да... как сказать? Не всегда, я думаю... (С оживлением - но искусственно.) Эх, какая хорошая ночь! Так бы и запел!
З и н а (с упрёком). Что вы? Здесь?
М а с т а к о в. Это действительно... глупо сказал я... Да я и не умею петь... (Стараясь попасть в тон.) Конечно... люди рождаются и умирают... днём и ночью...
З и н а (невольно улыбнулась). Вы так сказали... точно упрекаете их за это.
М а с т а к о в (смущён). Да? Вот видите... чёрт возьми! (Просто.) Это, должно быть, потому, Зина, что я не знаю... как следует говорить, когда в доме покойник... Я столько прочитал ужасов о смерти, все они так плохо написаны, что у меня нет уважения, нет интереса к этой теме... О смерти сказано больше, чем следовало... она стала похожа на актрису, которую перехвалили. Очень однообразная актриса, но - кричат - ах, она гениальна! (Увлекаясь, он берёт Зину под руку.) Конечно, однажды надо будет умереть... в один прекрасный день. Но, милая девушка, до того дня я проживу тысячи прекрасных дней... тысячи - вы понимаете? И каждый день - новые лица, новые движения души, новые цветы и солнце. (Серьёзно.) Знаете ли вы, что солнце каждый день новое? Вы читали что-нибудь о Хорсе, боге солнца, и дочерях его хорсалках, иначе - русалках? Вы любите мифологию?
З и н а. Я её не знаю.
М а с т а к о в. О, это надо знать! Это изумительно красиво... и, как всё детское, - просто, мудро, невыразимо трогательно. Вам это необходимо знать, вы сами такая русалочка... Я иногда смотрю на вас и думаю - как счастлив будет человек, которого вы полюбите... Представляю себя на его месте... это ужасно хорошо и полно самых капризных неожиданностей...
З и н а (смущённо). Послушайте... уместно ли...
(В палисадник входит Ольга с букетом цветов в руках. Она одета в тёмное, стоит за кустами и слушает.)
М а с т а к о в (увлечён). Если бы вы знали - какая это счастливая особенность представлять себя чем хочешь! Королём, трубочистом, паяцем! Живёшь десятками жизней, чувствуешь все радости и печали мужчин и женщин... скучные, тяжёлые думы стариков и милую, радужную путаницу детской души...
З и н а. Это удивительно интересно...
М а с т а к о в. Недалеко отсюда лежит камень-валун... такой старый, серьёзный камень, весь в морщинах... я знаю, что он был когда-то вершиной горы и звёзды были ближе к нему, чем теперь, - он это помнит, и ему скучно... Понимаете? Об этом камне я мог бы рассказать в четырёх строках... только четыре строгие строки! Видите? Так живёшь... Вдруг - полюбишь вас и думаешь о вас целый день... носишь ваш образ в сердце своём, и вы поёте мне такие славные, чудные песни...
З и н а (отнимая у него руку). Что вы говорите? Разве можно говорить со мной об этом... сегодня!
М а с т а к о в (удивлён). Нельзя? (Она быстро идёт прочь от него.) Но... когда же можно... странная девушка!
О л ь г а (выходит, иронически). Вы - поторопились!
М а с т а к о в (тревожно). Ты - снова... Послушай - Елена тоже здесь!
О л ь г а. Вот почему вы не приходите ко мне! Это и есть та работа, которой вы так заняты?
М а с т а к о в (тревожно, тихо). Если вы встретитесь - я не знаю, что буду делать...
О л ь г а (стараясь сохранить спокойствие). Не знаете? Да?
М а с т а к о в. Честное слово...
О л ь г а. Честное слово и - вы?
М а с т а к о в. Когда люди смотрят друг на друга свирепыми глазами мне стыдно, я... я чувствую себя совершенно лишним...
О л ь г а. Вы отдаёте себе отчёт?..
М а с т а к о в. Ах, отчёт! Конечно... я всегда делаю глупости!
О л ь г а. Не притворяйтесь!
М а с т а к о в. Ш-ш! Зачем же кричать?
О л ь г а. Что это такое? Ваш способ обратить в шутку отношение ко мне, да? Вы плохо, вы пошло придумали!
М а с т а к о в. Ах, зачем ты говоришь этим тоном? Что я тебе сделал? Ведь ты - не девушка... и я не могу жениться на тебе немедленно... это смешно! Ей-богу - это смешно!
О л ь г а (тише). Не смейте издеваться надо мной! Я требую объяснений! Я не знаю... это, наконец, жестоко... это - грязно! Послушайте, проповедник добра и красоты, или как вас там зовут...
(Из дома выходит Елена.)
М а с т а к о в (раздражаясь). Я же объясняю вам русским языком...
О л ь г а (видит Елену). А, милостивый государь, теперь я вам сделаю небольшой скандал... вам всё-таки будет неловко...
М а с т а к о в. Что же это будет! Чего вы хотите?
О л ь г а (бросив цветы). Елена Николаевна... позвольте вам напомнить ваши слова... мы обе женщины...
Е л е н а (кутаясь в платок, тихо говорит, подходя ближе). Пожалуйста, уйдёмте отсюда.
О л ь г а. Но вы - умнее меня... вы устроили как-то так, что... я, кажется, с ума схожу!
Е л е н а. Константин, ты плохо выбрал место...
М а с т а к о в (почти грубо). Я ничего не выбирал! И ничего не понимаю! Что требуют от меня? Чтобы я немедленно венчался? "Исайя ликуй"? Ещё раз - "ликуй Исайя"?
О л ь г а. Что за пошлая шутка! Послушайте, он сейчас объяснялся в любви Зине...
М а с т а к о в (удивлён). Я?
О л ь г а. Он носит её образ в сердце своём... говорил он ей...
М а с т а к о в. Послушайте! Что за глупость?
О л ь г а (мечется, взбешена). Это не глупость, это носит другое имя! Авантюризм, распущенность... Мне - стыдно, сознаюсь - я никогда не бывала в таком смешном, дурацком, унизительном положении... о да, сознаюсь!
М а с т а к о в (смотрит на них обеих по очереди). Довольно! Говорите что вам угодно, делайте что хотите, а я - я уеду! Я не позволю тащить меня на верёвке даже и в рай... Ничего дурного я не сделал, и никто не страдает, это я страдаю!
О л ь г а (Елене). Какова наглость?
Е л е н а (спокойно). Не надо сильных слов... они ничего не объясняют.
М а с т а к о в. Вам угодно, против всякой очевидности, считать меня виновным в проступке, который... в котором и вы принимали участие, как я помню... Позвольте! Я осуждён? Очень рад! Я уезжаю, Елена... я иду уложить чемоданы... вы уж доконайте меня в моём отсутствии!
О л ь г а. Что за дикая выходка! Неужели это нормальный человек? Или очень ловкий? Не понимаю!
М а с т а к о в (горячится). Перестаньте болтать! Я уезжаю! Я не могу так жить - у всех на меня какие-то вассальные права... и - при чём тут Зина? Ты же сама, Елена, просила меня развлечь эту вдовую девицу! (Спокойнее и проще.) Если я действительно виноват - я извиняюсь... совершенно искренно, да! Но я скажу, что правда, великая правда сказана о женщинах словами... я забыл эти слова... вы заставите всё забыть! (Он быстро уходит из палисадника. Ольга растерянно смотрит вслед ему. Елена сумрачно задумалась.)
О л ь г а (тихо). Он действительно уедет?
Е л е н а. Не думаю.
(Пауза.)
О л ь г а (подавленно). Вот мы снова друг против друга... Вы действительно поставили меня в смешное положение... ведь это вы, да?
Е л е н а (тихо). Нет, не я...
О л ь г а. Гм... Мне надо уходить... (Елена молчит.) Послушайте, вы так много говорили о женской солидарности и высоких идеях... но - как же вы можете прощать ему это... эти выходки... распущенность эту?
Е л е н а. Прошлый раз я, должно быть, говорила недостаточно ясно и виню себя за это теперь...
О л ь г а (издеваясь). Слышали бы вы, как он говорил Зине о своей любви!
Е л е н а. Завтра он может повторить это другой девушке или вам...
О л ь г а (зло). О, нет! Я-то уж не позволю издеваться под собой!
Е л е н а. Я сказала вам - он как во сне живёт и верит в свои сны...
О л ь г а. Лечите его! Посадите в больницу! Привяжите на цепь!
Е л е н а. Не надо быть грубой! Вы любите его рассказы?
О л ь г а. Теперь они будут напоминать мне... только моё унижение! Вы счастливы слышать это? (Елена молча взглянула на неё.) Странный вы человек... трудно вам поверить! (Задумчиво.) Я считала его таким чистым, честным...
Е л е н а. Он таков и есть...
О л ь г а (усмехаясь). Таков? Но - как же это? Неужели вы не чувствуете оскорбления... впрочем, это не моё дело!
Е л е н а. Не будем говорить обо мне... Если он или я сделали вам больно - я готова просить у вас извинения за него и за себя...
О л ь г а (поражена, не верит). Вы, женщина, просите у меня прощения, у меня... которая... я вам не могу верить, не могу! Это - христианское смирение, что ли? Великодушие? Что это?
Е л е н а. Я - женщина, но - рассудочный человек...
О л ь г а. Не верю... вы говорите необычно... Он вас свёл с ума, этот... паяц! Иногда мне кажется, что вы - человек искренний... и, честное слово, в эти минуты - мне больно за вас!.. (Задумываясь.) Должно быть, потому больно, что мы, женщины, действительно близки друг другу... Но я тоже сойду с ума, если буду продолжать такой фантастический разговор! Прощайте. (Идёт, но тотчас возвращается и говорит серьёзно, просто.) Послушайте, мне захотелось сказать вам... кажется - это необходимо сказать, но - почему?.. Я не понимаю! Лёгкое сумасшествие... во всяком случае - я далека от раскаяния... Видите ли, я кокетничала с ним... я очень хотела того, что называется победой над мужчиной... Не знаю, зачем нужно было мне это... может быть, хотелось встать рядом с вами и выше вас... уж очень раздражало меня это ваше великолепие, ваше спокойствие... то, что вы сами называете рассудочностью... вероятно, это какой-то новый род бабьей хитрости... приём, незнакомый мне! (Говорит как бы сама с собой.) Он долго не замечал моих атак... вы знаете, конечно, к чему это приводит нас, женщин? Он всё рассказывал мне какие-то сказки... об индусах, берёзах, о Калевале, русских мужиках... удивительно он говорит иногда! Точно не человек... Ну, я кажется, увлеклась им серьёзно... и, желая поскорее выиграть партию, вот - проиграла! (Она растерялась, ей мучительно неловко, и она хочет скрыть это бойким тоном, небрежными словами.) Я поняла это... очень скоро... и особенно ясно - после разговора с вами... Вы гораздо убедительнее говорите тоном и глазами... а ваши слова... они мне не всегда понятны... эти ваши странные слова... (Усмехнулась.) Вы моложе меня, но у вас уже отцветает душа... знаете это? Я не хочу сделать вам больно... но честное слово! - вы иногда вызываете досадное чувство! Разве можно так относиться к мужчине? Это даже смешно, наконец... Нет, каков этот фантазёр! Точно угорь... он ловок, знаете! Да, да... он неглуп... И, кажется, недурной актёр. В нём есть какая-то незнакомая мне гибкая, но крепкая пружина... он довольно хитрый. Иногда он бывает невыносимо комичен... мне думается - это его способ самозащиты... да? (Очнулась.) Что? Я слишком разболталась!
Е л е н а (тихо). Спасибо вам.
О л ь г а (комически и зло). За что же? Тогда уж... руку, товарищ! Надеюсь, что однажды и вы будете так же побиты, как вот я! (С жарким любопытством спрашивает.) Трудно жить с таким скользким дьяволом? Но должно быть интересно? До безумия, да?
Е л е н а (как бы ослабев на секунду, отвечает так же горячо). О, да...
О л ь г а (отшатнулась). А-а... Вот какая вы?.. Ну, тогда... он глуп, конечно!.. Прощайте! Вы удивительно запутанная женщина!.. Я тоже... сглупила... Ну, я уеду! Вам хочется, чтобы я уехала?
Е л е н а (усмехаясь, смотрит на неё). Что может изменить ваш отъезд?
О л ь г а. Ого!.. Ну, всё-таки... спокойнее!
Е л е н а (с гордостью, не без боли). Он останется всю жизнь таким... он не изменится никогда!
О л ь г а (долго смотрит в лицо ей). Нет... я вас не понимаю... не могу понять!.. (Медленно уходит. Елена устало садится на скамью в тени. С крыльца выглядывает Медведева, нерешительно идёт, садится рядом с нею и гладит волосы её.)
Е л е н а (тихо). Тяжело это... вы слышали?
М е д в е д е в а. Ничего... пройдёт. Говорила она очень громко. Вукол уши навострил, заулыбался всеми улыбками, старый леший. Я уж разговор затеяла, чтобы помешать ему подслушивать, а Самоквасов догадался, помог мне. Деликатный человек... Зина, слава богу, уснула. Спит на диване, одетая... (толкнув Елену) а Самоквасов-то комаров отгоняет от неё... а? Эх, люди, люди! Милые вы мои люди!.. (Задумалась.) Это она цветы принесла? Лилии, гвоздики... хорошие цветы! Бросила на землю... зачем это? (Поднимая.) Тоже, видно, не очень счастлива бабёночка, хоть и бойкая. Бесприютная, видно... и голодна душой-то... вот те и богатство! Не кормит оно душу... Очень горячилась она... слышно было... Куда ей против тебя, Лена! Глупенькая она... Лет, чай, на восемь, на десять старше... а тоже... Чу! Идёт кто-то... Твой идёт... гляди-ка!..
М а с т а к о в (шляпа на затылке, растрёпан, мрачен, палец на левой руке обмотан платком. Показывает его жене и угрюмо сообщает). Вот, Елена, я прищемил палец...
Е л е н а. Покажи... сядь...
М а с т а к о в (убеждённо). Саша - злая, сонная дура! Неприятнейшая личность! Ничего не понимает... в ней есть что-то кошачье... Мы разругались.
М е д в е д е в а (встала, улыбаясь). У меня примочка есть... вот я принесу её.
Е л е н а. Пожалуйста!
М а с т а к о в. Осторожнее, Лена... я не каменный.
Е л е н а. Что ты там делал?
М а с т а к о в. Что? Укладывался... чемоданы и всё... Я же не могу жить там, где со всех сторон мне кричат в уши - ты мой, наш!
Е л е н а (хмуро). Не притворяйся, пожалуйста, я тебе ничего подобного не говорила.
М а с т а к о в. Всё равно! У тебя тоже инстинкты рабовладелицы... (Помолчав.) Я уже всё с моего стола уложил в чемодан... только туда пролился одеколон, и надо было снова всё вынуть. (Насвистывает.) Чернила тоже пролились... на диван. А Саша опрокинула рыжую вазу... она, конечно, обвиняет меня! Я рад, что ваза разбилась, мне не нравятся рыжие вещи... и люди. (Искоса смотрит на жену.) Тебе - ничего, что я уезжаю? Это тебя не беспокоит? (Елена молчит.) Я не могу работать, когда вокруг меня чёрт знает что творится! Все - мрачно улыбаются... Николай убийственно рычит: "Твоя жена - святая!" Это ты - святая... да! Он - филин, этот доктор... и я ведь знаю, что он влюбился в тебя... нечего! Отсюда всё и произошло... (Благородно.) Я вовсе не хочу никому мешать, и ты не услышишь от меня никаких упрёков...
Е л е н а (тихо). Пожалуйста, не выдумывай глупостей!..
М а с т а к о в (не сразу). Вы поругались... ты и она?
Е л е н а. Она уезжает.
М а с т а к о в (живо). Честное слово?
Е л е н а. Да.
М а с т а к о в (облегчённо). Это - хорошо! Это - очень хорошо, Лена, право! Пусть она поедет куда-нибудь... да, да! Она - очень хорошая женщина... и сердце у неё доброе... но - она нестерпимо деспотична!
Е л е н а (тихо, с горечью). Неужели тебе не стыдно так говорить о человеке, которого ты оскорбил... ведь ты обидел её, понятно это тебе?
М а с т а к о в (пристально смотрит на Елену). Её? Ты говоришь - её обидел я? (Помолчав, тепло и просто.) Слушай, Лена... мне очень стыдно перед тобой... я ведь знаю, что виноват! Я не умею себя вести - вот в чём дело... мне некогда думать о тебе да и о себе тоже... У меня в груди большая дорога, и по ней непрерывно проходят маленькие мыслишки, пёстрые человечки, толкуются, шумят, живут... и я забываю про тебя... Это нехорошо, да... но я, право, не могу иначе, не умею!.. Вот, какое у тебя лицо! Ты, конечно, сердишься... осуждаешь меня и... вообще...
Е л е н а (просто). Разве я жалуюсь? Обвиняю тебя? Я только хотела бы просить - относись осторожнее к людям, чужим тебе... Не помогай несчастным и слабым быть злыми, они не станут ни сильнее, ни счастливее от этого...
М а с т а к о в. Видишь ли... если она уезжает - я останусь лучше, а? Я не хочу встретиться с нею в пути!
Е л е н а (невольно улыбаясь). Разве один путь?
М а с т а к о в (обиженно). Ты хочешь, чтобы я уехал? Вот, Лена, наши желания всегда расходятся - видишь?
Е л е н а (берёт его за руку). Не надо так говорить... это неискренно, и ты - немного паясничаешь... да! Выслушай меня внимательно и поверь, что я никогда более не повторю тебе того, что скажу сейчас! Я не хочу мешать тебе ни в чём, что может увеличить красоту твоей души... Клянусь богом - это правда!
М а с т а к о в (серьёзно). Я - верю! Я верю тебе всегда... Понимаю, что сделал тебе больно, но... это вышло нечаянно - иногда очень трудно понять, где кончается человек и начата женщина!.. Елена - это случилось, и бесполезно об этом говорить - словами не излечишь боль в сердце... я знаю!
Е л е н а (тревожно, горячо). Пойми - я боюсь... я - боюсь, когда к тебе подходит, тебя касается будничное и пошлое...
М а с т а к о в (смеясь, тихонько целует её руки). О, не бойся, я хитрый! Очень трудно жить не притворяясь.. Часто я играю роль блаженного и дурачка, который не понимает своих поступков, - это очень помогает мне отталкивать от себя разные пошлости и мелочи... Иногда я бываю смешон... помимо моей воли - я знаю это! Знаю... И когда замечаю, что смешон, то пользуюсь этим тоже в целях защиты... да, это нехорошо? Может быть... может быть... но - это охраняет от пустяков... (Задумался на секунду.) Жизнь интереснее, честнее людей... Удивительно прекрасна эта наша человеческая жизнь, и - хорошо быть каплей росы, в которой на рассвете отражён луч солнца! Мне кажется, Лена, друг мой, хороший мой друг, что все люди, все, вокруг нас с тобой, - живут вторые, третьи жизни, они родятся стариками, и жить им - лень! Стариками они родятся, а я - родился впервые, ребёнком, я счастлив тем, что молод... и - безгранично люблю всё это... всё живое! (Медведева с аптечной склянкой в руке вышла на крыльцо, посмотрела на них и, улыбнувшись, бесшумно ушла.) Я рад, что живу, пьян от радости жить, и мне хочется рассказывать всем, впервые рождённым, о счастье моём... ты понимаешь меня, Лена?
Е л е н а. Да.
М а с т а к о в. Не прощай мне, но - забудь... хорошо?
Е л е н а. Да!
Занавес
1910 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в "Сборнике товарищества "Знание" за 1910 год", книга тридцать вторая, СПБ. 1910, и одновременно отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания) с подзаголовками: "Комедия" (на обложке) "Сцены" (на титульном листе).
Пьеса создавалась М.Горьким весною - летом 1910 года и была закончена не позднее августа: дата цензурного разрешения к представлению на сцене - 2 сентября 1910 года.
После 1933 года М.Горький внёс несколько исправлений в печатный текст десятого тома собрания сочинений (ГИХЛ, М.- Л. 1933).
Начиная с 1923 года, пьеса "Чудаки" включалась во все собрания сочинений.
Печатается по тексту десятого тома собрания сочинений 1933 года, отредактированному автором и сверенному с авторизованной машинописью (Архив А.М.Горького).
П о т е х и н. Если у тебя ревматизм - иди и ляг в постель. Это лучше, чем сидеть ночью на воздухе. (Уходит, забыв отдать спички.)
В у к о л (толкнув Самоквасова). Видишь? Женись скорее. В семьдесят лет у тебя будет сын доктор, культурный человек... Очень удобно! Отберёт у тебя спички, а ты... да-а... (Помолчав.) Заметь, какой странный язык у нас: мы говорим - сидеть на воздухе. Какие лёгкие люди, подумаешь! Или - пройти курс университета. (Кивая головой в сторону, куда ушёл сын.) Вот - он прошёл, насквозь прошёл... и это не особенно задело его...
С а м о к в а с о в (неохотно). Какой ты...
В у к о л. Болтун?
С а м о к в а с о в. Нет... как это? Мизантроп...
В у к о л (с некоторой гордостью). Я, брат, не мизантроп, а скептик... Мало у нас скептиков. Это признак, что мы недостаточно умны...
С а м о к в а с о в (усмехаясь). Ты вот говоришь, а я не понимаю зачем?
(Елена и Зина выходят, Самоквасов встал, давая им дорогу.)
Е л е н а. Господа, пожалуйста, помогите Константину перенести сундуки...
С а м о к в а с о в. Иду! Ты бы сидел, скептик.
В у к о л (идя за ним). Сыро... Потомок прав.
Е л е н а (лаская Зину). Ляг иди, может, уснёшь.
З и н а. Нет, не хочу... я боюсь, что усну.
Е л е н а. Боишься?
З и н а. Мне - стыдно. Я не чувствую горя, утраты... я так странно, стыдно спокойна! Развязалась петля... я могу не лгать, не насиловать себя... мне не надо казаться нежной и любящей... Это хорошо и - нехорошо...
Е л е н а (улыбаясь). Вот - слышал бы тебя Константин...
З и н а. Нет, не говори ему! Я не хочу, чтобы он считал меня бесчувственной... я так уважаю его!
П о т е х и н (подходя). Вам необходимо свидетельство о смерти, я сейчас напишу. (Проходит в дом.)
З и н а. Как он это сказал!.. Когда он подходит близко ко мне, я ощущаю прикосновение какой-то тяжести... Лена, я не кажусь тебе бессердечной?
Е л е н а. Перестань об этом. Тебе двадцать лет.
М а с т а к о в (в дверях). Елена, иди сюда! (Когда она подошла, он возмущённо шепчет.) Слушай, какого чёрта Николай рычит на меня? Стоит под носом и сверкает белками... что ему нужно?
Е л е н а (уходя). Я сейчас, Зина.
М а с т а к о в (идя за нею). Возмутительно!
(Зина утомлённо потянулась, наклонила к лицу ветку дерева, обоняет её запах. Вздрогнула, взглянув на занавешенное окно, пугливо отряхает руки.)
С а м о к в а с о в (с шалью в руке). Возьмите-ка, сыро!
З и н а. Спасибо! Какой вы заботливый.
С а м о к в а с о в (расцветая). Ну... это не я... это ваша мама велела мне. Хорошая у вас мама!
З и н а (кивая головой). Да.
С а м о к в а с о в (волнуясь). Вообще, женщины - самое лучшее... Особенно теперь, когда наш брат... несколько раскис. Знаете, мне можно поверить, - я женщин видел! Я очень плохо, очень грубо жил... немногое могу вспомнить без стыда за себя... и, если было что хорошее, чистое в моей жизни, - это были вы... женщины... Готов молиться: да сохранит их господь бог, ибо нет у него среди русского племени ничего лучше женщин!
П о т е х и н (выходя). Ого! Вот как?
С а м о к в а с о в (оборачиваясь к нему). Ах... это вы! Конечно - не согласны? Желаете спорить?
П о т е х и н. Не время и не место.
С а м о к в а с о в (горячо). Ироническим возгласам - место, а правдивому свидетельству - не место? Почему-с?
П о т е х и н (проходя мимо него). Вы, точно влюблённый, вспыхиваете... что с вами, а?
С а м о к в а с о в. Ничего особенного, благодарю вас! Вы как себя чувствуете? Вот, Зиночка, посмотрите: вчера он призывал народ - вперёд, на бой с судьбой, а сегодня, извольте видеть, - разочарованному чужды все обольщенья прежних дней! 3 и н а. Не надо сердиться!
С а м о к в а с о в. Но ведь это же... это обман... это - игра людьми...
П о т е х и н (раскуривая сигару). Чего вы так волнуетесь? Попросите, и - вам снова дадут место в полиции... (Отходит.)
Зина (болезненно). Ой, доктор... что это вы!
С а м о к в а с о в (задыхаясь). Вот... культурный человек... а? Благородно, а?
З и н а. Он... может быть, он нездоров?
С а м о к в а с о в. Да-с... паралич души у него... Нет, извините... мы все - злые, грубые... и ничего не любим... ни друг друга, ни себя самих, ни родину... У нас в жилах течёт дурная, холопья кровь... мы ещё не пережили крепостного права... мы - изнутри рабы...
В у к о л (выходит - Зине). Вас мать зовёт. Ты что, Мирон?
С а м о к в а с о в (показывая кулак). Сын твой...
В у к о л. Ага!
С а м о к в а с о в. Когда-нибудь я его...
В у к о л (глядя в темноту). Никто не любит моего потомка.
С а м о к в а с о в. А он? Он кого любит? Умеет он любить?
В у к о л. Не знаю. Не спрашивал.
С а м о к в а с о в. Спроси... да!
(Потехин подходит. Самоквасов, фыркнув, ушёл в комнаты.)
В у к о л. Ты что обижаешь людей?
П о т е х и н. Давай походим, отец.
В у к о л. Нога не позволяет ходить.
П о т е х и н. Ах, да... Вот что - я уезжаю... С поездом в пять пятнадцать. (Вынимает бумажник.) Вот деньги.. Потом ещё пришлю... если будут.
В у к о л. Значит, надолго... А служба?
П о т е х и н. Брошу.
В у к о л. Ты, может, на Кавказ собрался?
П о т е х и н. Почему на Кавказ?
В у к о л. Бывало, люди в твоём положении на Кавказ ездили.
П о т е х и н. Не понимаю.
В у к о л. Влюбился?
П о т е х и н (хмуро поглядел в лицо отца и усмехнулся). Н-ну?
В у к о л. Безнадёжно?
П о т е х и н. Далее!
В у к о л (принимая деньги). Ты лучше в Сибирь поезжай.
П о т е х и н. Зачем?
В у к о л. Наживёшь денег. Когда люди противны - необходимо иметь много денег.
П о т е х и н. Скажи тут всем этим, что я получил телеграмму... спешно вызвали в город к больному.
В у к о л. А зачем лгать?
П о т е х и н. Верно. К чёрту! Прощай.
В у к о л. Давай обнимемся...
П о т е х и н (обнимая). Прощай! Трудно жить, старик.
В у к о л. Не удался ты у меня!
П о т е х и н. И ты тоже не очень удался.
В у к о л. Ну, всего доброго! Стреляться не думаешь?
П о т е х и н (усмехаясь). До этого не дошло ещё.
В у к о л. То-то! Ты - в брюнеток влюбляйся, у них больше темперамента, и они быстрее решают...
П о т е х и н. Брось! Не балагурь.
В у к о л. Я - серьёзно. Я это наблюдал. Женись на еврейке - самое спокойное дело. Они - плодовитые, хозяйство любят... пойдут у тебя дети, и завертится тихонько эдакое колесо...
П о т е х и н (усмехаясь). Всё сказал?
В у ко л (отпуская его руку). Не плохо говорю! Прощай...
(Потехин уходит. Старик садится на ступени, качая головой, и что-то шепчет вслед сыну. Выходит Медведева, усталая.)
М е д в е д е в а. Закусить хотите? Там самовар готов. Спать никто не ложится. Где доктор-то? Устал он...
В у к о л. Да, устал. Рановато несколько, а вот - устал...
М е д в е д е в а. Ну, вы всегда двоесмысленно говорите.
В у к о л. Уехал он. Просил кланяться всем. В Сибирь уехал.
М е д в е д е в а. Вы что, батюшка, бредите?
В у к о л (махнув рукой). На Кавказ.
М е д в е д е в а. Ещё куда?
В у к о л. Не знаю.
М е д в е д е в а (вздохнув). Эх вы, чудаки! Поглядишь на вас - так станет жалко всех! Туда же, шутки шутят, будто им весело... притворяются умными да будто гордыми... совестясь друг пред другом слабостей своих... А вам бы просто сойтись дружненько, да поговорить, да поплакать над собой, не стыдясь... нечего роли-то играть... публика-то разошлась уж... одни вы остались... одни!
В у к о л. Я в спектакле не принимал участия... я сам - публика.
М е д в е д е в а. Каждый поодиночке тоскует смертно, стыдится всяко... а на людях - пыжится, серьёзное лицо делает... куда уж! А вы поближе друг ко другу, поближе...
В у к о л. Премудрая - довольно! Это меня не касается. А вот что, добрая баба-яга... ведь сын-то у меня в самом деле исчез...
М е д в е д е в а (равнодушно). Куда?
В у к о л. Может быть - в Африку, может - ко всем чертям...
М е д в е д е в а (недоверчиво). Фокусничаете вы с ним, батюшка... Идите-ка чай пить. (Идёт с ним в дом - встречу им Мастаков и Зина.) Слышали - доктор-то? Уехал!
М а с т а к о в. И прекрасно! Нужды в нём ни у кого нет. (Зине.) Мы походим немножко, да?
З и н а. Пожалуйста. Очень душно, и голова кружится.
М а с т а к о в (не зная, о чём говорить). Может, вам нужно принять каких-нибудь капель?
З и н а (улыбаясь). Каких же?
М а с т а к о в. Не знаю. (Вздохнул.) Елена никогда не принимает лекарств. А вот Ольга Владимировна пьёт какие-то капли. Иногда от неё пахнет чем-то оглушающим... вроде эфира. И духи у неё... убийственно крепкие...
З и н а (с интересом). Вам нравится она?
М а с т а к о в. Она? Гм... Д-да... как сказать? Не всегда, я думаю... (С оживлением - но искусственно.) Эх, какая хорошая ночь! Так бы и запел!
З и н а (с упрёком). Что вы? Здесь?
М а с т а к о в. Это действительно... глупо сказал я... Да я и не умею петь... (Стараясь попасть в тон.) Конечно... люди рождаются и умирают... днём и ночью...
З и н а (невольно улыбнулась). Вы так сказали... точно упрекаете их за это.
М а с т а к о в (смущён). Да? Вот видите... чёрт возьми! (Просто.) Это, должно быть, потому, Зина, что я не знаю... как следует говорить, когда в доме покойник... Я столько прочитал ужасов о смерти, все они так плохо написаны, что у меня нет уважения, нет интереса к этой теме... О смерти сказано больше, чем следовало... она стала похожа на актрису, которую перехвалили. Очень однообразная актриса, но - кричат - ах, она гениальна! (Увлекаясь, он берёт Зину под руку.) Конечно, однажды надо будет умереть... в один прекрасный день. Но, милая девушка, до того дня я проживу тысячи прекрасных дней... тысячи - вы понимаете? И каждый день - новые лица, новые движения души, новые цветы и солнце. (Серьёзно.) Знаете ли вы, что солнце каждый день новое? Вы читали что-нибудь о Хорсе, боге солнца, и дочерях его хорсалках, иначе - русалках? Вы любите мифологию?
З и н а. Я её не знаю.
М а с т а к о в. О, это надо знать! Это изумительно красиво... и, как всё детское, - просто, мудро, невыразимо трогательно. Вам это необходимо знать, вы сами такая русалочка... Я иногда смотрю на вас и думаю - как счастлив будет человек, которого вы полюбите... Представляю себя на его месте... это ужасно хорошо и полно самых капризных неожиданностей...
З и н а (смущённо). Послушайте... уместно ли...
(В палисадник входит Ольга с букетом цветов в руках. Она одета в тёмное, стоит за кустами и слушает.)
М а с т а к о в (увлечён). Если бы вы знали - какая это счастливая особенность представлять себя чем хочешь! Королём, трубочистом, паяцем! Живёшь десятками жизней, чувствуешь все радости и печали мужчин и женщин... скучные, тяжёлые думы стариков и милую, радужную путаницу детской души...
З и н а. Это удивительно интересно...
М а с т а к о в. Недалеко отсюда лежит камень-валун... такой старый, серьёзный камень, весь в морщинах... я знаю, что он был когда-то вершиной горы и звёзды были ближе к нему, чем теперь, - он это помнит, и ему скучно... Понимаете? Об этом камне я мог бы рассказать в четырёх строках... только четыре строгие строки! Видите? Так живёшь... Вдруг - полюбишь вас и думаешь о вас целый день... носишь ваш образ в сердце своём, и вы поёте мне такие славные, чудные песни...
З и н а (отнимая у него руку). Что вы говорите? Разве можно говорить со мной об этом... сегодня!
М а с т а к о в (удивлён). Нельзя? (Она быстро идёт прочь от него.) Но... когда же можно... странная девушка!
О л ь г а (выходит, иронически). Вы - поторопились!
М а с т а к о в (тревожно). Ты - снова... Послушай - Елена тоже здесь!
О л ь г а. Вот почему вы не приходите ко мне! Это и есть та работа, которой вы так заняты?
М а с т а к о в (тревожно, тихо). Если вы встретитесь - я не знаю, что буду делать...
О л ь г а (стараясь сохранить спокойствие). Не знаете? Да?
М а с т а к о в. Честное слово...
О л ь г а. Честное слово и - вы?
М а с т а к о в. Когда люди смотрят друг на друга свирепыми глазами мне стыдно, я... я чувствую себя совершенно лишним...
О л ь г а. Вы отдаёте себе отчёт?..
М а с т а к о в. Ах, отчёт! Конечно... я всегда делаю глупости!
О л ь г а. Не притворяйтесь!
М а с т а к о в. Ш-ш! Зачем же кричать?
О л ь г а. Что это такое? Ваш способ обратить в шутку отношение ко мне, да? Вы плохо, вы пошло придумали!
М а с т а к о в. Ах, зачем ты говоришь этим тоном? Что я тебе сделал? Ведь ты - не девушка... и я не могу жениться на тебе немедленно... это смешно! Ей-богу - это смешно!
О л ь г а (тише). Не смейте издеваться надо мной! Я требую объяснений! Я не знаю... это, наконец, жестоко... это - грязно! Послушайте, проповедник добра и красоты, или как вас там зовут...
(Из дома выходит Елена.)
М а с т а к о в (раздражаясь). Я же объясняю вам русским языком...
О л ь г а (видит Елену). А, милостивый государь, теперь я вам сделаю небольшой скандал... вам всё-таки будет неловко...
М а с т а к о в. Что же это будет! Чего вы хотите?
О л ь г а (бросив цветы). Елена Николаевна... позвольте вам напомнить ваши слова... мы обе женщины...
Е л е н а (кутаясь в платок, тихо говорит, подходя ближе). Пожалуйста, уйдёмте отсюда.
О л ь г а. Но вы - умнее меня... вы устроили как-то так, что... я, кажется, с ума схожу!
Е л е н а. Константин, ты плохо выбрал место...
М а с т а к о в (почти грубо). Я ничего не выбирал! И ничего не понимаю! Что требуют от меня? Чтобы я немедленно венчался? "Исайя ликуй"? Ещё раз - "ликуй Исайя"?
О л ь г а. Что за пошлая шутка! Послушайте, он сейчас объяснялся в любви Зине...
М а с т а к о в (удивлён). Я?
О л ь г а. Он носит её образ в сердце своём... говорил он ей...
М а с т а к о в. Послушайте! Что за глупость?
О л ь г а (мечется, взбешена). Это не глупость, это носит другое имя! Авантюризм, распущенность... Мне - стыдно, сознаюсь - я никогда не бывала в таком смешном, дурацком, унизительном положении... о да, сознаюсь!
М а с т а к о в (смотрит на них обеих по очереди). Довольно! Говорите что вам угодно, делайте что хотите, а я - я уеду! Я не позволю тащить меня на верёвке даже и в рай... Ничего дурного я не сделал, и никто не страдает, это я страдаю!
О л ь г а (Елене). Какова наглость?
Е л е н а (спокойно). Не надо сильных слов... они ничего не объясняют.
М а с т а к о в. Вам угодно, против всякой очевидности, считать меня виновным в проступке, который... в котором и вы принимали участие, как я помню... Позвольте! Я осуждён? Очень рад! Я уезжаю, Елена... я иду уложить чемоданы... вы уж доконайте меня в моём отсутствии!
О л ь г а. Что за дикая выходка! Неужели это нормальный человек? Или очень ловкий? Не понимаю!
М а с т а к о в (горячится). Перестаньте болтать! Я уезжаю! Я не могу так жить - у всех на меня какие-то вассальные права... и - при чём тут Зина? Ты же сама, Елена, просила меня развлечь эту вдовую девицу! (Спокойнее и проще.) Если я действительно виноват - я извиняюсь... совершенно искренно, да! Но я скажу, что правда, великая правда сказана о женщинах словами... я забыл эти слова... вы заставите всё забыть! (Он быстро уходит из палисадника. Ольга растерянно смотрит вслед ему. Елена сумрачно задумалась.)
О л ь г а (тихо). Он действительно уедет?
Е л е н а. Не думаю.
(Пауза.)
О л ь г а (подавленно). Вот мы снова друг против друга... Вы действительно поставили меня в смешное положение... ведь это вы, да?
Е л е н а (тихо). Нет, не я...
О л ь г а. Гм... Мне надо уходить... (Елена молчит.) Послушайте, вы так много говорили о женской солидарности и высоких идеях... но - как же вы можете прощать ему это... эти выходки... распущенность эту?
Е л е н а. Прошлый раз я, должно быть, говорила недостаточно ясно и виню себя за это теперь...
О л ь г а (издеваясь). Слышали бы вы, как он говорил Зине о своей любви!
Е л е н а. Завтра он может повторить это другой девушке или вам...
О л ь г а (зло). О, нет! Я-то уж не позволю издеваться под собой!
Е л е н а. Я сказала вам - он как во сне живёт и верит в свои сны...
О л ь г а. Лечите его! Посадите в больницу! Привяжите на цепь!
Е л е н а. Не надо быть грубой! Вы любите его рассказы?
О л ь г а. Теперь они будут напоминать мне... только моё унижение! Вы счастливы слышать это? (Елена молча взглянула на неё.) Странный вы человек... трудно вам поверить! (Задумчиво.) Я считала его таким чистым, честным...
Е л е н а. Он таков и есть...
О л ь г а (усмехаясь). Таков? Но - как же это? Неужели вы не чувствуете оскорбления... впрочем, это не моё дело!
Е л е н а. Не будем говорить обо мне... Если он или я сделали вам больно - я готова просить у вас извинения за него и за себя...
О л ь г а (поражена, не верит). Вы, женщина, просите у меня прощения, у меня... которая... я вам не могу верить, не могу! Это - христианское смирение, что ли? Великодушие? Что это?
Е л е н а. Я - женщина, но - рассудочный человек...
О л ь г а. Не верю... вы говорите необычно... Он вас свёл с ума, этот... паяц! Иногда мне кажется, что вы - человек искренний... и, честное слово, в эти минуты - мне больно за вас!.. (Задумываясь.) Должно быть, потому больно, что мы, женщины, действительно близки друг другу... Но я тоже сойду с ума, если буду продолжать такой фантастический разговор! Прощайте. (Идёт, но тотчас возвращается и говорит серьёзно, просто.) Послушайте, мне захотелось сказать вам... кажется - это необходимо сказать, но - почему?.. Я не понимаю! Лёгкое сумасшествие... во всяком случае - я далека от раскаяния... Видите ли, я кокетничала с ним... я очень хотела того, что называется победой над мужчиной... Не знаю, зачем нужно было мне это... может быть, хотелось встать рядом с вами и выше вас... уж очень раздражало меня это ваше великолепие, ваше спокойствие... то, что вы сами называете рассудочностью... вероятно, это какой-то новый род бабьей хитрости... приём, незнакомый мне! (Говорит как бы сама с собой.) Он долго не замечал моих атак... вы знаете, конечно, к чему это приводит нас, женщин? Он всё рассказывал мне какие-то сказки... об индусах, берёзах, о Калевале, русских мужиках... удивительно он говорит иногда! Точно не человек... Ну, я кажется, увлеклась им серьёзно... и, желая поскорее выиграть партию, вот - проиграла! (Она растерялась, ей мучительно неловко, и она хочет скрыть это бойким тоном, небрежными словами.) Я поняла это... очень скоро... и особенно ясно - после разговора с вами... Вы гораздо убедительнее говорите тоном и глазами... а ваши слова... они мне не всегда понятны... эти ваши странные слова... (Усмехнулась.) Вы моложе меня, но у вас уже отцветает душа... знаете это? Я не хочу сделать вам больно... но честное слово! - вы иногда вызываете досадное чувство! Разве можно так относиться к мужчине? Это даже смешно, наконец... Нет, каков этот фантазёр! Точно угорь... он ловок, знаете! Да, да... он неглуп... И, кажется, недурной актёр. В нём есть какая-то незнакомая мне гибкая, но крепкая пружина... он довольно хитрый. Иногда он бывает невыносимо комичен... мне думается - это его способ самозащиты... да? (Очнулась.) Что? Я слишком разболталась!
Е л е н а (тихо). Спасибо вам.
О л ь г а (комически и зло). За что же? Тогда уж... руку, товарищ! Надеюсь, что однажды и вы будете так же побиты, как вот я! (С жарким любопытством спрашивает.) Трудно жить с таким скользким дьяволом? Но должно быть интересно? До безумия, да?
Е л е н а (как бы ослабев на секунду, отвечает так же горячо). О, да...
О л ь г а (отшатнулась). А-а... Вот какая вы?.. Ну, тогда... он глуп, конечно!.. Прощайте! Вы удивительно запутанная женщина!.. Я тоже... сглупила... Ну, я уеду! Вам хочется, чтобы я уехала?
Е л е н а (усмехаясь, смотрит на неё). Что может изменить ваш отъезд?
О л ь г а. Ого!.. Ну, всё-таки... спокойнее!
Е л е н а (с гордостью, не без боли). Он останется всю жизнь таким... он не изменится никогда!
О л ь г а (долго смотрит в лицо ей). Нет... я вас не понимаю... не могу понять!.. (Медленно уходит. Елена устало садится на скамью в тени. С крыльца выглядывает Медведева, нерешительно идёт, садится рядом с нею и гладит волосы её.)
Е л е н а (тихо). Тяжело это... вы слышали?
М е д в е д е в а. Ничего... пройдёт. Говорила она очень громко. Вукол уши навострил, заулыбался всеми улыбками, старый леший. Я уж разговор затеяла, чтобы помешать ему подслушивать, а Самоквасов догадался, помог мне. Деликатный человек... Зина, слава богу, уснула. Спит на диване, одетая... (толкнув Елену) а Самоквасов-то комаров отгоняет от неё... а? Эх, люди, люди! Милые вы мои люди!.. (Задумалась.) Это она цветы принесла? Лилии, гвоздики... хорошие цветы! Бросила на землю... зачем это? (Поднимая.) Тоже, видно, не очень счастлива бабёночка, хоть и бойкая. Бесприютная, видно... и голодна душой-то... вот те и богатство! Не кормит оно душу... Очень горячилась она... слышно было... Куда ей против тебя, Лена! Глупенькая она... Лет, чай, на восемь, на десять старше... а тоже... Чу! Идёт кто-то... Твой идёт... гляди-ка!..
М а с т а к о в (шляпа на затылке, растрёпан, мрачен, палец на левой руке обмотан платком. Показывает его жене и угрюмо сообщает). Вот, Елена, я прищемил палец...
Е л е н а. Покажи... сядь...
М а с т а к о в (убеждённо). Саша - злая, сонная дура! Неприятнейшая личность! Ничего не понимает... в ней есть что-то кошачье... Мы разругались.
М е д в е д е в а (встала, улыбаясь). У меня примочка есть... вот я принесу её.
Е л е н а. Пожалуйста!
М а с т а к о в. Осторожнее, Лена... я не каменный.
Е л е н а. Что ты там делал?
М а с т а к о в. Что? Укладывался... чемоданы и всё... Я же не могу жить там, где со всех сторон мне кричат в уши - ты мой, наш!
Е л е н а (хмуро). Не притворяйся, пожалуйста, я тебе ничего подобного не говорила.
М а с т а к о в. Всё равно! У тебя тоже инстинкты рабовладелицы... (Помолчав.) Я уже всё с моего стола уложил в чемодан... только туда пролился одеколон, и надо было снова всё вынуть. (Насвистывает.) Чернила тоже пролились... на диван. А Саша опрокинула рыжую вазу... она, конечно, обвиняет меня! Я рад, что ваза разбилась, мне не нравятся рыжие вещи... и люди. (Искоса смотрит на жену.) Тебе - ничего, что я уезжаю? Это тебя не беспокоит? (Елена молчит.) Я не могу работать, когда вокруг меня чёрт знает что творится! Все - мрачно улыбаются... Николай убийственно рычит: "Твоя жена - святая!" Это ты - святая... да! Он - филин, этот доктор... и я ведь знаю, что он влюбился в тебя... нечего! Отсюда всё и произошло... (Благородно.) Я вовсе не хочу никому мешать, и ты не услышишь от меня никаких упрёков...
Е л е н а (тихо). Пожалуйста, не выдумывай глупостей!..
М а с т а к о в (не сразу). Вы поругались... ты и она?
Е л е н а. Она уезжает.
М а с т а к о в (живо). Честное слово?
Е л е н а. Да.
М а с т а к о в (облегчённо). Это - хорошо! Это - очень хорошо, Лена, право! Пусть она поедет куда-нибудь... да, да! Она - очень хорошая женщина... и сердце у неё доброе... но - она нестерпимо деспотична!
Е л е н а (тихо, с горечью). Неужели тебе не стыдно так говорить о человеке, которого ты оскорбил... ведь ты обидел её, понятно это тебе?
М а с т а к о в (пристально смотрит на Елену). Её? Ты говоришь - её обидел я? (Помолчав, тепло и просто.) Слушай, Лена... мне очень стыдно перед тобой... я ведь знаю, что виноват! Я не умею себя вести - вот в чём дело... мне некогда думать о тебе да и о себе тоже... У меня в груди большая дорога, и по ней непрерывно проходят маленькие мыслишки, пёстрые человечки, толкуются, шумят, живут... и я забываю про тебя... Это нехорошо, да... но я, право, не могу иначе, не умею!.. Вот, какое у тебя лицо! Ты, конечно, сердишься... осуждаешь меня и... вообще...
Е л е н а (просто). Разве я жалуюсь? Обвиняю тебя? Я только хотела бы просить - относись осторожнее к людям, чужим тебе... Не помогай несчастным и слабым быть злыми, они не станут ни сильнее, ни счастливее от этого...
М а с т а к о в. Видишь ли... если она уезжает - я останусь лучше, а? Я не хочу встретиться с нею в пути!
Е л е н а (невольно улыбаясь). Разве один путь?
М а с т а к о в (обиженно). Ты хочешь, чтобы я уехал? Вот, Лена, наши желания всегда расходятся - видишь?
Е л е н а (берёт его за руку). Не надо так говорить... это неискренно, и ты - немного паясничаешь... да! Выслушай меня внимательно и поверь, что я никогда более не повторю тебе того, что скажу сейчас! Я не хочу мешать тебе ни в чём, что может увеличить красоту твоей души... Клянусь богом - это правда!
М а с т а к о в (серьёзно). Я - верю! Я верю тебе всегда... Понимаю, что сделал тебе больно, но... это вышло нечаянно - иногда очень трудно понять, где кончается человек и начата женщина!.. Елена - это случилось, и бесполезно об этом говорить - словами не излечишь боль в сердце... я знаю!
Е л е н а (тревожно, горячо). Пойми - я боюсь... я - боюсь, когда к тебе подходит, тебя касается будничное и пошлое...
М а с т а к о в (смеясь, тихонько целует её руки). О, не бойся, я хитрый! Очень трудно жить не притворяясь.. Часто я играю роль блаженного и дурачка, который не понимает своих поступков, - это очень помогает мне отталкивать от себя разные пошлости и мелочи... Иногда я бываю смешон... помимо моей воли - я знаю это! Знаю... И когда замечаю, что смешон, то пользуюсь этим тоже в целях защиты... да, это нехорошо? Может быть... может быть... но - это охраняет от пустяков... (Задумался на секунду.) Жизнь интереснее, честнее людей... Удивительно прекрасна эта наша человеческая жизнь, и - хорошо быть каплей росы, в которой на рассвете отражён луч солнца! Мне кажется, Лена, друг мой, хороший мой друг, что все люди, все, вокруг нас с тобой, - живут вторые, третьи жизни, они родятся стариками, и жить им - лень! Стариками они родятся, а я - родился впервые, ребёнком, я счастлив тем, что молод... и - безгранично люблю всё это... всё живое! (Медведева с аптечной склянкой в руке вышла на крыльцо, посмотрела на них и, улыбнувшись, бесшумно ушла.) Я рад, что живу, пьян от радости жить, и мне хочется рассказывать всем, впервые рождённым, о счастье моём... ты понимаешь меня, Лена?
Е л е н а. Да.
М а с т а к о в. Не прощай мне, но - забудь... хорошо?
Е л е н а. Да!
Занавес
1910 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в "Сборнике товарищества "Знание" за 1910 год", книга тридцать вторая, СПБ. 1910, и одновременно отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания) с подзаголовками: "Комедия" (на обложке) "Сцены" (на титульном листе).
Пьеса создавалась М.Горьким весною - летом 1910 года и была закончена не позднее августа: дата цензурного разрешения к представлению на сцене - 2 сентября 1910 года.
После 1933 года М.Горький внёс несколько исправлений в печатный текст десятого тома собрания сочинений (ГИХЛ, М.- Л. 1933).
Начиная с 1923 года, пьеса "Чудаки" включалась во все собрания сочинений.
Печатается по тексту десятого тома собрания сочинений 1933 года, отредактированному автором и сверенному с авторизованной машинописью (Архив А.М.Горького).